Те, кто занимаются исследованиями евангельских текстов и описываемых в них событий, часто обращают внимание на вопрос римского наместника Пилата: "Что есть истина?". Мне, как занимающемуся исследованием личности Пилата, тоже хотелось бы обратить внимание на этот момент: объяснить собственное понимание этой детали.
Вот - фрагмент из книги Лопухина "Суд над Иисусом Христом с юридической точки зрения". Привожу я его вовсе не с той целью, чтобы раскритиковать автора, которого уже - признаться - и в живых-то нет. Просто - как пример того, как трактуется вопрос Пилата самими христианами.
И империя, которая могла бы ещё оставить христианство незамечаемым, пока оно представляло собой просто высшую форму нравственности или даже общественного порядка, не могла не заметить его, когда оно объявляло себя в качестве всеобщей и обязательной формы. Когда оно заявило, что оно есть истина, Рим прежде всего спросил: "Что такое истина?". Когда же оно стало настаивать на праве истины подчинять себе людей, Рим ответил на это гонениями. (Лопухин - "Суд над Иисусом Христом с юридической точки зрения").
В другом месте - выше - Лопухин характеризует этот вопрос как "бессодержательный", "полупрезрительный", "скептический" и даже "полусаркастический". Однако, призвав в помощники простую логику вопроса и ответа, мы можем выяснить, что содержания в этом вопросе куда больше, чем во всей предшествовавшей ему тираде Назарянина.
Лопухин был христианином по вероисповеданию, и книга его была направлена в первую очередь на то, чтобы любыми средствами показать незаконность всего, что произошло в Иерусалиме. И поток его рассуждений не останавливается даже перед явными несостыковками со сведениями, которые он сам же и приводит.
"Когда оно (христианство) заявило, что оно (христианство) есть истина, Рим прежде всего спросил: Что такое истина?". Представьте себе: вы - писатель, и советуетесь с другим писателем, как лучше построить фразу для выражения какой-либо мысли. Ваш собеседник говорит свой вариант и настаивает на том, что он - единственно правильный (то есть, применительно к нашему случаю: "этот вариант есть истина"). Конечно же, я могу и ошибиться, но первая закономерная реакция в таких случаях - узнать, почему же именно предложенный вариант является не просто правильным, но и ЕДИНСТВЕННО правильным.
Далее следует: "Когда же оно (христианство) заявило на праве истины подчинять себе людей, Рим ответил на это гонениями". Что интересно? Мы не разобрались ещё, что такое истина, почему именно христианство является этой самой истиной, на каком основании другие, не разделяющие христианских убеждений, люди, должны считать именно так и никак иначе. Но не успели решить таких важных для связности изложения вопросов (или не захотели) - а уже начали толковать о праве истины подчинять себе людей.
Если следовать логике приведенного фрагмента - как она есть, без всяких умственных вывертов - то первое: христианство объявило себя истиной; второе: Рим спросил, что есть истина. Дальше - пропущенные звенья: ответное определение истины и обоснование наличия истины именно в христианстве и ни в чём другом. Затем мысль опять выплывает на поверхность: "истина имеет право подчинять себе людей". А Рим отвечает на это гонениями: действительно, беззаконие, но психиатрия тогда ещё совсем не развитая была.
Надо отдать должное автору. Он вовсе не придумывал такой логический разрыв самостоятельно. Он подметил и повторил ту непоследовательность, которая присутствует уже в самом первоисточнике по рассматриваемому вопросу. Вот фрагмент первоисточника - Евангелие от Иоанна:
Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина?
"Ты царь?" - спрашивает наместник. Разумеется, под "царём" понимается не властелин абстрактного мира истины или некоего "Царства Небесного". Подразумевается "царь" вполне земного царства, имеющий право на управление подчиняющихся ему подданных и реализующий это право. "Ты говоришь, что я - царь", - отвечает подсудимый: то есть, "это ты по своим меркам судишь и своими словами присваиваешь мне такой титул". Дальше (по тексту) Назарянин продолжает: "Я на то родился и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего".
Если принимать этот диалог как исторически достоверный (что, впрочем, вряд ли) и логически связный (что тоже порой так и просится поставить под большое сомнение), то надо полагать, Назарянин продолжением своей тирады хотел противопоставить своё личное понимание собственной миссии пониманию римского, чужеземного, наместника, которое привело к определению Назарянина как земного "царя Иудейского". А именно: "царю" беспрекословно подчиняются; а "гласа свидетельствующего об истине, слушают". Надо ли понимать это выражение "слушать гласа Моего" как "внимать словам Моим" или здесь выражается смысл "подчиняются мне", "подражают мне" - не совсем понятно: но, скорее всего, понимать это стоит всё-таки в первом смысле. То есть - "всякий, кто от истины, внимает моим словам, высказываниям, утверждениям".
Слова Назарянина в пилатовской интерпретации выглядели скорее всего так: "Я представитель некоего закона, и те, кто принимает этот закон - подчиняются мне, как его представителю". Но что представляет собой этот странный закон - "истина"? О чём свидетельствует подсудимый? Вопрос наместника, конечно же, не безоснователен. "Что есть истина, (о которой ты свидетельствуешь)?". Ответа так и не последовало, если верить евангелисту. А, может, и последовало: но Пилат предпочёл объявить Назарянина невиновным - лишь бы не выслушивать всего, что было наговорено подсудимым. А евангелисты не хотели портить "портрет" пророка и приводить действительных слов не захотели...
Можно, конечно, рассматривать этот фрагмент диалога глобально. Например, как диалог разочаровывающегося во всех религиях и государственных устройствах Рима и зарождающегося христианства, якобы принесшего в эту страну принципиально иной подход к земным и духовным вещам. Можно рассматривать наместника как язычника, не находящего истины среди множества божеств, каких только можно было в то время встретить в римском государстве. Но можно ведь и не строить абстракций, а просто посмотреть на диалог как на диалог.
И ясно услышится в словах наместника Пилата: "Я существую - и это истина, которой ни я, ни ты и никто другой никогда не опровергнет и даже пытаться делать этого не станет. Ты - существуешь, и это точно такая же истина. Я - наместник, ты - арестант, который находится у меня на суде, и это - тоже истина. Ты говоришь, что свидетельствуешь об истине. Но - вот здесь находятся люди, которые вовсе не считают сказанное тобой истиной и даже убедительно это опровергают. Так что тогда есть истина, о которой ты свидетельствуешь? И почему именно и только она, как и положено всякой истине, должна считаться единственной и неопровержимой? Объясни нам". Увы, не то, чтобы наместник ответа не дождался - ответа или вразумительного объяснения не последовало и до сих пор...