Мави Валерий : другие произведения.

Vse moi chuvstva k Nei

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Она
  Я пришел после отпуска в состоянии тоски по однообразию и нежеланию видеть все эти чужие лица. Боже, я не знаю, как зовут и половину из них. Я просто должен делать, что умею, работать станком, у меня это получается, это приносит доход. В целом, что еще нужно? Все есть, все поставлено на рельсы. Когда возвращаешься после долгого перерыва лучше прийти раньше, как будто прыгнуть в воду с большой высоты, ведь ты уже там, ты окунулся, тебе не холодно, не жарко, ты в этой стихии, ты часть ее. Я часть этой стихии, или системы, я ее винтик. Жизнь не так проста, чтобы делать, что хочется. И в то же время слишком проста, чтобы этого не делать. Для "хочется", ты неизбежно должен делать то, что должен, и, если тебе удалось, в короткие проблески есть время для любимого дела. Есть же люди, которые умеют получать удовольствие от того, что делают, как Крис - она купается в своих идеях и творчестве, она верит в успех, она постоянно чем-то занимается, возможно, слишком много и слишком разным, но не представляю ее по-другому. Да и стоит ли менять это? Ведь я причастен к этому, я даю ей плацдарм, я значим, она ценит меня.
  Вот и еще одно чужое лицо. Ближе соседнего кабинета раньше не появлялись, а теперь уже напротив меня. Английский - уже неплохо, будет не так трудно, как обычно, хотя ведь с Крис мы справились. И даже мой язык она знает. Хмм, она странная
  Дурацкие бумажки каждый раз сводят с ума- -нужно просто пережить эту бюрократию и внести данные, куда нужно. Ибо позаботится обо всем, как всегда, но его нет, он не отвечает, и вулкан внутри меня начинает извергаться, а рядом нет никого, кто смог бы стать жертвой огненной лавы моего негодования, кроме нее. Будь прокляты эти формы, я не понимаю ровным счетом ничего. Все это вокруг начинает меня бесить. Окей, посмотрим, на что ты способна. Странно, она помогает так, как будто ей и нетрудно. Твой муж мой земляк, по всей видимости, вот откуда ты знаешь мой язык. Да- это все как-то странно.
  
  Волны и физика
  Сегодня нам нужно будет отправить предложение по проекту от Иешуа. Все верно, я пришлю все необходимые файлы после трех, когда получу расценки от партнеров.
  Ибо зашел в комнату и по-румынски спросил, как мне новая девушка. Такие нелепости случаются обычно в фильмах, но Боги, сейчас я сам в таком фильме. Пытаясь знаками дать понять Ибо, что и девушка понимает по -румынски, я попытался завершить эту сцену и намекнуть Ибо, что ему самое время ретироваться.
  Рабочий день закончился чувством выполненного долга -и этот гештальт закрыт. Непривычно было увидеть сообщение в почте от нового адреса, который так беспардонно открыл только что закрытый гештальт.
  На английском девушка объяснила, что документы оформлены не совсем верно, Иешуа просит корректировки. Легкое возбуждение вынесло меня из метро. Я не спешил так домой раньше. И лишь спустя время понял, что не проект торопил меня домой, не Крис, я хотел снова поговорить с Ней, с новой девушкой. Я написал ей, когда смогу снова быть за компьютером. Я могу написать еще детали: когда мы сможем созвониться, продублировать в мессенджер, ведь ее номер указан в подписи - все это рабочие моменты, языковой барьер, нужно подстраховаться. Черт возьми, это слишком много, слишком навязчиво.
  Да, я вижу, как она пишет мне, почти физически ощущаю, как ее пальцы касаются клавиатуры. Она сосредоточена, как в тот раз, когда заполняла мои документы и помогала мне.
  Это странное чувство - она пишет "Спасибо", я должен ответить и я знаю, что сейчас разговор закончится. Это приятно в моменте и одновременно ноет внутри. Это странно, она странная, и сам я для себя стал странный. Просто после отпуска прошел один день, и не хочется снова нырять в рутину.
  Разговор окончен, и завтра я увижу Ее.
  
  Ток
  
  Она не привлекательна физически, движения резкие, мимика несуразная, она неуверена в себе, о чем она думает? Интересно, что она многих знает здесь , и моих земляков, и своих, общается со всеми легко, благоговеет перед шефом также как и все, но более искренне, что ли. Интересно, что она так долго делает? Ведь проектов не так много, она пишет, в ежедневнике, звонит, печатает без конца, ходит по офису. Иногда ее долго нет на месте, передо мной, слишком долго. Интересно, где она обедает, что ест. И когда задерживается, как сидит так долго и не ест.
  Хмм, уже полчаса, как закончился рабочий день, но я не заметил. Она сидит передо мной, и как будто так нужно, как будто бы и я должен по какой-то непонятной мне пока причине быть здесь. Но пора выдвинуться домой, а она остается. Что она будет здесь делать, когда уйду?
  Решил рассказать ей о Крис. Я чувствую себя под защитой, кода говорю о ней. Это сайт моей девушки..хмм жены. Она с интересом смотрит, она во всем искренна, здесь тоже ? То есть у Крис правда есть шансы на успех?
  Она работала несколько лет до моего назначения, потом не работала 2 года.Я рассказал о своих проектах, ее глаза слушали меня, дарили заинтересованность, а потом опять гасли за монитором. Наверное, не стоит так много говорить. Я занимаюсь новым проектом.
  В этом есть какое-то таинство, когда человек напротив тебя присылает тебе электронное письмо. Если ты так близко, то почему не сказать сразу, в глаза? Мне хочется, чтобы она поговорила со мной. Снова бред, снова какой-то туман в голове, просто почтовые рассылки на весь отдел, и я в копии. Заказчик внес обновления в смету. Спасибо, очень приятно. Для меня такие выкидоны означают выбросить в мусорку недельную кропотливую работу. Не сойти с ума помогает выругаться и послушать музыку. В ее молниеносном взгляде можно считать так много: и ужас, и удивление, и веселье, и иронию. От такого потока информации через один канал я делаю непроизвольное движение,чтобы расслабиться, но резко касаюсь Ее прямо под столом. Господи, что со мной не так? За что мне это? Я пытаюсь уловить, в чем подвох, и до меня доходит, что стыд и неловкость онемели под действием прикосновения. Эта сотая доля секунды - она дарит мне тот же молниеносный взгляд и улыбается. Глаза сужаются, и вся ее несуразность, какая-то скованность, кажется такой теплой. Как в компьютерной игре уровень жизни, а в моем случае - душевного равновесия - восполнен. И не только матом, музыкой или сигаретой, но еще и Ей. Я перешел на новый уровень.
  
  Дождь
  
  Дни проходят за днями, работы больше, в разы больше, чем всегда, но меня хватает.
  Больше работы, и значит- больше писем, больше спонтанных заказов еды, больше переработок, больше кофе, больше сигарет, больше Ее. Не слишком солнечное лето добавляет однообразия. Только короткими вспышками и взлетами кардиограммы Ее появления и исчезновения. В обед и в течение дня. Но в обед - это особенно, это уже разлука. На час. Когда мы напротив друг друга, мы на одной орбите, а кода Ее нет, я выхожу в открытый космос. Сегодня дождь, разумно было бы пойти на обед недалеко. Но где Она? Почему в дождь задерживается? Нужно же прийти раньше, чтобы я провел в космосе 6- минут, а не 40.
  Дождь ворвался к нам в кабинет исподтишка, этот розовый, сладковато-душноватый, холодный дождь. Непонятно, где начинается одежда. Волосы мокрые, и поменяли цвет, под глазами вереница черных точек от туши. В Ней что-то обнажено сейчас, ее беззащитность, она в ней есть, вышла, озираясь наружу, и так неожиданно смылось все это неизбежно-напускное: сосредоточенность, сдержанность, вежливость - остался только дождь.
  Я должен проявить свою вежливость и учтивость. Да я просто должен дотронуться до этой сущности, ничем не спрятанной, не закрашенной. Она сейчас передо мной в своей хрупкости и беззащитности. Еще немного и одежда высохнет, высохнут волосы, высохнет ее нежность. Я сказал это два раза -учтиво и официально, а потом сам не узнав свой голос, требовательно, почти требовательно, с нажимом - "Тебе нужно выпить горячий чай. Иди и выпей горячий чай, иначе ты заболеешь. Чайник только что вскипел". Я смог, я прикоснулся , и она не растворилась. Я зашел в клетку к раненому зверю.
  
  Больничный
  
  9.00 9.10 9.20 ... 10.00 Это уже не опоздание. Ее нет...Так будет или нет? Это вообще законно? Сегодня важная встреча с заказчиком, и презентация, и никто не заботится об этом, все ведут себя так, как будто ничего не произошло. Нужно найти самые невозмутимые частоты голоса, подобрать самые нейтральные слова и смотреть лучше в монитор, чтобы не вызвать недоумения, и уж, не дай Бог, шуток и скабрезностей. Боже, мы же не дети! Но почему искрят провода? Никто не почувствовал короткого замыкания, только я пропустил его через себя. Болеет, температура. Ноющая, почти зубная или головная боль, стадия отрицания, затем принятия. Еще несколько минут Ее эфемерного пребывания в кабинете в словах, в звуке ее имени, в упоминаниях о ней. Я набираю воздух и ныряю в мутную воду этого серого дня.
  
  Резко уйти
  
  За два дня Ее отсутствия я привык. Точнее привык я не к Ее отсутствию, а к тому, как беззащитен я стал. Я не чувствую свой панцирь, он треснул, в него сквозит. Ты можешь смотреть через эту щель, но тебе никогда не разглядеть весь обзор. Как будто у картинки обрезаны края, ты скован. Как бы ты не пытался смотреть вокруг, сквозь щель тебе все равно не видно. Раньше в фокусе была Она, а остальное причудливым калейдоскопом выстраивалось вокруг.
  А потом все сломалось, но легким движением открытой двери картинка в калейдоскопе встала на место. Свет снова светит, и мир раскрасился. Можно говорить не менее 15 фраз без зазрения совести, без страха вызвать подозрения. Можно говорить и слушать больше, чем всегда. Предобеденный неуместный кофе такой терпкий и бодрящий! Как же быстро вернулся вкус, как ярко играет его аромат.
  Она выглядит мягче, живее, меньше привычной бледности, она более оживлена, но вместе с тем чуть уставшими движениями перебирает страницы. Считаю, сколько страниц она положит в брошюровщик, чтобы резким движением пронзить стопку бумаги. Она всегда делает это резко, с нажимом, кровь приливает к лицу, руки держатся за рукоятку с силой, манжеты рукавов она с дерганием поднимает выше, ворот рубашки двигается по линии шеи. Я знаю эти движения наизусть, я могу спросить, нужна ли помощь, услышать, "нет", как всегда, но это уже 4 фразы, прибавить их к 15 утренним, и еще 6 вечерним, а если повезет, то и рабочие вопросы позволят поговорить. Телефонный звонок обрывает идиллию, и она бледнеет. Все начинает рушиться, как при землетрясении. Ее руки стараются машинально повторять механические движения, но не слушаются, бумага летит, Она не ответит на мой вопрос. Она вышла, потом снова резко вошла. Во взгляде абсолютная потерянность. Руки Ее дрожат, и голос. Я слышу ее слова, но они проходят сквозь меня, отбиваются где-то от сердца и снова разлетаются по комнате. Скорая, живот, дочь.
  Я ловлю обрывки минут, пока она судорожно хватает сумку и плащ. Я пытаюсь растянуть эти минуты и снова беспомощно спрашиваю, чем помочь. Разум включается только для того, чтобы действительно сделать что-то для Нее. И потом снова поговорить с Ней, посмотреть на Нее, выкупить себе Ее время даже этими бумажками. Я прикасаюсь к стопке листов, которые только что были в Ее руках, я понимаю, что план быть полезным провален, но я могу почувствовать тепло Ее пальцев на бесчувственной равнодушной бумаге, и совсем не важно, что там написано, и в каком порядке. Я не смог разобраться и с десятком страниц, хотя она делает по несколько таких толстых брошюр за день. Как она сумела их укротить? Что еще Ей подвластно?
  
  Ваза с конфетами
  Предсказуемо не увидеть ее на следующий день. От отчаяния меня спасли несколько смс вечером о состоянии здоровья ребенка. Я желал Ее дочери здоровья, потому что я не хотел расставаться с Ней снова. Всего через день Она вернулась. Красивая. Волосы были убраны, но пряди выбивались. Платье бесформенное, но в нем было видно, насколько Она стройна, даже с худобой. Свободный крой платья заставлял Ее лететь, именно лететь от своего стола в соседнюю комнату со стойкой для встречи клиентов. Секретаря не было, и Она , как Ей и было свойственно, помогала ее заменить. Мне кажется, что Она говорила, провожала гостей, отвечала на звонки, разносила документы лучше, чем сто любых других секретарей, но я не подписывался на то, что Она подолгу сидит за стеной, хоть и за моей спиной. Я быстро адаптировался к тому, что с каждым телефонным звонком она встает и мчится туда, к стойке, и я теряюсь где-то между складок подола ее платья. И я больше курю. Сегодня чаще, чем обычно. 10 сигарет дают мне 20 взглядов на нее при ходьбе в обе стороны. Пару раз я оставлял карту от входа, чтобы дверь открыла она, я с удивлением обнаружил, насколько сладкая карамель на секретарской стойке, и где-то на пути к своему рабочему месту грянул гром, земная твердь разверзнулась, я потерял управление своим внутренним автомобилем и, пролетая над пропастью, я произнес это губами - "Ты красивая". Что было красивого я не понимал, но эта перемена во внешности и эта новая обстановка, все это так взволновало и обнаглело меня. Все эти расчеты, внутренние фильтры, проверки неожиданно для меня самого дали сбой и я сделал, что сделал. Она даже не поняла, может, и не расслышала, настолько невнятно это получилось. Но разве это важно? Где-то в воздухе остались мои слова, они будут, как маленькая булавочка, которую вставляют в волосы, чтобы закончить образ. Без нее можно обойтись, но с ней еще красивее.
  
  Лифт
  
  Она уходит, а я остаюсь. Редко такое бывает, это раздражает. Вот Она уйдет, не будет дышать тем же воздухом, что и я, а будет дышать каким-то другим. А вдруг он нравится Ей больше? Есть надежда, что нет. Когда звонит муж, даже при приветливой беседе Она напряжена. Обычно такого с Ней не бывает даже в минуты аврала на работе. Наш профессор Отто любит спросить Ее о муже, они, оказывается, знакомы давно. Рассказывает о нем порой дольше, чем сам Отто хотел бы услышать. Неужели нет больше тем?
  В такие дни стоит пожалеть себя сигаретой по случайности именно в ту минуту, когда Она выйдет из офиса, на несколько минут раньше или, наоборот, позже, чтобы вместе постоять в коридоре у лифта и да, быть в одной кабине и только с Ней. Такое случалось пару раз утром. Висит невыносимая неловкость, хотя казалось бы почему? Два человека в лифте, они вместе работают, они вместе едут в лифте в течение нескольких минут. Обивка интерьера коридора мягкая, звукопоглощающая, поэтому в нем теряется стук ее каблуков и свистящий вихрь моего желания, радости, влечения, стыда. Все чувства сразу, все органы чувств работают на износ, и тут я замечаю часть, безусловно относящуюся к ней, на полу. Я машинально поднимаю длинный пояс от плаща и протягиваю ей. Вышеупомянутый вихрь проносится сквозь мои пальцы к Ее. Насколько же удачен день, что из множества возможностей не коснуться, ты случайноты случайно дотрагиваешься до Ее пальцев. Нечаянная радость особенно ценна, как сюрприз, как выигрыш в лотерею. Сегодня можно больше не курить.
  
  Она плачет
  
  День был солнечный, но безрадостный. В воздухе висело какое-то неприятное предчувствие, когда накопленные от бесконечной суеты и гонки недосказанности и недоделанности забивают фильтр адекватного восприятия. Реальность видится через кривые зеркала. Она кажется в приподнятом настроении, несмотря на усталость. Такое бывает, когда вдыхаешь второе дыхание. И это Ее тусклое сияние через серость загруженных напряженной работой дней согревает меня. Знает ли Она об этом? Что Она думает обо мне? Когда я зову Ее неожиданно, Она почти всегда вздрагивает, улыбается, когда я шучу, она непрочь поговорить о чем-то приглушенным голосом, рабочие тайны и секреты ей не чужды. Несколько раз я слышал Ее возмущенный голос, искрящий раздражением, я слышал и радостный Ее голос. Есть ли еще краски Ее глаз и полутона Ее голоса, которые мне неизвестны? Когда Ее нет в комнате, я могу сколь угодно долго смотреть на Ее стол, Ее чашку. Наверное, так подглядывают не совсем здоровые или вовсе одержимые.
  Она входит в кабинет. Мой взгляд сбегает, но успевает зацепить какие-то незнакомые до этого, красные тени на лице, испарину и...блеск- это слезы! Она плачет прямо вот здесь и сейчас передо мной. И слезы падают, как в капельнице, ритмично, не прекращаясь. Неужели у Нее и здесь все отлажено?! Другие невольные свидетели успевают опомниться спустя несколько минут. Ближе меня, если мерить столами, только Улубек. Он ближе Ей и по духу, и на Ее родном языке говорит лучше меня. Конечно, право спросить первым я мысленно оставляю за ним. Он медлит, и я пишу сообщение в мессенджере, чтобы Она не видела. Да и могла бы она догадаться сейчас?
  - У Вас что-то случилось?
  -Нет, все нормально, сейчас пройдет
  Более банального и предсказуемого диалога не придумать. Я не выдерживаю и спрашиваю по-румынски, то же самое. Ответ тот же. Если бы Она сделала, что обещала, то все было бы более понятно, но этот необъяснимый поток из глаз становится все более пугающим.
  Когда плачет Крис, она делает это с вызовом, с протяжкой, слезы приправляют ее основной посыл - убедить меня, надавить, упрекнуть, пожаловаться. Но что здесь? Что она оплакивает так горько? Не оригинально, но женские слезы действительно трогают где-то в области сердца, когда плачет мама, сестра, ты сразу понимаешь, что мир сломался, и нужно исправить его любым способом. Но я совсем не знал, как исправить Ее мир. Из объединяющего нас на поверхности лишь любовь к вкусной еде. В экстремальной ситуации мозг мобилизуется и подкидывает самые правильные идеи, когда, например, ты вспоминаешь, где запасной выход или, что при аварийной ситуации в самолете сначала кислородную маску нужно надеть на себя, а потом на ребенка. Ситуация не выправлялась, и даже профессор внес свою скупую лепту и уточнил, не вызвано ли Ее состояние его тревожными прогнозами касательно мировой политики. Ей просто невыносимо отчего-то так, что мне кажется, если бы я дотронулся до Ее плеча или, о Боги, обнял бы Ее, меня бы отбросило на несколько километров. Она вышла, видимо, в уборную, чтобы умыться, но задержалась у стойки секретаря, ведь там обитал Ее вид. И вот тут до меня стал доноситься обиженный шепот разочарования и безысходности. Голос секретаря звучал уверенно, но стоически, что сводило к минимуму вероятность какого-то непоправимого события. Времени было мало, а действовать нужно было стремительно. Взяв в оруженосцы Улубека, я спустился в ближайший магазин, и там моя корзина стала наполняться сладостями в самых ярких обложках. Я не знал, что именно выбрать, но чувствовал неограниченную свободу, по-детски радуясь, что могу купить, что угодно. Вопросительный взгляд оруженосца остановил меня на второй упаковке конфет. В чем-то он был прав, пора остановиться, чтобы не опоздать до Ее возвращения. Мне повезло, и когда я вернулся, Ее не было ни у секретаря, ни в кабинете. На секунду сердце сжалось, что она раньше ушла домой, и мы разминулись, но, к счастью, сумка была на месте. Не придумав ничего лучше, я вывалил все из пакета на стол. На клавиатуре расположились пакет с конфетами, длинная шоколадка, мороженое. Я даже не помню, что брал его...
  Если Вам доводилось получить от врача сомнительный страшный диагноз, который спустя время не подтвердился, вам знакомо растекающееся по телу тепло. Похожее чувство я испытал и сейчас, когда увидел, как Ее глаза просветлели, Она улыбнулась, поблагодарила всех и начала весело шуршать бумажками, делить шоколадку, заставляя нас всех ее пробовать. И снова воцарился привычный мир, в котором есть я и Она, и Улубек, и профессор Отто, яркая бумага для записей на столе, уставшие буквы клавиатуры, мерцающий экран. Я вхожу в этот мир пять дней в неделю, и пять дней из него меня выталкивает толпа в метро. Я могу мысленно телепортироваться туда, закрывая глаза перед сном, и попытаться поменять его в самых смелых сочетаниях. Вот мы целуемся украдкой в чайной напротив кабинета, держимся за руки, когда идем до метро, а потом расходимся в разные стороны по своим веткам, Она домой к мужу и детям, а я к Крис и Ани... Воспроизведенная мной голограмма расплывается и меркнет, в ней уже ничего не разобрать. Реальность отчаянно сопротивляется моим ментальным попыткам ее изменить.
  
  Первая ночь
  
  Невольно начинаешь верить во всю это белиберду про визуализацию мыслей и ответ вселенной, когда случается ТАКОЕ.
  Ничего не предвещало таких испытаний на мою долю. Проект как проект, ни больше и ни меньше обычных. Конечно, все эти уточнения пред отправкой, ну куда же без них? Но ближе к сроку отправки выяснилось, что это раннее утро, примерно, 6 утра по местному времени заказчика, вот только это для нас означало 3 часа ночи. Технически из дома завершить было нельзя, и Она вызвалась присутствовать в офисе в такое немыслимое время. Кто бы сомневался...
  От меня зависит доделать макет проекта вовремя, при этом, чтобы все расчеты совпадали. Из-за внезапных правок финальная версия откладывается на несколько часов. Получается, мне придется задержаться надолго, а Ей уйти раньше, чтобы ночью снова приехать в офис.
  Для меня как будто бы не остается никакого другого варианта, как приехать самому. О таком можно только мечтать, сам случай, судьба, Господь Бог распорядились так, чтобы сегодня, именно в эту ночь все изменилось. Она может стать моей не в моих мыслях, не в моих снах, не в коротких фразах приветствия, прощания, обсуждения погоды или требований заказчиков. Сегодня мир вымышленный встроится в мир реальный. Он так долго был в заточении, но сегодня всего через несколько часов он вырвется наружу, он поглотит все и станет единственно верным и существующим. Да, да то самое чувство, которое испытываешь перед прыжком. Страх быть отвергнутым, страх потерять этот вымышленный мир, потому что он, как райский сад, впускает меня, он нежен ко мне, там мои правила, но, став реальным, он вырвется из-под контроля и станет жестоким, нетерпимым. Каким он будет? Лучшего случая не представится, и голова занята только этим ожиданием и предвкушением. Это значительно замедляет мыслительную деятельность, дизайн и расчеты. Вторую половину дня мы всем отделом проводим в ироничных комментариях о нашей незавидной доле, о ненормированном графике. Атмосфера такая непринужденная, что обычно не свойственно нам. Даже от Нее исходит какой-то азарт, Она совершенно не сетует, что придется оставить семью ради работы. Интересно, что скажет Ее муж. О Боже...Перспектива, что Она приедет с мужем стала так неминуема близка, что моим единственным желанием было закрыть компьютер, не сохраняя файл и пропади оно все пропадом.
  Почему так все устроено? Почему так все не вовремя приключилось? Ведь была же жизнь устроена до этого нормально, прилично - Крис, работа, дом, отпуск. Да, семья не принимает Крис, но разве это проблема? Это могло бы со временем исправиться. А приняли бы они Ее? Какой они увидели бы Ее? Она смогла бы говорить на одном языке с ними, Она знает румынский образ мыслей и уклад лучше. Все могло бы быть по-другому, но не стало, а сейчас этот сбой, это недоразумение. Для недоразумения довольно долго, уже полгода. И так каждый день мои мысли заняты Ей, а я могу только парой слов перекинуться и да, угостить ее шоколадкой. Какая жалкая история, напрасные надежды на то, что никогда не сбудется.
  Рабочие часы перевалили за запланированную отметку, но Она все еще не ушла. Собиралась уже пару раз, но отвлекали звонки, просьбы, почта. Было бы здорово, если бы Она не уезжала, осталась бы здесь до самой ночи, до самой отправки. Вряд ли бы я успел доделать...Да и какой бы заманчивой не казалась такая перспектива, было бы бесчеловечным оставлять ее так надолго без сна и отдыха. Как в тот день, когда она променяла мой мир на секретарское кресло, с моих губ сорвалось то, что должно было остаться при мне:
  "Иди, девочка моя, тебе пора идти, чтобы поспать".
  Каким-то чудом ни профессор, ни Улубек не обратили внимание, или расслышали в этой невольной фамильярности нечто братско-отцовское. Мог бы я сказать иначе? Мог бы я не говорить ничего? Это было настолько естественно, насколько я мог бы сказать это Ей будь она моей. Я почувствовал некую оторопь в Ее взгляде, Она-то как раз и заметила, что я перешел границу.
  "Спокойной ночи", - сказала Она по -румынски, зная, что спать мне совсем не придется.
  Я попросил Ее написать мне, когда она соберется в офис, чтобы я мог проверить свой пакет документов еще раз. Признаться я боялся, я даже не осознавал всю мелочность этого страха за репутацию, за ошибку, за осуждение, за последствия того, что может случиться между нами. Она все сделает, потому что привыкла играть по правилам, даже не задумается ,что со стороны писать мне поздно вечером может показаться двусмысленным. Даже не придаст значения тому, что я могу приехать тогда, когда она будет в офисе одна ночью. Ответственность или недальновидность?
  
  00.30 "Я выезжаю. Буду в офисе через 40 минут".
  Я ждал звук сообщения примерно в это время. Я прикрыл глаза, чтобы задремать, и сократить время ожидания. Я начал набирать сообщение почти сразу, но стер и начал сначала, подбирая слова, но в финальной версии ушло только:
  00.40 Ок
  Следующее сообщение с уточнением цены я получил уже в мягко обитом лифте офиса, но отвечать не было смысла, ведь через пару минут я смогу ответить лично. Она удивлена, даже взволнована моим появлением, отточенные движения печати и сканирования сбиваются, речь становится не такой плавной и уверенной, подготовленной. Она не была готова, Ее застали врасплох. Макияжа почти нет, волосы собраны на затылке наспех и заколоты карандашом, объемный обнимающий белый свитер - раньше Она его не надевала. Он по-домашнему норовит спуститься с ее плеча, усложняя мне задачу оставаться невозмутимым. Мир остановился, а мы закрыты ото всех и делаем никому не нужное дело, как будто бы только для того, чтобы воспользоваться случаем и побыть вдвоем. Сейчас я особенно остро чувствую, что все неспроста, и не просто так Она вздрагивает от моих вопросов, избирательна в словах, излишне подробна, излишне заботлива и совсем не агрессивна и не возмущена тем, что из всего отдела и компании, со всего мира, черт побери, только я рядом с ней сейчас. Даже не Ее муж, что казалось, бы так очевидно и предсказуемо. Как он мог отпустить Ее одну на такси?! Почему не привез сам, почему не рядом? Доверяет или не придает значения? Почему именно ему досталась роль уменьшать Ее значение, сужать, прятать его. Но рядом с Ней сейчас я и больше никого.
  Все закончилось, как и всегда. Светало. Сверка значений, проверка почты. Как будто бы с отправкой проекта и мои шансы переломить ход истории исчерпались. Я предложил Ей идти, но Она отказалась. Сказала, что ей нет смысла уезжать и возвращаться, ведь живет Она далеко. Повисло неловкое молчание.
  - Почему Вы не уходите?
  -Я просто шокирован, что тебе придется остаться здесь так надолго, и ты не успеешь поспать
  -Все в порядке.
  Что еще сказать, что сделать, чтобы остаться?! И шокирован я вовсе не тем, что сказал, а тем, что я НЕ МОГУ. Не могу подойти вплотную, притянуть к себе, спрятать в своих руках. Уберечь Ее, пожалеть, позаботиться, забрать Ее из того мира, в который она постоянно убегает, к которому по какому-то досадному недоразумению привязана больше, чем ко мне. Я не могу навредить Ей, своим невыносимым желанием обладать Ею. И я ухожу. Я увижу Ее снова совсем скоро, но это не радует меня как раньше, потому что я мог бы не расставаться с Ней, но не смог.
  
  Смена позиций
  
  Переезд - это муторно, сложно, стрессово, в целом ужасно, неважно, откуда и куда ты переезжаешь, но сегодня я заряжен, как никогда. Бодрящий душ с утра, новая футболка, сегодня хотя бы полдня можно не про работу, а про обычное, куда поставить, как подключить, где сесть. И Она вся будет под моим чутким руководством. Да, остальные могут помогать, но я всегда буду раньше. И Она не будет против. Она старается быть "всё сама", но в Ее глазах просвечивает такая острая необходимость в помощи, в опеке. Как остро смотрят они в случае неудачи и неизбежной паники, как ее взгляд согревает теплом благодарности. Почему не просит? Гордость или стеснение, предубеждение, страх? Уже почти год, но есть пароли, которые я не взломал. В груди чувствуется приятное томление, когда я допускаю, что ко мне Она относится иначе, теплее, чем к другим. Это сравнимо с чудом света, если Она расположена ко мне, то когда это началось - сразу или постепенно? Вчера? В ту ночь? Я иду с завязанными глазами по минному полю и рискую подорваться на безусловном доказательстве Ее любви к другому. К мужу, как вариант. Чека выдернута.
  Новый офис встретил не самым гостеприимным образом, в большом пространстве с обшарпанными стенами и потолком так и напрашивался косметический ремонт. Она зашла, и видно было, как неуверенно Она себя чувствует,медленно узнает, что делать, куда идти, куда класть вещи. Но при этом есть в Ней и некоторая возвышенность над происходящим, ясное понимание того, что этот временный дискомфорт нужно просто пережить и продолжить работу, как и раньше. Это заботит Ее больше остального. Я хочу вернуть Ей ощущение стабильности и удобства. Помимо механических движений по перемещению столов, я наметил идеальную для нас планировку -два стола в углу- так я смогу охватить не одну часть ее рабочего места, а еще половину впридачу , закрывать Ее собою ото всех приходящих извне. Я буду видеть Ее вполоборота, оконный свет будет падать на Нее с моей стороны. Ради этого стоило потерпеть и суматоху, и шумиху с переездом. Всё, почти готово, уже и провода оплетают наши столы.
  Появление финансового директора не предвещало ничего хорошего. Осмотрев свысока расстановку, он одним движением пальца конфисковал устроенное мной гнездышко и отправил меня в самый конец зала. Ибо покорно и по-лизоблюдски пообещал устроить все в лучшем свете, и предчувствуя мое негодование, тихим тоном указал мне на новое место. Во мне колыхало пламя негодования, но с Ибо я разберусь позже, сейчас нужно было взять себя в руки, чтобы сохранить утраченные на поле боя позиции. Я вцепился в первый попавший под руку стол, придвинул рядом со своим и поставил на него Ее компьютер, даже не спросив согласия. Она не возражала, Ей было все равно, во взгляде облегчение, что появилась хоть какая-то определенность. Есть надежда, что эти проблески радости связаны со мной. Самое главное, я сумел сохранить - Она будет сидеть рядом со мной. Я не смогу больше коснуться ее ноги случайно под столом, Она будет на метр дальше от меня, но я увижу Ее в новом ракурсе. В целом от начальства мы сидим достаточно далеко, некоторая камерность сохранилась. Война не проиграна - только сражение.
  Все расселись, и рабочая жизнь потекла в привычном русле. Пост секретаря теперь был посередине зала, и когда Она занималась секретарскими делами, я мог смотреть на Нее сзади и сбоку, потом спереди, когда Она возвращалась. Теперь я мог смотреть, как Она гладит подол своего платья под столом в раздумье, забыв заехать на кресле достаточно глубоко, чтобы этого не видел я. Раньше я не просил Ее сесть в мое кресло, раньше я не был так смел, но теперь я периодически удалял строки в файлах, переписывал текст на английский и просил ее перевести. Это происходило так: я наклонялся, поворачивался влево и звал ее шепотом, Она, как обычно, вздрагивала, потом мы улыбались друг другу и подходила ко мне. Потом Она, не спрашивая, садилась в мое кресло, касалась клавиш, еще теплых от моих рук, если мне везло, и Она спрашивала что-то, я наклонялся над Ней и мог, возвышаясь над Ней вдохнуть Ее запах, рассмотреть выбившуюся прядь волос на шее, быть ближе. Мог бы я быть еще ближе? Перед собой не соврать- конечно, мог. И дело даже не в Крис, хотя и в ней тоже. Чтобы случилось, если бы все так кончилось? Она бы плакала, попыталась отвести меня к семейному психологу, разложила бы таро, написала бы грустный пост в социальных сетях так, чтобы я его увидел. Все это настолько предсказуемо, просто до тошноты. А что стало бы с Ней? Как бы отреагировала Она? Разрушила бы семью, ушла бы от мужа? Но ведь нет ни единого подтверждения, что Она любит меня. Да, симпатизирует, но смотрит ли на меня, как на партнера? Я с жаждой ловлю на себе Ее взгляды, каждый наш разговор, каждое сообщение, каждое электронное письмо - оно не для всех, оно для меня - так я заблуждаюсь, я упиваюсь самообманом. Но не могу без Нее.
  
  Вторая ночь
  
  В одну воронку дважды не попадает один снаряд, но все происходящее со мной не поддается никаким кармическим и логическим законам. И да, нам снова маячит ночь в офисе. Меня раздражает понимание того, что я снова отдам все силы, чтобы потушить свой пожар, а не чтобы все сжечь и выйти из этого пламени с Ней за руку. Самое простое решение - не приезжать. Так я и хочу сделать, но настолько зол на эту ситуацию, что начинаю вымещать все на Ней. Она непонимающе смотрит на меня.
  Ты не могла поселиться еще дальше?!
  Все отговаривают меня и просят успокоиться, но я обрушиваю гнев на координатора и Ибо.
  Вы вообще думаете, как Она поедет ночью? Ей ехать час одной. А как-то по-другому нельзя?
  Никаких проблем.
  Видимо Ей польстило внимание к Ее судьбе вечно решать мужские проблемы. Но последнее слово все равно будет за мной.
   - Спишемся как обычно, когда ты будешь выезжать из дома.
  Она промолчала. Странно, Ее войска были готовы к бою и вдруг отступили. У меня слегка шумит в голове от догадки, что Она хочет, чтобы я приехал. И все это как-то липко, как-то засасывает меня. Ведь так быть не должно, я не могу Ей нравиться, это Она привлекает меня и даже больше. Она вызывает постоянный шторм в моей голове и сердце. Но каков Ее шторм? Моя шхуна может его не вынести и разлетится вдребезги.
  Еще полдня в молчании, споры и прения поутихли, меня отпустило. В теле чувствовалась усталость, как после длительного бега. Я, поднакопив силы, подошел, чтобы посмотреть с Ней документ, который Она просила. Повод был, мягко скажем, слишком незначительный.
  Пожалуйста, не приезжайте ночью.
  Мою шхуну все-таки понесло шквалистым ветром прямо на камни. Здесь, вот в этих трех с половиной словах, было больше, чем в собранных моим сознанием и аккуратно сложенных в копилку разговоров, сообщений и прочих кусочков моей мозаики. В Ее словах была твердь, о которую я разрушился - Ее понимание, почему я приеду. Она не была равнодушна к этому, Она смотрела сейчас мне прямо в душу. Я был практически раздет Ее прямотой. Я пообещал, что не приеду.
  Я знаю, что когда посмотрю в Ее глаза искра радости от того, что я пришел обожжет мне сердце так, что перехватит дыхание. Совесть, преданность Крис, приличия, уважение к Ее статусу - всё было охватило огнем и осталось животное притяжение. Она в метре от меня, но за отсутствием людей расстояние сокращается до миллиметров. Ее холодность - это сигнал, статус состояния системы, это Ее молчаливое согласие при полном отказе от действий. И я принимаю это, и, черт возьми, я люблю Ее настолько сильно, что не могу причинить Ей такое условное зло, как общественное осуждение. Все эти люди, кто бросят в нас камень, поговорят, а дальше найдут новых жертв, а Мы можем обрести Наше счастье, существовать как единое целое, не притворяясь, не разлучаясь, мы можем быть вместе и делиться собой друг с другом, как конфетами, купленными в обед. Но я не могу навредить Ей. Я запрограммирован на то, чтобы помогать и оберегать Ее, я едва ли контролирую свои мысли, слова и действия. Предлагаю сделать Ей кофе, но Она отказывается, Она же "всё сама", и мы идем в маленькую каморку на первом этаже, где Она в тупике, в ловушке, там даже не разойтись, чтобы не коснуться друг друга. Мои руки сдерживает горячая, обжигающая чашка.
  По возвращении на второй этаж вся собранная мной по крупицам картина, которую я буду многими месяцами или даже годами пересматривать перед сном смазывается появлением учредителя компании .Он нередко засиживался на работе или приезжал за несколько часов до открытия офиса - видимо, это что-то вроде возрастной бессонницы. Эта простая случайность, но такая яркая иллюстрация несоответствия места времени и действия. Но я не могу потерять все снова. Сейчас наша с Ней связь, которая столь сильно ощущается, когда мы наедине, бестелесно, но так пронизывающе, что я должен сказать Ей, определенно должен. То, что мы слушаем на повторе порой так в корне разнится с тем, что мы объявляем любимой или качественной музыкой, это то, что резонирует с нашей душой, будь даже это примитивное стихосложение с не менее примитивной мелодией. Эта песня, как будто списана с показаний моей души. Лучше даже я не могу сказать. Я никогда ранее не слушал при Ней музыку громко, напоказ, не делился с Ней музыкой. Я смотрел на Нее, когда слова проникали в Нее, и я видел, как Она принимала их, понимала, пропускала через себя. Вот так и прошла наша беседа, вот так и состоялось мое признание. Слова в песне не давали Нам общей на двоих надежды, но тем, что они были в воздухе и объединяли Нас, они давали надежду, что Мы есть друг у друга.
  
  
  Она танцует
  
  Кроме той магии, которой обладала Она - обращать меня из циничного, сухого, прохладного человека в сентиментального, чувственного горе-философа - Она умела рассмешить меня. Рассмешить не шуткой, не картинкой, Она могла рассмешить самой собой, своим взглядом, своей нелепостью. Но в этом кривлянье было что-то настолько органичное, чего я так всегда жаждал увидеть. Однажды, еще давно, когда немного времени прошло с нашего знакомства по коридору офиса прошла девушка - то ли представитель заказчика, то ли партнера. В тот момент я думал о том, как же изменились мои внутренние настройки, как иначе работают мои рецепторы, мои органы чувств были все обращены на Нее, но я попытался проверить, откликнется ли что-то во мне при взгляде на женскую фигуру. Никакого отклика не последовало, но в эту сотую долю секунды Она перехватила мой взгляд и бросила мне его назад с такой ироничной укоризной, что застигнутому врасплох, без вины виноватому мне ничего не оставалось, как пристыженному, укрыться за монитором от накрывающего хохота. Такие моменты сближали лучше объятий, касаний рук и слов. Мы смеялись и над нелепой музыкой, которая стояла на рингтоне учредителя и так не вовремя играла на встречах. Это развлекало только Нас, Мы в такие моменты были счастливы и близки одновременно...вместе...
  Сегодня день был солнечный, и пусть мне не досталось пока еще Ее внимания, взгляда, ни капельки голоса, ни одного вопроса, лишь утреннее приветствие, я был в приподнятом настроении от предвкушения. Надо признать, что такой дефицит объяснялся весьма прозаическими причинами. Решалась судьба нескольких проектов сразу и, с большой вероятностью - в нашу пользу, в том числе и благодаря нашим ночным бдениям. Это принесло бы для компании прибыль, а нам возможность выдохнуть от постоянного аврала хотя бы на неделю. По Ее довольному лицу и более чем обычной говорливости я практически сразу догадался, что дела по проектам идут хорошо. Информацию о результатах Она держала в тайне до самого конца в силу своих должностных обязанностей, но Ее сияющие глаза предательски выдавали ее. Мне не терпелось, Бог с ними, с проектами, они будут всегда, но мне так хотелось Её трех-пяти минут только для меня. Нужно метить в цель , поэтому я сразу спрашиваю о главном, и Она не сдерживается и говорит мне, что мы выиграли и начинает...танцевать! Танцует Она комично, угловато, даже безумно, но волна счастья и восторга, которая исходит от Нее накрывает и меня с головой. Она танцует, и никто, кроме меня, не понимает, почему, никто, кроме меня, не разделяет сейчас с Ней радость, и мне и смешно, и радостно, и я даже рад за работу, которую последний год замечаю лишь номинально.
  
  Новая Она
  
  Дни были одинаково желто-серыми: желтыми утром и серыми к вечеру, душными, даже если был дождь, липкими - когда его не было. Я бежал длинную дистанцию и заранее знал, что не справлюсь, я не смогу весь ее отпуск промолчать, не написав ни слова. Я найду повод, я создам его. Есть чемпионы, которые ставят рекорды по количеству минут под водой, задержав дыхание. Я побил все рекорды, я устал. Мне нужно лишь одно сообщение, значок в мессенджере напротив Ее фото и имени, чтобы получить заряд сил и почувствовать себя живым.
  Как Она там? С мужем и с дочкой. С мужем. В отпуске с мужем. Я всегда гоню эти мысли, внутри меня стоит блок, защищающий от запретной зоны, куда мыслям заходить запрещено - иначе это кончится безумием. Я видел его раз. Ни такой, как я себе представлял, казалось бы типичный, но, учитывая, что он для Нее иностранец, как и я впрочем, на Ее фоне необычный, но не более. Съела ли меня ревность? Нет. Было странное чувство , как будто мы все в чьем-то дурном сне. Нереальное сочетание реальных событий. Она рядом с ним была чуть более взволнована, чем обычно. И да, я не ревновал, не злился, но, что больно порезало меня, так это то, что при всей свой среднестатистичности он возносился над Ней, ему было приятно демонстрировать, что он значим для Нее перед всеми. Неужели этим можно кичиться? Это дар Божий - быть для Нее значимым. Когда он ушел, у меня снова был эпизод неосознанных, спонтанных речей моего подсознания, который практически ставил меня спиной к пропасти, и я не мог видеть, далеко ли до края. Я сказал Ей тогда как-то по-хозяйски, невольно примерив высокомерие Ее благоверного на себя, "Ну вот, я видел твоего мужа". И все это я сказал, наверное, больше себе, как будто примерил одежду не по плечу.
  Теперь Она в отпуске, за тысячи километров от меня, но в моей стране. Дышит воздухом, по которому я соскучился в этой бесконечной командировке. В свой отпуск я буду дышать этим воздухом рядом с Крис. Я мог бы и прекратить эту затянувшуюся командировку, козырял этим, но сейчас отдавал себе отчет, что привязанность к Ней невидимой силой опутала меня, и не так просто принять волевое решение. А если и приму его - отпустит ли меня? Разорвутся ли цепи? Да, я тоскую, но могу безнаказанно смотреть на ее пустой стол, с постоянно включенным компьютером, мечтать о встрече, считать дни, складывать в чертогах разума темы, вопросы, которые можно обсудить по Ее возвращении. Ожидание было мучительным и приятным.
  В день возвращения я всячески оттягивал выход из дома. Говорил с Крис дольше обычного, гулял с собакой, что несвойственно мне -я боялся. А вдруг что-то произойдет не то? Что-то, что все разрушит... Вдруг в Ней что-то изменится.? Здравый смысл подсказывал, что кардинального ничего произойти не могло. Но, привыкнув жить всегда в рамках должности, к маленьким удовольствиям я относился с трепетом, оттягивая момент и растягивая удовольствие.
  Я чувствую оторопь. Это Она, но кроме глаз не узнаю пока больше ничего своего, ни привычных мне вьющихся непослушных волос, поведение которых по утрам было более приличным, ни удобной, похожей на мою, одежды, не офисного стиля, но в которой движения Ее были естественными. Она стала новой. И дело тут не только в новом не свойственном ей ярком цвете волос и небольшой полноте, свойственной всем после отпуска. Подделка, более дешевая версия себя. Но зачем? Все, что мне было дорого, на всех картинках, которые перед моими глазами показывает мой внутренний кинопроектор перед сном, на всех них там моя Она, и, наблюдая за Ней такой, каждый день мои картинки оживали, становились ярче. А теперь, мультипликатор умер, и не повторить нарисованного им. Картинки похожие, но другие. Мое сердце, да и все естество ноет. Но я рад Ее видеть, рад, что Она вернулась, с Ней все хорошо, Она может обратиться ко мне, постоять рядом, печатать на моей клавиатуре, можем заказать вместе обед. Я приму Ее и буду искать такие любимые мною черты в Ней уже новой. Кто бы ни подходил к Ней, делает Ей комплимент, как будто бы Она стала красивой. И похоже только я знаю, что Она всегда была красивой, безоговорочно красивой, и я знаю это даже лучше Ее самой. Я не могу напасть сразу: сначала несколько общих вопросов, потом, спустя время. обсудим работу, а дальше - посмотрим. Упорядоченные ранее мысли сбиты, навигация сломана, я не могу правильно расставить фабулу нашего общения. Но вот уже третий час мои мысли не заняты ничем кроме Нее. Работа стоит, кофе не бодрит, просто проникает в меня, вкус сигарет не чувствуется, хотя их больше обычного, ведь чем больше раз я выйду, тем чаще пройду мимо Нее. Она наслаждается вниманием, но как будто не в полной мере, как будто не получает желанной оценки от кого-то конкретного. От мысли, что от меня, кровь приливает к лицу так сильно и неожиданно, что тщетно пытающийся донести до меня мысль коллега уже битых пять минут, замечает это и спрашивает в порядке ли я. Порядок здесь окончательно нарушен, друг мой, и чтобы восстановить его требуется намного больше ресурса, чем Вам кажется. Я решительно не могу совмещать свои мысли с количествами, кубометрами, человекочасами и так далее. Но ведь я сказал Ей: "Ты сменила цвет волос" . Да, это констатация факта, и яркость Ее нового цвета делала мой комментарий еще более бессмысленным. Как опечататься и написать в тексте одно и тоже слово два раза, или вклеить одну и ту же картинку не к месту. Должен ли я был сказать больше? И должен кому- себе или Ей? Со второй ночи, перед которой я ясно ощутил, что холодность и преумноженная вежливость ко мне носят оборонительный характер, меня периодически стало относить в пошловатое отождествление Нас с влюбленными друг в друга людьми. Эта дорога была слишком скользкой, я не мог рискнуть встать на нее, и уж тем более потащить за собой Ее, чтобы Мы вместе упали. Всё по той же причине, почему мы до сих пор не где-то в маленьком домике на берегу моря, хотя могли бы быть там уже после первой ночи. Желание, муки совести, вина за бесхребетность, неуверенность, невероятно сильное притяжение к Ней- всё это разрывало меня на части буквально. Хотел, но не мог. Ненавидел себя за то, что хотел недостаточно сильно, что так развит во мне нравственный императив. Так, наверное, и терзают себя и близких наркозависимые. Однажды мы говорили про печенье моей национальной кухни, Она слышала о нем и хотела приготовить, и даже вызвалась, узнав, что я люблю его. Приготовила Она его через несколько дней, и... я отказался. Я хотел, но чувствовал, как нога моя едет по вышеупомянутой дороге, я откидываюсь назад, и в последний момент успеваю поймать равновесие. Я сделал Ей неприятно, я ущемил Ее желание сделать приятное. От собственной подлости была горечь, которую перебил бы только вкус приготовленного Ее руками печенья.
  И я решаюсь уйти. Раньше. Предлог выбираю банальный - по самочувствию. Я в первый раз самовольно решил прервать время с Ней, так вероломно урезать его , и это после долгой разлуки! Но мне нужно было собраться с мыслями
  
  Музыка
  
  Цвет волос потихоньку смывался, и хоть я и адаптировался к нему, мне было радостно вновь встретить Ее такой, к какой я привык. Эффект отпуска из-за длинной вереницы дел прошел быстро, даже слишком. Я стал замечать, что продуктивность Ее как будто поугасла вместе с самоотверженностью. В целом Она стала спокойнее и отрешеннее. И если раньше я отводил себе для коротких вылазок на разговоры с Ней не более получаса в день - раза по 4 через каждые 3 часа - ну или, как получалось, чтобы не отвлекать Ее от работы. То теперь я стал замечать , что могу позволить отвлечь Ее на себя и дольше. Она слушала со вниманием, отвечала, а я возвращаясь домой в метро, в наушниках на фоне музыки вновь и вновь прослушивал Ее слова, Ее интонацию, погружая себя в легкую медитацию. От метро до дома было недалеко, поэтому возвышенное состояние мое обрывалось резко. Домой я заходил уже как не вовремя разбуженный человек. Крис замечала это, но отшучивалась - ей хватало терпения, опыта и мудрости принимать меня таким. Любит ли она меня или просто не хочет еще раз в развод? Я для нее хороший вариант, ей дается практически все, чего она хочет. При этом она не ездит на работу каждый день, не получает зарплату,не считая каких-то эпизодических заработков, впрочем не всегда ничтожных. Ее жизнь проходит параллельно моей, она много рассказывает мне , но мне есть, о чем подумать, а то, что делает она, мне кажется настолько эфемерным, что я не могу заставить себя поверить в это. Если соблюдается баланс между домом, едой и неразглашением нашей частной жизни, то я готов потерпеть это непонятное то ли творчество, то ли работу. Хотя да, она могла бы, и даже должна была бы найти нормальную работу, как все, совмещать это с домом. Ведь Она же успевает это делать, у Нее получается. Крис не может, поэтому и не делает. Я соглашаюсь, так же, как соглашаюсь уйти среди ночи из пустого офиса, где мог бы провести ночь с Ней. Я выбрал Крис еще до знакомства с Ней, и на тот момент всё было понятно, правильно, разумно, предсказуемо, и стоило одному дню, в котором появилась Она просочиться в мою жизнь, как двадцать пятый кадр - и все посыпалось. Несмотря на приготовленный Крис ужин я от плохого настроения готовлю себе что-то на скорую руку сам и удаляюсь в себя, надев наушники. Как в любом правильном человеке во мне было кое-что неправильное - мое увлечение музыкой. Началось оно со школы, и по мере расширения моих финансовых возможностей я мог позволить себе аппаратуру и программы для аранжировок. Я уделял музыке самую малую долю своего времени, хотя требовала она, наоборот, бОльшую часть меня, но я чувствовал себя недостаточно хорошим, чтобы развиваться в своем увлечении, недостаточно свободным от обязательств перед другими, чтобы изменить жизнь и уйти в композиторство с головой. Я сочинял, сохранял, переслушивал, дорабатывал. Мог показывать свои творения только Крис. Родители не понимали, братья и сестры не совпадали во вкусах, и дабы не быть лишний раз раненым, я хотел получать мнение только от заведомо заинтересованных в тактичности людей. Иными словами Крис было выгодно хвалить меня, чтобы я завершил собой ее образ продвинутой блогерки. Ее участие порой становилось навязчиво активным. Поначалу я и сам принимал ее деятельность по раскручиванию меня как музыканта в социальных сетях, пока не понял, что до музыки моей Крис нет никакого дела - она лишь тренирует на мне все эти инструменты продвижения, как будто препарирует насекомое. Однажды она попросила написать музыку для нее, как она объяснила, "в рекламных целях" а потом выдала мое произведение как музыку про нее, хоть я и не вдохновлялся ею. На своем музыкальном пути я был слеп, поэтому поддавался, а также был рад дополнительному времени, чтобы побыть со своей музыкой. В конечном итоге интерес Крис к тренировкам на мне подутих, и со своим сочинительством я остался наедине. С момента знакомства с Ней мои занятия по сочинительству становились чаще и продуктивнее. Я не писал музыку для Нее, вдохновившись Ею, но, в целом, то, какое действие оказывала на меня Она, было благотворным для творчества - отпускать себя, экспериментировать, создавать было проще. После очередного плодотворного вечера я был на следующий день все еще в возбужденном состоянии - родившаяся накануне музыка не отпускала меня, завладела моим внутренним слухом настолько, что я осмелел и решился показать свою музыку Ей. Первый раз. Наверное, если бы я разделся перед Ней, испытал бы нечто похожее. Я рассказывал Ей и раньше про свое хобби. И Она , как и Крис поддерживала, но участие Ее было не многообещающим, а спокойным, несколько озабоченным, как и ко всем делам, которые Она решала. Она искренне пыталась помочь с адресами студий, с переводами моих обращений к арендаторам, также участливо, как и в день Нашей первой встречи.
  И вот теперь Она слушает. Я не могу удержаться и не посмотреть на Неё дольше обычного. Моя музыка проникает в Нее вместо меня, все волнообразные движения отражаются на Ее лице. В наушниках Она, но я слушаю сквозь Нее -настолько Она открыта для меня сейчас, а я для Нее. Отрывок достаточно длинный, но определенное рабочими приличиям для Нас время так кратко и мимолетно. Моя жизнь на волоске, мое сердце, как стеклянная ваза неосторожно задетая и через секунду готовая превратиться в осколки. Зачитывание приговора откладывается, так как Ее отвлекает неуместно болтливый псевдо-начальник, который, конечно, не преминет донести на наши нерабочие занятия настоящему начальству, если мы не будем регулярно и в нужных пропорциях улыбаться его шуткам, поддакивать и кивать. А после ритуала с псевд-начальником, Она забыла обо мне. Ваза разбилась, и я вместе с ней вдребезги. Я чувствовал себя самым настоящим дураком, я посыпал голову пеплом, боль и отчаяние были настолько нестерпимыми, что помогли бы, возможно, несколько длинных продолговатых порезов вдоль всего предплечья. Зачем я так опозорился? Неужели самый необыкновенный и любимый мной человек убил меня так легко? Или Она послана мне таким образом сказать, что это не мое и мне это не нужно? Она говорит что-то про письмо от заказчика и про поручение. Я слушаю, но не слышу. От меня осталась оболочка, а настоящий я бегаю, бьюсь головой об стену и снова бегу в запертой комнате. Рассудок помутился настолько, что я не понимаю, как в момент Нашей с Ней беседы от Нее может прийти сообщение. Я гоню от себя эту галлюцинацию и еще полчаса нахожусь в прострации. Интенсивность стресса подавляется одной сигаретой, но не так, как хотелось бы. Обычно по возвращении из курилки я всегда смотрю на Нее по пути к своему столу Но в этот раз самолюбие, обида и стыд позволили мне изменить себе, и, чтобы замаскировать свое волнение, я сделал вид, что изучаю что-то в телефоне. Снова галлюцинации, баг или что это? От Нее действительно есть сообщение! Я открываю его и проваливаюсь в мягкое, обнимающее пространство Ее слов. Наверное, такое примерно ощущение испытывает младенец, оказавшись в материнских руках. Пульс приходит в норму, я не контролирую мышцы лица, которые расплываются в улыбке. Со стороны, наверное, я казался бешеным идиотом, но Она написала мне о моей музыке! Она описала, что почувствовала, Она поделилась этим со мной. Я вынырнул из ледяной воды и был согрет Ею. Я получил в ответ ее улыбку, когда Она пыталась подобрать слова, чтобы описать один интенсивный и громкий пассаж, и я помог Ей. Она тоже смущалась, Мы вместе пережили таинство общения друг с другом и неосязаемой материей, которая послужила для Нас каналом передачи энергии. Она увидела тот пассаж ярким, и даже переслушала его несколько раз, а я не предал ему значения, но теперь вслушался и понял, что не хочу менять его. Возможно, стоит изменить лишь переход к нему. Это мнение, которое не обижает, это обратная связь, которая наполняет тебя, окрыляет, не убивает в тебе творца, не превращает в ремесленника, а наоборот дает веру в себя и вдохновение.
  Я заперт
  
  Есть люди, которые выбирают себе опасные профессии, кайфуют от адреналина , или те, что намеренно рискуют жизнью и здоровьем, а умирают от нелепой случайности. Я не выбирал влюбиться в замужнюю женщину, свою коллегу и сражаться с самим собой каждый день, убивая и воскрешая это чувство. Мысли о Ее отношениях с мужем я гнал от себя, закрывался от них, потому что надеялся и получал подтверждения, что не все было в Ее браке гладко, а это было обезболивающим от чувства вины. В созданном моим воображением мире Она была под надежной защитой от его физических притязаний, на которые он по закону имел право. Да, Она связана с ним обязательствами, ребенком, но это все вторично, а первичны лишь каждодневные клады эмоций, которые Мы находим друг в друге при краткосрочных рабочих контактах. Я все чаще выходил на скользкую дорожку, я не стеснялся писать Ей личные сообщения. Она всегда отвечала, Мы заказывали товары с маркет -плейсов, Мы болтали, даже однажды вместе пошли на обед. Я всю дорогу говорил про очередной проект Крис, чтобы не умереть от распирающего желания поцеловать Ее в арке между улицами, больше уже никогда не возвращаясь в прежнюю жизнь. Тема выбрана была мною заранее - нужна была такая, максимально холодная и отвлеченная, которая бы не вызывала во мне хоть отдаленных чувств, кроме подступающего раздражения. Такая своеобразная анестезия, чтобы онеметь, не чувствовать лишнего. Когда мы приблизимся к той арке, когда будем возвращаться мимо нее, когда, переходя дорогу, на нерегулируемом перекрестке Она инстинктивно попытается найти мою руку, а на скользком участке, я по инерции попытаюсь Ее приобнять. Возможно, Нам встретятся коллеги, так как обеденный перерыв у всех, и ходят все в одни и те же места, но мы шли тогда по нашим ежедневным улицам, и даже они, эти ежедневные улицы и ежедневные прохожие, как будто бы оглянулись назад, а Мы были в вакууме нашего совместного одиночества - оправданного времени вместе.
  За обедом я обратил внимание, что блюд Она заказала более, чем ожидалось. Я списал это на желание попробовать кухню. А потом Она еще набрала каких-то несочетаемых продуктов в магазине. Когда мы вернулись в офис, я заметил, что Она как будто в одышке или взволнована. Странное движение коллег вокруг Нее терзало меня, но я пока не находил ответов, так как то, что подсушивалось, оставалось для меня непонятным. Подслушивание стало важным навыком, который я развил с появлением Ее в моей жизни. Ведь офисные разговоры обладают особым флером и шармом. Начинаясь как рабочие, они неуклонно скатывались в личные, раскрывая собеседников порой с самых необычных сторон. Мое ухо за последний год было настроено на самые эффективные источники, то есть на тех коллег, с кем Она общалась стабильно активно. Их я понимал лучше, с новыми было сложнее, но интереснее.
  Она встала, несколько с усилием и подошла к секретарю. Как всегда их нежный тон друг к другу, их речь мелодичная, интонации позитивные не резкие, и я расслабляюсь, и даже ленюсь слушать суть. Но вдруг резкие необычные для секретаря оборванные фразы заставляют меня прислушаться. "Месяц...а кто?...кто будет?...когда? ... По тебе не видно". Слова такие простые, я знаю их перевод, но они не складываются в смысл. Я жонглирую ими, чтобы получить хоть какую-то законченную картину. Про что можно так сказать? Только про того, кто ждет ребенка... Но о ком они сплетничают? Да и зачем мне знать. Но Она слишком вовлечена, слишком много слов Она говорит, так не говорят о другом. Это просто не реально! Слишком закрывает собой секретаря, хотя они одной комплекции, слишком бледна и болезненна - такого раньше не было - слишком отрешена. Ведь всего пару дней мы шли вместе, и я не видел Ее такой. Как же я был ослеплен и старался не потерять контроль! И не заметил... Я так долго не замечал и не понимал! Я буквально почувствовал, как открывают вентиль с ядовитым газом, и он проникает в меня сначала на уровне рецепторов, а потом уже разносится по венам. Мне трудно дышать. Нет, еще нет, неточно. Не могло быть! Она не могла, не смогла бы! А как же? Когда в отпуске. Как я мог предотвратить?? Ведь Она не любит его, не может любить! У него нет музыки, он не приезжал к Ней ночью побыть с Ней, он не видел, как Она плакала тогда, он просто пользуется свои положением.
  Я не вынес догадки и снова ушел. Крис напряглась, что у меня повышена температура - срывался ее поход на мастер-класс. Личностный рост. Вырастет ли личность от мастер-класса? Мы уже выросли, нельзя вырасти еще раз. Мы уже родились, нельзя родиться еще раз. Нас такими зачали, нельзя зачать еще раз. И нельзя отменить зачатие. Нельзя обойти этот камень посреди моей скользкой дороги, и я лечу прямо на него. А Ее больше нет рядом. Она не пошла, Ей нельзя поскользнуться и нужно беречь себя . И я один. Она все еще в моем мире, в моем фильме, но как будто нас дублировали на разных языках. Это не перекрасить волосы, это не пройдет. Это на всю жизнь. Она взяла и выбрала жизнь совсем не ту, что была уже так хорошо мною обставлена. Как можно было быть такой неразборчивой, безответственной?! Она была с ним, в один из дней, когда простившись со Мной, ушла домой, в один из дней, когда говорила со Мной. Или даже слушала музыку. Хорошо, что по срокам не сходится, уже немного легче. Почему Она говорила со Мной все это время, писала Мне, отвечала Мне - чтобы родить второго ребенка от мужа? За что? Что я Ей сделал? Чем расстроил, был неинтересен? Я пустое место, конечно, мечтать о том, что Она влюбится в меня, было глупо и опрометчиво. Все было невозможно с самого начала, это висело в воздухе.
  Общее состояние мое было ужасным, я проваливался в сон, чтобы не возвращаться в реальность. Во сне ничего такого страшного не было, все было как всегда, не хотелось выходить из него. Но когда я просыпался, вспоминал причину моей летаргии, и все начиналось сначала.
  Когда я вышел на работу после недомогания, стадия принятия уже сварила мне кофе и поджидала за рабочим столом. Она встретила меня с улыбкой, но отбитое сердце мое не могло забиться, как раньше. Каждое движение причиняло боль. Но мозг уже обработал всю информацию, поэтому Ее округлившийся живот не вызвал во мне оторопь.
  
  
  Дистанция
  
  Мы снова переехали. В этот раз желающих помочь Ей было предостаточно, меня как будто зажали в толпе. Я ничего не сделал, не помог. Нас рассадили, и теперь мы разделены профессором и новым старшим в рабочей группе отдела. Я практически не вижу Ее за неуместными колоннами офиса и необъятным монитором, но я слышу, ловлю каждое слово, которое могло доставаться мне, а теперь достается этому новенькому ботанику. Неужели Ей с ним интереснее, чем со мной? Комфортнее? Он же правильный, рассудительный, не говорит плохих слов, проще сказать - пресный. Я подслушиваю радиоволну их разговоров и успокаиваюсь тем, что они только про работу. Ее интонация не оживляется, они не уходят от темы, как было со мной. Не смеются. Переписываются ли втайне? Мне холодно. Даже когда душно, онемение в мыслях, во всем теле. Она почти не подходит. Логика, здравый смысл держат меня, тонущего, на плаву. Конечно, не набегаешься с животом. Она все меньше красится, переоделась в одежду, которая транслирует всем лишь один месседж- как Ей все равно, что происходит вокруг. Она стала более уверенной и отрешенной. Я машу Ей из толпы, которая зажала меня, пытаюсь напомнить о себе, но Она возвышается над толпой, не видит и не слышит меня, а если и слышит, то как будто пропускает, как через дырявое сито, все мои слова, взгляды, намеки. Я такой же, я остался здесь в нашем мире, я жду тебя, ну почему же ты забыла дорогу туда? Сила магнитного поля, которое я ощущал, которое поддерживало меня в равновесии, ослабла. На такой дистанции сила магнита все меньше ощущается. А дистанция растет. Это не острая боль, но хроническая, от нее до конца жизни придется принимать таблетки, чтобы улучшить качество жизни. Если бы поместить Ее нынешнюю в прежнюю локацию, представить Наши две ночи с Ней, с такой, круглой, бесформенной, чтобы чувствовал я? Любил бы так же? Люблю ли теперь? Любить вообще-то проще, как оказалось. Нелюбовь тащит за собой чувство вины, стеснения.
  Я должен добровольно обречь себя на это. Впрочем, есть на чем закрепиться - в те дни, когда Она была близка мне, говорила со мной, улыбалась, делилась личным, слушала, угощала конфетами, помогала с переводом - в те же дни Она уходила к мужу и была с ним, и вот результат. Но все равно не могу не смотреть на нее, не ждать последней ступени лестницы, потому что с нее будет видно, пришла Она или нет, я не могу не ловить радиоволну Ее голоса, я все еще там запертый в своем мире, наблюдающий, как в Ней растет дистанция.
  
  Мы любим тебя
  
  Развязка неуклонно приближалась. Я слышал по обрывкам фраз, до какого числа Она будет с нами в отделе, со мной. Новая девушка, которая будет Ее заменять, учится, пытается тщетно повторять Ее фразы, Ее письма. Бутафория... Я боялся открыть календарь, все еще верил в то, что можно изменить. Верил, что врач скажет, что сердце еще можно спасти, ампутация отменяется. А разговоров становилось все больше, какой-то рой слов, я окружен ими и совсем теряю хоть какой-то контроль над ситуацией. Я так жалок, приклеивая себя под видом случайного собеседника к Ее разговорам с другими. Я собеседник и все. Где я был раньше, а где сейчас?! Кажется, будто Она говорит со всеми, кроме меня. Она намерено не замечает меня? Обижается? Тешить себя тем, что Она делает это с усилием, было слишком кощунственно по отношению к себе.
  Как и раньше, важные судьбоносные свои слова Ей я произносил непреднамеренно, импульсивно. Вот и сейчас, собираясь на обед, я проходил мимо и, не задумываясь, чего мне будет это стоить, заговорил с ней. Я спросил, бросив побольше кубиков льда к своим словам, притворяясь равнодушным, насколько Она покидает наш отдел. Ответ ударил меня, почти сбив с ног. Три года. Но я устоял. Три года. Ни шесть месяцев, ни год, ни даже не навсегда. Даже навсегда было бы легче - это уже не изменить, можно только начать заново. Если бы.... Но три года означало то, что меня уже не будет здесь, так как мой контракт к этому времени закончится, и начнутся тяжбы с покупкой квартиры, мне нужно будет вернуться на родину с Крис, перевести ее и все ее дела . Если бы меньше трех лет, то был бы повод не делать, а теперь и здесь сожжен последний мост. Зачем я говорю Ей, что меня уже здесь не будет? Разве обо мне сейчас речь? Но я так эгоистично выдаю это. Слегка покалывает в носу, и предательски начинается тремор. Я должен сказать что-то банальное, например, "мы будем скучать". Я говорю, но это не то, это лишь сотая часть того, что я должен сказать, и все мои цепи, веревки, канаты, которые держали и держат меня, впиваются мне в кожу, не дают мне поменять лицо и число моих глаголов. Я даю Ей выстрелить мне всепонимающим взглядом в грудь в упор и говорю "Мы любим тебя".
  ...Она выстрелила. Она рассматривает, как пятно крови растекается по одежде, и стреляет контрольный. Ее голос старается быть твердым, но на фразе "Я тоже вас люблю" "вас" спотыкается и почти падает в пропасть, превращаясь в "тебя". Я умираю на руках у любимой.
  
  Странная
  
  Прошло полгода. Долгих или коротких трудно судить - без Нее дни тянулись, а потом оказывалось, что прошло месяца два-три. Заменявшая Ее девушка помогала тем, что была не похожа на Нее, а значит не навевала лишних воспоминаний. Мои собственные запасы воспоминаний истощались, как будто застирывались, кроме самых ярких, которые я надевал по особым случаям: оставался в одиночестве, выпивал, писал музыку, когда никто не мог претендовать на мое иллюзорное время с Ней. В свой мир я заходил все реже, он запылился, замок скрипел при входе . Напрасно было ждать Ее появления здесь. Я задержался здесь надолго в день рождения Ее ребенка. Заменявшая девушка сказала об этом всем, послышались привычные в таких случаях восклицания. А у меня при каждом из них шел холод по спине. Они радуются, а как Она сейчас? Хоть и принято говорить, все хорошо, но ведь, наверняка, больно, тяжело, грязно, страшно, вымотанно. Я знаю Ее, я жил Ей, а ребенка я не знаю и знать не хочу. Он отнял Ее у меня, так как же тут радоваться?
  Заменявшая девушка стабильно раз в месяц называла Ее имя. Мой слух, настроенный на звук Ее имени, давал ложное срабатывание, пока однажды я не услышал нечто неожиданное. Если я правильно услышал, Она должна была прийти. Хотелось, чтобы мне показалось. К такому событию не было ни сил, ни ресурса, ни понимания, как вести себя. А если Она и правда придет? Надеюсь, я не так понял. Я старался гнать от себя мысли, потому что они могли завести не туда. Сказать Ей, давай я дам денег, ты наймешь няню и будешь приходить в офис и работать, чтобы я, как раньше мог смотреть на тебя, быть рядом. Давай бросим все и уедем, с тобой, с детьми или без, и все забудется. Я представляю Ее огромные глаза, в которых одновременно и ужас, и унизительное сочувствие, с каким смотрят на умалишенных. Как предотвратить Ее приход? На что я могу повлиять?
  И Она вошла. Звуки новые, восторженные приветствия. Из-за новизны звуков, я не успел понять, что угроза моему равновесию уже так близко, хотя по интонациям неожиданности заподозрил неладное. Странная. Все не то. Вроде и Она, но не такая, худая, свежая, но уставшая. Взгляд быстро вспыхивает, но долго не горит - не хватает топлива. Вымоталась, но постаралась выглядеть хорошо, и Ей удалось. Может быть, и не худая, просто в темном Волосы снова перекрасила. Темная, но вся излучает свет. Вот бы пришла и села за свой стол, и все как раньше, и я бы привык. Но нет. Разговоры другие, от шепота к взвизгиванию, ни малейшего шанса, что останется. Не обращает внимания будто бы. Не обращает. Со всеми, кроме меня, меня обходит, как будто боится уколоться, порезаться. Если б я был на Ее месте, бежал бы ко мне. Сколько вместе пройдено, сколько сделано, сказано, сколько в моем мире прожито - и ничего! Ну не может же не подойти! Ее приобнимают, целуют, все, кто приходит, но не я. И все-таки началось. Что еще могла Она сделать? Подошла ближе, но не ко мне, болтает, улыбается. Так близко и так далеко. Знакомая тяга вслушиваться в голос, пропускать ток через себя от Ее близости - все это вернулось. Она показала фото своего ребенка. Все умиляются, все по очереди. И наконец очередь доходит до меня. На секунду она запнулась. Как будто задумалась - стоит ли? Уместно ли? Эта заминка такая безжалостная. Так значит - не как со всеми. Что же ты, черт возьми, наделала.?!! Было столько мгновений, раз, случаев, чего угодно, и все было бы иначе, а не этот театр абсурда. Да, я вижу его, но сказать мне нечего. Мне не стыдно не умилиться. Я захлебываюсь от негодования и безнадежности. И Она пытается свести в шутку, но во взгляде понимание. И снова уход в безразличие. Сбежала. Хотела получить умиление? Или хотела снова завладеть мной? Наверное, не знает сама. Странная.
  Вечером Крис вела себя странно и без предупреждения приподнесла мне подарок. В неуместно красной коробке лежала фотография, судя по виду какого-то органа. Это был снимок ультразвукового исследования. Темная точка на сером фоне - наш будущий ребенок. Что я мог ей сказать? Сегодня я уже видел фото ребенка любимой женщины от другого мужчины. Теперь ты показываешь мне фото моего ребенка от нелюбимой женщины - не слишком ли много для одного вечера?
  
  Снова
  С нашей последней встречи прошло полтора года. Все так изменилось, что и не верится, что когда то у меня был мир, в котором я был с Ней. При переезде на родину я разбирал старые коробки своих воспоминаний и оставил их на старой квартире. Выбросить не поднялась рука, а взять с собой не хватило совести. Первое впечатление от увиденного родившегося ребенка постепенно стало более лояльным, а потом даже волнительным. Но большую часть времени я все не верил, в то, что произошло.
  Почти десять лет, и ничего не получалось, сначала по нашему нежеланию, а потом и по здоровью, видимо. Когда Крис забеременела я осознал, насколько я бессилен перед внешними факторами. Я почувствовал желание сдаться судьбе и, в то же время, свободу. Нужно было оперативно принять новую реальность. Благо дел стало наваливаться столько, что не хватало времени застрелиться. С изменениями в состоянии Крис мне становилось жаль ее, искренне. Но с сочувствием боролся обостренный страх того, что она сделает для ребенка что-то не так, поставит свой комфорт выше его здоровья. Меня нервировало это. Если бы я мог, я бы вы выносил его, соблюдая все правила, так как это была бы моя работа, миссия , как угодно. Но эта миссия досталась ей, в силу не зависящих от меня обстоятельств, значит она должна была следовать всем указаниям врачей, психологов, тренеров, коучей и моей мамы и сестер, ведь у них опыта было и побольше. После нескольких стычек, которые приводили Крис в плачевное состояние, я отошел в сторону, чтобы не вспыхивать и не вредить этими стычками ребенку. Я занялся вопросами по оформлению брака, переезду, переводу на работе. Все сложилось на удивление легко. Готовить домашних долго не пришлось. Хоть они все еще скептически относились к моим отношениям, новость о внуке и внучке обезоружила их.
  Я все понял, когда моя дочь родилась. Может быть, и не все, но самое главное. И как ни странно, именно в тот момент, когда впервые взял ее на руки и мы посмотрели глаза в глаза. Я увидел свое продолжение, и жизнь, наконец, обрела смысл. Только к четвертому десятку жизни я нашел его! Голоса родни и Крис звучали где-то фоном, я сквозь пальцы пропускал все их замечания, как держать, кормить, переодевать. Я всему научился, и время с дочкой стало моей медитацией. Такое знакомое чувство - радости, спокойствия, когда мы проводим вместе время. Чем-то отдаленно напоминало время с Ней. Я редко вспоминаю Ее теперь. Но удивительно то, что теперь, находясь за тысячи километров, за сотни дней и миллионы световых лет от Нее, я стал к Ней ближе. Потому что я понял, что для Нее значили дети. Как Она любила их, почему оставалась в своем мире с ними, и лишь иногда заглядывала в мой. В минуты волнения мне бы хотелось поделиться с Ней своими чувствами, Она бы разделила их со мной, Она бы поняла. Но никак не мог придумать повода и подходящего момента. Все возможные варианты казались крайне неуместными.
  Пока на мою рабочую почту не пришло от Нее электронное письмо. Просто - на раз - два - три... А потом еще одно. Без объявления войны. Снова. Ни одного слова, ни сообщения. Как выяснилось позже от коллег, Она вернулась к работе. Как это произошло, было мне не совсем понятно, но ежедневные письма от Нее делали невероятное очевидным. Это не были письма лично мне, я был просто первым адресом в Ее рассылке. Но каждый раз, когда видел среди непрочитанных писем в папке "Входящие" Ее адрес жирным шрифтом, мне становилось тепло, как будто кто-то заботливо накидывал плед на плечи.
  Я решился написать Ей лично лишь спустя четыре месяца. Тогда я был несказанно рад обстоятельствам, которые не оставили мне выбора. Но вернуться с "Привет" было бы слишком просто. Прошло больше двух лет. И да, я был обижен и даже зол. Она не сказала, что любит, не сказала, что не любит, не сказала что уйдет, не сказала, что вернется. Зачем было давать мне повод думать, что я не один из адресов рассылки? Или я стал им? Интересно, в какой момент? Когда Она зачала второго ребенка? Или когда узнала, что я женился и уехал? А ведь Она знает, я уверен. И я тоже знаю, что волосы были какого-то несовместимого с жизнью цвета. От хорошей ли жизни? Хотелось втолкнуть Ее в свой мир грубо, жестко. И я написал сообщение и представился. Она ответила шутливо, что знает, кто я. Я не выдержал и начал оправдываться, что за долгое время Она могла меня и забыть. Если бы разговор состоялся очно, оправдания были бы более уместны, хотя неуместны они были вовсе. Чего я пытаюсь добиться? Чтобы Она ответила, что не забыла меня, и все эти два года думала лишь об мне? На себе я проверил, что наличие ребенка отключает мысли о чем-то или о ком-то другом практически полностью.
  И снова сообщения. И мне уже не тепло от пледа - мне жарко под ним. Хочу быть сухим, односложным, но нет. Снова. Снова, как и в лучшие времена, я подбираю слова, чтобы вытянуть из Нее больше слов. Я сверлю взглядом статус "прочитано" или нет. После смены статуса, тяну время, набираю сообщение, потом стираю. И в эти моменты я не думаю о ребенке. Мне совестно, угрызения совести огрызаются. Но при этом удовольствие такое же, как от уверения "еще чуть-чуть и все", "последний кусок торта мой, ведь все отказались", "еще один раунд и я выключу компьютерную игру",...
  Через месяц после первого раза я добавил немного лирики в наши отношения на расстоянии. Действительно глупо было молчать, говорить односложно, скрывая в смайликах неравнодушие. У нас были серьезные изменения в жизни, и я не мог не спросить. Я могу говорить с Ней теперь на одном языке. И мне важно было удостовериться, понимает ли Она его. Емкими фразами поговорили о детях. Все ровно, все хорошо. Я чувствую спокойствие и доверие. Она не закроется, не оттолкнет равнодушием. Ей не все равно. Как и раньше.
  
  Обед
  
  За внешним благополучием и ровным ходом дел назревала буря. Ежедневные письма в рассылке - хорошо, а еще? Ничего. Изменившийся функционал проектов ставил нас на разные рельсы, и Мы не пересекались. Доказательств Ее существования было достаточно - для приподнятости моего духа, но не более. Конечно, не стоит кривить душой - к Нам в мир я заглядывал нечасто, потому что засыпал за книжкой или кормлением ребенка. Мне хотелось большего, как бы я ни бежал от этого. Все чаще появлялись мысли о возвращении. Прибавка к зарплате была дополнительной косвенной причиной, а также формально я бы "сдался" Крис и Ее желанию вернуться на Родину, где она была бы успешнее. Она так отчаянно продолжала бороться за место под солнцем среди оккупировавших весь "пляж" блогеров. А свой шанс стать хорошей, а не достаточной матерью она пустила по ветру. Она любила ребенка также, как и меня, потому что должна, не потому что этим чувством накрывает.
  Последней каплей стало абсолютно неслыханное ранее явление. Когда я позвонил коллеге из старого офиса, там, на том конце провода, я услышал смех. Абсолютно нагой, не прикрытый, Ее смех. И посторонний мужской голос. Замаскировавшись под усердного работника, я осведомился, кто это так бурно выражает свои эмоции. Один голос я знал слишком хорошо, но тот второй... Неужели я прав? Новый начальник отдела, который частично выполнял теперь и мои функции. Это слишком приземленно даже для мелодрам. Серьезно? Она коллекцинирует всех, кто готовит лучшие презентации заказчикам? Коллега из офиса уже третий раз пытался получить от меня внятный ответ, даже не предполагая, какое меня разрывает негодование. Самое простое здесь - не паковать чемоданы, а послать все к черту, поняв наконец, кто она такая. Перестать быть игрушкой. Перестать играть. Но мысль разматывалась клубком дальше и дальше. Тут же вспомнилось, как о новом начальнике сплетничали парни из смежного отдела в курилке, еще до моего отъезда, дескать, он еще та заноза в причинном месте. До меня из офиса долетали даже слухи о том, что женская часть коллектива откровенно боялась его нападок и уже записала в знатные абьюзеры. Что ему нужно от Нее? Она слабая и падкая на таких. Если приглядеться и муж Ее несильно отличается от этой породы. И Она будет терпеть. Но Она смеется. Ей нравится? Все так плохо, что лучше так, чем быть с мужем? Знает ли Она, с кем связывается? Меня не должно это касаться, но это прожигает меня насквозь. Я сам не замечаю, как код подтверждения улетает на сайт покупки авиабилетов.
  Бывшее место работы встретило меня, как обычно. Но перемен и не хотелось, так как назревала война, и вести ее безопаснее было бы в знакомых локациях. Мое возвращение было встречено с похожим ликованием, что и Ее когда-то. И Она была на месте. Глаза вспыхнули, как обычно, а потом спрятались. Это равнодушие я видел и раньше, в этот раз я не поведусь. Пара слов. На следующий день не больше десятка. Вопрос - ответ. Кратко и по делу. Окопалась приличиями и деловым тоном. Я атаковал мелкими вылазками, используя порой запрещенные приемы - задать трудный вопрос, чтобы оттянуть Ее внимание на себя от остальных и уж особенно от начальника. Как легко Она соглашалась, а самое интересное, как легко и непринужденно шла на обед с ним и другими коллегами! Почему со мной было всегда нет, не хочу, не могу? Что в нем такого, чего нет, не было и не будет во мне? Конечно, это не романтические обеды двух влюбленных, дистанцию они держат. Но я тщательно прощупываю каждый метр их границ, все до одного укрепления, чтобы исключить прорыв. Ранее любимый мною обед, время, которое дарило мне шанс и сладость предвкушения возможности поговорить, спросить, нужно ли Ей что-то, принести Ей что-то вкусное, теперь стал мрачной частью дня. Она могла бы хотя бы из вежливости пригласить меня. Когда я специально демонстративно оставался, терпя голод, могла спросить, нужно ли мне что-то. Могла, но не делала. Не хотела или боялась? Боялась себя, его или меня?
  Я смотрю на Нее и вижу, что что-то не так. Цвет кожи необычно бледный, бледнее обычного. И это обстоятельство дает мне право смотреть дольше обычного. Да, и движется она медленнее, как бы покачиваясь. Никто не видит это, кроме меня. Все продолжают терзать Ее вопросами, просьбами, поручениями. Она стоически собирает их, и несет этот ворох, не разбирая пути к себе за стол. С Ней и раньше бывало нечто похожее, например, когда Она плакала, то шла к девушке секретарю, чтобы поделиться. Я решил, что если произойдет нечто подобное, то нужно бить тревогу. Мы встали с места, не сговариваясь, одновременно и замешкались в проходе. От Ее близости зашумело в ушах, я потерял бдительность и ретировался в уборную. Я совсем не подумал, куда Она могла пойти. А ведь, как выяснилось после, Она пошла именно к секретарскому столу, но не дошла до него пару шагов. Когда я вышел, то уже увидел ужасную картину:Она лежит в руках начальника и почему-то не реагирует на творящийся вокруг Нее хаос. Я вижу, как начальник держит Ее и потряхивает, пытаясь привести в чувства, но ничего не выходит. Как обычно в ситуациях, когда чувства захлестывали меня, слова не подчинялись разуму и приличиям и я практически заорал, чтобы он убрал от Нее свои руки. Хаос на секунду развеялся, я взял стоявшую на ближайшем ко мне столе воду и выплеснул Ей на лицо. Цвет жизни как будто бы сразу вернулся, и Она сделала попытку двинуться самостоятельно, но руки и голова не слушались Ее. Я произносил на всех языках поочередно слово "скорая", пока наконец не услышал, что она приехала и не внес Ее внутрь машины. Я нес какую-то околесицу, что знаю Ее мужа, и должен позвонить. Видимо, действия мои были так точны в полном сумбуре, что охваченные паникой коллеги не возражали моему отбытию.
  В больнице я встретил Ее мужа, не расстроенного, а озадаченного. Как выяснилось, он с недавних пор тоже работал в офисе этажом ниже! А узнал о случившемся чуть ли не позже всех. Для благодарности он надел приветливую маску, а затем залип в телефоне. С Ней все было хорошо, что-то по-женски, и наложилась общая усталость и истощение. Да как же ты можешь гонять шары в телефоне, когда Ее уже не держат ноги? Тебе доверили Ее, а ты все упустил. Позволил Ей тянуться к другим, чтобы Она сама того не осознавая, просила помощи с завязанным ртом. Если бы Она была с тобой счастлива, ничего бы не случилось, ни с Ней, ни со мной. Мне попытаться простить за это или быть благодарным?
  
  Такси
  Она вышла с больничного раньше положенного срока. При первой же возможности, когда Мы остались одни в нашем крыле офиса, Она поблагодарила меня. Глаза Ее сияли и даже бросали влажный отблеск. Она обняла меня. Объятие - рабочее, дежурное, легкое, без плотного касания, как будто начинаешь обнимать, а потом сдаешь назад. Я думал о Ней, о Ее самочувствии. Все эти слова и объятия, которые раньше потешили бы мое тщеславие и отправлялись бы на стену почета и трофеев, которые я потом пересматривал бы перед сном, были не важны. Я просто прожил это, хотя глаза предательски защипало.
  А дальше день пошел по привычному графику с одним лишь изменением, что я стал замечать на себе больше взглядов даже от тех коллег, которые ранее не обращали на меня внимание вовсе. Обрывки разговоров на кухне, доносящиеся до меня подсказывали мне, что связано это с более активным моим участием в Ее судьбе, чем предполагалось. Но так как переживал я всерьез и более за то, как Она, чем за то, что скажут они, не придавал этому особого значения. Заряд агрессивной энергии, направленной на Ее защиту, этот инстинкт, который развился во мне незаконно, напрасно и без оправданий привел к неожиданным необратимым последствиям.
  Она подошла ко мне и спросила о готовности графика, о котором просил заказчик. Как выяснилось, несмотря на нестабильное самочувствие, Ей поставили задачу ехать и нарочно отвозить подготовленные документы. Я выразил свой гнев матом и яростным дыханием, прикрыв его опасением, что выделенного времени на подготовку слишком мало, нажимая при этом кнопку "сохранить" в готовом графике. Я попросил у Нее еще десять минут, чтобы выбрать тактику, и Она, конечно же, благодарная за мою заботу о Ней , готова была дать мне все тридцать, а то и сорок минут, и даже защитит меня перед начальником, если потребуется. Всего лишь десять минут, чтобы принять решение, как Ее спасти. График я все-таки отправил, чтобы не мешать Ее работе, потому как знаю, насколько Она переживает. Она сообщила всем, что такси уже приехало. Пара резких движений, насколько хватало Ей резкости в Ее состоянии, и силуэт Ее замелькал между стеклянных дверей.
  У меня во рту еще был вкус выкуренной пять минут назад сигареты, но я срываюсь с места, как будто кто-то поставил меня на повтор. Я лечу вниз, перескакивая несколько ступеней, и вижу, как пола ее плаща прячется за дверью желтого такси. Я машу рукой недоумевающему водителю и открываю дверь, которая осмелилась скрыть Ее от меня. Ее глаза, как и ожидалось, округляются, Она смотрит на меня так же, как и в первую, и во вторую ночь в офисе. Для меня так много значит этот взгляд. И я целую ее.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"