Мазуров Леонид Васильевич : другие произведения.

Просто жизнь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
   П Р О С Т О Ж И З Н Ь
  
   Диспозиция такова:...........................
   Пожалуйста не перебивайте. Я и так максимально по-граждански выражаюсь. А не как должно........
  Н. Берг "Крепость живых"
  
  
  ДЕТСТВО
   В Кронштадте между гранитными плитами растет трава,
   в парках шумят листвой деревья. Хлеб в Кронштадте не растет.
   В. Инфантьев
  Мой отец Мазуров Василий Николаевич уроженец города Вязьма Смоленской Губернии, родился 13 мая 1893 года. Он был квалифицированным специалистом-токарем Вяземского паровозного депо.По Ленинскому призыву в 1924 году вступил в ВКП (б). Так случилось, что после Кронштадтского мятежа, в марте 1921 года и проведения советской властью жесточайших репрессий, пароходный Кронштадтский завод оказался без квалифицированных специалистов. Балтийскому флоту, вышедшему из империалистической и гражданской войн требовались серьезные восстановительные работы.
  Из Смоленской, Тверской, Ивановской областей России были затребованы специалисты, способные работать на заводе, среди этих специалистов был и мой отец. В 1924 году он, вместе с моей матерью (молодой женой) приехал на новое место жительства в город Кронштадт. В этот город преимущественно приглашались молодые семьи. Так моя мать Сухова Александра Ивановна 13 апреля 1899 года рождения оказалась в Кронштадте.
   В каждой семье свои привычки в жизни. С первой беременностью мама выехала в Вязьму рожать старшего сына Виктора в 1925 году. Я не знаю, выезжал ли отец встречать своего первенца или мама самостоятельно с грудным ребенком возвращалась в город. В то время дорога была не легкой. Но через некоторое время в 1925 году мама опять поехала в Вязьму рожать меня.
   Отец для ухода за своим старшим сыном, который оставался в Кронштадте вызвал из Вязьмы свою, уже взрослую, 18-летнюю сестру Антонину (Федосью), которая так и осталась жить в нашей семье до своего замужества. В то время была безработица и Антонина смогла устроиться на работу только в 1929 году, когда вышла замуж за Агнетова Михаила, старшего лейтенанта флота. Будучи хозяйственником военного корабля, он помог Антонине устроиться на работу, в механический цех прачечной фабрики Главвоенпорта, приемщицей белья. Молодой семье выделили комнату в коммунальной квартире, в фасадной части нашего дома.
   Отец выезжал в Вязьму встречать меня, своего второго сына Леонида и принимал участие в праздновании по этому поводу. В городе своего рождения Вязьме, я был дважды: при рождении и второй раз в возрасте 3-х лет. Я вспоминаю дом пятистенку с подвалами, в которых размещались различные бытовые инструменты, продукты и даже птичник, в котором проживали куры. Раннее часть этих помещений являлись сапожной мастерской, мой дед был хорошим обувщиком, но его уже не было в живых. Возле дома палисадник с растущими высокими деревьями. Ближе к улице, моя память запечатлела, невысокую изгородь с калиткой, а за изгородью неглубокую канаву для слива дождевой воды. Но за калитку, для малыша, дорога была запрещена.
  Меня как-то одного выпустили погулять в палисадник, мать была занята старшим сыном, а брат был юрким мальчишкой, за ним только смотри. Оказавшись в одиночестве, я, как и поступил бы мой сверстник, взял в руки холодное оружие, деревянный прутик и стал расхаживать по участку, отстаивая свою независимость. На моем пути оказалась курица, которая стала проявлять ко мне внимание, увидев явного неприятеля, который стал проявлять некоторую агрессию, я всего лишь раз взмахнул своим оружием и опустил на красный гребень неприятеля. Этого оказалось достаточным, чтобы лишить жизни взрослую птицу.
   По рассказам матери, в детстве я неоднократно попадал в неприятные истории. Так, например, когда меня понесли крестить, мой отец (будучи коммунистом) догнал моих крестных уже на пороге у церкви и возвратил в дом. Вечером в доме собрались гости и всю свою одежду набросали на мою кроватку, я там чуть не задохнулся - откачали. В тот же вечер за столом у кого-то из гостей вырвался из рук стакан горячего чая, и кипяток опрокинулся на моё левое плечо. Я был сильно ошпарен и долго выздоравливал, а шрам остался на всю жизнь.
   В 1930 году, в семье появился новый член семьи, младший брат Валентин, а с ним и новое разделение в семье. Старший брат Виктор - любимец отца, младший брат Валентин отошел к матери, а я стал самоопределяющимся. По существу никто не обращал на меня особого внимания, все надеялись на мое самовоспитание. Ко всему этому, по вызову матери, к нам приехала её младшая сестра Ольга Ивановна с сыном Анатолием Смирновым, 1923 года рождения. И теперь мы все размещались в двухкомнатной квартире, вход через кухню, она была выделена из большой многокомнатной квартиры. Как отец смотрел на все это, трудно себе представить. Анатолий, как старший по возрасту, стал требовать подчинения. Мы все организованно сопротивлялись. Доходило дело до ругани и слёз. Развязка наступила года через два, тетя Оля вышла замуж за, уже пожилого человека, Кулашова Кирилла Герасимовича, 1882 года рождения, инвалида, участника Русско-Японской войны и переехала вместе с сыном на жилплощадь мужа.
   На этом дело не закончилось, так как в ноябре 1940 года, к большой нашей радости в семье родилась девочка Людмила. К этому времени наша мать уже лет 5 работала уборщицей-рассыльной в военторге. И вновь пришлось приглашать няньку. Из Вязьмы была вызвана наша бабушка. Опять всемером, мы проживаем в двух комнатах, только квартира стала, коммунальной, через наш бывший коридор возник вход в соседнюю комнату с четырьмя жителями (из комнаты, которая когда-то была ванной, соседней коммунальной квартиры сделали комнату и присоединили к нашей квартире).
   Не знаю, как мы уживались такой компанией, но не помню каких-либо ссор между соседями и внутри нашей семьи. Нам не приходилось быть свидетелями недомолвок между нашими родителями. Видно отец хоть и скрипел, но молчал, куда деваться. В эти годы в таких условиях добровольной казармы жили многие граждане нашей удивительной страны.
   По какой-то родственной связи в начале 30-х годов мы дважды в летний период с мамой и двумя братьями выезжали на отдых в поселок Горелово. Мне из этих поездок запомнилось прекрасное озеро и рыбаки, выбирающие сети с очередным уловом. Зеркальный ручеёк, впадающий в озеро с мальками форели. Трепещущая рыба, вываливаемая из сетей в плоский челнок, жизнерадостные восхищения рыбаков о хорошем улове, их загорелые, мужественные оголенные торсы, вызывали восторг и зависть.
   Дорога к железнодорожному вокзалу, а вернее к перрону проходила вокруг этого озера и мы каждый раз становились наблюдателями этой рыбалки. Железнодорожная платформа давала нам с матерью возможность выехать в сторону Гатчины, там Павловский дворец, парк с озерами и плавающими в них лебедями, или в сторону Лигово, а затем через Ораниенбаум на пароходе возвращаться в Кронштадт. Даже эти непродолжительные поездки, мы дети, считали за путешествия. Горелово в эти годы было местом паломничества жителей Северной столицы там, на окраине села, всегда размещались цыганские шатры с ночными кострами и мы не один раз ухитрялись туда тихо исчезнуть. Мы не имели возможности делать набеги на фруктовые сады сельчан, так как в полисадниках отсутствовали плодовые деревья. Я лишь потом узнал, что плодовые деревья считались средством обогащения и поэтому облагались большими налогами.
   В Кронштадте в городском лагере нам показали несколько плодовых деревьев во время цветения и первые маленькие плоды. Во время вызревания плодов площадка закрывалась, плоды могли собирать только проживающие на этой территории жители. Поэтому яблоки на яблонях я увидел только уже будучи в лагере, в поселке Дубки, там были дачи, на которых жили какие-то знатные люди и нас строго предупредили, чтобы никто не мечтал забраться в хозяйский сад.
   Я вспоминаю свою первую покупку яблок. Мне было лет 5-6. Случилось так, что я увидел во дворе ребят, которые жевали небольшие яблочки и мне очень захотелось их попробовать. Я спросил у ребят, где их родители купили эти плоды. Вспомнил, что возле комода лежала упавшая монета, с изображенным на ней молотобойцем. Я взял монету и, перейдя улицу, в магазине попросил дать мне на эти деньги яблок. Продавщица с удовольствием взяла у меня серебряный полтинник и, в свернутый из газеты пакет, выдала мне яблоки. Я съел пару маленьких яблок, а остальные оставил для своих братьев. Но когда вечером вернулись с работы родители началась разборка, оказалось, что я реализовал последнюю ценную вещь в доме и конечно мне потом здорово попало. Мама пыталась объясниться с продавщицей, но, естественно, та даже не вспомнила, что сегодня кто-то платил за яблоки серебряной монетой.
   Мой отец Василий Николаевич был страстный рыбак и умелый грибник и ягодник. Он каждое лето выезжал на Ораниенбаумский берег и там, где-то в районе полигона, всегда находил свои места с грибами и ягодами. Особенно приятным, для нас малышей, было, когда он приносил чернику, бруснику, а вот клюкву и морошку мы почему-то недолюбливали. Приятным был запах принесенных грибов и ягод.
   На рыбалку отец выходил обычно в ночь. Уже на вечерней заре, он устраивался на своем любимом уголке дамбы форта Константина, дамба выдавалась далеко в Финский залив, а глубина воды там составляла уже порядка 6-7 метров. Я или старший брат, а иногда и вдвоем, на мелководье ловили ему пескарей, для наживки на крупных окуней или лещей. Иногда у отца случался хороший улов, тогда по приходу домой, он выкладывал в таз пойманную рыбу с большой гордостью и довольством. Но это была большая редкость.
   Во множестве случаев пойманная рыба уничтожалась по пути к дому нашим котом Васькой, который приходил к крепостным воротам встречать рыболова - кормильца. Кот каким-то невероятным образом чувствовал, что хозяин возвращается с рыбалки. Наш кот очень часто обращал на себя внимание тем, что умудрялся опрокидывать бутылку, в которой оставались остатки водки и тщательно их вылизывать, и после чего растягивался спать на полу, громко храпя. Была еще одна странность у нашего кота. Его видно недолюбливали домовые коты и на чердаке часто происходили голосистые схватки. Когда его выдворяли с чердака и пытались дать ему хорошую трепку он, примчавшись к открытому окну на лестничной клетке, выбрасывался во двор с третьего этажа и снизу рассматривал своих преследователей.
   С фортом Константина связаны многие истории моей мальчишеской жизни. Там отец учил нас плавать, будто нечаянно выталкивал нас с дамбы и отвернувшись, между делом, наблюдал как мы барахтаемся на глубокой воде, и только в крайнем случае протягивал нам удилище за которое можно зацепиться.
  Разгуливая по дамбе, мы с дворовыми ребятами решили искупаться на большой глубине, прыгая с каменной дамбы в залив. А почему это не сделать со шлюпки пришвартованной к дамбе? Начали прыгать в воду уже с борта шлюпки. Раскачали шлюпку и не заметили, что швартовые были не прочными, и нас отвалило от берега уже на значительное расстояние. К причалу уже приближались члены команды с землечерпалки, это была их шлюпка. Каким-то образом они сообщили на судно о злоумышленниках. С землечерпалки отошел небольшой катер, зачалил нашу шлюпку на буксир и поволок к судну. Там нас встретили матросы во главе с боцманом, подняли на борт и посадили в какое-то подсобное помещение в полные потемки. Нужно сказать, что как военные, так и гражданские моряки очень любили нас, пацанов. Через некоторое время после разбирательства, не усмотрев злого намерения, выдворили нас из потемок и посадили за стол в камбузе. Боцман поставил перед нами большую солонку соли и объявил, что пока мы не уничтожим эту соль, не состоятся не какие разговоры о выпуске нас с плена. Дело было уже к обеду, от судового камбуза исходила такая пахнущая благодать флотского борща, что мы, жмурясь, потянулись к солонке. Боцман, улыбаясь, отодвинул от нас солонку и скомандовал: кок неси ребятам борщ. Нас накормили, слегка каждому поддали по мягкому месту, посадили на катер, и отправили к дамбе Мы довольные и сытые продолжили свои мальчишечьи забавы.
   Все лето с самого утра и до позднего вечера мы пропадали на взморье, напротив форта Петра. Там и купались и загорали и играли в футбол до 50-100 голов. Целый день мы и не вспоминали, что существует время обеда, но были и исключения из правил. Иногда к нам на мелководье прибывали шлюпки с форта или Каботажной гавани с военными моряками или матросами каботажных судов. Шлюпки переворачивали на берегу, и их следовало очистить и вымыть. Вот здесь мы и подряжались носить парусиновые ведра с водой и отдраивать днища шлюпок. А расчет всегда сопровождался морским, ситным хлебом. Моряки знали про наши голодные желудки и запасались увесистыми буханками ситного, которые моментально проглатывались нами.
   Про это летнее знакомое место, ребята не забывали и в зимние ветреные дни. Ветры, обычно, сдували в этой части залива снежный покров, и было очень удобно разгоняться по гладкому льду на самодельных буерах. Изготавливалась площадка из досок, к ней в задней части снизу крепились полозья старых коньков снегурочек. В передней части устройства крепился управляемый конек - нормус и ногами можно было управлять направлением движения. Достаточно было по ветру распахнуть пальто, чтобы превратить его в парус. Это устройство сразу набирало захватывающую скорость. Одна беда, которая обычно не принималась нами во внимание, это рыбаки, которые пробивали во льду лунки. В то время устройств, для просверливания лунок, еще не изобрели и рыбаки пользовались обычными ломами, обеспечивая себе хороший обзор за поплавком. Вот в такую полынью я и залетел, разогнавшись на буерке. И одно хорошо, что глубина оказалась мне по пояс. Сам я задержался на противоположной стороне проруби, а мой транспорт угодил под лёд. Холодно, переодеться не во что и мне пришлось бежать без остановки более двух километров в мокрой одежде до дома, где переоделся. Высохнуть штаны и белье не успели, и я получил второй серьезный нагоняй от своих родителей. Как-то обошлось, я не заболел.
   Первое время наши две комнаты и кухня представляли собой отдельное жилое помещение, с входом через кухню с лестничной клетки 3-го этажа. Из кухни было два входа, один в общий проходной коридор и в нем две двери в каждую нашу комнату, и отдельный вход с лестницы, опять же через кухню, в комнаты (они были смежными). В начале 30-х годов, к приходу в нашу жизнь водопровода, в начале коридора был создан туалет со сливным бочком. Но это случилось уже после замены свинцовых труб на железные. При создании туалета, бывшая ванная комната квартиры, из фасадной часть дома, превратилась в новое жилое помещение и туда вселилась семья, из четверых взрослых людей, и наша квартира стала коммунальной. Эта семья стала использовать коридор для ночного отдыха, в комнате 12 - метров им разместиться было негде.
   Ранее мы тоже использовали этот коридор для ночного сна, выставляя туда самодельные раскладушки. Эти раскладушки изготавливались из двух крестовин сообщающихся между собой длинными деревянными соединителями, на которых крепилась прочная парусная ткань, которая и составляла спальную люльку. Достаточно только было уложить на нее соломенный матрац или старое одеяло. Освещение в коридоре осуществлялось за счет открытых дверей наших двух жилых комнат. Ранее в коридоре квартировали тетя Оля и её сын Анатолий. Теперь коридор стал пристанищем двух взрослых парней. Мы добровольно передали раскладушки новым клиентам.
   Стоит подробнее рассказать об этой семье. Вскоре родители молодых людей уехали в свою деревню в Калининской области, дядя Володя и учащийся средней школы Алексей остались в нашем городе. Дядя Володя работал на морском заводе, Алексей учился в 426-ой средней школе. Этот молодой парень вызывал у меня очень большой интерес тем, что Алеша, или как звал его я, Лёня, очень хорошо рисовал и особенно большие, многопалубные корабли, был умелец по столярным изделиям. Он из пустых ниточных катушек изготавливал шахматные пешки из крупных подставки для других фигур, вырезал коней, слонов другие шахматные фигуры. Изготовленные изделия окрашивались в определенный цвет. Леня также умело расчерчивал шахматную доску, раскрашивал квадраты, готовил планки для коробки, в которую предстояло поместить все фигуры. Меня удивляла его тщательность в любой работе. Он первый кто показал мне, как происходит шахматная битва. Эти уроки были редкими, и я не пристрастился к игре в шахматы. Несколько забегая вперед скажу, что Леня к началу войны закончил среднюю школу, поступил в Кораблестроительный институт и добровольцем ушел на фронт. Дядя Володя нам сообщил, что Леня Желтов погиб где-то под Лугой. Леня очень нравился мне, и я хотел походить на него в отношениях к жизни и учёбе. Мне очень жаль, что его не стало, сколько умных и хороших людей, как Леня, погибло.
   К концу 1940 года, в виду передислокации флота на новые базы в Прибалтике, многие семьи военнослужащих и гражданских лиц, связанных с обеспечением флота. Освободили жилплощадь в нашем городе. Братьям представилась возможность переехать в новую квартиру. После войны я встретил старшего брата погибшего, и мы помянули Алёшу.
   К нам в освободившуюся комнату въехала новая жиличка Татьяна. Эта молодая женщина работала поваром во флотском экипаже на Красной улице, она прекрасно играла на баяне, имела много знакомых мужчин.
   Напротив нас по лестничной клетке проживала семья Окининых. Глава семьи дядя Петя, как я его называл, был долгие годы бессменным членом Петросовета. Это был старый большевик, с установившимися представлениями о возможности мировой пролетарской революции. Я впервые в его библиотеке видел тома произведений В.И.Ленина, все наши беседы с ним сводились к торжеству революции. Он знакомил меня с вождями и героями Гражданской войны. Приятны были беседы уже пожилого человека с мальчиком, который интересуется, как это было. Я не знаю, когда и по какой причине этот человек ушёл из жизни, но хорошо помню, когда у нас на кухне собрались знакомые женщины и все они оплакивали Сергея Мироновича Кирова, вспоминая его добрые для города дела, к ним пришёл дядя Петя и разогнал это случайное собрание.
   В эти годы надвигалось, что-то страшное, о чем даже взрослые люди не могли даже и думать. Больше я этого человека не видел, и что с ним случилось, я не знаю. Тетю Полю его супругу я вспоминаю как добрую старушку, которая часто угощала меня ягодным вареньем. В этой семье дочь Зоя Петровна была замужем за военным комиссаром, капитаном второго ранга дядей Колей. Он был начальником какого-то подразделения тральщиков. После войны с белофиннами он с неё не вернулся, говорили что погиб, но могла быть и другая причина, по которой многие военные люди пострадали в эти тревожные довоенные годы. В семье было двое детей, тетя Зоя моталась по всем возможным работам, пилила дрова на бирже, копала огороды в совхозе, брала работу на распилку дров во дворе. Как могла содержала, учила и воспитывала детей. Дети выросли. Дочь Валентина работала, родила ребёнка, жила незамужней. Сын успешно окончил среднюю школу, институт железнодорожных сообщений. Успешно продвигался по службе. Возглавлял работу в Кемеровской области, а затем был переведен в Краснодарский край. Как мне стало известно, он рано ушёл из жизни. Как-то в Кронштадте я встретил тетю Зою, подошёл, поздоровался, но это оказалась не она, а её родная дочь Валентина как две капли воды похожая на свою мать.
   Мое детство связано с нашим двором. Двор был замощен булыжниками и лишь несколькими оставшимися панельными плитами, ведущими к двум флигельным лестницам. Вся проезжая часть улиц тоже замощена булыжником, а возле домов проложена панель, состоящая из плоских блоков Пудожского камня.
   Особых удобств во дворе не было. Существовала одна бетонированная емкость - яма, которая один раз в неделю выгребалась ассенизатором в бочку на телеге с лошадиной тягой. Канализация существовала, только для слива дождевой воды, которая была соединена с уличной канализационной системой. Говорили, что эта труба была изготовлена толстых досок мореного дуба и её заменили уже в пятидесятые годы на металлическую трубу.
   С устройством водопровода в квартирах, а следовательно, и слив из отхожих мест, стал выходить в общую канализацию. А она выходила в обводный канал и Итальянский пруд, а также просто в Финский залив, в северной части города. Осталось единственное место для купания, у стадиона на кончике города. Вначале нашей жизни в этом доме, воду брали в ведрах с единственного водопроводного крана находившегося в одном углу двора, в другом углу размещалась помойная яма с двумя дверцами. Рядом с водопроводом размещалась коммунальная прачечная. Пользование прачечной было по записи, производимой дворником. На определенный день записывались две-три хозяйки. Этому предшествовали заготовка дров, нагрев воды для кипячения. Обычно стирка проходила ночью, а утром это белье вывешивалось на верёвках по всему двору, или если была плохая погода на чердаке дома. В хорошую погоду детям не куда было деваться все устремлялись на улицы или в парки города.
   Вслед за водопроводом и канализацией жители дома получили электрическое освещение. Правда городская электростанция, расположенная на южной стороне Итальянского пруда, была недостаточной, чтобы снабдить город энергией, поэтому расходование её было под строгим учётом. Специалистами определялось, какой мощностью можно пользоваться в том, или другом помещении и электропатрон, опечатывался, вместе с узаконенной электролампочкой. Других электронагревательных приборов в квартире не было. Существовала в городе и портовая электростанция, более мощная, но она обеспечивала военные объекты и предприятия ремонта военной техники. В одной из комнат, чтобы производить какие либо работы и делать уроки, в проводе имелся специальный блок, который обеспечивал приближение осветительной лампы ближе к столу, на котором можно работать.
   И наконец, в начале 30 годов в квартирах появилось радиовещание. Тарелка громкоговорителя посвящала нас в события страны, веселила песнями, вела местные радиопередачи.
   Мой отец коммунист Ленинского призыва, однажды возвратился домой и его трясущиеся руки тянутся к портрету В.И Ленина. Он снимает портрет со стены и в место его в ту же рамку помещает портрет нового партийного руководителя Иосифа Виссарионовича Сталина. Мы видим на портрете образ вождя партии и государства с приподнятой рукой, выступающего на одном из заседаний руководства партии. В жизнь и сознание людей, каждого из нас само слово Сталин, как-то втекает строго и зримо. Вспоминаю, как в последствии начинают пестреть центральные газеты траурными полосами, как-то вдруг один за другим начинают умирать известные соратники Ленина. Отец стал возвращаться глубокой ночью с партийных собраний. Начались так называемые чистки партийных рядов. Отец остался в рядах ВКП (б), да еще в роли секретаря партийной ячейки.
   Какими нам быть в такой семье, папа большевик, мама неграмотная женщина, которая даже не вникает в общественную жизнь, ей хватает забот с нами тремя мальчишками, растущими и требующими кушать все больше и больше. Пошли в ход семейные драгоценности, а их и было, что обручальные кольца да мамины серебряные сережки. На эти вещи в Торгсине были приобретены 2 четверти подсолнечного масла (четверть 3,5 литра) и какие-то крупы. С продуктами в эти годы, для большинства семей, было тяжело.
   Часто вспоминаю разговоры взрослых о КВЖД. Совсем малышом, сижу под столом, а за столом сидит отец со знакомым красноармейцем, призванным в территориальное военное формирование и ведут разговор о своих мнениях по этому конфликту. Дальний восток далеко, известия доходят слабо, а из-под стола вдруг раздается голос мальчишки с резкой критикой белокитайцев. Взрослые извлекают меня из-под стола, дают подзатыльник, вот еще один политик объявился. Но как мне быть, если ежедневно слышу слова песни: "Вперед особая, Дальневосточная, под звуки вражеской пальбы...". Мы мальчишки уже разыгрываем сцены операций, с изготовленными из бумаги фигурками тощих белокитайцев и статных упитанных красноармейцев, в неизменных буденовках. В середине 30 годов, даже мы дети, стали воздерживаться выражать свои мысли по международным вопросам.
   В предвоенные годы Кронштадтские ребята самоорганизовывались и старались разнообразить свой досуг. Создавались дворовые футбольные команды, разыскивались места, где можно провести встречу с другим двором. В состязании не было и разговоров о форме одежды, различали своих и чужих только по крикам. С самого начала меня определили бессменным вратарем. Я должен был бросаться в ноги нападающим, отбивать или ловить мячи, всем телом защищать свои ворота. Моим тренером, был определен, мой старший брат Виктор. Обычным местом для тренировки была подворотня нашего дома. В одну из таких тренировок я был выставлен в эти ворота, понятно, что двор вымощен булыжниками и присыпан сверху песком. Все шло чередом ко мне в ворота посылали мяч, я ловил его или отбивал во двор. Брат стал усиливать скорость посылки мяча, и мне стало труднее ого отражать. И вот мой брат промахнулся и вместо ворот мяч вдруг пробивает стекла двойной рамы в помещении юннатов, и плавно приводняется в большой аквариум с золотыми рыбками, последние видно были страшно удивлены такой подкормкой. Но позднее пришлось "удивляться" нашему отцу и восстанавливать стекла в раме, а нам здорово влетело за материальные издержки.
   Другим массовым спортивным явлением была игра в лапту, ею мы увлекались, еще когда хватало площади двора, а когда подросли стали перебивать мяч через трехэтажный фасад дома и мяч добывали уже на проспекте за домом.
   Спортивная жизнь нашего города была весьма активной. На гаревом стадионе учебного отряда, теперь там кинотеатр, часто проходили футбольные соревнования между подразделениями, а иногда приезжали и более высокие по своему уровню команды из Ленинграда. На базе этого стадиона с ребятами города проводили занятия опытные спортсмены, которых мы видели на матчах и уважали своих любимцев. Были нам преподаны приемы мяча, их распасовки, участие головы спортсмена в пасовках и направление мяча в ворота, а также другие приемы, необходимые в ходе футбольных соревнований. В зимнее время на этой площадке заливался каток, в помещениях выдавали спортивный инвентарь, там люди оставляли верхнюю одежду и налегке выходили на каток. Каток освещался, играла музыка. Горожане с удовольствием проводили время на воздухе с легким морозцем.
   Вспоминаю первые праздники города. В дни принятия новой конституции по городу проходило шествие с факелами. Множество людей шли в строю и несли зажженные факелы. При первых выборах в Верховный Совет СССР я уже пионером стоял возле урны и пионерским салютом приветствовал участников голосования. На день празднования 20 годовщины Октябрьской революции, после демонстрации по улицам города и Якорной площади, отец вместе со своими товарищами по работе принес к нам во двор, искусно изготовленный макет самолёта. Самолет не вмещался в габарит лестничных клеток, и его пришлось оставить на ночь во дворе нашего дома. Ребята с удовольствием раскатывали по двору этот биплан, испытывая его колесную систему. Но эти радости длились не долго, кто-то из администрации завода вспомнил об этой большой игрушке, и учитывая, что на её изготовление были затрачены значительные средства, самолет был возвращен на завод и там видно исчез в тайниках кладовок.
   Сколько помню, где-то до середины 30 годов, в городе по булыжной мостовой под цок кованных копыт, мчались пролетки, управляемые строгими кучерами. Состоятельные горожане пользовались этим транспортом, если рассчитывали во время попасть на пристань к отходу парохода в Питер или Рамбов. В нашей семье никто этим транспортом не пользовался, к пароходу выходили пораньше и пешочком. Только в конце 30 годов появились первые автобусы на городских маршрутах. Ближе к 40 годам в учреждениях появился и легковой транспорт в виде "Эмок". Постепенно горожане привыкали и к грузовому транспорту к Газикам и ЗиСам. Люди стали забывать две единственные, в городе, автомашины Автодора и их шоферов, одетых как будущие космонавты.
   Все тридцатые годы, вплоть до 1939 года, я вспоминаю как очень трудные и особенно для семей имеющих трех и более детей. В магазинах было совершенно невозможно, что-либо купить для ребенка из одежды и даже обуви. Наша мама была хорошей мастерицей и перешивала из старых шинелей, купленных на барахолке в Татарских рядах, хоть какую одежду для мальчишек. Из этого же материала в четыре - пять слоев, изготавливала нам обувь - тапочки. Эту обувь можно было носить на улице при наличии резиновых галош. Нам ребятам даже ржаной хлеб, подмасленный подсолнечным маслом и посыпанный солью казался лакомством. Отец все время был на работе, приходил поздно, время было неспокойное. Ему не доставало времени позаниматься с детьми, а в 1930 году нас было уже трое.
   Мы приходили в школу, не зная даже букв. Лично я стал овладевать буквами в нулевом классе. Был такой класс в школах: подготовительный. А в первый класс мы пошли вместе с мамой. Я в 3 (425) среднюю школу, а мама в школу ЛикБеза (Ликвидации безграмотности). Наша школа была подшефной некоторых цехов Морского завода. В летнее время, мы вместе с родителями работали в школьном дворе по заготовке дров на зимний сезон (классы отапливались печками). Шефы - мужчины пилили и кололи дрова, а ребята уносили их в сарай, где взрослые укладывали их в штабеля.
   С любовью вспоминаю школьные годы, я был усидчив, любознателен и учеба мне давалась легко. Не помню, когда меня приняли в октябрята, но помню, что мама изготовила мне суконную красную звездочку, тогда еще не было на ней изображения мальчика Ленина.
   В городе работал круглосуточный профилакторий для детей начальных классов. Это заведение находилось на Зосимовой улице, недалеко от Кронштадтских ворот. Я дважды за время учёбы в начальной школе направлялся туда поправить здоровье и хочется подробно рассказать об этом заведении. Профилакторий размещался в здании, принадлежавшем вдове офицера - капитана первого ранга. Бывшая хозяйка, вдова офицера, руководила профилакторием. В доме была оставлена старая прислуга: дворник, он же возчик и конюх, и повариха, супруга этого дворника. Вот и весь постоянный состав. Приходящими были учителя начальных школ и уборщики помещений. С ребятами занимались уроками по четыре часа в день, чтобы мы не отстали от школьной программы, а остальное время уходило на игры, прогулки, громкое чтение интересных книг.
   Для меня радостными были музыкальные вечера, проводимые начальницей профилактория. В центре нижнего этажа был небольшой круглый зал, где стоял большой рояль. К нам выходила прекрасная дама в вечернем платье, здоровалась и говорила: - Сегодня ребята я вас познакомлю с сочинениями того или другого композитора. Коротко знакомила нас с его биографией и исполняла его избранные произведения. Для меня это было невиданным, я впервые услышал звучание рояля. Это было мое первое знакомство с прекрасным. На вечерних прогулках воспитатели знакомили нас с историческими местами города с его героями, памятниками.
   Кстати сказать, что в эти годы проходили службы в церквах, на улицах еще встречались служители церкви с кадилами. Морской собор еще не был кинотеатром имени Максима Горького.
   Хорошо помню свой пионерский возраст и клятву юного пионера хорошо учиться, помогать товарищам, быть примером в дисциплине. Из этого периода своей жизни вспоминаю первые награды за учёбу: чулки, тетради, альбом картин природы. Этот альбом очень сильно пах клеем и красками. Отрядом мы шагали во внутреннем дворе школы под дробь барабана, и звуки горна голосили песню "Возьмем винтовки новые на штык флажки...". Иногда нас приглашали на общий пионерский сбор или в зрительный зал кинотеатра "Памяти 3-х эсминцев", но чаще в Максимку (кинотеатр, размещенный в морском соборе). Обычно сеанс начинался с речитативом типа: "Мы на горе всем буржуям, мировой пожар раздуем". Каждый год отец доставал мне путевку в пионерский лагерь. Другие дети нашей семьи не захотели туда выезжать, а я с удовольствием.
  

Эта грамота пережила войну и блокаду, и была вручена мне на 85-летие

Эта грамота пережила войну и блокаду, и была вручена мне на 85-летие []

  
   В 1938-1939 годы населению стало лучше жить, с продуктами и промтоварами стало полегче. В продаже появилось мороженное. Мне иногда приходилось выполнять поручение матери, сходить в гастроном и купить колбасы. В магазине отдел колбасных изделий благоухал такими запахами, что люди затаивали дыхание. Эти 100 граммов "Отдельной" или другой какой колбасы, нарезанной тонкими пластиками механическим ножом (таким же как сейчас, все новое хорошо забытое старое) и завернутые в грубую оберточную бумагу так сильно и приятно пахли, что очень хотелось чтобы у этой покупки был бы маленький кусочек, и можно было бы съесть, и мама бы не узнала.
   В городском пионерском лагере, я называю его просто площадкой, нам иногда предлагали поездки на экскурсии на Ораниенбаумский берег. В один год мы посетили Китайский дворец в Ораниенбауме. Во второй год были в Петергофе. Большой дворец мы не посещали, только Петровский дворец и Нижний парк. Еду мы брали с собой, я помню, что мне варили яйца часа полтора. С каким удовольствием мы уничтожали обед, после долгих и интересных прогулок, да еще и с поездкой на пароходе и в пассажирских вагонах.
   Денег в семье было не много, поэтому мороженное, билеты в кино и на стадион нам перепадали не часто. Но все-таки перепадали, а в основном, мы попадали на стадион через забор, а в кинотеатр, когда на сеанс было мало народу, иногда контролер пожалеет и пустит без билета. Сами родители вывозили нас из города только по веским причинам, например меня возили на лечение в медицинский институт.
   Все чаще стали появляться велосипедисты. Нашей семье это было не по средствам, да и негде, такие магазины были только в Питере. Нам очень хотелось иметь велосипед. Сначала мы нашли погнутую основную раму, потом где-то удалось купить старые колеса. Лето работали, чтобы проклеить камеры, а потом на барахолке отец купил и двигательную часть, долго искали руль, купить его было негде и дорого. Наконец наш велосипед в сборе, но его еще нужно зарегистрировать в милиции и получить свой номер, который должен быть прикреплен под сидением велосипеда. В Кронштадте все улицы были замощены камнем, езда становилась трясучкой. Поэтому наши мальчишки самокатами не особенно увлекались. Приходилось выбираться на Якорную площадь, она тогда была засыпана гравием и хорошо утрамбована. Другу моего брата Виктора его отец, вернувшийся из Прибалтики, привез иностранный велосипед, весь никелированный. Имелись и ручные тормоза и осветительная фара, в задней части находился отражатель. Конечно весь город восхищался этим велосипедом. А мы с другом Колей Шиловым приглашали двух подружек из 6 класса - Майю Кетурову и Валю Иванову, с которыми дружили и катались на велосипедах за городом.
   Ребята стали иметь возможность посетить детские киносеансы в клубе морского завода, в кинотеатре имени "Трех эсминцев", в доме Пионеров, сначала на Гражданской улице, а затем на Проспекте Ленина, напротив городского исполкома. На Южном берегу залива появился пионерский лагерь, рассчитанный на две смены отдыхающих. Излюбленным местом отдыха горожан был Петровский парк, прогулки по набережной, заход на Петровскую пристань, раскрывающийся вид на военные корабли, стоящие у стен гавани, вечерняя игра духового оркестра, все это привлекало многих граждан. В летнее время, уже после белых ночей, в закрытой площадке можно было посмотреть кинофильм. Отдых в Летнем саду был несколько более строгим, потому что этот парк принадлежал военному ведомству и там люди чувствовали себя сдержанней. В Летнем саду среди отдыхающих было больше молодежи. Пользовался вниманием и Овражный парк. Там на склонах располагались многие любители солнечных ванн, конечно в жаркую погоду. Не было запрета для жителей и особенно, для нас на купание в бассейне Петровского дока. Как не странно, вода, выпускаемая из дока, не содержала нефтяных пятен, видимо на выходе стояли какие-то фильтры. Там мы плавали на расстояние, вдоль бассейна.
   Когда разрешили купаться за стадионом, там было все же мелководье. Окунуться можно, а плыть только в сторону Лисьего Носа. Здесь же стояла и парашютная вышка. Но нас туда не пускали, а пользоваться могли только те, кто мог подняться по ступенькам на саму вышку. А вот спуск проходил очень быстро.
   Одно время в Доковом канале напротив Петровского парка, после того как в док помещалось на длительный срок судно, устраивался плавательный бассейн, перегораживался деревянными бонами канал. К воде, со стены канала были спущены специальные лестницы. На берегу были даже кабинки. Стена канала использовалась как 10-метровая вышка, а высота наполнения канала позволяла ныряльщикам совершать прыжки. Но таких любителей были единицы.
   Но это было недолго, все больше флот переходил на дизельное топливо, некоторые суда сливали остатки горючего в залив и он покрывался нефтяной пленкой.
   Один раз в год, а негласно в Троицу проводились народные гулянье за городом на берегу Финского залива, там же находилось и Русское кладбище. Был даже организован автобусный маршрут в этот день к кладбищу. Люди навещали могилы родственников, А потом устраивали просто попойки. Детей в это время там уже не было.
   В годы моего детства, я не знаю почему бытовали названия Питер (Ленинград), Рамбов (Ораниенбаум), Краков (Кронштадт). После кинофильма "Мы из Кронштадта", мы по другому, уже свой город не называли. Позднее в Ломоносове я встретил название питейного заведения (Рамбов). В довоенное время жители города еще не снимали дачи на Ораниенбаумском побережье, по причине трудностей с транспортом и стоимости проезда. А на дачи на северном побережье нужно пробираться через Ленинград. Совсем не многие семьи могли позволить себе иметь дачи на материковых берегах.
   Выезд в Петергоф и Ленинград производился через Ораниенбаум. В сторону Ленинграда добирались только паровичком в пассажирских вагонах, а из вагонных окон наблюдали природу областных населенных пунктов. Были и прямые пароходные рейсы в Ленинград но они были редкими и продолжительными по времени. В заливе по пути следования пароход встречал старушку "Аврору", она была учебным кораблем и её орудия служили учебным пособием морских курсантов артиллеристов. Орудия вели огонь по парусиновым щитам, находящимся на деревянных баржах.
   В мое детство, мы мальчишки знали на перечет все военные корабли Балтийского флота. Такие как Марат, Октябрина, эсминцы типа Новик. А затем стали появляться крейсеры Киров, Максим Горький, эсминцы типа Г и С. Ребята различали подводные лодки старых выпусков типа М и Щ. Новых лодок мы не видели, они стояли у причалов в других местах Знали и многие судна вспомогательного флота, Дизель- электроход Иосиф Сталин, красавцы транспорты Сибирь и Казахстан. Приходилось неоднократно видеть английскую подводную лодку (L-55), Эта подводная лодка стала трофеем, её подняли со дна и теперь включили в состав нашего флота. Даже существовала песня: - " Красный командор заострил свой взор, выстрелом удачным лодку ранил и машина - стоп, дыма черный сноп, Балтики просторы затуманил. Когда -то лодка была ваша, теперь над лодкой наш красный флаг, урок суровый наш флот дает - сэр твердолобый, нас не побьет".
   В тридцатые годы были случаи большой скорби, по случаю гибели подводных лодок во время учебных походов на Балтику. Погибших подводников провожали в последний путь всем городом. Траурная процессия двигалась от Морского госпиталя через весь город до Кронштадтских ворот.
   Вспоминая детство, я помню к большое число спортивных сооружений бывших в городе, для физического воспитания моряков старого - еще царского режима. Был огромный манеж на площади Мартынова. Мы всегда проходили мимо него, направляясь в Петровский парк. Был большой спортивный зал в Северных казармах. Был огромный манеж у Овражного парка. Я лично даже был в нем, когда нас попросили перегнать в спортивный комплекс новые велосипеды. Теперь его тоже нет - сгорел уже после войны.
   На острове существовала железная дорога, часть ее проходила по центру города. Она начиналась от Морского завода и Арсенала проходила по Макаровской улице, через два моста, затем возле Подплава и промышленной зоны, возле Западных казарм к улице Восстания, вдоль Северных казарм и заканчивалась на территории Морского госпиталя. За городом железная дорога от Цитадельских ворот протянулась вдоль Южного побережья острова в сторону форта Константина и далее по закрытой для населения территории. Иногда нам мальчишкам удавалось проехать по железной дороге на вагонных площадках от Западных казарм, почти до дамбы уходящей на форт Константина. Ребятам такое разрешали и это было большим счастьем и хвастовством перед своими сверстниками. Очень часто приходилось наблюдать как от Подплава на вагонетках группа матросов транспортирует по центру города настоящую торпеду, направляя её на ремонт и ни у взрослых, ни у детей, это не вызывало тревоги.
   До середины 30 годов в Кронштадте нес караульную службу Крепостной стрелковый полк красноармейцев. Каждое воскресенье полк выходил на строевую прогулку. Красноармейцы следовали от своих казарм к Кронштадтским воротам, затем по проспекту Ленина до здания Подплава, а потом возвращались в свои казармы. На проспекте собирались жители города, чтобы посмотреть на стройные ряды военнослужащих этой части, ведомым высоким подтянутым и симпатичным командиром, в петлицах которого поблескивали по четыре шпалы. Полк шагал под оркестр, а в перерывах игры оркестра красноармейцы исполняли строевые песни: - Братишка наш Буденный, с нами весь народ... Ребята с удовольствием вышагивали рядом со строем, пытаясь сравнять свои шаги с поступью взрослых мужчин - воинов.
   От причалов Итальянского пруда отходили катера с высокопоставленными командирами Балтийского флота. Очень заметным, и хорошо запомнившемся мне, был командир с широкими нарукавными нашивками и широченной чернявой бородой. Именем этого шефа Балтфлота, некоторое время назывался Летний сад, но имя этого командира через некоторое время, уже не произносили. Это был Гамарник. Флот и армия вступали в трудное время.
   Хорошо помню визит Климентия Ефремовича Ворошилова в наш город и на флот. Жители города пришли приветствовать народного комиссара в Петровский парк. Люди образовали довольно узкий проход для движения маршала и его сопровождающих лиц. И начиная с парковых ворот, до памятника Петру Великому продолжались аплодисменты прославленному герою гражданской войны. Возле памятника Петру он на несколько минут остановился, люди затихли. Ворошилов прочитал надпись на памятнике "Оборону Флота и сего места держать до последней силы и живота. Яко наиглавнейшее дело", как - бы продирижировал рукой исторический завет, подтверждая слова завета и обойдя памятник, направился к Петровской пристани. Люди вновь рукоплескали большому гостю города. К пристани подошёл маратовский катер - паровичок, послышалась команда: - Смирно, так положено встречать на борту старшего начальника. Ворошилов перешагнул на борт катера, поднял руку, прощаясь с кронштадтцами. В толпе многим захотелось увидеть отчаливание катера, и народ активно продвинулся вперед к пирсу. Конечно, некоторые граждане не смогли удержаться на берегу и оказались в воде. Ворошилов развел руками и вновь поднял руку для приветствия. Видно его успокоили, что никто не утонет, все горожане умеют плавать. Маршал грустно посмотрел на пловцов.
   Всё напряжённей становилась обстановка в городе. В школе мы не отрывались от карты Испании, перемещая флажки фронтовой обстановки. Ребята горячо переживали за неудачи испанских патриотов. В нашу страну начали прибывать первые пароходы с испанскими ребятами. На одной из таких встреч я познакомился с курчавым, черноглазым мальчиком. Он засматривался на мою бескозырку с надписью на ленте - Марат - Не понимая, ни одного слова друг друга, мы как-то договорились обменяться головными уборами. Я отдал своему новому знакомому свою бескозырку и получил в замен настоящую испанскую пилотку с кистью (испанку). Многие ребята завидовали мне, но я хранил свой сувенир и надевал испанку только на пионерские мероприятия.
   Потом нашу жизнь захлестнули события по встрече Папанинцев. кронштадтцы в этой встрече не участвовали, героям встреча была организована в Ленинграде, а вот посмотреть, в доке Морского завода на искореженные ледяными глыбами, борта и носовую часть знаменитого ледокола "Ермак" мы ходили. Нам трудно было представить ледовые толщи севера.
   А потом началось: Хасан, Ханкин-гол, и так до военных действий с финнами в 1939-40 годах. Страна стала готовиться к военным осложнениям. Даже песни переменили свой настрой: - Если завтра война, если враг нападет, если темные силы нагрянут? Как один человек, весь советский народ, за свободную Родину встанет. Там-же: Если завтра война всколыхнется страна от Кронштадта до Владивостока. Или другая уже флотская песня: - Коль встретим врага на широком просторе, врагу не вернуться назад. Балтийское море, Балтийское море - Могучая крепость Кронштадт.
  

Фотография 6-го класса 3-й школы г. Кронштадта. 1940 г. Я в 1-м ряду.

Фотография 6-го класса 3-й школы г. Кронштадта. 1940 г. Я в 1-м ряду []

  
   Граница нашей страны, здесь на северо-западе проходила по реке Сестре, это на расстоянии орудийного выстрела по Ленинграду, а по Кронштадту и того ближе. Всё население нашего города тщательно готовили к военным осложнением. На предприятиях, в школах и домохозяйствах создавались кружки: противовоздушной и химической защиты, по санитарной обороне и кружки Ворошиловских стрелков. Я вместе с матерью, занимался в кружках ПВХО и ГСО, по месту её работы, а в стрелковом кружке в Электромеханической школе Учебного отряда КБФ. Только свой значок БГТО я пыжился получить в школе, потому как со своим ростом и физическими возможностями, я никак не мог швырнуть гранату - болванку на положенное расстояние. Мой рост в это время не доходил до полутора метров. Зато я в других видах подготовки преуспевал. Видно я не даром простреливал в тире малокалиберных винтовок все деньги, которые получал от родителей на школьные завтраки. Уже весной 1941 года на заключительном занятии по стрельбе из боевой винтовки на гарнизонном стрельбище, лежа с упора на расстоянии 100 метров выбил на круглой мишени 38 очков из 40 возможных и по существу показал результаты норматива Ворошиловского стрелка. Но положенный значок я не успел получить.
   Большое внимание в городе уделялось подготовке населения воздушной и химической защите объектов и жилых зданий города. Так и в нашем дворе был установлен боевой расчет, кому и каким образом действовать в случае той или другой вводной по объявлению тревоги. На всех объектах хранились запасы хлорной извести и противопожарный инвентарь. Специальные защитные костюмы и приспособления - коляски для работы с известью, по обеззараживанию территории. Каждый житель дома, не занятый на производстве, входил в этот расчет. Каждый знал свое место. Я вместе с двумя мальчишками нашего двора был определен связистом - от домоуправления до штаба МПВО города. Нам выдали повязки со "связистской" стрелкой. Что давало право передвигаться по улицам города во время тревоги и передавать информацию.
   Но наш город жил не только подготовкой к испытаниям. Приезжали в город артисты и художественные коллективы. Для ребят Театр юного зрителя Ленинграда привез спектакль "12 месяцев". Гастроли проходили в зале Дома офицеров. Приезжал "Ансамбль танца Ингушей", их концерт проходил на сцене Морского собора. После смерти А. М. Горького его именем был назван кинотеатр, размещенный в Морском соборе. Мозаичное изображение Христа на входе в собор закрасили темно- зеленой краской и изобразили Алексея Максимовича в его неизменной шляпе. Ребята стали просто называть его Максимкой.
   Музыканта из меня не получилось, хотя я изучал музыкальную грамоту, пробовал играть на домбре. а вот в самодеятельный хоровой кружок при Доме офицеров меня приняли, и мы коллективом выступали на новогоднем празднике с 1939 на 1940 год с песнями "Ну как не запеть в молодежной стране, где работа как песня звучит", "Мальчишку взяли под Иркутском, ему 15 лет всего. Как жемчуга на чистом блюдце, блестели зубы у него" и др. Участвовал я и в плясовой группе самодеятельности Электромеханической школы.
   В жизнь нашего города все больше втирались напряженность и беспокойство, начались высылки из города граждан и целых семей по различным причинам. Выслали из города семью Шмагеров - глава семьи участник подавления Кронштадтского мятежа, орденоносец, после тяжёлого ранения умер и похоронен на Лютеранском кладбище. Я дружил с его сыном Эрнестом. Мы были, одноклассниками до 6 класса, часто у него дома примеряли буденовку его отца. Мать Эрика работала учителем в одной из школ города, преподавала немецкий язык. Семью моей одноклассницы Лёли Нестеровой тоже выслали из города.Её отец - бывший морской военный инженер, возглавлял инженерную службу в портовой электростанции, но был набожным, посещал церковь, воспитывал своих дочерей на религиозных понятиях русского интеллигента. Выслали семью Порошиных. Глава семьи не имел постоянной работы, был вольнодумцем, не задерживался не на какой работе. В семье росли две девочки, жена перебивалась случайными заработками и бескорыстной помощью соседей. Во многих семьях исчезали мужчины и в этих семьях все заботы возлагались на женщин.
   В школьной жизни тоже добавилось хлопот, беспокойства и страха. Вдруг на зажимах пионерского галстука стали распознавать портрет Троцкого. Эти зажимы исчезли из продажи, и галстуки стали подвязывать узлом. В отношениях между людьми появилась замкнутость. Перестали общаться между собой люди долгие годы, связанные соседством. Горожане в разговорах перестали упоминать имена только что избранных, на выборах в Верховный Совет, и маршала Егорова, и младшего командира флота Селезнева.
   А ночью 31 ноября неожиданно началась сильная канонада морской и береговой артиллерии. Была ночь, но вспышки выстрелов, освещали весь город. Люди сразу кинулись к окнам, чтобы занавесить их, и обеспечить светомаскировку. Сам я не видел, не выходил на улицу ночью, но мне рассказывали, что некоторые штатские лица, чуть ли не в нижнем белье бежали по улице в защитные сооружения. Город в момент погрузился во тьму и даже с крыши нашего третьего этажа, были видны пожары на Финской территории.
   В тот год стояли сильные морозы. Буквально с первых дней военных действий на предприятиях города, в школах стали проводиться сборы теплых вещей: шерстяных носков, варежек, теплых портянок, зимних шапок, валяной обуви, лыж и лыжных палок - все это стало необходимо нашим воинам, которые начали эту войну в шинелях и буденовках, а ведь запасной одежды ни у кого не было. Мы мальчишки готовы были отдать все с себя бойцам, но наша одежда для них не подходила, да и сами, в декабрьские и январские морозы ходили с обмороженными носами и ушами. За время этих событий мы не видели над городом ни одного финского самолета. Над островом барражировали: наши "чайки" и "ишаки": Как было летчикам управлять самолетами, находясь в открытых кабинах и даже без радиосвязи, не представляю.
   Война как началась внезапно, так неожиданно и закончилась ранней весной. В наших войсках были большие потери. Наш Морской госпиталь принял многих раненых и обмороженных. Хорошо помню, как группа военных моряков, уже в майские дни, выдвигалась с территории штаба флота на набережную Итальянского пруда. На темных форменках моряков ярким красным цветом выделялись ордена Боевого Красного Знамени. Для жителей города видеть орденоносца, вот так свободно, было диковиной. Мы видели только орден Знак Почёта на груди известного гражданина Рыбкина Петра Николаевича. Был еще один гражданин из героев Гражданской войны - но он опустился, часто пил, валялся у заборов, и потому не вызывал уважения граждан.
   Когда я учился в 5 и 6 классах среди учащихся были многие дети военных моряков. Сестра и брат Федосеевы уговорили своего отца - командира бригады подводных лодок, показать ребятам подводные лодки, стоящие у пирсов Петровской гавани. Нас сначала привели в большую каюту судна, выполнявшего роль "матки подводных лодок", нас с ребятами поразило убранство этого помещения. На корабле находился штаб подводного соединения, а в этой каюте проводились совещания офицеров. Этим судном оказалась известная в истории русского флота царская яхта "Полярная звезда". Мальчишки нашего класса лазили по отсекам Малютки и Щуки - так назывались эти подлодки, там нам показалось очень тесно. И мы удивлялись, как в такой тесноте подводники решают свои боевые задачи. Иногда в гавани мы видели еще одно удивительное судно, с именем "Коммуна". Это судно-катамаран поднимало в Финском заливе со дна много затонувших кораблей, включая и английскую подводную лодку L-55. Потом нас провели по пирсу, к стоящим у причалов эсминцам и линкору "Марат". "Октябрина" в это время стояла возле угольной стенки. В конце причала мы наблюдали разрушения на стенке от артиллерийского огня по Кронштадту в годы Гражданской войны и Кронштадтского мятежа. Отметки этих событий были и на здании Арсенала.
   Учился я хорошо, был третьим учеником в классе по общей успеваемости. Самой-самой в классе была Волкова Людмила. Эта рыжеватая, выразительная девочка, добрая и отзывчивая, никогда не кичилась своими знаниями, охотно помогала подругам в усвоении школьной программы. За ней следовала Людмила Кочегарова. Эта девочка была дочерью учительницы географии и просто обязана была отлично учиться, чтобы не подводить свою маму. Я же был сам собой, внимательным, и исполнительным, а для своих сверстников, просто нормальным парнем. Не было случая, чтобы приходил в класс с невыполненным, домашним заданием или неподготовленным к уроку по программе.
   Мой старший брат, который часто, с удовольствием, помогал отцу что-то мастерить, после 7 класса поступил учиться в открывающиеся, ремесленное училище ?10 на специальность оптика-механика. Учащиеся нашего класса, а в нем было всего 6 мальчиков, мальчики после 5 класса шли в ФЗУ, а остальные девочки, хоть класс был полного наполнения, все по-разному планировали свою жизнь в такой неспокойной предвоенной обстановке. С каждым из мальчишек я поддерживал нормальные отношения, бывал у них в квартирах и сам приглашал к себе. Наиболее теплые отношения у меня были с Колей Кромкиным и Колей Шиловым.
   На лето многие ребята выезжали к родственникам в деревни, а я на одну смену в пионерский лагерь. В один из таких заездов в лагерь я участвовал в интересном походе на Тамегонское озеро в Ораниенбаумском районе. Этот вечер и утро в легкой палатке, полчища комаров и почти бессонница, вдохновили меня написать рассказ "Утро на Томегонском озере", который был опубликован в газете Рабочий Кронштадт и в школе похвалили за него.
   Я еще в 5 классе упросил родителей не направлять меня в ремесленное училище, а дать возможность закончить в школе 7 классов, а затем поступать в Ленинградском Мореходном училище, там принимали курсантов с неполным средним образованием. Не случайно дополнительно к стрелковому кружку, я записался изучать флажковый семафор и телеграфную азбуку Морзе.
   Осень и зима 1940 - 41 годов были для меня очень напряженными. В начале марта, а именно первого марта, меня решением бюро Райкома комсомола приняли в К И М- коммунистический интернационал молодежи, так тогда называлась эта молодежная организация.
  Мы находились на концерте в Электромеханической школе с танцевальным номером. После художественной программы к краснофлотцам на сцену вышел их начальник - морской офицер и доложил, что поступил указ Правительства о продлении сроков действительной военной службы на флоте до 5 лет, а в сухопутных войсках до 3 лет. Я заметил, как помрачнели лица старослужащих, которые осенью должны были уволиться в гражданку. Это решение власти, говорило само за себя. Положение в стране сложное, надвигается что-то невиданное.
  Уже весной и летом Кронштадт опустел. Эскадры военных кораблей направились на новые Балтийские базы. Вместе с флотом отправились и семьи военнослужащих. Уехали Юра Леонов и Женя Филимонов. Наступило тяжелое и беспокойное время ожиданий. Кончилось мое детство.
   Блокада
  
   Белые ленинградские ночи. Безоблачное, со смуглой голубизной небо. Легкий приморский ветерок слегка колышет вершины остроконечных елей и кудрявых сосен. Сосны и ели - великаны, под их мощными, развесистыми кронами укрылись уютные, летние домики пионерского лагеря "Приморский хутор". Шум леса, приятная утренняя прохлада располагают ко сну. Крепко спят ребята. Только что прокатившаяся артиллерийская канонада и несколько выстрелов соседней, с пионерским лагерем, зенитной батареи, ничуть не смутили спящих ребят. Конус опять расстреливают - буркнул кто-то из мальчишек и юркнул под одеяло.
  Кронштадтские мальчишки давно привыкли к голосу пушек, артиллерийские учения на флоте проводились часто, да и старушка "Аврора" все трудилась, её пушки - учебные пособия морских курсантов артиллеристов.
  Наступало утро 22 июня 1941 года. Как обычно звонко прозвучал пионерский горн - Вставай, вставай браток! Сегодня встреча гостей, приезжают родители навестить своих детей. Родители все не появляются. Утренний поезд промчался мимо железнодорожной платформы "Большие Ижоры". Вернувшийся от зенитчиков, начальник лагеря объявил общий сбор, к пионерскому строю подходила целая группа сотрудников лагеря. Разговоры в строю как-то сразу стихли, что-то ещё не высказанное, но очень тяжелое и уже случившееся, начинает тяготеть над ребятами. Взрослые об этом уже знают, но по их лицам видно, что им страшно произнести это слово. Начальник лагеря, совсем вполголоса произнес - Ребята, началась война, на нас напала фашистская Германия.
  Родители приехали следующим поездом, но не задерживались, а вновь возвращались в Кронштадт. Некоторые мужчины уже побывали в военкомате города.
  От командира батареи мы узнали, что та ночная канонада была связана с налетом немецких самолетов, с задачей заминировать Финский залив магнитными, донными минами. В эти годы телефонная связь и радиовещание еще не дошли до многих населенных пунктов. В лагере был детекторный приемник, но он молчал, уже давно разрядились питающие батареи. Началась война, но мы в пионерском лагере еще продолжали играть в войну. Мы на совете пионерской дружины решили организовать охрану лагеря постоянным, сменяемым постом у проходных ворот, двух парных патрулей, обходящих периметр лагерной ограды и пост наблюдателей на дереве (кукушки), у ограды, напротив артиллерийской батареи с тем, чтобы при тревоге на батарее, можно было доложить начальнику лагеря и, по его команде, развести отряды малышей, в закрепленные за лагерем участки леса. Во второй половине дня меня пригласил начальник лагеря и спросил:
  -Комсомол, о чем говорят наши мальчишки?
  -Говорят об охране лагеря в ночное время.
  -Скажи, а кукушки так и сидят на своей площадке?
  -Сидят, а куда им деваться, уже установили очередь наблюдения за артиллерийской батареей в ночное время, теперь только ей и внимание.
  -Леня, составь список, сколько ребят хотят охранять лагерь в ночное время. Нельзя не поощрять инициативу самих ребят, а потом мы посоветуемся с ними и решим, как они это представляют и поможем их инициативе.
  Я пошел в старшие отряды и составил список, кто хочет участвовать в этой затее. Мальчишек в старших двух отрядах оказалось немного, в основном там были девочки. В список вошли фамилии 19 человек. По моим подсчетам людей хватало на 3-х сменный караул, из расчета на два часа несения караульной службы. Когда я представил свой список начальнику лагеря, он не согласился на 2-х часовую смену, а сказал, что ребятам даже одно часовая патрульно-постовая служба будет вечностью и их нужно почаще тормошить, чтобы, как он сказал:- служба медом не казалась. Будем планировать только один час, да еще вооружим нашими "мосинками", а их всего две единицы, вот пускай и носят винтовки по очереди. В лагере находилось учебное оружие винтовки образца 1891 года, еще с царскими орлами на патронниках. После обеда собрали нашу мальчишечью ватагу в столовой и начальник лагеря поблагодарил ребят за инициативу и постарался убедить ребят, что они являются настоящими мужчинами, защитниками, одновременно указал кому и куда развести малышей, в случае тревоги на артиллерийской батарее. Одновременно представил меня, как разводящего на посты, а это значит, что эту ночь мне не спать. Для патрулей были установлены пароли и отзывы на пароль. Это так восхитило наши патрульные наряды, что при встрече нарядов на периметре ограждения лагеря то и дело звучали звонкие мальчишечьи голоса:-Стой кто идет? Пароль. Отзыв. Они так доняли артиллеристов, что утром к нам в лагерь прибыл связист и по поручению комбата установил телефонный аппарат в комнате дежурного пионервожатого, который как о все мы, мальчишки из состава караула и наблюдателей (кукушек), не спал всю вторую ночь начавшейся войны. А в первые недели войны фашистские самолеты над Кронштадтом больше не появлялись.
  Через неделю пионерский лагерь закрыли, и мы вернулись в Кронштадт. На летней пристани Ораниенбаума, наш старый знакомый, небольшой пароходик, с героическим именем "Чапаев", вместил нас всех. Несмотря на строгие возгласы пионерважатых, в каюты трюмных помещений удалось завести только младших. Старшие разместились по левому борту судна, чтобы наблюдать свой остров. На верхней площадке корабля, так ранее любимой всеми мальчишками, уже был установлен спаренный пулемет "максим" и возле него располагался расчет.
  Я, вместе с ребятами, с удовольствием рассматривал, что как будто "дядька Черномор" поднимался из воды морской собор Кронштадта, более известный ребятам как кинотеатр "Максимка". Он, как боевой шлем русского витязя, гордо возвышался над городом, и вместе со своими братьями, малыми куполами, выходил из седых вод финского залива, становился на защиту петровской военной цитадели.
   Сам город подтянулся и ощетинился. На вышках больших домов появились зенитные пулеметные точки, из счетверённых пулеметов "Максим", правда, ограждений для расчетов предусмотрено не было. По "кончику" (так называлась территория от Ленинградской пристани до морского госпиталя), ранее излюбленного места отдыха жителей города, где в последние годы был построен стадион, оборудован пляж и купальня, стояли длинноствольные зенитные пушки. На улице Амермана городские и горские ребята разделились, и каждый пошел к своему дому.
   Остановлюсь на пояснении, что за понятие городские и горские. Наш город был еще до советского времени поделен на две половины, сторона города более близкая к Питеру была на местности более высокой, чем местность на которой находился город в своей западной части острова. Не случайно на горской стороне было построено здание водонапорной машины, обеспечивающей существующие в городе колонки в каждом жилом доме, разлива воды в квартиры городских домов еще не существовало. Вероятно, что причиной такого разделения было и то, что все купеческие дома и основные объекты культуры находились в господской части, а дома где проживали промышленные рабочие бывшего пароходного завода были на горе, поближе к заводским объектам. Отсюда и вся неприязнь. Условно граница городского раздела для нас мальчишек проходила по Якорной площади в одну сторону по Красной улице, а в другою сторону по улице Рошаля. Мы, мальчишки строго следили за этим городским разделом и частенько эта неприязнь вызывала споры и даже драки. Но к концу тридцатых годов неприязнь стала затухать и особенно тогда, когда на улице Рошаля появилась новая средняя школа, которую посещали ребята и городские и городские.
   Во время недавних боев на Корельском перешейке, победа досталась ценой больших усилий и многочисленных жертв. Война - тяжкое испытание. Это понимали кронштадтские дети. В ходе боев пионеры и школьники посещали военный госпиталь и видели обмороженных и искалеченных воинов, всем сердцем чувствовали их страдания и старались, своим вниманием, хоть как-то облегчить их участь.
  Прошло уже три недели военных дней, а вести с фронтов очень тревожные, наши войска отходят, оставляя врагу города и села. А так хотелось верить, что война будет недолгой, что наши войска будут вести боевые действия только на территории врага. Мы насмотрелись довоенной хроники о нашей армии. Смотрели и кинофильм "Эскадрилия ?5", сюжет был прост - наши самолеты летят к столице врага, бомбят и все - конец войне. В немноголюдном Кронштадте движение на улицах вовсе замирало, когда уличные громкоговорители вещали от информбюро. Так было и в тот раз, когда выступил товарищ Сталин. Произнесенная фраза - враг будет разбит, победа будет за нами, как-то окрылила людей, зародила в их сердцах глубокую веру в нашу победу.
  Передо мной встал вопрос, что делать. Мне было 15 лет, седьмой класс закончил на "хорошо и отлично". В мореходку, куда я в начале июня подал документы, прием закрыт, в связи с чрезвычайными обстоятельствами, идти на завод, не имея специальности, не хотелось, как и поступать в ремесленное училище ?10, которое уже два года готовило специалистов, нужных морскому заводу. По складу характера я гуманитарий, мне больше хотелось стать учителем в школе, например. В то время, для учебы в 8 классе, было необходимо заявление родителей, а самое главное, за учебу нужно было платить, хотя и небольшую сумму. После долгих уговоров (в семье было уже 4 детей) мне разрешили поступить в 8 класс, родной 425 школы, Кто же думал, что война продлиться годы и вся жизнь пойдет наперекосяк, а не так как мечталось.
  Пока не было занятий, решил зайти в райком комсомола, может что-то поручат. Комсомольцем я стал еще будучи учащимся 7 класса, марте 1941 года, мне только исполнилось 15 лет. Тогда могли принять в этом возрасте. Принимали достаточно выборочно и это право еще нужно было заслужить. Как минимум нужно было учиться на хорошо и отлично, и заниматься в оборонных кружках. Для приема требовалась рекомендация школьной пионерской дружины, или одного члена партии и к даче этих рекомендаций относились очень серьезно. Меня принимали по рекомендации члена партии. На пленуме райкома комсомола я был единственным школьником, да еще человека четыре из ремесленного училища и наши дела рассматривали долго, подробно, прежде чем принять нас в Коммунистический Интернационал Молодежи (КИМ). Поступая в комсомол я считал, что накладываю на себя ответственность за всё- за учебу, за поведение и отношение к любому делу. И был очень горд, что меня признали достойным называться комсомольцем.
   Мне поручили участвовать в подготовке партийно-комсомольского архива к эвакуации. С архивом я проработал дней 15-20, потом пришла очередь по подготовке жилого дома к самообороне.
   Мы строили домовое бомбоубежище в сухом подвале, под лестничной клеткой фасада дома. В то-же время мы принимали участие в устранении перегородок на чердаке дома, балки и доски сдавались в домоуправление и они направлялись на оборудование щелей, для укрытия населения, находившегося на улице во время воздушных налетов.
   В конце июля нас, учащихся 8 классов, вызвали в школу, где организовали всеобуч, по овладению стрелковым оружием. Мы кололи манекены, учились отбивать удары, переползать "по пластунски", откапывать ячейки для стрельбы лежа и другим премудростям. Были организованы занятия для граждан, участвующих в формированиях гражданской обороны, различным приемам борьбы с зажигательными средствами, которые могли использовать немецкие самолеты. Нам говорили, что лучшим средством борьбы с зажигательными бомбами был песок. Занятия проводились на городском стадионе. Нас учили, как можно при помощи щипцов с длинными рукоятками, или парусиновых перчаток, ухватить зажигательную бомбу за стабилизатор и сбросить с крыши дома, или на чердаке забросить ее песком. Интересно показывали, как в бочке наполненной водой горит фосфорная зажигалка, и пламя прожигает стенку бочки, несмотря на воду. Брать песок из ящика лопатой и носить ее к зажигалке неудобно, и меня возникла мысль, что если изготовить небольшие мешочки, наполнить их песком и забрасывать бомбы этими мешочками. Ткань или бумага от этого огня сгорят, и песок затушит горящую зажигалку. Самым лучшим материалом оказались чулки в резинку. Ребята выпросили у матерей изношенные и много раз штопаные чулки и они пошли в работу.
  Мой брат Валентин подлежал эвакуации как школьник начальной школы (всех детей младших классов должны были централизованно эвакуировать, куда-то на Волгу). Его собрали, приготовили одежду к зиме и проводили на причал в Итальянском пруду. Но буквально перед отправлением баржи, вместе с двоюродным братом Юрием, они попросились в туалет, выскочили с баржи и убежали в город. Домой ребята пришли только вечером. К тому времени, когда дети из Кронштадта добрались до Московского вокзала поезда уже не ходили, потому что московское направление было уже перерезано. Так что дней через двадцать все вернулись в Кронштадт, но их теплых вещей уже не нашли. Всю зиму они просидели дома, даже не посещали начальную школу, которая работала в городе до нового года, т.к. начались сильные морозы, и ослабленным детям стало не до школы.
  Так что блокаду наша семья встретила полным составом. Двое человек с рабочими карточками отец и брат Виктор, учащийся ремесленного училища (они жили и питались в училище и сдавали туда свои карточки), пятеро с иждивенческими моя мать, я, младший брат Валентин 1930 года рождения, бабушка, вызванная нянькой из Вязьмы и маленькая сестренка Людмила, рождения 23 ноября 1940 года.
  Так случилось, что уже в конце июля, начале августа Балтийский флот был вынужден покинуть военно-морские базы в Прибалтике. Путь кораблей в Кронштадт был очень долгим и трудным. Израненный и истерзанный, с многочисленными измученными и истерзанными участниками этого перехода, флот прибыл в Кронштадт. Мы, вместе с другими мальчишками с трудом пробрались через, уже почти недоступный Петровский парк, к пирсам, куда доставляли людей с прибывающих военных и транспортных кораблей, для распределения в медицинские заведения города. С болью в мальчишеских сердцах мы смотрели на израненных, в кровавых подтеках на телах, с почти не обработанными ранами, перенесших этот многодневный переход, с постоянным воздействием с моря и с воздуха, солдат, матросов и гражданских. Без носилок, на плащ-палатках, или просто так, раненных помещали на автомашины с открытыми бортами и направляли во вновь созданные госпитальные объекты, потому что Морской госпиталь уже не справлялся с поступлением раненных. Вместе с ранеными в город прибыли семьи военнослужащих с морских баз, просто отдельные гражданские лица и гражданские учреждения, обеспечивающие нужды флота. Для людей, в срочном порядке, необходимы были жилье и медицинская помощь. Несколько казарм учебного отряда были приспособлены под общежития.
  Население города заметно выросло, наша 425 школа тоже стала госпиталем. Необходимый для учебы школьный инвентарь мы переносили в соседствующее с нашей школой здание неполной средней школы. Ребята нашего нового 8 класса помогали выполнять эту работу незнакомым учителям, часть учителей мужчин уже были призваны на фронт, а женщины остались работать в госпитале, в которую превратилась наша школа.
  В это лето не удалось доставить на городской дровяной склад, запас дров для печного отопления квартир, весь каботажный транспорт и баржи были заняты под другие нужды. Исполком городского Совета принял решение разобрать под дрова деревянные строения в северной части города, чтобы избежать пожаров при бомбежке зажигательными бомбами. В нашей семье был достаточный запас дров и мы не бедствовали Для отопления жилой комнаты где росла наша маленькая сестренка, ей в это время еще не было года, дров хватало.
  В конце августа мы с дворовыми ребятами возвращались домой со стороны Морского завода. Пройдя Пеньковый мост зашли в магазинчик, возле ограды Летнего сада. В магазине уже почти ничего не было, чем можно было поживиться, стояли только банки с крабами. В те годы люди не особенно разбирались в таких деликатесах мы, воспитанные на книгах Жюль Верна, представляли крабов, подобием осьминога со щупальцами и не могли и думать, что это ценный продукт. Когда дома нас отругали, что мы сразу не сказали и на следующий день мы прибежали в этот магазинчик, полки были уже пусты, крабы исчезли.
  В сентябре сложилась очень тяжелая обстановка под Ленинградом. Фашисты 8 сентября вышли к Ладоге и захватили Шлиссельбург (Петрокрепость). В середине месяца немцы прорвались и к побережью Финского залива, заняли Петергоф, Стрельну. Корабли и форты города вели артиллерийский огонь по противнику на все возможности по дальности.
  Когда начали вести огонь линкоры "Марат" и "Октябрьская революция" вылетели стекла из окон ближайших домов, наклейки на стеклах не выдерживали ударной волны. Днем при выстрелах жители закрывали ладонями уши и открывали рты, когда корабли вели огонь ночью, ещё и высвечивался весь город, а в сентябре уже довольно темные ночи. Жители выискивали любую фанеру, железные листы или просто доски для того, чтобы закрыть оконные проемы. Отец заделал окна фанерой, а между рамами засыпали песок, оставив только форточку.
  Во время первого налета немецкой авиации на Кронштадт, фашисты бомбили город с большой высоты. Первые бомбы угодили в Морской завод, магистраль центрального водопровода на Ленинградской улице и в Морской госпиталь (корпус в котором были размещены раненные прибывшие с Прибалтики). Бомбы были очень мощные, воронка на Ленинградской улице сразу заполнилась водой, и некоторые смельчаки из ребят, пробовали искупаться в ней, или хотя бы замочить в них ноги. В те годы в Кронштадте еще не было водопровода с материка, и город пользовался морской водой, опресненной водами Невы. В пору западных ветров мы пили подсоленную воду.
  Нас учащихся, с началом воздушных налетов, стали использовать для дежурства в дошкольных учреждениях. Мы должны были в случае воздушной тревоги помочь эвакуировать маленьких детей в бомбоубежища. Дежурили мы и по ночам, в детсадах с ночным пребыванием детей, оставались в детсадах на ночлег по 6-8 человек, но не постоянно, а чередуясь. Детей было много и все маленькие, от одного года до четырех лет и ночная няня не могла справиться со всеми.
  Прибавилось работы и по месту жительства, там мы, вместе с домохозяйками, дежурили на чердаках, во время налетов вражеских самолетов. Бомбоубежище, которое мы строили непосредственно в нашем доме, мы посетили только один раз, во время первого налета. Сотрясение почвы от разрывов мощных фугасов, так потрясли нас, что мы уже не захотели туда прятаться. Кроме того, подземные воды располагались так близко, что скоро все приготовленные щели были затоплены водой. С этого первого налета и начались постоянные бомбежки города, завода, военных объектов и кораблей.
  В один из дней сентября мы со знакомой девочкой из нашего дома сидели на чердаке, на балке у слухового окна нашего дома, который выходил на проспект Ленина, напротив был невысокий дом, в котором на первом этаже была "Русская столовая". Наш обзор на восток был очень хорошим. Ранее мы наблюдали, огромный пожар на ленинградском берегу (потом мы узнали, что это горели Бадаевские склады). Теперь было видно, как со стороны юго-востока фашистские самолеты заходят в пике на завод и Петровскую гавань. На крыше находиться стало не безопасно, так-как зенитки открыли заградительный огонь, а их разрывающиеся снаряды испускали целый рой сантиметровых, свинцовых шариков. Эти шарики, по замыслу и должны были поражать вражеские самолеты. Они барабанили по крыше, иногда пробивая железные листы и вываливаясь на чердак.
   Фашисты видимо убедились, что с большой высоты им не добиться желаемого. Все бомбометания, после первого налета, стали осуществляться с пикирования. Самолеты заходили с солнечной стороны, что ослепляло зенитчиков, и выкладывали свои заряды по избранному объекту. Крупная бомба попала в носовую часть линкора "Марат", стоящего в Петровской гавани. От взрыва нас просто снесло ударной волной, с балки на чердак. Когда мы высунулись в окно снова, то увидели высокий столб дыма, а затем, его вершину грибовидной формы. Было много людских потерь. На "Марате" служил наш земляк, по городу Вязьме, дядя Коля - он был сигнальщиком на корабле, мы его больше никогда не видели.
  В один из множества воздушных налетов на город, мне был определен пост у парадной двери нашего дома. Я неосторожно выглянул из-за двери увидел расширенные и какие-то страшные глаза немецкого пилота, видимые даже за стеклами очков. Немецкий самолет выходил из пике буквально над крышей нашего дома. Он только что отбомбился на антенном поле штаба флота. Внезапно я потянул руку и показал кулак немецкому пилоту, который не замедлил нажать на гашетку курсового пулемета и очередью прошил булыжную поверхность мостовой, а рикошет от каменной поверхности улицы прошел по закрытой дубовой двери, которую я успел захлопнуть.
  Нужно сказать, что территория бывшей русской столовой запомнилась особо, сейчас там надстроенное здание, в котором размещается дом социальной защиты и регистрации браков, а на территории большого двора, в зелёном садике которого, установлен памятник В.И Ленину. Этот памятник перемещен из Андреевского сада, с места взорванного Андреевского собора, в котором вел службу знаменитый русский священник Иоанн Кронштадтский. В моей памяти это место осталось, как место проводов первого стрелкового формирования кронштадтских ополченцев, вооружённых восстановленным стрелковым оружием, собранным из школ города и организации Асоавиахима, но у наших ополченцев, каждый боец имел свое оружие. На этой небольшой территории состоялись поиски и арест единственного в моей памяти немецкого агента-ракетчика. Это случилось уже в темное вечернее время. Мы, дворовые ребята, когда увидели поднимающуюся в небо ракету с явным указанием на размещение средств связи флота, пытались принять участие в поимке диверсанта, но милиционеры и матросы военного патруля попросили нас, чтобы мы не суетились и не помешали задержать ракетчика, тем более, что дом и чердак здания, из которого выпущена ракета, уже блокированы.
  Ленинградцы страдали от зажигательных бомб, площадь города большая, куда не кинь, все попадешь. В Кронштадте, городе с небольшой территорией, немцам можно было вести только прицельное бомбометание, а для этого необходимо использовать более разрушительное оружие. В Кронштадте, может кто и имел дело с зажигалками, но я лично, по счастью не встречал , хоть и готов был их встретить. А все деревянные строения в северной части города были разобраны на дрова.
  В конце сентября в городе разорвались первые снаряды врага, выпущенные из занятого врагом Петергофа. Один из снарядов угодил во двор "Русской столовой", расположенной напротив нашего дома, больших потерь при этом не было, потому что уже мало кто заглядывал в летние помещения этой столовой. Следующие, как я потом узнал, разорвались в палисаднике, напротив нашей школы. Весь фасад был исковеркан осколками, срочно пришлось закрывать оконные проемы, там ведь уже был госпиталь. Были отмечены еще и другие попадания, но скоро наша артиллерия накрыла эту батарею.
  Мой друг Коля Шилов рассказал мне историю о своем дяде, служившим на судне морского порта, обеспечивающим военные корабли флота. Он вернулся из Таллина, при переходе потерял свое судно и еще дважды его доставали из воды Финского залива с других малых судов, а по возвращению в Кронштадт погиб при первом артобстреле города, вражеский снаряд разорвал его буквально на части.
  В один из дней мать отправила меня за керосином. В то время керосиновая лавка перебралась во двор здания Гостиного двора. Я только прошел сквер Кировского садика там, после гибели Кирова, был установлен его бюст. Прошел уже за колонны Гостиного двора, вдруг услышал странный вой и сразу же взрыв снаряда. Только и успел, что шмыгнуть за колонну и растянуться на камнях. Не раскрывая глаз, почувствовал, что на меня сыплется штукатурка и довольно увесистый кусок кирпича, вырванный из колонны, больно ударил меня в голову и правое плечо. С тех пор у меня там шрам и правое ухо практически не слышит.
  Было много всяких случаев, люди гибли на глазах, на углу Петровской и Коммунистической улицы разорвался снаряд, мы с другом как раз переходили Петровскую улицу по Красной. В этот момент взрослый мужчина попытался перебежать Петровскую улицу. Он сделал два шага и упал на мостовую уже без головы, разрывом ему оторвало голову.
  Не всегда успевали оповестить о налетах и обстрелах. Мы с мамой однажды попали под артналет на Якорной площади, я сопровождал маму с документами организации, в которой она работала рассыльной, в администрацию города, уже переехавшую в подвалы Морского Собора. Снаряды свистели над головами, мы плюхались на землю, казалось, бьют прямо по нам, а снаряды разрывались в районе стадиона или Флотской улицы. В дальнейшем бомбежки и артобстрелы стали привычным явлением и почти по расписанию немцы открывали огонь, когда рабочие утром шли на завод и вечером, когда возвращались с работы.
  Сентябрь месяц был уже блокадным, а для Кронштадта вдвойне, т.к железнодорожный путь на Ленинград из Ораниенбаума был перекрыт врагом в Петергофе, а вернее от Мартышкино до Лигово. Жители города еще не ощущали разрыва с Питером и всей страной, в связи с островным положением Котлина.
  Для обеспечения продовольствием Ленинграда, из закромов морского порта в блокадный город начали двигаться паровые буксиры, тащившие баржи с продовольствием. Под обстрелом немцев, эти баржи доставлялись на Васильевский остров. Морской путь из Кронштадта на Лисий Нос еще только отрабатывался и изучался. Я узнал об этом пути только зимой. Наш родственник был повозочным в кронштадском совхозе, а как только установилась санная дорога по заливу, на северный берег, они стали вывозить зерно, крупы и овощи в Питер, из совхоза и со складов Кронштадтской военно-морской базы, в то время "Дорога Жизни" на Ладоге еще не работала.
  Продовольственная норма еще в сентябре позволяли населению поддерживать жизнедеятельность, в семьях были еще кое-какие запасы. Но ребятишки уже сидели с удочками на каналах и на Итальянском пруду, вылавливая оставшуюся в этих водоемах рыбку колюшку. Мы, с младшим братом, выходили за город и на тщательно убранных полях, вылавливали листву остатков капусты и ее корешки. Но к концу сентября положение резко ухудшилось. В семье сохранилась сухая горчица, ее вымачивали, чтобы убрать горечь, а затем пекли горчичные оладьи. А мой друг Коля Шилов угостил меня киселем из столярного клея, его покойный дед был столяром.
  В один из дней октября я пошел к матери на работу, она после работы должна отоварить продуктовые карточки на всю семью на октябрь месяц, нужно было помочь ей принести продукты. Вдвоем это надежнее, а не потому, что их много. В канале возле моста Петровского парка стояли два небольших судна. Со стены канала на суда были наведены удобные деревянные сходни. Я задержался за оградой парка, увидев строй военных, идущих со стороны Коммунистической улицы. Со стороны военные выглядели как-то необычно, половина их одежды была армейской, половина флотской. Не было флотских брюк, были армейские шаровары, правда, без обмоток, вместо форменок были гимнастерки. В расстегнутых воротах гимнастерок виднелись флотские тельняшки. В головных уборах неопределенность, все больше флотские "чепчики", заправленные за флотский ремень. У командиров, на армейском обмундировании, пистолеты на ремешках. Эти воины, как я потом, через годы узнал, уходили в свое бессмертие, в морской десант на Петергофский берег.
  В городе существовало закрепление за определенными магазинами, для получения хлебного довольствия горожанами. Моя мать представила меня продавцу, как получателя хлеба на всю семью, по имеющимся хлебным карточкам. Для получения хлеба, нужно было иметь на плечах сумку с противогазом. Правда я носил только порожнюю сумку, укладывал полученный хлеб, в имеющийся в сумке клеёнчатый пакет, чтобы сохранить даже хлебные крошки. Другие положенные по мизерной норме продукты всегда получала в магазине мама, а я сопровождал её до дома для страховки.
  Ещё до финской войны все население было обязано за свои средства приобрести противогазы. Для дошкольников и младших школьников противогазов не было. Были организованы учения на производствах, в школах и на улицах, на пребывание в средствах защиты продолжительностью от одного часа и более. В большой строгости содержали свои средства защиты военнослужащие. Противогазы у них были секретными, на строгом учете и под личную ответственность. С началом войны руководство не исключало возможности применения немцами химического оружия и обязало все население иметь при себе средства защиты, постоянно. Была проведена бесплатная проверка исправности противогазов и выдавались специальные пленки. Эти пленки предохраняли очки противогаза от запотевания. Ношение противогаза, как для военных так и для гражданского населения, стало обязательным. Потом мы носили только сумки и не одной проверки, есть ли в сумке противогаз, я не помню.
  В то время, когда люди были еще сравнительно сыты, они обращали внимание на объявленные воздушные тревоги и сообщения об артиллерийском обстреле города. Но когда стали вечно голодными эти объявления уже не вызывали у людей чувства страха. Все мы продолжали жить, трудиться и общаться с себе подобными. Мне часто в школах ребята задают вопрос. Что такое голод, как можно его представить? Не ощущая потребности постоянно что-то съесть, ответить на такой вопрос невозможно. Я рассказываю ребятам о том, что однажды я увидел на мостовой свежий, еще дышащий теплом, конский навоз. Я подошёл к этим свежим "яблокам" помета, стоял и долго думал о их вкусовых качествах, уж так хотелось что-нибудь съесть.
  Нормы выдачи по карточкам в октябре а особенно в ноябре и декабре стали совсем мизерными. Эти месяцы были очень холодными, многие, в том числе и я, ходили с отмороженными носами, прикрывая их марлевыми повязками. В семье проживала бабушка, она нянчила малышку, но когда стало трудно с продуктами, уже в начале ноября, она про себя решила, что мы её объедаем, и ушла от нас к младшей дочери Ольге. В этой семье её зять был повозочным, вывозил продукты на Лисий нос, в Ленинград и никогда обычно дома не бывал, дочь работала в парусной мастерской и тоже круглые сутки была на работе. Вскоре, после ухода из нашей семьи, бабушка не справилась с одиночеством, обессилила и умерла, а её труп объели крысы. Когда склады порта стали освобождаться от продуктовых запасов, крысам там уже ничего не доставалось и они, форсировав Обводный канал, стали искать себе пропитание в самом городе. Вот так мы и жили без кошек, наш кот пропал давно, собак, без голубей и воробьёв.
  Учеба в школах Кронштадта началась в ноябре, и хотя мы готовили новое здание к учебному году, учиться в классах уже не пришлось. Начали учебу в подвале, при свете керосиновых ламп. В классе я уже не встретил многих, с кем познакомился в августе. В этот класс пришли все школьники города, учащиеся 8 класса. И было нас 14-15 человек. Педагоги все новые, нам не знакомые, каждый учитель пытался уложить программу 4-х месяцев по своему предмету, в оставшиеся два месяца до Нового года. Напряжение у школьников очень большое, каждый день с тебя требовали усвоенного материала, и спрашивали ответа почти по каждому предмету. В школе 6-7 часов, а затем дома уже при керосиновой лампе нужно доработать и осмыслить заданный материал. И это с хлебным пайком 125 грамм.
  Однако, стоит сказать, что нас школьников администрация города подкармливала. Тех школьников, которые учились до последнего урока, во главе с педагогом направляли в столовую на проспекте Ленина, где нам давали миску похлебки из квашеной капусты и мы с восторгом съедали похлебку, как лакомство. Жаль только было учителя который, наблюдая как мы поглощаем эту баланду, глотал слюни, будучи не менее голодным. История с квашеной капустой сама по себе интересна. В Кронштадте со времен Петра 1 квасили капусту для кораблей флота в огромных, дубовых, стационарных емкостях (назвать их бочками невозможно). И в блокаду, когда емкости уже опустели, с боковин и со дна тщательно сдирали остатки и варили из этого такую спасительную баланду.
  Все заботы, после ухода бабушки, теперь были возложены на меня, как на старшего мальчика, живущего в семье. Я должен был, придя из школы, принести дров, натопить печь, приготовить и накормить сестренку кашей, мать уже не могла кормить ее грудью. В семье был очень ограниченный рацион, мы получали по 125 грамм хлеба в день, сестренка получала по карточке грудного ребенка, которая, если мне память не изменяет, предусматривала выдачу 50 грамм пшеничного хлеба, из этих 125 грамм. Эти 50 грамм выдавали только матери. Были месячные карточки и на другие продукты в мизерных количествах.
  К концу декабря моя память начала сдавать. Я дважды не смог ответить на вопрос учителя английского языка, я просто забыл ответ, хотя знал его и был готов к уроку. Я понял, что дальше учиться я не могу.
  В начале января был призыв администрации города - не опускаться. С не стриженой головой и давно не мытым, могли не пустить в класс или в цех. Мы со старшим братом Виктором, он был старше меня на год, шли в баню на "гору". Там в районе хлебозавода существовало еще такое удобство. Шли мы по Советскому парку, там была протоптана пешеходная колея. Первый парк мы преодолели успешно, в начале второго парка силы мои кончились, и я плюхнулся в сугроб и понял, что уже не встану. Виктор прошел один шагов 10-15, затем оглянулся и увидел меня в сугробе. Сначала он увещевал меня: -Ну вставай, идти уже не далеко. Но это на меня уже не действовало. Я все видел в каком-то тумане, все стало безразличным. Он стал выдергивать меня из сугроба, а когда это не получилось, стал бить по лицу, не жалея. Во мне вспыхнула обида, меня бьют! Мы всегда дрались на равных. Я как-то поднялся из сугроба, и остался жить.
  После моего похода в баню, в школу я не пошел, а только взял свидетельство об учёбе в 8 классе средней школы. Моё свидетельство об окончании 7 классов было направлено в мореходку и, по известным теперь обстоятельствам, мне не пришло ни ответа, ни привета. Видно администрации некогда было заниматься такой мелочью, в самом начале войны. По совету отца и старшего брата мы с матерью обратились к нашему соседу, который работал на артиллерийском ремонтном заводе и он замолвил свое слово администрации и взял меня в свою бригаду учеником радио - мастера.
  Теперь передо мной стояла задача овладевать навыками рабочего. Мой бригадир Владимир Николаевич обладал каким-то чувством воспитателя, был требовательным и волевым руководителем производства, он просто гордился своей профессией и мастерством в работе. Не могу сказать, что я оказался находкой для бригады, сколько стоило Владимиру Николаевичу терпения и желания привить мне чувство ответственности и аккуратности, за каждую выполненную работу. Чтобы каждый шлиц винта был в целости, каждая навинченная гайка была закреплена надежно. Спасибо тебе мой бригадир за науку, ты научил меня многому и чтобы я не делал, все было надежно и даже красиво.
  В это время флот готовился к летней навигации и в создавшейся обстановке и условиях блокады флоту потребовались надежные средства связи для малых судов, которые готовились выйти в море: тральщики, сторожевики, торпедные катера. Наш цех, продолжая работать по ремонту действующих средств радио-связи флота, должен был стать изготовителем станций средней мощности 5-АК- Кронштадт. Имеющиеся в цехе специалисты ремонтники должны стать изготовителями радиостанций. В цехе, к этому времени, не было многих квалифицированных специалистов. Многие были призваны на флот и в армию. Задачей оставшихся было привлечь к работе старых специалистов - пенсионеров и обучать молодежь, непосредственно на рабочем месте.
  Я пришёл в цех новичком и потому, как салага, в начале рабочего дня выполнял работы по обеспечению теплом помещения цеха. В зале была установлена прожорливая буржуйка, а отапливалась она тем что нам удавалось добыть на развалинах, взорванных немецкими бомбами, верхних этажей заводского здания. Этим я и занимался в первую рабочую неделю. Позднее, выполнял поручения бригадира, по получению имущества связи со склада, находящегося за городской чертой. Я с большими санями отправлялся с накладными на склад, получал имущество и подвозил его или на завод, или непосредственно к проходной Петровской гавани. Вызванные моряки-связисты получали у меня это имущество, отвозили к своим кораблям и возвращали мне сани. По большей части этим имуществом были мощные электронные лампы ГКЭ-500 или ГКЭ-1000. Это были очень дорогие приборы и меня предупреждали, чтобы соблюдал осторожность при их транспортировке. Я приходил в цех докладывал бригадиру и он отправлялся на корабли проводить необходимый ремонт аппаратуры. До сих пор помню, как тяжело было ходить и какою длинной казалась дорога.
  Теперь, когда бригада начала работать по изготовлению передатчиков, мне поручили заниматься изготовлением кабелей питания к приёмно-передающей аппаратуре. Я должен был пропустить в резиновый 3-х метровый шланг девять проводов, тоже в резиновой изоляции, при этом не допустить, чтобы была нарушена изоляция каждого провода. Тестера в цеху еще не было и как испытывал, изготовленный мной кабель, бригадир, для меня оставалось загадкой. После испытания на изоляцию, резиновый шланг зашивался в кожаное покрытие, которое я, как шорник, зашивал с натяжкой, сохраняя шаг шва по 5 миллиметров, после чего промазывал шов сапожным варом. В заключительной части необходимо каждый провод этой перчатки заделать ниточной маркой и распаять на наконечники, на которых были нанесены назначения проводов и раскрасить их в различные цвета: красный, синий или зелёный. Может быть в промышленном производстве и существовала какая-то механизация изготовления кабелей питания, но мне пришлось выполнять эту работу не имея даже промышленного образца, а бригадир очень придирчиво относился к каждой производимой мною работе.
  Мне в январе месяце, по требованию самой жизни, стало необходимым приобретать рабочую квалификацию с тем, чтобы улучшить питание для самого себя и своих домочадцев. Я стал думать, что же умею, к чему возможно приложить руки. В семье отец частенько выполнял шабашки, изготовлял кастрюли, ведра, тазы из различных материалов. Когда ему представлялась возможность использовать медные листы, то отец, позволял нам использовать нагретый на примусе паяльник, чтобы облуживать днища изготовленной посуды. Работать паяльником я уже умел. Как токарь-инструктор ремесленного училища иногда отец брал меня в токарный цех, где я получал первые навыки станочной обработки металлов. Но меня не увлекла работа с металлом. Я больше был увлечён обработкой дерева, сначала в авиамодельном кружке школы при обработке реек своего планера, а затем наблюдая за работой мастера краснодеревщика в сарае нашего дома, а иногда помогая ему производить грубую обработку дерева. Но пожалуй занятия в кружке школы связи КБФ превысили все другие профессии и определили мое желание, об устройстве на работу учеником радио-мастера к нашему соседу Вавилову Владимиру Николаевичу - энтузиасту радио-дела. Потом только я узнал, что цех в котором я теперь работаю являлся приемником от мастерских радио лаборатории А.С.Попова. Как не странно радио определило всю мою дальнейшую жизнь.
  Справившись с изготовлением первого кабеля питания, я уже стал спецом, последующую работу по изготовлению еще четырех производил уже по образцу. Мы очень торопились выполнить заказ, но качество работы не должно было страдать. Бригадир начал работу градуировки передатчика по фиксированным волнам и я впервые услышал нулевые биения передатчика, бригадир позвал меня их послушать. Мне уже поручали намотку вариометров, крепление арматуры для электронных ламп. Получил понятие о задающем генераторе и блоке усиления мощности. С приемными устройствами радиостанции работала бригада в соседнем помещении и я впервые увидел его в комплекте радиостанции во время её испытания. К этому времени я привез со склада связи умформеры, а аккумуляторные батареи еще раньше, их успели залить электролитом и зарядить. Бригадиры занялись своим детищем. Все больше втягивался в работу на производстве, но меня продолжала беспокоить забота о своей маленькой сестренке.
  После ухода из семьи бабушки все дневные заботы были возложены на меня и я как-то прикипел к малютке. Теперь мне приходилось уходить на работу раньше матери, а главным домочадцем оставался брат Валентин, ему только-что исполнилось 12 лет. Он в семье был младшим, родители его баловали, не возлагали ранее хотя бы небольшие обязанности по дому. Теперь он один на один оставался с младшей сестренкой и должен её кормить и ухаживать за ней.
  Шла война, где-то в конце января по замерзшему заливу пришёл в Кронштадт последний отряд моряков защитников Ханко (Гангута). Моряки были хорошо экипированы, все в кожаных брюках и куртках черного цвета, обувь моряков тоже отличалась от отечественной, у каждого белая маскировочная накидка. В нашей квартире проживала молодая женщина - повариха (кок) в морском экипаже. С приходом этого отряда, гражданские сотрудники флотского подразделения разобрали прибывших по своим квартирам. Вот так в нашей коммуналке появились пятеро краснофлотцев. В своей комнате женщина смогла разместить только двух моряков, а об остальных позаботились уж мы, выдав им матрасы и они разместились на ночлег в коридоре нашей квартиры. В порядке исключения мы истопили кухонную плиту, подогрели воду для умывания и кипятка для чая. Здесь же в коридоре бойцы уложили свое оружие и другое имущество, которое удалось захватить с собой в дорогу. Я обратил внимание на оружие моряков и попросил одного из них рассказать о нем. Мне показали винтовку, назвав её СВТ (самозарядная винтовка Токарева), я впервые видел штык ножевой формы. Показали мне и автомат ППД (пистолет-пулемет Дегтярева), он мне показался очень похожим на финский "Суомми", который мне пришлось увидеть впервые, во время экскурсии в город Тереокки (Зеленогорск), после окончания боёв на Карельском перешейке. Моряки прожили в нашей квартире два дня, а потом целую неделю соседка не могла ничего сказать о их назначении. Через неделю к нам зашёл один из наших квартирантов, он был уже в обычной для краснофлотцев форме и сказал, что их направляют в морскую пехоту на Ленинградский фронт. А зашёл он к нам по оказии, в нашем доме, в помещении юннатов размещалась флотская полевая почта и он собрав письма своих товарищей, пришел отправить их родственникам.
  Я все больше привыкал к производству. По поручению бригадира, приходилось бывать в различных службах и цехах завода. Как члена комсомола, меня вовлекли в команду противовоздушной обороны предприятия, определили в расчет ночных дежурств. Местом дежурства была оптическая вышка во дворе завода. Чтобы добраться на верх существовал какой-то подъёмник, иначе по ступенькам лестницы, если бы она ещё была, мы не смогли бы подняться.
  В эти военные годы существовала строгая трудовая дисциплина. Все работники должны были прибыть на работу в срок. В каждом цехе имелся щит, на который работник обязан вывесить свой рабочий номер и после рабочего гудка щит закрывался нормировщиком. За опоздание, или невыход на неё предусматривались строгие административные и уголовные наказания.
  Мой брат Виктор по исполнению 17 лет был досрочно выпущен из ремесленного училища и зачислен вольнонаёмным предприятия. Он работал в инструментальном цеху завода. Теперь, а это случилось после 15 февраля, мы стали работниками одного предприятия и поэтому утром вместе уходили из дома на завод, а вот возвращались домой порознь. Иногда того или другого задерживала незаконченная, но необходимая производству работа. Теперь мы стали пользоваться в обеденное время заводской столовой. Выбирали из одной продуктовой карточки талоны на обед. В столовой был строгий рабочий контроль за выдачей блюд, все блюда, а особенно вторые, выдавались с веса. На хлеб оставался прежний порядок, теперь его на всю семью получала мать, в закреплённом магазине. Мы брали с собой по кусочку хлеба к обеду.
  В цехах сохранялась напряжение. Уходили из жизни квалифицированные работники, оставленные на заводе по брони, у них были семьи и конечно дети, с которыми они делили свой рабочий паёк. И такие, необходимые производству, работники умирали прямо за своими верстаками. И в нашей бригаде уже была такая потеря.
  Нашей семье стало легче, в доме появились две рабочие карточки. Половина февраля, мне нужно готовиться к получению паспорта. Кажется в день Красной армии и флота рабочим представили выходной день. Я посетил парикмахерскую, зашёл в магазин, с первой своей получки купил галстук и попросил продавщицу завязать на нем узел, сам я умел завязывать только пионерский галстук. Дома переоделся, приладил на рубашку галстук и пошёл в фотографию. Один из этих снимков сохранился в семье.
  

Мне 16 лет Фотография на паспорт. Март 1942 года.

Мне 16 лет Фотография на паспорт. Март 1942 года []

  
  Вечером нас молодых рабочих, учащихся ремесленного училища и оставшихся в городе военных моряков, из учебного отряда и экипажа пригласили на концерт в дом офицеров. В зале холодно, но многолюдно. Сидим в верхней одежде, уже согрелись от своего дыхания, ожидаем начало концерта ленинградских артистов. Мероприятие началось с демонстрации кинохроники "Разгром немцев под Москвой". В напряжении и радости смотрели мы эти кадры. Виды разбитой немецкой техники радовали нас и поднимали настроение. После демонстрации кинохроники выступали артисты. Лица артистов истощены, движения замедлены. Всего год назад я выступал с этой сцены в составе детского хора, а теперь, слушая выступления профессионалов, в моей памяти проходили воспоминания последнего предвоенного года. Что и говорить, хорошо стало жить народу, хотя бы в Ленинграде. В семьях появился достаток. Окончился концерт, на сцену благодарить артистов, вышел представитель командования города крепости и с ним двое краснофлотцев. После теплых слов в адрес исполнителей, вместо цветов, которые обычно дарят артистам, он взял из рук матросов буханки блокадного хлеба и вручил их артистам. Их было 6 человек и хотя все мы зрители, тоже не были сыты, все в зале встали, аплодисменты звучали все громче и громче, на глазах женщин актрис заблестели нежданные слезы, размывая тушь грима. Женщины, прижимали хлеб к груди.
  Зима 1941- 1942 годов была очень холодной. Видно и немцы замерзали в своих укрытиях. Немецкие самолеты появлялись редко, только с разведкой, а вот немецкие артиллеристы свирепствовали, особенно с дальних батарей тяжёлой артиллерии. Начало зимы подгоняли в своих мыслях, её ждали, чтобы быстрей замерзла Ладога и начала действовать дорога жизни. Когда встал залив, по первому льду, стал использоваться гужевой транспорт кронштадтского совхоза, направляемый на Лисий нос. Природа постаралась, замерзла Ладога и Финский залив, наш город тоже вмерз в лёд.
  Замерзли водопровод и канализация. Пользоваться водой оказалось можно только с Итальянского пруда, да и то её нужно обязательно кипятить. Итальянский пруд, через Купеческую гавань, все же сообщался с проточной невской водой. Со стенки пруда были сброшены горы снега, чтобы обеспечить спуск граждан к проруби по вырубленным, в слежавшемся снегу, ступеням. Этот подъём представлял ледяную горку с трамплинами. Люди поднимаясь, скользили на ступенях, при этом разливали воду из ведер и снова спускались к проруби, наполняли свои ведра. Надо было посыпать ступени песком, но где его взять, вся земля под снегом. Подняться на берег было трудно, а доставить домой необходимо два ведра (у нас рос грудной ребёнок, которого нужно мыть, хотя-бы раз в неделю), а чтобы иметь такое количество воды, приходилось покорять ледовую вершину с не полным ведром, наполнять бочонок, подвозить воду к дому на санках, а затем доставлять воду в ведрах на 3 этаж, совершая подъём по четыре-пять раз, полное ведро я уже поднять не мог. Когда я начал работать, доставку воды пришлось выполнять после работы, в потемках.
  Матери дали этот пустой бочонок, где-то литров на двадцать, на продовольственном складе, а он оказался из-под повидла. Мы осторожно сняли часть дерева, с впитавшимся повидлом, выварили щепки и получили пол литровую банку воды, пахнущей яблочным повидлом. А бочонок стали использовать под воду. Прачечные то были общественные, в семье просто не нужны были большие емкости, типа бака для кипячения белья.
  Но все-же семья не уберегла малышку. Всю зиму она была под присмотром брата Валентина и на его совести было её кормить, а как это осуществлялось 12 летним мальчиком, тоже всегда голодным. Выйти на мороз из дома ему было не в чем, все теплые вещи пропали при неудавшейся эвакуации еще летом. Мне сказали, что сестренка умерла, свалившись с высокой кровати на педали велосипеда, которым брат огородил кровать, когда был занят своими делами. Это случилось в середине марта. Семья выделила оставшиеся хлебные талоны умершей, чтобы изготовили гробик и обтянули его красной тканью (мне дали кусок ткани в нашем комитете комсомола), как это было принято в довоенное время. В марте еще не сошёл снег, земля не оттаяла, еще громоздились сугробы и до Русского кладбища мы, с братом Виктором, санки с гробиком не дотянули. Мы дошли до Лютеранского (немецкого) кладбища. Отрыть могилку не смогли, земля была промерзшей и сил не было. Нашли воронку немецкого снаряда, недавно разорвавшегося на кладбище, за которым находился аэродром бипланов И-15, прикрывающих город. Уложили гробик в воронку, забросали могилку поддавшимися комьями земли и сучьями деревьев. Запомнили ориентир - корни поваленного дерева, вблизи с могилкой. В мае месяце пришли к месту захоронения, но его не нашли, весь край кладбища был разбит немецкими снарядами, только лоскутки красной материи на остатках кустов.
  Людмила Васильевна Мазурова рождения 23 ноября 1940 года умерла в марте 1942 года, а в документе выданным Кронштадтским отделом ЗАГС в 2011 году её смерть датирована 8 июля 1942 года в дни, когда наша семья отправлялась в эвакуацию, а мы сообщили сразу о смерти Людочки.
  Все имеющие возможность двигаться жители города взялись за очищение своих дворов и улиц города, вывозя на санках, или вынося мусор в Обводный канал. На своем заводе мы тоже наводили порядок и на улице, которую нам поручили убрать. Весь мусор мы вывозили на набережную залива.
  Кронштадт держа оборону, ни один вражеский солдат ни по воде, ни по льду не смог вступить на землю острова Котлин. Все-же рассказывали жители города, что где-то в сентябре в районе Козьева болота, где сейчас средняя школа, на углу улиц Восстания и Карла Маркса около керосиновой лавки стояла очередь за керосином, в основном это были женщины домохозяйки и дети. И вдруг с неба свалился на парашюте летчик. Купол парашюта зацепился стропами за крышу трехэтажного дома и летчик завис над землей в полутора метрах. Очередь развалилась, все кинулись к парашютисту, а когда поняли, что это немец, стали избивать его ноги керосиновой посудой не боясь разбить свои стеклянные бутыли. Вооружённый наряд флотского патруля с трудом отбил парашютиста от разъяренных русских женщин. Летчик оружие для своей защиты не применял, а лишь кричал по немецки. Парашют сдернули с крыши, а летчика упаковали в кузове бортового автомобиля и увезли. Сам я не был свидетелем этого события, но слышало нём от нескольких очевидцев.
  Были случаи залета на парашютах немецких морских мин, поразивших трубу морского завода и одно из зданий города. Причем налета в это время не было, откуда выпускались мины я не знаю. Может быть немцы пытались использовать хотя бы такую пакость, чтобы досадить нашему городу.
  Уже в сентябре проходили мы мимо укрытых досками и внутри засыпанными песком памятники Петру Великому и другим флотоводцам. Не помню только, был ли укрыт памятник адмиралу Макарову на Якорной площади. Укрылись в подвалах Морского собора, основные учреждения и штабы флотских организаций. Места всем хватило. Проход в подвалы собора был через подземный ход, с северного уклона докового оврага. С наступлением весны кронштадтские форты и корабельная артиллерия вели контр-батарейную борьбу с противником. Вступали в эту борьбу и двенадцати дюймовые башни линкора Марат.
  К лету 1942 года мое здоровье пошатнулось. Отказывались слушаться ноги, крошились зубы. Мне разрешили обратиться к врачу. Поликлиника в это время находилась в конце Советской улицы. Я решил поехать туда на велосипеде, и уже подъезжал к Советской улице, как у меня отказали ноги, я успел охватить толстое дерево и долго сидел в такой позе. Прохожие помогли мне сойти с велосипеда и я с трудом вернулся домой, ведя велосипед за руль и опираясь на него. Видно голодная зима, мое восприятие обстановки в семье и в стране, не прошли даром. Вечером кое-как добрался до поликлиники пешком. Врачи определили дистрофию мозга и общую дистрофию, мне необходима какая-то реабилитация, новое непонятное слово. По заключению врачебной комиссии, я должен был уволен по болезни с 1 июля 1942 года и подлежал эвакуации.
  В это время администрацией было принято постановление, приказывающее вывести из города всех женщин, имеющих малолетних детей и всех не работающих на военных объектах. Нашу семью: мать, младшего брата и меня включили в список подлежащих эвакуации, выдали эвакуационное удостоверение и продовольственные талоны до дня эвакуации из города. Продовольственные карточки на июль месяц целиком мы уже не получили. Мы с матерью и младшим братом покидаем Кронштадт.
  Где-то 10 или 11 июля мы погрузились на баржу в Итальянском пруду и на вечерней зорьке пошли на буксире к Лисьему носу. Торпедные катера поставили дымовую завесу, как только мы отошли от острова. В дымовой завесе мы спокойно шли до поворота на Лисий нос, но ветром рассеяло дымовую завесу и мы оказались на виду немецких артиллеристов, они не замедлили обратить на нас внимание. Начался обстрел нашего каравана состоящего из буксира и двух барж с людьми. Мы укрывались на дне барж. Снаряды разрывались то по одному, то по другому борту, нас заливало брызгами, почему-то рубили буксирный канат второй баржи, видно её повредили снаряды. К пирсу подошли одиноко, буксир отдал конец и сразу повернул назад. Я до сих пор надеюсь, может кого-нибудь спасли с той, второй баржи. Артиллерийский огонь продолжался, теперь немцы били по всему пирсу. Мы, побросав на барже свои дорожные вещи, бежали на сколько хватало сил в ближайший лес у пристани, а потом немного придя в себя, по пластунски протаскивали свои вещи с баржи, к уже поданным, в тот же лес, двум двуосным вагончикам.
  Вскоре паровозик "Кукушка" потянул нас в сторону Ленинграда. По железной дороге нас довезли до станции Старая деревня, а там пересадили в бортовые автомашины. Проезжая по городу мы наблюдали большие разрушения, на улицах совсем мало людей.
  Нас подвезли к пристани Ладожского озера с запозданием, баржи с ленинградцами уже ушли в Кабону, нас прибывших из Кронштадта оказалось не много. Моряки посовещались и решили, что кронштадтцев можно подвезти и в трюмах морских охотников, которые должны были догнать конвой и сопровождать его до Кабоны. Так мы и на Ладоге оказались на борту у моряков Балтийцев. Наш путь оказался вновь не легким, конвой встретили вражеские мессеры, их пулеметный огонь сопровождал нас почти весь путь к причалу. Слышали мы и голоса наших пулеметчиков иногда и с матами, им было жарко отбиваться от немецких самолетов, обеспечивая сохранность бесценного груза - блокадников Ленинграда. На пирсе мы увидели боцмана катера с голым торсом и уже перевязанным плечом.
  В Кабоне мы сняли с плеч противогазные сумки и положили их вместе с противогазами, в уже высокую пирамиду составленную из средств противохимической защиты. Мы с братом остались с вещами, а мама пошла в контору, где регистрировали прибывших эвакуированных граждан и назначали направление, номер эшелона и день его отправления. Нас направили в Кемеровскую область Западной Сибири. Там же выдали сухой паек на время ожидания эшелона и сказали, что питание на первую часть пути мы получим в день отправления. Наша семья не стала выбирать, куда нам хотелось бы поехать, нигде нас никто не ждал, а согласились выехать уже почти сформированным эшелоном.
  На побережье Ладоги, недалеко от нашего места ожидания протекала небольшая речушка, в этом месте она была достаточно многоводной. Мы с братом решили помыться на дорогу. Я влез в воду и ладно, что не зашёл где поглубже, у меня в момент свело ноги и я плюхнулся в воду всем телом. Энергично работая только руками, успел зацепиться за прибрежный кустарник и выбраться на берег. Вот так кронштадтский парень, чуть не утонул в речке, в которой как говорят, мухе по колено. Мой брат в моей беде помочь не мог, он еще не умел плавать.
  Подали к отправке наш эшелон, откуда-то с запасных путей. И когда мы стали подниматься в вагон все боковые места уже были заселены семьями и другими, уже устроенными на отправку, гражданами. Нам оставалось устраиваться на полу между двух дверей этого телятника. В вагоне все устроились на полу, на вещах собранных в дорогу, и потому об удобствах не было и речи. Видно нары и другие деревянные предметы, положенные в каждом таком вагоне, сгорели еще зимой. Левая дверь, если смотреть по ходу ходу поезда, не закрывалась полностью, нам пришлось защитить отверстие медным тазом в матерчатой упаковке, этим мы защитились от сквозняка, зато у нас было и преимущество, мы расположились поперёк вагона и в действующей двери, а она была всегда приоткрыта, могли наблюдать дорогу при движении эшелона. Ничего другого выдумать было нельзя. В вагоне с начала движения размещались 20 - 25 человек, в тесноте не в обиде. В вагоне оказались только престарелые граждане. Наша семья оказалась самой молодой.
  Наш путь сначала до станции Войбокало, а затем на магистральный путь на Волховстрой, Тихвин и далее на Урал. Мы проезжали по местам, где только зимой прошел фронт. Удалось отстоять от врагов эти важные для Ленинграда земли и избавиться от второго кольца уже полной блокады нашего города. Эти бои имели огромные жертвы с обеих сторон. С той или другой стороны железнодорожного пути возникали штабеля мертвецов и они различались только формой одежды, а трупный запах мертвых тел, ни чем не отличался. Уже вот-вот август, а мертвецы еще не захоронены, видно не хватает сил и средств на эти заботы, сначала нужно думать о живых.
  В Волхострой мы подъехали еще в светлое время и наблюдали поврежденные здания и совсем исправную плотину электростанции, станция работала и гнала электроэнергию в Ленинград. Мне пришлось убедиться, как далеко забрался враг на наши земли. На всем пути к Тихвину, природа своей искарёженностью свидетельствовала о тяжелой бойне за каждую пядь нашей земли. В августе ближе к вечеру стало темнеть и рассмотреть ближайшие строения и сам вокзал станции мне не удалось. Дальше Тихвина враг не прошел, мы находились в глубоком тылу.
  
   Дорога
  
   Расставшись с Тихвином, мы проехали лишь небольшую часть пути и нам предстоял долгий путь по территории нашей необъятной страны. Не имея карты, было трудно представить очередность железнодорожных станций и городов по нашему маршруту.
   Потихоньку обживаем неудобства, представленного нам вагона. Такое впечатление,что наши вагоны прибыли в Кабону, полностью загруженными продуктами или боеприпасами. Все, положенные этим вагонам, несъемные предметы: настилы для пассажирских нар, фонари, доски, ограничивающие стоящих у открытой вагонной двери людей, даже застекленные окна, они были наглухо забиты досками, отсутствовали. Железнодорожникам некогда было заниматься этим оборудованием, нужно немедленно возвращать, прибывший с имуществом транспорт. Нам деваться было некуда, пришлось пользоваться тем, что предоставлено. Было лето, стояла сухая и теплая погода. Не замерзнем.
   Нашими спутниками были, в основном, семейные пары взрослых и даже пожилых людей, или одинокие старики обеих полов. В поведении этих людей чувствовалось какое-то безразличие к окружающей действительности, моральная усталость. Это чувствовал и я, совсем еще молодой человек, может быть в меньшей мере перенесший невзгоды первого года блокады и у меня было меньше забот и горя, чем у моих спутников. Теперь многих из них заботили вопросы, обмена в дороге уцелевших вещей на продукты. Людям не хватало всего того, что предоставлялось сухим, дорожным пайком, явно превосходящим ленинградские нормы довольствия.
   Ещё в Кабоне начальник эшелона подходил к каждому вагону, в котором помещались эвакуированные ленинградцы и убедительно просил, чтобы люди заботились о своих спутниках и не допускали случаев переедания, это могло привести к завороту кишечника и смерти. Но как можно было усмотреть, да и неудобно заглядывать человеку в рот. Все же приходилось обращать внимание на людей, которые заворачивались в одеяло и что-то жевали. Приходилось напоминать гражданину, что не стоит увлекаться добытой пищей, во избежание тяжелых заболеваний. Сколько ответных слов наслушался, помню до сих пор.
   Прошла неделя нашей жизни в эшелоне, люди молчаливы, нет почти никаких разговоров между соседями. В вагоне тишина. Каждый думает о своем, о своей прежней жизни. Что ждет каждого в пути и по приезде на место, об этом еще не думают.
   Получилось так, что я оказался, из всех помещенных в наш вагон пассажиров, более менее способным проявлять хоть какую-то заботу о взрослых, обессиленных и изможденных голодом людях. Я взял на себя заботу наполнять водой большой чайник и ведро, даже на небольших остановках эшелона на железнодорожных станциях. Начальник эшелона поручил мне, на остановках, передавать ему информацию о заболеваниях пассажиров и других неприятностях в их взаимоотношениях. Когда мне пришлось впервые искать начальника эшелона, а он оказался у 10-го вагона, нашего 20-ти вагонного эшелона, я понял, что он руководитель какой-то промышленной организации, работники которой эвакуируются к месту новой работы, куда-то в Западную Сибирь. Предприятие имело в распоряжении даже свое хозяйственное обеспечение.
  Моя информация начальнику эшелона была печальной. Умер один из пожилых пассажиров, в этом случае на ближайшей большой станции, умершего снимали с поезда, а вместе с ним и всех его домочадцев. Эвакуационное удостоверение выписывалось одно, на всю семью.
   По дороге до Урала, в нашем вагоне, был еще один случай смерти пассажира, одинокого, пожилого человека.
   Подъезжаем к уральским станциям. Люди понемногу оживают, стали общаться с соседями, знакомиться, делится воспоминаниями о прожитой в Ленинграде голодной зиме. Теперь, иногда, мне приходилось выслушивать монологи исхудалых, измученных недоеданием людей, осуждающих голод и город:
  - Этот Ленинград, что мы натерпелись в нем. Я никогда не подумаю вернуться в этот мертвый город.
  Таких речей было не мало. Кто-то соглашался с этим мнением или был не согласен, дискуссий в вагоне на эту тему не было.
   Мы двигались вглубь страны. Перед эвакуированными открывались, невиданные ранее, просторы нашей родины. Люди окончательно приходят в себя, начались вопросы:- а кто нас будет кормить?
  Сейчас кормит государство и не берет за питание деньги. Многие из нас ранее не проживали в деревнях и не знают крестьянский труд. Как быть природным горожанам, которые даже крестьянскую печь не знают как растопить, а где брать дрова, а как испечь хлеб или приготовить в печи еду. В колхозах трудодни, оплата в конце уборочного сезона. "Все для фронта. Все для победы". Колхозникам самим ничего не достается. Живут в основном за счет приусадебных хозяйств. В колхозах нет пенсионного отчисления, а где нам брать деньги на мелкие расходы: спички, керосин, лопаты, топоры и другой инвентарь, для возделывания огородов, если мы будем их иметь. Получается, что кроме обмена вещей на продукты, другой формы снабдить себя не представить. Единственно, что мы способны сделать это помогать хозяевам к которым нас пристроят, помучимся - научимся. Пошли полезные советы тех людей, которые не так давно отошли от сельской жизни, чему можно быстро научиться. Вступила в разговор и наша мама. Она детство и юность провела в доме с русской печью. Она рассказала как печь хлеб и приготовить закваску для квашни.
   Наш эшелон долго стоит на запасных путях, в ожидании встречного поезда. Мы пропускаем все встречные эшелоны, они идут к фронту, а мы уезжаем все дальше от фронта. На стоянке можно выйти из вагонов подышать, побродить или просто посидеть на травке. Конец июля погода стоит солнечная, сухая. Нет воздушных тревог, не стреляют, странно, еще не привыкли. Встречные поезда в основном товарные (зерно, скот), лишь изредка проходит эшелон с военной техникой и красноармейцами.
   Я не могу сейчас сказать в каких населенных пунктах нас снабжали сухим пайком, но вероятно это были города Вологда, Киров, Молотов. Организация питания была хорошо поставлена, нас заблаговременно извещали, на какой станции будет продпункт, с выдачей сухих пайков. Пассажиры договаривались, кто пойдет за продуктами, а кто останется сторожить вещи. В нашей семье обычно с вещами оставалась мама, а мы, с братом Валентином, направлялись за продуктами. На сухой паек выдавали хлеб, консервы мясные или рыбные, иногда даже сухие колбасы, какие-то крупы, жиры. Там же можно было набрать горячего чая или кипятку.
   Нас предупредили, что в Свердловске для нас будет приготовлено горячее питание на продпункте, где мы получим сухой паек на следующий участок пути. Ещё при приближении к станции Свердловска мы почувствовали, что приближаемся к совсем мирному городу. Да, для нас военный Свердловск был мирным городом! Дело было к вечеру, улицы города уже хорошо освещены, где-то духовой оркестр играет танцевальную музыку. Люди какие-то спокойные, никто не оглядывается на небо, люди не бояться идти по обеим сторонам улицы и чувствуется, что город живой - далеко от войны. Мы поняли, вот уже глубокий тыл страны. В Свердловске наш вагон был дополнительно поощрен большим чайником компота. Пришлось бежать к вагону за ведром. В вагоне, компот разделили по желающим.
   Уже когда проехали Свердловск, эту большую узловую станцию, навстречу, на запад, увеличилось количество составов с военной техникой и теплушками с военнослужащими. У всех на устах застыло слово - Сталинград. Мы знали, что это город на реке Волга и как-то на ум приходили слова из песни к кинофильму "Волга-Волга" :- Не видать им красавицы Волги! И не пить им из Волги воды!". Люди сильно переживали каждую новую весть о событиях под этим городом. Какие-то сведения о военных действиях на фронтах войны, мы могли получать только на станциях, где нам выдавали питание.
   В приоткрытых дверях вагона мелькали поля и леса. За две недели пути люди ожили, стали вставать, подходить к приоткрытой двери, стали выходить из вагона, в местах стоянок. Люди стали больше общаться, можно было услышать обращения по имени отчеству. Поднялись на ноги даже те, которые провели в лежку весь предыдущий путь. Все же мы Ленинградцы, нам нельзя было терять человеческий облик. Уже никого не приходилось удерживать за руки, чтобы справлять естественные надобности, люди стали справлять жизненные необходимости только на стоянках, под своим вагоном. Женщины делали это под первой вагонной парой по ходу движения поезда, а мужчины соответственно под второй. На фоне всего этого, другие неприятности были просто мелочью. В дороге я разжился двумя кирпичами на которые, на стоянке, можно было поставить кастрюлю, чтобы сварить супчик или вскипятить чайник. Топливо для этого можно было собрать по дороге, потом эти кирпичи остывали и вновь возвращались в вагон.
   Единственной всеобщей заботой пассажиров была подножка вагона, теперь единственная. Вторую у нас украли, люди в вагоне были пожилые и без подножки никак.
   Всем пассажирам запомнился продпункт под Петропавловском в Казахстане. Продпункт был организован в полевом палаточном лагере, на ближайшей к городу железнодорожной станции. Там нам, впервые за дорогу, выдали по кусочку хозяйственного мыла, беда только в том, что этим же ножом, которым резали мыло, нам нарезали положенную пайку хлеба.
   Сибирский город Омск мы проезжали ночью и кажется даже не задержались на этой станции, нас отправили сразу в Новосибирск (Новониколаевск). Этот центральный город Западной Сибири удивил меня своим вокзалом. Он был недавно построен. Я настолько увлекся, что оставив брата в продпункте, сам пошел осматривать вокзальные залы о другие помещения. Незаметно для себя вышел на привокзальную площадь и рассматривал здание вокзала, со стороны города. Но когда попытался вновь войти в помещение вокзала, был задержан милиционером на входе. Меня направили в комнату милиции, несмотря на то, что я предъявил паспорт и эвакуационное удостоверение. Руководство созвонилось с администрацией вокзала и убедилось, что такой эшелон прибыл и довольствуется на продпункте вокзала. Меня отпустили и я смог встретить брата, который уже паниковал. Я тоже здорово испугался, брат в вокзале, я в милиции, мать в вагоне, а вдруг состав сейчас уйдет? У меня эвакуационное удостоверение, выданное на всю семью, мать без удостоверения снимут с поезда. Где потом ее искать? Но все обошлось. Получив в свою посуду горячий обед и сухой паек, на дальнейшую дорогу, наполнили чайник компотом, который нам предложили на кухне, мы вернулись к вагону эшелона и хорошо покушали, несколько остывшим обедом.
   В Новосибирске мы просидели почти сутки, за это время я сумел провести своего брата в медпункт, он находился на путях станции, у него разболелось ухо. Нам сказали, что далее будут следовать четыре вагона с эвакуированными и еще три вагона с рабочими, до станции Юрга. Для остальных наших спутников Новосибирск был конечной остановкой, здесь им предстояла работа, на вновь созданном предприятии.
   Теперь мы уже знали, что наша последняя остановка в этом, более чем сорокадневном пути по железнодорожным магистралям страны будет, никому не известная станция - Тяженская, Кемеровской области. Наши вагоны, только глубокой ночью, сняли с запасных путей и прицепили в хвост угольного состава.
   Всего за эти сорок дней в нашем вагоне умерло четыре человека, двое до Урала, двое после.
   Станция - Тяжинская, одна из последних железнодорожных станций Кемеровской области, а сам район в основном сельскохозяйственный, и как пример, напротив вокзала высятся емкости хлебного элеватора. Сам вокзал невелик, содержит множество мелких пристроек, по приему багажа и небольшой зал для ожидающих поездов, пассажиров. Наш эшелон вывели на свободные пути с тем, чтобы освободить магистральную железнодорожную линию в сторону Красноярского края.
   Наша эвакуированная публика потихоньку выгружает на травянистую площадку свои вещи, взятые в дорогу, с ними теперь и жить, все что смогли взять с собой. К вещам подъезжают повозки крестьян, чтобы подвезти прибывших и их вещи, к зданию исполкома райсовета, где нас будут регистрировать, а затем направлять в населенные пункты, в которых нам и надлежит расселиться. Во всех хлопотах местных людей, с кем нам приходится встречаться, чувствуется забота и внимание, мы у них оказались первыми, прибывшими из Ленинграда. Никто из хозяев не знал, сколько прибудет людей, каковы их семьи и возраст, нужно быстрее собрать данные, спланировать, кого и куда направить. Наша семья ожидала такую очередь два дня.
   И вот наконец, начался наш путь. Нам предложили погрузить свои вещи на повозку, управляемую мальчишкой, которому не больше 13 лет. Он вместе со своими сельчанами привез колхозный хлеб на элеватор, а теперь, обратным рейсом, берет на повозку наши вещи. Вместе с нами на эту повозку загружаются престарелая ленинградка Барсукова и молодая девушка Татьяна, эвакуированная из города по болезни.
   Стояло жаркое и сухое сибирское лето. Даже во второй половине дня, когда яркое солнце уже клонилось на запад, не чувствовалось, что скоро спадет жара и наступит долгожданная прохлада. Нам сказали, что дорога наша не близкая и придется быть в пути более четырех часов. Вот уже два часа двигается наш обоз. Путники то пройдут пешком, то подсядут на телеги. Лошади нервно помахивают хвостами, пытаясь согнать надоедливых слепней, с лоснящихся крупов. Справа и слева от проселочной, хорошо наезженной дороги, густые заросли боярышника, калины, облепихи и шиповника, усеянные уже зрелыми плодами. Дети нет-нет, да тянутся за ягодками. По обочине дороги, на всем пути высокая, не скошенная трава. Возницы остановили обоз, распрягли лошадей и послали их попастись и отдохнуть, но лошади сразу вошли в кусты, спрятались от насекомых. Путникам тоже очень захотелось посидеть на траве. Женщины принялись торопливо раскладывать продукты, а ребятишки отправились с местными ребятами к ручейку, набрать холодной воды. На гребне холма, на который нам предстоит забираться, мы видели хорошие постройки крестьян, а за ними высились купола церкви. Нам сказали, что это большое село Приображенское, в нем богатый колхоз. Поинтересовались у возницы, далеко ли нам еще ехать, он сказал, что мы на полпути к Камышловке. Мы на верху холма. Прекрасный вид вокруг - зреющие поля пшеницы, ячменя, проса, а где-то на горизонте зеленые массивы, отступившей от владений человека, тайги. Близится конец нашего пути, по обе стороны, резко спускающейся дороги, взгляд приятно ласкают высокие, белоснежные стволы берез.
   Лошади натягивают постромки, почти вылезают из хомутов, повозки наступают животным на задние копыта. Но обоз сохраняет свой строй. Возницы спокойны - не разнесут. Преодолеваем последний поворот и здесь уже ничто не сможет задержать лошадей, они чувствуют свой дом, и учащая шаг, переходят на легкую рысь. Загремели наши повозки. Но на мосту лошади вновь замедлили шаг. Вот мы и дома, произносит молчавшая всю дорогу, сопровождающая обоз, немолодая женщина. Дом, это родное слово, заставляет нашу память, вновь и вновь вернуться к началу дороги. Дома, когда теперь, мы по настоящему окажемся дома?
  
  
   ДЕРЕВНЯ
  
   Вот мы и дома, произносит молчавшая всю дорогу, сопровождающая обоз, немолодая женщина. Дом, это родное слово, заставляет нашу память, вновь и вновь вернуться к началу дороги. Дома, когда теперь, мы по настоящему, окажемся дома?
   Пока, слово "дом", как-то ассоциируется с той добротой, которую мы получили от наших возниц, наших теперешних односельчан. У подножья холма, небольшая и видно неглубокая речушка, её берега густо заросли какими-то еще не знакомыми, хвойными деревцами, нам объяснили, что это молодой кедровник. С моста было видно, что деревня большая. Исправные избы с приусадебными участками, разместились по обе стороны деревенской улицы. Все подводы, впереди нас идущие, сворачивают влево и направляются к колхозной конторе. Наша хозяйка, которая раньше руководила всем обозом, направляет наш воз направо, она еще в дороге подобрала себе будущих соседей. Возле дома, где она живет в большой семье, имеется пустующий домик. Хозяин дома, буквально месяц назад, уехал к своим землякам куда-то на Алтай. Так единственные из всех прибывших в обозе, эвакуированных ленинградцев, наши семьи оказались во второй бригаде колхоза, занимающейся полеводством. Возница наконец сказала, что её имя Надежда, а её муж Лука Петрович Бондаренко ранее возглавлял эту полеводческую бригаду, а сейчас воюет под Ленинградом. С самого начала и до последних дней пребывания в Камышловке, мы ощущали внимание и поддержку этой трудовой, многодетной семьи. Благодарны этим людям и поныне.
   Нас подвезли к пустующему дому, подводу с прибывшими, сразу окружили жители близ стоящих домов. Мальчишки быстро знакомятся со мной и моим братом, и помогают перенести наши вещи за порог нашего жилища, сразу знакомят нас с засаженным овощами огородом. Потихоньку люди расходятся, давая нам возможность, отдохнуть с дороги и разобраться с делами. В этом домике, нам предстоит проживать впятером: наша мама, нас двое мальчишек, пожилая старушка и молодая девица. Все мы только что познакомились, по дороге из Тяжина, наши вещи лежали на одной подводе. Тетя Надя сказала мне и девушке Татьяне: - устраивайтесь, а завтра приходите в контору оформить свое прибытие и поговорить о возможности трудоустройства, когда придете в себя с дороги.
   У дома оказалась небольшая поленница дров. Наша мама в молодости, имела дело с русской печкой и умела стряпать в такой печи. Бабушка, которая всю свою жизнь прожила в Ленинграде, ранее таких неудобств не имела, потому что в каждой квартире на кухне была, только дровяная плита и керосиновый примус. А Татьяна, учащаяся ремесленного училища, вот уже три года, пользовалась столовой училища. Все свое детство тоже прожила в городе и никакого отношения к сельскому хозяйству не имела, все начинать придется с азов. В огороде нашлись грядки с картофелем, наварили картошки, с удовольствием попили чайку и стали выбирать места для ночного отдыха. Бабушке и нашей маме достались кровати, на них сохранились соломенные матрацы, Татьяна оккупировала лежанку на печи, а нам с братом достались палати, мы сможем туда забраться. Домик оказался уютным, только в нем отсутствовала прихожая, двери отворялись прямо на двор, нужно будет к зиме что-то пристроить.
   Наша первая беседа в правлении колхоза оказалась не долгой. Председатель колхоза Левинской интересовался, каким образом нас с Татьяной можно пристроить к хозяйству. Таня, уже отдохнувшая за дорогу девушка, пошла работать прицепщицей на трактор ХТЗ, единственный в колхозе, там её обещали кормить вместе с трактористом. Со мной труднее: я попросил направить меня в бригаду, буду осваивать крестьянский труд с самых азов.
   Камышловка - деревня в сотню крестьянских дворов, стала таковой во второй половине 30 годов. Коллективизация в этой стороне Западной Сибири, проходила с большими потугами. Казачество юга России пришло на эти земли, согласно предложениям Столыпинской программы и очень быстро укрепилось на вольных землях, создавая хутора. Теперь уже крестьяне, очищая земли от таежных лесов, распахивали хорошо удобренные земли самой природой, под злаковые культуры и корнеплоды. Они получали хорошие урожаи, богатели, строили добротные дома из лиственницы, приобретали хорошие сельскохозяйственные машины, плуги, сенокосилки, жатки и другой инвентарь, для ведения своего хозяйства. Окружали свои постройки плодовыми деревьями и пчелиными ульями. На хуторах развивалось полное натуральное хозяйство. А развитие крупного, рогатого скота: коневодства, овцеводства и свободная продажа на рынке результатов своего труда, поднимало инициативу в труде и заботу о быте своих семей. Достаточное наличие различного скота, давало возможность вносить в почву и новую порцию органических удобрений. По воспоминаниям сельчан, все кто хотел и умел работать на земле, не бедствовал, а наоборот, с каждым годом укрепляли свое хозяйство.
   При коллективизации, крестьянам пришлось лишиться частной собственности Весь скот и инвентарь внесли как свою долю, в коллективное хозяйство, оставив себе совсем небольшую часть: строения - теперь перевезенные с хуторов в деревню и небольшую часть скота, разрешенную государством в личное пользование. Теперь кроме огорода, если они позволяли себе часть участка, засаживать плодовыми деревьями, то с них полагался налог за каждый куст, за каждое плодовое дерево. И видно поэтому, вся деревня не имела на своих участках, не единого плодового дерева. Правда, на старых хуторах, втихаря, еще произрастали плодовые деревья и стояли улья, но это все не гласно, как бы не замечалось в сельсовете. Все поля не объедешь, всего не заметишь, а если и заметишь, то не увидишь. Нужно сказать, что казачество было исключительно дружным и друг за друга стояли стойко. Негласно эти участки земли назывались по имени их прежних хозяев: Заячий хутор, Петров хутор, Семенов хутор и т. д.
   Уже в предвоенные годы земельные участки начали скудеть. Минеральные удобрения, еще не доходили до общественных земель. Общественный скот не давал достаточного количества органических удобрений, для больших площадей злаковых культур и отсюда урожаи, становились все ниже и ниже, чем были у крестьян единоличников. А потому урожай пшеницы на колхозном поле в 1942 году составлял, 10 - 12 центнеров с гектара - это очень мало.
   С каждой скотины: коровы, овцы, свиньи, тоже взимался налог и хозяйки этой скотины, должны своевременно сдавать определенное количество мяса, молока, масла, шкуры животных в закрома государства. Так и стояли удобные и гордые постройки, по длинной улице, памятниками прежнего благополучия новобранцев Сибири.
   Великая Отечественная война забрала из хозяйств, здоровых мужчин призывного возраста, оставив - инвалида председателя колхоза и престарелых: кладовщика и кузнеца. Всем другим хозяйством заправляли зрелые женщины - казачки, они и кормильцы в семьях и даже в больших семьях, они и главные работники в поле.
   В свой первый рабочий день, я половину дня проработал у кузнеца, но молотобоец из меня не вышел, с моим ростом в 150 см и еще не сформированными физическими возможностями. На следующий день, я вышел на работу в сушилку. Там моей обязанностью было погонять лошадь, которая ходила по кругу, вращая барабан, сообщающий теплый воздух, на просыпающиеся зерно и доводящий его, до необходимой сухости, для дальнейшего хранения. Я смог ходить и погонять лошадь, часа полтора-два, а потом грохнулся без памяти. Меня спрыснули водой, откачали и отправили с богом : - иди мальчик, для такой работы ты не годен. Еще раньше я сказал председателю, что хотел бы начать с самих низов, тем, чем занимаются сейчас мальчишки 13-14 лет, и лишь тогда я стану для них другом. Я должен познать все то, к чему они готовы с самого детства. И я стал учиться у ребят крестьянскому ремеслу.
   Направляясь в эвакуацию, мы не могли брать с собой много вещей, тем более и не думали, что придется приобретать лопаты, топоры, молотки, гвозди, керосиновые лампы и другой необходимый для жизни инвентарь. Был конец августа и природа поторапливала нас, скорыми холодами, нужно было заблаговременно позаботиться о защите входной двери, изготавливать пристройку. Инвентарь для этих работ, никто не выдавал, да и купить его было невозможно и не потому, что денег у нас, практически уже не было. Все эти вещи, нам дали наши соседи. Как говорится с миру по нитке.... Чтобы, что-то, сделать по дому, не хватало времени, нужно было уже работать в поле.
   Очередной моей работой была перевозка гороховой соломы, со скошенного поля к молотилке. Мне вручили уже запряжённую повозку. Я взял вожжи и начал понукать лошадь, к началу движения. Тут открылась цирковая программа, для окружавших меня мальчишек и девчонок. Оглобли упряжи, вышли из гужей и лошадь потянула повозку только натянувшимся чересседельником. Раздался громкий смех колхозных ребятишек, которые по возрасту были младше меня на два - три года. Я засмущался, растерялся, а затем взял себя в руки, не стал просить помощи, а развязал чересседельник, отцепил вожжи от колец узды, вновь завел лошадь через оглобли к возу. Посмотрел на голову лошади, а у нее не оказалось левого глаза, но она все же послушно выполняла мои действия. Продел оглобли в гужи хомута, взялся за супонь, и тут пришла догадка, ребята специально её не затянули и только поэтому лошадь ушла из оглобель. Перекинул чересседельник через седелку, закрепил веревку на второй оглобле, при этом посмотрел насколько удобно лег хомут на шее моей лошадки, продел вожжи в кольца узды и двинул повозку вслед за ребятами в поле. Концерт был окончен, ребята успокоились. Во время этих действий, мне было особенно не удобно слышать звонкий смех моей соседки по дому - Катюши, девчонки 15 лет. Мне было очень стыдно за мой промах, а я уже положил на неё глаз. Закончен мой трудовой день и с позором и с радостью, завоеванной победы над неумением. Сегодня я выдержал серьезное испытание, работая с лошадью и принося пользу колхозному делу.
   Возвращаюсь на базу, теперь сам должен распрячь лошадь, установить повозку на положенном месте, снять с лошади сбрую и поместить свою одноглазую Матаню в свою стайку на конюшне. Снял с лошади хомут, с многочисленными ремнями, снял седелку, извлек изо рта лошади металлическую часть уздечки, свернул вожжи. Уложил все принадлежности в указанное место, надел лошади недоуздок и отвел лошадь в её стайку. Некоторые названия упряжи, я использую казацкие, так здесь говорили. Все время у меня получалось, что я выполнял эти действия со стороны действующего глаза у лошади. Все обошлось. А вот когда на следующий день, я пошёл к своей лошадке, чтобы её запрячь и предварительно снял перекладину, чтобы войти в стайку, я стал подходить к лошади, с левой стороны, с той, где у лошади отсутствует глаз, моя лошадь вздрогнула, заржала, подпрыгнула задними конечностями и левым копытом поддав меня в живот, вынесла меня из стайки. Я грохнулся на деревянный помост конюшни. Живот долго болел, ладно, что во мне был вес, не доходивший до 3 пудов, и на мое счастье, я раскрыл стайку, заранее сняв перекладину. Иначе бы я мог сломать позвоночник, а так отделался легким испугом.
   Пришло время пахоты, под озимые культуры. Мальчишки выезжали в поле на парах коней, с запряжёнными в плуг "Красный пахарь". Сам плуг был, в наклонном положении со специальным устройством, для транспортировки его, по проселочным дорогам и разворотам на самой пашне. Ребята, - им по 12-14 лет, уже опытные пахари, а я еще неуч. Я не волшебник, а только учусь. Обычно все пахари, сидели верхом на своих коренных лошадях, так и мне, впервые в жизни пришлось забраться на своего "Горбунка". Конечно, я это совершил с подставки, попросил ребят:- помогите мне, я ни когда не садился на лошадь верхом. Мальчишки поворчали, заулыбались и усадили меня на лошадь. Одновременно, я получил инструктаж, как сидеть, что можно и чего нельзя делать, во время езды верхом, чтобы не повредить лошади хребет. Ребята никогда не гнали лошадей, если транспортировали плуг на пахоту. После одного дня такой учёбы, мне трудно было сидеть, даже дома, на скамье. Мои мучения продолжились в течение нескольких дней работы в поле. Плуги, мы оставляли в поле и возвращались в деревню верхом на лошадях, на шеях коней оставались только хомуты, их не должна была замочить непогода. Как вдруг, ребята собрались вместе, о чем-то договорились, еще немного проехали шагом, а потом вместе закричали "Аллюра", и погнали своих лошадей, сначала рысью, а затем перешли в галоп. Мои лошади устремились за всеми, я не мог ни чем удержать свою пару, в правой руке два повода, левой рукой ухватился за хомут, пригнулся к лошади, охватил её, сколько мог, ногами. Вся ватага помчалась в деревню. Неизгладимое впечатление! Остановились, все смотрят на меня, улыбаются, довольны, это испытание я выдержал и становился все ближе к ним.
   А на месте работы в поле, надо было впрячь мою пару лошадей в плуг, с передней коляской. Одно колесо, большее из них, должно было проходить по вспаханной борозде, а второе, меньшее, проходить по целине. Нужно было, как я понял, сообразить произвести регулировку натяжных цепей, соединяющих коляску, непосредственно, с самим плугом. Ребята наблюдали за мной и по-видимому, спорили, сумею ли я сам, самостоятельно, справиться с этой проблемой. Я долго возился с этой проблемой и наконец до меня дошло, как просто разрешается эта загвоздка, нужно отрегулировать цепное натяжение и тогда плуг будет ровно входить в целину и отваливать в борозду, новый слой пахоты. Ребята приняли меня - соображает.
   Так случилось и с верховой ездой, я не стал мучить не себя, не коня и уже не боялся слететь, с его спины, даже при быстрой скачке. Здесь пригодился опыт и самовнушение, ни за что не вызвать усмешку, моих значительно младших по возрасту спутников. Я видел как они разворачивают своих коней, при изменении направления пахоты, старался вовремя положить свой плуг на бок, чтобы не пропахать дорогу или тропинку. И особенно, так тщательно производились эти повороты, вблизи островков бывших хуторов. Ребята хорошо помнили земли, ранее принадлежавшие их родителям, или теперешним соседям в деревне.
   Постепенно, я приобретал навыки в различных сельскохозяйственных работах. Распахивали земли, скирдовали снопы, участвовали в молотьбе снопов, на сложной молотильной машине. "Сложка", так её называли крестьяне, молотилка управлялась шкивным ремнём, от поднятого колеса трактора ХТЗ. На верху этого агрегата, у приемного барабана, захватывающего освобожденные от вязок снопы, находилась обычно опытная работница, руководящая всем процессом, обмолачивания снопов. Зерно просыпалось в бункер, а солома отделялась от машины и отправлялась волокушами к месту стогования. Обычно волокушами любили управлять мальчишки, это не хитрое приспособление, две длинные веревки, от хомута лошади, а к концам веревок, прикрепляли длинную оглоблю. Приближаясь к молодёжи у стогов, ребята вместе с соломой, старались захватить зазевавшуюся подавальщицу снопов и уже подвозят, под громкий хохот, девчонку к месту скирдования соломы, при этом в визге и смехе участвуют уже все работники молотилки.
   Молотьба снопов производилась уже в конце сентября. После уборки с полей злаковых культур комбайном, а на неудобных полях, конными жатками или просто серпами. Сборы на молотьбу, проходили как на праздник, в вечерние, сухие, слегка морозные вечера. Они были увлекательными и даже музыкальными. Вот застучали по стылой, полевой дорожке, колёса телег, зазвучали голоса девушек и льется по селу, веселая или унылая песня:- (увещевал милый словами, а сам уехал в дальний край, сам уехал, мне оставил, дочь малютку на руках...).
   Каждый участник, уже знает свой участок работы. Все работы, начинаются с оказания помощи трактористу, завести трактор. Для этого, вожжевая веревка, узлом закрепляется своей серединой на заводной ручке трактора и по три человека с каждой стороны, захватывают её окончания. Тракторист берется за заводную ручку и командует своими помощниками, кому и когда тянуть в такт его движений. Трактор еще не остыл и со второго или третьего поворота заводной ручки, просыпается. Все громко кричат - ура, ура. Усилия двигателя через шкивную передачу, передается на молотильный барабан, работа началась.
   В работе, по сигналу бригадира были и минуты отдыха, тогда у костра собирались все участники, перекусывали, шутили, валяли девчат в соломе.
   У тех людей, которым поручалась доставка снопов из суслонов, к молотилке, случалось нередко, брали снопы, а грызуны уже там намолотили целую горку зерна, приготовили себе корм на зиму. Каждый возчик, имел при себе специальный мешочек и обязан был доставить, намолоченное мышами зерно, к молотилке и высыпать его в бункер. За этим строго следили и всегда строго наказывали провинившихся, вплоть до передачи дела в суд, за кражу социалистической собственности.
   Со мной на эту тему случилась неприятность. Я отвозил зерно от комбайна в уже темное время суток. В Сибири не в Питере, там значительно раньше наступает темнота. Однажды во время транспортировки зерна, к месту его дальнейшей обработки: просушки и провеевания, моя лошадь, одноглазая Мотаня испугалась, взлетевшую из высокой травы большую птицу, изменила направление движения очень резко в правую сторону, в сторону глаза которым она видит. При этом правое переднее колесо, наехало на какой то старый пень. Зерно, помещенное в большой ящик, изготовленный специально для таких перевозок, чтобы на току его было можно легко высыпать в общую кучу, наклонился к борту телеги и мой ящик поехал по наклонной плоскости на меня. Одной рукой, у которой вожжи, я пытаюсь задержать лошадь, а правой рукой и правым плечом, пытаюсь удержать ящик, чтобы все зерно не высыпалось на дорогу. Я удержал ящик, но он был настолько полным, что часть зерна просыпалась в траву. Лошадь остановилась, после того как переднее колесо съехало с пенька, я сдвинул ящик на место и пытался собрать зерно, которое высыпалось из тары, но извлечь его из высокой травы, было невозможно. На току приемщик сразу заметил, что в доставленном зерне, много травы, началось разбирательство, но было очень темно и разбирательство решили отложить до утра. Утром прошли на место аварии, убедились, что ни какого вымысла в моем рассказе не было и злого умысла тоже. Пытались собрать зерно с травы, но результата не получили, его в траве было не много. Сам я отделался легким испугом, мне простили этот промах. И зачем мне нужно было это зерно, которое невзначай, высыпалось в дороге? У меня ни кола, ни двора.
   Колхозники имеют двор и хозяйство, держали скотину и птицу, в установленных законом размерах. Скот и птицу, нужно кормить с тем, чтобы кормить многочисленных детей в семьях. Иногда были случаи, когда колхозники,, прихватывали с поля зерно, за что жестоко наказывались, вплоть до уголовной ответственности. Я не могу представить, как только жили в колхозе, по существу они ничего не получали на свои трудодни. Весь урожай вывозился в счет госпоставок. Колхозникам выдавали печеный хлеб, только тем, кто работал в поле, там готовили и похлебку. Но нужно было кормить и семьи. Откуда, это не важно, но на столе у крестьян появлялся мёд, печёный пшеничный хлеб, иногда с примесью толчёного пшена. Картофеля, правда было в достатке, да и других овощей и их хватало, потому что, приусадебные участки были не ограниченными. Я так думаю, что люди пользовались услугами, ранее потерянных хуторов и упрятанными при коллективизации запасами продуктов. Не могу полностью быть уверенным, но мне приходилось много раз видеть, ухоженные островки их бывших хуторов. Когда хозяева успевали там что-то делать, для меня оставалось загадкой. Люди были едины в сохранении своей и общей тайны, а администрация, не пыталась поднимать этот вопрос.
   Те крестьяне, которые по какой то причине не вступили в колхозы, остались на своих хуторах. Их земли и постройки выглядели достойно и там нам, эвакуированным питерцам, можно было обменять оставшиеся ценности или носильные вещи на продукты. Товар на товар. Можно было заработать, например наша мама была хорошей портнихой, у нас с собой была машинка Зингер (разобрали ножную машинку и забрали с собой верхнюю часть) и мама брала работу по пошиву одежды или какую переделку. За работу мы получали овощи и возвращались в Камышловку. Нужно сказать, что периодически, нам эвакуированным выдавали несколько фунтов муки, а вот из каких резервов, я не знаю, колхозники её не получали.
   Мы благодарны нашим односельчанам, они делились с нами всем тем, что имели сами, они сохранили нам жизнь, там мы прошли реабилитацию от голода и фронта.
   Наступала зима, закончились полевые работы. Теперь пришло время, заняться заготовкой дров на зиму. Где-то в конце октября, к бабушке Барсуковой, приехала дочь с двумя детьми. Для всей нашей ватаги, нас пятеро, да трое прибывших, стало тесновато. По приглашению семьи Бондаренко, наша семья и примкнувшая к нам Татьяна, с благодарностью к хозяйке тете Наде, переехали на жительство в этот пятистенный дом. Нам выделили большую часть, из двух комнат с отдельным входом и конечно с русской печкой. Так я оказался жить в одном доме, со своей знакомой девочкой Катюшей.
   Из сельскохозяйственных работ, оставались только подвоз сена, соломы и вывозка зерна, в счет госплана. Нужно сказать, что урожай наш колхоз не баловал, на поставки выскребали все из хранилищ и вывозили в Тяжинский элеватор. Этими перевозками занимались, опять же, мальчишки. Кто уж придумал, но мешки не позволяли превысить вес в 40 килограмм, при полном наполнении. Иначе перевозчики не смогли бы выполнять погрузочные работы, да еще таскать эти мешки на элеваторе, на высоту 5 или 6 этажа. Обычно на каждого Ванька (возчика) запрягалось два конька, а посылали нас обычно по двое. На одного возчика, две подводы, или двое саней. На каждую из них по 8-10 мешков, в весе 320-400 килограмм. Все это нужно умножить на четыре и получишь вес более полутора тонн. Нужно было рано утром, выезжать с зерном и преодолеть расстояние до станции, 25 -27 километров, за дорогу только и подсядешь в телегу на спусках. Сдашь зерно, по весу, получишь приемный документ и только поздно к вечеру, распряжёшь лошадей. Мне, как самому грамотному участнику обоза, была поставлена задача, следить, чтобы не обманули моих спутников при взвешивании. У мальчишек с таблицей умножения, не лады. Война не дала возможности окончить, даже начальную школу. Обычно я сдавал в контору документ, о сдаче зерна, за всех возчиков.
   Вспоминаю свои поездки по дрова. Запряжёшь лошадку в сани и выезжаешь в поле, находишь уголочек березок, либо лиственниц, а если нужны перекладины в огород, то и осинок. Подходишь к дереву, рубишь его под самый корень, так здесь принято. Даже когда рубишь дрова зимой, то сначала раскопаешь снег, вокруг ствола, нельзя оставлять высокого пня. Обрубишь сучья на стволе, перерубишь ствол по длине, удобной для перевозки на санях, увязываешь стволы дров, чтобы воз не растрепало в дороге. Все эти работы старались выполнять засветло.
   Разные снятся людям сны. Одним, во сне приходят знакомые, друзья, недруги. Люди мечутся, смеются, иногда стонут и плачут. Мне же во сне, очень часто сниться зимнее, сибирское утро. Солнце уже поднимается из-за восточных нагорий, но просматривается не очень ярко. Похожий на полнолуние диск, освещая землю, покрытую снегом, делают её поверхность пепельно-серой. Верхние, над солнечным диском, облака расцвечены яркими мазками, чудесного художника. Я вижу во сне, неторопливо бегущую лошадку, запряжённую в сани, на санях охапку свежего, пахнущего сена. Я, почему-то, не сижу в санях, а едва поспевая, бегу за санями, цепляясь за крясло. Снег скрипит под полозьями саней, раздается скрип и из под моих армейских ботинок, только что присланных мне отцом из далекого Кронштадта. Мороз под 40 градусов, в санях не усидишь, в недостаточно зимней экипировке холодно, но дело нужно делать, кончились дрова, а их рубят в лесу. И во сне я вижу, белоствольную берёзку, стволы лиственниц. Пробираюсь мимо одной, другой рощицы, не решаясь рубить этих лесных красавиц. Но вот острый топор: удар еще удар, летит отколотая щепа, ствол дерева наклоняется, и я просыпаюсь в теплой постели, открываю глаза и потом очень долго не могу уснуть. Мне очень жалко, тех загубленных березок и лиственниц.
   Зимой с 1942 на 1943 год в этой местности, очень расшалились волки. Были случаи, на участках дальних, по протяжённости дорог, нападения волков на животных и сопровождающих их путников. Были и серьезные потери животных, возле деревень. Причина была одна, отсутствие в деревнях охотников, все на фронте.
  Мне однажды случилось встретиться со стаей волков, в дни святок. На ферме Орловских лошадей, эвакуированных в колхоз конефермой из под Орла, заболела женщина, на которую была возложена обязанность, подвозить корм лошадям с сенных зародов, заготавливаемых специально для этой конюшни. Мне поручили выполнить эту работу и даже выделили свою лошадь. Я запряг орловскую красавицу в сани, получил инвентарь: топор и металлические вилы. Мне сказали, что лошадь еще молодая и просили быстро не гнать её, и не перегружать воз. В дороге топор обычно укрепляешь в расщелине связки, передней части саней, а вилы всегда под рукой, как главное оружие. В санях были оборудованы крясла, чтобы можно сидеть в пути и видеть дорогу, можно было бежать за санями, упираясь за высокую перекладину. Примерно в двух километрах от деревни, находилось сено, принадлежащее этой ферме. Добрался до поворота с дороги к стогу. Вдруг лошадь моя заупрямилась, захрапела, остановилась и без моего вмешательства, стала разворачивать сани, снова на дорогу. Сани накренились, я выпустил из рук вилы, успел ухватился за крясла, это дало мне возможность не вылететь с саней, но при таком наклоне из саней выпали вилы и топор. Лошадь успела выбраться на дорогу. Я оглянулся назад и увидел несколько волков, мчавшихся за нами к повороту на дорогу, у самой дороги росли кусты и ветром надуло большие сугробы снега, которые задержали волков, мы с лошадкой проскочили мимо стаи. Лошадь не нужно было погонять, она так и мчала сани и незадачливого возчика, до самой деревни. В деревне я рассказал о происшествии руководителю фермы. Конечно, мне не поверили и решили разобраться, выехав на место, лошадей все равно нужно кормить. Запрягли другую лошадь, начальник оседлал жеребца, вскочил в седло, держа в руке охотничье ружье. Ему это было положено, он охранял государственную собственность. На развороте нашли топор и вилы, убедились по многочисленным волчьим следам, что я рассказал правду. Уложили воз сена, я закрепил воз "байстриком" и мы потихонечку поплелись на ферму. Для меня получилось, как под конвоем. Так орловская кобылица, спасла и меня и свою жизнь.
   В деревне я не встречал собак, видно они были очень злые и их вывели при переселении с хуторов, а те которые еще оставались, растерзаны волками. В это время года, никто из сельчан не рисковал выехать в другой посёлок ночью. Были случаи, когда домашний скот, выпущенный на огороженные зады своих участков, подвергался нападению хищников, и нередко нам приходилось видеть животных с разодранными крупами. Но как говорили сельчане - (волков бояться, в лес не ходить). Рисковали, но все равно приходилось и сено подвозить и солому с полей, и сами дровишки из леса.
   С первых месяцев зимы, меня вызвали на занятия всеобуча. На такие занятия я попал вторично, такую подготовку я уже проходил в своем городе, перед началом учебного года в школе. Теперь из нас готовили горных стрелков и хотели, по призыву в армию, направить на Кавказ. Для меня это подготовка не оказалась чем-то новым, а для других ребят она проводилась впервые. Все ребята в Кронштадте, имели значительную военную подготовку, занимаясь в различных оборонных кружках. Так я посещал занятия и получил по их окончанию, значки ПВХО ГСО и юный Ворошиловский стрелок. На итоговых стрельбах из боевой винтовки, я выбил 38 очков из 40 возможных. Военный моряк, проводивший стрельбы, тогда похвалил меня и сказал, что из меня может получиться снайпер, только необходимо подрасти, а пока тебе значок - Ворошиловский стрелок, выдаваемый взрослым людям, не положен. Здесь на занятиях в поле, большее внимание уделялось тому, как вести себя в наступлении и в обороне, переползать, окапываться, преодолевать расстояние до условной, первой траншеи противника. Практиковали нас движением по бездорожью, в сомкнутом и развернутом строю, лыжным переходам на 10 и более километров.
   На всеобуче нас обучал, уволенный из армии лейтенант, командир танка. Его лицо было сильно обожжено, совершенно отсутствовала правая рука, по самое предплечье. Из всей растительности, на лице воина - инвалида, оставались только густые брови и такие же густые усы, казалось, что у человека трое усов. При первом занятии по огневой подготовке, военруку было совершенно невозможно объяснить ребятам, как изготовить упор для стрельбы лежа, как зарядить оружие, как удерживать винтовку при прицеливании. Я подошёл к военруку с предложением помочь ему, предложил ему, вы будете рассказывать, а я выполнять все положенные действия. Лейтенант отвел меня в сторонку, расспросил о моей подготовке, доверился мне и занятия пошли своим порядком. Военрук давал команды, а я укладывался рядом с очередным парнем и помогал ему выполнять замечания военрука. С этих занятий я стал его помощником, во всех вопросах подготовки горных стрелков, в том числе и в вязании морских узлов, которые должны были пригодиться, когда пойдем к Ачинску в горы.
   На занятиях пришло время учебных стрельб, из боевого оружия. Грудных мишеней в военкомате, еще не было и нам предложили обычные мишени с кругами. Военрук предложил мне первым выйти на огневой рубеж. Я подошел к исходному рубежу, залег, поправил подготовленный упор, проверил прицел, зарядил винтовку четырьмя патронами из обоймы и доложил:- к стрельбе готов. Получив команду:- огонь, неторопливо произвел четыре выстрела. При осмотре мишени, попадания оказались в десятку, в девятку и два в восьмерки, с разных сторон. С такой стрельбой, мой авторитет (эвакуированного) достаточно вырос, я был принят ребятами и меня уже не отторгали - когда кому-то из нашей команды нужна была помощь. Я ложился рядом со стреляющим, тихонько объяснял ему как приготовить оружие к бою, как стараться плавно нажимать на спусковой крючок и не дергаться при отдаче оружия в плечо, твердо удерживая его в сторону предполагаемого противника, наблюдая за полем боя.
   Военрук сделал меня своим помощником, при ведении занятий по материальной части и противохимической подготовке, понадобились мои знания о наложении различных шин при переломах, остановки кровотечения и наложении давящих повязок.
   В конце января на очередное занятие, военрук пришёл с газетой в руках, там сообщалось о прорыве блокады Ленинграда. Я неосторожно вырвал у него газету и не обращая ни на кого внимания, буквально впился глазами в сообщение Софинформбюро. Военрук предложил мне рассказать ребятам об этом событии. В этот морозный день воскресенья, мы должны были пару часов заниматься в свободном классе школы, там была классная доска с кусочком мела. Я быстро изобразил знакомый участок фронта между Финским заливом и Ладожским озером, реку Неву, сам город. В рассказе объяснил о важности победы. Теперь в город пойдут поезда с продовольствием и вооружением. Это была, моя первая политинформация.
   Наша подготовка была рассчитана на 180 часов. Мы собирались субботним, ранним утром в селе Преображенское и только вечером в воскресенье, возвращались в свои села. В дни учёбы, мы совершали многокилометровые марши по бездорожью, восходили на встречные высоты. Шёл 1943 год, и немцы еще были на Кавказе.
   Учебная программа заканчивалась двухдневным переходом под Ачинск в гористой местности, в районе реки Чулым. Там нас знакомили с альпийским оборудованием, которое используется при восхождении на большие горные высоты. Учебная программа заканчивалась совершением переправы через горную реку в люльках, по растянутым канатам. После занятий, обратный марш, мы совершали уже полуголодными, с оскудевшими, домашними запасами. Кое-как, по-братски делились остатками припасов. Мы должны были пополнить состав Сибирской дивизии, которую собирались посылать на Кавказ.
   В начале апреля в Камышловку пришло приглашение прибыть в Кемерово за посылкой из Кронштадта, с носильными вещами. Чтобы мне туда выехать, была необходима командировочная из исполкома Тяжинского районного совета. Я пошел в Тяжин и часа два пробивал у чиновников такую командировку, хорошо, что у меня был паспорт. Мне оформили временную прописку на сельсовет этой деревни и выдали командировочное удостоверение на четыре дня. В эти годы, сельское население не было паспортизировано.
   Вся беда состояла в том, что в нашей семье совершенно не было денег. Меня собирали люди всей бригады, наскребли деньги на билеты до Кемерова, а назад я был вынужден добираться, распродав мешочек табака-самосада, который рос в огороде, был снят и сох на вышке (чердаке) хозяйского дома. Целый день рубил табак в специальной ступе, а к вечеру мой товар был готов.
   Утром ушел на станцию, купил билет до станции Анжеро-Сунженск. Поезд был дальнего следования, с этой станции мне необходимо спускаться вниз до Кемерова. Туда местные поезда шли не каждый день. Я рискнул добираться туда на порожняке и чтобы меня не заметили, укрывался в уголках вагонов. По пути сделал еще две пересадки, прежде чем добрался до самого Кемерово. Областной центр, но все строительство в развитии, в воздухе полу-туман, сильно пахнет чем-то неприятным. Добрался до почты, где и получил посылку. Посылка оказалась громоздкой, но не тяжёлой. У меня в дорогу был большой холщовый мешок с лямками, и посылка поместилась в этот сидр. В сторону магистральной станции, поезда не шли, хотя у меня уже было достаточно денег на обратную дорогу. На городском вокзале я открыл бойкую торговлю своим самосадом, он пошёл на "ура". Я зашёл в вокзальную столовую, там оказался в продаже только суп из лебеды. Поел горяченького. Ночевать в городе было не где и я решил вновь воспользоваться товарными вагонами, теперь уже нагруженными каменным углем. Нашёл один вагон, не полностью загруженный, в уголке было достаточно места, чтобы укрыться небольшому человеку и его багажу. На этот раз, доехал транзитом до Анжеро-Сунженска, но весь путь, конечно дрожал, боялся, что меня заметят и как зайца снимут с поезда, а еще неприятней, если отберут драгоценный, для моей семьи груз. Все обошлось хорошо. Я купил обратный билет до Тяжина и ехал уже в нормальном и теплом вагоне. Меня клонило ко сну, но я не имел на это права, хотя уже не спал третьи сутки.
   Наконец добрался до дома и наверное проспал часов десять, меня не будили и сами разобрали посылку. В посылке оказались важные носильные вещи для брата Валентина, на зимний период к школе. Он и так просидел дома две зимы, как я уже рассказывал, его вещи уплыли в барже, во время его первой эвакуации из Кронштадта в августе 1941 года, а он сбежал домой. И эту зиму он просидел дома, в школу не в чем было ходить. Мне достались ботинки и флотская зимняя шапка. В вещах оказались деньги и мы рассчитались со своими заёмодателями. Так же нашли несколько коробочек спичек и небольшой мешочек с сахарным песком.
   Остаток зимы 1943 года, сельчане проводили за заготовкой дровяных запасов. Ранней весной, уже начнут наваливаться различные сельскохозяйственные работы: вывозка из элеватора посевных злаковых культур, подготовка пахотного инвентаря, выезды за государственным сеном, кормить Орловский табун, да и колхозную скотину подкормить, свои запасы уже исчерпаны. Населению разрешили выходить на поля, где было можно собрать картофель, переживший сибирскую зиму. Его подсушивали в печке, потом толкли в ступах, а потом использовали в пищу.
   В это время мы жили в доме Луки Петровича Бондаренко и потому, я остался одним мужиком, которому надлежало заниматься заготовкой дровяных запасов на две русские печки и баню, которая топилась "по черному". Комната, которую нам представили, нас полностью удовлетворяла. А вот справлять туалет, приходилось выходить на мороз (до ветру), как говорили сибиряки. На задах огородов протекал ручеёк, водой которого мы пользовались. Оттаяла земля и все эвакуированные направились на картофельные поля. Под снегом, были случаи, картофель сохранялся полностью, только был сладким. Там же потянулась крапива и лебёдушка, все это пошло в пищу.
   Пришло время готовить землю под яровые культуры. И если на больших площадях с этим справлялись заботами трактористов с прицепщиками, то на малые площади, выходили мы - мальчишки на своих пароконных "Красных пахарях". Земли в отдельных хуторах продолжали быть хорошо ухоженными и удобренными. Так приятно видеть, когда лемех отваливает пласт земли, а он такой черный, блестящий и живой, как будто намазанный маслом. У ребят сохранялись порядочность в выполнении этого задания. Они были достойны звания - природного пахаря. Никто из ребят не позволял себе запахать тропу, набросать в конце гонов, более широкие пласты, чтобы при измерении пахотной работы, получить нечестную прибавку величины своей работы. Таких пахарей ребята просто поколачивали. А ко мне, как к горожанину, был особый контроль, и каждый раз на моей полосе, задерживалась многочисленная комиссия. А я всегда старался хорошо работать, чтобы не допустить злословий. И меня ребята приняли. За один пахотный день, каждый из нас, выхаживал за плугом и "выпахивал" земли по полтора гектара. Это считалось хорошей работой и для взрослых пахарей.
   Наши поездки на элеватор продолжались, уже в запряженных телегах, увозили зерно в счет плана, а назад возвращались с новым посевным материалом.
   Летом рабочий день в крестьянстве от зари до зари. В Сибири белых ночей не бывает. И только в домах загораются керосиновые лампы, откуда-то издалека, зазвучали девичьи голоса, и полилась звонкая, всех зовущая песня. Молодежь потянулась к дому правления колхоза, на площадку, где можно погорланить, потопать и похлопать. Грустные и певучие песни, сменяются острыми и злыми частушками, появляется гармонист, кстати, девушка, да и балалайка в руках дивчины. Нет парней призывного возраста в деревне. Кто и был, всех отправили на лесозаготовки, для нужд фронта, да и меня хотели отправить, но не подошел еще по здоровью. Заиграла гармошка и пошли девчата отплясывать "Мотаню" с "притопом и прихлопом".
   Четверть сотни километров до железнодорожной станции и районного центра, в деревне нет ни телефона, ни радиовещания, все новости только по слухам. Здесь нет всего того к чему мы горожане, давно привыкли. Вести с фронта, в наглядной агитации возле исполкома райсовета, и не всегда кто-то заглянет туда, возвращаясь с элеватора, совсем не по пути. Даже вести о прорыве блокады Ленинграда, дошли до деревни через полторы недели.
   Иной раз, когда выезжаешь на поля, удается увидеть паровозный дымок и длинный железнодорожный состав, поднимающийся на плоскогорье, в стороне Ачинска и думаешь, какие же дали в нашей стране. Видимость бывает отличной, но не всегда.
   Так случилось, что с девчонкой, которая насмехалась над моим неумением справиться с упряжью лошади, в мой первый рабочий день в поле, мы оказались близкими соседями и хорошими друзьями. Мы стали жить в доме её родителей. Зимой, возвращаясь из школы, она сидела над домашними заданиями и когда у неё что-то не получалось, я предлагал свою помощь. Она училось в 6 классе, а я окончил 7 класс в 1941 году и имел хорошие показатели в учёбе.
   Наша дружба была замечена сельскими ребятами с неудовольствием. Были решительные намёки, что и другие хотели бы обрести внимание моей Катюши. Начались стычки, в которых я был один. Моего соперника всегда сопровождали двоюродные, троюродные братья или просто свои. Мне предлагали перестать оказывать Катюше внимание, а я отвечал:-буду, потому, что она этого хочет. По всей вероятности ей со мной было интересно.
   Я много ей рассказывал о своем городе, о начале войны и блокаде, о прочитанных книгах и просмотренных кинофильмах, о дежурствах на чердаке дома, во время воздушных тревог, о море и кораблях, о своих трудностях в познании новых условий работы, в сельском хозяйстве. Частенько она уводила меня от грозящих неприятностей, со стороны сельских мальчишек. Вероятно, дорожила нашей дружбой и знала, что скоро нам придется расстаться, по осени меня должны призвать на военную службу.
   В мае приехал на поправку из госпиталя хозяин дома, Лука Петрович. Он воевал на Волховском фронте, в составе Сибирских соединений и получил долгосрочный отпуск, по тяжёлому ранению, до самой осени. Мы с ним познакомились. Я рассказал о своем Кронштадте, он поделился со мной рассказами о боях за Тихвин и Волховстрой, где он получил тяжёлое ранение. Лука Петрович, пролежал долгое время в госпитале Новосибирска. Медицинская комиссия состоится в октябре и если его признают годным, хотя бы к нестроевой службе он снова вернется в свою часть.
   Начался покос и вся семья Бондаренко получила разрешение выехать на выделенный участок, чтобы накосить сена домашнему скоту. Лука Петрович взял на это мероприятие и меня. С разрешения председателя колхоза, мы на двух повозках, направились на сенокос. Примерно в 15 километрах от деревни, мы достигли небольшого участка с деревцами и кустарником, и расположились для работы на этой местности. Лука Петрович, его супруга тетя Надя, да и сама Катюша, как-то очень приветливо и любовно, озирали земли вокруг. Я догадался - это были их хуторские земли. Траву косили родители Катюши, нам поставили задачу устроить лагерь, спутать и отпустить коней пастись, собрать хворост для костра, подготовить обед, а завтра будем ворошить скошенную траву, чтобы она быстрее высохла. Мне, Лука Петрович показал, как отбивать косу (литовку), как точить её, не порезав руки и ненадолго доверял свою косу, чтобы я получил первую практику косаря. Была жаркая погода, веял небольшой ветерок и трава хорошо подсыхала. Ночевали мы, под телегами, на свежее скошенной траве. Родители устав на работе, быстро уснули, а мы с Катюшей проболтали до самого рассвета и не помнили, когда заснули. Нас уже будили :-лентяи вставайте. Не трудно было догадаться, что на этой земле, прошла молодость родителей Катюши.
   После этой поездки, мы с Катюшей еще больше сдружились и когда были свободны от работы, просто не расставались. Да и ребята от нас отстали. Может быть, взрослые рассчитывали, что я задержусь на жительство в деревне. У них не было сыновей и наверное, я им "поглянулся". А я ничего не рассчитывал наперед, я знал, что осенью меня призовут в армию и что с человеком может произойти в этой военной мясорубке.
   В первых числах июня, меня вызвали в правление колхоза и сообщили, что на меня временно, возлагается руководство полеводческой бригадой. Нужно будет получать наряды, на необходимые в хозяйстве работы и выдавать поручения на эти работы колхозникам, учитывать при этом размер и качество работ. Я не был членом колхоза, а на меня навалилась такая обязанность и ответственность. Весь перечень необходимых работ: пахота, посевы, сенокос, уборка и скирдование сена, посадка корнеплодов, вывозка сельхозпродукции на элеватор. Да разве все перечислишь, чем пришлось заниматься и каждый вечер нужно еще отчитаться, по поручениям и получить новые ценные указания.
   Из всего этого объёма работ, самой трудной оказалась работа с людьми, особенно с женщинами. Казачки никогда за словом не полезут, слово у них возникает из ничего. С ребятами было проще, они уже признали меня, как разумного работника, который за короткое время уже многому научился. Я по возрасту, был старше их всех, был достаточно грамотным парнем и уже готовым служить в армии. Меня уже дважды вызывали в военкомат, в конце сентября и в начале октября и отпускали, ожидая какую-то особую команду. Возвращаясь в колхоз, я продолжал тянуть лямку бригадира. Председатель не подобрал кандидатуру на эту должность, до последнего дня моего пребывания в Камышловке. В дни моего отсутствия, мне помогал сам Лука Петрович и что греха таить, все мое бригадирство, проходило под прямыми советами этого человека.
   В день моего окончательного отъезда на службу в армию, моя мать и соседи, организовали мои проводы. На последние в семье деньги, купили даже чекушку, или водки, или горилки, я не знаю, ранее не выпивал. Собрались в комнатах Луки Петровича. Он и вел "назидательную мову" в мой адрес:- Сынок, желаю тебе здоровья и успехов в службе, идет война и где тебе придется оказаться в этой бойне. Старайся, слушайся командиров, учись уметь вживаться в армейский коллектив, не отвергай друзей. Он выпил стопку водки, крякнул, подтер усы. Я лишь пригубил свою стопку, а мать и тетя Надя, всё держали стаканы на весу и в глазах женщин навернулись слезы. Попрощался со всеми родными и новыми друзьями. Попросил всех - не провожайте меня на улице, я хочу выйти из гостеприимного дома сам. Я ухожу, оставляя здесь мать и младшего брата у людей, которым полностью доверяю и знаю, что им помогут, если будет трудно. На улицу вышел с Катюшей, обнялись, поцеловались, она повисла на моей шее, пожелали друг другу жизни и здоровья. Я один отправился к мосту, который и разделил наши судьбы. Поднимаясь в гору в последний раз, махнул рукой дому, в котором мне было хорошо. Прощайте мои дорогие.
   Через четыре с лишним часа, я оказался на сборном пункте Тяжинского военкомата. Где и узнал, что меня направляют, в команде 12 призывников, в город Новосибирск, в Воронежскую школу радиоспециалистов. Видно сказалась запись в моей трудовой книжке - ученик радиомастера, номерного завода балтийского флота. Бои на Кавказе к тому времени закончились и нужда в горных стрелках отпала. Пошел в райком комсомола, там кипела работа, срочно принимали в комсомол всех, желающих, перед поступлением на службу. Будучи комсомольцем я подошёл в сектор учета, предъявил комсомольский билет и учетную карточку. Меня спросили почему не уплачены членские взносы? Ответил, что в колхозе не было комсомольцев. Посмотрели на мой отзыв о работе в колхозе, что даже исполнял обязанности колхозного бригадира. Больше вопросов не задавали, приняли взносы с записью, по самой низкой шкале, потому что денег у меня совсем не было. И я с "Кимовским" значком на груди, возвратился в военкомат.
   Нас, команду 12 человек, сунули в проходящий, в сторону Новосибирска, вечерний поезд и сказали, что утром будете на месте, вас встретят. Ни денег, ни самого сухого пайка на дорогу мы не получили. Весело было тем, кого снабдили на дорогу полным сидором, я же располагал только краюхой хлеба, с большой добавкой в нем толчёного пшена. Хлеб быстро зачерствел и его пришлось грызть как жмых, но это меня блокадника, никак не смущало. Так и доехали бы. Если бы на станции Мариинской, нас всех не высадили, как безбилетников. И мы ждали сопровождающего, с воинским требованием, на проезд команды по железной дороге, почти сутки. Ютились, кто у знакомых, а кто просто в вокзальчике, там хотя бы всегда был кипяток. Наконец нашу команду разыскали, привезли перевозные документы и мы уже с сопровождающим нас офицером, в Новосибирске были переданы из рук в руки новым начальникам.
   При описании жизни в эвакуации, я в основном вспоминал о жизни и работе 17 летнего мальчишки, но в моей жизни исключительную роль играла моя мать - Александра Ивановна. В 1942 году, по приезде в Камышловку, ей шел 44 год. Это еще женщина полностью трудоспособная. Но всю свою жизнь прожившая в городских условиях, сначала в городе Вязьма, а затем в городе Кронштадте. Вяземская жизнь матери, была ещё связана с ведением домашнего хозяйства, она была старшей в семье и потому, на нее возлагались многие заботы и работы по дому. Оказавшись в сибирской деревне с двумя мальчишками, она не растерялась. Я никогда не видел её неуверенности, она как-то быстро сошлась с соседками и сразу получила имя "Шура эвакуированная". Маме сразу пришлось вспомнить, как топить русскую печь, как готовить в печи еду.
   Я уже рассказывал о периодической помощи государства, эвакуированным людям, в виде выдачи пшеничной муки, по числу членов семьи. И это все, что мы получали от государства. Колхоз тоже не ставил нас на довольствие, не получали от него ничего и колхозники, разве только трудодни.
   Перед моей матерью встала задача, чем и как кормить двоих детей. Я стал работать в колхозе, постепенно приобретая опыт, А младший брат был еще не готов, как его годки, сельские мальчишки, приносить трудовую помощь в семью. Мама хорошо пекла хлеб. Скоро в этом убедились все наши соседи. У мамы появилась какая-то закваска, к ней стали приходить соседки. Мама выпекала хлеба с различными примесями других продуктов и её очень часто приглашали испечь хлеб, в разные семьи, а за работу рассчитывались продуктами.
   Работать на животноводческой ферме она не могла, да и ферма была в другой бригаде, в другом конце деревни. А вот доить коров она умела и иногда, наша хозяйка просила выдоить корову. Во время посевных и уборочных работ, в полевых условиях маму приглашали готовить из продуктов, выделяемых колхозом. За эту работу, маме начисляли трудодни.
   А больше всего, особенно в зимние дни, мама принимала заказы на пошив белья и одежды, от жителей деревни. Быстро завоевала имя - умелой портнихи. Мы дети, не спрашивали её, откуда к ужину появлялась каша или варёные овощи, а иногда и ложка меду к травяному чаю. Дважды за зиму 1942 -1943 года, мы с матерью выезжали на Заячий хутор и там продавали, а вернее обменивали оставшиеся вещи, на продукты питания. В другом случае мама брала работу на пошив вещей, которую рассчитывала выполнить за время, отведенное нам на эту поездку.
   А главное в нашей жизни то, что нас приютили в своем доме, члены семейства Бондаренко, и мама помогала хозяйке дома и в уходе за животными, и просто по хозяйству. В семье росли одни девчонки и в то время оставались еще трое. А на меня были возложены все заботы о дровах, на две русские печи и баню. Я большое время был на работе, в колхозе и не мог наблюдать, как выкручивалась мать. Но только благодаря ей мы, с братом Валентином, выжили.
   Я считаю, что благодаря заботам матери, не загремел весной 1943 года на лесозаготовки. Туда на работу потребовались молодые ребята и кроме меня других не нашлось, ведь я был не местный. Эвакуированного было проще направить на такую работу. Даже не считались с тем, что я проходил обучение на всеобуче и был приписан к призыву в армию, осенью 1943 года. Потребовалось вмешательство матери, обращение её в поликлинику района и в военкомат, чтобы не послали на лесозаготовки. Я ведь не имел даже валенок и теплой зимней одежды, для работы в лесу.
   Мне пришлось после призыва оставить их в колхозе, и я не знаю, как складывалась их жизнь. Мама писала, что все хорошо, что понемногу работают и младший брат, летом 1944 года, тоже подключился к работе в колхозе. После прорыва блокады, они получили вызов от отца, на возвращение домой, что и сделали в октябре 1944 года.
   Вспоминая время, прожитое в Камышловке, я с благодарностью вспоминаю сельских людей, колхозный, коллективный труд - это было лучшей реабилитацией моей души и тела, после годичной блокадной жизни в Кронштадте. Я пришёл в армию окрепшим, поздоровевшим человеком, правда размер одежды имел 42-й в 17 лет.
   В 2000 году, я пытался в письме к селянам Камышловки, выразить свою благодарность, за все-то доброе, что мы испытывали в жизни, проживая вместе с ними тяжёлые годы войны. Ответила мне редакция Тяжинской районной газеты, опубликовав мое письмо под рубрикой "Письмо искало адресата". Мое письмо камышловцам, было полностью изложено. Я получил много писем, от совершенно не знакомых людей. Некоторые из них были ленинградцами, но прибыли в Сибирь еще малыми детьми, и по какой-то причине остались жить в Сибири. Из знакомых мне людей, никто не отозвался. После паспортизации сельского населения, семьи казачества выехали на свою старую родину, в Краснодарский край. Другие семьи, поглотил Кузбасс. А в самой Камышловке осталась только молочно - товарная ферма, с немногими, обслуживающими ферму селянами.
   Я навсегда сохраню добрую память и благодарность, этим простым и сердечным людям, деревни Камышловка.
   А пока, в октябре 1943 года началась моя военная служба.
  
   СЛУЖБА НОВОСИБИРСК.
  
  23 октября 1943 года нашу команду призывников военный комиссар Тяжинского района посадил в поезд следующий в город Новосибирск. Но видно документы на проезд команды к месту службы были неправильно оформлены и всех нас, команду в 12 человек, высадили с поезда на станции Мариинска. Проехав к месту службы всего 70 километров, мы были вынуждены сделать привал и оставались в этом населённом пункте более суток. Наконец нашу команду разыскали. За нами приехал офицер военкомата с новыми перевозочными документами и в его сопровождении, мы были переданы, из рук в руки, начальникам учебного учреждения в Новосибирске.
  Воронежская Школа радио-специалистов временно размещалась в здании Геологоразведки на Красном проспекте. Это было 5 этажное здание, а в нем казарменные кубрики, учебные классы, спортивный зал и другие служебные помещения, в том числе и штаб части.
  Кубрики 5-го, 2-го и 3-го этажей, где размещались курсанты мужского пола, не имели своих уборных, а только были открыты комнаты для умывания. Это вызывало большое неудобство, особенно в ночное время. Необходимо было, чуть ли не полностью надевать одежду и, накинув сверху шинель, мчаться к этому заведению во двор. А на улице мороз под 40 градусов.
  Удобства на 4 этаже были сохранены, там кубрики курсантов женского пола и штаб части. На первом этаже здания был расположен спортивный зал и другие подсобные помещения и хранилища.
  Нас, вновь прибывших разместили в спортивном зале, в одном из углов этого большого помещения были сложены спортивные маты. На этих матах нам было предложено размещаться, мы и разложили на них свои котомки.
  Потихоньку с нами знакомились наши отцы - командиры. Шло формирование одного из подразделений Нам объяснили, что нашим начальником будет ротный командир, капитан Нестерович Михаил Фадеевич и представили старшину роты Андрея Петровича Жегалко. Под руководством старшины Циголокьян, явно кавказского жителя, нас направили в городскую баню. В предбаннике мы разделись, все свои вещи завернули в верхнюю одежду, оставив сверху полотенца и пошли в моечный цех. После помывки вернулись к своим вещам и нашли их, разбросанными на лавках. За нашими вещами никто не присматривал и, когда старшина иногда заходил в банный цех, чтобы смотреть за порядком, кто-то рылся в наших вещах. Ребята не досчитались некоторых своих теплых вещей и продуктов, а у меня исчезла флотская зимняя шапка, со всеми моими документами. Я один, из всей команды имел паспорт, трудовую книжку и другие важные для меня документы. И мне в конце сибирского октября пришлось, вместо зимний шапки, изготавливать чалму из полотенца, чтобы укрыть голову после бани, на улице уже мороз. Старшина только развёл руками, что я могу сделать: - Виновник сбежал, доложу командиру о случившемся. Надо идти в часть. В спортивном зале я сшил из вафельного полотенца трехслойную шапочку, чтобы она закрывала голову и уши от сибирского мороза.
   В своей одежде мы уже неделю проходим военную службу, а официально она исчисляется только с 6 ноября 1943 года, согласно приказа по военно-учебному заведению.
  После врачебной комиссии меня направили в городскую поликлинику ремонтировать зубы. Блокада и цинга превратили мои зубы в совершенный кошмар. Мне повезло, я попал к хорошему стоматологу, из Военно-морской медицинской академии, их тоже эвакуировали из Ленинграда. Женщина - врач руководила группой курсантов Военной академии. Я представился жителем Кронштадта, эвакуированным по болезни в июне 1942 года и теперь призванным на службу из Кемеровской области. Врач приложила все старания, вновь сделать меня красивым, восстановить основу передних резцов и укрыть их металлическими коронками. Другие пригодные для службы зубы я отдал на откуп курсантам и они всю неделю, в очередь, удаляли или подлечивали зубы, укрепив их надежность металлическими мостами. Теперь, весь мой рот был заполнен нержавеющей сталью и вполне пригоден для разжёвывания нетвердой пищи, по 3 норме, установленной для военнослужащих тыловых частей. В поликлинику я ходил, в изготовленной из полотенца белой шапочке и каждый раз, когда обращался в регистратуру, выстояв очередь за медицинской картой, у меня спрашивали, что вы хотите девушка?
   Первая заповедь солдата - знать своих командиров. Своего ротного командира мы еще не видели, а вот со старшиной встретились в день прибытия в подразделение, он с каждым вел персональные беседы. Старшина роты Жигалко Андрей Петрович сразу успокоил меня, не стоит унывать из-за потери документов, нам достаточно знать о тебе по документам Тяжинского райвоенкомата, что ты Мазуров Леонид Васильевич, уроженец города Вязьма, Смоленской области, рождения 1 марта 1926 года. Служи, осваивай профессию радиста, а там все определиться само - собой, если останешься в живых, в этой проклятой бойне.
  

Фотография на солдатскую книжку. Ноябрь 1943 г.

Рядовой Мазуров 1943 год []

  Вспоминаю добрым словом своих командиров: старшего лейтенанта Олофинского, старшину Остапенко, сержанта Лебедева. К ребятам взвода, а их сорок бойцов, еще нужно приглядеться. Пока на примете высокий, рыжеватый, сибиряк Константин Сазонов, мы сразу с ним закучковались, всегда оказываемся вместе. Нас еще не переодели в армейскую форму. Видно трудновато было промышленности одеть, обуть и содержать такую большую армию. Прибыли брюки, нет еще гимнастерок и шинелей. Выдали обувь и обмотки, но мне не подошла ни одна пара, всё больших размеров Я долго проходил в ботинках, присланных мне отцом из Кронштадта, размером 38- 39. А вот нижнее бельё нам выдали в первую очередь. Вот мы и бродили в полувоенной, полугражданской форме в помещениях и во дворе. В таком виде приходилось строем шагать в столовую по улице.
  Старшина вызвал меня из взводного кубрика и поручил сделать уборку в ротной канцелярии. Дежурный по роте отвел меня к месту предстоящей работы. Мне потребовался инвентарь, пришлось просить каптенармуса выдать мне ветошь и кусочек мыла. На лестнице нашёл старый голик, им обметали обувь при входе в помещение с улицы. Отмыл в умывальнике грязное ведро, сходил в кочегарку, набрал горячей воды и захватил по дороге немного песку, которым посыпали дорожки на территории и приступил к работе, оставив ключ в дверях. По небольшим участкам, намыливал пол мылом и отдраивал его голиком и так все помещение. Чистой влажной тряпкой протер столы, подоконники. Вытряс пепел из пепельниц, протер стулья. Круто отжал часть половой тряпки и постелил её у порога двери. Собрал инвентарь, закрыл дверь и отнес ключ дежурному, как и было приказано. Возвратился в свой кубрик. Через некоторое время в коридоре послышался шум, это шумел наш командир. Старшина! Кто мыл пол в канцелярии? На крик собрались некоторые сержанты. Дело в том, что когда командир, взяв ключ у дежурного, открыл дверь в помещение, заметил сначала половичок за дверью, а взглянув на пол, не узнал его, пол был цвета естественного дерева. Полы в те годы еще не красили. Старшина доложил, что назначал на уборку курсанта. Где он! Подать его сюда! Меня приволокли, чуть ли не под руки, как диверсанта. Ротный посмотрел на меня с высоты своего солидного роста, ему пришлось даже сгибаться, чтобы рассмотреть меня. Ты мыл пол?- Я. Кто тебя учил? Моя мать. Больше вопросов не было. Был отзыв - молодец! Так состоялось мое первое знакомство с блестящим, волевым командиром Михаилом Фадеевичем Нестеровичем.
  Начало ноября было ознаменовано боями за правобережную Украину. Победные успехи наших войск радовали всех нас.
  

Наконец нам выдали полную форму.

Рядовой Мазуров, ноябрь 1943 года []

  
  Наконец нам поступили недостающие предметы военной одежды: гимнастерки, погоны, подворотнички, поясные и брючные ремни, шинели. Но у меня снова не заладилось дело с гимнастеркой и шинелью. Старшина принес мне новую женскую гимнастерку, которая подошла мне по росту, только она была с архитектурными излишествами, выточками. А шинель мне выдали самого маленького роста, и старшина сказал - подрастай, чтобы шинель была впору. Во взводе оказались только двое некондиционных курсантов. Курсант Лурье, с ростом в метр пятьдесят шесть сантиметров и я в полтора метра.
  Согласно строевого расчета мое место в строю было на левом фланге, чтобы моя комплекция не нарушала строй. И поэтому видно, мне была вручена винтовка образца 1891 года, еще с царскими орлами на патроннике и как не странно, канал ствола винтовки был зеркальным, без поражений. Винтовка была значительно длиннее, образцов изготовленных в советское время. Теперь в строю при движении, неся оружие на плече, двигаясь в конце строя, я не нарушал его. Штык моего оружия был на одном уровне со всеми другими.
  Всего в роте оказались только сорок единиц оружия и его закрепили за нашим первым взводом курсантов. Пользовались оружием курсанты всех взводов, а спрос за его содержание был только с курсантов нашего взвода. Прошла неделя сколачивания подразделения, привыкания к распорядку дня и к своим командирам.
  Наконец наступило то, чему мы должны научиться в положенные шесть месяцев, чтобы пополнить радио-телеграфистами подразделения действующей армии. Нас готовили на радиостанциях типа РБ, РБМ и 13Р, для работы в батальонных и полковых сетях. Мощность этих радиостанций, с соответствующими антенными устройствами, позволяла работать микрофоном на 5 километров, а радиотелеграфом до 25 километров. Таким образом, наше будущее, фронтовая полоса и её передний край. Ранее еще в Кронштадте, занимаясь в кружке связи, при учебном отряде Балтфлота, я только начал считывать азбуку Морзе с телеграфной ленты. Теперь морзянку нужно воспринимать на слух, принимать её, как музыкальную фразу. Мне это удавалось с трудом. Сначала услышанное "ля" раскладывал на знакомые зрением знаки, а затем эту переработку изображал на бумаге в виде цифры или буквы. Мой мозг не успевал по времени, проделать такую работу. А учитывая, что в детстве я болел колитом, то звуки воспринимал в основном через костные ткани, а правое ухо, после того, Кронштадтского артобстрела, совсем слабо слышало. И если для меня работа на ключе не вызывала трудностей, то прием знаков на слух вызывал у меня тревогу Я стал каждый услышанный знак пропевать, а не представлять его зрительно и дело пошло. В этой работе мне помог мой командир отделения сержант Лебедев, он заставлял меня петь знаки целых радиограмм. У меня в принятых текстах стало меньше ошибок, а затем они и полностью исчезли. Тем временем скорость приема и передачи все более возрастал. С вопросами материальной части радиостанций у меня трудностей не было. Еще сохранился некоторый опыт работы в цеху передатчиков. Там я ознакомился с источниками питания радиостанций и с сухими батареями анодного питания и с аккумуляторами.
  Уже в первый месяц нашей учёбы проявилась система состязательности. В наглядной агитации выдавали информацию о каждом курсанте, кто и сколько ошибок сделал в контрольных работах, по приему и передаче текстов радиограмм. Эта информация подстегивала нас, и мы старались как могли, чтобы быстрее закончить программу подготовки и направиться на фронт. В пеших переходах, марш-бросках, в освоении техники связи, везде выделялись лучшие и за ними подтягивались остальные. Мы были молодыми и всегда спешили. Для нас было главным, добиться выполнения нормативов радиста 3 класса. Для этого нужно было освоить скорость приема и передачи 12 групп текста из 5 знаков, это 60 знаков в минуту, освоить работу на радиостанциях в сетях и направлениях, уметь переходить на запасные фиксированные волны, обмениваться радиосигналами. Выполнение этих нормативов определяло квалификацию радиста 3 класса и присвоение воинского звания ефрейтор.
   Почти каждое воскресенье одна из рот курсантов уходила на авиационный завод имени В.П.Чкалова, там мы разгружали с железнодорожных платформ листы дюраля, обернутые бумагой. Дюраль заносили в цеха, стараясь не повредить их поверхность, а бумагу складывали и уже в помещении школы, разрезали на листы, удобные для записи радиограмм. Этим походам предшествовали тщательные подготовки. Чтобы сохранить ноги от обморожения, мы между двумя портянками оборачивали старые листы, на которых записывали тексты учебных радиограмм. Стояли сильные морозы. Валенок и телогреек у нас не было, они не были предусмотрены в форме одежды. Домашних вещей, в виде шерстяных носков и других шерстяных предметов, тоже уже не стало. Все, что можно было продать из этих вещей, ребята продали, пока находились в карантине. Деньги использовали на покупку или пирожков с картофелем, или на закрутку махорки.
  В другие воскресные дни нам тоже не давали скучать. Нас привлекали на расчистку железнодорожных путей Новосибирской узловой станции, а там этих путей не менее двух десятков, в различных направлениях. Нам подгоняли открытые платформы и мы заполняли их, убранным с путей, снегом. Из техники мы имели только лопаты. Иногда, в период расчистки путей, на станцию приходил санитарный поезд и нас переключали носить носилки с ранеными, направляя их по документам, в вагоны следующие к месту их жительства. Трудно было с ранеными не владевшим русским языком, приходилось останавливаться и перечитывать сопроводительный документ.
  За первую зиму на воинской службе, мы уже два раза были на заводе артиллерийских снарядов в Кривощеково. Там помогали рабочим грузить ящики с боеприпасами в военные эшелоны.
   А самое трудное из заданий, которые приходилось выполнять в помощь фронту это, ломами выдалбливать, из замерзшего Обьского льда, стволы деревьев. Мы оказывались на продуваемых всеми ветрами берегах реки, выковыривали изо льда сплавленный, но не доставленный во время на берег лес.
  Были у нас и приятные воспоминания. Один раз в месяц, в ночное время, нас направляли в городской кинотеатр на просмотр художественных кинофильмов. Примерно с двух часов ночи и до четырех мы, сквозь сон, смотрели американские кинофильмы "Джорж из Динки джаза", "Серенада солнечной долины", или наш отечественный кинофильм "Свинарка и пастух".
  В городскую баню нас направляли по ротно. В предбаннике мы раздевались и всё обмундирование, кроме обуви и шинели сдавали в прожарку. Там, в условиях высокой температуры, уничтожались насекомые. После помывки, мы голышом сидели в моечном зале и ждали выдачи нашей одежды. Иногда к нам, в белых халатах, приходили молодые работницы бани и мы спокойно вели с ними беседы на различные темы, или пели, известные всем, песни. После бани все чувствовали себя молодцами. Рота выстраивалась в общий строй, а это порядка 150 человек и мы по команде - марш, твердо ставя ногу на промерзшую землю, начинали движение по улицам города. Выходя на Красный проспект, подтягивались в строю поплотнее, а мы с земляком Анатолием Калистратовым, упрятанные в середину колонны, дождавшись команды - запевай, начинали запев. Рота замедляла шаг, услышав такт запева:- Вставай страна огромная, вставай на смертный бой, С фашисткой силой темную, с проклятою ордой! Строй курсантов подхватывает припев:- Пусть ярость благородная, вскипает как волна, Идет война народная, священная война! Мы уже следуем напротив Оперного театра. Здесь всегда задерживаются прохожие, люди останавливаются и приветливо машут курсантам.
  Выполняли мы и караульную службу, дважды за зиму, в сильные морозы нам поручали охрану складов с вещевым имуществом и продуктами. Морозы были до 40 градусов и поэтому смена часовых проходила через каждый час. Отстоишь на посту, вернешься в караульное помещение и, не успееш еще согреться, как снова заступать на пост. Правда на посту, когда не стоишь на месте, а движешься, на тебе тяжёлый постовой тулуп, то жить можно.
  Первоначально в нашем учебном взводе было только два горожанина. Курсант Лурье и я. Курсант Лурье оказался классным парикмахером, он и на службу прибыл с чемоданчиком инструмента, его сразу забрали в штаб округа и устроили в вспомогательное подразделение.
  Мои сослуживцы, здоровые сибирские парни, очень не доедали на 3 норме. Ранее дома они были всегда сыты, да и в дорогу их снарядили продуктами хорошо. Но все домашние запасы были, еще в карантине, израсходованы и теперь им приходится, как и всем остальным, довольствоваться тем, что подадут в столовой. Ребята явно недоедали, а нагрузка все возрастала. Всего немногим больше года прошло, как я выехал из блокадного города, да и в деревне питался не досыта, так что привык питаться скудно.
  Не случайно, самой лучшей службой в наряде, был наряд на кухню. Там всегда доставался лишний кусочек, или суп погуще. Наливал наряду штатный повар из вольнонаемных и конечно пытался подкормить молодых ребят. Заходить в кубрик, где спали курсанты после кухонного наряда, никто не решался. Организм на дополнительное питание отзывался таким "выхлопом", а зимой форточку не откроешь. Мой первый наряд на кухню, был на мойку посуды. Мыть посуду мне было не в первой. В семье не было девочек, и эта обязанность была возложена на меня. Прибыв на кухне в мойку, посмотрел, чем я располагаю. Оказалось, почти ни чем. Пошёл промышлять, нашёл рваный мешок из рогожи, растрепал его на нити. Тщательно промыл их горячей водой с мылом. Титан в мойке имелся. Попросил у повара сухой горчицы, потому как этого продукта было у повара в избытке, он только спросил, зачем. У заведующего столовой попросил два чистых полотенца, возвратив ему старые, застиранные до предела. Времени до ужина было в достатке. Просмотрел готовые к выдаче миски и нашёл необходимым еще раз прополоскать их чистой, теплой водой. Во время ужина врач, которая всегда проверяла посуду, не зашла ко мне в мойку, видно осмотрела посуду, выложенную на обеденных столах. А вот на следующий день, когда я готовил посуду к обеду, врач посмотрела почти всю её и не смогла найти миску, за которую могла бы сделать замечание. Увлеклась, посмотрела мои орудия производства и сказала:- Спасибо курсант! И впредь, когда меня назначали в наряд на кухню, она ко мне в моечную больше не заглядывала. Уже в следующий наряд на кухню, меня пожаловали доверием мойщика котлов. Это была привилегированная работа. К этому мероприятию меня тщательно готовили. Выдавали чистое нательное белье, байковые портянки, обрезанные, без голенищ, валенки. Вооружали меня большой миской и кривым ножом, с длинной деревянной ручкой, чтобы, при необходимости, можно было ухватить нож двумя руками. Ставили задачу ободрать со стенок котла пригорелые остатки первого, а тем более, второго блюда. Представьте себе емкость таких котлов, в которых готовилась пища почти на тысячу едоков. Все снятые корочки, поднятые мною с котла, выдавались кухонному наряду в порядке поощрения. Иногда ко мне просто протягивалась рука, не дожидаясь общей раздачи и, я не мог сдержаться, чтобы не сунуть в руку, содранный со стенок кусочек пищи. Да и мне тоже перепадало из котла.
   Вечером у курсантов было и личное время, проводить свой досуг по интересам. Я всегда приходил в Ленинскую комнату, послушать московское радио и просто влюбился в исполнительницу песни о Москве - Зою Рождественскую. Впервые по радио услышал новые фронтовые песни в исполнении Леонида Утесова и Клавдии Шульженко. Одна беда, в части не было библиотеки и мы могли пользоваться только брошюрами на военную тематику. По правде сказать, времени на чтение у нас почти не было. Получаю письма из Камышловки и от матери, и от Катюши. Катя прислала, обвязанный красными нитками, носовой платок. Письмо её не было свернуто, как красноармейский треугольник. А заклеено в конверт, изготовленный из листа школьной тетради в клеточку и заклеено пшеничным клейстером, из свежей закваски, даже пахло домом. Катя знала, что я собираюсь досрочно окончить программу подготовки и отправиться на фронт. Об этом я матери не писал, не хотел её беспокоить. В своем письме Катя сообщила, что после окончания 7 классов, пойдет учиться на киномеханика узкопленочной кинопередвижки, её примут, как дочь фронтовика. Получил письмо и от своего брата Виктора. Он уже год служит на флоте. От него узнал о событиях конца января 1944 года по ликвидации блокады Ленинграда и участии Кронштадта в этих событиях.
  В середине января я впервые попал в наряд, посыльным по штабу. Утром куда-то вызвали дежурного сержанта, а я остался на месте встречи начальства учебного заведения, у входа в штаб, на лестничной площадке. Гляжу в лестничный проем и вижу, поднимается на наш этаж начальник школы и никого из офицеров штаба близко нет, чтобы встретить руководство. И из всей своей мочи, набрав в грудь побольше воздуха, заорал - Штаб смирно! Строевым шагом подошёл к полковнику, как положено на три шага, доложил:- Товарищ полковник! Во время моего дежурства в штабе никаких происшествий не случилось. Посыльный по штабу курсант Мазуров. Выговорился, а сам вижу только поясной ремень офицера. Полковник Болховитин, стройный, худощавый военный, высокого роста посмотрел на меня сверху и спросил:- Откуда ты такой воробышек? Я ответил из Кронштадта, товарищ полковник. В первый раз, за долгую военную службу, встречаю Кронштадтца в своем учреждении. Служи курсант! Успеха тебе в учёбе и службе. Так-точно! Это все, что смог ему ответить. В этот день мне было записано первое поощрение за службу, от высокого начальства.
  Так как-то получилось, что в нашей школе не было огневой подготовки. Стрельбища не было, не знаю по каким причинам. Выручало то, что все курсанты проходили Всеобуч, там их учили стрелять и другим воинском премудростям. Наш набор в школу был из добровольцев, которых готовили на пополнение в Сибирскую дивизию.
   Уже в январе в нашей учебной роте началось движение за досрочное выполнение нормативов и сдаче на 3 класс. Так получилось, что из каждого учебного взвода, а их было четыре, разрешили участвовать в досрочной сдаче нормативов по 5 курсантов. И из 20 претендентов только 12 человек смогли выполнить норматив и сдать на 3 класс. Я оказался среди этих счастливцев.
  Было хорошее настроение, скоро на фронт! Мы с гордостью нашивали на свои погоны красные полоски и стали готовиться в маршевую роту. Нас переодели в зелёные, английского сукна шинели, выдали кирзовые сапоги, вместо обмоток и ботинок. Мы выглядели, как женихи на выдании, но смогли доехать с женской маршевой ротой, вместе с которой направлялись к фронту, только до Омска. Там нас высадили и без объяснений отправили в Новосибирск.
  Начался 1944 год, наша армия, пересилив противника в оборонительных боях, перешла к боям за освобождение наших земель. А всякое наступление требует превосходства в силах и средствах, отсюда необходимость, в большем количестве радио-специалистов для фронта.
  Нас 12 человек влили в постоянный состав, на должности командиров отделений. Сказать, что для нас это была трагедия, значит ничего не сказать, мы ведь готовились к фронту. Инициатива наказуема во все времена. Сама школа значительно увеличивалась в численности. Вместо, ранние существующих, семи отдельных рот, в школе сформировали три батальона, по три роты в каждом и роту обеспечения боевой подготовки, в которую входили: радио-полигон, зарядные базы и обоз. Нас, отбывших на фронт и вновь прибывших, снова представили начальнику школы, полковнику Болховитину. Он провел с нами краткую беседу:- школа учила вас, теперь вы будете учится учить, а это очень трудное дело. Заметив меня в строю пошутил: - Ну что моряк, не добрался до своей Балтики? А я тогда от обиды чуть не заплакал.
  Нас снова переодели в серые армейские шинели, правда, оставив нам обувь - кирзовые сапоги. По распределению я угодил в свой-же взвод, был назначен командиром отделения, в котором сам, две недели назад, был курсантом. Мне помогало в работе то, что еще в первые числах января был вновь принят в комсомол и назначен комсоргом роты. Придти, к своим сослуживцам по призыву и служа с ними на равных, более четырех месяцев, в новом производстве, для каждого военнослужащего не легко. У меня появились и новые обязанности и новая ответственность и за себя, и за своих подчиненных. Еще два месяца на их обучение и подготовку к получению классной квалификации.
  Началась весна, а по-прежнему полевые занятия негде проводить, да к тому-же необходимо было всем курсантом пройти практику, сутки продержаться в полевых условиях при значительном снеговом покрове. Нашли такое место в большом лесном массиве у берега реки Оби. (Там сейчас размещен Новосибирский научный городок). В этот участок рота совершила пеший переход в 15-20 километров, подразумеваемый, как выход на передовые позиции фронта. Выдали нам сухой паёк на сутки и приказали наполнить, стеклянные фляги (прототипы будущих дюралевых), наказали строго беречь воду и фляги, чтобы не раскололись от мороза. Это военное имущество, а за его утрату с виновных взыскивалась их стоимость в 13 кратном размере. Нам же, с нашим 3 рублевым денежным довольствием, нельзя было рассчитаться за них до конца службы. Так что, фляги мы берегли буквально голым телом, их согревали и аккуратно пользовались. Другого источника воды негде не было. Оружия у нас с собой тоже не было. Нам доверили только малые саперные лопатки. С этим саперным оборудованием мы, как предполагалось, отцами - командирами, будем зарываться в глубокий снег, рубить разрешили только нижние ветки хвойных деревьев, на подстилку и чтобы накрывать траншеи сверху, если будет возможность. Радиостанций во взводе было две, но каждое отделение должно было предусмотреть, в своем снежном укрытии, места для развертывания радиостанции.
  На этом лесном участке за зиму намело почти полутораметровый снежный покров. Мои сибиряки взялись за дело, темнело, время подстегивало. Я теперь назначен помощником командира всего взвода, но тружусь в своем отделении. Предоставил право руководить работой тем курсантам, которым уже приходилось ночевать в поле, под снегом. Периодически выходил к другим отделениям, в которых вместо штатных пожилых сержантов, тоже были назначены старшие, которые и верховодили в работе. Мы вырывали снежные траншеи, для прохода в небольшое снежное помещение, где размещалась радиостанция и дежурившие на связи курсанты. Всю траншею устилали срубленными хвойными лапами, на которых можно было прилечь или просто присесть, пережидая ночь. Ночью было значительно холоднее, мороз к 30 градусам. Мне за все время не удалось сомкнуть глаз. Всю ночь бродил от отделения к отделению. Спрашивал у ребят о самочувствии, но никто не сетовал на условия службы. Обмороженных тоже не было. По утру к нам подъехали офицеры и сержанты. Проверили, как прошла наша практика в экстремальных условиях. Вновь наш марш, теперь уже в город. Успели к завтраку. Нам дали возможность поспать, часа четыре, а потом снова занялись специальной подготовкой.
  

Отъелся, привык.

Отъелся, привык []

  
  До выпуска оставалось немногим более полутора месяцев. Все выкладывались по полной. Все хотели стать воинами и специалистами, все хотели бить врагов. В начале мая мои сверстники отправятся на фронт в Белоруссию, наш ротный командир - белорус Михаил Фадеевич Нестерович будет возглавлять маршевую роту. Мы, прежние счастливцы, досрочно окончившие программу подготовки и направленные на фронт, с маршевой ротой женщин-радистов, теперь с завистью смотрели на сборы своих сверстников, направляемых на фронт.
  Потихонечку освобождается военный городок гарнизона, а следовательно и капитальные казармы в нем. В этих казармах проживали военнослужащие, формирующихся в Западной Сибири воинских частей и соединений, и уже вошедших в фронтовые соединения и части. Мы должны перебираться в, достаточно новое, казарменное помещение. Это помещение мы уже подготовили к приёму молодого пополнения и с интересом рассматривали настенную наглядную агитацию, изготовленную профессиональными художниками, типа: Мой папа герой! А ты! - малыш обращает внимание на орден Славы отца, находящийся у него на груди. Или плакат: - Солдат! Защити свою маму!
  Но подготовленную казарму с койками и санитарными удобствами, нам пришлось уступить женской роте электромехаников, занимающей ранее, одну из неполных средних школ города. Наша школа перешла на новый штат и будет теперь называться "Новосибирской школой старшин радио специалистов". По новому штату я переведен на должность помощника командира взвода, при воинском звании ефрейтор.
  Чтобы подготовить жилое помещение, для нового пополнения нашего подразделения, пришлось заниматься казармой, выделенной нам, в старом казарменном помещении военного городка и одновременно с этим, продолжать монтировать учебные классы. В казарме мы организовали наступление на древних обитателей, откормленных прежними домочадцами, клопов. Пришлось заниматься их уничтожением, путем прожаривания соединительных узлов двух ярусных коек, с использованием паяльных ламп и горячей воды Но наша наступательная работа на паразитов провалилась, клопы предприняли контр атаки по нашим флангам, используя скрытые резервы в щелях стен и как парашютисты спускались, на заправленные койки, с потолка.
  Офицеры и сержанты роты ожидали пополнение, еще призывников 1926 года рождения. В один из дней, меня вызвал исполняющий обязанности командира роты старший лейтенант Олофинский.
  -Иди в штаб школы получишь задание.
  Я доложил о прибытии помощнику начальника штаба. Он выдал мне увольнительную записку, пакет командиру роты электромехаников и задание привести в военный городок команду женщин - сержантов. Их нужно было привести для приема помещения, которое раньше мы готовили, для размещения своей роты. По пути к месту расположения роты, я завернул в магазин купить бумаги для писем родственникам и какой нибудь карандаш. Бумагу я купил, а вместо карандаша, мне предложили целых пять штук грифелей, похожих по форме на карандаши. Прибыл в роту, передал пакет её руководителю. Офицер распорядился немного подождать, пока соберётся команда приемщиков нового места расположения женской роты. Я вышел на улицу и оказался напротив Драматического театра Новосибирска "Красный факел". Поинтересовался афишей и нашёл в ней, что в этом помещении гастролирует наша питерская Александринка - театр имени А.С.Пушкина. В афишах указывались предстоящие спектакли. Меня особо заинтересовал спектакль "Фронт". Я подумал, может смогу отпроситься у командира на этот спектакль. Потом сопровождал целую ватагу женщин - сержантов в военный городок и передал их своему старшине Жигалко. Доложил дежурному и пошёл с докладом в штаб.
  Когда докладывал, зашёл начальник штаба майор Васильев и, рассмотрев в моей руке свёрток грифелей, поинтересовался, что это такое. Я как мог объяснил и с помощью выданного мне перочинного ножа, заострил грифель. Майор, попробовал сделать запись на предложенном листе бумаги, подумал и сказал, что может быть это выход, пока получим наряд на карандаши. Школе необходимы они тысячами, чтобы готовить радио специалистов. Офицер уточнил у меня стоимость каждого грифеля, произвел расчет и дал мне поручение, вернуться в город, узнать в магазине какое количество и по какой цене часть может приобрести такой продукт. Пришлось мне снова шагать в город. Уточнил у заведующего на какую сумму мы можем приобрести эту продукцию и может ли магазин выдать счет. Мне сказали, что такой продукции у них еще четыре упаковки и назвали цену. На этом, мои заботы того дня не кончились. Мне разрешили взять лошадь и отправили уже повозочным, имея на руках приличную сумму денег и командировочное удостоверение. По времени магазин еще должен работать. Получаю продукцию, пошёл уже за четвертой упаковкой, ко мне подошёл комендантский патруль и потребовал документы. Я показал свое командировочное удостоверение. Но мне сказали, что я не должен был заезжать повозкой на Красный проспект, гужевой транспорт был на проспекте запрещен, а когда посмотрели на мой приобретенный товар и полученный за него счет отпустили, предупредив, чтобы я быстрее двигался с главной улицы, в объезд. Направился в военный городок, а на подъеме, пришлось даже удерживать упаковки, чтобы они не сползли с телеги.
   Начало поступать молодое пополнение курсантов. Сначала небольшими партиями. Исполняющий обязанности командира роты вызвал меня и распорядился, сопроводить домой, прибывшего на пополнение призывника, для встречи с матерью. Я уже был знаком со своим земляком, питерцем Юрием. Этот парень оказался довольно разбитным и активным человеком, в свободное время, проходя мимо Ленинской комнаты, я слышал приятный баритон. Исполнитель напевал, арии из оперетт, мало мне знакомые. Я никогда не был в оперетте, но в передачах по радио, еще в Кронштадте, с интересом прислушивался к мелодиям. Это потом, когда я вошёл в помещение, Юрий ответил на мои вопросы, что за мелодии он напевал. Потом, когда на экранах появились: Сильва и Мистер Икс (Принцеса цирка), а потом и Цыганский борон. Я часто вспоминал этого молодого исполнителя и думал, как сложилась его исполнительская жизнь. Юрий был из артистической семьи, его мать была актрисой Ленинградского театра Юного зрителя. Театр и его артисты, с семьями, были эвакуированы из Ленинграда незадолго от начала блокады. Так-же, как и драматический театр имени Пушкина. Они нашли своё пристанище в областном сибирском городе. Мы с Юрием пошли выполнять поручение командира. Этой семье была выделена большая комната в коммунальной квартире в самом центре города. Когда мы вошли в квартиру, их комната была закрыта и матери дома не было. Юра нашёл ключ и пригласил меня войти. Меня просто поразило убранство комнаты, размером не менее 30 квадратных метров. Присутствовали и старинная мебель и множество застекленных рамок с портретами, видно не одного поколения актёров. Вообще все убранство комнаты поражало меня, парня из рабочей семьи, но я никогда никому не завидовал. Каждому своё! Подождав маму Юрия примерно час, мы закрыли комнату, попрощались с пожилой соседкой и направились к зданию, где нашел своё пристанище Питерский театр. Юра представил меня своей матери сообщив, что я тоже ленинградец, а сейчас являюсь его непосредственным командиром. Но мама Юрия прошептала: - это не надолго. Меня пригласили посетить спектакли, когда будет возможно. К сожалению, мне не пришлось воспользоваться приглашением. Буквально, через неделю, Юру забрали от нас в ансамбль песни и пляски ЗапСибВо.
   Меня всё же одолевали мысли о том, как по разному жили эвакуированные люди. Одни сумели взять с собой только носильные вещи, другим представляли транспорт, чтобы увезти даже мебель. Одни на месте получили жилую площадь, работу и их дети могли окончить среднюю школу, питаться, получая продовольственные карточки. Другие, как я например, моя мама, выкручиваться, кто как может, чтобы сохранить себя и своих близких, прежде всего детей. Уже во второй раз мы видели, как определяется служба, некоторых молодых парней. Так случилось с курсантом Лурье, которого сначала призвали, одели, неделю он поносил винтовку на плече, а затем перевели на должность в хозяйственное подразделение штаба округа. А теперь и с моим новым знакомым курсантом Юрой. Его как положено призвали, тоже одели в форму и уже из части призыва, оформили перевод в коллектив ансамбля. Этот парень был не обделен талантом, интересно, как сложилась его жизнь.
   Рота новых курсантов была сформирована и я в должности помощника командира взвода, занялся обучением курсантов - прежде всего действиям в строю. Взвод был около сорока человек. Офицеров в подразделениях явно не хватало. Один офицер приходился на два учебных взвода. Они стали полуротными командирами. Да и младших командиров тоже не густо, на взвод один сержант, обещали принять сержантов - связистов из выздоравливающих команд военных госпиталей.
  Нам молодым командирам, выпускникам этой же школы, никто не преподавал педагогику, как строить учебный процесс. Опыт приходил по крупице, вспоминали как с нами поступали старшие товарищи. Нужно было чувствовать себя начальником и в то-же время, проявлять внимание и заботу, к себе подобным, к этим молодым ребятам, вырванных от заботливых матерей и переданными на войну. Как сложится судьба этих неопытных в военном деле мальчишек. Я чувствовал себя много старше их, хотя были погодками. Нужно было пользоваться своим, еще небольшим опытом Ленинградца - блокадника. Видевшего и испытавшего на своей шкуре бомбежки и артобстрелы, еще хорошо помнящие злые глаза немецкого летчика, который хотел меня убить с курсового пулемета.
  С самого начала своей работы в качестве командира я усвоил истину, что подчиненного нужно не жалеть, а беречь. Нагружать его сознание и тело необходимостью учиться умелым действиям в боевой обстановке, усвоить приемы самозащиты и себя, и вверенной техники, в различных условиях. Молодые бойцы не очень любят, когда командир требует рассредоточиться, при условном преодолении полосы, "обстреливаемой противником". А на тактических занятиях в поле, я этого требовал и учил курсантов находить рытвину или бугорок заранее, чтобы успеть за ними укрыться и спрятать, хотя-бы свою голову. Не любят курсанты лежа отрывать себе укрытие, малой саперной лопатой. "Мы - радисты, будем на командных пунктах сидеть за радиостанциями". Я убеждал курсантов, что изменилась война, ведутся наступательные бои. Вам некогда будет рассиживаться в землянках, а придется вместе с командиром шагать, бежать или ползти на новый наблюдательный пункт и нести на себе весь комплект радиостанции, весом в 30 килограмм, да еще нести на себе автомат с полным комплектом боеприпасов, чтобы защищать командира и себя. И очень немногим придется рассиживаться на КП батальонов и полков. Да и работать вам придется больше микрофоном. Поэтому отношение к молодому командиру - ефрейтору было предвзятым.
  За мной, негласно, установилось прозвище "Злой Лёнчик" или "злой ефрейтор". На поле, возле казармы у нас было раздолье для обучения курсантов действиям, с которыми они встретятся на поле боя. Можно пробежаться метров 150 - 200, изображая наступление и овладение первой траншеей "противника". Там же можно было выставить грудные и ростовые мишени, для тренировки курсантов прицеливанию с различных упоров, которые они находили на местности. А мне было необходимо подготовить курсантов к тому, с чем они встретятся на фронте, и только поэтому, я заставлял их находясь в поле, по пластунски передвигаться по полю, отрывать окопчики для себя, для стрельбы, транспортируя за собой комплект радиостанции. Прицеливаться в грудные мишени, расставленные в поле. Учил действовать как пехотинцы, при минометном и артиллерийском огне противника, залегать, заранее избрав место, которое могло бы, хоть как-то защитить от поражения и даже перекатываться в более надёжное укрытие для себя и радиостанции, чтобы немцы не смогли пристреляться. И конечно на меня ворчали и выражали недовольство.
   В норме поведения и действий младшего командира было - "Действуй как Я". Когда потребовалось лезть в Обь, уже в не купальный сезон, мы доставали из воды бревна, я первый раздевался догола. Взяв в руки конец веревки с петлей, лез в воду, одной рукой удерживая петлю веревки для того, чтобы заарканить ствол дерева, находящегося в куче наплывших друг на друга стволов, разорванного при сплаве плота, другой рукой прикрывая, свое мужское достоинство. А уже потом ребятам объяснил, что удобнее влезть в холодную воду и вытащить ствол дерева на берег, чем зимой вырубать эти стволы из замерзшей реки. Конечно для купальщиков была развернута палатка, а в ней растоплена железная печка. Там можно было согреться. После меня, каждый из моих курсантов принял это крещение в Обьской купели.
   В военном городке мы получили возможность не отвлекать курсантов, на различные работы по обеспечению быта части. Мы питались в гарнизонной столовой. Для проведения общих мероприятий и просмотров кинофильмов пользовались зрительным залом дома офицеров. Да вообще-то в городке остались только мы, да курсы "Выстрел", в которых проводилась переподготовка офицерского состава. Конечно мы пользовались и другими услугами военного городка, как например, гарнизонной гауптвахтой. Гауптвахтой от случая к случаю, а вот караульным помещением, довольно часто. Только эти две части в караулах и охраняли все хозяйственные и складские помещения гарнизона.
   Мне частенько приходилось бывать в караулах и со своими курсантами, и с курсантами женского пола, в качестве разводящего или помощника начальника караула. Почему-то в женских караулах, разводящими назначались мужчины. А вот в мужских караулах, обязательно присутствовала одной из выводных, женщина. Наши женщины, курсанты, изредка нарушали дисциплину и их под ружьё конвоировали на гауптвахту. В камерах для женщин даже были необходимые удобства.
   В начале октября 1944 года получил извещение, что моя мать и брат Валентин получили вызов из Кронштадта и собираются в конце месяца уезжать домой, сообщат, в какой день они проследуют Новосибирск. Хотели бы встретиться. С получением телеграммы, обратился к командиру и мне разрешили встречу, выдав увольнительную записку на сутки. Я отправился на вокзал. Там у военного коменданта выяснил приблизительное время следования через станцию, ожидаемого мною эшелона. Оказалось, что состав прибудет ночью, между двумя и четырьмя часами, он обещал сообщить на какой путь, но в поезде будут не теплушки, а старые пассажирские вагоны. Так я и просидел в комнате у коменданта до прибытия поезда. Пришлось пробираться под вагонами, стоящих на путях эшелонов к обозначенному пути, там и ожидал прибытия поезда с моими родными. Состав протянули и мне пришлось бежать к середине поезда, прежде чем я увидел свою мать, стоящую в тамбуре у раскрытой двери. Вместе с ней мы вошли в вагон, разбудили моего брата, поздоровался с их соседями. Встреча была недолгой, заскрипели тормоза, началось движение. Пора прощаться. Мама всхлипнула и трясущимися руками передала мне гостинец из Камышловки.
   Я проводил последний вагон поезда и отправился в казарму. Прибыл в часть, оставил гостинец и пошёл докладывать дежурному о прибытии. После продолжительной беседы с дежурным офицером, а он интересовался как я попал в Сибирь и как прошла встреча с матерью, возвратился в свою роту. Оказалось, что никто из сержантов не спал. Все ждали меня. К моему возвращению, гостинец разительно изменился, он был по братски разделен на всех. Мне достался только кусок хлеба, намазанный крестьянским маслом и столовая ложка меда. Кипяток еще не остыл. Я быстро завершил трапезу и улегся спать, до подъёма оставалась еще пара часов.
   Как и прежде, продолжал готовить своих курсантов к тому, что необходимо на войне. Когда мои курсанты были уже на фронте, мне было очень приятно получить два письма от своих питомцев с благодарностью, за мою настойчивость в работе, по подготовке их к фронту. "Теперь никто не заставляет нас, передвигаться по полю по пластунски и тянуть за собой две упаковки нашей "глазастенькой" ( РБМ - радиостанции батальонной сети на передней панели выделялись две линзы, увеличивающие размеры настроечной шкалы фиксированных волн; Приемо-передатчик - 11 кг., упаковка питания - 14 кг., сумка радиста - до 4 кг. (с антеной - диполь) ). Теперь мы делаем это по необходимости, чтобы сохранить свое главное оружие".
   В начале октября к нам в школу - радио-специалистов прислали, из госпиталей Новосибирска, группу выздоравливающих сержантов связистов. Ко мне во взвод пришли двое: Старший сержант Теплов и сержант Онякин. Передо мной встал вопрос, как строить с ними отношения. По служебному положению помощника командира взвода, я был на должности старшего сержанта, но звание имею только ефрейтор, соответствующее радисту 3 класса. Прибывшие - бывшие фронтовики и даже получившие ранения на фронте. Они и по возрасту старше меня на один - два года. Как быть? Нужно налаживать взаимоотношения и распределение служебных обязанностей, кто и что может. Я хотя и молодой, но радио-телеграфист, на мне основная задача, подготовка курсантов по их воинской специальности. Мои временные помощники будут находиться в подразделении только один месяц, а потом их направят в свой род войск - артиллерию. Сержанты оказались с подготовкой работы на радиостанциях, только микрофоном. Но они уже знают условия работы радиста в фронтовых подразделениях. Работая на радиостанциях вместе с офицером - командиром подразделения, корректирующим огонь своей батареи. Как мне использовать помощь сержантов, как найти с ними общий язык, направленный на подготовку курсантов к их действиям на фронте.
  И всю полевую выучку пришлось возложить на прибывших. Сержанты выводили небольшие группы курсантов по 6 - 8 человек в поле, вместе с радиостанциями и делились фронтовым опытом по оборудованию командных и наблюдательных пунктов и организацией радиосвязи на них. За две недели этих практических занятий на них получили практику все мои курсанты. Сержанты согласились провести занятия по изучению материальной части автомата ППШ и снаряжению магазинов патронами. Командиром роты по моей просьбе была найдена возможность получения нескольких единиц такого оружия для учебных целей. Этими занятиями оказались довольны и выздоравливающие сержанты, вносившие свой вклад в подготовку будущих фронтовиков, да и мои курсанты возжелали в будущем заполучить оружие в виде автомата.
   А у меня появилась возможность больше сил отдавать подготовке курсантов к главной их учебной задачи - овладеть нормативными навыками классного специалиста - радио-телеграфиста 3 класса. Я ведь был единственным инструктором своих курсантов. Поэтому мой рабочий день доходил до 12-15 часов в день, это не считая караулов и внутренних нарядов. Когда они усвоят скорость приема и передачи до 12 групп в минуту (группа - 5 знаков), я должен был сделать запас, довести скорость приема до 15 групп в минуту, а передачи до 12-14 групп в минуту. И уже тогда, мне сможет оказать помощь наш старшина Остапенко, радист первого класса. А офицер, старший лейтенант Олофинский, приходил во взвод, когда проводил политическую учебу, или для проведения контрольных работ по приему и передаче у моих курсантов.
  Мои курсанты уже принимали цифровые и буквенные тексты, со скоростью 8-10 групп в минуту. С передачей было несколько трудней. Большим, натруженным ладоням моих сибиряков нужно было управляться с головкой телеграфного ключа, выстукивая чередующиеся буквенные и цифровые знаки. Эти успехи приходят после долгих тренировок, не случайно мы занимались специальной подготовкой не менее 6-7 часов в день. Плюс материальной частью радиостанций и источниками питания, не менее 2-х часов. Приходилось соединять курсантов в пары, чтобы они готовились к работе на радиостанциях, а их было во взводе только четыре экземпляра.
  Наш радио полигон не управлялся с обеспечением тренировок, в условиях приближенных к боевым. Радио полигон школы не обладал большими возможностями. В нем каждое подразделение имело слишком небольшое время, чтобы тренировать курсантов производить полный объем приемо-передач, необходимых, для выполнения всех нормативов классного специалиста. Поэтому, приходилось использовать и ночное время, чтобы дать курсантам полностью выполнить все задания.
  Все эти месяцы меня угнетала мысль о том, что курсанты совсем не знакомы с оружием, так получилось, что многие мои курсанты ранее не видели оружия, а не только не стреляли из него. Как-то я усмотрел в программе общевойсковой подготовки наличие учебных стрельб, но никаких разговоров об этом не было, даже среди офицеров. От казармы, в которой мы сейчас размещались открывалось большое свободное поле бывшей бойни скота, там сохранился специфический запах. Там для нас, как уже говорил, было раздолье обучать курсантов действиям на поле боя. На этом поле сохранились остатки строения из кирпича с высокими стенами. Проемы от окон находились почти в 3 метрах от поверхности земли. Там можно было выставлять грудные мишени, для тренировок в прицеливании. У меня возникла мысль, что если провести стрельбы в этой части пустыря, используя прочную кладку старого строения, для поглощения выпущенных пуль из оружия. Стрельба на 100 метров. А что, если сократить в 4 раза расстояние до цели, а следовательно и сами грудные мишени уменьшить в четыре раза. Такие стрельбы были опасны, учитывая неопытность в стрельбе моих стрелков. Решил ни с кем не советоваться, а просто рискнуть. Ну в самом лучшем случае меня отправят на фронт, зато каждый мой курсант, сможет принять участие в учебных стрельбах. Меня угнетала мысль, ну не может курсант уезжать на фронт, не испытав вверенное ему оружие. Решился провести стрельбы. Обеспечив безопасность, двумя постами наблюдателей, чтобы никто из местных жителей не оказался в зоне ведения огня. Поговорил с сержантами, чтобы они первыми вышли на огневой рубеж но не получил их согласие. Оказалось, что с самого начала службы были вооружены автоматами и никогда не стреляли из винтовки. Пришлось попросить их выйти на посты наблюдателей, прихватив для связи по два курсанта и флажки красного цвета. По их сигналам, я должен был прекратить вести огонь. Рассчитал расстояние 25 метров и выставил три мишени, в расчете на участие в стрельбах наших фронтовиков. Залег за приготовленный один из двух упоров, поясняя все детали подготовки к стрельбе, а затем зарядил винтовку тремя патронами из обоймы. Выстрелил три раза и все мишени разнес в щепки. Мои курсанты глянули на меня с уважением, они не ожидали такого успеха. Разъяснил, что патроны напрасно жечь не будем, поразивший мишень с первого выстрела получает оценку "5" и прекращает стрельбу, разряжая оружие. Поразивший мишень со второго выстрела получает оценку "4" и разряжает оружие. Тот кто израсходует на поражение цели весь свой арсенал, получает оценку "3". Не выполнивших условия стрельбы оказалось четыре курсанта, но я их всех отвел в сторону и успокоил. Главное, что вы стреляли и когда будет необходимо сможете защитить себя в создавшейся боевой обстановке, если захотите жить. Можно было считать, что стрельбы прошли удовлетворительно.
   Я на полном серьезе пошёл доложить своему командиру, что выполнил установленную программу подготовки курсантов, по стрельбе из боевого оружия. При этом 36 курсантов выполнили нормативы и только четверо оказались мазилами. На стрельбы были израсходованы 80 патронов. Офицер сначала спокойно выслушал мой доклад, видно еще не вник в его сущность, а потом схватился за голову, как ты мог организовать такие стрельбы Я спокойно ответил. Вы ставили мне задачу подготовить курсантов к фронту. Вот я и выполнял ваше распоряжение, занимался не только специальной подготовкой, но и полевой, и огневой выучкой. Вы ведь для этого прислали мне в помощь фронтовиков - сержантов. Да и место, где я проводил стрельбы не мною открыто, там видно не один раз практиковались стрельбе из личного оружия офицеры курсов "Выстрел". Весь огневой рубеж усеян гильзами пистолета ТТ. Я обеспечил безопасность стрельб, выставив наблюдателей и эти посты возглавили мои помощники - сержанты. А стена бывшей скотобойни была раздолбана еще до моей инициативы и видно не один год, обеспечивала надежность. Это в какой - то мере успокоило моего командира. О дальнейших его действиях мне ничего не известно. Потихоньку все успокоилось и меня не привлекли за самоуправство, но и на фронт не отправили. Я не помню, чтобы в нашем учебном заведении кто-то проводил стрельбы с курсантами отправляемыми в маршевые роты.
   Со своими курсантами, уже готовыми к выпуску, меня направили на подсобные работы на радиозавод Новосибирска. Там было все интересно, с удивлением увидел, как выросла радиотехническая промышленность страны. Я увидел радиостанции для танков, самолётов, военно - морских сил и для нас общевойсковиков. И в наше учебное заведение стали поступать для изучения и внедрения новые образцы отечественной и американской техники. Мои докладные записки об отправке на фронт оставались без внимания, мне просто запретили их писать. Командиры говорили - ты сам видишь, что и так некому работать, нет опытных педагогов, по обучению связистов, радио телеграфистов. А фронт требует их пополнений и торопит их получение.
   А война торопила пополнение. Наша армия все дальше продвигалась на запад. Освобождая незнакомые нам ранее города, уже за нашей Государственной границей. Своё первое воинство я отправил на фронт уже в конце ноября 1944 года. Маршевую роту сопровождали уже созданной песней. А автором стихов, мне кажется, был начинающий поэт Наволочкин.
  
  Когда стране опасность угрожала.
  Когда на битву Родина звала.
  Своих радистов школа провожала.
  В далекий край, на ратные дела.
  Сибиряки не знают поражений.
  И коль осталась Родина в дали.
  С тобой пехота по полям сражений.
  Придут радисты штурмовать Берлин.
  
   С болью в сердце я провожал на фронт своих первых воспитанников. Мы, буквально за неделю до их отправки, шли в последний раз в Кривощеково грузить в воинский эшелон ящики с противотанковыми снарядами и видели как пацаны 12 - 13 лет сколачивают снарядные ящики, а уже не молодые женщины, очень бережно, укладывают снаряды, изготовленные их внуками, или сыновьями, боеприпасы. "ВСЕ для ФРОНТА!" - плещется над цехом транспарант из красной ткани. Быть может, эти ящики изготовлены из брёвен, извлеченных нами из холодных вод Оби.
   Мои одногодки уже на фронте. Новое пополнение ждем уже 1927 года рождения. Заканчивается 1944 год, наши войска воюют на территории немцев и их союзников. Настроение у людей приподнятое. Может скоро окончится война. А сколько жертв она ещё принесет. Частенько подразделения школы отправляются на вокзал, заниматься прибывающими санитарными эшелонами. Получил письмо из Кронштадта. Мама устроилась на прежнюю работу. Брат Валентин хотя и с запозданием, пошёл учиться в школу. Старший брат, призванный на флот в феврале 1943 года, уже старший матрос, служит и работает на артиллерийском ремонтном заводе, где ранее работал и я. Там теперь все работающие - военнослужащие. Отец чаще бывает в семье. Потому что в ремесленном училище уже нет казарменного положения для мастеров.
  В Камышловке осталась Катюша, она стала больше беспокоиться о наших отношениях. Несколько раз повторяет в письмах, как дальше строить наши отношения? Что я могу ответить и обещать? Я ответил, что не знаю свою дальнейшую жизнь и службу, сколько времени меня задержит срочная служба. Война заканчивается, но не все с неё вернутся в родные дома, как и твой отец. Лука Петрович ушёл в армию после выздоровления и сгинул. Жив ли он сейчас? Обещать я ничего не могу, ты сама должна решить свою судьбу, тем более, что тебе уже 18 лет. Посмотри на возможность определить свою жизнь и если встретишь хорошего парня, сама реши как поступить. После моего письма наступило затишье. А в феврале 1945 года Катя сообщила, что вышла за земляка, вышедшего в отставку фронтовика, получившего тяжёлое ранение. Я пожелал молодой паре семейного счастья.
  Что можно было думать мне о будущем? В Кронштадт не вернешься. Там уже два брата и родители. Придется, наверное, после службы уезжать куда-нибудь на север и начинать трудовую жизнь. Вот пожалуй все, что я смогу. Что еще можно рассказать о своей жизни. Я полностью связан срочной службой, но и в ней были страницы чего-то личного, связанные с бытом и возможностью повышения общей культуры и общения с лицами женского пола.
  Был я избран в состав комитета ВЛКСМ школы, но когда разбирали персональные дела комсомольцев женского пола, меня просто выпроваживали с заседаний, молодому парню нечего слушать эти разбирательства этического плана. Семинары секретарей низовых комсомольских организаций, проводились в помещении политотдела, специальных частей гарнизона. На них приходилось вышагивать от военного городка в самый центр Новосибирска. Так случилось, что мы вышли небольшой группой и среди нас оказались комсорги женских подразделений. Я обратился к одной из девушек с каким-то вопросом. Разговор состоялся, мы стали просто хорошими приятелями и на каждое такое мероприятие ходили вместе. Лена, так звали девушку тоже интересовалась культурными объектами города и мы выпрашивали у своих командиров дополнительное время, для прогулок по городу, или для посещения кинотеатра и даже театра. А потом наши командиры нас, двух ефрейторов Лену и Лёню, стали отпускать даже на вечерние представления, в драматический театр и мы достаточно поздно возвращались в свои подразделения. В кассе театра, если недорогие билеты отсутствовали, нам выдавали входные билеты. Так нас и называли "два ефрейтора". Мне удалось выполнить свою мечту, посмотреть спектакль "Фронт".
  По окончанию учебной программы в женской роте, где служила Лена, она уехала в маршевой роте на фронт.
  Только расстался со своими сибиряками, а уже ждем северян. На днях прибывает команда с Норильска и Дудинки. Трудна была их дорога, сначала шли по Енисею на небольшом судне затем, когда начался ледостав, на бортовых машинах по заснеженному льду, только в Красноярске впервые увидели железнодорожную магистраль и из окон пассажирского поезда, с удовольствием, рассматривали города и поселки восточной и западной Сибири, направляясь к месту службы в Новосибирск.
  Старший команды северян упросил командование не разлучать его команду, а оставить в одном подразделении. Так я оказался, тем младшим командиром, который принял всю команду, немногим менее 40 человек. С самого начала мне показалось, что этот народ достаточно хорошо воспитан, имеет подготовку неполной средней школы, многие уже работали на производстве и приносили в семью заработанные деньги. Меня приятно удивила порядочность этих призывников.
  И уже с начала ноября мы начали занятия по специальной подготовке. Мне не пришлось приучать их к строю, все они прошли допризывную подготовку в командах всеобуча и хорошо знакомы с оружием. Занятия радиотелеграфией очень заинтересовали северян. Видно в условиях их жизни радио играло значительную роль и они надеялись, что радиотелеграфия будет источником их будущего, они найдут место для своего трудоустройства по этой, в то время редкой профессии. Подкрепляло мое мнение то, что в команде оказался радист, получивший подготовку в гражданской организации связи. Константин Болдухов и был таким примером для остальных, когда рассказывал о своей работе на дальней точке. Он послужил мне хорошим помощником и много раз, по моей просьбе, садился за телеграфный ключ и подменял меня в работе с курсантами.
  Этот набор курсантов очень походил на тот наш, в котором был курсантом я сам, нашу команду подбирали и учитывали наши желания научиться профессии радиста. Когда среди нас оказался призывник с восьмиклассным образованием его немедленно послали на курсы младших лейтенантов, а участь таких офицеров на фронте, была незавидной. Я полностью ушёл в работу с курсантами первого поступления, из последнего призыва Великой Отечественной войны.
  В ноябре - декабре мы с Константином Болдуховым в личное время работали в паре, сначала в классе, а потом и на разнесенных на расстояние радиостанциях, по отработке нормативов классного специалиста второго класса. Мне было пора повысить свою классную квалификацию, да к тому же нашёлся партнер в этом желании. И действительно, в январе 1945 года при приеме нормативов у курсантов женской роты, комиссия приняла зачёт и у нас. Мы оба успешно справились с нормативами радиста 2 класса и получили звания сержантов. Моего партнера перевели на должность командира отделения этого же взвода. Теперь во взводе стало двое сержантов и мне стало значительно легче управляться с работой и даже оставалось больше времени на комсомольскую работу.
  

Новосибирская школа радиоспециалистов. Январь 1945 г.

Сержант Мазуров. Начало 1945 года []

  
  В это время я серьезно стал подумывать о кандидатском стаже. Замполит школы уже дважды вел со мной беседы и даже обещал выдать мне свою рекомендацию :- найдется и другой коммунист, который порекомендует тебя, да и комитет комсомола не откажет тебе в рекомендации. Вот так меня потихоньку, начинают приобщать к партийно-политической работе.
  Еще с зимы 1944 года в городе стало неспокойно по причине бандитских действий "Черной кошки". Казалось, что в Новосибирск, слетелись бандиты со всей страны. Город в ночное время замирал. На улицах кроме милицейского патруля, вместе с двумя - тремя вооружёнными военнослужащими никого не встретишь. Нам сержантам, приходилось в поздние часы провожать семейных офицеров по квартирам, а ранним утром выходить встречать их и сопровождать к месту службы. В гарнизоне, других воинских частей, которые могли бы оказать помощь местным органам правопорядка, уже нет. Не посылать же офицеров с курсов "Выстрел" на патрулирование городских улиц. Каждый вечер формируется несколько нарядов в помощь работникам милиции. Вот и шествует тройка вооружённых военных по улицам города, обеспечивая безопасность граждан, во главе с милиционером.
  Расскажу об одном случае, случившимся со мной. Во время патрулирования мы проходили по одной из улиц города. Милиционер вел нас по улице, на которой сам проживал и попросил нас оставить одного патрульного у своего подъезда, потом он нас догонит. Мы уже вдвоем продолжали движение. Неожиданно из проулка с громким криком "спасите" выскочила молодая женщина. Её только что раздели, содрали пальто и кофту, сняли обувь и гражданка мчалась укрыться в подъезде чужого дома. На улице было достаточно холодно, мы все опустили клапаны зимних шапок. Заглянули в подъезд, в котором скрылась гражданка. Она стояла, вжавшись в угол. Расспросили, что случилось, хотя и так было ясно - раздели бандиты. Я снял шинель, накинул её на плечи женщине. Извлек из кирзовых сапог байковые портянки, оставив на ногах только хлопчатобумажные, обернул портянками ноги женщины, она быстренько закрепила портянки, спустившимися, почти до пяток, чулками. В таком виде мы доставили женщину к её дому. В это время подошли к подъезду милиционер и, оставленный у его дома, наш патрульный курсант. Все они остались внизу в подъезде. Постучались в квартиру, дверь приоткрыли, но увидев незнакомых военных, сразу захлопнули. Молодая женщина взмолилась:- Это я мама, открой. Меня раздели на улице, а военные привели домой. Дверь снова приоткрыли и женщина шмыгнула в квартиру, унося с собой моё военное имущество. Через некоторое время нам вынесли шинель и портянки, но в квартиру не пригласили, Мы услышали только слова благодарности.
  Таких случаев в Новосибирске было множество. Бандиты просто распоясались, участились случаи нападения на часовых, охраняющих склады оружия и обмундирования. Часовые на постах уже не дремали, а четко несли службу, да и руководителям караулов пришлось усилить работу по проверке караулов. Были разговоры, что бандиты стали навещать квартиры имущих граждан и городских начальников, и даже наведывались в семью Покрышкиных.
  Я обратился с просьбами о выдаче мне рекомендаций к майору Радионченко и майору Васильеву. Они мне не отказали. Да и комитет комсомола, тоже за меня поручился. В марте месяце мне исполнилось 19 лет и в первую неделю марта 1945 года, партийная комиссия, политотдела спецчастей Новосибирского гарнизона, утвердила меня кандидатом в члены ВКП(б).
  В наш учебный батальон, на небольшой срок, прибыл младший лейтенант Зайцев и был избран секретарём комитета ВЛКСМ батальона. Я часто встречался с этим офицером, был даже в его семье. Можно сказать подружился с ним. Как-то он сказал:- ты связал свою жизнь с партией. Но партия может потребовать твоей работы, не по твоему желанию. Еще раз спроси себя, смогу ли четко выдерживать уставные требования к коммунисту? Вот ты подаешь рапорты об отправке на фронт, но партии нужно, чтобы ты был здесь. Что для тебя важнее твое желание, или воля партии? Для себя я решил, что честность, партийная дисциплина, а главное порядочность и обязательность будут моим мерилом в жизни. Разве я мог подумать тогда, что политработа и хорошее знание техники связи станут моей жизнью и службой. Но это уже через годы - потом.
  А пока мы с Костей Болдуховым готовим своих орлят к экзаменам на классного специалиста. Я подумал, что 2 класса для меня больше чем достаточно. А Константин в паре с женщиной, инструктором радиотелеграфии, успешно выполнил требования, предъявляемые к радисту первого класса и ему присвоили воинское звание - старшина. Я с радостью передал ему взвод и он его принял. Меня назначили на другую работу - помощника командира роты по материально-техническому обеспечению учебного процесса.
  К первому мая вся наша рота стала полностью ефрейторской. Красная лычка выделялась своей новизной на погонах наших курсантов. Мы ощущали, что Отечественная война подходит к своему завершению. 7 мая страна отмечала 50-летие изобретения радио Александром Степановичем Поповым. Празднование состоялось в Новосибирском оперном театре. Он совсем недавно начал гастроли оперой "Иван Сусанин", наших курсантов приглашали за сценой, пошуметь во время массовых сцен.
  Избрание Новосибирска, как основного места проведения Дня Радио было не случайным. Этот город в годы войны, явился центром радиотехнической промышленности. В нем создавалась новая техника для вооружённых сил страны. Город был поставщиком радиотелеграфистов по двум военным ведомствам. Говорили, что на празднике присутствовал Петр Николаевич Рыбкин, но его, из моих сослуживцев, никто не знал в лицо. А сам я в этот вечер заступил в наряд - дежурным по батальону. Я кронштадтский житель и дважды видел Петра Николаевича на нашем заводе. На этом собрании впервые в стране было установлено звание "Почётный радист СССР". Для солдат и сержантов, еще ранее был учрежден знак "Отличный связист". На следующий день проходило торжественное собрание и в нашем учебном заведении. В приказе по школе мне было присвоено звание "старшего сержанта" и объявлена благодарность.
  А встреча радостного сообщения о Великой Победе для нашего подразделения, состоялось уже после дневного сна. Всю ночь с 8 на 9 мая, рота поднятая по тревоге, трудилась на железнодорожных путях Новосибирска, по разгрузке раненых с двух прибывших, почти одновременно, санитарных поездов. Направляли раненых или в госпитали самого города, или в столицы средне-азиатских республик. А раненых с этих республик было множество. Пришли в казарму еле живыми, очень уставшими. Тогда существовала разница по времени, между Москвой и Новосибирском, в 4 часа. Когда радио сообщило о Победе все проснулись, на какой-то момент поднялся гвалт, сотни людей в казармах, крики "Ура"! И вновь все уснули.
  Старшина роты унес от дежурного ящик с боеприпасами и снаряжённые магазины автоматов. Это военное имущество было под строгим учётом и никакая самодеятельность использования боеприпасов не допускалась. Нужно сказать, что в эти военные годы боевое оружие в пирамидах не закрывалось. А подразделения школы были уже вооружены автоматами ППШ. С ними ходили и на посты в караулах, и патрулировать в городе.
  Месяцы май и июнь были значительными для гарнизона. Все имеющиеся части и прибывшие в гарнизон для участия в параде готовились к этому торжеству. Мужскому составу школы, входящему в парадные коробки 8 на 8 были выданы карабины, родные братья мосинской винтовки, только более короткие. И мы выходили на строевые тренировки на площадь, у здания правительства области. Мы тренировались брать оружие на руку в строю, при этом штык должен был ложиться на плечо, впереди идущего курсанта. Это производилось очень опасливо, как бы не угодить штыком в шею, впереди идущему курсанту. С обычной винтовкой этот прием мог выполняться легче, так как шеренги отстояли друг от друга на большее расстояние. В нашем случае строй сбивался и мы получали с трибуны злой оклик, сопровождаемый отборной матерщиной, да еще произнесенный в металлический рупор на всю площадь.
  Наших девочек принарядили в черные береты и вооружили автоматами ППШ, только снабдив оружие плоскими магазинами. Девочек похваливали, ругать воздерживались. Ну и за это спасибо. Девушки конечно слышали, как нас материли и очень неудобно себя чувствовали, ведь в Сибири не были приемлемы в общении матерные ругательства, кроме таких как "язва тебе" и "-ляцкий род".
  Подготовка к параду частей Новосибирского гарнизона была проведена, но самого парада не состоялось. Парад победителей в Великой отечественной войне был проведен в столице и все высшие начальники были приглашены на трибуны Красной площади. Мы потом видели его в кино. Надо сказать, что мои сослуживцы не особенно расстроились по тому поводу, что у нас не состоялся парад, а мне было памятны торжественные прохождения воинских частей в Кронштадте и я хорошо знал, сколько сил приходилось вложить военнослужащим в те полтора - два часа, которые должны порадовать начальство слаженностью строя, молодцеватостью, проходящих перед трибуной воинов. Начальству до лампочки, что в строю находятся уже не люди, а только винтики о которых упоминал Верховный.
  Вот и кончилась большая война. Моя служба продолжалась
   Перед начальством встал вопрос, чем занять личный состав и, выход был найден, а почему не послать здоровых молодцов в помощь сельскому хозяйству на полевых работах, и нас стали рассылать в ближайшие к Новосибирску сельскохозяйственные организации на прополочные работы, и на сенокос в Тагучинском районе. Офицеров на каждый населенный пункт конечно не хватало, поэтому руководство личным составом и ответственность за поддержание воинской дисциплины в небольших командах возлагались на ответственных сержантов, в том числе и на меня. Деревня есть деревня. Держать всех военнослужащих на приколе невозможно, особенно когда на краю села запоют девчата и, поэтому общение наших курсантов с местными жителями было очень активным. Конечно эти общения ограничивались сроками общего сбора, чтобы сохранить основы воинской службы. В основном удавалось сохранять устои воинского порядка и дисциплины. Перед старшими команд ставились задачи руководителями хозяйств на очередную работу, так что приходилось быть бригадиром полеводческой бригады, направлять тех или иных военнослужащих на работы, с которыми они смогут справиться, учитывая, что чистых горожан среди моих сослуживцев было немного, разве что северян, прибывших на службу из городов Норильска и Дудинки.
  В одной из таких командировок я прибыл на смену офицера нашей роты младшего лейтенанта Ополовнина, который в начале 1945 года, прибыл в роту капитана Нестеровича. И в первый вечер, я заметил, что офицер рассматривает свои записи на одной из входных дверей помещения команды, а курсанты с улыбающимися лицами рассматривают офицера. Меня удивило, что офицер вовсе не торопится возвращаться в часть. Он собирался пополнить значительный список женских имен, уже имеющихся на двери. Я спросил офицера о причине появления этих имен, запечатленных на двери и он не стесняясь присутствия своих подчиненных, нагло и как мне показалось с гордостью заявил:- это мои любовные победы! Успею переспать еще с Любой. Я посмотрел на офицера и в слух произнес: -ну и негодяй же вы товарищ младший лейтенант. В этот же вечер офицер, собрав у курсантов заявления, что они слышали, как сержант срочной службы оскорбил офицера, направился в Новосибирск, а через неделю меня сменил другой офицер. Меня срочно вызывали на партийную комиссию, как кандидата в члены партии. Офицер Ополовнин тоже проходил кандидатский стаж. На партийной комиссии я объяснил, что не смог сдержаться от такой наглости человека в отношении знакомых ему женщин, тем более его поведение не может быть примером подчиненным. Я посчитал его бахвальство не достойно звания и офицера, и коммуниста. Решением партийной комиссии Ополовнину было объявлено партийное взыскание, а командование перевело его в другую часть. Для меня дело могло обернуться большими неприятностями, но по человечески я был прав. Может быть дело обернулось так потому, что я был избран секретарем комсомольской организации и должен был защищать честь и достоинство каждого советского человека, этому меня учили. Я спросил, а что должен был сказать, или как должен был поступить в этом случае. Никто из членов партийной комиссии не решился мне что-либо посоветовать. А что они могли сказать желторотому пацану, даже не мужику, истово верящему официальной политике партии, еще не знающего обычной жизни.
  Прошла всего неделя, как окончилось разбирательство по делу оскорбления офицера, а я вновь потребовался для замены офицера, находящегося с курсантами на полевых работах, но уже в другом населенном пункте. И вот я шагаю по проселочной дороге, широкой и вольной сибирской лесостепи. Свой пеший путь я начал рано утром от железнодорожной станции, до которой добрался на попутном порожняке. Пеший путь оказался довольно долгим, на всем пути не пришлось встретить ни пеших попутчиков, ни попутной повозки. Я был молод, достаточно натренирован в ходьбе и меня нисколько не смущало вынужденное одиночество.
  По обе стороны дороги простиралась местность очень похожая на Камышловскую, где я проживал в эвакуации. Прошло уже почти два года, как я покинул эту деревню, но там осталась и проживает моя первая любовь, задиристая и бойкая девушка Катюша. Все эти годы мы переписывались с ней, но теперь я знал,что она вышла за муж. Я шел и вспоминал трогательные и приятные встречи с Катюшей, и теперь они казались такими наивными. В мыслях я и упрекал и тут же оправдывал её, могла ли она ещё ждать, прошло столько времени, а моя служба - ей не видно конца.
  На моих плечах погоны старшего сержанта с надраенными до блеска латунными лычками и быть моей службе еще долго. За плечами, в еще довоенном ранце, остатки сухого пайка, смена нательного белья, и притороченная к ранцу серая шинель. Курсанты уже месяц трудятся в отдаленном колхозе на сенокосе и других сельскохозяйственных работах, а меня офицеры роты считают специалистом по сельскохозяйственным работам и сержантом, способным организовать работу и поддержать устойчивую дисциплину и порядок в команде.
  Я подходил к небольшому хутору, открывавшемуся в речной низине, к вечеру, солнце уже завершало свою работу. На речную низину опускался густой туман, и там у речушки громоздились остатки былой водяной мельницы, с разрушенной плотиной. В стороне от плотины стояли два довольно добротных сарая, видно совсем недавно покрытых свежей щепой, а на месте бывшего домика мельника, высился большой стог свежего сена. Вот здесь я и заночую. Вокруг никого, заглянул в сарай, там сколоченные нары, а на них предметы женской верхней одежды. Понял, это полевой стан и не исключено, что здесь встречу и хозяев этих вещей. Поразмыслив, уложил свои вещи на самый край нар, а сам решил помыться. И только сняв нижнее белье и зайдя в речушку услышал громкий девичий смех из кустов противоположного берега. Я так и плюхнулся в воду. По пластунски выбрался на берег, лежа обтерся полотенцем, влез в нательное белье, тогда трусы еще небыли предусмотрены, а затем в армейские брюки и босой, с не стиранными портянками и белым вафельным полотенцем, поднятым в верх правой рукой, пошел сдаваться, подъезжающим на повозках женщинам. Обратились ко мне с расспросами, как я здесь оказался. Ответил, что добираюсь до места своей командировки, оказалось, что это их деревня, а они работают на полях полеводческой бригады, вдали от своей деревни. Я собрался уходить, тем более, что до деревни оставалось километров 6-7, но меня не отпустили и оставили ночевать. На ночлег мне определили место, где уже находились мои вещи и даже выделили мне небольшой тюфячок.
  Долго шли разговоры, меня расспрашивали о Ленинграде и Новосибирске, о Волховском фронте, где воевали и гибли их земляки мужчины. Но видно усталость давала о себе знать, и вскоре в сарае установился покой, но как оказалось не для меня. Рядом со мной оказалась одна из женщин, которые наблюдали за мной во время купания. Я уже знал, что имя этой молодой женщины Раиса. По щелям сарая проникает свет полного месяца, нигде ни звука. Я не сплю, чувствую, что не спит и моя соседка, её рука начинает изучать мою "материальную часть", начала с прически и продолжила изучение поверхности тела, начиная с расстегнутого ворота нательной рубашки, потом её интерес спустился на то, что расположено ниже пояса. Я не могу подать голос, она тут же другой рукой накрывает мой рот, и тихонько шепчет мне в ухо, возьми шинель и выходи, посидим, посмотрим на ночной месяц. Я вспомнил, что только что выпутался из неприятности с поведением офицера, а теперь передо мной новое явление, и как из него выйти не знаю. В то время было строго во взаимоотношениях с другим полом. Даже простое знакомство, при подтверждении других лиц, могло обратиться обязанностью воспитывать чужого ребенка. Но видно природа требовала познать незнакомое. Я вышел из сарая, а Раиса, подхватив меня под руку, повела к уже знакомому мне большому стогу сена, там на свежее, пахучее сено она простелила мою шинель. Долго сидели обнявшись, спутанные на передок лошади мирно жевали свежее сено.
  Раиса рассказывала мне, что осенью 1940 года она вышла замуж за любимого человека, но пока строились и устраивались началась война, её мужа призвали в армию, осенью 1941 года сибирская дивизия, в которой служил её муж, была переброшена к Москве, а в декабре она получила похоронку и осталась одна. Как теперь жить, даже ребенка не осталось. Мне хотелось утешить её, я рассказал о своей судьбе и жизни, что тоже любил одного человека, но пришлось дать ей совет, устраивать свою жизнь. Так долго сидели, а потом все устроили её руки, мне оставалось только не сопротивляться, я опомнился только тогда, когда стал мужчиной. Раиса стала моей первой женщиной. Вернулись в сарай к рассвету, вскоре женщины поднялись, заодно растолкали и Раису, налегке перекусили, кто-то подогнал запряжённые повозки. Сквозь сон услышал,- Прощай служивый! Я выскочил из сарая. У входа стояла Раиса, обняла меня и помчалась к последней удаляющейся подводе. Повернулась ко мне и во весь голос прокричала - если родится сын назову А л ё ё ш е й !! Меня часто звали Лешей вместо Лени, видимо для тогдашнего русского языка имя Леня было не привычным.
   Собравшись, я отправился к месту службы. Прибыл в небольшое поселение, как видно в это место насильно вселили крестьян из ближайших хуторов. Все строения были добротными, а деревню возглавлял большой дом пятистенок, видно богатого крестьянина, но хозяин дома теперь прозябал где нибудь в Калымском крае, вместе с многочисленной семьёй, а в доме разместилась начальная школа.
  Учительствовала в школе перемещенная из Поволжья женщина 30-35 лет, с оконченным высшим образованием, но которой, с большим трудом, нашлась работа в начальной школе потому, что она была немецкой национальности, а все её родственники и родители были размещены в других, более отдаленных населённых пунктах области. Все эти подробности стали мне известны лишь потому, что в помещении этой школы и размещалась команда курсантов, которой мне и поручалось руководить заменив офицера Лебедева из нашей роты. Возле школы, рядом с хозяйственным двором находился легкий однокомнатный домик, где и проживала учительница. Теперь из двух классных комнат вся школьная мебель была перенесена в хозяйственный двор. В помещении оставались только учительские столы и по несколько скамеек, которые присутствовали в классах для проведения общих мероприятий членов колхоза.
  Для команды, прибывшей помогать колхозу были набиты соломой матрацы и солдаты размещались на полу, и только офицеру была предоставлена застеленная кровать. Как и в других командах никто не мог полностью занять курсантов, от подъема до отбоя, да и занять было нечем, а еще после работы в поле, поэтому личное время курсантов проходило по их планам. Ребята разбредались по деревне, только к 23 часам возвращались на вечернюю проверку и ложились спать.
   В свободное время я иногда заходил в квартиру к учительнице, интересовался новостями и мы вели беседы по различным вопросам жизни. Я рассказывал ей о своем городе и Ленинграде, как прибыл в Сибирь в эвакуацию. От неё услышал о жизни в Поволжье, и как их переместили в Сибирь, а кого и в Среднюю Азию. Мне не приходилось слышать от неё слов обиды или упрека случившемуся. Эта женщина проживала в деревни в полной изоляции, никто из жителей не обращался к ней и не общался. Были вопросы только об учёбе деревенских детей. Такова была установка, по отношению к перемещенными лицами немецкой национальности. Шла война с Германией, гибли на фронтах сибиряки мужчины, оставались сиротами дети, все это вызывало ненависть к немцам. Мое посещение учительницы было замечено руководителем колхоза, им была тоже женщина, она предупредила меня, чтобы воздержался от общения с немкой.
  Летом 1945 года, уже заканчивался месяц июль, нашу команду неожиданно вызвали в Новосибирск. Мы стали подозревать, что приближаются события на Дальнем востоке. Ранее мы наблюдали перемещение эшелонов с войсками и техникой в восточные направления. Наша рота закончила учебную подготовку еще в апреле и были, как говорят, на "выдании". Негласно началась подготовка маршевой роты, но знали об этом только офицеры. Пока мы собирались начался август, затем месячная война с Японией и обошлись без нашего участия в ней. В войсках оказалось достаточное число радио-специалистов, которые и обеспечили действующую радиосвязь, в наших наступающих фронтах, руководимых прославленными генералами и маршалами.
  В сентябре началось массовое увольнение старших возрастных категорий. Ушли в запас наши старосты: старшина роты Жигалко Андрей Петрович, радист первого класса старшина Остапенко, сержант Лебедев - мой первый командир отделения. Эти товарищи, как и мы, неоднократно обращались к командованию с просьбой направить их на фронт, но все их просьбы натыкались на ответы - вы должны готовить радистов для фронта. Войска все более насыщались средствами радиосвязи.
  Помимо нашей роты в батальоне еще два подразделения из мужчин, и одно из них уже заканчивало 6 месячную подготовку, а другое, из призванных в начале 1945 года курсантов 1927 года рождения, последнего военного призыва, продолжали занятия, уже под руководством сержантов женщин, из подразделений с женским формированием и уже уволенных на гражданку. Для руководства курсантами нашей и другой рот, были распределены все оставшиеся сержанты мужчины 1925 и 1926 годов рождения. Таких сержантов - специалистов осталось на службе мало, но их пополнили курсанты - отличники из взвода, которым я раньше командовал, теперь мой взвод принял старшина Болдухов - радист первого класса. На должность старшины роты был выдвинут старшина Афанасьев 1924 года рождения, ранее он выполнял обязанности начальника станции по зарядке аккумуляторов.
   Летом 1945 года, будучи в городском увольнении, мы с другом забрели в здание неполной средней школы. Там встретили учительницу русского языка и напросились к ней на несколько уроков, чтобы вспомнить забытые правила. Учительница, уже солидная старушка, по нашим понятиям, проживала в квартире очень старого жилого дома и попросила вывинтить старую сгоревшую лампочку, а то она уже три вечера сидит без света. Мы зашли в её квартиру и ахнули, электропроводка в аварийном состоянии. До беды совсем недолго, добрались до части, при монтаже радио-класса у меня оставалось метров 15 провода, вернулись к учительнице и восстановили нормальное электрическое освещение в квартире. А мы смогли воспользоваться приглашением на уроки, уже только зимой 1946 года.
   Пришла осень. Школа изменила свое имя, стала называться Новосибирской школой старшин радио-специалистов, было принято решение продлить учебный процесс. Нас готовили на фронт, а теперь стали готовить радистов для народного хозяйства. Всем нам и особенно офицерам было хорошо понятно, что еще ничего не решено в верхах, как и что сложится после войны.
  Время было не спокойное. В городе опять обострились действия "Черной кошки", все бандиты убрались с мест, где происходили военные действия как на западе, так и на востоке и сосредоточились в сибирских городах. К этим бандам примкнули все дезертиры, бежавшие от войны. И если в 1944 году действия бандитов были не так заметны, хотя мы своих офицеров, живущих с семьями не в военном городке, а непосредственно в городе, всегда сопровождали с оружием до их квартир и передавали из рук в руки семьям уже тогда. Теперь нас выделяли для патрулирования на улицах города, особенно в ночное время, вместе с представителями органов милиции. Мы, начиная с потемок, патрулировали улицы, давали простым людям спокойно добираться до своих жилищ. Случаев с раздеванием граждан, или с нападением на одиноких военнослужащих было множество. Участились случаи ограбления квартир и торговых учреждений. У военных захватывали оружие, а иногда и лишали их жизни, забирая их обмундирование.
  При несении караульной службы на военных хранилищах, была особая бдительность. Мне частенько приходилось нести службу в гарнизонных караулах разводящим или помощником начальника караула (помкарнач) и когда разводишь очередную смену, иной раз приходится обходить объект, разыскивая часового, который быстро движется вокруг охраняемого склада, внимательно разглядывая подходы к нему. Так и играем в догонялки он и я со всей сменой, потому, что на пост часовой может допустить только разводящего, оставить на месте других караульных нельзя, часовой может наткнуться на них и тогда лн обязан открыть огонь. В гарнизоне были случаи, когда бандиты снимали часового и, в течении часа, грабили хранилища военного имущества.
   Так сложилась, что с первых лет моей сознательной жизни я находился всегда в окружении своих спутников, в самодеятельных коллективах и в различных военизированных кружках, состоял в составе пионерской дружины в школе, по исполнению 15 лет вступил в Коммунистический интернационал молодежи КИМ так тогда назывался комсомол. Меня всегда тянуло к людям, в их коллективы, я находился в состоянии постоянного общения с людьми и не мог быть просто технарем, увлекающимся каким-то разделом, в многочисленном арсенале техники. Будучи комсоргом роты был избран в состав комитета комсомола школы связи, участвовал во всех заседаний комитета, и меня выгоняли с заседаний, когда разбирали персональные дела женщин-комсомолок, считали мальчиком не искушенным в половых вопросах.
  Теперь мне, кандидату в члены партии, предложили пойти на учёбу в дивизионную партийную школу, которая находилась в окружном доме офицеров. Мы изучали краткий курс истории партии до четвертой главы. Далее начинались партийные разборки, но видно не нашлось преподавателя, чтобы их объяснять. Зато книгу И. Сталина - его приказы по Великой Отечественной войне нам раскрывали в полном объеме.
  Была глубокая осень, начало зимы, а по весне у меня заканчивается кандидатский стаж, и нужно будет собирать рекомендации двух членов партии. А один из тех, кто меня рекомендовал уже получил назначение на вышестоящую должность в управление связи округа. Оставив свой взвод на Костю Болдухова и получив работу по материально техническому снабжению учебного процесса, я получил больше свободного времени вечерами. А находясь на семинарах комсомольских активистов в политотделе спец-частей, получал разрешение на посещение театральных заведений города. Мне удалось посмотреть несколько спектаклей из репертуара земляков. Большое впечатление на меня произвел спектакль "Фронт", там высшие офицер нашей армии были представлены в довоенной форме, в которой в 1940 году мне пришлось видеть К Е Ворошилова в его поездку к нам в Кронштадт, он тогда был в армейской форме. Нам, жителям морской крепости, привычнее было видеть начальников во флотской форме.
   В конце 1945 года, продолжали увольняться из армии старшие возрастные группы военнослужащих, в их числе были и девушки постоянного состава школы. Уволилась и наш секретарь комитета комсомола, она продолжительное время дружила с офицером нашей роты Лебедевым, и теперь эти люди стали супружеской парой. Меня избрали секретарем комитета комсомола батальона, вообще-то это была уже офицерская должность.
  К этому времени оказалось, что за мной числятся многие предметы технического и военного имущества, и мне было необходимо передать эти предметы старшине роты Афанасьеву. Много раньше, с занятий по гранатометанию, в каптерке остались несколько, не использованных по назначению гранат РГ-42, они хранились раздельно от детонаторов. Старшине по какой-то причине захотелось вставить в тело гранаты детонатор, а когда стал извлекать его обратно, выдернул по неосторожности и чеку, раздался щелчок. Старшина растерялся и уронил гранату на пол, а сам метнулся к выходной двери из помещения канцелярии роты, где происходила передача имущества. В один миг я, как только смог сообразить, в прыжке перескочив через крутящуюся гранату, перелетел через спинку койки, на которой отдыхали офицеры роты, во время суточных дежурств. При падении на койку я сильно стукнулся о её спинку ногами. Раздался взрыв, осколки разлетелись по всему помещению, ладно, что на гранате не было оборонительного чехла, было бы еще хуже, могли бы быть и жертвы. В мою сторону осколки прошли выше койки и поразили портрет А.С.Пушкина и всю стену, в оконной раме не осталось ни одного стекла. В обратном направлении изрешетило всю входную дверь и два осколка, пробив дверь, поразили старшину в филейную часть тела. Дверь его не спасла и не стала его укрытием. Я долго не раскрывал глаза, прощупал свое тело и ноги, ран и кровоподтеков не обнаружил, но сильно болели голени ног. Этот случай как-то отразился на нашем командире, но нам не стало об этом известно. Ни я, ни старшина, в общем-то не пострадали, командование посчитало, что мы и так наказаны, старшина легким ранением, а я лёгким испугом. Мы самостоятельно застеклили раму и отремонтировали стены. А вот портрет поэта пришлось заменить уже другой литографией. Позднее мы разговаривали со старшиной, и я понял, что он за всю войну не сталкивался с боеприпасами, и всю службу провел на зарядке аккумуляторов и имел дело с малыми движками и электростанциями. По какой-то причине, этот случай обошелся без разбирательства в партийном порядке, а у меня кандидатский стаж подходил к концу.
  В это время я получил известие о смерти моего отца Василия Николаевича, токаря, инструктора по токарному делу, парторга ремесленного училища. Не долго он прожил на белом свете, всего 57 лет, инвалидность из-за сердечной недостаточности, как её называли "грудная жаба", да и годы блокады, все эти причины сократили жизнь моего отца, коммуниста по Ленинскому призыву, прошедшего многочисленные чистки в партии, и возвращающегося домой глубокой ночью молчаливым и напряжённым, во второй половине 30-х годов. Он мало занимался нами, но я только став более взрослым, начал понимать и больше любить своего отца. Он был хороший человек. Я даже не стал проситься на похороны отца. Известие о смерти дошло очень поздно, да и добираться из Новосибирска до Кронштадта нужно дня три-четыре.
  Но все же я побывал в Кронштадте, уже в последних числах февраля 1946 года. Это случилось так. Начальник штаба нашей школы майор Васильев, как немногие офицеры связисты военного времени, был выпускником военной академии связи имени С.М.Буденого в Ленинграде. Его выдвинули на вышестоящую должность - заместителем начальника связи ЗапСибВо. Начальник связи был уже пожилой офицер, полковник, и видно руководство войск связи в Москве, планировали майора Васильева на эту должность, с перспективой дальнейшего его роста по службе. Так и случилось, что на совещание в Москву, а затем и в военную академию связи был вызван майор Васильев. Душевный и скромный был этот человек, и все в школе его просто любили, он доступен и справедлив. Он избрал меня для сопровождения в командировку, знал что я Питерец, городской житель. Дорога в Ленинград дальняя, а майор имел с собой служебные документы, он позвонил в школу и попросил направить меня как жителя Питера ему в помощь в долгой дороге. Находясь в пути, когда майор отдыхал, я сидел напротив и бодрствовал, чтобы обеспечить сохранность документов и личных вещей. Мне отводилось время отдыха в дневное время. Дня за три - четыре мы добрались до Москвы.
  В столице майор направился в главное управление связи, а меня отправили в солдатскую гостиницу, при управлении военного коменданта города, там я встал на учет по командировочному удостоверению. Предварительно он снабдил меня, уже ненужными ему офицерскими продовольственными талонами на питание, в течении трех дней, в продовольственном пункте на вокзале.
  Мне было поручено посетить московскую клинику в которой находилась на излечении супруга начальника управления связи полковника Солдатенкова. Имея в распоряжении три дня, я в первый день разыскал медицинскую клинику, встретился там с женой полковника, вручил ей посылку, которая очень приятно пахла. Хозяйка распечатала посылку и угостила меня конфеткой.
  Я был впервые в Москве и очень хотелось как можно больше познакомиться с её достопримечательностями. Сначала Красная площадь, музей В.И.Ленина, хватило времени на посещение Третьяковской галереи. В Кремль не пускали.
  Во второй день я решил разыскать своего приятеля по детству и совместной учёбе до 5 класса Эрнеста Шмагера, по национальности немца. Его отец принимал участие в подавлении Кронштадтского мятежа в 1921 году, был тяжело ранен, награжден орденом боевого Красного Знамени, проживал вместе с семьёй в Кронштадте. После его смерти и захоронении на лютеранском кладбище, жена покойного и маленький сын Эрик остались жить в Кронштадте. Мать моего друга преподавала в четвертой школе. Первоначально семья имела отдельную двухкомнатную квартиру рядом со школой в которой мы учились, но потом их жилплощадь передали городскому учреждению, а семью переселили в коммуналку на Посадской улице, а потом вновь переселили в очень неудобную и холодную однокомнатную квартиру в угловом доме на Велещинской улице. На этом дело не закончилось, и наконец в 1938 году им предложили вовсе выехать из Кронштадта, потому как обострилась международная обстановка, а эта семья была немецкой национальности. Тогда в школьные программы включили иностранный язык. С пятого класса я изучал английский язык. Мама Эрика была хорошим педагогом по изучению иностранных языков, она обучала школьников и немецкому и английскому языкам. По указанию городской администрации маму Эрика направили в Москву в Алексеевский студенческий городок.
  Мне было известно, еще до войны с Финляндией, что они проживают там. Я стал разыскивать этот адрес, по памяти помнил только номер квартиры. Мне помогли студенты, многие в городке знали педагога по фамилии Шмагер. Нашел квартиру, вернее комнату в общежитии, постучался и вошёл. Дома оказался мой старый приятель, он был скучен и обеспокоен прибытием военного человека, и даже не особенно признал в госте, своего приятеля по детству. Он не был призван в армию и не мог устроиться даже на работу, по причине своей национальности. Работала только мама, на это и жили. Видно за знание языка её ценили, она оказалась хорошей переводчицей. При нашей встрече мама Эрика, увидев меня, тоже сначала заволновалась, а потом, вспомнив меня, как приятеля сына, повела разговор, но ни на что не жаловалась. При моем уходе попросила:- Лёня если не хочешь иметь неприятность, не приходи к нам, нам ты уже не повредишь, хуже некуда, ты понимаешь, так сложилась наша жизнь, а себе можешь испортить жизнь. Я сказал Эрику где меня можно найти и время встречи и о том, что буду в Москве еще пару дней, а затем выеду в Ленинград. Об этом мне передал начальник общежития, по звонку моего начальника. С Эриком мы еще дважды встречались, отправлялись на продпункт, и я, имея талоны на питание, включая те которые мне отдал мой руководитель, использовал их, чтобы подкормить своего друга детства. Больше мы с Эриком не встречались.
   Вообще, вся эта история очень странная и я могу предположить, что изнутри она выглядела совсем по другому. В это время меня перевели по службе в другое ведомство и я не пытался что-либо предпринимать. Уже в шестидесятые годы я пытался его разыскать, но мои усилия ни к чему не привели.
  В Москве майор Васильев видно "глянулся" начальству, как достойный выдвиженец. Я понял по его поведению, он доволен Москвой. Из Москвы мы прибыли в Ленинград, незадолго до празднования дня Советской Армии и Флота. Начальников связи собирали в Военно-Инженерной академии связи для ознакомления с новыми образцами техники связи. Майор разместился в академической гостинице, Нас, сопровождающих солдат и сержантов направили на житье в казарму, в которой размещались, обслуживающие технику, военнослужащие срочной службы и поставили на довольствие. На совещании в Питере, а оно продолжалось несколько дней, офицеров знакомили с новыми образцами техники связи, майор Васильев как-то невзначай поделился со мной, знаешь Мазуров, неудобно вращаться среди полковников и генералов, я ведь там единственный офицер в звании майора.
   Я попросил майора отпустить меня на 2-3 дня в Кронштадт, но он сказал, что не знает сколько дней будут эти занятия. Уезжай на ночь, а утром приедешь в академию и если будет возможно, я отпущу тебя вновь. В последующие два дня меня отпускали с утра и до завтрака следующего дня. Их сборы проходили с 11 часов ежедневно. У меня было командировочное удостоверение в Ленинград, а в Кронштадт не было и я не догадался получить такое направление в канцелярии академии. Поездом я выехал в Ораниенбаум и где-то часам к 19 вечера прибыл в город. Оказалось для того чтобы попасть в Кронштадт мне необходимо получить разрешение старшего морского начальника порта Ораниенбаум. Ладно, что здание этого учреждения оказалось недалеко, а уже наступили потемки. В проходной здания меня остановил вахтенный матрос и сказал, что для решения моего вопроса ко мне выйдет секретарь морского начальника. Выходит девушка в морской форме, в звании главный старшина, а на моих погонах старший сержант. Она выяснила, что у меня за просьба, спросила, что меня связывает с Кронштадтом, когда я выехал оттуда, по какому адресу проживают моя мать и младший брат, и где мы были по эвакуации. Через некоторое время мой вопрос был разрешен, и я получил возможность шагать в Кронштадт, через залив по льду. Попутчика у меня не оказалось, кругом сплошная темнота, а в пути можно ориентироваться только по светлячкам керосиновых фонарей, подвешенных на деревянных шестах.
  Шагаю, вспоминая, что вот также в 1940 году я шагал за елкой на базар в Ораниенбаум, а затем уже с елкой обратно в Кронштадт, но тогда это происходило в дневное время. На фарватере был настелен дощатый мост и матрос предупредил меня: - пехота будь осторожен, не поскользнись и не попади в полынью. Уже только в одиннадцатом часу постучался в квартиру 16 дома 45 по проспекту Ленина. Увидев меня, мама моя Александра Ивановна так и ахнула. Она видела меня проездом через Новосибирск, при возвращении из эвакуации в октябре 1944 года. Мне удалось побывать дома только одну ночь, рано утром я должен был зарегистрироваться в комендатуре города, только тогда имел право находиться дома в течении трех суток, как было указано в разрешении по моей просьбе, я успел на один из утренних поездов на Питер. От Балтийского вокзала добирался до Тихорецкого проспекта трамваем 14, хотя и долго, но удобно через весь город. Встретил своего начальника, он мне сообщил, что будем находимся в Ленинграде еще два дня, и ты можешь сейчас уехать, но каждое утро как сейчас приезжать в академию, а вдруг сократят наше пребывание на занятиях. Я получил возможность побыть дома ещё один день.
  Эта поездка в мой город оказалась очень удачной. В Ораниенбауме мы совершенно случайно встретились с братом Виктором, он этим же поездом ехал из Ленинграда, а прибыл из Прибалтики, где проходил службу на флоте. Теперь по ледовой дороге мы шли уже вдвоем. В тот же день брат выполнил командировочное назначение в арсенале, получил партию офицерских кортиков и завтра отправлялся к месту службы. Вдвоем мы провели весь день, вечером отметили командировочные удостоверения на выезд из Кронштадта.
  По приезде в академию мой начальник мне сообщил, что вечером мы отправляемся поездом до Свердловска, а потом с пересадкой мы возвращаемся в Новосибирск. Я расстался со своими родными людьми на целых четыре года. В это утро я определил для себя, что после службы мне нет места в родном доме. Подрастает младший брат Валентин, да и старший, не согласился остаться на службе в своей части, получив звание младшего лейтенанта. Решил по окончании срочной службы возвращаться в Кронштадт, что и сделал, при увольнении военнослужащих 1925 года. Мне нужно было определяться, как мне строить свою жизнь после, еще не скорого, увольнения из армии. Находясь на улице Красных Курсантов решил зайти на прием к начальнику Топографического Военного училища и выяснить возможность поступления в это училище, имея квалификацию радиста 2 класса и образование 7 классов. В училище принимали с 8-классным образованием и кроме того сам я проходил службу в Западно-Сибирском военном округе. Выяснив мои служебные успехи и, что я кандидат в члены партии, он обещал выслать документы, для направления меня в это училище, а 8 класс я пройду по ускоренной программе. Но видно офицер просто не хотел меня огорчать. Документов на перевод я так и не дождался, а может они не нашли меня.
  Мы возвратились в Новосибирск в начале марта, свой двадцатый день рождения я встретил в дороге, в том же месяце был принят в члены партии.
   Весна 1946 года проходила для нас как-то беспокойно, в основном несли караульную службу в гарнизонных караулах, патрулировали улицы города в вечернее и ночное время. Почти не занимались специальной подготовкой как радио-телеграфисты. Да и численный состав сильно уменьшился, новых призывов не состоялось, девушки все уволились, а остались только в курсанты 1926 года рождения, да курсанты последнего военного призыва, рождения 1927 года. По существу, в военном городке из частей осталась только наша школа и мелкие подразделения обслуживания штаба военного округа. В апреле 1946 года до военнослужащих постоянного состава Новосибирской школы старшин радиоспециалистов, по представлению командования школы дошло награждения медалью "ЗА ПОБЕДУ НАД ГЕРМАНИЕЙ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 гг." Медали вручал, за участие в подготовке радиоспециалистов, начальник школы, генерал-майор войск связи Новарчук. Был награжден этой медалью и я.
  В мае забеспокоились и наши командиры, видно ожидая серьезных изменений в их службе и судьбе. И вот начало июня - свершилось. Школа должна быть упразднена, а личный состав переведен к новым местам службы. Кого переведут в Подмосковье в Ватутенку, а кого на Дальний Восток. Капитан Нестерович предложил мене сделать выбор. Я ответил:- Михаил Фадеевич, в Москве и в Кронштадте я недавно был. Хотелось бы узнать о нашем Дальнем Востоке. Ну пусть, твой выбор, сказал он.
  В последний день он определил меня дежурным по батальону: - тебе я могу доверить такую службу, уверен обеспечишь порядок.
  Так я выбрал Дальний Восток и наверное, свою судьбу.
  
   НА ВОСТОК
  
   Июль. Наша команда дальневосточников на вокзале. Команде выделено шесть двухосных вагонов. Я получаю назначение старшего вагона, со мной бывшие мои курсанты я знаю каждого из них. Костя Болдухов решил своим местом службы избрать московское направление, по существу наш взвод разделился пополам. Мне сразу узаконили место на верхней полке, возле оконной рамы, в передней части по ходу поезда. "Шустряки" побросали свои шинели и личные сидоры, на занятые полки. Быстренько уложили длинную скамью у дверей и заняли на ней места. За ними, уже стоя, ютились, стесняя друг друга остальные члены команды. Предусмотрительно мне было оставлено место на скамье и я, раздвинув строй, уселся тоже на скамью. Начальник школы генерал Наварчук идет по перрону, обходит вагоны, прощается с курсантами, желает успехов в дальнейшей службе. Откуда нам было знать, что наша служба продлиться у кого четыре, а у кого пять лет. Вместе со школьным начальством идет и наш ротный командир. Прощай Новосибирск.
   Новые станции, новые впечатления. И хотя дорога до Красноярска моим норильчанам знакома, они до этого города добирались водным путём, теперь летом очень приятно встречать в пути уже знакомые станции и городские постройки. Все ближе и ближе я подъезжаю к станции Тяжинской, завтра утром должны будем её достичь. Вспоминаю время прибытия к этой станции в эшелоне эвакуированных, вспоминаю свою первую юношескую любовь Катюшу. Так уж получилось, что я не смог задержать наши отношения на неопределённое время, шел уже третий год моей срочной службы, а конца службы не видно. Первые два года прошли в жарких письмах и добрых пожеланиях. Мне сейчас уже 20 лет, а ей уже 18. Катюша работает киномехаником узкопленочной кинопередвижки, уже набралась мастерства, завоевала авторитет у сельчан. Ещё в начале года я получил письмо от Кати, что за ней ухаживает отставной сержант, предлагает замужество. Что мне оставалось делать, только благословить. Я написал письмо, что не могу ничего тебе предложить, сколько лет еще придется нести затянувшуюся срочную службу, я не знаю. Призывники 1928 года рождения в гражданке, им уже по 18 лет, но их не призывают. Я написал, что полон о ней самых хороших воспоминаний, но она сама должна решить. Если он хороший человек тебе с ним жить. Сейчас я уже знал, что Катюша замужем.
   Случилось так, эшелон прибыл на станцию и наш вагон оказался напротив хранилища багажного имущества. Паровоз отправился на заправку водой. Я вышел на знакомый перрон и увидел, что к станции приближается повозка и девушка, оставив повозку другому пассажиру направляется к хранилищу багажа. Увидел, вышагивает моя Катюша. Встретились, на минуту опешили и внезапно обнялись. Курсанты, сидевшие на скамье в вагоне, вскочили с мест и оглушительным криком приветствовали эту сцену. Опомнились, я как боевой вояка, с единственной медалью на груди, освободил Катюшу от объятий. Она мне говорит,:-Лёня, я хочу тебя познакомить со своим мужем. Я подошёл к повозке познакомился с мужем Катерины, поделился с ним радостью, что встретил неожиданно Катю, которую не видел почти три года и не смог сдержать себя от эмоций. Пожелал им здоровья, ему поправиться после ранения и большого счастья в жизни. Все остальное взяла на себя Катя, чтобы успокоить мужа. Паровоз дал гудок, я направился в вагон и вместе со своими сослуживцами помахал рукой дорогим мне людям, и этой случайной встрече, на дороге, в уже мирной жизни.
   Первый банный день в пути нам предоставили еще в Красноярске. Там был большой банно-прачечный комбинат. Наша очередь мыться была за эшелоном демобилизованных девушек, там мы впервые познакомились Пришло наше время, но девушки и не думают освобождать нам баню, многие еще не закончили стирку Мы с удовольствием нежились в горячей воде, мы по ней уже сильно соскучилась. В том же городе на продпункте нам была предложена горячая пища в огромном столовом помещении.
   По дороге на Дальний Восток мы частенько нагоняли этот эшелон, с демобилизованными девушками. Был жаркий день, и вдруг из проходящих мимо вагонов в наши открытые двери неожиданно из котелков и ведер на нас обрушились струи холодной воды и крики - не спите сони. После этого случая мы были на "товсь" и облили их при встрече в вечернее время. Так и воевали до самого Иркутска. В Иркутске девчата разъезжались по домам. Молодость она игрива.
   Дальнейший наш путь на Иркутск, мы знали, что предстоит встреча с озером Байкал и, по слухам, с множеством туннелей. Под Иркутском наблюдали величественную Ангару. На станции Слюдянка перед нами открылся священный Байкал. Никто не знал, что в озере вода очень холодная, а желание окунуться в озеро было огромным, хотя нас всех предупреждали, чтобы не допускали купание. Но эшелон по какой-то причине остановился на запасном пути, видно пропускал встречный поезд. Первые два - три смельчака с разбегу нырнули в озеро, вынырнули с испуганными лицами и быстрей в вагон вытираться и греться, народ убедился, что вода холодная и не стоит рисковать. Проезд вокруг озера, хотя и незначительной его части удивил нас, как озёрная гладь приближает расстояние, казалось, что до противоположного берега рукой подать, а на самом деле более полсотни километров.
   Сосчитать туннели вызвались многие и даже, в первом туннеле, двое курсантов, из соседних вагонов, влезли на крышу, я своих не пустил. Было много смеха когда они, после преодоления первого туннеля, вернулись как негры, их лица и одежда были в саже и дышать, там наверху, было нечем. При вхождении эшелона в туннель, в вагонах стали прикрывать двери и оконные рамы. Счетчики говорили, что насчитали туннелей кто 53, а кто 54 штуки.
   В Забайкалье железнодорожные станции стали встречаться реже. Недаром поговаривали:- Что такое Дальний восток? Сто километров не расстояние. Сто рублей не деньги. Цветы без запаха. Птицы без песен. Девушки без любви. (но последняя фраза, вызывает у меня сомнение).
   В Забайкалье запомнились станции Улан-Уде, Чита, Сковордино, Свободное.
   Наша станция назначения Биробиджан, по прибытии я, как старший вагона, сдавал представителю железной дороги все несъёмное имущество, все оказалось в наличии, за исключением второй подножки, её у нас украли ночью. У меня оставалось в резерве две буханки ржаного хлеба и мы разошлись, с представителями железной дороги, довольные друг другом.
   В пути со станции к месту расположения пересыльного пункта, мы двигались под аккомпанемент хора " ква-ква", оказалось "лягушачий" сезон, который в дальнейшем, сопровождал нас на всем времени пребывания на пересыльном пункте.
   Расположить всех прибывающих, в казармах бывшего стрелкового полка, было невозможно. Нас собралось тысяч десять, а может и больше. Нашей команде выдали палатки восьмиклинки и указали где построить лагерь. Место оказалось, пологим скосом сопки. Почти все кусты винограда, сорта киш-миш, были уже выдраны другими командами и после установки палатки, оставив одного человека дневальным с нашим вещами, отправились разыскивать кустарник для устройства постелей. Нас предупредили, что если пойдут дожди мы поплывем, а с такой подкладкой вода будет протекать под нашим настилом. Вскоре, когда пошли дожди, мы убедились, что наша предварительная работа по обеспечению быта была не напрасной, на ночь все свое имущество приходилось держать в изголовье и удерживать его когда, под постелью, вода ручьем текла, по наклонной плоскости сопки. Важно, чтобы с дождевым потоком не уплыли сапоги и портянки, все остальное было на себе. Я сильно беспокоился за партийный билет и красноармейскую книжку, обернув их кусочком клеёнки, который попросил отрезать от фартука повара.
   Наше питание было двухразовое: утром и вечером. Кормили в основном только вторым блюдом, о готовности которого, можно было определить по запаху в любом месте лагеря. Это чумиза или гоолян, они при приготовлении были очень пахучими, получали мы довольствие в свои котелки и кто не имел в кружки, а ложка была всегда, за голенищем в сапоге. Мыть посуду ходили на речку Биру, она была очень быстрой и купаться в ней нам не рекомендовали, но все равно купались, были случаи гибели солдат на воде. Разве за такой массой людей уследишь. Кроме питания, нами никто не занимался. Определяли наличие личного состава по едокам, у поварских котлов. Мы были представлены сами себе. Это было возможно, только внутри установленной территории, оцепленной защитным, проволочным заграждением. Да и ходить то, особенно было некуда.
   Столичный город автономии, представлял собой небольшой населённый пункт, почти безлюдный, у реки Бира, отчего и первая часть названия города. Вторая часть, слово Биджан - вероятно принадлежит народу, который населяет и должен проживать в этом городе. Но встретить этот народ, даже на железнодорожном вокзале было в диковинку. Город, какой-то безлюдный.
   Нас связистов, быстро подобрал, прибывший "покупатель" с Сахалина. Дальнейший наш путь, снова в двуосных вагонах. Я и несколько отобранных сержантов, связистов разных частей, стали старшими в этих вагонах. Теперь у меня в вагоне были солдаты различных частей, и приходилось проводить воспитательную работу. Очень скоро мы нашли общий язык, и в вагоне был установлен воинский порядок.
   По дороге к Комсомольску, эшелон остановился у небольшой речушки, мы все высыпали из вагонов. Жарко, конец июля, вот-вот уже и август. Только успели раздеться, а машинист уже подает тревожные гудки и начинает легкое движение вагонов. Все спохватились и помчались по насыпи в вагоны. Я тоже подхватил обувь, одежду и побежал к вагону, а пилотка, выскочила из общего свертка и в вагон я заскочил без неё. Причиной такой торопливости стала понятной, когда мы выглянули из вагона. К нашему эшелону, приближаясь уже до 200 метров, мчались женщины, на ходу снимая с себя одежду. В половине километра, от железнодорожного пути, размещался женский лагерь заключённых и только бдительность машиниста оказала нам добрую услугу.
   Подъезжаем к Комсомольску, он развернул свои строения на противоположном берегу Амура. Оказалось, что форсировать водную преграду мы будем на паромном судне. Нас высадили из вагонов и перевезли на противоположный берег, а затем все вагоны эшелона доставили в Комсомольск за два рейса. Рассмотреть город нам не удалось. Нас быстренько поместили в наши же вагоны и путь был продолжен.
   Дальнейший путь пролегал по Сихотэ-Алиньскому хребту. Мы то заезжали, то выезжали из туннелей, то забирались в гору, то с торможением спускались вниз. Были случаи резкого торможения и в один из таких моментов, у меня во рту сломалась дюралевая ложка ладно, что зубы, под коронками, оказались целы. Мы слышали, что наш конечный пункт железной дороги, окончится в бухте Ванино. О таком населённом пункте никто и ни когда не слышал. Нам стало понятно, что скоро увидим Тихий океан. На железной дороге, по пути к Советской гавани, продолжались строительство. Возводились отдельные постройки, вдоль железнодорожного полотна.
   На стоянках мы встречались с японскими военнопленными, но наше общение происходило только жестами. На одной из станций ко мне подошёл японский унтер офицер, равного со мной звания и на английском языке поздоровался. Я с свободное от службы время, еще в Новосибирске, штудировал учебники 6 и 7 класса по английскому языку и смог, с начала ответить на приветствие, а потом продолжить беседу. У меня, кстати оказался в кармане англо-русский словарь, то я, то он разыскивали в словаре необходимое слово для разговора. Слишком долго наша беседа не могла продолжаться, наши вагоны начали движение. Я отдал словарь японцу и посоветовал:- учи русский язык, он скоро потребуется.
   Мы прибыли в порт Ванино. Перед нами огромная водная гладь. Подошли к длинному пирсу, на нем уместились все. С пирса видно дно, там водоросли, какие-то рыбёшки, некоторые разделись и попрыгали с невысокого пирса в море, сразу почувствовали горечь воды, а запах, чувствовался еще на берегу. Все помнили, еще по книгам Жюль Верна, о спрутах и всякой нечисти в океанах. Кто-то крикнул - спрут и все купальщики в миг оказались на пирсе, но когда прочухались то увидели, что мимо проплыл малёк осьминога у которого, вместе со щупальцами, всего 30 сантиметров длины, поднялся громкий хохот.
   Вода очень соленая, а с пресной водой проблемы, так и ходили все косматые и сержанты, которым разрешалось иметь короткую прическу и солдаты, которых не стригли уже второй месяц. В селении мы встретили пожилого мужчину - врача, который оказался интересным человеком, он был сослан в эти края после смерти А. М. Горького, врача признали виновным, что не вылечил писателя, но скорее, чтобы убрать с глаз. За время своей ссылки, а она оказалась бессрочной, умелый врач поднял на ноги множество людей и пользовался огромным авторитетом, как лучший врач поселка.
   Мы провели в посёлке Ванино несколько дней, пока не пришёл в бухту старенький пароходик - ветеран Дальневосточного транспортного флота. Нас приняли на борт с назначением доставить в порт Холмск, в Юго-Западной части острова Сахалин. Мы получили сухой паёк на трое суток, с небольшим резервом, для времени подхода к указанному порту на Сахалине. Водой нас обещали снабжать на судне.
   При выходе из бухты наше судно двинулось в левую сторону, вдоль побережья и только по беспокойству экипажа судна мы стали понимать, что-то случилось, нам передали через офицера, старшего команды, чтобы мы не нажимали на сухой паёк. Судно прошло вдоль северного Сахалина и там, напротив порта Александровск, на рейде встало на якорь. Прошёл слух, что в Японском море штормом сорваны морские мины с минного поля и эти чудовища проносятся мимо всего Сахалина. Нас шторм еще не баловал, а в основном в нашей команде были люди не знакомые с причудами моря. Нам объяснили, что тихоокеанские морские тральщики принимают меры, чтобы освободить нам морской путь, но придется подождать.
   На пути к Холмску мы уже давно доели сухой паек, а через три дня перестали нас снабжать и питьевой водой. Экипаж судна перекрыл все доступы в их жилые и вспомогательные помещения. На четвертый день пути началось сильное волнение, ребят стало укачивать, и почти вся наша команда вцепилась в борта судна с позывами рвоты, но рвать было не чем, уже двое суток без пищи и воды. Сопровождающие судно дельфины только раздражают нас.
   Только к исходу шестых суток мы вошли в порт Холмск. Выгрузились, строем направились к месту погрузки, в вагоны Сахалинской железной дороги. Наконец напились воды из придорожной колонки, разделили одну банку рыбных консервов на четверых и по кусочку хлеба. Больше провианта встречающие для нас не захватили, но и это не следовало бы делать. Рыбные консервы в томатном соусе, сыграли злую шутку и вызвали расстройство желудка, на несколько дней.
   В ночь мы выехали в миниатюрных японских вагончиках в Южно-Сахалинск, но перед Чертовым мостом (так назывался мост железной дороги, между двумя высотами с глубокой впадиной) машинист объявил, что ночью через Чертов мост не поедет и ушёл домой. Мы остались в вагонах, но очень часто выбегали из вагонов из-за болей в желудках. Рано утром появился машинист, и мы продолжили свой путь к месту службы. Совсем скоро прибыли в Южно-Сахалинск, вышли с вокзала, и строем двинулись по центральной улице, рассматривая японские жилые домики.
   Дальнейший наш путь на окраину города проходил, по совсем неухоженной дороге с одноэтажными, неказистыми строениями. Нас привели на широкое антенное поле, и оставили на неопределенное время, сказали, что будем ждать начальство. В поле стоял стог сена и мы его разобрали, несмотря на окрики часового, чтобы прилечь и отдохнуть с дороги. Часам к десяти, на двух машинах, к нам приехали целые бригады обслуживания: врачи, парикмахеры, хозяйственники с готовым питанием. Врачи производили осмотр прибывших, представитель строевой части, рассматривал наши документы и делал свои пометки. Политработник, видно комсомольский вожак, отбирал учетные карточки и ставил комсомольцев на учет. Я оказался единственным, прибывшим с партийным билетом.
   Только в это время мы узнали, что в нашей команде прибыли в эту часть двое прославленных разведчиков. Это старшина Николай Калинин, награжденный орденом Боевого Красного Знамени и двумя орденами Славы 3 и 2 степени, и полный кавалер ордена Славы, Дорофеев Алексей, тоже старшина. Эти старшины стали фельдъегерями и знаменоносцами части. Потом, когда мы с ними познакомились, мы узнали историю об ордене Боевого Красного Знамени у Николая Калинина. После очередного рейда, в глубоких вражеских тылах, когда готовилось представление его к ордену Славы 1 степени, Николай попросил командарма:- А нельзя заменить орден Славы, орденом Красного Знамени? Командарм знал отважного разведчика и согласился. Так и получилось, что Алеша Дорофеев оказался полным кавалером ордена Славы, а Николай Калинин кавалером двух степеней. Только теперь мы поняли причину того, что эти старшины были, все время дороги, вместе с нашим офицером.
   После знакомства с нами, кому было положено, того подстригли под машинку, сержантам сделали прически, правда с большим трудом, волосы, у всех кто искупался в бухте Ванино, были неуправляемы.
   А потом нас отправили в городскую баню. Мы вошли в моечный зал и увидели маленькие скамейки, низко расположенные краны: горячей и холодной воды и совсем маленькие тазики. К такой арматуре мы не привыкли. Напротив, за матовой, стеклянной перегородкой, моются женщины и их тела свободно просвечиваются через эти ширмы. Кто-то из ребят не пялился на женские профили, а заглянул в глубину мыльного зала и обнаружил там бассейн с теплой водой. И буквально в момент эта емкость была заполнена нашими телами. Вода, выдавленная из бассейна, вытекла в моечный зал, это была большая волна. В зал вскочил японец, видно хозяин бани и схватился за голову. Солдаты потихоньку отошли от приятного шока и вылезли из бассейна. Вошел сопровождающий нас старшина и объяснил, что бассейном можно пользоваться, после того как приведем себя в порядок возле этих маленьких мыльных мест и уже будучи чистыми, пропариться и прогреться следует в бассейне, там, внизу, имеются управляемые краны с горячей и холодной водой.
   Прошла неделя, мы оставались одной командой, наверное, так определялся карантин. За дорогу люди разболтались, потеряли дисциплину, все чаще стали проявляться случаи самовольного ухода с территории части в город, для знакомства с обычаями населения. Никакой ограды территории части еще не было. Часть еще только устраивалась.
   Вот она Тоёхара, ныне Южно-Сахалинск. Невысокие, больше двухэтажные дома, дверные проемы и оконные рамы устроены так, чтобы их не открывать, а выдвигать в сторону. Удивляли и перегородки в жилых помещениях, стены внутренние раздвигались так, что при желании можно было получить одно большое помещение. И на все помещения квартиры присутствовала одна печь, буржуйка отапливаемая каменным углём. Для обеспечения пожарной безопасности, при печке обязательно находился один из членов семьи, даже в ночное время. Но несмотря на все меры предосторожности случались частые пожары и нас направляли в оцепление. Нередко приходилось видеть горожанку, идущую по улице в легком халате и в деревянной обуви "колодках" на босу ногу. Оставались ещё в городе японские и корейские подданные. Зачастую происходили местные праздники, сопровождаемые звуками гонга и ударами в огромный барабан. Иногда эта музыка гремела всю ночь. В вечернее время, пока территория части не была обнесена плотным забором, мы усаживались на завалинке, ограждающей часть от Сахалинской улицы и наблюдали за жизнью местного населения.
   Мы прибыли в этот город через год после окончания войны с Японией. Южная часть острова долгое время подвергалось, просто насилию Японского государства. Хвойные леса почти до самой границы с севером Сахалина были истреблены и не под корень, как рубят славяне, а стояли почти двухметровые памятники снятых и вывезенных деревьев, по железной дороге от станции Победино, а там к морским портам. На местах снятого леса распространились болотистые равнины, покрытые корейским тростником, который в жаркие месяцы лета настолько пересыхает, что вспыхивает как порох, а затем огонь добирается до торфа, а последний уж ни чем не потушишь. Все летнее время в городе горелый чад, не продохнешь. Ну, а в самом городе расположенном в Анивской долине, на сопках сохранился густой хвойный лес, в предгорье ухоженный парковый комплекс с озером и протекающим через парк ручьем, наполняющим бассейн для купания и постоянно освежающий воду. Рядом с парком городской футбольный стадион. Сам город расположился в долине и с запада и с востока, прикрываемый возвышенностями. О строениях в городе я уже рассказывал, нужно было многое отменять в своем сознании, чтобы в новых условиях устроить свою жизнь прибывающим на Сахалин новым людям.
   Потихоньку привыкали к новым условиям жизни и службы. Меня распределили в первую роту радио батальона, сначала на должность старшего радиста, а позднее, когда командиры ближе познакомились с деловыми качествами прибывших, перевели на должность старшего радиооператора с солидным, по тому времени, денежным довольствием в 600 рублей, и 50 рублей выплачивались за классность. Я стал старшим в экипаже радиостанции РАТ (радиостанция, аэродромная, тяжёлая). Начальником станции являлся старший лейтенант Шабанов Александр Петрович. В одной со мной роте оказался мой однокашник, по Новосибирской школе, с которым мы начинали службу курсантами, сержант Сазонов Константин Петрович и мой земляк, ленинградец Калистратов Анатолий Михайлович, да еще старший сержант Соловьев Вилен Николаевич, с которым я познакомился еще в Бирабиджане, он там оказался после вывода наших войск из Ирана. Так и сколотилась у нас группа, которой мы продолжали и служить, и дружить. Соловьев был уволен в 1950 году. А Калистратов в 1951 году. И того, и другого друга, я провожал в гражданку до порта Карсаков уже будучи офицером.
   Для меня началась большая работа по освоению новой, для меня, техники. В подразделение вливались радисты, окончившие только что полковую школу, это учебное подразделение готовило специалистов в течение года и я должен достичь их уровня, в короткое время. Мои подчиненные радисты, пришли в подразделение, после окончания этой годичной полковой школы и многое хорошо знали, началась гонка за знаниями. Многие из прибывших со мной из Новосибирска, были вновь зачислены в это учебное подразделение, это касалось связистов последнего военного призыва, готовился резерв на будущее.
   Станция сложная, размещена на трех автомашинах и у каждой свое назначение. За мной закрепили машину с приемными устройствами, а спрос остался за всю технику экипажа. Так я стал входить в новые условия военной службы. Ранее занимался обучением новых радио телеграфистов, подготовкой техники для их обучения, теперь должен был сам освоить, новую для меня технику. Нам нескольким сержантам, которые были введены в штаты подразделений на командные должности, овладевать новой техникой пришлось самостоятельно. Представьте себе, что мне после работы на маломощных радиостанциях мощностью 5-6 ватт, пришлось осваивать передающие устройства в 1 киловатт и более. К такой технике сначала было боязно и подходить.
   Мне посчастливилось иметь своим непосредственным начальником Александра Петровича Шабанова. Этот офицер, призванный в предвоенные годы из запаса (учительствовал в средней школе) и обладающий средне-техническим образованием, военное училище не оканчивал, тоже овладевал техникой самостоятельно. Он и помогал мне разобраться со своими новыми обязанностями по службе и освоением новой, для меня, техникой. Потихоньку стал разбираться и с новой техникой, помогли и некоторые навыки работы в Кронштадте, в бригаде передающих устройств. Я коммунист и поэтому должен быть примером в несении службы и во взаимоотношениях со своими сослуживцами.
  

Дальневосточник. г. Южно-Сахалинск. Август 1946 г.

Старший сержант Л.В. Мазуров. Южно-Сахалинск. 1946 г. []

  
   Жизнь в казарме, когда ты всегда на виду обязывает тебя не допускать никаких послаблений, ты находишься всегда на виду. Трудности заключались в том, что мои подчиненные сержанты и солдаты экипажа уже сжились, все специалисты 1 и 2 класса, прошедшие программу специальности в годичной полковой школе, успешно работающие на объектах связи. Мне же нужно познавать и технику, и работу на средствах связи просто с азов, путем самостоятельной подготовки. И если в службе я оформился как сержант командир, теперь я должен еще стать равным с ними специалистом.
   Несколько облегчало работу то, что все мои теперешние подчиненные были младше меня на один год и по возрасту, и по службе. Исключение составлял только Григорий Попов, старший шофер - электромеханик, он был мой годок. Вновь пришлось завоевывать и авторитет, и свое твердое место хозяина в казарме, какими мы были в курсантской среде. Наше лицо, младших командиров могло быть сохранено в примере - делай как я, этого можно было добиться только высокой требовательностью к себе.
   Обстановка в казарме понемногу упрощалась потому что обновление в роте коснулось почти всех экипажей. После увольнения прежних, старослужащих сержантов к руководству экипажей пришли мы, прибывшие на пополнение: старший сержант Вилен Соловьев, сержант Константин Сазонов и я. Из других, оставался старшина Кузнецов 1925 года рождения и еще два выдвиженца, окончивших полковую школу и еще не успевших повысить свою классность. Полковая школа выпускала специалистов связи 3 класса, в звании младших сержантов.
   Вот мы вшестером под руководством старшины роты Катаева и занялись и ротным хозяйством, и порядком в казарме, и нужно сказать мы справились. Почти все срочники были близки по возрасту и потому понятия "дедовщина" у нас не наблюдалось. В нашем небольшом казарменном помещении был сколочен квадрат двух-ярусных нар и все полсотни человек ротного состава вмещались на этих нарах, по полметра на каждого. Из других помещений, на все роты, единственный класс СЭС и общий умывальник, все остальные удобства на свежем воздухе.
   Уже осенью проходили отчетно-выборные партийные собрания в низовых партийных организациях. Меня, как молодого члена партии, избрали парторгом роты. Так я и определился в подразделении, наполовину связист, наполовину молодой политработник.
   Основой моей работы было поддержание боевой готовности радиостанции, а в её составе три "студебеккера", на них передающее устройство, приемное устройство со средствами быстродействия и силовая машина-электростанция, с комплектом зарядного устройства аккумуляторов. Но больше мне пришлось заниматься вместе со старшиной роты в обеспечении внутренней и караульной службы. Мы с сержантом Сазоновым стали штатными начальниками караулов от подразделения.
   В те годы, начальник караула назначался из сержантов и лично принимал под охрану знамя части, и ящик с полковыми ценностями. Начальнику караула не разрешалось спать, он должен был находиться всегда на посту. Во время несения внутренней службы у дежурного находились ключи от боеприпасов и ящики офицерского оружия. Пирамиды с оружием личного состава никогда не закрывалось, а по тревоге сразу разбиралось личным составом.
   В одно из моих дежурств по роте, со стрельбища возвращались офицеры нашей роты и батальона. Как обычно они сдавали личное оружие и патроны в оружейное хранилище. Принимал оружие лично дежурный по роте. Все шло обычным путе офицеры сдают свое оружие, я принимаю его, чтобы возвратить в специальный ящик, предварительно проверив не остался ли в патроннике патрон. Принес свой пистолет ТТ и наш командир батальона подполковник Филатов. Он частенько просил привести оружие в порядок, почистить и поставить на место. Я чтобы проверить, не остался ли патрон в патроннике опустил ствол пистолета на пол и передернув затвор, нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, пуля срикошетила от пола, как раз между ступнями офицера, я растерялся, сам раньше не пользовался таким оружием и снова нажал на спусковой крючок. На этот раз офицер даже подпрыгнул и спокойно сказал:- не жми больше на курок, я сам виноват, что оставил снаряженный магазин в пистолете. Потом мы извлекли обойму и оттянув затвор, извлекли третий патрон из патронника. Кары за выстрелы я не имел. Наш комбат был выдержанный офицер и культурный человек, не обвинил меня в неловкости, а всю вину, ведь оружие было сдано с наполненным магазином, взял на себя и никакого разбирательства не было.
   Нужно сказать, что в эти годы моей службы, мы сержанты были настоящими хозяевами в казарме, поэтому и служебный опыт был у нас посолиднее, да и сами мы не допускали себе послаблений. При включении нас в смены на передающий центр, или в радио-бюро, мы никогда не кичились своими правами, а строго выполняли задания начальника смены, тоже сержанта или старшины и это не случайно, у этих специалистов был уже двухгодичный опыт работы в ведении радиообмена или эксплуатации различных типов передающих устройств.
   Первое время жили в большой тесноте, спальные помещения в каждой роте были с двух ярусными нарами, там и размещались, ладно, что в каждом подразделении был большой некомплект личного состава. По существу, на протяжении двух лет, у связистов была двухсменная работа на объектах связи и с трудом хватало водителей, которые были задействованы, для несения службы в караулах и внутреннем наряде. Но все равно, командование части держало свой горячий резерв - почти сотню человек в полковой школе.
   В батальоне был единственный класс СЭС, где можно было в свободное время посидеть, поработать на телеграфном ключе, или в паре со специалистом более высокого класса, в парном обмене радиограммами. И свою знакомую РБМ приходилось использовать при подтверждении классной квалификации. Радио-телеграфистам 2 класса было установлено вознаграждение 50 рублей, для специалистов 1 класса - 75 рублей. Это без должностного денежного содержания, нам выплачивали его в полуторном размере.
   Как я уже рассказывал, все заботы по внутренней службе возлагались на тех, у кого они лучше получались, заботы по связи, на более подготовленных для этого, специалистов.
   Если посчитать сержантов и рядовых в роте, то сержантов было значительно больше. Это определялось штатным расписанием. В экипаже станции были три должности старшинских, три должности сержантских. Три ефрейторских, но таковых в подразделениях не было, из-за неукомплектованности личного состава.
   Среди водителей была одна должность ефрейтора, шофер - электромеханик, и два рядовых водителя.
   В моем экипаже были старшины Расстрыгин и Грибанов, сержант Домбровский и еще два младших сержанта, пришедших из полковой школы, пока с 3 классом и три водителя, вот их-то я никогда не забуду, много с ними занимался. Это ефрейтор Попов, помню даже его имя Григорий, старший водитель-электромеханик. Водители Жосул (молдованин) и Шайфутдинов (татарин). Экипаж многонациональный. Так что, какая бы работа, в том числе и хозяйственная, не возлагалась на подразделение, её выполняли все военнослужащие, не занятые в сменах или в других службах.
   В 1946 году на срочной службе оставались мужчины призванные в армию и на флот с 1925 по 1927 годы рождения и большинству из них было уже 20 и более лет, а новое пополнение начало поступать только в 1948 году. На службу стали поступать уже двадцатилетние парни.
   Дважды за время службы в Южно-Сахалинске мне пришлось встретиться с высоким начальством.
   В первый раз мне поручили, от имени военнослужащих гарнизона, выдвинуть кандидатуру Командующего Дальневосточного военного округа, генерал-полковника Крылова Николая Ивановича в Депутаты Верховного Совета РСФСР. Я долго писал и переписывал текст выступления, выбирая простые выражения с тем, чтобы произнести их с трибуны предвыборного собрания, не заглядывая в приготовленный текст. Никто не настаивал, что и как я должен произносить, в переполненном зале дома офицеров. Другой избиратель - курсант военно-политического училища, выступал уже с наказом будущему депутату. Конечно, выступали и другие участники собрания. После собрания, нас с курсантом и других выступивших на собрании, в том числе гражданских лиц, попросили задержаться в зрительном зале. К нам со сцены спустился в зал генерал и поблагодарил за выдвижение депутатом, за наши пожелания в его работе и попросил быть его доверенными лицами в своих подразделениях.
   В 1948 году, на очередное отчётно-выборное собрание к нам прибыл Член военного Совета округа, в звании генерал-лейтенанта. Ему захотелось послушать, как решают вопросы партийно-политической работы низовые партийные организации. По всему было видно, что ему понравился мой доклад, оценка работы коммунистов и сама обстановка в подразделении. После этого собрания меня хотели перевести в политуправление на партийный учет, но я воспротивился этому, сославшись на недостаточность образования и плохую каллиграфию. Так и остался в подразделении связи, где уже многое умел и был на хорошем счету.
   Летом нам разрешали, в свободное время, посещать городской парк и я уводил, желающих загорать, на парковое озеро. Мне доверяли командиры твердо зная, что не подведу их, какими-то неоправданными случаями поведения военнослужащих ушедших со мной. Мы облазили все примыкающие к парку высоты, отдыхали на речушке, вытекающей с сопок и впадающей в парковое озеро. Купались в парковом бассейне. И приходили в казарму довольными и набравшими силы. А зимой уходили на лыжах на высоты, а затем скатывались в один миг в низину, спуск с гор был быстрым. У меня и моих сослуживцев, даже мысли никогда не возникало, чтобы нарушить доверие наших командиров.
   До 1949 года, по северной норме, нам перед обедом были положены 43 грамма наркомовского спирта. Не каждый употреблял его ежедневно, а когда была охота к этому. Желающий получить наркомовские во время обеда получал ее в свою посуду, затем садился за обеденный стол и обедал вместе со всеми. Передача горячительного другому лицу не допускалась. Выпивших не в меру, в подразделении, никогда не наблюдалось. Не выдавалась водка к обеду, только составам караулов и заступающим на смены на объекты связи. Все они получали это довольствие после возвращения, уже за ужином. Необходимо сказать, что нас, срочников, хорошо кормили, по северным нормам довольствия, а ведь в стране в эти годы было трудно с продуктами. Условия приема пищи намного улучшились с появлением столовой на территории части. Раньше приходилось ходить строем в помещение столовой, отстоящее от территории части на значительное расстояние, особенно неприятно было ходить в непогоду или в сильный снегопад, с ветром. В столовой помимо основной пищи можно было, при желании, взять рыбки, из стоящих в углах бочек с соленой сельдью или горбушей. Заготавливали мы ее сами, в путину, для этого снаряжались специальные команды. Только в один год, почти два месяца, на остров не завезли, вовремя, животные жиры и эти месяцы нам готовили вторые блюда с сахарным песком.
   После приказа о развитии физкультуры и спорта в части, перед входом в столовую, ставили самодельного, спортивного коня. Пройти в столовую можно было только после преодоления препятствия. Большинство старослужащих солдат и сержантов с препятствием справлялись легко. Но находились такие, которые могли его преодолеть только ползком, упираясь руками. Им приходилось преодолевать снаряд по нескольку раз, им конечно обед доставался, но уже почти холодный. Однажды стали выносить этого коня, а у него конечности отпилены почти наполовину, видимо чтобы легче преодолевать было. Командиры попытались отыскать "хирурга", но поиски не увенчались успехом. Пришлось командованию приобретать магазинный спортивный инвентарь, в том числе и спортивного коня и выделять помещение, под занятия спортом.
   Я издавна большой любитель театра, а в городе был областной драматический театр и мне удавалось один раз в месяц, после выдачи месячного содержания, посещать его, во главе команды военнослужащих нашей роты.
   В части была хорошая команда футболистов и частенько мы, всем полком, выходили на городской стадион болеть за своих, во главе с нашим полковником. Оказалось, что и начальник связи округа генерал Леонов большой болельщик футбола. Генерал звонил в часть и сообщал, чтобы матч с командой пограничников был обеспечен болельщиками. Где бы мне не приходилось служить в последствии, везде удавалось организовывать футбольные команды. Так и у нас в роте была такая команда любителей. Бутцы изготовили из мощных американских ботинок, гетры из оставшихся на складе обмоток, а трусы и майки стали выдавать по вещевому довольствию, можно было использовать и нательные рубашки.
   Через год моего пребывания в подразделении, случилась кража. Это было исключительным событием в казарме, за такие действия обычно свершался самосуд. Я лишился всего месячного содержания. Каждый месяц я 300 рублей отсылал матери, 300 рублей у меня высчитывали, за подписку на государственный заем, а из оставшихся 50 рублей, выплачивал 18 рублей за членские партийные взносы, а тридцатка оставалась на билеты в театр. Кто-то спрятал деньги во дворе и не обнаружил этого места, а может быть побоялся сослуживцев зная, что строго накажут. По весне кто-то откопал сверток, а в нем были деньги, исчезнувшие зимой. Я их признал и чтобы никому не было обидно, решил истратить на пошив футбольной формы, для ротной команды. В команде я был вратарем и мне сшили вратарскую форму, в которой трусы были удлинены вставкой из другой ткани. Тогда еще на футболки не нашивали номеров. С командой мы завоевывали первенство среди подразделений части, а нашим неизменным капитаном был сержант Домбровский. Конечно, мы не выходили играть на городской стадион, а находили площадки, как и дворовые команды юношей города. Я продолжал участвовать в футбольных соревнованиях ротной команды, до последних дней пребывания в роте.
   В этой роте в несении службы, трудах и редком отдыхе проходили четвертый, пятый и шестой годы моей срочной службы. Мы были молодыми, сильными духом, подготовленными к трудностям людьми. От всей души надеялись, что наша долгая служба в армии предоставила возможность стране воссоздавать промышленность и сельское хозяйство, а многим людям учиться в школах и даже в институтах вовремя, и прожить ту жизнь о которой мечталось, а не ту, которая получилась из-за войны. Мы не испытывали голода, нас кормили по северным нормам, хотя в стране было плохо с продовольствием, но жить и служить, приходилось в очень трудных условиях. Но тогда всем было трудно.
   Мы не имели права заводить себе подруг, хотя и были 22-23-летними мужчинами. Существовал полный запрет на контакты с местными, корейскими женщинами, в таких случаях виновного откомандировывали, в какой-нибудь гарнизон, маленького острова Курильской гряды, где от восточного до западного берега было около километра. Наших женщин и девушек мы видели только в семьях офицеров, а чтобы мы не возникали, нас усиленно кормили бромом.
   Одежда наша была очень скромной. Хлопчатобумажная форма одежды выдавалась сроком на год и к концу срока, ткань расползалась по швам, ее не возможно было стирать, а стирали всю свою одежду мы сами, в протекающей рядом речке, это летом, а зимой в бане, одеваешь мокрое и до казармы. Я точно не помню, но шинель мне не меняли в течение всего срока срочной службы, включая год нахождения на курсах лейтенантов. Менялись только погоны и лычки на погонах.
   Но мы были в этой форме аккуратны и подтянуты, и гордились своей принадлежностью к армии. Сейчас, как-то странно смотреть на солдата, не любящего свою форму. Да и сама форма, эти несусветные балахоны. Нет, наверное удобно, но кроме удобства, форма должна еще мобилизовывать человека. Думаю, все началось с упразднения гимнастерок, хотя они здорово натирали шею. Но, как говорит моя дочь:- государь император ходил, не жаловался, а вам сам бог велел.
   Почти три года, с большим некомплектом личного состава, мы трудились в двухсменку на объектах связи, в караулах и внутренних нарядах. Только в 1948 году к нам, на службу пришли двадцатилетние парни. Но их еще нужно было сделать специалистами связи.
   Большая нагрузка возлагалась на нас, сержантов, в большинстве случаев мы выполняли обязанности офицеров, в связи с их вакансиями. Офицеров, выпускников военных училищ не хватало и особенно, технических специальностей.
   Передо мной вставали вопросы, как мне жить после окончания срочной службы, когда она закончится? Я недоучка, мои ровесники, кому судьба позволила закончить среднюю школы, до призыва в армию, после окончания войны, поступали в различные высшие учебные заведения. Меня такая мечта только излишне беспокоила, мне еще в средней школе нужно получить аттестат зрелости. Но в 24-25 лет, я должен уже сам себя содержать в гражданке, а это значит работать и учиться. Дома, я уже "отрезанный ломоть" и буду только создавать неудобства. Работать я могу, как специалист связи, только на севере, в городах все вакансии забиты, а как там сочетать работу и учебу, я не мог представить. Не мог себя представить и на сверхсрочной службе. И как планировать свое будущее я не знал.
   В 1949 и 1950 годах обострилась обстановка на Дальнем Востоке и в районе Кореи. В середине 1948 года поступили в часть предложения сержантам и солдатам, имеющим служебный опыт и положительные рекомендации, имеющим желание в дальнейшем посвятить свою жизнь военной службе, поступить на годичные курсы лейтенантов войск связи. Из нашего батальона, изъявили желание учиться на курсах старшина Красников Фёдор, старший сержант Мазуров Леонид и сержант Сазонов Константин. Курсы были организованы при нашей части, а город выделил помещение на Болотной улице.
  

Друзья с первого дня службы Константин Сазонов, Леонид Мазуров. Теперь уже курсанты

Друзья с первого дня службы Константин Сазонов, Леонид Мазуров. Теперь уже курсанты []

  
   Эта сотня курсантов, собранная со всех частей связи округа, с начала 1949 года начала учёбу. Начальником курсов был назначен офицер нашей части, подполковник Шевченко. Командирами взводов были, присланные из частей подготовленные офицеры, закончившие нормальные средние военные училища. Помню таких офицеров: лейтенантов Квитко, Марусина, Евсеева. Были приглашёны офицеры, способные преподавать математику, русский язык, литературу и специальные военные дисциплины. Еще не была организована своя кухня и мы месяца три шагали по городу, в полковую столовую. Позднее разрешился и этот вопрос, и положенная команда обслуживания.
   Меня, на организационном партийном собрании, избрали секретарем партийной организации и мы, вместе со старшиной курсов Бережным, составили документ по основе организации внутренней службы, культурного и партийно-политического обеспечения курсантов. Мне поручили один раз в неделю проводить политические занятия с командой обслуживания, а старшина, настраивал их на обеспечение внутреннего порядка в помещениях и на территории курсов.
   Отвлекало от учебы и то, что меня и старшину курсов включали в наряд, как ответственных дежурных по курсам, в ночное время. На это время нам выдавал офицерское оружие, сам начальник курсов и мы всю ночь, обеспечивали вооружённую охрану личного состава и имущества курсов. Другие пять дней такую службу несли офицеры, командиры взводов и кто-то из приходящих преподавателей. Территория курсов не имела ограждения и в этом состояли трудности в охране, за ночь набегаешься и без отдыха идешь на учебные занятия.
   Наша курсантская жизнь отличалась от службы, в наших прежних подразделениях. Все мы были одного возраста, в основном юноши 1926 года рождения, а из более молодых, сержантов и даже ефрейторов, во взводах были единицы. Наши курсы много раз привлекались к несению патрульной службы на объектах гарнизона, это было в программе подготовки будущих офицеров.
   Мы достаточно внимательно относились к своему внешнему виду, только стирать форму на курсах было негде и нам приходилось отдавать форму в стирку. Нам ее возвращали чистую и выглаженную, абсолютно новое ощущение, после многих лет срочной службы, когда стирали сами, где придется и как придется.
   В вечернее время, а среди нас выявился свой баянист, некоторые курсанты, умевшие танцевать популярные танцы, составляли пары, из желающих постичь это таинство и курсанты крутились в парах, наступая партнеру на ноги. Мне было известно, что на складе нашей части, сохранилась старая спортивная форма полковой, спортивной команды и попросил начальника курсов, при возможности получить все, что получится. Нам удалось получить бутсы, гамаши, щитки, футбольные мячи и изношенную форму полковой команды, которую пришлось здорово ремонтировать. Среди курсантов нашлись и футболисты.
   За партнерами дело не стало. Договорились с курсантами политического училища. Там была уже создана команда из курсантов и несколько раз мне поручали с командой выходить на их поле, и для тренировок, и для проведения футбольных встреч. Встречались мы и с ротными футболистами полка связи. Даже в финале играли с футболистами команды роты, где я ранее являлся вратарем. Играли на равных, но защитник нашей команды коснулся рукой мяча в штрафной площадке. Я стоял в воротах команды курсантов. Реализовывал пенальти мой бывший капитан команды, сержант Домбровский. Мне удалось сначала отбить мяч, а затем в повторном прыжке накрыть его. Боевая ничья, так и награждали обе команды.
   Кстати сказать, что уже став офицером, я вернулся в свою ротную команду и играл в ней, до увольнения в запас основных игроков. Мы даже встречались, этим коллективом, с командой политического училища, на их стадионе. Забегая вперед скажу, что на эту игру я пригласил свою молодую супругу. Она посмотрела, каково мне защищать ворота и в падении, и сталкиваясь в прыжках с противниками, отбивая мяч и сказала: - Лёня хватит.
   По воскресеньям, мы вечерами были на танцплощадках города и Дома Офицеров. Некоторые курсанты уже завели себе подруг. Я сам, а также мои однополчане Сазонов и Красников, пока этим не увлекались.
   Я как-то познакомился с одной девушкой, это было осенью 1949 года, она работала библиотекарем в городской библиотеке. Но, когда меня пригласили в семью, чтобы со мной познакомиться и узнали, что у меня нет даже среднего образования, в общем, не подошёл я этой семье. Но я не был настроен, связать свою судьбу именно с этой девушкой, поэтому не расстроился, но "галку" про себя поставил.
   Много времени приходилось уделять на подготовку к очередным занятиям, да и своему отделению, в учебном взводе. Многое мне доверялось, но и спрос был большой.
   Дело двигалось к завершению обучения на курсах. В этот год нас напитали и радиотехникой, и математикой, и физикой, и другими специальными и военными знаниями. Все курсанты сдали государственные экзамены с различными оценками.
   Совсем накануне празднования дня Советской армии и Военно морского флота пришел приказ о присвоении нам воинского звания лейтенант. Нам выдали офицерскую форму - габардиновые гимнастерки, они показались нам длинноваты, но, в миг, мы притащили на курсы портниху, которая укорачивала их по вкусам заказчиков, темно синие габардиновые брюки, хромовые сапоги, снаряжение и все остальное имущество, положенное для выхода в свет. Наш выпускной бал был торжественным, на него прибыли офицеры командования полка и курсов, офицеры управления связи, во главе с генералом Леоновым. Мне, как основному организатору выпускного вечера, было поручено предусмотреть интересы приглашённых персон. Генерал вошел в зал когда все заняли места за столом. Все конечно поднялись и приветствовали генерала, он поздоровался с присутствующими, взглянул на сервировку своего места за столом и усмотрел, что в букете цветов его ожидают две белые головки бутылок спирта, пошутил :-и здесь порядок. Я знал, что всем другим напиткам, генерал предпочитает чистый спирт. Вечер прошел хорошо, всем всего хватило и даже осталось. Кто пришел на вечер с подругами потанцевали на вечер, мы приглашали хорошего баяниста.
   Звание присвоили, обмундирование выдали и, сняли с довольствия. Мы выходили из положения за счет тех средств, которые получали по старым должностям сержантского, денежного довольствия. А свои прежние деньги мы успели израсходовать, почти полностью, на выпускные мероприятия, связанные с присвоением офицерских званий. Нужно было ждать начала месяца, когда выдадут отпускные документы. Все средства, которые у кого были, сливали в общий котел. Тогда я впервые, за время нахождения на Сахалине, попробовал краба и узнал как его разделывают, кто то притащил целого краба, мне досталась клешня. В то время, крабы лежали стопкой, в углу любого магазина и были не дороги.

Первое производство. Лейтенант войск связи

Лейтенант Л.В. Мазуров. Южно-Сахалинск. 1950 г. []

   Перед отпуском я уже знал, что мы с Костей Сазоновым возвращаемся в свою роту, на должности помощников начальников РАТ. В полк еще были распределены лейтенанты Красников, Бережной, Ерёмин и еще один выпускник, из взвода техников связи. Я запамятовал его фамилию, хотя и работал потом вместе с ним, когда меня перевели в роту приёмных устройств. Перед отпуском я некоторое время проживал на квартире своего прежнего командира капитана Шабанова А.П. Еще раньше, будучи сержантом я иногда по приглашению офицера приходил к нему помочь подготовить топливо, уголь и дрова к зимнему сезону. В семье офицера было двое детей и его супруга Вера Степановна, умело вела домашнее хозяйство. Я оставил все предметы офицерского приданого в этой семье и получил приглашение, по возвращению из отпуска, некоторое время пожить у них. Уехал к новому месту службы наш ротный командир Зубарев, успев получить звание майора. Произведенный в ротные командиры капитан Рышков входил в новый образ и мне необходимо ему представляться, о прибытии к новому месту службы.
   Начало марта, проблема, как вырваться на большую землю. На отпуск и всю дорогу, нам предоставлено полтора месяца. Нужно лететь до Хабаровска, а там еще дорога до Питера, дней 10 только туда. Еще не уехав в отпуск, просчитываешь время, как успеть к положенному сроку, возвратиться назад. Другие мои однокашники удалены от дома только на пол дороги, по сравнением со мной. По моему расчету, я должен находиться на родине не более 10-12 дней. Все равно стоит игра свеч! Поехал на Сахалинский аэродром, билеты распроданы местным жителям, уже на месяц вперед. Посоветовали уговорить военных летчиков, чтобы взяли до Хабаровска на Ли-2, уговорил. Попалась какая-то колымага с полным продувом. Вышел штурман, спросил хочешь выпить? Я было отказался, первый раз в полете, не знаю что к чему, но потом решил, была не была. Поднесли мне грамм 150 разведенного спирта, это в какой то мере согревало в полете, да еще завернулся в какое то тряпье, обнаруженное в багажном отсеке. В полете мы раз за разом проваливались в воздушные ямы, мой желудок подтягивался к сердцу, казалось, что мы так и загремим в море, самолет продолжал полет, буквально над крутыми волнами. Ладно, что я не принимал пищу с вечернего, раннего ужина и как-то обошлось.
   В Хабаровске удалось попасть на, проходящий из Владивостока, поезд на Москву, в пути еще предстоит пересадка в Свердловске. На этот раз я побеспокоился, чтобы, в моем отпускном билете, местом моего отпуска был указан Кронштадт. В это время Ленинград был в опале, а Кронштадт отдан во власть военным.
   В старинном морском городе, где все было подчинено флоту, в своей общевойсковой форме, я выглядел как белая ворона. Все морские офицеры в широченных "клешах", женщины в офицерском клубе в вечерних платьях, а я в ремнях, в короткой гимнастерке и надраенных до блеска хромовых сапогах. Зато на моей груди две медали, 1948 году я был награжден медалью "30 лет Советской Армии". Они, эти медали, многое значили на фоне формы молодых офицеров Кронштадтского Военно-морского училища - как их называли местные граждане, "кронштадтские женихи". И действительно, после очередного выпуска, в городе не оставалось молодых девушек, закончивших средние школы, всех развозили по флотам.
   Технику современных, по тому времени, танцев мы отработали еще будучи курсантами, сначала под руководством умелого курсанта-танцора и на танцевальных площадках Южно-Сахалинска. И в городском парке и парке дома офицеров.
   В Кронштадте я не встретил никого из ребят, с которыми учился в школе. Правда, встретив в магазине одну довольно солидную даму, которая сама меня признала. Я узнал, что из наших мальчишек, в городе единственный Володя Анисимов, который получил на войне тяжёлое ранение и ему не до встреч. Случайно встретил на улице старого учителя физкультуры Николая Николаевича, он меня не помнил, но от предложения зайти в буфет и выпить не отказался, по его поведению я понял, что человек спился и я не захотел еще встречаться.
   А вот возможности встретиться со своим бригадиром, по работе на заводе, я очень обрадовался и разыскал его новое место жительства. Владимир Николаевич интересовался моей службой и работой, был удовлетворен тем, что я служу в войсках связи и стал специалистом в эксплуатации средств радиосвязи. Говорили о знакомых схемах передатчиков, которые ему приходилось ремонтировать, а мне предстоит скоро работать. Он был очень доволен, что я остался верен радиотехнике.
   На танцах познакомился с молодыми девчатами они узнали, что я их земляк. Пошел провожать двух подружек. Девушки вошли в подъезд дома и поднялись на второй этаж. Я постеснялся зайти за ними в квартиру, сославшись на неудобство заходить к незнакомым людям. Тогда меня попросили подождать, мол мы на минутку и еще погуляем по городу. От нечего делать я заглянул на дверную табличку квартирного съемщика, прочитал Рыбкин Петр Николаевич и тогда пожалел, что постеснялся войти в квартиру к известному человеку, стоящему у колыбели развития радиотехники в нашей стране.
   Отпуск пролетел быстро, надо возвращаться, на дорогу остается 12-13 дней, а как там сложится дорога от Хабаровска на Сахалин. По приезде в Хабаровск, на аэродроме просидел два дня, самолеты не взлетали из-за непогоды. Поиздержался в деньгах на питание, продал флотские брюки, подаренные братом, он зимой уволился со службы на флоте. Чтобы рассчитаться за гостиницу, пришлось обратиться к старшему офицеру, подполковнику из штаба округа, он меня выручил. Вместе с ним мы обращались к военному коменданту аэропорта, за отметкой о причине задержки в Хабаровске. Все же мы опоздали с прибытием на службу, на один день. По прибытии, я занял деньги до получки и рассчитался по долгу.
   Началась моя служба. Меня определили на передающий центр в трехсменку. Сержантов и солдат, связистов военных призывов, оставалось мало. Срочники 1925 года уволились. Молодое пополнение, состоящее из двадцатилетних парней, еще нужно учить умению владеть техникой. В это время, мы арендовали помещения гражданской радиовещательной станции и строили свой передающий центр. Я не стану перечислять сколько передающих устройств было напихано в этих залах. В те годы основным средством связи, огромного по площади военного округа, было радио.
   Ещё по приходу в свое подразделение, по окончании курсов лейтенантов, мне пришлось вносить изменения во взаимоотношения с солдатами и сержантами своего экипажа радиостанции. Начальник экипажа, майор Шабанов назначен начальником курсов, а я, в должности помощника начальника радиостанции, становлюсь, по существу, во главе этого расчета и поэтому, мне пришлось переходить в обращении с ними на "Вы", хотя прослужили с ними, в одной казарме уже четыре года.
   Наши радио специалисты додумались пополнить арсенал передающих устройств созданием 5-и киловаттного передающего устройства (С.О.М), по первым буквам фамилий создателей Севаконов, Осиновский, Маклаков. Вообще-то Маклаков был просто умелец, исключительной смелости и ловкости человек. В один из спортивных праздников он забрался на 100 метровую антенну вещательной радиостанции и на её вершине сделал стойку на руках, задрав вверх ноги. Собравшийся на стадионе народ рукоплескал смельчаку. А начальник передающего центра получил выговор, за своего подчиненного.
   Ко времени нашего возвращению из отпуска, офицерский состав нашего подразделения пополнился младшим лейтенантом Фалалеевым. Это был уже солидный мужчина, лет за тридцать, с устоявшимся жизненным опытом и занимавший солидную должность, на предприятии рыбной промышленности. Говорили, что он находился в тягостных отношениях с руководством управления связи нашего округа, в распределении радиочастот. Воспользовавшись обстановкой военных действий на Корейском полуострове, Фалалеева призвали, как специалиста связи, в армию и направили в нашу часть. Офицер писал во все адреса военного ведомства жалобы, на незаконное с ним обращение. Но ничто не предвещало, что он дождется справедливого разрешения своего вопроса. Так он и называл себя - младший лейтенант Советского Союза. Мы, молодые офицеры, только что получившим воинское звания лейтенант, чувствовали себя неудобно. Кстати его поставили сразу на капитанскую должность, чтобы мог содержать свою семью, а у него было уже двое малолетних детей.
   Второй, тоже призванный из гражданки, офицер прибыл на службу вместе с семьёй и тоже в звании младшего лейтенанта, уже не возникал со своими вопросами.
   Интересным был и младший лейтенант Филиппов Лэм Александрович. Культурный, грамотный, музыкальный и хороший товарищ. Говорили, что он сын известного военачальника, но в его поведении не было ни малейшего намека. В свободное от службы время, он музицировал на рояле в доме офицеров, его приходили слушать любители музыки, находясь в соседних комнатах, не отвлекая исполнителя и не смущая его. Вот в таком составе Филиппов, Сазонов и я, мы представляли, боевой расчет трех смен, на передающем центре, до декабря 1950 года.
   После отпуска я вновь воспользовался приглашением семьи Шабановых первое время пожить у них, со мной ненадолго увязался и мой старый друг Константин, но в этой семье он не прижился - был очень зажимистым человеком и его попросили поискать другое место, для временного проживания. Я возвратился из отпуска совсем другим человеком, прожить около 7-ми лет в казарме, а потом, стать относительно свободным человеком, а тебе уже 24 года. Жизнь ставила новые задачи. Находясь в отпуске я просто ухватился, за едва знакомую женщину, чтобы предложить ей замужество. Вот так случилось с Людмилой Бакушкиной. Я знал эту девушку как соседку по дому. В годы войны иногда обменивались письмами, без особых нежностей. Во время отпуска я только дважды встречался с ней в Ленинграде, она заканчивала учебу в Педагогическом институте Покровского, станет биологом, а уже прощаясь на вокзале, попросил её стать моей женой и приехать на Сахалин по моему вызову. Близких отношений у нас не случилось.
   Ну и что, прошел почти месяц, как возвратился в Южно-Сахалинск, подвернулась соседка, провели два вечера на танцах и все оказалось доступным. Надя работала продавщицей в ларьке, где водка и вино продавались в разлив. Я понемногу стал втягиваться в выпивку, а потом понял, что сопьюсь и сказал себе, что надо это знакомство кончать. Моя хозяйка Вера Степановна тоже не одобряла мое увлечение. И когда мне сказали, что для прекращения отношений мне необходимо уплатить некоторую сумму для подпольного аборта, тогда они были запрещены, затребованные деньги я заплатил. Только подумал, когда она успела забеременеть, ведь встречались всего полтора месяца (вы сейчас больше знаете о физиологии и вам наверное смешно). Расстались мы без скандала и осложнений, что было странно, как я теперь понимаю, но тогда у меня даже мысли не возникло, что меня просто и свободно могли бы женить.
   В это время начались события в Корее нас связистов рассредоточили, часть техники связи ушли на полевые участки для развертывания узлов связи. Я с экипажем тоже выехал в поле и организовал укрытие станции в глубоких капонирах, которые еще нужно было отрыть. Целых полмесяца с лопатой в руках, вместе со своим экипажем, рыл землю и маскировал, помещенную в капониры, технику.
   Приехал в Южно-Сахалинск, нам давали пару дней на отдых. Стою перед окном в трусах, глажу повседневную форму, собираюсь вечер провести в парке. Внезапно перед окном появилось симпатичное личико с приятной улыбкой, девушка посмотрела на меня и мое занятие, с оценивающей внимательностью. Я нашёлся сказать:- девушка, а вы свободны сегодня вечером. Мне ответили, что хозяйка квартиры, где она квартирует, просила сегодня пораньше придти домой, надо делать большую уборку. -Девушка? Но проводить вас до дому мне будет позволено. Милостиво получил согласие. Я быстренько собрался и мы через весь город отправились к дому, где жила новая знакомая. Мы очень долго бродили по городу, до самых потемок, а потом мне объявили:- здесь я живу. Рассмотреть номер дома да и название улицы было уже невозможно я понадеялся на ориентиры, но они очень похожи, у всех этих параллельных уличек.
   В этот вечер я вернулся на квартиру и рассказал Вере Степановне о том что встретил девушку, которая мне понравилась. Вера Степановна улыбнулась и я понял, что появилась Машенька по её наводке. Моей хозяйке нравилась эта не унывающая и жизнерадостная дивчина, которая приходила в соседнею квартиру этого дома, к подруге по работе. Вера Степановна любила меня как сына и ей хотелось, чтобы я нашёл свое жизненное счастье.
   На следующий день я пошёл разыскивать свою знакомую, тем более, что мне обещано, пойти на танцы в парк дома офицеров. Засветло стал проходить параллельные улочки и у похожих, по моей памяти, домов спрашивать ребятишек, не проживает ли в этом доме девушка Маша? И только с третьего раза разыскал свою знакомую. В дверях дома мальчишка мне сообщил, что здесь у тети Поли живет девушка Маша. Как в песне: - другой бы улицей прошёл тебя не встретил, не нашёл.
   Так начались наши встречи, нужно сказать довольно редкие, потому, что я все время находился в поле. В конце июля начались лесные пожары, горели болота, вспыхивал нагретый тростник и нам приходилось часто передислоцироваться на другие, безопасные от пожара места. Во время этих редких встреч, я познакомился с семьёй сестры Маши. Это была многодетная семья со своими байками и привычками. Проживали они на окраине города в сторону Корсакова и заходили мы, в эту семью, очень редко.
   С каждой новой встречей, я все больше увлекался моей новой знакомой. Она была квалифицированный портной, пошива армейской одежды, работала в окружной пошивочной мастерской, вольнонаемным мастером. Встречаемся, и я даже приноровился встречать её с работы. Мария узнала от меня, что я имел знакомство с девушкой в Кронштадта и даже обещал вызвать её на Сахалин. Расстроилась и попросила меня окончательно решить, с кем я.
   Я долго думал, как поступить. Там молодая женщина с законченным высшим образованием - педагог химии и биологии, а сам я, начинающий офицерскую службу лейтенант, не имеющий даже среднего образования, да надо будет, экстерном, сдавать курс среднего военного училища. В предстоящей жизни, мне предстоит еще целых четыре года учиться в средней школе, чтобы получить аттестат зрелости, а уже потом думать или о военном училище, или о получении высшего образования, в каком-нибудь гуманитарном учебном заведении. Какая женщина выдержит в семье такие жертвы? Написал письмо Людмиле в Кронштадт с извещением:- Людмила, я слово свое не сдержал! Прости, прощай! На мое письмо ответа не последовало, как и не было других писем от неё, в течении этих прошедших двух месяцев моего пребывания на Сахалине. Мне написали, что Людмила уехала на практику в Калининскую область с молодым человеком, которого хорошо знала по учёбе в институте. Так закончились мои отношения с Людмилой Петровной Бакушкиной, но потом, еще не единожды, приходилось встречать её в различных поездках в Кронштадт и Питер.
   У Марии Фёдоровны, моего теперешнего объекта внимания, как я узнал, было закончена только начальная школа, так сложились условия проживания семьи. Большой семье пришлось срочно вербоваться из мордовского села, на северный Сахалин, там дома, начальная школа была на мордовском языке, на русском занятия практически не проводились, должны были начаться с пятого класса. Это случилось в предвоенный 1940 год, а по приезде на место жительства, в один из отдаленных поселков, выяснилось, что там существовала только начальная школа. Для того чтобы учится в 5 классе её нужно было отправлять в город Александровск-Сахалинский и там снимать квартиру для ребенка или проживать в интернате. Старшим детям: сыну 1923 года рождения, дочери 1925 года рождения такие условия, отцу многодетной семьи, создать удалось. А вот Машенька застряла в семье как нянька, пошли в семье младшие дети и мать не справлялась одна с их воспитанием.
  Переезд семьи во Владимировку из мордовского села занял много времени, Марии было только десять лет, по приезде она не знала еще многих слов по русски. Ей опять пришлось пойти в начальную школу. Школьная учительница, просто издевалась над ребенком, в классе поднимала на смех ответы девочки на русском языке, ведь в мордовском нет родов, только мужской. Школьная жизнь стала для девочки невозможной и она окончив, во второй раз четвертый класс, пошла работать, сначала санитаркой на медицинский пункт поселка, а потом учеником портного, с переездом на квартиру в Александровск. Так получилось, что 13-14 летней девочке пришлось трудиться и бороться за жизнь.
  Остальные девочки в семье подросли, к этому времени материальное положение в семье улучшилось, появилась возможность окончить семилетку и педагогические училища.
  Трудовая жизнь выработала у Марии Фёдоровны и характер, и трудовую хватку, умение общаться в различных трудовых коллективах. Она была мастером индивидуального пошива мужской, военной одежды и при переезде из Александровска в Южно-Сахалинск, имела уже высокий портновский разряд, по моему восьмой, была принята в окружную, портновскую, воинскую часть. Руководство этого предприятия высоко оценивала работу моей подруги. Несколько раз её хотели выдвинуть на более ответственные должности, но мешало отсутствие даже семиклассного образования.
  Я подумал, ну что здесь плохого, на пару будем учиться в школах, чтобы повысить свое образование. В военные и послевоенные годы немногим людям удалось достичь тех личных высот, о которых они мечтали до войны войны. О совместной жизни долго не раздумывали. В середине октября я ей сделал предложение, мы были знакомы немногим более 3 месяцев, а 27 октября наши отношения были зарегистрированы Южно-Сахалинским ЗАГС. Молодую жену нужно привести в дом, поэтому мне пришлось развернуть поиски жилья для моей семьи. Мне посчастливилось, за два должностных оклада, второй я занял у приятеля, выкупить жилую площадь у человека, который отправлялся на материк. С меня взяли эту сумму за кирпичную печку и некоторые другие, произведенные в этой старой японской развалюхе, ремонтные работы. Так я занял жилплощадь в центре города, на углу проспекта Сталина и Пушкинской улицы, как раз напротив дома в котором размещался политотдел спецчастей гарнизона. По наводке одного гражданского сотрудника этого учреждения и произошла купля моей жилплощади. Целых две недели в свободное от службы время я занимался подготовкой своего жилища: извлек из печного стояка несколько кирпичей, прочистил дымоход, закрепил настил на крыше дома, произвел уборку в подсобных помещениях и наконец промыл окна и полы на кухне и в жилой комнате. Сколько раз приглашал Машеньку войти посмотреть наше жилище, но она сказала, что войдет дом только хозяйкой. Моя основная служба в это время была в смене, на передающем центре.
  Мы обозначили день нашей свадьбы на 28 октября и проводили подготовку к этому мероприятию, я должен был выходить на работу только 30 октября. Только я с молодой супругой явился из ЗАГСа, ко мне прислали посыльного, с требованием немедленно явиться в часть. Оказалось, что у офицера, который должен был заступить на дежурство, в семье пополнение, у его жены начались роды. Мне пришлось заступить на дежурство. Роды у супруги лейтенанта Филипова прошли благополучно и утром 29 октября он сменил меня на дежурстве.

Молодожены после свадьбы

Леонид и Мария Мазуровы. 1950 г. []

  Свадьба наша происходила на самом высоком уровне. Всю мебель и посуду, для праздничного стола я попросил в политотделе, мне её выдали на два дня, как раз были выходные дни. На моей свадьбе были мои сослуживцы и друзья из части. Почетными гостями были начальник курсов лейтенантов подполковник Шевченко с супругой, мой начальник Шабанов Александр Петрович, ему присвоили звание майор и назначили начальником курсов нового набора, а моей свахи Веры Степановны на свадьбе не было, она за два дня до этого срочно легла на лечение в госпиталь. На свадьбу приехал мой тесть Федор Семенович, прихватив с собой несколько тушек разделанных гусей, которые были в первую очередь уничтожены, соскучившимися по домашней пище гостями. Молодых офицеров холостяков было немало за столом. Пошумели, попели песни, поплясали. Я нанял легковую машину, чтобы развести гостей по домам, а затем проехались по улицам ночного города. В кухонном помещении пришлось поместить на ночлег тех, кто не справился с выпитой дозой. Спальное ложе нам пришлось готовить самим и наглухо задвинули дверь на кухню. Гуляли и на второй день, но не допоздна, завтра всем на работу, а мне на службу. Не могу себе простить, что мы с Марией, будучи занятыми многочисленными гостями и прибывающими с поздравлениями знакомыми сослуживцами и подругами моей супруги, не нашли времени посетить больницу и поблагодарить Веру Степановну за все хорошее, что она для нас сделала, наше знакомство состоялось с её подачи.
  В свободное от службы время, я продолжал благоустраивать свое жилище. Нужно было навести порядок во внутреннем дворике, выгрести под крышу привезенные на зиму каменный уголь и дрова, поправить по возможности ограждения особенно с парадной улицы. Досок для обновления забора купить было негде, пришлось пользоваться тем что удалось обнаружить на месте. Вместе со мной, со времени приобретения жилища, поселился мой старый друг Константин Сазонов. Он правда не всегда ночевал дома. У него появилась подруга. Как смог и что успел, привел свое жилище в относительный порядок, оставил на время очередного отпуска работу по переделке кухонного помещения для того, чтобы сделать его удобным для хозяйки. Так получилось, что Костя проживал у меня до самой свадьбы, я предупредил его, что после свадьбы ему нужно будет покинуть квартиру, чтобы не стеснять молодую хозяйку. Но он даже в свадебный вечер не сделал этого, а остался ночевать в нашем доме вместе с другими подвыпившими гостями.
  Константин мой старинный друг, еще по срочной службе в Новосибирске, но теперь у меня молодая жена. Я пытался объяснить своему приятелю, что не прилично стеснять мою молодую жену. У него ответ: - а где я буду жить? Это уж твои заботы дорогой товарищ. Рядом с моим жилым помещением, была расположена, довольно емкая, кладовка с отдельной дверью. Я еще не придумал, как её использовать. Я открыл дверь в кладовку, позвал Костю и сказал:- если хочешь устраивайся здесь, будем соседями. У Кости ответ, что там нет печного отопления. Мне пришлось порекомендовать, разорись, приведи комнату в порядок, купи железную печь, а выход для дымохода в стене имеется. Живи своей жизнью, я знаю ты скуповат, но ничего открой свой кошелек. Другого ничего тебе посоветовать не могу.
  Дело двинулось, вернее его подвинула, приехавшая в гости, моя теща Евдокия Васильевна, а за ней через пару недель, демобилизованный из армии двоюродный брат Марии. Брата нужно было принять и временно устроить на жильё. Как говорят в тесноте, не в обиде.
  Так в постоянных вводных началась наша семейная жизнь. Мария оказалась неприхотливой, хорошей хозяйкой. Рассчитались за посуду, которую брали на свадьбу и взялись за приобретение своих домашних вещей. Начали с суповой кастрюли и чайника и так понемногу пополняли домашнее хозяйство. Самостоятельная жизнь до замужества научила Марию рассчитывать средства и понемногу улучшать быт семьи. В продуктах у нас недостатка не было. Мы получали пищевые пайки: я офицерский и дополнительный пайки, Мария как вольнонаемная получала солдатский паек и даже солдатское обмундирование. Нам хватало моего пайка, а из Машиного пайка выбирали только мясо и масло, остальное отдавали многодетной семье её сестры Анны. Мария с удовольствием принимала моих друзей по службе и обязательно угощала вкусным обедом. Костя Сазонов долго обижался, но все же устроился в соседях, а через год привел к себе хозяйку, женившись на Машиной подруге. Была такая у неё подружка Кларочка, рыжая, рыжая. Первое время мы с Машей сживались, привыкая друг к друг, узнавали друг друга и старались не наносить обид, хотя бы и случайно.
  В декабре у меня изменилось служебное положение. В армии был введен институт заместителей командиров рот по политической части. Все это становилось объяснимом потому, что в войска стала поступать призывники, большинство из которых последние годы не имели возле себя отцов, те находились на фронте и лишь небольшая их часть смогла вернуться в семьи, после окончания военных действий на западных и восточных фронтах войны. Мне пришлось встречать первое пополнение в 1948 году, уже 20 летних мужчин недоученных, невоспитанных, их просто не кому было воспитывать. Что получилось, то получилось. Теперь, в пятидесятые годы, в части стали поступать и молодые парни, образование которых явно хромало, а из них нужно было готовить специалистов связи и автотехники.
  Командиры подразделений большинство фронтовики, немногие из них заканчивали средние военные учебные заведения и совершенно не знакомы с основами педагогики, в основу воспитания составляли матерные ругательства и они восхищались, как хорошо их понимает солдат. По существу это, стой там, иди сюда. Вероятно поэтому, молодые, армейские коммунисты понадобились армии, в помощь боевым командирам.
  Меня вызвали в политотдел спецчастей Южно-Сахалинского гарнизона и объявили, что командование части рекомендует мне перейти на политическую работу. Я стал возражать, заявил, что если бы я хотел работать на политработе, то пошел бы учиться на курсы политсостава, такие курсы были в том же году и там курсантам преподавали общевойсковую подготовку и политграмоту. Так поступил наш полный кавалер ордена Славы, он учился на этих курсах и его полку не вернули, а распределили в общевойсковое соединение. Лешу Дорофеева мы больше так и не увидели. Мне предъявили ультиматум - ты член партии уже четыре года и стал нужен, для работы по воспитанию молодых военнослужащих, считай это волей партии. Ты уже четыре года возглавляешь низовые парторганизации подразделения где служишь и курсы лейтенантов закончил с лучшими показателями. Наконец ты избран членом комитета ВЛКСМ части и сейчас, временно, исполняешь обязанности секретаря комитета комсомола. Под нажимом потери партийного билета, мне ничего не оставалось делать или с треском уходить с военной службы, или продолжать службу в части, уже на другой должности.
   Уходить со службы я не мог решиться, хотя моих однокашников, моих годков, я уже проводил со службы, провожал команду демобилизованных военнослужащих на пароход в порт Карсаков. Что меня ждало на гражданке? Мне почти 25 лет, почти семь лет срочной службы, образования нет, по специальности могу устроится только связистом в экспедицию, я только женился на Дураевой Марии Федоровне, поступил в 8 класс общеобразовательной средней школы, при окружном доме офицеров. Это все заставляло меня оставаться на службе, в новой должности.
   В конце декабря меня направили на полутора месячные курсы будущих ротных политработников, с обещанием перспективного роста в звании до капитана. Но там, в основном были лекции по пролитработе, а занятий с примерами, по воспитанию военнослужащих, провести было некому, никто из лекторов, видно сам, никогда не занимался работой с личным составом в подразделении. Вот и весь мой багаж, для работы с личным составом, офицера с неполным средним образованием. Так, что нам приходилось всю свою работу проводить с чистого листа.

Когда мы были молодыми...

Когда мы были молодыми... []

   Я упросил командование перевести меня на новую должность, из роты передающих устройств, в роту приемных устройств для того, чтобы не предстать перед своими прежними воспитателями и начальниками в должности заместителя командира роты. Я по прежнему, к солдатам и сержантам, обращался на "Вы" как, кстати, этого требует устав. Это как-то настраивало и подтягивало их, потому что раньше, только при обращении к строю их называли на "Вы", или когда материли, тоже употребляли словосочетание "вашу мать".
   Образования, призванных солдат, не хватало, несмотря на официальные бумаги, для освоения специальности радиотелеграфиста, да и молодые водители, не имели достаточного стажа в управлении автомобиля, а обладали только военкоматовской подготовкой. И если раньше мне, как сержанту, моей общей подготовки было достаточно и я с приобретенным опытом, как-то справлялся, показывая свое отношение к службе, то теперь передо мной вставала новая задача. Быть для подчиненных солдат и сержантов, и начальником и доступным, для каждого из них. Мне необходимо было достигнуть такого авторитета, чтобы они не чурались меня и были готовы к беседе, по интересующим их вопросам, и чтобы я из этих бесед знал, на что способен этот военнослужащий, что я могу от него требовать и чем можно помочь ему, и по жизни и по службе.
   В первую очередь я принялся за сержантов, прибывших в роту из учебки, а их оказалось большинство среди сержантов. Я проводил политзанятия и на них постоянно выдвигал требование, чтобы они, в воспитательной работе с радиоспециалистами, являли собой личный пример в службе и работе, на объекте связи. Мне было важно, чтобы люди не считали, что лычки на погонах означают твое превосходство во всем. Практически, мне приходилось персонально, говорить с каждым сержантом и солдатом подразделения. После этих бесед, размышлял над их рассказами о допризывной жизни и работе, о родственниках, которых оставили дома и о жизни своих матерей. Очень многие после войны остались без отцов, матерям было некогда, обращать на них внимание, они работали, стараясь прокормить детей.
   Полученные в ходе учебы в средней школе знания, я старался в какой-то мере использовать в работе с ротным коллективом. И так как прежде, старался занять свободное от службы время на различные спортивные соревнования или на соревнования экипажей, по настольным играм.
   Много внимания мы уделяли благоустройству здания казармы и принимающих площадок приемного центра. Даже был такой случай. Задолго до моего прибытия в роту, на должность заместителя командира роты по политчасти, солдаты приютили собачонку. Она уже лет пять несла патрульную службу, вместе с круглосуточным постом, охраняющим приемный центр и антенное поле. Заслуги собаки хорошо знали все солдаты и сержанты, она привыкла к каждому и всегда к ним ласкалась. Но когда у здания или на территории появлялся незнакомый человек, а еще пуще, любой офицер - заливалась громким лаем и, останавливала появившегося. Видно подошел срок собака занемогла и теперь ее приходилось выхаживать. Собака умерла, солдаты похоронили её и установили ей памятник, когда я приехал на приемный центр, то увидел, над могилой собаки возвышался добротно сколоченный памятник, со звездой и надписью "нашему другу". Я только попросил снять красную звезду с вершины памятника.
   В зимнее время, когда свирепствовала непогода, часто смене радистов приходилось находиться на посту по 2-3 дня, не сменяясь, ведь связь должна работать. Тому офицеру, который привел последнюю смену, приходилось оставаться в центре, до окончания непогоды, раскрывать "НЗ" продуктов и организовывать питание и службу личного состава. Уж, за эти дни нанянчишся с личным составом до предела, погода поганая и вызывает тоску, а людям надо как-то организовать отдых и отвлечение, от окружающей действительности. И я несколько раз попадался на непогоду, при вывозе очередной смены на приемный центр.
   Мне не приходилось наказывать подчиненных, а вот разбор наказаний, я никогда не оставлял без внимания. При беседе, я старался предложить солдату поставить себя на место своего командира и спрашивал его, а как бы он сам поступил, если бы являлся командиром. Вот так я работал в подразделении и старался стать доступным для каждого военнослужащего, старшим товарищем, которому можно было излить свои чувства и обиды.
   Это в свою очередь поднимало мой авторитет политработника, как воспитателя, ну и понятно знание техники, моя обязательность, аккуратность становились, я надеюсь, примером в несении службы, каждым из них.
   Моим новым ротным командиром стал капитан Зарецкий, но он вскоре был переведен на новое место службы. Должность командира принял прибывший старший лейтенант, но и он проработал на должности ротного недолго, успев написать мне неважную характеристику. Почему меня переаттестовывал командир, проработавший со мной каких-то полгода, а не батальонный замполит мне было непонятно. Замполит батальона капитан Рубцов тоже недавно прибыл, а мой ротный командир видно не хотел, чтобы мы были в одном воинском звании.
   Командование части не приняло во внимание характеристику и досрочно, уже во второй половине 1951 года, я получил звание старшего лейтенанта. Мой командир, не удостоившись получить очередное звание запил, видно и раньше у него с алкоголем была крепкая дружба, стал небрежно относиться к выполнению служебных обязанностей, и после встречи нового 1952 года мы встречали нового командира и замечательного человека, майора Корзуна, кстати жителя Ленинграда.
   Он с первых дней своей работы поразил нас своей подтянутостью, обязательностью, тактом обращения с подчиненными офицерами и солдатами. В нем я увидел что-то похожее, из прочитанной литературы, о общении в кают-компании русских морских офицеров. Общаясь с ним мы, как-то по другому и уже с гордостью, стали оценивать свой воинский труд. И если кто и научил меня общению в офицерской среде, то это был мой ротный командир.
   Взять хотя бы общение вне службы. Один раз в месяц были встречи сослуживцев в домашней обстановке по очереди у каждого офицера, начиная с дома командира. Прием гостей, рассаживание за столом, пользование приборами, ведение беседы, тосты все это происходило без навязывания и понуканий, а как-то само собой, но с подачи командира. Никто не думал что это происходит в порядке нравоучений, а просто так должно и быть. В день приема и ты сам, и твоя супруга старались воссоздать атмосферу его квартиры, хоть и слабо напоминающую подлинник.
   Наш приемный центр отстоял на значительном удалении от города и от нашей части. Смены радистов мы вывозили за город на автомашине, там постоянно должен был находиться один офицер, это было особенно важно в зимнюю непогоду, когда невозможно было добраться даже автотранспортом. Приемные устройства были в основном американского производства с достаточно мощным выходом, который по постоянной линии связи должен достигнуть до радиобюро, где этот сигнал принимал радиотелеграфист, имея дуплексную связь со своим корреспондентом. Радист управлял своим передатчиком, тоже находившимся на значительном удалении. Дело в том, что приемные и передающие устройства должны были быть разнесены потому, что антенные поля занимали большие площади и могли быть построены только за городской чертой, да и то город активно наступал на эту территорию. Нагрузка на смены радио телеграфистов была очень большой, в эти годы других возможностей по организации связи не было.
   Такие возможности появились когда научились использовать по радио буквопечатающую аппаратуру Ст 35 и Бда 42, через аппаратуру закрытия канала. Помню как в наше подразделение пришли два комплекта радиорелейной техники немецкого производства, говорили, что эта техника обеспечивала связь немцам под Сталинградом. Для нас коротковолновиков дециметровый диапазон был незнаком. Понятие прямой геометрической видимости двух антенных парабол было загадкой для нас. Для управления этой техникой в роту прибыл специалист, старший лейтенант Кудрявцев, но ему нужен был помощник. Я заинтересовался новинкой и вызвался ему помогать. Наши станции стали разъезжаться на небольшие расстояния и мы на глаз определяли направленность наших антенных парабол, впервые я познакомился с двухканальной аппаратурой, низкой и высокой частотами. И если нам удавалось организовать связь на открытой местности, то на учениях, проводимых на севере, в лесистой местности, мы такой связи не добились и впервые я получил понятие "геометрическая видимость" и строгая направленность антенных парабол. Тогда я еще не знал, что трассы нужно рассчитывать по карте, определяя командные высоты на местности. После многих трудностей в освоении новых, для наших специалистов, радиосредств, эти станции "Варяги" позволили, с использованием двухканальной телефонной техники и тоже трофейной, установить высокочастотную, телефонную связь командования округа с вышестоящим штабом, конечно закрытую, установив радиорелейные станции на интервале Углегорск- Советская гавань. Первые мои знакомства с радиорелейными средствами связи оказали мне большую услугу в освоении станций типа Р-401, Р- 400. Р-402, Р-404, когда мне пришлось быть замполитом радиорелейного батальона.
   Через полгода работы в роте приемных устройств, я все более стал увлекаться приемными устройствами, а они, все чаще, стали поступать отечественного производства. По приезде на приемный центр с очередной сменой, я усаживался с офицером, моим однокашником, за то или иное приемное устройство и он посвящал меня в, доныне незнакомую мне, аппаратуру.
   Я быстро убедился, чтобы добиваться необходимого контакта с личным составом, важно знать их занятия по службе и уметь делать то, чем владеет ваш подчиненный, чтобы при случае вы могли помочь или заменить его в трудных условиях. Политработник должен знать и масштаб работы своего непосредственного начальника, чтобы в его отсутствии выполнять и его работу. Наш служебный контакт с майором Корзуном и оказался для меня академией на дому по служебной работе и хорошей встряской в познании работы с личным составом. Положительно сказывала в моей работе и учёба в средней школе, мне даже поручили работать с молодыми коммунистами, проходящими срочную службу, по изучению биографии И. В. Сталина.
   В части происходили большие изменения, уехал по переводу в Прибалтику командир части. К руководству части пришел энергичный, волевой и строгий командир - выпускник академии связи, подполковник Толстый Виктор Петрович, он заставил офицерский состав учиться и активно внедрять новую технику связи. Офицеры задвигались, а тут еще маршал Жуков добавил перцу в отношении подтянутости и исполнительности. Дежурная смена передающего центра стала расстреливать слои (Хевисайда), мы сначала не понимали к чему это и только позднее поняли, что используя их расстояние от земной поверхности можно, в различное время суток, добиваться увеличения дальности связи, на станциях меньшей мощности и вообще увеличения дальности связи, как на коротких, так в будущем и на ультрокоротких волнах. Инициатива использования радиорелейного переброса через пролив, тоже командира. Все это забеспокоило старших офицеров управления связи, в полковнике почувствовали конкурента. Я вспоминаю Виктора Петровича еще и потому, что он вручал мне погоны лейтенанта, в феврале 1950 года. Поздравлял и с очередным званием старшего лейтенанта.
   А вот обещанного ранее звания капитан, я уже не удостоился. Должность командира роты была установлена званием капитан, а соответственно заместителям на одну ступень ниже. Вот так нас и обманули, обещали одно, когда звали, а получилось по другому и по существу, перспективы никакой нет. Для себя я уяснил, что если будешь хорошим связистом, то будешь и успешным политработником.
   Я уже учился в 8 классе при окружном доме офицеров. Занятия начинались в 17 и заканчивались после 22 часов. Приходил домой поздно и это два или три дня в неделю, к тому же, я еще находился в трехсменке, на передающем центре. Костя тоже учился и пропущенные занятия мы компенсировали друг другу, в свободное время. Так продолжалось до перевода меня на политработу.
   Учиться в школе и выполнять обязанности по службе, было конечно трудно, совершенно не хватало времени, на выполнение многих домашних заданий. Мария тоже было начала посещать вечернюю школу рабочей молодежи, но там занятия проводились ежедневно в вечернее время, по четыре часа и для наших встреч, оставалась только ночь. Мы обоюдно согласились, что учёбу продолжит один из нас. Особенно трудно было решать вопросы, отрыва от службы на учебу, с нашими старшими командирами, в эти годы офицеры находились в подразделениях допоздна, уйти со службы раньше своего непосредственного начальника считалось делом зазорным, так и маялись в ожидании его ухода. Положение с учёбой несколько улучшилось после того, как меня перевели на должность заместителя командира роты по политчасти, но об этом я еще расскажу.
  В личной жизни мы оба не имели ничего против ребенка и поэтому Мария вскоре забеременела нашим первенцем. Беременность проходила нормально, мы берегли друг друга. Находилось время и для отдыха, выходили на прогулки в парк, на танцы в Дом офицеров или просто побродить по городу. Нас посещали мои сослуживцы, большинство из них холостяки, искавшие семейного тепла. Мария всегда старалась, прежде всего, их хорошо накормить.
   Приближались новогодние праздники. Мы не успели еще обновить женский гардероб. Из избранных вещей оставалось длинное свадебное платье. В эти годы считалось модным, на парадные вечера приходить в вечерних, длинных платьях. В этот новогодний вечер с 1950 на 1951 год повалил сильный снег, на улицах намело огромные сугробы, а на столбах едва различался свет от фонарей. К нам пришли мои друзья Костя Сазонов и Фёдор Красников. Мы подвязали длинное платье моей дамы к поясу и в втроем поволокли мою даму в Дом офицеров, в ресторане которого рассчитывали встретить новый год. С большим трудом добрались до входа, но были разочарованы тем, что в связи с непогодой новогодние вечера отменены. Нам ничего другого не оставалось, как пойти к нашему знакомому, майору Шабанову на квартиру и там, у его супруги просить милостиво принять нас, заблудившихся в непогоду путников. Возвращаться назад к началу проспекта Сталина, почти к вокзалу, было невозможно при встречной метели.
   Пришли к дому офицера, но он еще не вернулся со службы, супруга беспокоится за мужа. Недалеко находилась полувоенная организация, где должен быть телефон. Я с Машей остался на квартире, а мои друзья отправились звонить в часть, разыскивать майора. Ребята приблизились к зданию, который облегал огромный сугроб и постучались не в дверь, которая скрылась под сугробом, а уже в окно второго этажа и там попросили женщину набрать номер дежурного воинской части, и спросить о выходе офицера домой. Женщина сообщила, что офицер уже идет домой. Мои приятели вышли ему на встречу и втроем вернулись с ним.
   Всю ночь просидели за столом, отмечая новогодний праздник, а рано утром даже не вздремнув, покинули дом гостеприимного хозяина. Пробирались через сугробы, все вымокли. Когда подошли к своему дому заметили, что из трубы вьется дымок, кто же ютится в нашей квартире? Оказалось, что это семья старшей сестры моей супруги. Муж Анны сильно выпил и начал драться и сестра со всеми детьми с трудом добралась до нашего дома, спасаясь от побоев. В условном месте нашла ключ, открыла двери, раздобыла в прихожей дрова и растопила печь, согрела детей и уложила их спать.
   К входной двери дома добирались с трудом, но достигли её и раздвинув, вошли в дом, мои приятели лопатами расчистили подходы к дому. Оказалось, что глубокой ночью, муж Анны проснулся и не обнаружив семьи, направился просить прощенья, уже в нашем доме. Правда говорят, что пьяному море по колено. Как он добрался в такую непогоду известно только ему. В нашем доме мы и продолжили встречу нового года, уже таким многочисленным коллективом.
   В декабре я уже был на курсах политработников и успевал на занятия в школе своевременно и регулярно. А вот, когда приступил к работе заместителем командира роты, стало труднее планировать вечера учёбы в школе. Многие вечера приходилось оставаться в подразделении и организовывать работу с личным составом. Были пропуски занятий, пропущенные занятия приходилось решать самостоятельно в домашних условиях. Стало легче, когда научился планировать работу на дни, когда не было школьной учёбы. Впрочем, существовал приказ, обеспечивающий условия для учёбы молодых офицеров, не имеющих среднего образования.
   После нового года мы смогли рассчитаться с затратами на обустройство дома. Теперь можно было подумать об обновлении одежды и прежде всего потребовались выходные платья для молодой супруги. Нашли хорошую портниху, приобрели приличные ткани и теперь моя жена щеголяла в новинках сезона. В областном Драматическом театре было большое фойе где посетители в антрактах прохаживались по периметру. Вот там я увидел довольною, обворожительную улыбку своей жены. Публика заметила и с одобрением обсуждала её новинку, подходили к нам и интересовались мастерицей, которая изготовила такое платье. Так что своей демонстрацией мы подняли престиж нашей портнихи - соседки, была только просьба к ней, чтобы она не повторялась, а изменяла детали при пошиве.
   По весне ушёл из нашей семьи её двоюродный брат Николай, он женился на юной красавице и теперь проживал у неё на квартире. Частенько к нам приезжали гости из Владимировки по делам в областном центре, но эти визиты не были многодневными и не обременяли нас, а вот родители Марии очень гордились, что их дочь живет в центре Южно-Сахалинска и замужем за офицером. В это время звание офицера было высоким и поощрялось государством, более или менее достаточным довольствием.
   Понемногу моя жёнушка округлялась, мы надеялись, что роды состоятся где-то в августе. Ко времени прибытия ребенка в дом я, в очередной отпуск, перестроил кухонное помещение, установил двойные оконные рамы, просыпал шлаком восстановленные стены. Помещение кухни значительно утеплилось и на кухне можно было купать ребенка. 18 августа 1951 года жена мне подарила замечательную девчонку, которая в моей жизни стала не только дочерью, но и хорошим другом. Я не отходил от окон родильного дома почти неделю, выпивал, за её рождение, с каждым своим знакомым. Это действительно стало семейным праздником, у нас появилось наше дите. Её первое фото, в кровати с кормящей матерью, я с радостью выслал своей матери, но по какой-то причине эта фотография не сохранилась. Но это особый разговор. Мои женщины возвратились в свой дом. В этот год было не знойное, но вполне теплое лето и самым интересным событием было купание малышки. Я всегда участвовал в этом мероприятии, укладывая ребёнка на свою, довольно широкую ладонь и видел её довольную и приятную улыбку. С пелёнок моя дочь любит воду.
   Подросла, забегала и всегда находила источник воды, хотя бы сполоснуть руки. Так было и в последний месяц нашего пребывания на Сахалине. Мы собрались на прогулку в городской парк. Приодели девочку в новые вещи и даже в соломенную шляпку. И пока мы собирались сами, доченька выскочила на улицу. Пушкинская улица была спокойная, транспорт почти не появлялся. Девочка увидела, что напротив у колонки мальчишки нажали рычаг колонки и брызгаются водой, обливая друг друга и она тут-же подскочила под водяную струю. Мы выскочили на улицу и увидели мокрую курицу. Пришлось вытирать, согревать и переодевать в другую одежду, а прогулку мы не отменили.
   Я учился, служил, а с появлением ребенка, даже в кинотеатр мы ходили по очереди. Кому-то было необходимо оставаться с ребёнком. Дочь росла, у родительницы молока хватало и даже оставалось, необходимо было сдаивать молоко. В годы жизни на Сахалине, у меня зачастил фурункулез, чем я только его не лечил и переливанием крови и различными инъекциями, но ничто не помогало. А вылечила меня моя супруга - предложила женское молоко, сначала она сдаивала грудь, а я лакал молоко с блюдца, а потом стал отсасывать молоко прямо из груди супруги. Дело пошло на лад, так мы с дочерью стали молочными братом и сестрой. Девочка росла, стала потреблять молока больше и иной раз я в шутку спрашивал у жены:- а дочь оставила отцу молочка? Меня сняли с молочного довольствия. Отошла коту масленица! А фурункулез прошел.
   Марии пришло время возвращаться на работу. Стали думать куда определить ребенка? Немногие городские ясли были переполнены, да и не принимали в эти ясли детей военнослужащих, считали что зарплата офицеров достаточна, чтобы содержать жён и детей. Приходящую няньку нужно содержать и на её содержание уйдет половина семейного бюджета. А нам еще многое надо, мы только начинаем жить. Марии пришлось в октябре 1951 года уволиться с работы, чтобы сидеть с ребенком.
   Только через год представилась возможность моей жене устроиться на работу в швейную фабрику города, но проработала она всего два месяца. В январе 1953 года моя жена снова стала домохозяйкой. Мы нашли женщину которая организовала ясли на дому и воспитывала сразу трех младенцев. Случилось так, что хозяйка недавно истопила плиту, убедилась, что плита остыла, накрыла её поверхность старым ватным одеялом. Но в одном месте вата в одеяле раздвинулась и лежащий в этом месте мальчик получил ожоги, сколько времени они втроем орали, сказать трудно, но мы сразу забрали свою дочь от такой няни.
   Как не странно, город наполнялся приезжими людьми, создавались новые семьи, но не возникали новые детские учреждения. Вообще, даже самого слова "забота" не было для молодых семей.
   Взять к примеру средства защиты. Во всем городе не было и понятия, чтобы продавался такой товар как презерватив. Небольшой запас, который я прихватил из отпуска быстро разошёлся среди моих друзей и мои женатые сослуживцы просили меня, чтобы я попросил прислать по почте эти злосчастные изделия, выпускаемые в Ленинграде. Мой старший брат Виктор был уже женат и его жена Анна сумела выслать посылкой сотню этих дефицитных изделий. У меня оставались только пару десятков, остальные все разобрали. В эти годы аборты были строжайше запрещены, и этим изделиям приходилось увеличивать срок службы, а вернее после использования тщательно промывать, просушивать, приводить в боевую готовность и снова использовать, или уж действовать, как говорили "в тряпочку".
   Замужние женщины изыскивали различные методы чтобы вызвать кровотечения и избавиться от не запланированной беременности. Такой случай пришёл и в нашу семью. Ночью открылось кровотечение у моей Марии. Жену по скорой помощи увезли в окружной военный госпиталь, там было женское отделение и очень опытный гинеколог, любимец всех женщин гарнизона. Утром я сообщил своему сослуживцу, чтобы он предупредил командиров роты и батальона, о невозможности моего выхода на службу по семейным обстоятельствам. Справку от врача я имел на руках, потому как сопровождал жену в машине скорой помощи до лечебного учреждения, а потом с ребенком вернулся домой. Близких родственников, которые могли бы взять ребенка на время, у меня не было. Мать моей супруги жила на северном Сахалине Моей дочери в то время шёл второй год.
   Командир нашего батальона майор Ерышев, совсем недавно назначенный на эту должность из ротных командиров, через высланного ко мне посыльного потребовал, чтобы я немедленно явился на службу. Что делать, команду необходимо выполнять. Я собрал свою дочурку, взял бутылочку с её питанием, мы её уже подкармливали и явился с докладом командиру. Постучался в канцелярию, получил разрешение войти, вошёл в помещение, положил завернутую в теплое одеяло дочурку на свободный стол. Подошёл к командиру и доложил о прибытию по его вызову. Офицер выслушал мой доклад, и не о чём не спросив, скомандовал, идите на службу. Я как положено ответил. Есть! Повернулся кругом и проследовал за дверь кабинета:- Слышу возглас, заберите ребенка. Я вернулся и доложил, что в казарму ребенка не понесу, Там мне её некуда поместить. Майор видно перегорел, подумал и произнес: -Возьмите ребёнка и занимайтесь им дома. Я взял свою дочуру со стола и неделю, как и было положено на лечение супруги, находился на своей квартире и занимался дитём. На сердце у меня остался какой-то неприятный осадок, вызванный безмерной грубостью старшего начальника. Позже этот случай стал известен военнослужащим части, а мой командир батальона имел крупные неприятности.
   Очередной свой отпуск, во время службы на Сахалине, я провел в гостях у родителей супруги летом 1952 года. Это было большое путешествие на север острова. Поездом добрались до станции Победино, далее по северной части Сахалина железной дороги еще не было и мы преодолели, довольно большое расстояние до Александровска, по неухоженной грунтовой дороге, на борту грузовика и конечно без тента, просто в кузове машины имелись скамейки, не скреплённые с кузовом. Нам повезло, мы заняли скамью сразу за кабиной и это нас, в какой то мере, спасало от встречного ветра. Нашему ребенку был уже годик и в дорогу мы её хорошо собрали, было чем защитить от непогоды.
   От Александровска нам нужно было еще добираться до поселка Владимировка, а это ещё 50 километров по бездорожью. Существовала только тракторная тропа. К нашему приезду в Александровск выслали одну оседланную лошадь, на которой мы и должны прибыть на место, по знакомой Марии дороге, по этой дороге она много раз проходила раньше. Теперь по очереди мы восседали в седле, удерживая малышку в руках. В эти годы, на севере Сахалина очень лютовали медведи. Волков на Сахалине почему-то не было, видно не смогли преодолеть Татарский пролив. Было много случаев нападения медведя на домашний скот и одиноких путников. Этого я еще не знал и решил подшутить над своей подругой, находящейся в седле с ребенком на руках. Я неожиданно выскочил из кустов, навстречу лошади. Лошадь испугалась, задрала передние копыта для защиты, перегнула спину и моя жена, вместе с ребенком, вывалились с седла на придорожные кусты. Ладно, что случилась мягкая посадка, Мария даже не выпустила из рук ребенка и "прикустилась" на мягкие ветки. Конечно мы оба испугались за судьбу дочери, но она как спала, при покачивании в седле, так и продолжала спать. В дороге нам множество раз приходилось форсировать одну и ту же быструю, мелкую речушку и мне каждый раз приходилось снимать сапоги. После моей злой шутки я больше не садился в седло до самой Владимировки, лошадь я вел в поводу.

Старший лейтенант. Отпуск на севере Сахалина

Старший лейтенант. Отпуск на севере Сахалина []

   При въезде в село лошадь уступили мне, сказали:-так надо и я в полной военной форме, при всех положенных ремнях и даже ремешок фуражки подтянул под подбородок, въехал на проезжую деревенскую улицу. Дорожные вещи были приторочены позади седла. Моя жена, с ребенком на руках, вышагивала рядом, с высоко поднятой головой. Думаю, что это произвело фурор у местных жителей, которые хорошо знали мою Машеньку, а вся семья Дураевых и особенно мой тесть Фёдор Семёнович пользовались авторитетом односельчан, как хорошие хозяева. Отпуск во Владимировке мне запомнился, там я научился косить сено "литовкой" и принимал участие в заготовке дров. Рыбачил, правда с небольшим успехом. Мария рыбачила более ловко. Я все ждал, что рыбка клюнет на потоп поплавка, как это было на Балтике. А Маша вытягивала рыбку, которая только успела захватить червяка. Смотришь, а в её руке уже рыбка трепещет.
   Впервые в жизни спал с женой на сеновале. Это было незабываемо для нас, молодых супругов. Её сестренки пытались подсмотреть наши игры, но мы перекрывали все подступы к сеновалу и даже лестницу, по которой мы забирались наверх, мы забирали с собой.
   А вот заботу о нашей малышке мы возложили на этих девчонок, еще и потому, что моя супруга в своё время была их первой нянькой.
   Время отпуска прошло как обычно быстро. Нужно собираться на Южный. Нашим транспортом до Александровска теперь оказалась волокуша - огромные бревенчатые сани с настилом из досок, а на них наши дорожные вещи и мы. Сани на буксире у гусеничного трактора и когда волокуша преодолевает водные преграды брызги накрывают нас, пассажиров этого незадачливого вида транспорта. Нас на волокушах человек 12, всем весело и не обидно, погода стоит солнечная и безветренная. От Александровска до станции Победино, на том же грузовике. Сажусь ближе к кабине, к ней спиной, закрываю в одеяле свою дочурку. В Южно-Сахалинск въезжаем уже в пассажирском вагоне, состав раскачивает в пути, ребенок спал почти всю дорогу.
   В 1953 году я отпуск не взял, летом не получилось, а зимой не захотелось. Тогда разрешали получать отпускные деньги, вместо отпуска. Вспоминаю время пребывания на Сахалине добрым словом. Очень интересны предгорья города. Как то мы с женой, еще до рождения дочери, решили пройти в конец проспекта Сталина и подняться на холмы. У подножья мы увидели памятник, поставленный японцами, русскому флоту в Русско-Японской войне. На площадке была установлена дымоходная труба крейсера Новик, погибшего в этой войне. Содержание памятника, оформление места и вся строгость присутствия, говорили об аккуратности японского народа, в содержании памятных мест. В моей жизни только единственный памятник алмиралу Макарову в Кронштадте напоминал людям "Помни войну". А доски с именами погибших русских моряков в Русско-Японской войне, внезапно исчезли из вестибюля кронштадского Морского собора.
   Мы прошли по склонам этих возвышенностей и на пути встретили помещения, содержащие выводки пушного зверя. Правда запахи от их питомника был очень неприятным. Мы прошли дальше на пару сотен метров и набрали ягод голубики, здесь её называли ганиболь.

Офицеры родов и видов Вооруженных Сил в Южно-Сахалинском парке

Офицеры родов и видов Вооруженных Сил в Южно-Сахалинском парке []

   Погодные условия на Южном Сахалине отличаются от северной части острова. Там климат более континентальный. Здесь на юге, начало лета очень сырое, с частыми проливными дождями. Во время сильных дождей вода стекает с гор, не умещаясь в русле речушки, устремляется по параллельным улицам города, иногда даже смывая неустойчивые деревянные строения. А вот вторая часть лета и особенно осень вполне благоприятны для жизни и отдыха. Зима всегда долгая и многоснежная с большими заносами проезжих дорог. Иногда на этих дорогах застревают целые колонны автотранспорта. Снегом засыпает и жилища. Каждому хозяину необходимо иметь хороший запас инструмента, чтобы выбраться из своих жилищ. Зимой, по улицам города, транспорт проходил в траншее, из почти трех метровых куч уплотненного снега. Помню случай, что в мае 1954 года были перенесены экзамены в средних школах, падал снег, начались снежные заносы. Отсюда и появилось байка "Сахалин, Сахалин чудная планета, двенадцать месяцев зима, а остальное лето!"
   Я успешно закончил среднюю школу, вот как получилось в 1941 году пошел в 8 класс, а в 1954 году закончил 10 класс средней школы, поступил на заочное обучение в областной учительский институт, почему-то трехгодичный, но учиться в нем не пришлось, пришел перевод по службе в Прикарпатский военный округ, в город Львов и как-то стало жалко покидать Сахалин. Здесь я прослужил восьмилетнюю военную службу, из них почти четыре года офицером.

Выпускники 10 класса вечерней школы г. Южно-Сахалинска. Май 1954 г.

Выпускники вечерней средней школы. Южно-Сахалинск.1954 г. []

  
   НА ЗАПАД
  
   Середина июня 1954 года, получил командировочное предписание в управление связи Прикарпатского военного округа, дислоцированное в городе Львове. Передавать свою должность было ещё некому. Прощаюсь с сослуживцами, со своим ротным командиром и получаю его напутствие так - держать. Квартиру, оставляю прибывшему с Прикарпатья офицеру и его семье, от них получив рекомендацию к кому обратиться во Львове, если не получу место в гарнизонной гостинице для себя и семьи, пока буду решать вопросы дальнейшей службы.
   Добрались до Корсаковского морского порта, оттуда морем идти до Владивостока. Сдал в багаж домашние вещи, бочонок с дальневосточной сельдью и упаковку с копчёностями кеты и горбуши. Все эти предметы шли "малой скоростью". Дорога оказалась тоже с малой скоростью. В Корсакове, недалеко от причальных пирсов, в гостинице, нашей семье предоставили одну солдатскую кровать на троих, а пришлось ждать рейс на Владивосток, судно, которое шло из Петропавловска с запозданием. И ожидали мы его еще три дня. По прибытии в порт небольшого пароходика, мы были взяты на борт. Пассажирских кают на нем не было, нас разместили в твендеке (трюме) там, в бортовых нишах были оборудованы спальные места, на нарах. К услугам пассажиров была только питьевая вода, а о продуктах нам предложили позаботиться в магазинах порта. Пассажиров предупредили, чтобы не расхаживали на баке судна. Мы посчитали, что нам повезло, погода стояла спокойная, существовала небольшая носовая качка, мы шли навстречу ветру, а по бортам судно сопровождали дельфины, игра этих морских животных забавляла и взрослых, и детей. Лично меня подташнивало, а вот дочурку, совершенно не беспокоило раскачивание судна. Дневное время мы дочерью проводили на палубе, моя супруга постоянно находилась в трюме судна, там ей было почему-то удобней.
   Владивосток для нас оказался неприветливым, там мы снова бедствовали с проживанием, пока не получили билеты, на поезд в сторону Москвы, так и прождали двое суток, на вокзальных диванчиках. Всё думали получить билеты в плацкартных вагонах, но они были раскуплены на неделю вперед. На третий день ожидания, был сформирован железнодорожный состав "500 веселый", как его назвали, он шёл вне расписаний и даже не имел оборудованных спальных мест, на голых скамьях поезда нам предстояла дальняя и многодневная дорога. Ждать другого было нечего, пришлось согласиться.
   До Хабаровска, в нашем вагоне было только половина занятых мест, по ходу поезда, ближе к проводникам. Проводник нам сказал, что остальные места в вагоне забронированы на пассажиров в Хабаровске. Когда мы достигли этой станции, во вторую половину вагона вселились пассажиры из мест заключения, как раз в это время произошла большая амнистия заключённых. Сначала мы проявляли недоверие к нашим соседям и даже организовали дежурство в нашей половине вагона, охраняя покой своих семей, но потом к нам подошёл внушительный представитель новосёлов и попросил нас, чтобы мы спокойно себя чувствовали, с нашими семьями никакого насилия не случиться. Такой оборот обстановки, меня заставил понять, что мы имеем дело не с бандитами, а с нормальными людьми, которые по каким-то, независимым от них причинам, получили тюремный срок. А теперь эти люди возвращаются к своим родным, по объявленной амнистии.
   Как-то пронеслись в сознании пережитые 37-е годы, затем Ленинградский вопрос 1950 года, когда закрыли даже Музей обороны Ленинграда. А теперь совсем недавно появились дела, одно за другим: то медицинских работников, то еврейский вопрос. Я помню даже офицера - еврея, который был начальником службы в части, но был уволен со службы и с многочисленной семьей выслан в Еврейскую автономную область, то новое дело журналов "Звезда" и "Ленинград", и дело, уже известного в стране, писателя Зощенко и, для меня неизвестной поэтессы Ахматовой, она не публиковалась в литературных изданиях, которые мне удавалось читать. Вслед за этим смерть вождя советских народов. И, как только прошёл очередной съезд партии, наши пропагандисты которые вчера хвалили, сегодня набросились на него с жесточайшей критикой. Вслед за этим, волокита с министром обороны Жуковым. К руководству вооружёнными силами страны пришёл, мало известный широкой публике, маршал Булганин. Наконец арест и смерть министра Внутренних дел Берия. Для меня, это вызвало сумятицу в мыслях, трудно было воспринимать эти события. А объяснениями этих событий, были лишь многостраничные выступления в газетах Н.С. Хрущева. Люди удивлялись, когда он готовил эти материалы и потихоньку возник анекдот:- Можно ли в газету завернуть слона? Ответ: - можно если в этой газете опубликовано выступление Никиты Сергеевича.
   Оказалось, что в нашем вагоне, вместе с нами следуют приличные, здравомыслящие люди. Но все происходящее, как-то не располагало, ни ту, ни другую стороны, к разговору и общению между собой. В дороге мы даже пользовались различными туалетами. В железнодорожном составе не оказалось вагона ресторана и никакого движения через вагоны практически не было. Пассажиры пользовались продуктами, взятыми с собой в дорогу, а на станциях выскакивали на перрон, чтобы прикупить хоть какой еды и, там же, наполняли имеющиеся емкости кипятком. С Иркутска проводники перестали нас снабжать кипятком из титана. Вот так "славяне победители" возвращались с Дальнего Востока на свой запад. Дорога до Москвы нам обошлась более двух недель, хорошо хоть до Урала мы расстались с большею половиной наших непонятных попутчиков.
   Так получилось, что в дорогу у меня была только военная форма, и моя армейская шинель стала колыбелью моей дочурки, а сами спали не раздеваясь, подтянув под головы вещи, которые пытались сохранить. Для особо ценных вещей и документов использовали проёмы нижних скамеек По прибытии в Москву, тоже не сразу, получили билеты в сторону Львова, пришлось две ночи провести на вокзальных скамейках, мест, в комнатах матери и ребенка, для нас не оказалось.
   Когда наконец мы добрались до Львова, то переночевали у людей, по рекомендации наших бывших соседей, по дому в Южно-Сахалинске. Утром я пошёл в управление связи округа с документами о прибытии по назначению, но меня разочаровали, очень долго ждали моего прибытия и мое место в Окружном полку связи занял другой офицер. Пообещали, что будут искать место в армейском полку связи в городе Ровно. Долго ожидали сообщений, могу ли я получить там должность. Мы уже надоели гостеприимным хозяевам, пошёл уже третий день моих скитаний в управление и гостиницу. В городе Ровно тоже не оказалось вакансий.
   Дали на размышление два адреса города Луцк и Шепетовка. Я, уже наученный гостеприимством западной Украины, выбрал город Павки Корчагина - Шепетовку. Был направлен в корпусной батальон связи. Во Львове на вокзале переадресовал багаж на новый адрес, станция Шепетовка, Хмельницкой области.
   Вот так заканчивалось наше месячное путешествие всей семьёй с Сахалина, через всю страну, а теперь по трем украинским областям, Львовской, Ровненской и Хмельницкой.
   Да и в Шепетовке мне, и моей семье, почти половину месяца пришлось прожить в казарме подразделения, в которое был назначен, заместителем командира роты по политчасти. Квартиру мне не предоставили и мы всей семьёй пробивали её, у начальства Шепетовского гарнизона. Пришлось обращаться к высшему корпусному руководству. Подразделение, в котором мне надлежало служить, находилось в летних лагерях на Тученском полигоне под Ровно и за меня было некому побеспокоиться, все вопросы пришлось пробивать самому и моей храброй подруге. В жизни выходило как в знаменитой картине "не ждали". Закончил эстафету перемещений, но никак не могу выйти на службу, некуда пристроить семью, не оставлять же их в казарме, а самому отправляться в лагерь, там все моё батальонное начальство. Да и здесь в Шепетовке нормальной жизни нет. Вывожу свою супругу "по надобности" в мужской туалет, сам стою на часах, в казарме осталась команда солдат. Питаться семье приходится в городе, а туда не близко из военного городка, по мосту через овраг, через городской, безлюдный парк, вернее хвойный лес, и только на центральной улице имени Карла Маркса, можно посетить столовую. Мне подсказали, что имеется и офицерская столовая, на территории хозяйственных подразделений корпуса.
   Узнали, что имеется такая организация, как КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть) гарнизона и приехал на несколько дней руководитель этой организации. Я обратился к полковнику, по вопросу квартирного устройства, рассказал, что побывал во Львове и в Ровно, а теперь прибыл в Шепетовку и проживаю с семьёй в казарме, но полковник меня не услышал и отказался, чем либо помочь. Тогда за дело взялась моя Мария Фёдоровна. Она с дочерью и довольно солидным животиком (была полненькая), явилась в кабинет к полковнику и заявила: - Больше месяца меня везут по всей стране. Мужу отказали в месте службы в двух городах во Львове и в Ровно, теперь живу в казарме. У меня трехлетний ребенок, я вновь беременна, подскажите куда мне деваться? Мужа вызывают в лагерь на службу, я с дочерью не могу остаться в солдатской казарме. Вы должны войти в наше положение, или мне идти на прием к командиру корпуса, поеду к нему, даже в ваш лагерь. А что мне делать? Полковника такое заявление ошеломило, он нашёл возможность. В офицерском ДОСе только освободилась комната 18 метров, в трехкомнатной коммунальной квартире. А жена вообще не была беременна! Мы обрели свою жилплощадь, покинули казарму и не мешкая вселились, в представленную нам комнату. Пошла вторая неделя наших мытарств в Шепетовке. За это время из Львова пришли наши домашние вещи и мы обрели новое пристанище.
   Хочется вспомнить один эпизод. После получения документа на жилплощадь, мы на радостях зашли перекусить в городскую столовую. В это время в столовых внедрялось самообслуживание. Платишь деньги в кассу, получаешь талоны, а затем, в кухонных окнах получаешь первые и вторые блюда. Горячительные напитки и пиво выдает сама касса. Пиво мне вручили и я поставил кружку на стол, где мы устроили свою дочурку. С получением блюд нас задержала небольшая очередь. В это время моя дочурка добралась до пивной кружки, в помещении было очень жарко и к нашему возвращению, девочка уже, почти полностью, управилась с пол литровой кружкой пива и даже напевала какую-то песню. Так всю дорогу сидя у меня на шее она развлекала нас своим пением, пока мы не дошли до казармы, чтобы захватить оставшиеся там носильные вещи и вернуться в город, в наш новый дом. Дочь уснула и мне всю дорогу пришлось нести её на руках, а проснулась она уже дома. Нам дали транспорт на котором мы, получив багаж, привезли его в нашу новую квартиру. На следующий день, используя попутный транспорт, всей семьёй направились в лагерь, представляться начальству и получить отпускной билет, и проездные документы до Ленинграда и в Кронштадт, мне был положен отпуск. И вот я предстал пред строгим взглядом моего начальства, которое внимательно интересовалось моей службой на Дальнем Востоке, усомнились в том, что я, будучи политработником, хорошо представляю технику, которая стоит на вооружении подразделения, в котором мне предстоит работать. Это радиостанции РБМ, РСБ и РАФ. Я рассказал, что имел дело с более мощными передающими устройствами до 15 кВт и работой средств связи только радиотелеграфом, с вынесенными передающими и приёмными устройствами, в системе радиобюро, все эти подробности пришлось перечислять потому, что мое личное дело, в адрес моей службы придет не скоро, будет ходить по адресам, как и я к новому месту службы.
   В корпусной системе радиосвязи по существу не пользовались радиотелеграфом, а вся работа приёмных и передающих устройств происходила в микрофонном режиме, с использованием переговорных таблиц и таблиц радиосигналов. Я понял, что радиотелеграфистов моего уровня, близкого к 1 классу, не встречу, а вот в подготовке радиотелеграфистов, приму непосредственное участие.
   Мой ротный командир, снова белорус, майор Назаревич, участник Великой Отечественной войны, был хорошим тактиком в организации и обеспечению радиосвязью этого войскового объединения, имея в виду механизированный корпус, состоящий из двух дивизий и множества частей усиления. Объединение носило гвардейское звание, в том числе и наш 63 отдельный гвардейский, ордена Красной звезды, батальон связи.
   Я быстро влился в ротный коллектив, но упорно просил предоставить мне очередной отпуск, для поездки в родной город. Начальства посчитало, что до важных армейских учений, которые должны состояться осенью, после того, как завершатся уборочные полевые работы на полях сельскохозяйственных предприятий, я успею вернуться и быть в стою.
   В лагеря офицеры выезжали с семьями, которые жили в легких домиках. Целую неделю в лагерях, я прожил с семьёй, в выделенной нам комнатушке, в домике, для проживания, семейных военнослужащих. Наконец отпуск мне разрешили и выдали проездные документы. Опять автобус из лагеря до Ровно, а затем по железной дороге, с пересадкой в Здолбуново добирались в Шепетовку. Мы использовали пару дней, чтобы подготовить свой новую квартиру к жизни, после возвращения из отпуска. Отмыли полы и двери, места общего пользования, мне показали сарай, в котором хранился остаток дров прежнего хозяина, по счастливой случайности купили платяной шкаф для одежды, простенький, составленный из реек и тонкой фанеры и даже сходили в украинскую баню. Предстояло еще приобрести керосинку или примус, чтобы готовить пищу на кухне, но эти предметы решили приобрести уже в Питере. Наконец настала пора отправляться в Кронштадт. Доезжаем из Шепетовки до Бердичева, а от него имеется железнодорожное сообщение до Ленинграда. В Бердичеве повезло, мы всего полдня ожидали проходного поезда на Питер, он доставил нас в город за полтора суток. Я ехал к матери и родным братьям, уже с семьёй и надеялся там не задерживаться долго. Старший врат Виктор окончил службу на флоте в феврале 1950 года, он проживал на ленинградской квартире, у своей жены, на Садовой улице в доме 83. Жилая площадь комнаты составляла 10 кв. метров. Там гостей не разместишь. И потому, мы сразу отправились в Ораниенбаум, а там на пароходе в Кронштадт. В семье брата, мама и молодая супруга брата, родом из Ульяновска. В одной комнате проживала мама, а в другой молодая семья. Входы в комнаты были раздельными и нам отвели меньшую из комнат, вместе с мамой. Для нашей дочурки нашлась в сарае маленькая кроватка. Теперь к вечеру собрались все члены семьи, приехали на встречу и питерцы. Мы со старшим братом никогда не претендовали на кронштадтскую жилплощадь.
   Так случилось, что в последние годы, когда я обзавелся семьей, я стал меньше помогать матери материально, а теперь я служил на Украине и денежное довольствие мое уменьшилось. Мама была недовольна, что я женился на женщине не русской, на мордовке. И вот в первый вечер в семье, чуть не вышел скандал, когда мама стала расхваливать своих невесток. Вот у меня одна невестка ткачиха, другая невестка инженер, а третья...., тут вступила моя Машенька! А третья просто рабочая. Ну и что, вы мама, будете расхваливать своих невесток, когда проживете с ними 3-4 года. Мать замолчала, напряглась. Я вступил в диалог:- мама, я приехал к вам в гости и не на что не претендую. Если Вам неугодно видеть у себя в гостях мою семью, а прежде всего мою жену, которую я избрал, я готов не пользоваться вашим гостеприимством, а отправиться немедленно к месту своей службы. Конфликт был улажен, хотя бы на наш двухнедельный отпуск, проведённый в гостях у моей матери.
   Позднее, когда я второй раз, через год, вновь приехал с семьёй погостить в Кронштадт, произошла другая неприятность. Так случилось, что за день отъезда из лагеря Мария Фёдоровна стирала бельё, а, заготовленные для подогрева воды, дрова она снимала с чердачного помещения нашего домика и одно из поленьев зацепило другое, которое свалилось моей Марии на живот и нанесло сильный ушиб. Я не знал, что моя жена была беременна. Мы доехали до Питера, когда у жены начались сильные боли в животе. Мы срочно выехали в Кронштадт, где прямо с пристани её на скорой отправили в роддом, который в это время находился где-то на Гражданской улице, в бывшем доме пионеров. У моей матери в этом заведении была знакомая женщина, работающая там санитаркой, и когда мать спросила, как ведет себя в больнице её невестка ей был дан положительный отзыв о поведении моей жены, о том, что она все время травит анекдоты и вся палата ржёт. В общем, представила мою супругу мужественной женщиной. Сохранить ребёнка не удалось и я лишился второй девочки. С этого времени взаимоотношения моих женщин сделало положительный сдвиг.
   Но тут выяснилось, что моя мать, когда я еще служил на Сахалине, пошла на работу, а ведь мы посылали ей деньги (отрывая от своей семьи), чтобы она не работала, после этого, денег матери мы так регулярно не посылали, а просто приглашали её с любимым внуком Олегом к себе в гости. Это случилось, когда я проходил службу уже в Мирополе, Житомирской области.
   Что представляла собой Шепетовка в эти годы. Центральная улица, называемая именем Карла Маркса, представляла прямой тракт от вокзала железной дороги до базарной площади и городской бани, вся правая часть улицы, с разбитыми в ходе войны домами офицерского состава, были отремонтированы только несколько зданий жилого фонда, здание дома офицеров, штаба корпуса, медсанбат и городской кинотеатр. Местные жители жили, в основном, в деревянных домиках, с садовыми палисадниками. Был в городе и музей Николая Островского. Имел место прекрасный лесопарк и в нем могила героя-пионера Вали Котика. Казарменные строения частей и подразделений корпусного подчинения размещались вблизи вокзала города и с левой стороны окончания центральной улицы.
   Основные соединения корпуса были в населённых пунктах Славута и Изяслов. Наш гвардейский батальон связи был размещен на окраине города, в хорошо сохранившемся, двухэтажном здании, с удобной территорией для размещения парка техники. Некоторое время батальон жил на самостоятельном обеспечении в приготовлении пищи, но позднее, нас поставили на довольствие в соседнем, артиллерийском полку. В этом случае стало сложнее снабжать офицеров и их семьи хлебопродуктами, а в городе вообще с продуктами было очень трудно, магазины военторга не справлялись со спросом. Все продукты добывались на базаре, по базарным ценам. Хорошо срабатывал товарообмен, старое военное обмундирование ценилось и за них добывались овощи и другие продукты. Видно население сильно обносилось. Будучи в Кронштадте, мы захватывали с собой в Шепетовку по ведру животных жиров, многие крупы, консервы и даже сахар, произведенный на Шепетовском сахарном заводе, в темно синей обертке. Трудновато в стране было с продуктами. В связи с отдаленностью места служб, утром выделялся транспорт на доставку военнослужащих.
   Я очень быстро вошёл в ритм жизни подразделения, хотя начало этому еще было в Тучинском лагере. К 1 сентября семьи военнослужащих возвращались на зимние квартиры, а военнослужащие продолжали оставаться в лагере до поздней осени. Осенью проходили большие учения, с использованием тяжёлой техники, на Тучинском полигоне и на полях, после уборки урожая. Наша семья, как и все другие семьи, разделились. Я в лагерном городке, а жена и дочь в Шепетовке благоустраивают жильё. Живем по армейскому распорядку, вскакиваем ото сна по трубе и ложимся по сигналу отбой, предварительно уложив ко сну своих бойцов. Питаемся теперь не дома, а в офицерской столовой, разнообразия в пище особого нет, а перед получкой, когда поиздержались в средствах, повара готовят только макароны по флотски, как самое дешёвое блюдо.
   Надо сказать, что офицеры фронтовики втянуты в спиртные напитки. Молодых офицеров в подразделениях единицы. В нашей роте единственный выпускник военного училища. В основном мужи старше 40 лет. Потихоньку втягиваюсь в установленный здесь образ жизни. Приходится поддерживать компанию. Держусь, мне это неприятно, но быть белой вороной невозможно, в таком спившемся коллективе не выживешь. Стараюсь уплотнить свой рабочий день, задерживаюсь с личным составом допоздна, а приходишь в жилой городок попадаешь в застолье. На дальнем востоке такие попойки пресекались, а здесь в городке пресекать некому.
   Много занимаюсь с молодыми радиотелеграфистами, в роте нет специалиста моего уровня. На радиостанциях ведется работа исключительно в телефонном режиме. Шла подготовка к большим учениям и меня стали привлекать к разработке радиоданных, на предстоящие учения. Начальник связи корпуса познакомившись со мной стал привлекать меня к этой работе, это дополнительное занятие и определило меня, как личного радиста командира корпуса, героя Советского союза генерал-лейтенанта Кравцова.
   Генерал потребовал, чтобы в его легковой машине были установлены радиосредства, способные обеспечить ему прямую радиосвязь и со штабом корпуса, и со всеми другими соединениями, и поддерживающими, в ходе учений, частями. В то время большого разнообразия в радиосредствах, которые можно было разместить в легковой машине, кроме РБМ еще не было. Так я и сидел, с наушниками двух направлений радиосвязи, и с рабочей картой на коленях, и нужно было мне сразу, когда корреспондент называет квадрат своего нахождения, называть генералу указанный населенный пункт. Правда мне удалось приобрести две эластичные антенны, с американских полевых радиостанций. Генерал воевал в этих местах и хорошо знал местность. Иногда на стоянках, когда штыревые антенны не позволяли обеспечить связь на большое расстояние, мне приходилось ориентироваться на местности и иногда разворачивать антенну "диполь".
   Так получалось, что на протяжении всех учений я не встречал, ни своего командира роты, ни других офицеров подразделения. Моему командиру это было неприятно, он меня немного ревновал и были случаи, когда пытался подшутить со мной, выдавая мне поручения провести пешком команду радистов в нужный пункт, пользуясь только картой и компасом. На полигоне, населенные пункты были стерты с земли войной и постоянными воздействиями войск, на проводимых учениях. В лучшем случае, у бывшего населенного пункта, стояла самодеятельная табличка на куске доски. Многие из этих обозначений валялись затоптанными в дорожной пыли, а площадь полигона огромна. Я смотрел на карту, здесь должна быть деревня, но она отсутствовала, солдаты подсказали мне, что деревень как таковых мы не встретим и мне ничего не оставалось как ориентироваться по компасу, а расстояние измерять по времени прохождения пути, ладно, что ручные часы были со мной. Я выдержал экзамен своего нового командира и привел команду радистов в определенное место и в установленное время. Мой командир стал смотреть на меня другими глазами.
   Уже в апреле, соединения и части гарнизонов уходили, из городов дислокации, в полевые условия. Весной, когда заканчивалась учёба в школах, женщины с детьми устремлялись на Тучинский полигон к своим мужчинам, которые за два месяца успели соскучиться по своим женам и ребятишкам. Этот полигон, почему-то называемый Тучинским, находился на значительном расстоянии от областного центра, города Ровно. Говорили, что еще в давние годы Генералиссимус Суворов, на этом полигоне, проводил обучение своих чудо богатырей. На этой местности народу собиралось много и всем хватало места организовывать полевую выучку войск, не выходя на поля сельскохозяйственных угодий Ровенской области. А вот когда урожай был убран, а также в зимнее время, развертывались многодневные учения войск, иногда даже с боевыми стрельбами.
   Уходило лето, начинались занятия в школах, приступали к работе дошкольные заведения. В общем-то в городе какие-либо учреждения, где могли бы работать жёны военнослужащих, были не многочисленны и поэтому, нашим боевым подругам, об устройстве на работу, можно было только мечтать. В городе Шепетовка и других населенных пунктах, где дислоцировались дивизии корпуса, только единицы женщин, из семей военнослужащих, находили себе работу по специальности, приобретенной в высших и других учебных заведениях.
   Только в ноябре все возвращались в города проживания, к своим семьям. За первые два года моей службы в Шепетовке были случаи выездов на учения даже зимой. В один из таких случаев, мне пришлось возвращаться из района учений в Шепетовку, чтобы пополнить запас бензина для автомашин и, питающих, движков радиостанций. Я возвращался к месту расположения зимнего лагеря бортовой машиной, с грузом бензина в бочковой таре. Так случилось, что начался сильный снегопад, дорогу занесло, а мороз крепчал. Мы находились примерно в тридцати километрах от Ровно, когда натолкнулись на стоящую на пути уже большую колонну автомашин, которые не могли двигаться дальше, из-за больших снежных заносов. Дело обострялось, надвигалась морозная ночь. Собрались офицеры и стали решать, что кому-то нужно возвращаться в город Ровно, за помощью. Выбор пал на меня. Развернуть свою машину ЗИЛ-150, нам не удалось. Мне пришлось пешком возвращаться в город Ровно и доложить командованию о необходимости высылки специальной техники и расчистки дороги, для прохождения транспорта к месту нахождения своих воинских частей. Я договорился со своим водителем, что в его кабине будет гореть светлячок из крупнокалиберной гильзы.
   Несколько километров, добираясь до дороге на Ровно, двигался по глубокому снежному покрытию. Вышел на дорогу, извлек пистолет из кобуры, загнал патрон в патронник и сунул пистолет в карман шинели. В области было не спокойно, а особенно в дороге, нельзя было оставаться без защиты. Наконец, меня нагоняет автомашина Газ-57, в машине двое мужчин среднего возраста, которые согласились меня, офицера, подвести до комендатуры города Ровно. У меня в кармане шинели так и оставался пистолет. Я просидел всю дорогу на заднем сидении, не вынимая руку из кармана, с заряженным оружием. Все обошлось, меня доставили в комендатуру города, рука сомлела находясь в кармане, как бы я стрелял, не представляю. Вышел из машины и поблагодарил мужчин за дорогу, сдал пистолет дежурному офицеру, на время короткого отдыха, который представили мне, после моего доклада офицеру штаба армии. Мне приказали находиться в комнате дежурного и ждать технику, которую высылают, чтобы выручить застрявшую в снегу колонну. Вернулся к замерзающей колонне машин в кабине снегоочистителя и только к утру можно было начать движение, в расположение своей части. Мой водитель всю ночь просидел в кабине машины, охраняя бочки с бензином и периодически прогревая двигатель.
   По возвращению я доложил командиру части о случившемся в дороге и попросил поощрить, прикомандированного к части, водителя транспортной машины краткосрочным отпуском на родину, за проявленное мужество и стойкость, при выполнении важного рейса. И отправился мой паренёк в свою часть с документом об отпуске, достойно исполнив свою командировку в наш батальон.
   В полевом лагере, я находил себе занятие в переоборудовании полевой Ленинской комнаты, в организации батальонной футбольной команды, которую выводил на встречи с другими командами частей, дислоцирующихся в Тучинском лагере. А в лагерный период 1955 года готовил команду подразделения, для участия в армейских соревнований радистов. В 60-ю годовщину изобретения радио А. С. Поповым, обошёл подразделения радистов двух армейских корпусов, побеседовал с командирами подразделений и лучшими связистами и, через радиоузел Тучинского лагеря, провел радиопередачу об изобретателе радио и о лучших специалистах, радистах нашего воинского объединения. На армейских соревнованиях радистов наша команда завоевала второе место. По всем основным показателям мы выходили на первое места, но нас зарезали на работе в движущемся транспорте, посадили в машину, которую старший машины направил специально по колдобинам и некоторые сигнальные сообщения не были усвоены моими радистами. Вот так я постепенно приобретал авторитет офицера радиста, хотя официально был ротным политработником. Здесь не как на Дальнем Востоке. Там основным видом связи было радио. Здесь командиры частей общались в основном телефонной связью и лишь иногда использовался телеграф. На всех учениях переходили на радиосвязь, но только в микрофонном режиме, с применением радиостанций РСБ и РАФ.
   Был такой случай. Командир корпуса подъехал к командному пункту и к нему вышел обеспокоенный начальник штаба Генерал Воентрауб. Оказалось, что радиостанция РСБ, для связи с дивизиями, задержалась в пути. Генерал увидел меня и налетел с возмущением: - Где ваши станции, мне немедленно необходима связь. Я выслушал генерала, а еще ранее заметил радиостанцию РСБ артиллеристов и доложил:- Сейчас будет. Быстро удалился к радиостанции артиллерии. Там знали меня, как помощника по разработке радиоданных. Я попросил настроить станцию на волну необходимой дивизии и сообщить, что на связь выйдет высокое должностное лицо, после этого открыл настежь дверь, на которой была обозначена эмблема артиллерии и доложил: - связь с дивизией имеется. Генерал вошел в кузов, переговорил с командиром дивизии и довольный, пошёл докладывать командиру корпуса. Оглянулся, увидел эмблему принадлежности станции и показал мне кулак. Вот так, небольшими эпизодами, повышался мой авторитет офицера - связиста и стали поговаривать, в отделе связи, о подготовке меня, на должность помощника начальника связи по радио.
   Прослышав это, я решил подать рапорт, о направлении меня в Киевское военное училище связи, для сдачи экстерном программы училища связи.
   В этот период моей службы мне впервые пришлось услышать о "дедовщине", как таковой её еще в казарме не наблюдалось, но вот "ложечники" уже входили в казарменную моду. Так называла казарма, своеобразную присягу молодых солдат или прибывших, из других подразделений, военнослужащих срочной службы. При моей срочной службе на Сахалине, таких вольностей не допускалось. Мы сержанты были полными хозяевами казармы. Ложничество заключалось в том, что по филейной части тела, прибывшему на пополнение, его же ложкой, отбивали, эту солдатскую присягу. Вероятно это явление возникло в казармах, в связи с прибывающими на пополнение людей, ранее отбывших наказания в местах заключения, за различные провинности. Вот с такой невообразимой сущностью мне впервые пришлось встретиться в части и начать вести борьбу.
   И начал я её с проведением воспитательной работы с сержантами. В подразделениях где готовили сержантов, основное внимание обращалось на техническую подготовку их как специалистов связи, но не как младшего командира "унтера", без которого не обходилась ни одна армия в мире. Пришлось усилить контроль, за поведением личного состава в ночное время и, немногочисленным, офицерам роты, а их то и было всего трое. Проходил призыв и начальная военная подготовка. Время ложечников замирало. А в новый призыв, уже те, с которыми ранее производился этот процесс, сами становились инициаторами такого применения воспитательной работы с солдатами нового пополнения. Я прослужил в этой части более 2 лет. И почти каждую неделю, пока исполнял должность заместителя командира роты по политчасти, по ночам, в разное время приходил в казарму, для контроля за поведением военнослужащих во время их ночного отдыха.
   Какова же природа "ложечников", этого первого примера будущей "дедовщины". В моем понятии, это отсутствие в казарме подготовленных и волевых сержантов и скрытое выращивание отдельными командирами подразделений "вожаков", из числа волевых, с хорошими физическими возможностями солдат, которые и должны были обеспечивать порядок в казарме. Любая армия способна выполнять возложенные на неё задачи, если она имеет хорошо подготовленных сержантов. Должна иметь хорошо подготовленных сержантов. Хоть сейчас это признали высокие инстанции нашей армии.
   Осенью 1956 года меня избрали на должность секретаря партийного бюро батальона и теперь, мне пришлось еще больше заниматься бытом и досугом солдат и сержантов батальона, в том числе самодеятельностью и кинообслуживанием. Удалось разыскать и пригласить в часть людей, знавших Павку Корчагина. В части уже была приличная футбольная команда, которая выступала и в городе, и в районе.
   И кто нас с Марией Фёдоровной надоумил поехать в отпуск, в конце зимы 1956 года далеко на север, в Нюксенский район, Вологодской области. Нам очень хотелось встретиться с семьёй её старшей сестры Анны. Ранее эта семья жила на Сахалине, а теперь в семье было уже четверо детей и женщина ждала пятого ребенка. Мало сказать что дорога была трудная, она была ужасной. Добирались до лесопункта, сплавляющего лес по реке Сухона. До ближайшей к месту железнодорожной станции ехали в поезде, затем больше 100 километров на почтовых машинах и еще целый день шли за лошадкой, которая на санях везла нашу дочку и какой-то продуктовый товар. Такой жизни людей, которые здесь работали, я не наблюдал даже на Северном Сахалине, там они имели свое натуральное хозяйство, а здесь люди жили тем, что успеют подвести по реке. Летом можно добраться только на тракторной волокуше или катером из Вологды. В поселковом магазине только крупы, ни мясных продуктов, ни консервов, правда в столовой, чем-то питают рабочих, а основное бедствие для рабочих мужчин, отсутствие в продаже спиртных напитков и, когда спиртное кончалось, решался вопрос о направлении тракторной волокуши за спиртными напитками. Это мероприятие, как подготовка к лесосплаву. Кстати сказать, здесь спиртное пьют с горячим чаем. Я приехал в военной форме, зимнего гражданского ещё не приобрел. Для встречи гостей, мой свояк сумел обмануть продавщицу, высказав ей сообщение - разрешилась. Продавщица подумала, что родился ребёнок и выдала ему две бутылки водки. Но когда женщина поинтересовалась:- кто же родился? Он ответил:- ярочка. Хозяйство пополнило новорожденное животное. А водку уже не отобрать.
   Я, от скуки, побывал в общественных местах лесопункта и предложил администрации оборудовать клубное помещение наглядной агитацией, фотографиями передовиков производства, с использованием материалов на местную тему. Мне выделили необходимые материалы, произвели космический ремонт в помещении, отремонтировали развалившуюся мебель. Я попросил подготовить отзывы о лучших производственниках лесопункта. Так на время своего отпуска я нашёл себе занятие. Мне в порядке поощрения в стакан чая вливали грамм 50 водки. Других поощрений я не принимал. Каким- то образом весть о моей работе достигла военного комиссара Нюксенского района и он благодарил меня за помощь, которую я оказал лесопункту. Возвращался из отпуска пришлось одному, началась распутица. До Нюксенцы за лошадкой пешочком. До железной дороги летел малым самолётом, а затем поездом до Москвы.
   Эта поездка на север и возвращение через Москву, позволили мне познакомиться с известнейшим театром на Таганке. Даже песня, в те годы привлекала людей познакомиться с этим, тогда захолустным районом города. А уж посещение театра запомнилось мне надолго.
   По возвращению к месту службы меня поздравили с очередным воинским званием - капитан и послали в командировку в Челябинск, за молодым пополнением. Весна 1956 года принесла ликвидацию корпусных объединений. Не стало корпуса, не стало и корпусного батальона связи, нас передали в другое ведомство. Из офицерского состава остались всего 5 человек. Подполковник Самойленко, его помощник майор Сазанчук, майор Кузнецов, старший лейтенант Глагольев и капитан Мазуров. Меня уже назначили на должность, в будущем полку, начальника клуба, но сохранили в армии. О средствах радиосвязи, в этой части, пришлось забыть.

Произведен в капитаны. 1956 г.

Капитан Мазуров Л.В. []

   Будучи в командировке за пополнением, получил право отбора молодых людей в войска специальной связи, при отборе обращал внимание на физические данные призывников, их участие в спортивных мероприятиях и особенно любителей футбола, надо укреплять свою команду. Выявлял людей с музыкальными способностями, мне же надо будет заниматься клубной работой. Так получилось, что в Москве на вокзале команде пришлось находиться два дня, за это время я дважды по очереди проводил экскурсии в Московский кремль, покатал ребят в метро. Дело в том, что за дорогу, многие ребята продали свою приличную одежду, сухого пайка здоровым людям не хватало и и поэтому мне пришлось собирать одежду со всей команды, чтобы моим ребятам прилично выглядеть в столице. Ребята были очень довольны, что повидали кремль и метро.
   По возвращению в Шепетовку, вскоре встретил свою семью, они шли до Вологды по реке. А из Вологды, через Москву, на Украину. Трудности в пути составляло то, что Мария была беременной уже 5 месяцев. Но все обошлось. Как только возвратилась семья, пришёл вызов в Киев, для подготовки к сдаче экзамена, по программе училища. По прибытии в училище мы узнали, что радиоспециалистов там не готовят. Оставили только тех, кто будет приобретать военную специальность командиров телефонных и телеграфных взводов. Я подумал, а какая мне разница и не ошибся, смог усвоить программу по изучению техники уплотнения телефонных и телеграфных каналов. В Южно-Сахалинске, на офицерских занятиях нас знакомили с новинками техники связи. За три месяца мы должны были изучить и уметь использовать, довольно новые, по тому времени, средства связи по по телеграфии и телефонии, кроме того, много пришлось заниматься и по военной топографии, тактической и оперативной подготовке сухопутных войск, с тем, чтобы научиться использовать различные силы и средства связи, для организации управления соединениями и объединениями Советской Армии. В то время обращали внимание и на физическую подготовку, и на строевую подтянутость офицерского состава. Не все, прибывшие для сдачи экзаменов экстерном, по программе военного училища связи, оказались способными усвоить эту программу и отчислялись, как неуспевающие. Я подготовился, успешно выдержал государственный экзамен и получил соответствующий диплом, о среднем военном образовании.
   Вот только мне было уже 30 лет. Преподаватели меня спрашивали, зачем тебе начальнику клуба, себе мозги пудрить. Я отвечал, что не всю же службу я буду командовать клубом, я радиоспециалист, а теперь, получив диплом об окончании военного училища, буду на виду отцов - командиров и все может быть. Конечно, условия жизни и быта в Киеве были неважными, питались в городских столовых два раза в день, много времени уходило на самоподготовку. Да и не всегда хватало денег, чтобы хорошо питаться, у меня еще в Шепетовке семья живет на мое денежное довольствие, а жить на две семьи три месяца трудновато. В Шепетовке жене военнослужащего устроиться на работу невозможно. 25 сентября я получил диплом об окончании полного курса программы Киевского военного училища связи и возвратился к семье в Шепетовку.
   В это время закончилось формирование новой части, основные подразделения и управление части переехали в поселок Мирополь, Дзержинского района, Житомирской области, там пустовал военный городок. Это примерно в 50 километров от Шепетовки, только в другой области. Моя семья готовилась к переезду на новую квартиру. Пошёл последний месяц беременности моей супруги, а условия медицинского обеспечения в Шепетовке были лучше, чем на новом месте, и поэтому, она осталась в старой квартире до родов.
   По приезде в Шепетовку, я с первых дней стал себя чувствовать очень слабо. Практически я не смог пойти в сарай поколоть дров, хотя бы на первое время, а в начале октября стало сильно холодать.
   Жена заметила, что яблоки глаз у меня начали желтеть. Меня увидел батальонный фельдшер и определил серьезное заболевание, именуемое желтухой, так тогда называли гипатит. В части мне выдали направление в армейский госпиталь, в город Ровно и я отправился на лечение. Дорогой еще держался, а как сдал направление сразу выключился и меня поместили в отделение госпиталя, где лечат такое заболевание, но я не помню как это происходило.
   В это время происходили Венгерские события 1956 года. Войсковые соединения и части их поддержки ушли за границу. Корпусного начальства уже не существовало. В городе оставались еще остатки, расформированных, подразделений управления и одно небольшое подразделение, нашей новой части. Из знакомых людей у моей супруги осталась только соседка по коммунальной квартире. Как офицеров нашего батальона, так и офицеров корпусного хозяйства сильно ударило упразднение корпуса и сокращение вооружённых сил, я уж не говорю, как это отразилось на их семьях. В Шепетовке можно было иметь жилую площадь, а место работы найти невозможно. Из промышленных предприятий только сахарный завод, да хозяйства железнодорожного узла. Вся социальная структура города была расчитана на содержание войск, на старой госудаственной границе, еще с Будёновских времен.
   Для нашей семьи 1956 год, стал годом больших испытаний. Во первых я остался на службе, хотя и получил должность, которую не хотел. Отважились съездить в отпуск на север и порознь возвращались из отпуска. Съездил в Челябинск за пополнением. Получил среднее военное образование. Заработал серьезное заболевание, которое потом лечил много лет, даже несколько раз ездил на курорт в Трусковец и в Кисловодск. Оставил свою жену и ребенка в Шепетовке, а она 28 октября родила мне сына и я не мог ей помочь дома. Все заботы о подготовке квартиры к зиме и помощи жене, после рождения сына, взяла на себя совершенно незнакомая мне женщина, просто из благих побуждений. Ну и конечно усложняли жизнь людей, военные действия в Венгрии. Сам я смог вернуться из госпиталя только к новогодним праздникам. Вот какая отважная у меня жена Мария Фёдоровна - все вынесла и сохранила семью, детей и конечно меня. Ладно что соседи и просто хорошие люди поддержали её, отправили в Шепетовский роддом, где её периодически посещали и приводили к ней старшую дочь, посмотреть на братца. Роддом был одноэтажный и в окно можно было показывать новорожденного. Дорога к роддому из центра города была не близкой, городской транспорт туда не ходил и соседка, с пятилетним ребенком, до роддома добиралась по снежным заносам. На Украине время ноябрь - декабрь были прохладными и жене сразу после родов нужно было утеплять квартиру, заклеевать щели в оконных проемах. Жена, производя эти работы, сильно застудила груди и не могла кормить сына, началась молочница, с очень высокой температурой и сильными болями, надо было сдаивать грудное молоко, а ребёнка кормить приготовленным из коровьего молока детским питанием. Только большое мужество и жизнелюбие моей жены, позволили сохранить детей и выжить самой. Так что увидел я своего сына только на перед новым годом. Вот таковой была наша жизнь в этот сложный для семьи 1956 год. Год моего 30 летия.
   Во время моей двухмесячной болезни, я находился за сотню километров от семьи. Навещать меня было некому. Воинская часть, в основном, в Мирополе и только единственный раз, наш полковой врач, приехавший в командировку по делам в Ровно, привез мне часть денежного довольствия, оставив основные деньги моей семье в Шепетовке. Лечение моей болезни в те годы было еще не совершенным, в основном водные удары, приходилось выпивать, в течение дня, по две - три двухлитровые банки, с подкрашенной клюквой водой. Отравление мое было очень большим, желтуха распространилась по всему телу. Врачи говорили, что я успел подъехать в госпиталь вовремя, когда еще имелась возможность поднять меня на ноги. Вернулся я на службу и в семью сильно исхудавшим.

Первая встреча с сыном. Шепитовка, декабрь 1956 г.

Первая встреча с сыном. Шепитовка, декабрь 1956 г. []

   Сразу пришлось включаться и в службу, и в домашние дела, мы получили квартиру в военном городке Мирополя и нужно было строить быт своей семьи. Да и в моей новой службе все пришлось начинать сначала. Я раньше, в срочную службу, интересовался работой библиотеки и клуба в Южно-Сахалинске, да и в Кронштадте участвовал в художественной самодеятельности.
   На месте, из правой половины нижнего этажа казармы, мне необходимо было оборудовать зрительный зал, предусмотреть основной и запасной выходы, выгородить, из части коридора, кинобудку и установить два поста кинопроекторов, обеспечить пожарную безопасность демонстрации фильмов, так-как кинопленка выпускалась еще на горючей основе. Емкость зрительного зала позволяла обеспечивать кинообслуживание только в три смены кинозрителей из них, два сеанса для военнослужащих срочной службы и один сеанс для офицеров и членов их семей, здесь же присутствовали и военнослужащие срочники, сменившиеся с караулов и внутреннего наряда. Пришлось с нуля формировать библиотечный фонд и покупать литературу, и получать её по подписке, и выезжать в другие части, но там выбора не было, что предлагали, брать не хотелось. Особая статья музыкальные инструменты. Можно было приобрести только баян. Баяниста я привез, с пополнением из Челябинска. Художником - фотографом стал библиотекарь. Киномеханик остался прежний, я только подобрал ему помощника, расторопного солдата на должность почтальона. Вот и весь мой штат.
   Началась работа. Это говорят, что в полку есть три дуба: начхим, начфин и начальник клуба. А вот только мне, как начальнику клуба, ежедневно общаться приходится, с почти тысячным коллективом военнослужащих срочной службы, с офицерами и членами их семей и особенно с детьми, нашего небольшого гарнизона. Библиотекой части пользовались семьи военнослужащих и даже дети школьного возраста, спрос был большой и поэтому приходилось клянчить у командира деньги, чтобы привезти из Житомира, или Львова хорошую литературу, интересную для чтения. Кстати сказать, при части находилась и начальная школа, а следовательно требовалась детская литература. Детей после 4 класса возили в другую, среднюю школу за двадцать километров и иногда, когда машина ломалась, особенно зимой, выходили всей частью ее встречать.
   Сложными оказались вопросы с кинообслуживанием, фильмы мы получали с кинобазы Житомира и не всегда выполнялась наша заявка. Фильмы приходили в поселок Полонное и требовался транспорт, чтобы их получить и возвратить, в установленный срок. Приходилось часто заимствовать интересные кинофильмы, поступающие в клуб бумажной фабрики, разместившейся на другом берегу речки Случь.
   Река была не глубокой, но очень чистой, до запруды бумажного производства. В те годы не особенно увлекались очистными мероприятиями и влияли на природу варварски, старались взять от природы все что можно, такова была установка.
   Наш военный городок до войны занимало артиллерийское соединение, да и вообще, вся старая граница была заселена военными гарнизонами. Военное ведомство обладало большими земельными площадями, здесь и казармы, и дома офицерского состава, и плодовый сад, и площадки для выгула лошадей, оставались земли и под огороды. У каждой семьи был земельный надел под огород. Многое сохранилось от старого хозяина этих земель и барский дом, и его дворовое хозяйство, и пруд для раскормки водоплавающей птицы, и даже хлебопекарня. Отсутствовала на территории только баня и прачечная, их прибрал к рукам поселок.
   Четырехэтажные дома офицерского состава были несколько удалены от казарм, в них не было водопровода, разведенного по квартирам и отхожих мест, хотя помещение, для этих удобств, было предусмотрено, просто не успели, до войны, выполнить эти работы. Все эти удобства располагались во дворе, на свежем воздухе. Воду брали из колонок. И казарменные помещения и жилые дома отапливались центральным отоплением, а в казармах имели место и туалеты. Помню, что в каждой казарме, были предусмотрены сушильные шкафы.
   По существу часть располагалась посреди трех колхозов, основным производством которых были, сахарная свекла, помидоры, бобовые культуры, картофель и капуста, которая выращивалась возле берега реки.
   Удивительно красивым был берег реки Случь, с нашей стороны высокий и заросший различными ягодными кустами, спуски к берегу были не очень крутыми, удобными. Семьи военнослужащих в летний, теплый, солнечный день большую часть дня проводили на берегу купались и загорали. Иной раз подруги офицеров так увлекались прелестью речного берега, что мужчинам приходилось самим разогревать пищу для обеда.
   В работе с семьями я начал с организации художественной самодеятельности, с вечеров отдыха офицеров и членов их семей, и проведением танцевальных вечеров, ведь все они были молодыми. Правда, для сопровождения танцевальных вечеров, была музыка патефонных пластинок, только усиленная по громкости.
   Мне нужен был духовой оркестр, но он не предусмотрен. Я узнал, что до войны в клубе поселка был духовой оркестр, но перед войной он распался, а инструменты были разобраны музыкантами и попрятаны по чердачным помещениям, до лучших времен. Все мечтали вернуться с войны живыми. А теперь они оказались списанными с учета предприятия, владельца музыкальных инструментов. Начал розыск этих инструментов и конечно первыми оказались басовые трубы, как самые заметные, их могли сдать только в утиль, но такового приемного пункта в поселке не оказалось. Следующим нашёлся, продырявленный с одной стороны, большой барабан. С трудом выпросили баритон уже не у владельца, а как память о нем в семье. Тенор оказался у нынешнего заведующего клубом бумажной фабрики, мы пообещали, что когда состоится штатный оркестр, устроить его на службу, старшиной оркестра. Альты, прослышав, что в части собирается оркестр, селяне принесли нам сами. Труднее было с трубами и малым барабаном, эти инструменты пришлось купить на средства от продажи билетов на киносеаны, для офицеров и членов их семей. Среди солдат нашлись энтузиасты, которые начали проводить первые занятия оркестра. Первые пробы исполнений оркестром были: гимн украины, Встречный марш и какой-то вальс. Потихоньку освоили и маршевую музыку, и стали проводить строевые занятия под оркестр. Приглашали самодеятельный оркестр на торжественные мероприятия наши сельские соседи. С прибытием в часть музыкального специалиста лейтенанта Колесникова, окончившего военно - музыкальное училище у нас дело пошло на лад, нам утвердили набольшой оркестровый штат.
   Постепенно, самодеятельный коллектив части стал превращаться в ансамбль песни и пляски. С прибытием офицеров, прошедших суворовские училища, в самодеятельность включились умелые плясуны. Наша самодеятельность стала греметь в районе.
   На основе ребят, привезённых мною с пополнением из Челябинска и Иваново, сколотилась хорошая футбольная команда, пришлось улучшать площадку футбольного поля, ставить приличные ворота, вместо обычной сетки в воротах поставили маскировочные сети. Произвели разметку, при этом учли и зоны, для игры в ручной мяч, полными командами подразделений, солдат нужно было чем-то занимать в воскресные дни и летом, в вечернее время. Сказать, что часть имела хорошего руководителя физической культуры нельзя, это был молодой человек, развязный и непредсказуемый. Но таких молодых лейтенантов в части было множество, в том числе и из бывших суворовцев, пришедших руководить солдатами, близкими им по возрасту. А вообще, это был интересный народ и как-то они примыкали ко мне, из-за моих интересов к музыке и к спорту. Старших командиров они называли "отцы". Существовала побасенка:- самый лучший из отцов - подполковник Кузнецов, самый хитрый из армян - подполковник Теванян! Мой сослуживец по Сахалину, инженер корпусного батальона связи Федор Фёдорович Кузнецов, в новом формировании получил должность командира батальона.
   И чем только не приходилось мне заниматься и приемами делегаций из колхозов, приезжали знакомиться, и выезжать с самодеятельностью, и с командой футболистов на товарищеские встречи. Все это происходило пока формировался политотдел части, штатные должности в нем заполнили приезжие. Нужно сказать, что доверие ко мне со стороны командира полковника Белова и начальника политотдела подполковника Рязанова было полное, мне доверяли большую и многообразную работу с семьями военнослужащих и даже с детьми.

Возложение венков к памятнику советским войнам. Мирополь, 1957 г.

Возложение венков к памятнику советским войнам. Мирополь, 1957 г. []

   В летнее время мне прошлось устраивать с ребятами военизированные игры "ищем пакет", "разведка боем". С ребятами мы изучали боевое оружие: автомат ППШ и винтовку Мосина представленную в виде карабина, знакомились с устройством противогаза. В то время новых образцов оружия еще не было. Проводили мы с ребятами и турпоходы по, ближайшим к части, населенным пунктам, чтобы ребята, по какой-то причине уходившие с посёлка Мирополь, не могли заблудиться на незнакомой местности.
   В Мирополе я дважды принимал в гости своего старшего брата с супругой, раза три у меня гостила моя мать с внуком Олегом, им очень нравился этот тихий уголок Украины.
   Отношение ко мне моих сослуживцев и начальников было хорошим, мне дважды предлагали подготовиться и поехать в академию связи на трехлетнюю подготовку, но я все отказывался, понимая, что хороший инженер за три года из меня не получится, да и с должности начальника клуба, представить в дальнейшем себя военным инженером, или даже строевым командиром, вызывало усмешку. Так уже было первое время, когда я сдавал экстерном экзамены в Киевском военном училище связи. Я видел, что перспектива для того, чтобы меня перевели на командную должность ничтожна. Мои начальники видели, что я успешно решаю вопросы досуга всех категорий военнослужащих и членов их семей и, с большим трудом, меня перевели вновь на партийную работу, предложив должность, мною ранее занимаемую в расформированном батальоне Министерства обороны. Я вновь стал секретарем партийного бюро - пропагандистом и проработав в этой должности полтора года, летом 1959 года отправился на сдачу экзаменов в военно-политическую академию. Все основные экзамены по математике, физике, всех видов оружия и технике, историю КПСС я сдал на хорошо и отлично, а вот сочинение по литературе написал с ошибками по пунктуации. Это был последний экзамен, мне объявили результат и я отправился сдавать казенный матрац и постельное белье. На следующий день меня, в связи с высокими специальными оценками разыскивали, чтобы оставить, как это бывает, на учебу, но я был уже в пути. Мне даже в голову не пришло дождаться официальных результатов экзаменов, получил "пару" выматывайся.
   По прибытии в часть, поздней осенью, меня перевели к новому месту службы в город Сольнок ВНР, на должность секретаря парткома отдельной части, а оттуда, на следующий год, на учёбу уже не отпустили. Это случилось в декабре 1959 года, а в январе я вернулся в Мирополь с тем, чтобы привезти свою семью к новому месту службы, В Мирополе старался не задерживаться, нужно было время для устройства и в другой стране, и в новой должности, и в новом войсковом коллективе.

Моя семья перед отъездом в Венгрию. Декабрь 1959 г.

Моя семья перед отъездом в Венгрию. Декабрь 1959 г. []

   В бытовом отношении моей семье было сложно оказаться в городе с другим, незнакомым мне языком, что нельзя сказать о моей супруге, её родной язык, из наречий Мордовии, оказался не совсем ею забытым и похожим на венгерский. Её родители в семье часто общались на родном языке, она как-то быстро освоилась с общением в венгерских магазинах и её там приветливо принимали. Нам была предоставлена квартира с отоплением, водой и газовой плитой, но в ту зиму ни отопления, ни воды, ни газа в домах не было, зима была очень холодная и трубы под землей замерзли.

Над Дунаем и мостами Будапешта.

Над Дунаем и мостами Будапешта. []

   Восьмилетней дочери приходилось сложнее, второе полугодие в новой школе и с новым учителем, в части была начальная школа. Появились неважные оценки в учёбе и мы долгое время не догадывались по какой причине, оказалось, просто неприязнь учителя к нашей дочери. Летом, в части, начальную школу закрыли, мало детей. С переходом дочери в 4 класс другой школы, в летном городке, все встало на место, сразу повысилась успеваемость. В Сольноке мы пробыли два года. В первый год я был избран секретарем парткома, а во второй год произошла реорганизация войск и мне пришлось согласиться на должность заместителя командира по политчасти новой прибывшей роты, хотя и был произведен в старшие офицеры, весной 1960 года мне было присвоено венское звание майор и я оказался, по званию, выше командира. Когда окончательно определилась структура войск, я получил назначение на должность заместителя командира отдельного узла связи, с переводом в один из районов Будапешта.

Новое производство - майор. г. Сольнок. Август 1960 г.

Майор Мазуров Л.В. []

   Я немного поторопился расстаться с Сольноком, но он остался для меня запоминаемым. Иногда в свободное от службы время всем офицерским составом выезжали на реку Тиссу, где проводили время отдыха, купались, загорали, рыбачили, бродили по мягкому песочному берегу. Но были дни, когда детей на учёбу в школу, на другой берег реки приходилось переправлять на плавающим бронетранспортере, он в эти дни, оказывался единственным средством переправы через разлившуюся, быструю реку. Даже городское начальство иногда пользовалось этим средством преодоления водной преграды.
   Инициативой офицеров части был восстановлен плавательный бассейн, добились отпуска средств его заполнения водой и его содержания в исправности. Было строго установлено время, пользования бассейном членами семей военнослужащих, устанавливался пост спасателей и медицинский пост. В этом бассейне учился плавать и мой сын Володя. Ему было 5 лет, он плавал в камере от автомобиля и как-то случайно выдернул пробку, камера выпустила воздух. Сын стал шлепать ручонками, чтобы не набрать воды в рот. В бассейне плавала и моя дочь Людмила, к этому времени она научилась хорошо держаться на воде, первые уроки плаванья я провёл с ней еще в Мирополе, на реке Случь. Сестра подплыла к растерявшемуся брату, который уже пускал пузыри и выплыла с ним к стенке бассейна, где Володю подхватили взрослые.
   Был в Сольноке и гарнизонный "Венгерский дом отдыха" для военнослужащих. Там и нам разрешали проводить время. Ресторан этого заведения славился супом "халасли", это острый, наперчённый, рыбный суп, там же подавали коньяк и пиво. Взрослые мирно беседовали в банкетных залах, а с детьми занимались специальные работники, забавляя детей играми и мультфильмами.
   Нас первое время удивляла некоторая непринужденность в ношении летних нарядов, особенно молодыми женщинами. Им достаточно было иметь легкие плавки и совсем свободный лифчик, чтобы спокойно разгуливать по улицам города. Это очень удивляло нас мужчин, которые такой легкости нравов никогда не наблюдали у своих женщин.
   В один из выходов в городской парк отдыха мы подошли к месту аттракционов. На большой высоте вращались люльки с восседавшими в них молодыми людьми, которые так и хотели зацепиться за люльки, впереди вращающихся, девушек. Вдруг один из таких погонщиков вылетел с люльки и свалился на землю, едва не зацепив моего сына, вырвав из его рта, только что купленную, длинную дудочку. Результат падения человека был плачевным, он скончался. Мой Володя конечно испугался и мы его долго успокаивали, после этого он долго молчал, а когда заговорил, начал заикаться.
   В Будапеште, я с майором Неделеным и капитаном Реутовым прибыли в Будафок - 14 район города. Нам определили участок, ранее занимаемый сельскохозяйственной школой. На участке было несколько строений которые было необходимо приспособить под казарму, жилых помещений для семей военнослужащих и других необходимых мест, для помещения военной организации. На площадке был фруктовый сад с абрикосами и газоны, с различными цветниками и даже розами. Все это, по возможности, нужно было сохранить. Но нам, ещё нужно было размещать, поступающую в часть, технику и позаботиться о хорошей возможности её выезда, при необходимости. Нам пришлось выравнивать площадку, чтобы разместить прибывающие машины.
   Тяжеловато было и с квартирным обеспечением, прибывающих семей и холостых военнослужащих. Семьям доставались только комнаты. Старшим офицерам отвели, отдельно расположенное, одноэтажное здание и тоже по одной комнате на семью. Получилась классическая, советская коммуналка, с общей кухней и общими удобствами. Благо холодная вода была, а газ для кухни, в баллонах.
   Сложнее дело обстояло с личным составом. Военнослужащие срочной службы, в основном водители, поступающие из разных подразделений по разнарядке, это не лучшие специалисты, это обычно те военнослужащие, от которых старались избавиться. Мне пришлось вновь выехать в Мирополь и привести из него молодых солдат, которые и составят костяк подразделений. Еще хуже обстояло дело с младшими командирами их пришлось выдвигать из лучших и умелых солдат. У меня еще сохранились хорошие отношения с офицерами в Миропольской воинской части и удалось выбрать в молодом пополнении нужных мне специалистов: баяниста, фотографа и киномеханика. Присмотрелся я и к ефрейтору, которого мне выделили в помощь при работе с пополнением, удалось и его прихватить. Он и стал будущим старшиной военнослужащих срочной службы, ещё в звании ефрейтора.
   Начальником узла был назначен подполковник Железников Николай Павлович - это давний сотрудник войск, ранее работающий на центральном узле и никогда не имевшим дело, с подчиненными ему, военнослужащими срочной службы. Да и вообще и он, и большинство прибывших офицеров, их еще называли сотрудниками, вообще никогда не надевали военной формы. Другая часть офицеров, выпускники военных училищ и тоже впервые встретились с подчиненными солдатами.
   И конечно открылись большие трудности в воспитании личного состава. В экипажах получилось так, начальник экипажа беседует, уговаривает солдата, а его помощник, выпускник училища, требует строгого соблюдения дисциплины и выполнения полученных распоряжений. Явно офицер впервые встретился с подчиненными срочной службы, а педагогику в училищах еще видно не преподавали. Вот и получилось, что стали проявляться пререкания солдат с командирами, а это входило в разряд строгих нарушений дисциплины. И конечно вся критика, за эти случаи грубых нарушений, ложилась на меня. Я высказывал свое мнение, что получил пополнение из различных подразделений и не лучших солдат. Я не имею еще опытных офицеров воспитателей, да мне еще и за молодыми офицерами нужен присмотр. Скрывать эти нарушения не намерен, разбираюсь по каждому случаю и с получившим взыскание и с начальником, который наложил взыскание.
   Всем известно, что не каждый офицер - выпускник училища задерживается на службе, встретившись со взводом солдат и сержантов. Очень многие не выдерживают такого общения и уходят со службы в запас. В наших случаях получается, что у солдата нет непосредственного начальника - сержанта, но зато два прямых начальника - офицера. Трудности имеются и их необходимо решать.
   Мне нужно строить кинобудку, благоустраивать зрительный зал, создавать библиотеку, оборудовать спортивную площадку, налаживать отношения с соседней, венгерской воинской частью, устраивать прибывающих в семьях детей в Посольскую школу, обеспечивать доставку школьников к началу уроков, да и много других текущих вопросов. Конечно у каждого в службе случаются и неприятные моменты, тем более, если еще не сложился коллектив, так и получилось, что каждый офицер части, впервые выполнял свои новые служебные обязанности, исключая пожалуй врача - доктора Мошева, который быстро сориентировался, что у него нет в штате медицинской сестры и с любой перевязкой направлял, обращающего за помощью военнослужащего, в госпиталь группы войск, благо имеется в его распоряжении санитарная машина. В начале учебного года на этой машине мы транспортировали учащихся в посольскую школу, находящуюся в центре города. А за продуктами, на центральный узел, мы отправляли наших женщин на бортовой машине, вызывая удивление жителей города. Все эти неудобства продолжались до получения автобуса.
   Мне приходилось изыскивать все возможности, чтобы обеспечить досуг военнослужащих и членов их семей. Молодые офицеры создали приличную баскетбольную команду, не стыдно было организовывать встречи их команды с командами спортсменов нашего района Будапешта. Договорился с венгерской воинской частью об использовании их спортивного городка для проведения спортивных игр. Эти площадки, по выходным дням, были свободны, военнослужащие срочной службы у венгров, уезжали в эти дни по домам. В этой части удалось договориться о заливке громадного понтона водой из Дуная, теперь можно было проводить купание военнослужащих срочной службы и сдачу норм ВСК. Не везти же их, на старицу Дуная. Занимал личный состав по воскресным дням и знакомством с Будапештом, вывозил на остров Маргит, в центр Будапешта, по знаменитым мостам, на гору Геллерт, где был установлен памятник советским воинам. Вывозил солдат на встречу с воинами советской воинской части. Получилось так, что совершенно случайно, в одной из поездок за получением полевого автоклуба, встретил своего знакомого офицера, еще по курсам лейтенантов в Южно-Сахалинске, подполковника Марусина. Бывший наш курсовой офицер, а ныне командир узла связи министерства обороны, пригласил меня приехать к нему в часть, с различными спортивными командами и пообщаться с земляками. Пробыли мы там целый день, соревновались по различным видам спорта, просто общались, даже перекусили и довольными возвращались.

На горе Геллерд, у памятника советским войнам.

На горе Геллерд, у памятника советским войнам. []

   Прибывший на должность офицер, секретарь партбюро, занялся организацией политической учёбы, а я, по прежнему, занимался и клубной работой, и работой с комсомольской организацией, никак не удавалось найти людей на эти должности, из сверхсрочников. В подразделениях офицеры с молодыми семьями, нужно и с ними заниматься. В практику вошли офицерские вечера отдыха. Я выезжал на центральный узел, приглашал на вечер отдыха духовой оркестр. Руководитель оркестра был мне знаком еще по Мирополю, теперь уже старший лейтенант Колесников. Из военного госпиталя приглашал отдохнуть у нас в гостях молодых медицинских сестер, так что моим холостякам было с кем танцевать на вечере. А после вечера увозил гостей по их гарнизонам. Много занимался и пополнением библиотечного фонда, путем закупок советской литературы, её, не скупясь, доставляли в венгерские книжные магазины. Организовывал выборную компанию, по выборам в Верховный Совет Российской Федерации и за её организацию имею грамоту Командующего Южной группы войск.
   Что можно сказать о наших взаимоотношениях с местным населением, мы были расположены в районе, где не было наших и поэтому, и руководству части, да и всем военнослужащим и членам семей приходилось общаться с местными, будь то работники торговли или жители ближайших домов. Конечно, незнание языка сильно влияло, но никаких обострений с гражданами мы не имели. Жили каждый по себе, но при взаимном уважении.
   Случилось, мне с семьей, в свободное воскресенье, проехать две остановки на трамвае, до старицы Дуная. Была хорошая погода, мы загорали и купались, но быстро собрались тучи и сильный ливень заставил нас искать укрытие. Громыхал гром и мы всей семьей бежали до первых домов. Калитки во дворы были закрыты и мы не могли добраться и постучать в дверь дома. Но дверь открылась и нас пригласили войти. Мои дети были совсем промокшими и хозяева нашли возможность переодеть их в сухую одежду. Мы провели в этой семье время до окончания дождя, конечно очень мешал языковой барьер. За это время хозяева высушили детскую одежду и мы, поблагодарив их, пошли на остановку трамвая. Когда мы были в отпуске в Ленинграде, мы специально купили венгерской девочке игрушку "Буратино" и после отпуска, уже осенью я приехал к месту, где нас захватил дождь, разыскал семью, приютившую нас и подарил, с благодарностью, эту игрушку. Венгры с удовольствием приняли наш подарок.
   Но в дни вегерского восстания нам не рекомендовали выходить за пределы части.
   А вот отношения со своим начальником как-то не сложились и не только между нами, но и между семьями. На кухне наши хозяйки встречались ежедневно. И как-то жена начальника позволила себе по откровенничать. Она высказала, как только мы с мужем поссоримся, он встает одевается и, приходя на службу, сразу объявляет тревогу. На это заявление, не промолчала моя супруга Мария Федоровна: - хорошенькое дело, вы ругаетесь, а наши мужья должны вскакивать по тревоге, да и нам тоже покоя нет. Возня начинается, территория маленькая - все шумит, да и мы на "товсь", до отбоя. Супруга начальника видно передала этот разговор своему мужу. Началась моя обработка, что не имею высшего образования, у меня много недоработок, а каких, сказать было нечего. Мне кажется, что эта компания началась еще раньше.
   В эти годы в нашей стране развернулось новое движение - бригад коммунистического труда. До коммунизма мы еще не дошли, а только до зрелого социализма и тогда было решено, вновь ставить людей в строй и начать эту работу с низов. До меня доходили слухи, что в бригадах все решают вместе, вместе работают, вместе отдыхают и несут коллективную ответственность, за поведение членов бригады, даже в кино и в театры ходят вместе. Венгерские трудящиеся поинтересовались, как это движение распространилось в союзе и обратились к нам, других советских подразделений в районе не было. Я опросил своих солдат последнего пополнения, как это проходит в союзе. Толковых рассказов я не получил, говорили, что вот в нашей бригаде нам рассказывали об опыте, уже существующих бригадах коммунистического труда. Вот и попросили солдат рассказать, о чем им рассказывали. Я предупредил администрацию завода, что у меня нет примера, никто из моих военнослужащих не работал в таких бригадах, вот и рассказывали мои воины о том, что им рассказывали о таких бригадах. Я же не знал, что выступления моих военнослужащих будет записано на пленку и передано в программе телевидения.
   Видно кто-то, в политуправлении группы войск, смотрел венгерскую хронику и выразил неудовлетворение, неубедительностью рассказов моих подчиненных. Вскоре, меня посетил, вновь назначенный начальник политотдела полковник Молочко, он долго беседовал с моим начальником, а в беседе со мной интересовался только вопросами воинской дисциплины и удивлялся, в таком небольшом подразделении, где почти половина офицеров, имеются случаи грубого нарушения воинской дисциплины, военнослужащими срочной службы. Я ответил, что эти случаи проявляются в основном в пререканиях солдат с младшими офицерами и я не могу о них умалчивать, фиксирую эти нарушения и по ним провожу работу, и с молодыми офицерами, и с их подчиненными. Эти военнослужащие, люди, в основном, с недостаточным образованием, а наказывают их люди, выпускники военных училищ, не имеющие достаточного опыта в воспитательной работе, проявляя власть и не оказывая никакого действия на солдат. После посещения узла, начальник политотдела не дал мне никаких советов по вопросам воспитания личного состава, а в очередном номере, поступившего в часть журнала "Пограничник", а как я понял полковник, постоянный корреспондент этого журнала, прочитал разгромную статью, как не нужно работать. Я подумал, по совести, сказал бы мне, где я могу прочитать результат проведенной инспекции. Правда говорят "проверка на месте, а помощь в приказе". Что делать в политическую академию я не поступил, а использовал свой опыт сержанта и офицера связиста. Все свое время тратил, чтобы занять солдата: учёбой. трудом, физическими занятиями и спортом, приобщением к общей культуре. Ну, а что получилось, то получилось, некого винить!

Возложение венков к памятнику. Будапешт.

Возложение венков к памятнику. Будапешт. []

   Последнюю неприятность в свой адрес, я выслушал от главного политработника наших войск, он остался недоволен тем, что в клубном помещении не был натерт паркет. Мне было очень стыдно, за такой казус. Ну не знали солдаты, что паркет не моют "палубным способом", вот он и вздулся. Что уж тут натирать.
   Я анализировал, по какой причине оказался нежелательным, для продолжения службы в этой части. Мне казалось, что я отдаю вопросам службы все свое старание и умение. Получалось, что в этой части, я не был знаком с той техникой связи на которой работали и обслуживали, прибывшие в часть офицеры. И если ранее я чувствовал, что являюсь, по крайней мере, равным в эксплуатации техники, то теперь я оказался "не своим". Кроме того, моя работа доставляла беспокойство руководителям части, я использовал любую возможность, чтобы обеспечить досуг и быт военнослужащих срочной службы, спортивные мероприятия и организацию выездных экскурсий. Привлекал к этой работе и других офицеров. Я еще раз убедился, что политработник для того, чтобы добиться положительных результатов в работе, со всеми категориями военнослужащих подразделения, должен хорошо знать новую технику связи и я попросил командование ускорить отправку меня на курсовую подготовку, по новинкам проводной и радиорелейной связи.
   Что мне запомнилось в Венгрии. Я неплохо знал въезды и выезды из Будапешта. Во время работы секретарем партбюро в Сольноке, частенько приходилось бывать в столичном городе. За два года прошагал, под линией связи вместе с нарядами связистов, от советской границы до Будапешта, приходилось выезжать в города Ньиредьхаза, Дебррецен, Кечкемед, Цеглед и другие города Венгрии. Добирался до озера Балатон, в гарнизоны Хаймашкера и Секешфехервара. Ранее из Сольнока, добирался на автомобиле в группу войск, привозил на партийную комиссию молодых коммунистов. Да и в предместьях Будапешта приходилось бывать, в одном из подразделений, вот поэтому, по прибытии в Будафок, мне пришлось поездить с водителями транспортных машин и офицерами, которых назначали старшими машин, для знакомства с городом и выездами на мосты через Дунай. Так-же быстро ориентировалась с новым местом жительства моя супруга. Она вспоминала свой язык Мери (одно из народностей Мордовии), помогала мне налаживать связи с местными органами, а также с руководством соседней венгерской воинской части. Наше подразделение вскоре стало известно районному начальству и через них я получал живую ёлку на новый год. В дни Победы, у районного памятника советским воинам, наш молодой лейтенант производил развод почётного караула, состоящего из нашего солдата, венгерского военнослужащего и бойца народной милиции, ко времени развода и смены караулов, у памятника собиралась огромная толпа венгерских граждан, им нравилась эта форма памяти советским воинам, погибшим в боях за Венгерское государство.
   К этому времени, мой командир стал выражать свое недовольство моей работой, в качестве замполита и поручил написать мне аттестацию начальнику штаба, хотя я этому офицеру не был подчинен по службе и он был в звании капитана. Шел четвертый год моей службы в Южной группе войск, я еще ранее, попросился на курсы изучения новой техники связи, в Ленинградскую военную академию связи. Я подумал, если я негожий политработник, останусь хоть хорошим связистом, может переведут на строевую работу. В феврале 1964 года я отбыл на учебу. Среди других политработников прибывших на учёбу я был заметен, как успешно постигающий учебную программу и, пожалуй, был в четверке офицеров, которые имели высокие оценки, правда трое из них были с высшим политическим образованием. На курсах я встретил знакомого, по Мирополю, полковника Рязанова и попросил его рекомендации, для перемещения меня по службе.
   По возвращению в Будафок, еще около месяца пробыл там, проводил занятия с офицерами по новой технике и наконец получил перевод к новому месту службы в Гатчину. Видно мои отличные оценки, по всем преподаваемым дисциплинам, повлияли на мое перемещение. На мою должность прибыл офицер с высшим политическим образованием. Как там без меня жили потом мои "солдатушки" я не знаю, спросить было не у кого.
   В июне месяце наша семья выехала вместе со мной к месту службы, в город Гатчина, Ленинградской области. Гатчина встретила нас хорошей погодой, мы не доезжая до Ленинграда, смогли выгрузить вещи и сойти с поезда на Варшавском вокзале Гатчины. Свободных квартир в части не было и нас направили в гарнизонную гостиницу, где часть снимала помещение, для командированных. Это недалеко от аэродрома. Нас поместили в большую комнату где, как нам рассказали, проживал Валерий Павлович Чкалов. Более месяца жили в помещении, где стояли шестнадцать коек. В санузел жену и дочь приходилось провожать и караулить у двери, она же не закрывалась. А когда командованию потребовалось принять большую группу москвичей, быстро побеспокоились о нашем благоустройстве. По договоренности, с убывающем в другое место службы офицером, мы стали временно проживать на его жилой площади.
   Вот я и вернулся на свою малую родину, в страну моего детства, к Балтийским берегам. Я думал уезжаю не на долго, а прошло 22 года.
  
   Первая наша покупка в Гатчине потрясла детей, мы купили примус и керосин для него.
  
   Тридцать лет в строю
  
   Вновь я на службе, в должности заместителя командира батальона по политчасти. Здесь, как обычно: роты, взводы и отделения или экипажи станций. Знакомлюсь с руководством и офицерами батальона. Интересуются моей прежней службой. Выражают удовлетворение в том, что я окончил экстерном Киевское военное училище связи, в прошлом был помощником начальника мощной радиостанции, а совсем недавно изучал новинки техники связи в Военно-инженерной Академии связи в Ленинграде.
   Я достаточно быстро влился в полковой офицерский коллектив. Стали налаживаться бытовые условия с квартирой, устройством детей в близлежащую школу.
   В 1965 году, с самого его начала, в стране началась развертываться работа по достойному празднованию 20 годовщины победы советского народа в Великой Отечественной войне и работа по военно-патриотическому воспитанию молодежи. По рекомендации командования части меня, как самого молодого политработника, определили шефом общеобразовательной средней школы, где учились большинство детей военнослужащих. Эта работа была мне в общем-то знакома, сам в школьные годы видел военных моряков, приходивших к нам для проведения занятий с ребятами, по материальной части стрелкового оружия и средств противохимической защите.
   Так уж случилось, что нашлись энтузиасты в этих мероприятиях и среди завучей школы, и руководителей школьной пионерии. Стали находить время для подготовки "юнармейцев" к военно-спортивной игре "Зарница", на местности, используя возможности Гатчинского лесопарка. Для подготовки к этому мероприятию, в вечернее время, приводил в школу подготовленных военнослужащих с учебным оружием, учебными патронами, для тренировок в снаряжении магазинов. Приносили телефонные аппараты, катушки полевого кабеля и даже списанные УКВ станции Р-106 и организовывали занятия по их изучению и применению. Уже в феврале месяце в городском лесопарке провели первую тактическую игру, именуя её: "Прорыв вражеской блокады, зимой 1943 года".
   На эту игру "юнармейцев" от школы вывели, по центральной улице города, под полковой оркестр. Ребята с гордостью вышагивали по городу, привлекая внимание прохожих. Оркестр сопровождал колону до ворот городского парка. За воротами парка отряды "юнармейцев" разделились: группа отрядов играющих за Волховский фронт, пошла а сторону дворца, а группа играющих за Ленинградский фронт пошла к берегу Белого озера. По сигналу красной ракеты, должны были начаться наступательные действия и соединиться в "Амфитеатре". Заранее в "Амфитеатр" были направлены тыловые команды фронтов, которые уже приготовили на разведённых кострах горячий чай и бутерброды (об этом уже позаботились родители и педагоги участников сражения). С каким аппетитом ели ребята, после разыгранного сражения.
   В следующем году мы спланировали и разыграли с ребятами имитацию сражения: Полное освобождение города Ленинграда от вражеской блокады. В последствии никогда не повторяли игры, ребята не любят повторяться. Ну какая-же война без шумовых эффектов, конечно мне выделяли команду поддержки из солдат и сержантов, которые после моей команды стреляли холостыми патронами. Взрывали пакеты и выстреливали сигнальные ракеты. Эти мероприятия как-то приближали ребятишек к действительности. С детьми нужно играть.
   После небольшого отдыха обычно начинали соревнования девочки звеньев сандружинниц по проведению различных перевязок, остановке кровотечений, наложению шин на переломы. Медицинская сестра школы оценивала их работу. Но вот беда, девочкам приходилось целой гурьбой окружать своего "раненного", валить его на плащпалатку и производить с ним положенные операции.
   Позднее Райком комсомола города Гатчины взял дело организации юнармейского движения в свои руки и конечно, потихоньку, смял инициативу школьных активистов в организации детских, радостных мероприятий. Заменив, множество участников, в этих играх, на соревнование подготовленных команд, иначе говоря поставили команды в строй и проводили соревнования: по строевой подготовке, исполнению строевых песен, по стрельбе из пневматического оружия, разборке и сборке автомата Калашникова, снаряжению магазина патронами, владению средствами пртивохимической защиты, санитарной подготовке, прокладке полевых телефонных линий связи. Теперь в играх участвовали только специально отобранные и натренированные люди. А тогда теряется инициатива и массовое участие в этих играх ребят. Эти игры становятся неинтересными для них.
   В 1972 году в школах были введены военные руководители, помощники директора школы по военно-патриотическому воспитанию. Мне пришлось на время уступить продолжение военно-патриотического воспитания этому штатному работнику, офицеру-отставнику.
  Мне - же на своей основной работе в подразделении, главной задачей казалась организация воспитательной работы с личным составом. Я избрал два направления в этой работе: во первых было необходимо поставить сержантов на свое место, чтобы они прежде всего были хозяевами в казарме и каждый солдат чувствовал в нем старшего. Много рассказывал сержантам о своем служебном опыте, почти семилетней службе в сержантском звании и соответствующих должностях. Во вторых: знакомясь с комсомольском активом я попытался выяснить их настрой, на работу с комсомольцами и насколько секретари комсомольских бюро пользуются уважением самих комсомольцев.
   В батальоне никак не могли подобрать секретаря комитета ВЛКСМ, хотя это была офицерская должность. Молодые офицеры уже продолжительное время не поступали на пополнение части, в подразделениях, явно не хватало офицеров, было много вакансий. Пришлось строить работу с комсомольцами непосредственно, через секретарей комсомольских организаций рот. В беседах с комсомольскими активистами, старался просто выслушивать их, познавая личность собеседника, предлагая свою доступность к беседе и понимание его рассуждений, но отвергая всяческие попытки тайного информирования о недостатках, предлагая собеседнику высказать, сказанные мне, недостатки на очередном комсомольском собрании.
   Постепенно моя доступность к личным беседам была отмечена и я не возражал, когда мои сержанты и солдаты обращались ко мне, называя не по воинскому званию, а просто по имени и отчеству, я считал это знаком уважения. Полные роты радиорелейщиков располагались на первом и втором этажах, трехэтажного здания. Во всех ротах старшинами были военнослужащие сверхсрочной службы, а в последствии прапорщики. Все они добросовестно несли службу и были уважаемы и офицерами, да и всеми другими военнослужащими. Но мне неоднократно приходилось замечать, что в ночное время, если подразделение было дежурным, в работе по чистке картофеля на кухне оказывались, не дежурные экипажи в полном составе, а солдаты первогодки из нескольких экипажей. В этом случае я возвращал молодых солдат из других экипажей, а на работу по чистке картофеля усаживал тех, кто был назначен в состав дежурного подразделения. И не один раз сам усаживался на табурет, брал в руки нож, точно такой, какой имел каждый чистильщик картофеля и принимался за работу. Солдаты удивлялись моим проворством и скоростью очистки этого продукта. А я вел беседу о своей многолетней срочной службе и обращал внимание на качество работы по обработке клубней, чем меньше срежете в отходы, тем гуще будет суп, который приготовит повар. Рассказывал ребятам о 3 норме довольствия в войну, для тыловых подразделений и частей и о том, что клубни картофеля только промывались и разрезались. И когда в миске с супом появлялся кусочек неочищенного картофеля он становился сюрпризом.
   В наши подразделения приходило пополнение в основном, окончившие семь классов. При проведении бесед с военнослужащими многие выражали желание продолжить учёбу в школах рабочей молодежи и получить среднее образование. У меня возникла мысль, а что если попросить преподавателей подшефной школы оказать помощь моим солдатам, в виде консультаций по отдельным предметам. Такие энтузиасты нашлись. Три дня недели (понедельник, среда и пятница), приходили в часть преподаватели предметники и проводили консультации. У каждого педагога был свой учебный день, потому как помещением для проведением занятий, являлся читальный зал в клубе части. Правда, эту форму учебных консультаций удалось сохранить только в течении одного учебного года.
   Культурная жизнь в гарнизоне города Гатчины не отличалась большим разнообразием, но совсем не далеко была Северная столица, со своим музеями, историческими местами, пригородами и другими культурными ценностями. Мне пришлось думать, как обеспечить хотя-бы небольшую возможность, ознакомления личного состава с городом Ленина. Начал действовать с обработки командира части, большого любителя слаженного строя и дружной строевой песни. Однажды в личной беседе с командиром части я выразил большое желание военнослужащих познакомиться с достопримечательностями Ленинграда.
   Я предложил провести конкурс строевой песни, а главным призом установить поездку в Ленинград по историческим местам, с выделением автотранспорта - бортовых машин с тентами. Подразделения стали готовиться к этому конкурсу. Я частенько, по старой памяти, имел дело с оркестрантами, да и срочники оркестра проживали в нашей казарме. Приходя в оркестр, часто рылся в песенниках, а их особенно и не сочиняли для армии. С большим трудом выбрал три новые песни, по одной, на каждое свое подразделение. В вечернее время в ленинских комнатах, проводил спевки по новым избранным песням, используя баяниста из оркестра. Более успешно проходили репетиции в подразделении капитана Вивтоненко, там большинством личного состава были украинцы.Этой роте досталась песня- (...не плачь девчонка...) так и получилось, что на очередном смотре конкурсе, это подразделение заняло первое место по строевой подтянутости и песенного исполнения.
  

Рота капитана Вивтоненко. Победителя конкурса по строевой подготовке и строевой песни.

Рота капитана Вертодинка. Победителя конкурса по строевой подготовке и строевой []

  
   И вот мы на трех бортовых машинах выезжаем в Ленинград. Сначала в Русский музей, затем на Марсово поле. Через мост в Петропавловскую крепость (едва успели к выстрелу орудия) и заканчиваем экскурсию в музее Артиллерии, инженерных войск и связи. Конечно все бегом, все поверхностно, но все равно, солдаты довольны поездкой. День прошёл, пора возвращаться.
   На втором конкурсе исполнителей строевой песни лучше выглядели военнослужащие подразделения капитана Клепач с песней (...идет солдат по городу...) их мы направили по другому маршруту: сначала в Военно-Морской музей с пешим выходом к стрелке Васильевского острова, а потом наш маршрут к площади "Декабристов". Там солдаты задержались с фотографиями у памятника Петру I, а затем посетили Иссакиевский собор, где долго рассматривали его убранство и подвешенный к куполу собора маятник. Почти все полезли на смотровые площадки собора, где долго обозревали город с такой большой высоты. Когда я обратился к ним, спустившимся на площадь, ну куда еще вас везти? Все в один голос - Домой!
   В течении моей службы в Гатчине, удалось организовать условия, чтобы каждый солдат, имел возможность, хотя бы дважды, своими глазами, увидеть достопримечательности города, вблизи которого проходила его срочная служба. А вот для комсомольского актива и отличников учёбы мне удавалось организовывать экскурсии и в Петергоф, и в Ленинский разлив. Опять же, как поощрения за отличие на тактических учениях.
  

Экскурсия комсомольских активистов. Ленинский разлив.

Экскурсия комсомольских активистов. Ленинский разлив. []

  
   Я прошедший долгосрочную солдатскую службу, хорошо понимал что солдата необходимо постоянно занимать и службой и организацией его досуга. И никогда не жалел, даже личного времени, организуя досуг военнослужащего, иногда за счет времени, которое должно было принадлежать семье и моим детям.
   После полного формирования радиорелейного батальона, к нам пришла еще одна рота, которая ранее уже обеспечивала связь и личный состав привык, быть рассредоточен по точкам, и только теперь, привыкал друг к другу. В этом состояла некоторая трудность в работе по сколачиванию коллектива. В этом подразделении было еще не до песен.
   Батальону была поставлена задача : разведать и отработать различные направления строительства радиорелейных линий. Началась работа, сначала на картах, отыскивание командных высот на каждое направление, в расчете достижения геометрической видимости антенных парабол, с учетом собственной, 30-ти метровой конструкции.
   Когда стало необходимым практически осваивать, разработанное на картах направления. Наш командир, просто пробивал получение бензина, для строительства радиорелейных линий на избранном направлении. Когда все вопросы снабжения были решены мне, почти всегда, приходилось отправляться с одним из подразделений, в помощь командиру этого подразделения.
   Да и вообще, в боевой обстановке, место офицера политработника на передовой, добиваться организации связи, совмещая эту работу с воспитательной и осуществляя контроль за безусловным выполнением, каждым экипажем радиорелейной станции, работы развернутой линии связи, а на линии 16-17 станций, это коллективный труд.
   Так было и на войсковых учения "Двина", когда мне пришлось вести резерв, вслед за уходящими вперед экипажами радиорелейных станций, на высоты им назначенные и установленным временем развертывания и вхождения в связь, наращивая действующую линию связи. Мне же был поручен весь резерв, имея постоянную связь с развернутой линией, путем вхождения в первый служебный канал при помощи УКВ радиостанции. При необходимости я высылал требуемую технику к месту вызова вперед, или в обратном направлении. На меня, как заместителя командира по политической части, возлагалась ответственность, чтобы каждый военнослужащий чувствовал, что от его работы зависит выполнение задачи, а все мы выполняем боевую задачу, о чем на всей линии изредка звучал мой голос.
  

Заправка на привале.

Заправка на привале. []

  
   В один из дней в нашу часть прибыли двое именитых участника Великой Отечественной Войны. Контр-адмирал Смирнов Николай Константинович - бывший Член Военного Совета Краснознаменного Балтийского флота и прославленный советский моряк - Дважды Герой Советского Союза командир отдельных разведывательных отрядов Северного и Тихоокеанских флотов, капитан II ранга Леонов Виктор Николаевич.
   Морские офицеры работали с документами в Центральном Военно-Морском архиве, города Гатчины. Архив находился напротив Павловского дворца, офицеры осмотрели дворец снаружи, внутри находился тогда НИИ, а потом поинтересовались, а где размещались войска? Им ответили, что Павловские казармы находятся при въезде в город, со стороны Ленинграда и они захотели посмотреть эти казармы.
   Начальник архива договорился с командиром о посещении офицерами, на следующий день, нашей части. Но с утра командир был вызван, вместе с начальником штаба в управление связи. Встретил гостей начальник политотдела части и попросил их, после осмотра казарм, встретится с личным составом части и рассказать им о своем участии в Великой Отечественной Войне. Он никогда не имел дело с высшими офицерами флота и поэтому вызвал меня, как в прошлом жителя города Кронштадта и поручил мне организовать встречу высоких гостей с солдатами и сержантами нашего подразделения. Я попросил у гостей время, чтобы подготовить клубное помещение, организовать усиление голоса и подготовить сцену. Радиоузел транслировал песни Великой Отечественной.
   Когда гости входили на сцену зрительного зала, я подал команду-Встать! Смирно! И доложил Контр-адмиралу, о готовности личного состава к встрече с ветеранами трех флотов.
   Представил наших гостей. Первым, по старшинству, рассказывал о своем участии в войне, член Военного Совета Балтийского Флота. Он был назначен на эту должность в самый первый период войны, когда немцы уже подходили к главной базе флота городу Таллин. Под городом шли тяжелые бои, вражеские танки и механизированные части врага по побережью приближались к городу и хотели отрезать Таллин от Балтики и разгромить флот на главной его базе. Сухопутные части не справлялись, с превосходящими войсками врага и потребовалось создавать флотские бригады, батальоны и роты, чтобы остановить врага. Из блокированной немцами базы Либава (Лиепаю) флот прорывался к Таллину по мелководному проходу, близкому к материковому берегу. Прорваться удалось только четырем кораблям, находившихся в порту. С помощью различных средств, в том числе и ледокола, удалось протащить через мелководье флагмана флота крейсер "Киров". С таким же трудом прошли через пролив и крупные суда Латвийского пароходства. Схватки с противником на море и на суше в Прибалтике, обороне Таллина, Моонзунских островов, полуострова Ханко, явились для военных моряков Балтийского флота экзаменом на военную и политическую зрелость. Во второй половине августа вражеское кольцо вокруг Таллина сомкнулось. Началась эвакуация войск и боевой техники. Условия для перехода флота были невероятно трудными. Большому числу кораблей предстояло пройти 150 миль фарватером, который простреливался, с берегов уже занятыми фашистами. Они были убеждены, что советский флот будет уничтожен авиацией, минным оружием, при переходе в Кронштадт. Непрерывные, изнурительные бои изматывали людей, но не смерть, ни раны товарищей, не могли сломать стойкость и готовность людей, сражаться до последней возможности. В период обороны Таллина вместе с армейскими частями вступили в бой и, сформированные из краснофлотцев, бригады морской пехоты. Фашисты рвались к Ленинграду, уже вели бои Ладожская военная флотилия и Кронштадтская крепость. Военные моряки, в бригадах морской пехоты, уже дрались с врагом на подступах к великому городу на Неве. 21 сентября к Кронштадту прорвались 180 немецких самолетов, началось важное Кронштадтское сражение. Воздушное нападение длилось более 7 часов. Немецкие юнкерсы группами устраивали "карусели" над целями, поочерёдно ложились в пике и бросали бомбы. Вода в гаванях закипала, земля содрогалась от взрывов. Враг метил не только в корабли, он хотел уничтожить весь город, в особенности его артиллерию и морской завод. Перестали действовать водопроводная и электрическая станции. Три большие бомбы разрушили здания приемного покоя и терапевтического отделений госпиталя. Были многочисленные жертвы. В этот день на небольшой по площади город было сброшено 500 бомб. А 22 сентября фашисты снова с рассвета появились над городом, повторилась бомбежка. 23 сентября на город нахлынули уже 272 бомбардировщика, они сыпали бомбы на крепость, на гавани, на пирсы подводных лодок, на позиции артиллерийских батарей, на Морской завод, в доках которого стояли поврежденные корабли. (Я, как кронштадтец был свидетелем всего происходящего, но конечно не знал всех подробностей тех дней.) Николай Константинович рассказывал о многочисленных примерах героизма моряков: военных кораблей, отрядов и бригад морской пехоты, действующих в составах Волховского и Ленинградского фронтов, об их участии в прорыве блокады города на Мгинском участке и снятии блокады города с Ораниенбаумского пятачка, на который удалось, скрытно переправить целую войсковую армию. Балтийский флот принимал активное в каждый из тысячи четырехсот восемнадцати дней Великой Отечественной Войны!
   Адмирал представил своего спутника - Дважды героя Советского Союза, капитана второго ранга Леонова Виктора Николаевича - командира отдельных разведывательных отрядов Северного и Тихоокеанского флотов.
   Военный моряк Леонов служил в рядах Военно-морского флота с1937 года, на Северном флоте, тогда только недавно созданном. Учился, в учебном отряде подводного плаванья, в городе Полярном и был направлен на подводную лодку Щ-402, в 1940 году военная служба на флоте была установлена - 5 лет. С началом войны старший краснофлотец Леонов обратился к командованию с просьбой, о зачислении его в 181 отдельный разведывательный отряд Северного флота, в составе отряда с июля 1941 года провел 50 боевых операций, уже в звании лейтенанта, стал командиром этого разведывательного отряда. В октябре 1944 года его команда при проведении Петсамо - Киркенесской наступательной операции Карельского Фронта, высадилась на занятый противником берег и двое суток пробиралась к назначенному пункту, чтобы атаковать и обезвредить 88 миллиметровую батарею врага, на мысе Крестовом, при этом было захвачены в плен большое число гитлеровцев. А когда немцам пришла подмога на катере с вражеским десантом, разведчики, совместно с отрядом капитана Барченко-Емельянова отразили атаки противника, захватив в плен с полсотни врагов. Этот бой обеспечил успех советского десанта в Линахамари, взятие порта и портового города Были созданы благоприятные условия для высадки советского десанта, в незамерзающем порту и последующего освобождения Петсамо (Печенги) и Киркенеса. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года, ему было присвоено звания Героя Советского Союза, с формулировкой: За образцовое выполнение боевых заданий командования в тылу врага и проявленное при этом мужество и героизм. Для фронтового разведчика война продолжилась на Дальнем востоке. Разведывательный отряд Тихоокеанского флота высаживался в нескольких вражеских портах, а в корейском порту Вонсан, разведчики-леоновцы разоружили и взяли в плен около двух тысяч японских солдат и офицеров, захватили 3 артиллерийские батареи, 5 самолетов, несколько складов боеприпасов. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 14 сентября 1945 года, старший лейтенант Леонов удостоен второй медали "Золотая звезда". После войны Виктор Николаевич продолжал службу на Северном флоте. Окончил Высшее Военно-морское училище. В 1952 году ему было присвоено звание Капитана второго ранга.
   Закончили свои выступления наши гости, все в зале поднялись и аплодировали военным морякам. Запевалы одного из подразделений вдруг запели:
   Все вымпелы вьются и цепи гремят,
   На верх, якоря поднимают!
   И весь зал включается в припев:
   Врагу не сдается наш гордый " Варяг"
   Пощады никто, не желает!
   И только в последнем куплете песни, вновь вступают запевалы:
   Не скажет ни камень, ни крест где легли,
   Во славу, мы русского флага!
   Вновь в пение вступает весь зал, дважды повторяя, последние строки песни.
   Лишь волны морские, прославят в веках,
   Геройскую гибель "Варяга"!
   Наши гости не ожидали, что солдаты полностью знают слова этого морского марша и знаменитого гимна Русского Военно-Морского флота и были очень растроганы. Проводили гостей аплодисментами.
   Я попросил начальника политотдела подготовить машину с тем, чтобы после встречи, отвезти гостей или к зданию архива, или к поезду на Ленинград с Балтийского вокзала Гатчины. Понял, что угощения для гостей не предусматривается. Наш начальник политотдела был южных кровей и соблюдал правоверный образ жизни, не допускал на территории части угощений с применением горячительных средств. Я провожал офицеров до Центрального Военно-Морского архива.
   Адмирал спросил меня:- Майор, я не вижу на твоих орденских планках ленточки медали "За оборону Ленинграда". Я ответил, что мои документы украли при поступлении на службу, еще в 1943 году. Он порекомендовал мне обратиться в архив, потому, что встречал документы артиллерийского ремонтного завода, входившего как организация, в состав действующей армии Ленинградского Фронта. Что я и сделал, но уже много позднее, после увольнения из армии, но статус фронтовика и медаль "За оборону "Ленинграда", получал из рук Военного комиссариата .
   В своей работе приходилось уделять особое место росту партийных рядов среди военнослужащих срочной службы, прежде всего среди комсомольских активистов. Как нигде люди всегда на виду и их достаточно хорошо можно изучить, выбирая надежных и достойных. Тогда я был твердо убежден, что пополнение партии достойными гражданами, будет укреплять авторитет коммунистической партии, хотя уже имел возможность наблюдать, что членство в партии, для некоторых людей, было в дальнейшем средством добиться, более высокого служебного положения. Такие люди считали партию своей вотчиной и не особенно беспокоились о скромности и совестливости в своих отношениях с людьми и в отношении к порученному делу. Многие обращались ко мне за партийными рекомендациями и не было случая, чтобы я ошибался в своей оценке этих людей, так как основной характеристикой их была порядочность и обязательность.
  

Экскурсия по городу Ленинграду. На Дворцовой площади.

Экскурсия по городу Ленинграду. На Дворцовой площади. []

  
   В практической работе с людьми я не исключал индивидуальные беседы и просто разговоры с каждым военнослужащим срочной службы, чтобы знать его мысли и состояние жизни его родителей. Приходилось через командование части и политотдел направлять запросы в военные комиссариаты, или просто в сельские советы, чтобы в какой-то мере улучшить жизненные условия родителей солдата. При каждом обращении солдата старался поговорить с ним о его жизни, чтобы хорошо представлять его и знать, что ему можно доверить и чем помочь.
  

Вручение знаков "Гвардия".

Вручение знаков

  
   Был такой случай: от военкомата пришёл запрос об одном из прибывших с пополнением солдат, с просьбой о предоставлении ему краткосрочного отпуска, для регистрации брака и рожденного ребенка. Командир части разрешил солдату отпуск по семейным обстоятельствам. Солдат съездил в свое село, оформил брачное свидетельство и свидетельство о рождении сына и продолжил службу в части. Но, буквально через 9 месяцев у солдата родился второй сын и пришлось ставить вопрос о его досрочного увольнения со службы, некому стало кормить семью.
   Начальником политотдела в нашей части был Каратай Рахметович Амриев, который вышел на командование с просьбой, прислать на службу призывников из республик Средней Азии. Так случилось, что 80 процентов этих ребят пришли на пополнение подразделений с которыми я работал и оказался я шефом над работой, со всеми призванными в часть солдатами этого пополнения. Все эти ребята в достаточной мере владели русским языком, но "кучкования", которое наблюдалось в войсках в период войны, было не избежать. По бытовым вопросам они общались между собой на языках своих национальностей. В организации учебного процесса конечно были трудности, но с ними удалось справиться. Иногда меня приглашали в другие подразделения где проходили службу другие призывники этих республик, и мне с уже созданным активом, приходилось оказывать помощь офицерам, которым не удавалось положительно влиять на службу этих призывников.
   Но вот случилось несчастье - землетрясение в Ашхабаде. Солдаты заволновались, они были призваны из столицы республики. Я поговорил со своими южанами, определил, сколько их семей проживали вблизи от этого эпицентра. Большинство таких семей оказались у военнослужащих наших подразделений. В эти годы сообщения о всяких ЧП были очень скромными. Я вышел на командира части и попросил его направить в краткосрочный отпуск одного из моих военнослужащих, чтобы он обошёл семьи своих земляков и выяснил действительное положение дел. Командир части согласился, направить одного из моих активистов, тому которому я могу доверить, в район бедствия. Солдат побывал на месте бедствия, обошёл семьи своих земляков и оказалось, что это землетрясение не коснулось близких родственников наших южан. Люди успокоились и продолжили свою военную службу, зная правду о случившемся несчастьи.
   Но случались и неприятные явления с которыми приходилось разбираться. В службе не все так гладко. В нашу часть прибыло пополнение из Белоруссии. Призывников провели в нашу казарму, где они оставили свои вещи в одной из комнат и попросили оставить двух призывников для присмотра за вещами. Большую группу призывников наш старшина роты направил в городскую баню. Оставленные за присмотром вещей, видно еще ранее планировали побег из казармы, оставили помещение, где хранились вещи их товарищей, перебрались через забор, направились к железнодорожной станции Татьянино, на которую их привезли из Ленинграда, Шмыгнули в вагон первого пассажирского поезда рассчитывая, что поезд их доставит снова в Белоруссию, но поезд направлялся в Прибалтику. И только услышав незнакомую речь сообразили, что к их дому поезд не привезет. Беглецы отсутствовали уже сутки и командир направил меня в город Могилёв, в военкомат, который формировал команду призывников. Мне пришлось за два дня, посетить семьи призывников, Облазить все все прилегающие к городу районы и поселки, но обнаружить следы беглецов не удалось. Только на третий день, докладывая командиру по телефону о своей неудаче, получил команду возвращаться, готовиться к командировку в Прибалтику, забирать задержанных беглецов. Одного беглеца задержали в Эстонии, он сам голодный и усталый пришёл в отделение милиции и попросил помощи, вернуться в часть. Второго задержали уже на границе с Латвией, он хотел продолжить свой побег в Белоруссию. Некоторое время решали вопрос передачи беглецов в нашу часть. Прибалтийские республики, это уже другой военный округ. Организатор побега был осуждён военным трибуналом к одному году направления в дисциплинарный батальон, а потом отслужил положенный срок службы в нашей части. А другого беглеца пожалели. Когда я разговаривал с его матерью в Могилеве, мне было просто её жаль. Она сама просила военкомат призвать сына в армию, чтобы там он смог воспитать в себе мужчину, на старость лет кормильца:- он сам просил меня, чтобы я хлопотала о его призыве в армию. Мать плакала и выговаривала:- как он смог так поступить. По прибытию в часть, я попросил командира, на суд пригласить эту женщину. Я видел, что она в жизни, едва сводит концы с концами. Женщина заняла деньги на дорогу, к месту службы сына. После суда офицеры подразделения компенсировали её затраты на дорогу и проживание в гостинице. Её сына посчитали виновным в побеге, но наказания он не получил, а службу в дальнейшем нес исправно. Да и пожалели его единственного родственника - мать. Если честно, мне до сих пор не понятна причина и смысл этого побега. Только добавили хлопот и волнений всем и неприятностей себе.
   Был случай, связанный с получением тяжелой травмы военнослужащего нашего подразделения. Солдат был назначен регулировщиком, для прохождения колонны специальной техники. Колонна выходила из лесного массива на основную дорожную магистраль. Регулировщик был обозначен специальной атрибутикой и флажками для регулировки движения дорожного транспорта.
   Регулировщик повернулся на магистральной дороге и показал, издали приближающейся на большой скорости машине красный флажок опасности и отвернулся, встречая свою колонну специальных машин. Машина нарушителя на большой скорости, подхватила регулировщика бортом грузовика и проволокла его несколько метров по бетонке, зацепив за автомат, находившийся за спиной солдата. От удара автомат регулировщика развалился на три части. И как говорили потом врачи, автомат сохранил человеку позвоночник, а вместе с этим и жизнь. Были повреждены мягкие ткани тела и большая потеря крови. Нарушителя задержали, он пытался скрыться, оказался пьяным и не справился с управлением автомобиля. Солдата сразу госпитализировали, потребовалась кровь. Солдаты, чуть не строем, сдавали её для своего товарища. В часть вызвали мать пострадавшего и обеспечили её пребывание с сыном, и у больничной койки, и проживание в гостинице города. Солдат поправился после длительного лечения, отслужил положенный срок службы и вернулся к своей матери здоровым человеком.
   Вспоминаю свою службу и своих сослуживцев с большим волнением, удавалось создавать здоровый и работоспособный коллектив. Это помогало мобилизовывать военный коллектив на выполнение учебных задач и возвращать своих подчиненных солдат и сержантов срочной службы их матерям здоровыми и повзрослевшими мужчинами
   Особое место в моей работе заняли, прибывшие на двухгодичную службу, офицеры из запаса, окончившие высшие учебные заведения. Мне поручили работу по их устройству в офицерские общежития, а это были обычные трехкомнатные квартиры в разных домах военного городка. В каждой такой квартире должны были проживать трое - четверо, прибывших на службу, молодых офицеров - холостяков. Но это вопросы быта. А еще и прежде всего, работа таких офицеров с личным составом, теперь каждому из них ежедневно общаться с восемью-десятью военнослужащими срочной службы, командовать ими, воспитывать и отвечать за их поведение, заботу о врученном им автотранспорте и технике связи, забота о безопасности людей, при развертывании антенного устройства, да еще о многих вопросах, связанных со службой.
   При работе на полевых занятиях, в этом маленьком гарнизоне необходимо побеспокоиться: об охране техники, обеспечении питания личного состава, организации взаимоотношений с местным населением. Да еще мало ли к чему приходилось привыкать, даже к своим непосредственным командирам. Таких подшефных молодых офицеров было 12 человек и с каждым приходилось говорить и настраивать на положительную работу. Особенно мне запомнился лейтенант Кустодиев Сергей - выпускник института им. Ульянова -Ленина. Ему было трудно привыкать к условиям работы, к грубости, которая еще допускалась с подчиненными. Человек высокой культуры, потомок великого художника не привык тыкать подчиненному, применять нецензурную брань. Но он быстро освоился и личный состав экипажа быстро привык к своему знающему офицеру - инженеру, умеющему увлечь свой личный состав без вызовов и нареканий. К стати сказать его сестру, по образованию - искусствоведа мы просили принимать участие в экскурсиях в Русский музей и другие культурные центры.

Петродворец. Экскурсия с солдатами.

Петродворец. Экскурсия с солдатами. []

  
   Подходила к концу моя 30-ти летняя служба в армии. На протяжении всей службы я не расставался с солдатом. Всегда был с ними и отвечал за них. Мне не единожды предлагали работу в политорганах, но я считал, что "всяк необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте".
   Так сложилась семейная жизнь, серьезно заболела моя жена Мария Фёдоровна. Проведена тяжёлая операция. Теперь, она не должна стирать даже носовой платок, так меня инструктировал лечащий врач - онколог.
   Я обратился к командиру с рапортом об увольнении из рядов Вооруженных Сил по возрасту и 30-ти летнему сроку службы. Командир в беседе со мной предлагал воздержаться от увольнения и послужить еще 2-3 года. Я поблагодарил командира за его добрые слова и сказал, что до 50 лет в армии могут служить только полковники, а я майор и просил ускорить оформление документов, на увольнение в запас.
   Кроме того, в девятой школе, где я уже много лет являлся шефом, освободилось место военрука и меня очень просили и ждали на эту должность, а я с детства мечтал работать в школе учителем.
   2-го .сентября 1973 года моя военная служба закончилась.
   Теперь с балкона дома я иногда любовался моими прежними подразделениями. Вот и сейчас, будто слышу, последний хит строевой песни, исполняемый второй ротой.
   Безусые комбаты, ведут своих орлят! Когда поют солдаты - спокойно дети спят!
  
   ГРАЖДАНКА
  
   ВОЕНРУК
  
  
  
   Так получилось, что окончив 2 сентября 1973 года военную службу, уже 4 сентября я проводил свои первые уроки с ребятами - учениками девятых классов, 9 средней школы города Гатчины. Офицер, который ранее работал в этой школе военруком уволился и меня уже ждали на эту должность. Учащихся в этих двух классах, с которыми пришлось встретиться, в свой первый учебный день было много, в каждом из них по 40 человек, некоторые, оказались мне знакомыми, по пионерской игре "Зарница". К этому времени, этой работой в школе уже никто не занимался. Энтузиасты "Зарничники", уже молодые педагоги, закончившие педагогический институт им.Герцена преподавали, каждый свой предмет, в классах неполной средней школы.
   В это время еще существовал отбор учащихся для продолжения учебы в 9 и 10 классах. Принимали учиться только достойных получить среднее образование, другие ребята заполняли места в профессионально - технических училищах. Но в ближайшем будущем уже маячили предложения о всеобщем и обязательном среднем образовании. Вот тогда и намучается школа бездарями и лентяями.
   Я вышедший в запас старший офицер получил пенсию 177 рублей 50 копеек, а устроиться на работу имел право на зарплату в 50 рублей, так что идти на такую работу я посчитал ниже своего достоинства. В это время моя супруга вышла на инвалидность по нетрудоспособности с пенсией в 37 рублей. Бюджет семьи сократился на половину и стал недостаточным, чтобы содержать себя и двух детей, Дочь рано окончила школу и в 16 лет поступила на работу, комплектовщицей чертежей и одновременно в Северо-Западный политехнический институт, на вечернее отделение.
  А сын продолжал учёбу в 10 классе, этой же школы, а завтра мне проводить свой первый урок в классе, где он учиться.
   Поступив на работу в школу я притворил в жизнь свою детскую мечту, стать педагогом в школе и серьезно поправил материальный достаток семьи, оплата за учительский труд не была ограничена жёсткими рамками. Мой оклад при работе в школе, превысил сумму моей военной пенсии. Так что и в этом был интерес, хотя пришлось прилагать усилия, чтобы эти 14 учебных часов в неделю исполнять постоянно, не нарушая школьное расписание. Военный руководитель, или по штату- Заместитель директора школы по военно-патриотическому воспитанию, имел двойственное подчинение: с одной стороны он подчинялся директору школы, с другой военному комиссариату города. А вот кто платил зарплату и из каких бюджетных средств я так и не разобрался. Военкомат снабжал школу образцами стрелкового оружия и другого имущества, в качестве учебных пособий и вел контроль за качеством проводимых уроков. Но основную помощь, в приобретении необходимых образцов военного имущества и необходимых технических средств и материалов, оказывали школе подшефные - воинская часть и институт им.Константинова.
   Уже в первый учебный день, который выдался не легким, я понял, что ежедневно мне встречаться придется с 80, а иногда и со 120 учащимися, уж как будет составлено расписание. Я просил, чтобы уроки были парными, потому как своего класса, или военного кабинета я еще не имел, а оружие и другие учебные пособия хранились в подвальном помещении. Мне предстояло отвоевывать помещение и оформлять военный кабинет. Позднее я узнал, что в других школах города не было параллельных классов более двух. Военруки этих школ работали с меньшим числом учащихся, хотя должностные оклады для всех школ были едины. Разбираться с этими вопросами посчитал не своим делом. Назвался груздем - полезай в кузов. Школа такая организация, где преподавателями работают большинство женщин. Вот и в нашей 9 средней школе трудились около 60 женщин,а мужчин учителей было всего 8 человек, включая и преподавателей трудового воспитания. Так что преподавателям мужчинам хватало работы и по воспитательным мотивам, да и где что прибить, приколотить и с этим хватало забот.
   Несмотря на то, что школа уже два года имела военрука, мне в первую очередь пришлось заняться, нештатным стрелковым тиром в подвале школы, удлинить расстояние с огневого рубежа, до выставляемых мишеней, до 25 метров. Прошлось отвоевывать эти недостающие пять метров у работников школьной столовой, которые издавна использовали этот уголок подвала под свои нужды. Теперь вход к двери тира был уже из вестибюля школы, а не из боковой стены подвала, как это было раньше.
  

Стрелковый тир в школе ?9. г. Гатчина.

Стрелковый тир в школе 9. г. Гатчина. []

  
   В прошлом я был неплохой радиотелеграфист, а азбука морзе все еще была интересной для школьников. Попросил директора выделить средства для оборудования класса радиотелеграфа в том же подвале, где хранилось учебное оружие и малокалиберные винтовки с боеприпасами. В течении всей зимы ребята 6,7и8 классов приходили на занятия с17 до 18 часов, с удовольствием, на слух, разучивали азбуку тире и точек и овладевали работой на ключе. Особенно отличались успехом две девочки, которые освоили прием и передачу телеграфных знаков со скоростью - 60 знаков в минуту. После окончания 8 класса, эти начинающие радистки поступили в мореходку и в письмах сообщали мне о том, что работают радистами в торговом флоте.
   На следующий день, среди учащихся 10 класса я увидел своего сына Владимира. При моей работе в школе, теперь появилось больше возможности контролировать его успеваемость и поведение. Да ему и самому стало необходимостью улучшить успеваемость. В последние два года, в связи с серьёзным заболевании матери, мы как-то ослабили контроль за его работой по выполнению домашних заданий, или просто работой над собой и он снизил свою успеваемость, а собирается после учебы в школе поступать в военное училище, в которое предстоит сдавать экзамены.
   В этой школе мы частенько привлекались к выполнению сельскохозяйственных работ в колхозах и совхозах Гатчинского района. Нужно сказать,что это были крепкие хозяйства, а их продукция потреблялась с большим удовольствием многомиллионным Ленинградом. И нас преподавателей, а особенно мужчин, привлекали к этим работам, вместе со своими учениками, а в свободные дни от наших уроков направляли для управления в поле учащимися неполной средней школы. При работе в поле мы особое внимание обращали на обеспечение безопасности своих учащихся. Гатчинский район не был еще полностью безопасен от оставшихся на поле боёв боеприпасов, как нашей армии, так и изгнанных с наших земель немецких захватчиков.
   В одно из таких посещений совхозного поля по подбору картофеля, поднятого из земли картофелекопалкой, до учителей дошёл слух,что ребята где-то раскопали, оставшиеся на поле боёв гранаты. Мы с директором школы нашли этих смельчаков и потребовали выдать находку. По словам ребят это были лимонки. После долгих препирательств ребята указали на водоотводную трубу, в которую они уложили найденные лимонки с тем, чтобы потом придти на это поле и поджарить гранаты в костре. Когда мы рассказали об опасности которой они себя подвергли, уж никто из смельчаков не вызвался лезть в трубу и вызволять оттуда эти гранаты. Пришлось эту работу выполнять мне. Буквально на локтях и коленях проник в трубу, ладно было еще светло и я их отыскал. Гранаты были типа Ф-1, детонаторы навинчены, но от времени, буквально приржавели к корпусам. Нам указали место где ребята их нашли, но рыться в этом старом окопчике мы не стали, а попросили представителя совхоза, который руководил работой, поставить пост и вызвать команду саперов, для разминирования. Закончилось время работы наших ребят - 4 часа, собрались выезжать в Гатчину. Перед посадкой в автобусы еще раз опросили школьников, может быть к еще кто-то прихватил с собой такой смертельный груз? Никто не высказался.
   Прибыв в школу директор оставил нескольких мальчишек на беседу и ему удалось выяснить, что еще четыре таких гранаты, находясь в ведрах, привезены в Гатчину и сейчас их укрывают в лесопарке, чтобы вечером взорвать на костре. Взяв двух мальчишек в проводники, мы с директором направились в лесопарк и там, в установленном месте, обнаружили четыре лимонки в таком же виде, в котором наблюдали в поле.
   Мне пришлось брать две гранаты, по одной в каждую руку и направиться к зданию военкомата, чтобы там сдать их дежурному. По дороге находил безлюдные места, а гранаты завернул в листья лопуха. Принес гранаты в военкомат, а дежурный не хочет их принимать. Я пригрозил, что оставлю их ему на столе. Только тогда мне указали безопасное место. Я вновь обрадовал дежурного, не скучай, скоро принесу еще две и тогда подпишу твой рапорт начальству. В поле остались еще две гранаты, а может в этой канаве их целый склад. Принимайте меры, на месте находки гранат оставлен пост, там их сторожит работник совхоза.
   По Гатчинской земле прошла война и здесь, на пустыре парковой зоны, мальчишки футболят вместо мячей черепа загубленных людей. И эта жестокость войны, еще не покинула сознание молодых подростков. Всего год назад, возле казармы, где размещены солдаты нашей части, прорвало канализацию. Когда стали вскрывать грунт, то вместе с ним, солдаты откопали несколько солдатских пеналов, с данными. Офицер штаба части взял под свой контроль вскрытие этих пеналов. И из двадцати, высушенных от влаги и вскрытых, только 8 оказались способными дать информацию о погибших советских воинах. Другие были настолько повреждены, что информацию из них, извлечь было невозможно, туда попала влага и уничтожила записи. По этим 8 пеналам, были высланы сообщения в военкоматы и родственникам погибших. Для родных все эти люди считались пропавшими без вести, родственники не имели прав на пенсии, по потери кормильца. Потомки этих солдат, приезжали в Гатчину, чтобы узнать, хоть место их гибели. Дело в том, что во время оккупации Гатчины, на территории нашей части находилась фашистская комендатура и лагерь военнопленных красноармейцев, которые и могли сообщить о себе, только утопив свой пенал в отхожем месте, который видно и находился на этом месте.
   Закончился первый учебный год моей работы военруком 9-ой школы. Сын Владимир получил средненький аттестат, а хотел поступать в училище связи в г. Ульяновске. Я, использовав летний отпуск поехал с ним, там жил мой давний, еще с Сахалина, сослуживец и было где остановиться. Сын не выдержал конкурс и в училище не поступил. Мы с женой предложили ему попытаться сдать вступительные экзамены в институт связи им. Бонч-Бруевича, но он не захотел. Моя супруга сразу устроила его на почту, разгружать вагоны с посылками, где он и проработал до призыва в армию. Мы сказали сыну:- если он хочет стать офицером, пусть идет в армию и прослужит солдатом, а потом, если захочет, на следующий год подаст докладную своему начальству, с просьбой направить в военное училище связи, для сдачи экзаменов, или продолжит службу. Так и произошло, Володя был призван на военную службу и направлен в город Молодечно.
  

Смена смене идет. Белоруссия, 1974 г.

Смена смене идет. Белоруссия, 1974 г. []

  
   Я работал военным руководителем в 9 школе только два года. Осенью1976 года основной контингент преподавателей, вместе с директором был переведен в школу новостройку, с возможным числом учащихся 1750 человек в одну смену. Все пришлось начинать сначала. Даже первые свои уроки в выделенном мне классном помещении я проводил, в только что наведенных железобетонных конструкций потолка. То есть нашу новую школу ещё толком не построили, а уже сдали. Как всегда, все делалось наспех и к каким-то праздникам. Все стройки - досрочно!
   Помимо наших учащихся 9 и 10 классов к нам перевели из других школ города еще три 10 класса. Это для меня еще 120 новых учащихся. Моя педагогическая нагрузка увеличилась до 20 учебных часов в неделю.
   Кроме того, мне еще нужно заниматься учебно-материальной базой, во вне учебное время. Доводить до дела стрелковый тир на 25 метров, в подвальном помещении. К этому надо приспособить помещение, которое раньше предназначалось под убежище по гражданской обороне. Вновь оборудовать неприступное помещения для хранения оружия и боеприпасов, устраивать охранную сигнализацию, совмещая её с охраной дорогостоящей техники в классных помещениях учителей-предметников.
   Только закончил работу на своих объектах, меня определили еще начальником штаба по Гражданской обороне школы. Планирование, обучение, проведение тренировок, по укрытию учащихся школы, в недостроенных строителями объектах ГО, когда начал разбираться с этими помещениями то оказалось, что их никто и не принимал, они остались брошены и не достроены. Виноватых не оказалось.
   Работать в школе было конечно трудно, но интересно. Вообще! В школе нет ничего, чтобы оно было не обязательным для педагога.
   В преддверии 30 годовщины победы в Великой отечественной войны в школы Гатчины стали прибывать делегаты из соединений Советской армии, участвующих в прорыве блокады и освобождении Гатчинских земель от немецких оккупантов. И в нашу школу прибыла группа энтузиастов - представителей 131 стрелковой дивизии, 122 стрелкового корпуса, 2 Ударной армии, прошедших с боями по Ленинградской земле с Ораниенбаумского направления. Мы с директором и заучами встретили наших гостей и вели с ними беседы, в какой степени интересными будут эти встречи для ребят. Чтобы ветераны рассказывали не только о боевом пути дивизии и её командирах, а непосредственно о своем отделении, взводе, боевом расчете, просто о людях в бою и своем месте в этих боях. И когда в школу прибыла большая группа ветеранов 131 дивизии, мы развели их по классным помещениям и каждый участник сражений за Гатчинскую землю получил возможность побеседовать с учащимися и ответить на их вопросы. Некоторые из ветеранов принесли с собой некоторые предметы сохранившиеся с времен войны, которые и послужили началом комнаты музея 131 стрелковой дивизии. Большим подарком ветеранов была запись приказа Верховного Главнокомандующего об освобождении города Гатчины от немецких захватчиков ( В приказе название Красногвардейск уже не упоминалось ).
  

Встреча с ветеранами 131 стрелковой дивизии 2-й уд. армии. Освобождавших Гатчинский район.

Встреча с ветеранами 131 стрелковой дивизии 2-й уд. армии. Освобождавших Гатчинский район. []

  
   Во внеклассную работу входила подготовка к выполнению нормативов по стрельбе из малокалиберного оружия, вовлечение учащихся в члены организации ДОСААФ, уплата членских взносов. На эти поступления приобретались малокалиберные патроны. К внеклассной работе отнеслась и работа с эстрадным оркестром школьников. Приобрели музыкальные инструменты, за счет шефов школы. Электрооборудование музыкальных инструментов было с использованием усилителя и динамиков, из комплекта узкопленочной киноаппаратуры, уже имеющейся у меня в военном кабинете. Да и всевозможные пайки проводов, постоянно рвущимися под ногами увлечённых музыкантов. Мы использовали на проводку тонкий антенный канатик. Да и само помещение военного кабинета, несколько отстояло от других классных помещений и производимые звуки не мешали другим.
   А тут шефы нам передали автоматическую телефонную станцию на 20 номеров и с возможностью выхода на городскую телефонную сеть. Кому ею заниматься, как не военруку - связисту. Правда проводку избранным потребителям шефы произвели сами. На меня выпала забота по обслуживанию самой станции и выдачи городской связи с 14 до15 часов. Внутри школы мы использовали связь как средство сигнализации по различным неблагоприятным случаям и сигналам гражданской обороны.
   Заканчивалась одна работа, начиналась другая. Мне как знакомому с клубной работой еще по службе в армии, поручили организовать подготовку документов и согласование с различными службами города на установку в актовом зале школы двух постов стационарной киноаппаратуры. Планировалось в будущем открыть школьный кинотеатр.
   Директору школы пришло на ум приобрести, за средства шефов, духовой оркестр. Я знал, что будет трудно найти желающих заниматься в духовом оркестре. Со мной не согласились, но произвести покупку поручили мне. Директор пообещал найти руководителя оркестра. Стали искать желающих заниматься в этом оркестре, но оказалось, что не найти желающих осваивать басовые инструменты и большой барабан, не нашлось желающих осваивать и другие сложные инструменты оркестра. Нанятый, на руководство оркестром, музыкант пришёл на два занятия и исчез.
   Но для малого барабана, оркестровых тарелок и большого барабана началась новая жизнь в эстрадном оркестре. Там нашлись и гитаристы, и ударники, и пианисты на синтезаторе. Оркестр прогрессировал. Вскоре они стали исполнять и музыку вальсов. Оказалось, что даже девочки незнакомы с движениями вальса. Пришлось мне с учительницей английского языка Валентиной Витальевной показывать ребятам "па" движений школьного вальса. Пришлось тряхнуть стариной.
  На 8 Марта группа наших мужчин учителей, в количестве 9 человек, не имея возможности дарить женщинам, хотя бы по цветку, устраивала для дам концерт. Мы старались как могли.

"Пионерский танец" 8-го марта.

   На уроках по начальной военной подготовки ввели предмет: "Знакомство с устройством ультракоротковолновой радиоаппаратурой - УКВ". Пришлось школе изыскивать средства для приобретения, через ДОСААФ, двух комплектов радиостанций Р-108, уже в новом варианте с применением полупроводников и печатных плат. Одновременно школа приобрела аппаратуру класса радиотелеграфии. Появились желающие овладеть азбукой " Морзе". Еще до компьютеров и мобильников было очень далеко. Правда шефы передали школе счетно-решающее устройство Минского производства, на широкой пленке. Школа уже использовала переносные счетчики-вычислители в математическом классе.
   Я смонтировал класс радиотелеграфистов на12 рабочих мест, по числу возможности подключения телефонных аппаратов ТАИ-43 к коммутатору, надеясь заполучить из части, телефонный коммутатор К -10. Телефонных аппаратов ТАИ-43 школа имела уже достаточно и для занятий с прокладыванием кабельных линий связи и с использованием радиополигона. По линии УКВ станций, с получением новых образцов Р-108, еще были в обращении устаревшие Р-106, но их я использовал в 6-8 классах, работая с "Зарничниками". Это был мой горячий резерв. Со старшими учащимися, мне удалось создать настоящий узел связи, армейской воинской части. Тем более, что по программе тактической подготовки, я играл с ними, как будто проводилась работа на полковом узле связи.
   Для занятий по материальной части автомата Калашникова, готовил три рабочих места. Укрывал три стола плотной тканью, чтобы уменьшить шум, при разборке и сборке оружия, участвовали, в каждой из трех команд, по четыре человека. По команде, первый номер делал неполную разборку автомата, второй собрал автомат, третий снаряжал магазин учебными патронами, четвертый снаряжал автомат магазином с патронами и ставил автомат на предохранитель, вся эта работа происходила в виде соревнования, с определением победителя из всех четверок, принявших участие в соревновании. Конечно шум на уроке стоял мощный, но мы никому не мешали.
   Особенно тщательно приходилось организовывать занятия по стрельбе из малокалиберной винтовки. В тир я вызывал только очередную смену стрелков и сам всегда находился возле оружия. Стрелки сами ходили и устанавливать мишени, и приносили мне их для оценки. Только после их ухода я вызывал следующую смену.
   Для мальчиков, учащихся 9 классов в школьном тире присутствовали два типа оружия: автоматы Калашникова учебные и винтовки ТОЗ-8. Сначала ребята тренировались в прицеливании из автомата, а затем выполняли стрельбы из малокалиберных винтовок.
   На занятиях по стрельбе, особенно с новичками было больше работы с учащимися мужского пола. Как обычно мальчишки. "Да, мне не попасть в мишень что ли?" Быстренько. не успокоив дыхание, раз - два и мимо. Девушки выполняли упражнение по стрельбе значительно раньше, чем это удавалось ребятам. Девушки были более внимательны к советам и спокойными на огневом рубеже. И для них были изготовлены специальные накидки, чтобы не стеснялись своих коротких платьев.
   С начала учебного года в нашу школу поступили четверо детей гражданина Франции, который прибыл в командировку в институт им. Константинова. Трое из них пришли в старшие классы: девица в 9 класс, а двое юношей в 10 класс. Ребята почти не владели русским языком и мне объясняться с ними приходилось на английском, запасом слов и предложений вызубренных в школе, которую я окончил только в свои 28 и уже много лет назад. Кое-как начали понимать друг друга. Ребята практические занятия схватывали быстро, с автоматом Калашникова уже разобрались, правда с дополнительными занятиями, по их просьбе. Особенно, старалась не отставать от братьев их сестра. Занимался с ними дополнительно и в тире по стрельбе из малокалиберных винтовок, все они уже были близки к выполнению установленных нормативов.
   А вот с их маленькой сестренкой, а она была негритянкой, произошел курьёз. Девочка училась в 5 классе, а в нем к годовщине Октября, ребят стали принимать в пионеры и ей тоже захотелось надеть красный галстук. В таком виде девочка и явилась домой, к матери. Женщина пришла в школу и выразила свой протест. Матери объяснили, что девочка находится в коллективе и обидеть ребенка было невозможно, вы сами объясните ей, что она не может быть пионером и по какой причине. На следующий день девочка пришла в школу заплаканная, но без галстука.
   В одно из моих занятий по тактической подготовке, где мы с учащимися разбирали, по изготовленным схемам, системы обороны и виды наступательных боев: охваты, обходы и т.д. Директор предупредил меня, что на мои уроки придет мать моих учащихся, французов. В военный кабинет вошла женщина, ребята встали и приветствовали её. На втором уроке она наблюдала занятия моих учеников по неполной разборке и сборке автомата и снаряжения магазинов учебными патронами. Оказывается, мать решила посмотреть, чему обучают её детей на уроках начальной военной подготовки. После окончания 6 урока, я пригласил всю семью в помещение стрелкового тира, чтобы показать матери и этот вид школьной подготовки. Мы спустились в подвальное помещение и все трое моих учащихся отправились закреплять свои мишени. Получили у меня оружие и по 4 малокалиберных патрона. Выполнили команду - ..ложись, изготовиться к стрельбе. После доклада каждого, к стрельбе готов, последовала моя команда: -огонь. Мама увидела в руках детей мишени, простреленные в зачерненный круг и широко раскрыла удивленные глаза, она думала, что её дети будут стрелять, или в фашиста со свастикой, или в англичанина, в пробковом шлеме. Я рассмотрел принесенные мишени, определил оценку выполнения стрельбы каждому и мать попросила меня сделать подпись на каждой мишени и убрала их в свою сумочку. Спокойная и видно довольная, она возглавила выход из тира своих четверых детей.
   Что делать, приходилось находиться с ребятами не менее 8-9 часов ежедневно: то в тире, готовишь команду стрелков к городским соревнованиям, то со связистами сидишь за телеграфным ключом с азбукой морзе, то с оркестрантами, а при них нужно находиться постоянно, чтобы соблюсти технику безопасности при подключении музыкальных инструментов, да и после репетиций убрать в надежное место дорогостоящее оборудование оркестра.
   Присмотрелся к, проводимым преподавателями, урокам физкультуры. Много времени на этих занятиях уделялось игровой подготовки в волейбол, баскетбол. Попросил преподавателей, чтобы уделяли больше внимания силовым упражнениям: подтягиванию на перекладине, выходу на перекладину подтягиванием к перекладине ног, отжиманием на руках с пола, да и начальным упражнениям на брусьях. Сами брусья уныло устроились в углу зала и никто к ним не подходит.
   Мы видели своих выпускников будущими курсантами военных училищ: Военно-морского технического училища в городе Пушкине, Военно-морского училища радиоэлектроники в городе Петродворце, либо студентами института авиоприборостроения в Ленинграде. А во всех этих вузах необходимы здоровые и спортивные ребята. Так получалось, что ежегодно в эти учебные заведения, поступали из нашей школы по 12-14 учащихся.
   Чтобы расшевелить наших старшеклассников стали организовывать соревнования между классами. А ну-ка парни! В соревнования входили элементы работы на спортивных снарядах и игровая подготовка. Соревнования происходили под активное воздействие болеющих за свои команды учащихся - девушек. Подобные соревнования мы организовывали и для девушек (А ну-ка девушки!). На этих соревнованиях были другие элементы подготовки: по гражданской обороне, санитарной подготовке и стрельбе из пневматического оружия, снаряжению магазинов учебными патронами.
  

Соревнование "А ну-ка парни". Определение норматива по разборке, сборке Автомата Калашникова.

Соревнование

  
  В своей работе со своими учащимися я повел себя так, чтобы они не видели во мне, знакомого им по литературе "держиморду", а человека с большим жизненным и военным опытом, стремившегося передать им свое отношение к жизни в стране и важности получения знаний, и некоторого опыта по защите нашей Родины. Я с самого начала своей работы старался внушить им, что по разным причинам они могут отставать по успеваемости, по отдельным учебным предметам. А вот защищать свою Родину все они должны умело и с честью.
   В обращении с учащимися сразу перешёл на "ВЫ". Это как-то смущало моих учащихся, они привыкли, что им постоянно тыкают, а иногда и просто оскорбляют, в присутствии всего классного коллектива. Ввел в правило, перед началом урока построение в коридоре. Ранее, с согласия учеников, были назначены командиры классов. Ребята были построены в две шеренги. На правом фланге юноши, за ними девушки. Я выслушивал доклад командира класса, о готовности к уроку начальной военной подготовки и здоровался с учащимися-Здравствуйте товарищи! После их ответа - Здравия желаем товарищ военрук! Обходил строй, внимательно всматривался в лица своих учеников, на опрятность одежды и обуви. Когда подходил к строю девушек, то просил развернуть плечи и придать гордость всей девичьей осанке, не сутулиться. Частенько рассказывал, что в войну приходилось проходить службу вместе, с призванными из гражданки, молодыми девчатами и как они буквально преображались, надев военную форму, в момент подгоняли, полученную военную форму под себя. А военная форма женщинам всегда выгодно подходила. После осмотра на внешний вид, некоторые молодые люди направлялись в школьный вестибюль привести в порядок свою обувь, она должна быть чистой. Первыми в класс входили девушки, да из класса тоже выходили первыми. Юноши терпеливо выдерживали такой порядок.
   Каждый год в военкомат, на приписку будущих призывников на службу в Вооруженные силы, я ходил вместе с ними. Присутствовал на медицинских комиссиях и знал о состоянии здоровья каждого допризывника. Вот поэтому, когда проводил с ними 5 дневные сборы хорошо знал, кто из них может пробежать 1,5 - 2 километра, а кто это расстояние должен пройти пешком. Никаких неприятностей на этих сборах не разу не случилось.
   Интересными для учащихся была работа на стрельбище. Они должны были выполнять начальное упражнение по стрельбе из боевого оружия. По договоренности с командованием части, нашу команду направили в район стрельбища на бортовых машинах. При этом, мы использовали тренировку по посадке и высадке моих бойцов на машину и с машины. На стрельбище руководитель стрельб, по моей просьбе, рассказал ребятам как готовится стрельбище и обеспечивается охрана огневого рубежа, чтобы никто не смог проникнуть на линию огня. На подготовленной полосе препятствий, мои бойцы испытали себя в преодолении её и метании гранат (болванок) в воображаемый окоп противника. Руководитель стрельб - офицер воинской части, организовывал стрельбу, а я готовил и инструктировал каждую смену о порядке выхода на огневой рубеж, напоминал про доклад руководителю, стрельб о готовности к стрельбе и окончании стрельбы. После окончания стрельбы подходил к мишеням вместе со стрелками и определял оценку. Стрельбы были завершающим занятием 5 дневных сборов.
   Со своими учениками я бывал на территории части, заходили в казарму, там наблюдали заправленные солдатские койки, прикроватные тумбочки личных вещей, персональные табуреты, чтобы не садиться на заправленную кровать. Заходили и в ленинские комнаты, и в бытовки, где каждый солдат мог подшить воротничок, выгладить постиранное обмундирование, или просто побриться.
   Выяснял, когда в части производился развод караулов, с участием духового оркестра и приводил большую группу учащихся 10-х классов. В самом помещении тира, приспособил размещение учебных постов караула, место для заряжания оружия. Посты были обозначены их назначением: Знамя части (его заменило знамя школы), склад ПФС (продуктово-фуражная служба), склад ОВС (обозно-вещевая служба). Тренировал своих питомцев в заряжании и разряжении оружия в установленном месте, в приеме и сдачи каждого поста. При этом, каждый побывал и разводящим и караульным. Соблюдались оклики- Стой, кто идет? Разводящий, ко мне, остальные на месте!
  

Учащиеся 9-х классов на митинге у стены расстрела гатчинских патриотов.

Учащиеся 9-х классов на митинге у стены расстрела гатчинских патриотов. []

  
   В школе организовалась театральная группа, нашелся руководитель. Первой пробой была "Снежная королева", воспрянули духом, получилось. Встал вопрос, поставить спектакль "А зори здесь тихие". Потребовалась женская форма, начала великой отечественной войны. В одной из частей округа нашли женские гимнастерки и юбки, но они были периода, когда были уже учреждены погоны. Стали подгонять форму, она оказались очень большой, пришлось ушивать форму и подгонять по фигуре, каждой участнице спектакля. Остатки ткани использовать на изготовление отложных воротников к гимнастеркам, а знаки отличия просто вышивать на ткани. "Старшине" передал свою полевую форму, вместе со снаряжением (ремнями) и полевую фуражку. Труднее всего оказалось отыскать поясные ремни. С оружием, пришлось довольствоваться тремя автоматами Калашникова, они были с откидными прикладами и ручным пулеметом Дягтерева с металлической лентой. Все это имущество мне приходилось приносить на репетиции, а потом уносить в хранилище. И знаете, спектакль получился замечательный.
   Осенью 1977 года мы с директором школы выбрали деревья, которые собирались посадить на территории школы. Петр Васильевич выбрал дуб и посадил его на площадке перед школой. Я избрал ель и её доставили в школу, 8 метровую красавицу. Посадили дерево внутри школьного двора, чтобы проходя по обходному коридору, учащиеся могли наблюдать эту красавицу со всех четырех сторон. Правда её пришлось поливать, почти до снежного покрова, чтобы она прижилась на новом месте. Нужно было поливать и летом и осенью, во внутреннем дворе ей влаги не хватало, двор имел твердое покрытие.
   На новогодние праздники по протянутому между зданиями тросу, подтягивал к её вершине звезду, а на ёлку разноцветные электролампочки и крупные ёлочные игрушки, изготовленные ребятами. Ёлка, все дни новогодних праздников, по вечерам, блистала огнями. Так было и в следующие новогодние праздники, пока я работал в этой школе. Когда перешёл на другую работу, за ёлкой не стало ухода, моя красавица засохла.
   В школе я работал с полной загрузкой, да еще очень утомляли ночные подъемы. Дело в том, что в моем подвале хранились оружие и объекты большой ценности, поэтому он стоял на сигнализации. Довольно часто ночью, видимо из-за перепадов напряжения, эта сигнализация срабатывала и работники милиции, отвечающие за сигнализацию на объектах, будили меня, а значит и всю семью. Приходилось подниматься в ночное время и направляться в школьное здание, вместе с нарядом милиции и проверять объекты. После всех проверок исправности, охраняемых помещений, вновь сдавать и получать отзыв, о принятии всех помещений под действие охранной сигнализации. Кроме того, туда то меня везли на машине, а возвращался я, чаще всего, пешком. А идти пешком, глухой ночью, через весь город, "не очень то приятно и очень далеко". Дома тоже не спали и ждали меня.
  

Моя семья.

Моя семья. []

  
   Работая в школе, на уроках и во внеурочное время я был со своими учащимися предельно вежлив и ровен. Никогда не позволял себе повысить голос, или грубо отругать неряху, а просто обращал его внимание на тот или иной недостаток в его поведении, находя возможность делать это, не в присутствии его товарищей. Оставляя каждому учащемуся самостоятельно разобраться в своем поведении, или в отношении к заданию учителя. Старался воспитать у своих учеников обязательность и порядочность.
   Вот и занимался я любимым делом целых 5 лет, а потом стала проявляться нервозность и это случилось на одном из уроков, когда я вспыхнул, накричал на кого-то из учащихся, стукнул указкой по преподавательскому столу, а потом быстро вышел из класса. Постоял у окна в коридоре, привел в порядок свои чувства, вернулся в класс и попросил учащихся простить меня, за проявленную невыдержанность. Все успокоились и постарались забыть о случившемся, но я сделал вывод, что работать в качестве педагога больше не могу, Но закончить учебный год со своими учащимися, просто обязан, по совести и поэтому, закончив учебный год, я уволился.
   ПОЛОСА ПРЕПЯТСТВИЙ Поступил работать на предприятие 'Электронстандарт', оно размещалось в помещениях дворца императора Павла 1, в городе Гатчине. Был принят на должность старшего техника вычислительного отдела. С интересом познавал, хотя бы, основы счетно-решающей техники её первые варианты производимые в Белоруссии. Привыкаю, с большим трудом, к неторопливому и размерному, по времени, сидению за рабочим столом, который мне представлен вместе с другими сотрудниками отдела. Иной раз просто мучаюсь от безделья, когда исправно работает техника, заполнившая полностью, когда-то парадный зал дворца.
   В те годы не один я, а многие работники просиживали рабочее время ничего не производя, но зная, что оклад, все равно будет постоянным и прогрессивку получит. Вот такой резкий переход от одних условий труда, когда все рабочее время находишься в напряжении, к другим, к условиям относительного покоя, оказался болезненным для меня. Этот период можно охарактеризовать, как говорят военные - 'снял ремни'. Перемена условий работы, не прошла для меня бесследно, и я в прединфарктном состоянии попал на больничную койку.
   Я стал искать себе нагрузку в общественной работе. С октября 1978 года по май 1980 года состоял в совете ветеранов предприятия и работал с допризывниками. Организовывал встречи будущих воинов с ветеранами войны, с окончившими службу в армии и работающими теперь на институтском заводе или в лабораториях. В день полного освобождения Гатчины от немецких захватчиков, разыскал запись сообщения Советского Информбюро и текста приказа Верховного главнокомандующего об освобождении Гатчины (Красногвардейском наш город уже не назывался). Рассказал в передаче, по институтскому радиовещанию об участниках Великой Отечественной войны, работающих на заводе и в лабораториях института.
   В основе моей работы в отделе, было снабжение запасными деталями и различными материалами работающую технику. Оформлял документы на их получение и получал на материальных складах. Но лишь этим не довольствовался. При текущем ремонте и техническом обслуживании одного из комплектов вычислительной техники, мне доверили заделку соединительных перчаток высокого напряжения и бывалые техники приходили смотреть, как я накладываю ниточную марку на окончания соединительных проводов. Позднее мне поручили разработать в чертеже, специальные шкафы для хранения магнитных носителей служебного пользования. А с изготовлением этих хранилищ мне поручили их выдачу и прием, осуществляя проверку целостности этих носителей в должном линейном объеме. Так потихоньку меня привели и к чертежному автомату, но сначала, с опытным работником отдела, мы производили разработку и исполнение работ по увеличению масштаба получаемых чертежей. Теперь ко мне приходили сотрудники отделов с магнитными носителями этих чертежей и получали их изображение на больших листах бумаги уже произведенные чертежным автоматом. За постоянную готовность к такой машины к выполнению чертежных работ я и отвечал, мало ли требуется кому услуги чертежного автомата.
   Поручили мне и ещё очень ответственное дело, получение, хранение и выдачу спирта, который мною выдавался по установленной норме, специалистам обслуживающим технику. Это происходило один раз в неделю и почему-то по пятницам. Было только одно исключение. Ведущий инженер отдела не начинал свой рабочий день, не получив и не реализовав, положенные ему 50 грамм, для разгона мысли.
   В отделе я еще выполнял партийное поручение, был учрежден парторгом отдела. Однажды, по какому-то недоразумению, я попал на серьезное совещание, к руководителю института. Но и в ходе совещания, ни после его окончания, я не оказался кому-либо необходимым. Лишь потом понял, что на меня захотело посмотреть руководство, для того, чтобы поручить работу - возглавить, в качестве председателя, участковую избирательную комиссию, которая была поручена институту, как наиболее крупному предприятию этого микрорайона Гатчины. Пришлось заниматься приготовлением помещения для голосования в неполной средней школе.
   Поручили, ну я и пошел сразу в наступление на хозяйственников института, чтобы в помещении для голосования был произведен косметический ремонт, подготовили щиты перегородки для кабин тайного голосования, предусмотрели освещение в каждой кабине. Для убранства стен помещения просил изготовить три больших щита, на которых будут размещены рисунки школьников. О подготовке рисунков и их формате договорился с директором школы и преподавателем рисования. Попросил хозяйственников обновить лаком урны для голосования, разыскал в институте необходимые для убранства помещения скатерти и оконные шторы. Перед выборами на избирательный участок пришли директор института с секретарем парткома и остались довольны, но чтобы добавить праздничный настрой помещению, распорядился из институтских помещений временно изъять ковровые покрытия и передать ковры на избирательный участок, чтобы сократить шум от движения по полу многочисленных избирателей.
   Вот сейчас я смотрю, как часто руководители различных партий, критикуют порядок на избирательных участках в нашей демократической стране. Не было на избирательных участках никаких наблюдателей, возле урн стояли не милиционеры, а юные пионеры в красных галстуках. И ни кто даже не вспомнит, как эта работа организовывалась в годы Советской власти. Сам я хорошо помню и выборы Верховного Совета в 1937 году, через год после принятия Сталинской конституции, по моей памяти 12 декабря. Я стоял пионером возле избирательной урны и приветствовал пионерским салютом, каждого избирателя. И даже помню кандидатов в депутаты. Двое военных: Маршал Советского Союза и младший командир Балтийского флота. В послевоенное время в Новосибирске участвовал в работе участковой избирательной комиссии в воинской части. Кандидатом в депутаты был командующий войсками Западно-Сибирского военного округа Генерал Курдюмов. Принимал участие в выборной компании, сначала в выдвижении кандидатом в депутаты Российской федерации а потом и Верховный Совет СССР Командующего Дальневосточным военным округом генерала Крылова Николая Ивановича. Поэтому мне эта работа была не в новость. Но ни один из современных руководителей возглавляющих уже многочисленные партии не хочет вспоминать, как добивались результаты выборов в довоенное и послевоенное время, чтобы число принявших участие в голосовании доходило до 99,9% и не отличалось от поданных голосов за кандидатов, которые были предложены избирателям.
   Уже в последние годы службы меня утвердили председателем участковой избирательной комиссии. Наш участок был закрытым и им пользовались только военнослужащие срочной службы. Участковая комиссия уложилась буквально в полтора часа чтобы, после положенного времени на голосование, закрыть прием избирателей и приступить к подсчету голосов. Одним из первых я сдал протокол участковой избирательной комиссии в городскую комиссию и более меня не задерживали. Но к двух участков протоколы не приняли и их председатели с руганью поехали исправлять данные, занесенные в протоколы.
   Сейчас критикуют - все не так. А было так, что списки избирателей не имели графы для подписи граждан занесенных в списки. Достаточно было члену комиссии поставить одно или два 'ДА' в строке участвующего в голосовании. Удостоверений на право принятия участия в голосовании я тоже не видел. Видно их выдавали только командировочным, находившимся в пути. На избирательных участках никогда не было никаких наблюдателей, ведь у нас была одна партия. 'Партия - наш рулевой!'
   Большая организационная работа проводилась с секретарями участковых избирательных комиссий, чуть ли не семинары, где им объясняли, что и как нужно делать. Вся документация и малые урны, для участников голосования на дому, находились под постоянным вниманием секретарей избирательных комиссий.
   На председателей участковых избирательных комиссий возлагалась обязанность знать жилища своих избирателей и особенности их жизни, быта, размещения рабочих мест. Для меня этот микрорайон был не знаком и мне пришлось походить по малым предприятиям и жилищам избирателей и везде беседовать с людьми о их жизни. Вот например, на моем избирательном участке, должны принимать участие в голосовании большая группа цыган. Мне пришлось встретиться с их вожаком, предварительно прихватив с собой бутылку водки. Состоялась наша беседа. Мы договорились,что они приедут группой в день голосования к 12 часам, но чтобы еще работал буфет и в нем было в продаже бутылочное жигулевское пиво. В это время буфет работал, но три ящика жигулевского мне пришлось припрятать в комнате секретаря участковой комиссии. И вот раздаются гудки автомашин и бубенцы на дугах троек лошадей. Цыганский табор, а их больше трех десятков с песнями поднимаются на второй этаж школы в помещение для голосования. Проголосовали, прошли в помещение буфета, выкупили все пиво и часть закуски и уже тихонько, чтобы не мешать другим избирателям спустились на улицу, заполнили свой транспорт и с песняком отправились домой.
   Пришлось мне встретиться и с участковым милиционером, вернее он сам предложил мне свою помощь. Дело в том, что к избирателям на моем участке относилась целая группа спившихся алкоголиков и участковый пообещал навестить этих людей утром дня выборов и убедить их посетить избирательный участок и отдать свой голос избирателя. Разбросанность жилых домов нашего избирательного участка была очень большой, по существу, все жилые постройки в самом парке и лесопарковом массиве относились к нашему избирательному участку. Пришлось походить по местам проживания наших избирателей и выяснить их настроение.
   Во время подготовки председателю было нужно еще посетить руководство других предприятий микрорайона и обратиться с просьбой, о выделении некоторых денежных сумм, на подарки избирателям, голосующим впервые, уплаты уборщицам за помывку помещений до и после голосования. В понедельник школьники придут в свои классные комнаты. Да и для людей, участвующих в работе избирательной комиссии нужно организовать поздний ужин и отправить по домам на выделенном комиссии транспорте. Наступила уже ночь. Самому приходилось оставаться и ночевать в одном из классных помещений, где еще находились материальные ценности, выделенные институтом и имущество приезжего буфета. Так что спал я на коврах.
   В следующую выборную страду, я был уже заместителем председателя избирательной комиссии, предоставив почетную должность председателя молодому инженеру. Сам я занимался оборудованием помещения с последующим расчетом, выделенного для оформления избирательного участка имущества и выслушиванием различных нареканий руководителей школы, в случае порчи какого-либо из предметов школьной мебели.
   Работать с техникой, если вы с ней на ты, интересно, но я не скоро добьюсь уровня моих сослуживцев. Меня, по давно сложившейся природе, тянуло к людям, или что-то организовывать самому. В мае 1980 года я получил перевод на завод 'Буревестник', где было необходимо разработать и смонтировать устройства, по осуществлению контроля за переговорами служащих завода, на междугородних телефонных линиях, с целью сохранения производственных тайн. Надо было воспроизвести работу некоторого подобия, что уже было организовано в институте. И институт и завод являлись режимными предприятиями. В начале этой работы было интересно заниматься усовершенствованием средств контроля и информации руководства. Это по существу работа 1 отдела и меня, как инженера этого отдела. Но когда все было отлажено и отработано мне на этом поприще стало скучно и не по себе.
   В декабре 1982 года я получил должность технического секретаря парткома завода, был избран заместителем секретаря парткома завода по организационно-партийной работы. Вот эта работа оказалась мне по душе. Было интересно общаться с многочисленными активистами цеховых партийных организаций, с их секретарями и работать вместе с ними по документам приема в партию новых товарищей. Вместе с ними планировали ежемесячную работу и проводили цеховые партийные собрания. Правда эти протоколы никогда никто не прочитывал, но для порядка они должны присутствовать, при сдаче документов в архив горкома. Такое общение давало возможность ближе узнать завод, передовиков производства и руководителей подразделений завода.
   Директором завода в эти годы был Юрий Федорович Яров - энергичный, знающий производство и волевой руководитель производства, прошедший свой трудовой путь на заводе от простого инженера. В его бытность на заводе директором, действительно строились дома для рабочих, спортивные сооружения, предприятия культуры и отдыха, а вблизи действовал круглогодичный профилакторий.
   Активно внедрялась в производство новая техника - станки с программным управлением. Даже была освоена новая территория, заводу стало тесно. На новой площадке выстроена структура размещения новой техники и технологии производства.
   Через некоторое время Юрий Федорович возглавил Гатчинский районный комитет КПСС и вновь мне приходилось встречаться с ним, представляя на партийную комиссию, вступающих в партию рабочих и служащих завода. После развала Союза Юрий Фёдорович некоторое время возглавлял Ленинградскую область, а потом был приглашён в высшие инстанции правительства России, работал в должности заместителя председателя Совета министров. Тогда им был Черномырдин. Однажды их показало телевидение, вместе идущих по одной дорожке. Юрию Фёдоровичу пришлось сойти в сторону и приотстать, когда пошло повествование о премьере, а Юрий Фёдорович в телевизионном экране сошёл с дорожки, уступив её полностью премьеру. Я больше никогда не видел этого человека по центральному телевидению. Что-то слышал, что направили его на работу по воссозданию пароходства. Юрий Фёдорович оставил о себе в Гатчине и Ленинградской области добрые, деловые воспоминания. Для меня он служил примером выполнения долга, как Гражданин страны.
   Находясь в гражданке я стал больше времени заниматься семьёй. Дочь заканчивала учёбу в политехническом институте. Мать настояла, чтобы дочь обязательно получила высшее образование. Получив диплом, теперь работала в Ленинграде, на одном из предприятий авиационной промышленности. Сын Владимир, отслужил один год в учебном подразделении, по подготовке сержантов связистов. Получил от командования части направление, на сдачу конкурсных экзаменов, в училище города Орла. Там представляли дополнительное время на подготовку к экзаменам солдатам и сержантам уже служившим в армии и просто натаскивали их, организуя дополнительные занятия. Там мой сын уже учился не первый год. Вот так и бывает в семьях, дети выросли и разъехались.
   Дочь Людмила, попросила нас разменять нашу трехкомнатную квартиру и выделить ей свою жилплощадь. Мы обменяли нашу квартиру, на двухкомнатную на улице Карла Маркса, в центре города и очень близко к парковой зоне, а дочери досталась однокомнатная квартира в поселке Кобрино, Гатчинского района. Мы иногда приезжали к ней в воскресные дни отдохнуть на свежем воздухе, нам там нравилось, можно сходить в лес, собрать грибов. Моя супруга стала приходить в себя и подыскивать работу по своим силам. Мы вместе с Марией Федоровной, борясь за её жизнь и здоровье выполнили в жизни еще одну важную работу, оказывали помощь своим взрослым детям. Мария еще не отойдя от операции устроилась на работу мойщицей химической посуды в лаборатории ЛИЯФа. Проработала там целый год, а потом устроилась на должность смотрителя музея А.С. Пушкина в одноимённом городе, надо было дорабатывать необходимый стаж, для получения трудовой пенсии. В прежней жизни семьи, постоянные перемещения по службе мужа, не могли предоставлять возможность в устройстве на работу, а работу, которую она выполняла до операции, диетической сестры на детской молочной кухне, она не могла теперь выполнять, там был тяжелый физический труд, с прибывающими, для приготовления различных смесей и кефиров для малышей, тяжёлых бидонов с молоком, их нужно снимать с повозки и заносить в помещение, разливать в различную посуду, а потом уже готовить детское питание
   К лету 1979 года мой сын Владимир заканчивал учебу в училище. Перед назначением на службу и присвоением офицерского звания женился. ,Мы выезжали на бракосочетание сына. Сын получил направление на службу в Группу Советских войск в Германии. Все складывалось вроде-бы хорошо. В очередной отпуск семья вернулась в Орел ожидая рождения первенца. Мы с женой выехали в Орёл встречать первенца - девочку, родившуюся в апреле1980 года. Я вспоминаю это маленькое, молчаливое тельце, свободно размещающееся на моей большой мужской ладони. Мы с женой пробыли в Орле три дня, так и не услышав голоса своей внучки. Сын с семьей уехали в Германию.
   Все было тихо и спокойно до рождения у сына второй дочери Ниночки. Супруги сына стало трудно справляться с девочками погодками. Вторая дочь была активной девочкой и задавала родителям много заботы. В письмах из Германии появились первые сигналы 'SOS': - Машенька не слышит, а обращения к специалистам-сурдологам не оправдали надежд родителей. Им было заявлено, что необходимо и лечение и обучение, детей с таким недугом в стационарных условиях. В мае 1982 года в возрасте 2 лет Машенька предстала перед бабушкой и дедушкой собственной персоной, да и то за ней пришлось ехать в Орел и одновременно познакомиться со второй внучкой Ниночкой. Начались консультации со специалистами сурдологами в Гатчине, в областной больнице, находящейся в Ленинграде, в 1 медицинском институте Ленинграда, в институте на Бронинской улице. Единственно, чего мы добились -установления, что глухота ребенка проявилась с рождения. Надо устраивать ребенка на лечение и обучение в в соответствующие учебные дошкольные учреждения в Нарве или Всеволожске. И то и другое с круглогодичным пребыванием пациентов. Такие условия, при живых деде и бабушки нас не устраивали. Начались наши хождения по лечебным учреждениям самого Ленинграда, в городской сурдологический центр, с платным приемом пациентов иногородних. Мы узнали, что в Ленинграде имеются несколько лечебно-учебных учреждений, где занимаются дошкольным воспитанием и образованием детей с таким физическим недугом и одно из них в Красногвардейском районе города. Еще недолечившейся от болезни, моя супруга Мария Фёдоровна поехала на прием в Учебное управление города Ленинграда и со слезами умоляла, представителей комиссии, принять в дошкольное учреждение больную глухотой внучку. Мою супругу поддержала главный детский сурдолог города, к ней мы дважды приходили на прием всей семьёй. Чтобы принять ребенка в специализированный дошкольный садик в Ленинграде была нужна прописка хотя-бы Гатчинская. Мне пришлось срочно решать этот вопрос с администрацией. Председателем исполкома городского совета был, в это время наш бывший секретарь парткома и он был в курсе дела по моей тяжбе.
   Теперь каждый понедельник Мария Фёдоровна, рано утром, выезжала в Ленинград с внучкой. Правой рукой удерживая ребенка, а левой сумку со сменной одеждой и парой килограмм продуктов на неделю. В пятницу ребенка было необходимо возвращать в Гатчину. Я и провожал, и встречал их на пассажирской станции Татьянино. При всем этом мы оба работали: я на заводе 'Буревестник', а жена в Пушкинском музее города Пушкин. К 10 часам, проводив внучку она возвращалась на работу, в музей. Я, проводив их рано утром к поезд, тоже успевал на рабочее место.
   В эти годы, для детей с таким недугом, еще не было настоящих учебных пособий. Все их создания возлагались на родителей и родственников. Особенно трудно воспринимали не слышащие дети понятия связанные с движениями. Как например объяснить понятие - девочка кушает. Нужно это понятие изобразить рисунком или подобрать рисунок этих действий. Как объяснить, что нужно встать? Изготовляю табличку, где крупными буквами написано слово 'ВСТАТЬ'. Бабушка увидев текст на этой табличке встает, а вместе с ней встаёт со стульчика и наша внучка. Этот альбом моих художеств и табличек: Встать, садись, стой, иди и множество других, рисунков о различных действиях героев, изображенных на них, до этих пор храним в семье. Девочка растет, с ней все труднее добираться до места учебы. Прошло уже два года этих мытарств. Перед нами встал вопрос переезда в Ленинград, потому как учеба в школе могла состояться только с Ленинградской пропиской. Мне самому и моей супруге необходима жилплощадь и прописка в этом городе. Пришлось собирать множество документов, чтобы подтвердить свою принадлежность к этому городу. Ранее я воспользовался советом контр-адмирала и обратился в архив Военно Морского Флота, официальным запросом отдела кадров завода, о моей работе на Артиллерийском ремонтном заводе города Кронштадта с января по июль 1942 года, предприятии входящим в состав Действующей армии, во время войны и документ о медали 'За Оборону Ленинграда', которую я не получил в Кронштадте, в связи с увольнением по болезни. Эту медаль я уже получил от военного ведомства. Получил справки из горисполкома Кронштадта, об эвакуации в июле 1942 года и документ о прописке в этом городе. Пришлось еще добиваться справок о проживании в Кронштадте моих родственников и моего брата, проживающего в Ленинграде. Удалось мне купить кооперативную квартиру, в Калининском районе Ленинграда, за хорошенькую сумму и дополнительно отдать свою Гатчинскую квартиру, по обмену. Другого выхода у нас не было.
   Уволился с завода, получил рекомендацию Гатчинского райкома партии на обращение по трудоустройству в Калмининский и Красногвардейский райкомы. В Калининском я не был востребован, хотя и проживал в этом районе, в доме на Пискарёвском проспекте. В Красногвардейском райкоме мне предложили работу внештатного инструктора в отделе организационно-партийной работы, с занесением в штат технологического отдела завода 'Электропульт', на должность старшего техника. В те годы я еще не имел права получать оклад более 120 рублей. Познакомился со своей новой работой, оказалось мне следует заместить инструктора отдела, женщину, уходящую в декретный отпуск.
   Два года я проработал в райкоме партии, она была многообразной: с секретарями партийных организаций предприятий и учреждений района, то с многочисленными партийными организациями при домоуправлениях. Выполнял поручения начальника организационного отдела, по организации и проведению партийных собраний в партийных организациях, неработающих пенсионеров коммунистов. Почему-то штатные инструкторы отдела не питали интереса общаться с коммунистами, находящимися на пенсии - там задавали множество вопросов о современной партийной и общественной жизни. Особенно шумно проходили такие собрания, когда началось наступление на алкоголизм. У меня как-то не получалось, честно говоря, бить себя в грудь и кричать 'долой пьянство'. Я не особенно увлекался спиртным, то служба, то работа в школе, а затем снова работа в заводском комитете партии и снова на виду. Но отрицать, что могу иногда выпить небольшую дозу в компании, я не мог. Так что эта работа, особенно в партийных организациях по месту жительства, на 'ура' не прошла.
   Когда уходил на собрания к пенсионерам, получал информацию, что новое планируется в районе и передавал эти новости людям на собраниях. Но оказывалось, что эти добрые пожелания, что-то обновить в районе, оставались только желаемым, а на самом деле о них забывали. Я перестал, будучи на собраниях, рассказывать о планируемых заботах руководства района. Большой заботой для меня была работа с письмами трудящихся, приходившими в адрес райкома. Эти письма, а их было необходимо отработать в течении месяца и с этим было строго. Для этого в начале, нужно встретиться с заявителем и познакомиться на месте с вопросами, или предметами, с которыми обратился заявитель. По всем вопросам заявителя и виденного мною на месте, необходимо отработать решение в районном исполкоме. Доложить начальнику отдела, результаты проведенной работы по заявлению, только потом готовить письменный ответ заявителю, за подписью секретаря районного комитета партии. Сроки ответа были под постоянным контролем.
   А вопросы заявителей были различными: частые ссоры соседей, не выключенное, или не включенное освещение при входе в жилое помещение, постоянные протечки в швах хрущевских пятиэтажек, отсутствие автобусного сообщения к удаленным районам, от центра города, неудовлетворение медицинской помощью в поликлиниках района, затопление подвальных хранилищ, в результате неудачно вырытых канальных отводов дождевой воды. И много других всевозможных заявлений, не устраивающих, в какой-то степени, людей. Были и серьезные сигналы, по которым необходимо принимать срочные меры и которые, должны были найти решения немедленно.
   Меня упрекал начальник отдела, вы очень мягко работаете с людьми. Унижаете свой статус работника райкома - руководящего и направляющего. Я отвечал, что всю свою сознательную жизнь работаю с людьми и персонально, и в коллективах, и перестраиваться наверное уже не смогу. Буду искать работу по себе. Сил уже не было смотреть на равнодушие и высокомерие основной массы работников, а ведь они работали в райкоме партии.
   Во время моей работы в райкоме, хотя и временной, секретарем райкома была Валентина Васильевна Матвиенко. Про неё ходили различные слухи. Но для меня она была интересным, требовательным и современным руководителем. И никогда я не видел её несобранной, равнодушной, выпившей наконец, как ходили слухи. Я так и представлял партийного руководителя, чтобы к нему тянулись люди.
   Первым поручением мне, как ранее военного человека, пойти к руководству учебного заведения подводников, возглавляемое Адмиралом флота и пригласить на партийную конференцию Красногвардейского района. Я выполнил это поручение. Во второй раз Валентина Васильевна попросила меня сопроводить к нотариусу пожилую женщину, находящуюся у неё в кабинете. Я выполнил это поручение, так и не узнав, что сопровождал её родную мать. Встреча с Валентиной Васильевной, была еще при вручении мне ордена Отечественной войны 2 степени. Это произошло на собрании всех работников райкома посвященному дню Победы. С обращением по личному делу, я попросил её совета, как мне решить вопрос о прописке моей внучки Машеньки по моему ленинградскому адресу, чтобы продолжить обучение в школе глухих детей. Пришлось рассказать ей всю историю моего приезда из Гатчины в Ленинград. Она порекомендовала обратиться в административный отдел обкома КПСС, что я и сделал, с её подачи. Вопрос о прописке моей внучки был решен. Внучку, отдел внутренних дел города, прописал пока на год, в последствии мне было необходимо обращаться в отдел милиции, чтобы продлевать прописку ребенка ежегодно, пока она будет учиться в школе для глухих детей. Конечно, я понимаю, что пришел бы я с улицы, до кабинета секретаря райкома, не добрался. Меня бы посылали из кабинета в кабинет, а решения бы не нашли, просто не захотели возится, так что мне в каком-то смысле повезло.
   О том, что Валентина Васильевна из Шепетовки я узнал только из предвыборных документов и что с 1954 по 1956 годы были жителями одного украинского города. Этот город был родиной Павки Корчагина, героя книги Николая Островского 'Как закалялась сталь'. Самого автора. еще помнили работники паровозного депо Шепетовской железнодорожной станции и двоих из них мне удалось пригласить на встречу с личным составом подразделения в котором я был замполитом. Пионерия, комсомол, патриотизм - стали по существу знаменем этого города и главными вопросами по воспитанию советских патриотов. Даже могила героя - пионера Вали Голикова, в городском парке, была примером, гражданского отношения к героизму и патриотизму. Вот в таких настроениях и проходили, по всей вероятности, детство и юность Валентины Васильевны. На предвыборном собрании трудящихся Калининского района, где состоялась встреча с кандидатом в губернаторы города, а собрание проходило в концертном зале на площади Ленина, я пожелал Валентине Васильевне успехов на предстоящих выборах.
   С решением вопроса о годичной прописке нашей внучки и поступлением её в 1 класс, неполной средней школы ? 1, по проспекту Энгельса, мы с женой успокоились. Теперь мы направляли её по понедельникам в школу и конечно, снабжали необходимыми вещами на первое время. Вскоре Машенька получила положенные в интернате бельё и одежду, ребята стали ходить в похожей одежде. После определённого времени, когда дети уже стали привыкать к установленному в интернате порядку, детей разрешили брать на выходные дни по домам, где вместе с родителями, они должны были, выполнять домашние задания и посещать детские предприятия культуры. В понедельник детей возвращали в школу, к началу уроков. Классный руководитель меня сразу подключила к изготовлению плакатов по изучению русского языка, по окончаниям слов в зависимости от падежа. Просто я копировал в увеличенном виде материалы с её подачи, ребятам такие плакаты помогали. И вот так все 12 лет, чтобы освоить программу восьми классов. В 14 лет Машенька проявила хорошие показатели в легкой атлетике и её взяли на тренировки в школу Олимпийского резерва. Нам с женой добавилась дополнительная нагрузка: сначала возвращать внучку из школы, а затем отвозить на занятия спортом в совершенно другую оконечность города. И поздно возвращаться домой, а завтра утром вновь привозить подростка на школьные занятия. Намотались мы с внучкой по полной программе. Это сейчас, по прошествии времени, можно с улыбкой вспоминать, о тех заботах и хлопотах, почти 16 лет непосредственно отданных глухому ребенку.
   Вместе с работой которую мы вели, чтобы добиться обучения нашей внучки в специализированной школе Ленинграда, у нас встал вопрос о необходимости приближения места службы сына, к своему глухому ребёнку. Для этого необходимо заручиться множеством справок и документов, чтобы после уже затянувшейся на 6 лет службы сына за границей приблизить его службу к месту, где имеется возможность обучения его дочери с таким недугом, как глухота. И этим местом могла быть Гатчина. Наши усилия и убедительные документы, о болезни дочери офицера, дали положительные результаты. Сына перевели на службу в город Гатчину.
   И вот в один из дней поздней осени, в моей квартире на Пискаревском проспекте Ленинграда, собрались все мои домочадцы. Ранее, у меня на квартире появилась дочь с сыном Алёшей. Дочь ушла от мужа и оформляет документы о разводе. Прибыла семья сына и решается вопрос с квартирой в Гатчине, но пока свободной жилплощади в части не предвидеться, нужно искать её в поднаём. На это необходимо время. Всего собралось в квартире - 8 человек. Всем хватило места для ночного отдыха и лишь только хозяину пришлось положить матрац на полу. Вскоре удалось сыну с его семье, снять временное жилье в пустующей квартире гражданина, работающего на севере. Расходы, на оплату за жилплощадь, я взял на себя.
   Я уже не работал в райкоме, появилась возможность получить работу на заводе, где и раньше считался старшим техником. Там мне поручили организовать работу по редактированию передач заводского радио. Штатной единицы еще не было предусмотрено, Я с удовольствием взялся за это дело. Главное, что эта работа с людьми, со всем заводским коллективом. Проживаем на Пискаревском проспекте, ранее его планировали, как парадный проспект для выезда руководства города на Пискаревское мемориальное кладбище. в дни празднования Дней Победы на возложение венков к могилам погибших горожан. Но эту дорогу, в связи с отсутствием объездных путей, быстренько освоили водители большегрузных машин, для выезда к Неве и пересечению центра города по набережной Невы. Пискаревский проспект стал главной магистралью для всех видов транспорта, здесь и трамваи, и легковой транспорт, и огромные фуры. И все стоит, громыхает, газует, задерживается при переезде через улицу Металлистов и Полюстровский проспект. В квартирах, окна которых выходят на проспект, уже нечем стало дышать. Надо, что-то предпринимать с моей супругой, она стала задыхаться и заболевать.
   Мне пришлось, в 62 года, брать на разработку садовый участок, чтобы хотя-бы на лето, создать нормальные условия жизни своей супруге. Когда мы проживали в Гатчине, мне предлагали заняться садоводством в Сиверском районе области, но у нас, совсем близко, был городской парк и лесопарк, где даже можно было собирать грибы. И вот теперь, поднатуживайся и осваивай, полученный по розыгрышу, земельный участок в сотне километров от города. Получил участок, от военного ведомства недалеко от железнодорожной станции Назия, к участку надо пробираться по бездорожью через лес. Вспоминаю слова песни - я от досады, чуть не плачу, опять на дачу, опять на дачу. В то время, еще не очень дорогим был проезд по железной дороге и еще существовали какие-то льготы на проезд. Я решил, что поваленного на участке леса, вполне хватит для возведения небольшого сруба, дачного домика, задача только, как сохранить поваленные деревья, чтобы не растащили их, на уже начавшие строиться дома. Каждый хозяин работал по своим средствам. А пока я смог из подручных материалов построить времянку, чтобы укрыться от непогоды и оставлять там орудия труда. За два года сумел поставить сруб, купить необходимые материалы на кровлю и покрыть крышу, хотя-бы толью, прежде чем, приступить к внутренним работам. Мне повезло, моя дочь в это время работала в небольшой строительной организации и, некоторые, особенно дефицитные материалы, удалось приобрести по государственной цене, без розничных наценок.
   В общем за четыре года мы закончили, в основном, все строительные работы. Появились баня, два парника, колонка с водой и ограда участка, со стороны проезжей дороги. Сельскохозяйственные работы проходили с началом разработки участка. Подготовка почвы, закупка и внесение удобрений в суглинистые участки огорода, рассадка плодовых деревьев и кустарников, заработанных в питомниках Пушкинского сельскохозяйственного предприятия. Работу с кирпичной плитой и колонкой для подогрева комнат дома, завершили выводом трубы над крышей, с уже настеленным на толь шифером. Вопрос по оздоровлению моей супруги был решен.
   Теперь мы выезжали на дачу в середине апреля и жена оставалась там до середины октября. Там она могла дышать свежим воздухом, работать с растениями, выходить в близ лежащий лес. Я приезжал на дачу в субботние и воскресные дни и во время своего отпуска, с бабушкой на даче находились внуки Машенька и Алёша.
   Вот я и назвал двух внуков с которыми я был особенно близок. Машеньку воспитывали мы с двух лет и, по существу, она видела своих родителей очень редко. А Ниночка была, в основном, с родителями. Даже когда сестры были вместе, во всех случаях младшую назначали старшей, которая быстро освоила жесты не слышащих людей. Алёшу воспитывала мать, хотя отца не отрицали. Сергей Алексеевич приезжал встретиться с сыном, когда Алёша подрос он был у него на каникулах. Первое время, когда дети играли в войну, строили штабы, бряцали деревянным оружием, дети с удовольствием жили на даче. Когда ребята подрастали, жизнь на даче их уже не прельщала, они с удовольствием находили себе занятия в очагах культуры Ленинграда и его пригородов.
   С первых дней нахождения детей в интернатах, как дошкольных, так и в школьных я чувствовал проявление в них 'Дедовщины'. Моя внучка с радостью встречала бабушку, которая отвезет её в другую обстановку и где ей будет обеспечено внимание. Очень часто она возвращалась с царапинами и синяками. Даже в дошкольных учреждениях находились вожаки, которые правили бал. Позже мы узнали, что в садике воспитывается сынок зажиточного отца из среднеазиатских республик в которых с детства воспитывается сила кулака, он и главенствует в группе. Да и в интернате, во время учёбы в младших классах, мы частенько забирали девочку с заживающими царапинами, пока она не научилась давать сдачи своим обидчикам, пиная их по голеням ног, своей обувь. Я никогда не вмешивался во внутреннюю жизнь интернатов, предоставляя право разбираться в каждом случае самим воспитателям. Привожу эти строки потому, что 'Дедовщину' считают производством армейской среды и казармы. Эти действия, проявляются, задолго до того, как мужчины приходят в армию. И конечно, её проявление в армейской среде является недоработкой и недостаточным контролем, всех категорий командиров в армии. Нельзя не замечать таких явлений, в жизни воинских коллективов, но начинаются они раньше.
   Нашей внучке уже 16 лет, а она окончила программу 8 класса обычной школы, теперь ей предстоит учеба в профессиональном учебном заведении. К этому времени её родители в какой-то мере устроились, хотя еще проживали в наёмной квартире. Встал вопрос о получении жилой площади. Для того чтобы семья могла претендовать на трехкомнатную жилплощадь потребовались вновь справки о нездоровье старшей дочери и её инвалидности. Нам пришлось внучку выписывать со своей жилплощади и прописывать по месту временного проживания её родителей в Гатчине. Вновь потребовалась наша помощь, поднять архивы истории заболеваний нашей внучки и все справки из больниц, где она проходила лечение различных заболеваний. Семья сына получила трехкомнатную квартиру, хотя в семье были однополые дети.
   В учебном заведении, которое готовило швей массового пошива, наша внучка не увлеклась этой профессией, да и пропуски занятий по различным заболеванием и теперь поездки на новое место жительства, выезды на спортивные соревнования, все эти помехи не создали условия хорошей подготовки по избранной профессии. Свидетельство об окончании училища она получила, но на работу устраиваться не стала. Почувствовала себя взрослой стала увлекаться молодыми людьми. Во время возвращения из Ленинграда, она еще училась, приобретая специальность портнихи, в поезде на Гатчину нашла свободное место и уселась напротив молодого человека. Всю дорогу промолчали не обращаясь друг к другу. И когда молодого человека, его сосед по скамье, о чем-то спросил тот только промычал и указал на уши, что не слышит. Ответила, на вопрос мужчины, моя внучка, она хорошо считывала речь по губам. Так и познакомились, разговорились жестами. Молодой человек ехал в Гатчину к своему другу, который учился в том же училище, где в настоящее время учиться моя внучка.
   Молодой человек Юрий воспитывался в интернатах с самого детства и закончил программу только начальной школы, где детей еще не учили разговорной речи, а только жестам. Слова, хотя-бы и грубо, не произносил. Начались встречи молодых людей. У Юры был мотоцикл , подаренный когда-то отцом, офицером флота, но отец уже давно умер. Сыну досталась 10 метровая комната в коммунальной квартире. Но большее время он проживал у матери. Молодые люди сдружились, часто проводили время вместе.
   Маша вышла замуж в 18 лет, молодой муж старше её на несколько лет. Моя дочь Людмила в это время занималась недвижимостью и нашла возможность, увеличить жилую площадь молодой семьи, с доплатой, за комнату 20 метров, в коммунальной квартире по улице Пестеля. Мы с женой внесли деньги, за это переселение. Позднее в этой квартире освободилась еще одна комната и жилая площадь семьи, вновь увеличилась, правда после рождения первого ребенка. Следует заметить, что первая беременность внучки оказалась сложной и последнюю неделю пришлось мне сопровождать её и к врачу гинекологу, выслушивать рекомендации врача, сопровождать на процедуры и даже сопровождать роженицу в роддом.
   Но молодые семьи не любят советов. И не захотели оставаться в центральном районе города. В результате, им предложили обмен, двух имеющихся жилых комнат, в трехкомнатной квартире, в престижном районе, вблизи с Летним садом, на отдельную двухкомнатную квартиру в Выборгском районе, совсем на краю города. Сейчас у внучки уже трое детей и все они слышащие. Дай бог им всем здоровья. Одна беда, внучка не захотела использовать свое обучение в специальном училище, а пробивается неквалифицированным физическим трудом,работая уборщицей в продуктовом магазине.
   Мне и моей супруге стало не в мочь работать на земле дачного участка. Наша дача, которая в трудное время кормила три семьи, где с любовью к земле трудилась моя Мария Фёдоровна, создавая микроклимат своим питомцам -овощам в парниках и получала первой, среди дачников, свежие огурцы, помидоры и перцы. Находились мы там, до тех пор, пока я мог держать в руках лопату для обработки земли. Еще при жизни моей супруги я, с согласия дочери и сына, подарил дачу Машеньке и её многодетной семье.
   После моей, более чем двухлетней работы в райкоме, а я не пытался там задерживаться. Особенно тогда, когда услышал со стороны непосредственного начальника нарекание, что я не тем языком разговариваю с людьми, в нем не чувствуется, что ты представляешь районный партийный орган. Но когда, каким-то образом, в райкоме появился 'бомж', этот неприятно пахнущий человек, опустившийся, бездомный и ищущий последнюю надежду исправить положение, в котором он оказался, прибыв в райком. То мне сказали, иди Леонид Васильевич выясняй, что с ним нужно делать. В фойе, на предложенным милиционером табурете, сидел уставший и угрюмый человек. Когда я начал вести с ним разговор то понял ,что это грамотный и воспитанный человек средних лет, где-то к 60 годам, который, чтобы стать предпринимателем, заложил свою квартиру и дачу. Но дело, которое хотел совершить натолкнулась на более удачливого предпринимателя, который задавил инициативу этого человека и он оказался на улице без денег, без жилплощади, да и без семьи, которую приютили родственники. В эти годы не всем начинающим предпринимателям сулила удача. Я доложил руководству, что человеку нужно помочь возвратиться к людям, а в первую очередь отмыть и устроить на ночлег, а потом уже передать социальным работникам района.
   К этому времени я уже хорошо знал коммунистов, состоящих на учете в партийных организациях по месту жительства. Предложил замену себе - пенсионера, юриста по образованию, а меня отпустить на завод 'Электропульт', там открывается интересная для меня работа, пока нештатного, редактора передач заводского радио. Мне повезло, в это время на предприятиях района, стало действовать радиовещание. Секретарь парткома пригласил меня организовать эту работу,оставаясь на штатной должности старшего техника технологического отдела. В отделе меня уже знали я приходил туда за зарплатой. В начале своей работы я побывал в организациях, которые уже имели местное радиовещание. Интересовался, чем они располагают для получения внутренней информации. Побывал на местной телефонной станции, где размещалась усилительная установка для обеспечения трансляции передач городского радио. Для начала работы, па первый случай, все имеется. Потребуется приобретение переносного магнитофона для проведения записей бесед с рабочими на рабочих местах.
   Первые мои передачи происходили с информацией о выполнении производственных планов очередной недели, материалы я получал в ходе совещания руководства завода, на котором присутствовал и уточнял в плановом отделе. Но мне, кроме этого материала были необходимы и люди, выполняющие эти планы. Ходил в цеха, интересовался успехами этих тружеников у руководителей цехов и бригадиров трудовых бригад. В моих передачах стали появляться не только цифры и показатели, а непосредственные люди, добывающие эти показатели своей работой. Стал уже иметь знакомых в цехах и отделах. Меня стали узнавать и здороваться при встречи. В совете ветеранов получил материалы об участниках Великой Отечественной войны, о рабочих, которые работали на заводе в период войны, изготовляли продукцию необходимую фронту. Материалы о ветеранах войны и труда, нашли отражение в моих передача. Через комитет ВЛКСМ, а я стал ходить на заседания комитета, получал интересные материалы о работе молодых рабочих. Через Профком познакомился с цеховыми профсоюзными организаторами и попросил их передавать мне материалы о днях рождения, или других семейных торжеств тружеников, чтобы по радио в пятницу, каждой недели, звучали эти поздравления и заказанные ими песни в исполнении любимых артистов. Но желательно, чтобы эти заявки исполнялись для людей с положительной характеристикой. Во время беседы с профоргом расспрашивал об имениннике, о его семье и друзьях, чтобы иметь полное представление об этом человеке. Потихоньку стал добираться до руководства, убеждать их вести разговор с людьми о проблемах завода и задачах, которые еще предстоит решать по внедрению новых производственных мощностей и подготовке специалистов, для работы на этой новой технике. Чтобы расшевелить главных специалистов я сначала стал собирать вопросы в цехах и отделах, а потом приходил к главному технологу, или к главному конструктору и докладывал им вопросы которыми интересуются производственники. И тем ничего не оставалось делать, как принять мое приглашение на запись их выступлений по радио. Таким образом я наступал и на профорга завода и на секретаря партийного комитета. Добрался и до директора завода с подготовленными для него вопросами. Вторично он выступал уже по вопросам, передаваемых и принимаемых по телефону, находясь непосредственно перед микрофоном.
   Дело пошло, я становился своим человеком и в цехах и отделах завода. На третий год моей работы редактором радиовещания, меня избрали Председателем совета ветеранов завода и для меня открылось целое окно возможностей, рассказать в радиопередачах об участниках Великой Отечественной войны, о людях, которые работали на заводе в годы войны и награжденных медалью ' За оборону Ленинграда'. В общем я увлекся этой работой и привлек к ней людей с хорошо поставленным голосом, чтобы передаваемые тексты, звучали с хорошим произношением. Этими глашатаями стали молодая женщина технолог и работник телефонной станции, с хорошим баритоном. Жаль, что не могу вспомнить имена этих людей. Они мне здорово помогли, большое им спасибо. В передачах об участниках войны нашлась одна работница, о которой не знали даже подруги по работе. Эта молодая, в те военные годы женщина, облазила все скалы севера нашей страны. Скалы севера Финляндии и Норвегии, спасая жизнь участников разведывательных рейдов, имея за свой воинский труд боевые награды. Время шло, завод выпускал продукцию, она вывозилась за ворота предприятия и было можно докладывать по команде о выполнении плана.
   У власти в стране был Горбачев. И полилось одно за другим. То борьба со спиртным напитками, то развал Берлинской стены. Вывод наших войск со стран Западной Европы, недостаток в стране продуктов питания. Поменялось руководство в Красногвардейском райкоме партии, уходили на новые должности в народное хозяйство, работники отделов райкома. Председатель Профкома тоже зондирует место перехода на другое предприятие. У меня уже не требуют, на утверждение, текстов новых радиопередач. Второй месяц я работаю в качестве законного редактора заводского радиовещания. У меня даже увеличился оклад до 170 рублей. Завод становился арендным предприятием, что вероятно дало право распоряжаться неликвидами и неиспользуемой в производстве территорией. Люди как-то притихли, все ждали чего-то нового. И вот оно наступило. Позвонили в партком из райкома, предложили взять запись радиопередачи с критикой на М.С. Горбачева, на одном из заводов нашего района. Я взял эту запись и запустил в программу радиовещания, после чего получил нотацию от руководства. Мне оставалось сослаться на поручение, пришедшее мне от ответственного работника райкома и назвать его фамилию. Этого текста у меня уже не было. Только в записи моей передачи. Полученную пленку я передал на другое предприятие, как мне и было сказано работником райкома.
   Я почувствовал, как разваливается партийная элита, она уже теряет прежнюю согласованность, как партийная номенклатура, все дальше отходит от многомиллионного отряда простых коммунистов. Частая смена первых лиц во главе партии, по различным причинам, а теперь и перемещения в райкомах и партийных организациях предприятий дезориентировали рядовых коммунистов. Они перестали верить своим руководителям, которые явно принижали роль в государстве, многомиллионного отряда рядовых коммунистов. Как писал В.В.Маяковский:-Коммунизм по книге сдав перевызубривши 'измы' он покончил навсегда с мыслями о коммунизме. что заглядывать далече циркуляр сиди и жди. нам, мол, с вами думать неча, если думают вожди.
   Даже при разделе СССР никто не поставил вопрос перед 18 миллионной партией коммунистов, как быть, а все решили вчетвером. Вот тебе и 'Партия наш рулевой!' Конечно меня не устраивала такая обезличка рядовых коммунистов, в решении судьбы своей страны. Я поступал в другую партию и считал честью, что меня приняли. Моя судьба изменилась, потому что, в то время партии были нужны политработники, и я принял ее волю. Быть в этой новой партии я не хотел.
   Я внимательно рассмотрел документы последних съездов и партийных конференций партии, о изменениях в уставе КПСС. В главе- Члены партии, их права и обязанности, в пункте 5, статье 3 причитал:- Членство в партии прекращается также по заявлению члена партии о добровольном выходе из КПСС, которое рассматривается в первичной партийной организации. Раньше такого пункта не было, из партии могли исключить, но выйти из неё было нельзя. Честно прослужив партии 46 лет, мой партийный стаж члена партии, исчисляется с марта 1946 года, я обратился в первичную партийную организацию, с заявлением о добровольном выходе из КПСС. Со мной разговаривал только секретарь партийного бюро первичной партийной организации заводоуправления, на заседание партийного бюро меня не вызывали. Я заплатил членские взносы за март месяц, с большим душевным волнением выложил свой партийный билет, прощаясь и с ним, и с большим периодом личной жизни и работы в партийных организациях. Мне сказали, что мой партбилет и учетная карточка будут направлены в Центральный комитет. Больше со мной по этому вопросу никто не разговаривал, но с тревогой встречали и удивлялись моему решению. А я не жалею о своем решении, не собирался прятать партбилет, как сделали многие. Лучше уж по честному, я не думаю, что мой шаг мог что то изменить, но сделать его я был должен.
   Как я пережил этот период сказать не могу, не помню. Это была гибель всех устоев, веры, я будто сам у себя выдернул почву под ногами. Вскоре я завершил свою работу на заводе, сдал свои записи в архив парткома, получил в подарок от местного профкома сумку 'Дипломат' и расстался с коллективом завода.
   Продолжал заниматься дачным участком. Казалось, что все основные жизненные вопросы решены. Сын получил квартиру в Гатчине и продолжает службу. Дочь после переездов с квартиры на квартиру, остановилась в Центральном районе города и устроилась на работу связанную с недвижимостью. Её сын Алексей окончил среднюю школу и поступил на Исторический факультет Ленинградского государственного Университета. Вторая дочь сына Нина, ранее увлекавшаяся музыкой, изменила свой интерес в сторону финансово-экономического образования.
   Последнее время и у меня, и у моей супруги сильно пошатнулось здоровье, видно недосыпания, при воспитании глухого ребенка и постоянное внимание к внучке, да и дачная страда, постоянный физический труд на участке, а ведь в 'перестройку' мы кормили, дачными овощами и фруктами, три семьи, все эти заботы, ухудшали здоровье. Я получил первый, а затем второй инфаркт, уже не работая на даче. В октябре 2000 года мы с моей Марией Фёдоровной отметили 50-летие совместной жизни. На наше торжество съехались многие родственники и наши знакомые.
  

Молодожены. 50 лет спустя.

Молодожены. 50 лет спустя. []

  
   Я стал вновь участвовать в ветеранском движении. Частенько меня стали приглашать в школы с рассказами о блокаде и Великой Отечественной войне. Сильно ухудшилось здоровье моей супруги, особенно после её 70-летия. Постоянные госпитализации: то по сердечной недостаточности, то легочные заболевания, голова у неё болела, не переставая. Получалось так - лечат одно, травмируют другое. Особенно на неё повлияло воздействие МРТ, в первые годы её применения, стоял страшный шум при включении аппаратуры и все помещение содрогалось. В июле 2005 года она попала сразу в отделение реанимации и больше двух недель боролась за выживание, работники отделения удивлялись её самообладанию. В последний день её жизни, у нее сняли все трубки с подводом кислорода и каких-то лекарств. Моя жена попросила меня:- Лёня поцелуй меня! Я приник к ней с долгим поцелуем и обнял её тело, руки моей супруги были привязаны к постели. Это была последняя встреча с родным и любимым человеком. Через два часа, после нашей встречи, Мария Фёдоровна умерла. Мы прожили вместе 55 лет.
  
  
   ОСТАЮСЬ С ВАМИ
  
   Окончание 2005 было для меня временем жизненных терзаний и горестных воспоминаний, о любимом человеке. Я пробовал переехать на временное жилье в квартиру дочери, но пробыв там 2-3 дня, вернулся на Пискаревский проспект и в новь, пока не вернулась из отпуска моя дочь, проживал в одиночестве до самого нового года. Ко мне по просьбе жены, еще при её жизни, была приглашена её сестра. Но она все раздумывала ехать или не ехать. Моя дочь Людмила почувствовала, как мне тяжело в одиночестве и по возвращению в Питер, сразу переехала ко мне на квартиру. И от меня каждый день уезжала на работу, затрачивая на дорогу в обе стороны до 4 часов. Транспорт ходил нерегулярно и были многочисленные задержки, из за пробок, на дорогах. Мы решили выполнить пожелание моей покойной супруги, да и моё согласие, и оформить дарственный документ на жилплощадь на Пискаревском проспекте дочери.
   Никаких других перемен в своей жизни я не предполагал, мне уже 80 лет, родные и немногие, еще живущие на свете, друзья поздравили меня с годовщиной. Больших собраний я и не предполагал, шел первый год как ушла из жизни моя боевая подруга, с которой мы объехали всю страну и даже побывали за границей.
   Летом мы переехали в центр города, на квартиру дочери и её сына Алексея. Алексей к этому времени окончил исторический факультет университета и поступил на работу в один из военных музеев города, и ему была предоставлена квартира на Пискаревском проспекте. А я получил прописку центре города. Теперь дочери было близко до своей работы. Меня полностью устраивало то, что я лишился собственности.
   Здесь центр города, рядом станция метро 'Маяковская' и Таврический сад. Первое время я просто ходил по городским улицам и любовался ими. Ранее проживая в Гатчине, или даже на Пискаревском проспекте, добраться до центра города было проблемным вопросом, а теперь мне только стоило выйти со двора, я мог идти в любую сторону и все эти уличные дома не повторяли друг друга. Таврический сад меня очаровал, это был настоящий кусок природы, в отличие от молодых деревьев в моем бывшем районе. Конечно, когда нибудь те деревья вырастут, но сейчас, даже не давали тени, а в Таврическом саду я мог бродить часами. Что я и делал, пока дочь была на работе.
   Потом дочь уговорила меня начать посещать театры, в которых я был, в течении прошлой жизни, очень мало. То служба, то дети, то внуки и т. д. Она уговаривала меня, что свой долг перед всеми я уже выполнил и пришло время заняться собой, тем, что мне больше нравится. Моя дочь, в прошлом театралка и большая любительница художественной литературы, могла бы стать хорошим для меня проводником, но она вдруг заболела, ей была сделана сложная операция, что привело к выходу на серьезную инвалидность. Посещение театров и концертных залов одному, было не комфортно. Мне пришлось как-то выходить из этих сложностей, в познании города и его окрестностей.
   В октябре меня пригласили в Гатчину на празднование 30-летия школы ?3. На вечере я встретил Викторию Георгиевну, мою знакомую еще по 9 школе, она тогда была старшей пионервожатой и мы вместе организовывали пионерскую 'Зарницу'. Эту женщину знали еще мои дети, школьники 9 школы. Знала её и моя супруга, они вместе организовывали ужин на моем 50- летии, которое я отмечал в школьном коллективе. Я задал вопрос, теперь уже учителю филологу, сможет ли она приехать в Питер и посетить со мной театральный спектакль, который я предложу. Мне ответили согласием. Оказывается она недавно окончила свою педагогическую работу в школе, ушла на пенсию и теперь занимается репетиторством. Я вспомнил, как я сам переносил время выхода на пенсию. Когда я предложил приехать на концерт казачьего ансамбля песни и пляски, то получил согласие, но меня просили встретить её, при выходе со станции метро 'Маяковская'. Мы встретились и я, перед концертом, пригласил её побывать у нас дома и возобновить знакомство с моей дочерью.
   Вот так с октября месяца, если меня заинтересовал какой-либо оркестр, исполнитель или спектакль, я звонил в Гатчину и узнавал желание и возможность Виктории приехать на это мероприятие. На ночь она оставалась или у своих родственников или, моя дочь приглашала её ночевать у нас. С этого времени и последующие 5 лет, где мы только не были. И в Кронштадте, и в Ораниенбаумском парке, и в Павловске, и в оранжереях Аптекарского острова, и на Елагином острове. Мы так и говорили, поедем на наш остров. Я не могу сейчас перечислить все места, где нам удалось побывать за эти годы. Назову лишь часть этих объектов культуры, которые мы посетили впервые, Эрмитажный театр, Георгиевский зал эрмитажа, слушали там симфонический концерт, Юсуповский, Строгановский, Шереметьевский дворец, дворец Белосельских-Белозерских, Спас на крови, Смольный собор. Да разве все вспомнишь, где мы смогли побывать за эти годы.
   Драматические театры мы тоже посещали, но я из недостаточности слуха, пытался приобретать билеты поближе к сцене. Мы смотрели спектакли в театре Юного зрителя, в Малом драматическом театре Европы, в театре на Литейном, в театре Ленсовета и дома культуры Выборгский. Частыми гостями мы были в филармонии им. Шестаковича, малом зале М.И. Глинки, Мариинском театре, в Академической капелле. Как-то получилось, что в последнее время я пристрастился к органной музыке. Мы слушали её и в филармонии и в Таврическом дворце.
   Я заново узнавал свой город, вроде с ним связана вся моя жизнь, а я его не знал. Помню, когда дочь затащила меня за столик летнего кафе в Летнем саду, мне было так странно, просто сидеть и отдыхать, а еще и выпить стаканчик пива, заедая его арахисом, которого я тоже не знал. Вам может смешно, а для меня это было так не привычно. На меня обрушились новые впечатления, жизнь стала наполненной и интересной. Когда я спрашивал у дочери откуда она все это знает, билеты, в основном покупались по совету дочери, она отвечала: - Ты работал, чтобы мы могли это узнать, а теперь пришло время и для тебя.
   Но в октябре 2011 года, я как-то перестал часто бывать в театрах, видимо уже 'наелся', осталась только симфоническая музыка и перешёл на работу с компьютером. Сначала научился его включать и выключать, выискивать свои сайты и печатать. Вам это кажется простым, а для меня было неизведанным пространством, я даже ходил на компьютерные курсы, для пенсионеров, но там мне не понравилось. Молодой человек объяснял в точности, как мой внук, быстро и непонятно. Конечно для вас компьютер знаком еще со школы и вы не понимаете, как здесь можно, что-то не понять, все элементарно.
   Мои уговорили меня писать воспоминания о своей жизни, я назвал свое писание 'Просто жизнь'. Пришлось вспомнить правописание и орфографию. Учёба моя прерывалась и закончилась вечерней школой, и хотя учили нас еще серьезно, прошло много времени. Во взрослой жизни мне, в основном, пришлось писать рапорта и объяснительные, да протоколы партийных собраний, а их никогда никто не прочитывал и тем более не исправлял ошибок в написанном тексте, так что перестроится было довольно сложно. И теперь я сам себе судья. Я попросил одного человека, преподать мне несколько уроков, но получил только учебник русского языка, мол сам постигай эту науку. Вот и постигаю, как могу и как умею.
   Не потерял интерес к истории музыки, к жизни и творчеству композиторов классической и опереточной музыки. Разбираюсь звучанием каждого инструмента в симфоническом оркестре, почему-то высокие ноты я ощущаю и слышу лучше, чем басовые партии инструментов, как струнных, таки духовых. Очень мне нравиться когда в музыкальное произведение вступают валторны. Классическую музыку предпочитаю даже в трансляции по радио и телевидению. Очень люблю выступления симфонических оркестров под управлением наших прославленных дирижёров, а также руководителей оркестров из Вены. Люблю и исполнителей, знаменитых баритонов и теноров, женщин с сопрано. Не оставляю без внимания выступления в концертах Хворостовского и Погудина. Частенько возвращаюсь к записи этих выступлений. Мне даже купили 'Музыкальную антологию', внук рассказывал много по истории и я с увлечением узнавал новое для себя.
   Когда еще не работал над материалами своих воспоминаний, мне было интересно много читать, люблю фантастику. Самой любимой книгой у меня, является история Майлза Форкосигана, Лоис М.Буджолд. Мне очень нравятся материалы отличные от истории, случившейся на самом деле, особенно истории попаданцев.
   В последние годы уже не могу ходить в колоннах участников Великой Отечественной войны, а на трибуны Дворцовой площади не приглашают. Только, как-то странно слушать восторженные комментарии людей, приглашенных на трибуну, не имевших к войне никакого отношения, хотя бы по возрасту. Конечно те ветераны, которые были на фронте, если еще живы уже не могут сидеть и стоять на трибунах, на протяжении всего парада и трибуны заполняют люди не имеющие отношения к войне и блокаде.
  

Поздравление

Поздравление []

  
   В каждый праздник Дня Победы выхожу на Невский проспект в сопровождении дочери, внука, а иногда и с правнуками. Выхожу в форме, которую получил в последней выдаче на службе. Я ношу эту форму еще и потому, что уволен со службы с правом ношения военной формы, так записано в военном билете Конечно очень приятно, когда тебя замечают и от души благодарят, как участника Великой Отечественной войны.
   В дни прорыва Ленинградской блокады и полного освобождения города от вражеской блокады, а также в дни Победы, меня приглашают во многие школы Центрального района с рассказами об этих событиях в моей жизни. Стараюсь вести разговор о конкретных примерах, виденных мною, событий этих дней и лет войны. Рассказываю о героях войны, тех простых солдатах фронтовиках, передаю рассказ воина десантника, как они преодолевали расстояние до первых окопов противника и совершенно обессиленные, расстреливали оставшиеся патроны, врываясь во вторую полосу обороны противника, только потому, что здесь был враг. Рассказываю, как наши солдаты, по пояс в воде, продвигались по Синявинским болотам и штурмовали высоты, на которых укрепился враг. Рассказываю о военных моряках, которые лежали на льду, прикрывая попытки врага выйти на берег острова Котлин и покорить неприступный Кронштадт. Рассказываю, как проходила эвакуация населения Ленинграда. Как встретили этих людей уральцы и сибиряки и помогли включиться в сельскохозяйственный труд, чтобы вместе с колхозным крестьянством, кормить действующую армию. Рассказываю и о подготовке кадров в действующую армию. За последние два года, дважды побывал в Суворовском училище. Был и в своей 425 школе города Кронштадта, в которой учился, в блокадном городе до половины января.
  

Рассмотрю поближе

Рассмотрю поближе []

  
   Жизнью я был приучен, не требовать ничего от страны, а своим трудом и трудом моих детей добиваться благополучия в семье. Никогда не получал никаких поблажек, ни ждал милости от природы. Имеется русская пословица- Как потопаешь - так и по лопаешь! Все в семье трудились, каждый на своём месте. Когда служил военную службу, не было никаких денежных поощрений и тринадцатых зарплат. При выходе в запас единственной поощрительной формой были грамоты. Вот они дорогие и лежат толстой пачкой, и от больших начальников, и от начальников поменьше рангом. Так что вышел со службы, получил за текущий месяц денежное довольствие и теперь думай, как содержать семью. Или отдыхай, береги свое здоровье, или подыскивай себе работу, чтобы сохранить, хотя бы тот уровень, который был на службе. Я мог еще устраиваться на работу с окладом в 50 - 60 рублей, если выше, то вычитали из пенсии. Но мне повезло, пригласили работать в школу на должность военного руководителя, Это видно было единственное место, где сохранялось право получать, полностью, заработанные своим трудом деньги.
   Еще будучи в армии, на службу я не напрашивался, но от службы не увиливал. У моих командиров не возникали желания выдвигать меня на более высокую должность, потому, что я устраивал каждого из них. Выдвигались только лица, которые не проявляли особых усилий в службе, от них просто избавлялись. И поэтому я задерживался в каждом подразделении или части надолго. Вот и в последней воинской части, где я проходил службу задержался на целых 9 лет. За это время у меня сменились четыре начальника, все они уходили на высшие должности. Был единственный случай, когда мне самому пришлось просить перевода, из-за границы в часть, находящуюся на территории Советского союза. А кому не известно, что большинство офицеров, всеми силами старались продлить свою службу за рубежом, в виду улучшенных материальных условий и более высокой оплаты за воинский труд.
   Но политработник должен поднимать авторитет командира и, быть надежной защитой, от его произвола личного состава. Для этого политработник, прежде всего, должен хорошо знать специальность и не быть просто офицером по поручениям. Важно было, чтобы в политработнике солдаты и сержанты видели не 'фельдфебеля', а человека с которым можно поговорить, посоветоваться по всем вопросам и служебным и личным, и может быть брать пример в отношении к службе. Мне никогда не отказывал командир полка, когда я подавал рапорт, под мою ответственность, о внеочредном отпуске для военнослужащего, он знал, что если я прошу, значит другого выхода нет, для решения данного вопроса. Правда, ребята ни разу не подвели меня, это надо отметить. Да я считал своим долгом проявлять требовательность к подчиненным, но всегда старался быть обязательным и, не считаясь с личным временем, старался занимать их различными мероприятиями, в свободное от службы время. Может в этом мне помогала моя семилетняя служба солдатом. Это было и на Сахалине, на Украине, в России, да и за рубежом. Я считал своим долгом помочь солдатам, например со знаниями, чтобы они, после службы, могли продолжить обучение. Или культурная программа, для ребят, которые призваны со всех концов страны, было очень важно, хоть раз побывать в Будапеште, в Ленинграде. Может за всю жизнь они сюда больше не приедут, но для того, чтобы принять участие в экскурсии, нужно проявить себя в воинской службе, вот какая цепочка. Я надеюсь, что те военнослужащие, с которыми я служил, добрым словом вспоминают своего политработника.
   Я ни получал ничего, ни машины, ни квартиры, что сейчас страна дает ветеранам. У меня все есть и все заработано своим трудом, конечно я ни попадал в ситуацию, в которую попали многие ветераны. Но я до сих пор не могу понять, почему одинокий старик живет в селе, в разваливающемся доме, а дети, которых он вырастил, дал образование, разъехавшиеся в города, ему не помогают и не забирают его. Этого мне не понять никогда.
   Я счастливый человек, живу и наслаждаюсь жизнью. В прошлом году отметил свое 85-летие, теперь еще на год старше. Нахожу, чем заполнить свое время на пенсии. Слежу за новинками технического прогресса, сам пришёл к тому, чтобы освоить работу компьютера, никогда раньше не увлекался буквопечатанием, ни на пишущей машинке, ни на техническом устройстве СТ-35, находясь в подразделениях связи. А вот задался целью, свой материал самостоятельно записать на компьютере и дело пошло, этой страницей закончу его. А впереди еще планы, в рассказах вспомнить своих старых друзей и интересных родственников. Но это не одно, что меня увлекает. Есть еще классическая музыка, исполнительская деятельность музыкантов и артистов. Очень люблю слушать русские романсы. Много читаю, у дочери богатая библиотека. У меня большая семья и довольно дружная родня. Имею двоих детей, троих внуков и четверо правнуков. Вот только, так получилось, что мое 'фамилие' не сохраняется у моих потомков. Ладно, были бы все здоровы и удачливы. Я уже пожилой человек, но не уставший жить и радоваться жизнью. За участие в работе предприятия, входящего в действующую армию, за 30 летнюю военную службу и за 20 летнюю работу на государственных предприятиях. мне установлена хорошая пенсия. Живи и радуйся.
   Мои, более молодые, сограждане! Ну не понимаю я как может быть скучно, впадать в депрессию от жизни, если всегда можно найти что-то, что заинтересует, увлечет. Это старики, подозреваю, мрут от скуки, дела все кончены, сил уже нет, а новые дела в голову не приходят. Мы ведь просто не знаем многого из того, что для вас естественные знания. Я бы тоже наверное загнулся от скуки, не откройся мне такое многообразие дел и интересов. У вас есть молодость (а для меня все, кто моложе семидесяти лет, молоды), здоровье, возможности, силы, которые вы не замечаете и считаете абсолютно естественными. Пользуйтесь всем этим и радуйтесь каждому прожитому дню, успехов вам и чтобы не было войны.
   Мы жили трудно, но у нас была цель, хотя и оказавшаяся несбыточной. Я беспартийный человек, выйдя из одной партии, не желаю вступать ни в одну другую. Так хочется чтобы наша страна стала страной, материально обеспечивающей народ и неприступной для врагов, и чтобы каждый человек вносил свой труд в дело процветания России, и гордился своей родиной, в которой рожден. Нас воспитывала ДЕРЖАВА и мы служили ДЕРЖАВЕ. И в ваших руках, и возможностях, сделать родину, наших многочисленных народов, опять могучей и неприступной ДЕРЖАВОЙ. Так хочется в это верить.
  

Мазуров Л.В. []

  
   Может кто-то найдет в воспоминаниях фамилию своего деда, прадеда, все имена и фамилии в тексте подлинные, а если нет, вспоминая этих людей, я сам становлюсь моложе и вызываю их к жизни. Умирают ведь только те, кого забыли. Будем жить ! Остаюсь с вами Л.В. Мазуров.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"