Бажовские правнуки
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
БАЖОВСКИЕ ПРАВНУКИ
Чудаки
Какие сказки когда-то были, помните? «Жили-были старик со старухой, и было у них три сына, два умных и всего-то один дурак"...
Сейчас другая сказка, а может, быль. В сказочной стране живет-поживает Урал-Батюшка, древний-древнейший, аж закаменевший, горы его изумрудным лесом покрылись, реки-озера синевой отражаются. КРАСОТА!
Богатства в тех местах и на земле, и в недрах ее видимо-невидимо запрятано. Люди там разные живут: одни труд за благо почитают, землю пашут, железо куют, чтобы деток прокормить. Кому много денег надо — торгуют, чем попало, а кто к власти тянется — политиком мечтает быть. (Он народ «шибко любит» и мужиков, которые пашут и куют, учит богато жить).
Так вот, среди множества деток Урала-Батюшки живут три (а, может, более) брата — «Иванушками» их кличут, с приветом, значит. Но на печи не лежали, какие-то клады искали, за которые денег не давали.
Наделил отец старшему сыну заводишко, где стёклышки шлифуют, чтобы людишки со слабым зрением через эти стёклышки красоты природы земли нашей разглядывать могли, да берегли её пуще своего глаза. Показать надо народу, мол, эти леса да горы, реки и озёра — и есть его богатство. Недолго проработал старшой на том месте. То ли очки помогли, то ли обточенный да отшлифованный простой камень на том же заводишке. Вроде как прозрел старшой, ой как захотелось рассматривать камешки — диво природное. И ничего, кроме как цветных да прозрачных камешков, из богатств он не признавал. Как увидит, какой необычный камешек, глаза делаются добрыми да сладкими, руки прилипчивыми да гладкими. Вот и «липнут» к старшому цветные камешки мешками, агаты да кремешки возами. Завидуют другие собиратели цветных булыжников — Пилипом старшого прозывают. «Только к Пилипу лучшие камни липнут» — в народе говорят. Столько камней набрал — музей огромный построил, а места всё не хватает, улицу пора из камней выстраивать. Пусть людишки, раз природу плохо берегут, красоты её и богатства, в помещениях наблюдают.
Меньшому золотые руки и светлая голова от Урала-Батюшки достались, прикоснуться его руки к простой железяке — украшением дивным, филигранным металл становится, глаз не оторвешь. Полено любое в скульптуру превращает. Попадется колесо, он его в вездеход превращает. Любой материал в его руках, что глина — всякое изделие слепить сможет.
Все было бы хорошо: живи, работай. Только любил меньшой везде побывать, на каждую березу влезть, каждую ямку проверить — не зарыто ли там чего (знаете, сколько этого добра на Урале!). Глаза свои красотой никак не мог наполнить. Летом и зимой ходил, ноги свои застудил. Рассердился, видно, Бог и лишил меньшого ног. Беда большая, все в жизни нашей хорошо не бывает, только меньшого не унять. Пока «лекари» ногами занимались, хворый станок изладил большущие камни обтачивать, которые под землей нашел. Сыночка обучил этому ремеслу. Решили сделать такой «телевизор», чтоб все красоты можно увидеть земные и не земные.
День и ночь трудятся с сыном. Отец спит — сын гранит, сын дремлет — отец гранями хрусталину обтачивает... Сколько их?! И каждую площадку отшлифовать, отполировать требуется до блеска. Зато заглянешь во внутрь — «присохнешь», в сказке таких красот не придумать.
Средний брат был просто горщик, любил земельке кланяться, да камешки на ней собирать. Натаскал «булыжников» в дом, во двор и в сарае склад, Средний думает, что «клад»: натащил камней с Урала, а ему все мало да мало. В стране есть, где развернуться, от камней уж ноги гнуться. После очередного похода садится с женой на крылечко своего «каменного» дома и каждый «осколочек» просматривают и прослушивают — не расскажут ли чего камушки про счастливую жизнь на земле-матушке.
Рассказы эти поведали мне камни, а правда или нет — судить вам.
Родственные души
Как велик Урал-Батюшка и величав! Сколько мудрости в нем накоплено. Только и великим небо испытания всякие посылает. Зимой, если завьюжит, горы сплошь в снегу, зверь дикий — не то, что человек — застревает напрочь, в сугробах.
Летом — ветры деревья корежат. В грозу огненные стрелы с градом такую канонаду устраивают, загоняя все живое под листочек, под кусточек, под нависшую скалу, до поры, когда небо подобреет.
Горка есть такая, возле самого Златоуста, а может Златоуст возле той горки — Таганай (переводится: подставка для луны). Люди метеостанцию там оборудовали, считают, что Таганай погоду по всему Южному Уралу устанавливает. Только, наверное, не знали они, что небо 230 дней в году посылает на эту «Подставку для луны» непогоду.
Видно, для «ненормальных» человеков этот самый климат. Любознательные чудаки на прочность там себя испытывают. Сердитый и капризный Таганай из них особую касту делает — непокорных упрямцев.
У Вовки Блинова, как и у многих златоустовских, склонность к рукодельному мастерству: хоть работа по железу, хоть по дереву, хоть по камню. Оно ему от родителей по наследству досталось. Было время, поработал он и часовым мастером, только надоело — скучно. Душа простора требует. Вот и полез Блинов на гору Таганай температуру воздуха мерить да скорость ветра определять. «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Ветры, надо заметить, там такие, что жуть берет. Десять дней в месяц на вершине Таганая — это не работа, а удовлетворение необъяснимого любопытства. Хочется влезть в «душу природы». Хатку, где метеорологи свои записи ведут, мужики из десятиметровых лесин сварганили. Так те листвянки, как перышки, при хорошем ветре подпрыгивают, щели появляются. Ну как тут эту «дырочку» не замерить. Володя пальчик в зазор, значит, раз, а порыв ветра внезапно кончился, палец теперь хоть отрубай — не вытащить. Таганай малость потешился, да «дунул» снова, освободил конечность: не суй свой нос или палец, «паря», куда не просят.
Десять дней по «небу» почти пешком, а за оставшиеся двадцать и дома все дела переделаешь и... за камнями на мотоцикле, куда хошь, «махнуть» можно. Триста километров до магнитогорских агатов. Поближе Чукса-Светлый-Борисовка в районе города Пласт, их называют «Русской Бразилией». Камешки там всякие, они и руки «греют», и мозги «просветляют», и глаза радуют и почти рядом — 100-150 километров на мотоцикле, как на самолете, везде успеть можно.
Зимой на горе всякие чудеса бывают: то молния без грома засветит, то кучевые облака по тебе вдруг пройдутся... Заскочишь в избу, только снимешь шапку, а волосы твои торчком становятся: чудо! Какие-то электрические делаются. Облако по вершине катится, как от бумаги шуршание происходит — это, очевидно, «ионы» двигаются — «озоном» пахнет, это такой расщепленный кислород, мозги человеческие особой кровью питает, качество «извилин» улучшает.
У сурового Таганая — суровая школа обучения. Зимой завьюжит, хоть по веревке добирайся до приборов. Зато в будке благодать: журналы заполнил данными приборов, можно и ножом побаловаться над деревяшкой какой: превратить корягу в сказочную фигуру.
Летом Таганай тоже «любит» попугать метеорологов ветрами да грозой. Ударит молнией — след от нее в виде горящего дерева. Только у Блинова любопытство посильнее всякого страха будет. Бегом к факелу, пока дождь не потушил: ему удивительно — как это молния снайперски попадает частенько в одно и тоже место или дерево (знаете ли вы людей, которые бегали бы за молнией? Чушь, не правда ли? Чудачество!).
Для Володи в азартную игру превратилась гроза, когда после удара молнии в соседнюю гору Круглицу образовался плазменный шар диаметром приблизительно 100-200 метров. По книжным наукам внутри сферы должно быть около миллиона градусов. При такой температуре любое твердое вещество должно расплавиться и испариться. Найти в том месте какой-нибудь оплавленный камень может оказаться подарком судьбы, счастьем для «избранных».
Зрелище столь редкое и необычное заставило Володю и его напарника, главного метеоролога станции Африканыча (фамилию не знаю, его уважительно зовут только по отчеству) буквально «пялиться» на любую грозу. Была составлена карта «обычных» ударов «Громовержца» в районе гор Круглицы, Монблана, Таганая, Ицила и т. д.
Эх, придумать бы такие «прыгунки», чтобы была возможность найти точки молний да оплавленный камень — вот счастье было бы! Удача все же была. «Огненная стрела», точнее, след от нее попался на краю одного из скальных обрывов. Обследуя склон, молния навела своей «стрелой» на жилу слюды толщиной десять сантиметров, которая являлась точной копией жил, входящих в состав «авантюрина», только пласт состоял из одной слюды, а не из разрозненных чешуек. Поэтому на солнышке образец «горел», как сплав «красного» золота.
Какие были кабошоны, сделанные Блиновым из этого авантюрина, глаз оторвать невозможно — искрятся маленькими молниями... Хороши!
Так вот бывает: молния показала жилку Володе, другая по этому же месту бьет и прикрывает пустой породой — и не найти. Сколько просил ребят найти ту точку (сам без ног остался впоследствии), подробно описывал место — бесполезно. Запахнул свой «сейф» Таганай, может, по велению «сверху"... Впрочем, надежда остается.
Эх, ноги-ноженьки, сколько исходили-излазили по суровым горкам «Седого Урала». Но вот ног-то Володя и лишился. Видно, Бог так распорядился, решил пресечь немереное любопытство к тайнам матушки природы.
Хотя лекари другое толкование имеют: от частого простужания ног в зиму сосуды сужаются, кровушку к конечностям плохо пропускают (бывало, и пешком в пургу добираться до теплушки таганайской не одну версту отмахать требуется, и техника подводила. Вот она, простуда, и залезает в организм человеческий). А еще Володя много красоты всякой лепил из металла.
Чтоб узор положить тонкий, да такой, чтоб глаз не оторвать и дух захватывал, надобно не дышать самому, замереть: тогда завитушки — само совершенство получаются. Сколько таких завитков положено, когда сердцу почти остановка нужна? Кто в это время будет кровушку закачивать в ноженьки?
Вот это все и отразилось на нижних конечностях у Володи. Подрезал Бог «Пегасу» крылья, чтобы лишнего грешным людям до времени не открыл.
Сколько закопушек недавних и старых проверено! Копали ямки, видно, алчные люди в поисках золота зимой. Летом любую канавку Таганай старается водой заполнить. Так и остались до сей поры эти калужины, заполненные хрустально-чистой водой, заросшие изумрудными водорослями, мох по краям, наступить страшно — грешно красоту примять. Глянешь в этот «аквариум», а там как в «секретке» сказка лесная раскрывается: райские цветы и живность подводного мира вызывают трепет перед природой, которая залечивает свои раны, нанесенные злым человеком из-за презренного металла — золота. Если вы хотите сказку посмотреть, а может, потрогать руками, на цыпочках подойдите к этому «водоему», по краям которого морошка растет и брусника на мхе, ползайте и собирайте прямо ртом ягодки, только руки грязные в калужину совать грех. Если сказку пошевелить руками — она исчезает. Кому это надо?
Как так? Почему в тех местах заброшен многопудовый немецкий сейф прошлого века? Кто мог видеть из русских нечто подобное на территории Германии? Почему, как березы или красное дерево ворочать, или богатства всякие из земли выкапывать, так Иван-дурак, как золото в сейфы складывать — так Ганс. Может, поэтому хмурится часто седой Урал, подальше запрятывая свои руды в каменные сейфы. От посторонних. Хотя пытливых да без тяги к богатству наградить может.
Примерно в середине хребта Дальнего Таганая у подножья «нагроможденных» скал Блинов обнаружил волнообразный пласт из кварцитов, в которых были прожилки горного хрусталя от одного до десяти миллиметров в поперечнике, проходящих по авантюрину. Легко представить плиту 10 на 20 см красного авантюрина, покрытую щеткой чистейшего горного хрусталя. Как искрится этот образец! При малейшем повороте искорки авантюрина проникают и преломляются через грани хрусталиков... Каково?
Эта щетка «ушла», как говорят «каменщики», первому попавшемуся туристу на Таганае. Ну как не отдать, если у него глаза «покраснели». Мы еще найдем. Только как искать теперь камни Блинову — без ног ведь остался! Кому передать «стрелки» к волшебным каменным жилкам? И гранаты есть на Таганае, и рубины. До лучших времен закрыты «кладовые».
Ждет «Урал-Батюшка», когда люди подобреют к себе и к земле, где живут.
Чукса. Русская Бразилия
Есть место на Южном Урале — «Русская Бразилия» называется: Чукса, Андрее-Юльевск, Борисовские сопки, Светлый на реке Санарке. Там аметисты, бериллы, топазы, кианиты притягивают к себе наши души. Несколько лет назад наезжали в те места Володя Блинов с напарником, учителем географии Владимиром Сычевым, который и привил эту «заразу» Блинову. Любить, искать, копать «кирпичи». Проводили шурфовку в поисках кварцевых жил на Чуксе. Находки были ничтожны. Попадали или в старые выработки, или на пустые шурфы. Однажды все-таки подфартило.
У Сычева — каникулы, у Блинова — отпуск. В разгар лета на Чуксу собрались. Мотоцикл, как ласточка, у Володи Блинова всегда наготове. Инструмент — лопаты, кайла, крючья. Ведра, чтобы земельку из ямок «вычерпывать». Поесть прихватили, спальники всегда под рукой. И... поехали. Может, не столько копать, сколько клубнички пособирать. В тех местах ее видимо-невидимо. Почти добрались до места как тучки с Таганая догоняют двум Володькам счастье. Уже мечтают: кристаллики отмоются от пыли да и повылезут из отвалов — чистенькие, мокренькие, блестящие.
Размечтались. Гроза как лупанула. Как выдала «друзу» кристаллов из огненных стрел. Дорога сразу в реку превратилась. Нашим «путешественникам» спрятаться-то негде: или под дерево, или под люльку мотоцикла. Ливень промочил отпускников напрочь, дорогу в какую-то жижу превратил. Мотоцикл честно вез людей к месту отдыха, теперь «курортникам» пришлось проталкивать технику по грязи к месту стоянки. Добрались кое-как. Упали. Усталость и вечерняя «рюмашка» из кружки свалили быстро.
Проснулся Блинов ошарашенный: во сне, будто с мотоциклом в кварцевый занорыш провалился. Быстрее к Сычеву. Жалит камушки, мол, чертова Чукса. Копаем, копаем — толку нет. Бросать это место надо, «глюки» уже снятся. Посмеялись над собой. А тут и ливень кончился. После дождя на обнаженные камушки грех не взглянуть. Сычев аметистовые старые копушки хотел проверить, да снова заснул. Володя Блинов решил на «дымарь» с волосатиком (рутилом) поглазеть: давно этот камень здесь никто не тревожил, полагая, что старатели всё выбрали. После ползания по отвалам нашелся проброшенный кристалл с иглами. Рядом ямка, выкопанная чьей-то робкой рукой, всего сантиметров сорок, там — еще один красавец. Теперь надо просеять в углублении весь грунт. По дну и в боках щупом (металлическим стержнем) протыкается песок. Задача — найти жилу. Есть! Попалась «голубушка». Заскрежетал кварчик под железкой, а еще примерно через 30-60 минут копания (когда счастье рядом, теряешь ориентировку во времени) обнажился занорыш. Сон в руку. Душа поет, клокочет, наружу рвануть хочет. Занорыш заполнен черной глинкой. Рукой в том месте взяться невозможно. Мелкие иглы рутила сотнями впиваются в тело. Пошли кристаллы дымчака по 10-15 см, в поперечнике — 1 см. Взяв кристалл посолиднее, Блинов бегом к Сычеву. Тот еще спит.
— Хватит дрыхнуть, там занорыш с волосатиком... Огромный!
— Не заливай. Опять что ли упал с «Уралом» вместе в яму? Вечно ты жилы бешеные находишь. Лучше «поклюй» пока ягодку, а мне дай малость поспать, да домой поедем.
— Долго тебе дрыхнуть придется. Жилу эту мне «потрошить» недели две потребуется.
При виде кристалла глаза у Сыча становятся совиные, лезут из орбит.
— Ну, ты храпи, а у меня забот по горло, — продолжал издеваться Блинов.
Сычев все равно не верит: «Нашел, наверное, проброшенный кристалл и мозги мне пудрит».
Маску невозмутимости далее держать было невозможно. У Блинова вырвался крик радости: «Правда! Правда! Давай, короче, собирайся! Дорога каждая минута!»
Сычев залез в шурф и рылся в полости до самого вечера, не давая Блинову самому поковыряться в занорыше. Любой каменщик понимает, что значит вытаскивать из жилы «струганцы». Какое это наслаждение, когда идут кристаллы один лучше другого, а в них рутилы, как застывшие маленькие молнии, пробиваются из хрусталя. Большие молнии в грозу вызывают тревогу у людей. Только не у наших путешественников, им необходим адреналин в крови. Гроза — это то, что надо. От «молний» этих — счастье. Волосатик!!! Сколько возгласов восхищения по поводу каждого извлеченного камушка. Время исчезло. Усталость пропала. Блинов, конечно, повозмущался, ему тоже очень хотелось поковыряться в занорыше, в который грохнулся во сне вместе с мотоциклом. Но Сычев — старший, указывает: «Молодой еще, успеешь душу потешить. Свари пока суп. Принеси воды, кристаллики отмыть надо. Подай крюк для извлечения кристаллов из гнезда (железяка — удлинитель руки). И так далее, и т.п. Сам первый смакует кристаллы или друзы. Старший есть старший. До вечера «дудка» углубилась до 3 метров. Жила сузилась, но шла дальше. За час примерно ведро наполнялось кристаллами. Бывает же такое. Счастье — ведрами вытаскивать. Возникает вопрос...
— Володя! А где эти кристаллы теперь?
— Где-где? Тому дал, с тем поделился — вот и кончились. Думал, еще накопаем. Да, видно, счастья много не бывает. Дурак, да и только.
Сычев и Блинов камнями набили полную коляску мотоцикла «Урал», перекладывая кристаллы одеждой, травой — всем, чем могли. В дальнейшем, припрятав копушку, еще потратили неделю на разработку этой жилы. Жила сузилась, но кристаллы шли. Возникла проблема расширить «дудку» канавой. Можно, конечно, нанять в Чуксе «Беларусь» с ковшиком — только засветится секретная ямка. Отрыли канаву пяти метров глубиной и площадью 8 на 5 метров. Жилы на Чуксе уходят вглубь под 45 градусов, и приходится изыскателям лазать в выработку под углом с ведром, привязанным к ноге. Кристаллы шли. Через некоторое время «Клондайк» этот пришлось бросить из-за большой опасности обрушения выработки. Жила дала без малого тонну кристаллов. Через несколько лет среди каменщиков о ней ходили легенды с «фантастическими подробностями». На Чуксу стало «наезжать» много любителей, но им доставались только проброшенный камень или осколки кристаллов.
Время бежит и, как вода, куда-то уходит. А еще, если подсчитать, сколько воды пролетело связанной в тучках да облаках над Уральским хребтом, где Блинов счастье свое ищет. Дождь идет, семена растут быстро. Сынок растет, есть кому свое счастье передать. Только много счастья не бывает, иногда и беда приходит. Простуженные да перегруженные ноги недостаток крови стали ощущать. Шесть мучительных операций за полтора года не спасли ноги. Хирурги после каждой операции конечности укорачивают, а Блинов на больничной кровати новое «счастье» изобретает: копировальные да ограночные станки в цветных чертежах проектирует для обработки камня. Большую хрусталину огранить хочет, рекорд Гиннеса побить мечтает. Сынка Ярослава ремеслу обработки камня обучает. Сын — всё равно, что дополнительные ноги и руки у Блинова.
— Ярослав! Принеси... Ярослав! Сбегай... Ярослав! Подай! Это сделай.
Обиды нет — быть у отца на побегушках. Как на машину заработали, так стал еще и личным родительским шофером. Вырос махом. Руки длинные — по две отцовских ладошки на каждой. Ноги сорок-последний размер. Ворочать теперь не только каменюки приходится, но и отца. Тот хоть и без ног, а около 5 пудов весит. Глаза... и те огромные, и в них хитринки какие-то. Поулыбывается. Весь в отца «говорун». Шиш раскрутишь на беседу. Отца иногда разве что за столом разговорить можно, а сына нет. Не курит, не пьет.
— Ярослав, родителей своих любишь?
— Чего?
— Ну, мать любишь?
— А как же!
— А отца?
— Еще бы!
Как-то на выставке в Челябинске мы встретились. Блиновы свои станки привезли для обработки камней. Люди, естественно, вокруг этих «заморочек» крутятся, не видели подобного... А это что? А это зачем? Володя Блинов в своей инвалидной коляске на улице покуривает, со знакомыми каменными «придурками» беседует. А сынок сделанную своими руками «технику» реализует, разъясняет, для чего каждый механизм предназначен.
— Паря! Там ведь продают станки ограночные чуть ли не наполовину дешевле, и штамп заводской имеется, продай дешевле?!
- «Туфта» там кривая, а не станки. Через месяц абразив будет в подшипниках, биения будут, грани у камня будут заваливаться. Лучше отцовских станков пока еще никто не придумал. Здесь любой дурак может огранку делать. Тут и копиры для «болванок», и ограничители площадок предусмотрены, чтобы все грани были одинаковыми...
Моя жена, Александра Ильинична, была восхищена эрудицией Ярослава. И тут же вопрос к нему, естественно, доброжелательный:
— Ярослав, а учиться ты не хотел бы? Из тебя профессор по обработке камня мог бы получиться.
— На фига? Мне отец такую технологию преподает — аналогов ни в каких колледжах нет. Там больше политэкономию изучают. У нас сейчас вся страна в политэкономистах, а руками мало кто что-то делает.
Через некоторое время при встрече моя жена опять вопрос приготовила (ох и пытливые эти женщины!), вроде случайно разглядев царапушки на руках Ярослава:
— Это, наверное, девки тебя малость поцарапали?..
— Ага, — смутился парень.
— Может, тебе жениться пора? Уже взрослый, деньги самостоятельно зарабатываешь...
— На фига! Мне еще учиться надо.
И шлифуют, и полируют, и гранят, и не только камни. Мастерство «обтачивают». Нередко приходится работать день и ночь, выполняя заказ. Камни компании «Блинов и сын» на Поклонной горе в Москве златоустовских мастеров прославляют. Америка, Англия знакомы с работами Блинова...
Все вроде хорошо наладилось, только душа просит разрядки, в земельке поковыряться, на старых местах новых камушков добыть хочется. С друзьями встретиться.
Толя Павленко — знаток Магнитогорских агатовых высыпок — и я удивляемся: как это человек без ног на поле находит лучшие образцы.
— А я на метр ближе к недрам. Залезайте глубже в земельку, там вся «крутизна» лежит.
И после него по полю канава-шлейф почти на километр, как после моторной лодки на воде тянется.
- Вовка, тебе в колхозе сейчас работать надо вместо трактора. У крестьян «проколы» с горючим (наши-то агатовые поля давно не пашут).
Ярослав хихикает, ему это отцовское «хобби» не по нутру. Лучше дома камни гранить, чем пыль в жару на полях глотать. Уставшие, заехали ко мне, в Дом камня, на каменные «цветы» тянуть, от этого усталость проходит, такая услада для души происходит. Тут неожиданно звонок по телефону из Магнитогорска из экскурсионного бюро. Автобус с посетителями едет в мой музей Фершампенуаза.
— Мотор! Ты, говорят, бесплатно камни показываешь?
— Ага. Мне же зарплата, как директору музея, положена.
— Давай «бабки» сделаем (деньги по-современному). Дай мне шапку и какие-нибудь камешки на продажу. Порву на себе майку, разложу возле крылечка мелкие кристаллики и кусочки агатов, положу перед собой шляпу для денег. Скажешь туристам, что, пока еще в Фершампенуазе церковь не построена, я у тебя подрабатываю торговлей камушками и сувенирами...
От Магнитогорска до моего музея всего час езды. Икарус пришел. Приехали дети. Ну, как я могу им врать («прикалывать»)? Посмотрели дети «каменный сад». Тихо вошли в дом-музей, потому что у крылечка сидел безногий дядя весь в обносках. Я рассказываю о камнях, одновременно соображая, как выйти из этого неловкого положения.
— Дети! Извините нас! Мы ждали взрослых, хотели подшутить. Там сидит дядя. Знаете это кто? Читали вы сказы Бажова про Данилу-мастера? Так вот это — он! Только современный, уральский, знаменитый обработчик камня. Ювелир, изобретатель, механик. Помните, каким инструментом пользовался герой Бажова? Молотком да зубилом. У нашего умельца весь арсенал алмазного инструмента, любой камень обработать может. О нем знают в России и за рубежом. Не обращайте внимания на его инвалидность, он гораздо тверже стоит на ногах, чем многие из нас.
Ребята выходили из дома камня ошарашенные, то ли от самих каменных образцов, то ли от неожиданной встречи с мастером камня. Выходили потихоньку, уважительно раскланиваясь с Блиновым. Володя почувствовал: что-то не то, не по «плану» экскурсия следует.
— Мотор! Ты что, раскололся что ли?
— Ага! Я не жалею, что так поступил, пусть страна знает своих героев.
Кстати, мало кто знает, что радист Блинов «морзянкой» по нормативу мастеров спорта работал. Ну, это так, к слову.
Ежегодно, по традиции, я езжу за камнями в Забайкалье. Блинову остается только мечтать об этом, очень хочется с ними познакомиться.
— Возьми нож мой, подаришь ребятам от меня.
— Угадал ты, Володя! Миша Цалко, к которому я еду, охотник и рыбак «в свободное время» между походами за камнями.
— Дай гвоздь!
— Какой? Если в доску забить — дам «сотку», если в зубах наших с тобой поковыряться — то и на «двести» подойдет! Ты мне хоть железнодорожный костыль давай — разрублю. Пусть ребята познакомятся с настоящей златоустовской сталью.
«Ха! — думаю, с гвоздями у меня туго, я тебе проволочку подсуну. Магнитогорец Толя Павленко мне как-то стерженьки из титанового сплава для шашлычков дарил... Испытай, Володенька, эту проволочку своим суперножичком. Раздели пополам».
Сила, что в ногах была, перешла в руки Блинова, бабахнул он со всей силы по проволочке... вмятина на ней, хоть и небольшая.
— Неужели мужики мне халтуру изготовили, я им как себе верил, а они мне «подлянку» подсунули.
— Все нормально, Володя! Прикол такой вот вышел, извиняй!
Миша Цалко от подарка был в восторге! Дважды в восторге: и потому, что получил златоустовский «булат» от такого человека, как Блинов, и потому, что узнал об «испытании» ножа. Вмятина на подарке сделала его еще более значимым.
Невозможно закончить рассказ о богатствах недр нашей земли, о людях искренних, неравнодушных к природе, о мастерах-ювелирах, о поисках радости. И потому — продолжение следует...
Живые глаза земли
Бесконечность разума. Ценность его заключается в прозрачности и сходстве с двумя основами жизни — водой и воздухом.
Ал-Бируни (XI век)
Вряд ли я могу сказать что-то новое о хрустале. Разве что — о своем отношении к нему.
При виде сростков, друз и просто отдельных его кристаллов я начинаю дышать весьма неровно. Именно кварц заставил меня переехать из золотодобывающего городка Пласта в поселок с трехтысячным населением Южный, иначе в народе называемый «Хрусталь».
Многих горожан привлекал к себе поселок: озеро, богатое всякой рыбой, лес, пусть не густой, зато — грибов, ягод!.. Но меня этим соблазнить трудно. Официально я обслуживал карьер, шурфы и шахты по отбору проб воздуха после взрывных работ. Отвалы закрытого рудника по добыче стратегического сырья пьезокварца манили, как запретный плод. У меня была целая стратегия незаметного прохода к заветным россыпям. Таблички с надписями: «Посторонним вход воспрещен. Лица, производящие отбор кристаллов, привлекаются к уголовной ответственности» — меня не пугали.
Но очень смущала нелогичность такого факта: почему люди, создавшие продуктивные, сомнительные и другие отвалы, не привлекаются к ответственности? Как можно хрусталики, большие или маленькие, сыпать в отвалы? Как можно затем загонять на эти отвалы гидромониторы и струями воды под огромным давлением разбивать красоту, созданную природой?
Нет, я не чувствовал себя вором. Я спасал то, что искренне любил, от варваров природы. Ходил на отвалы в дождь, когда «сторожа» прятались в укрытиях, в выходные или праздничные дни, когда по телевизору шел какой-нибудь сериал. Ходил и ночью. Представьте себе: мороз, звездное небо — и я в резиновых сапогах (зимой образцы можно найти только в забое). Топаю к заброшенному шурфу: «кварр-кварр-кварр» скрежещут сапоги. Приближаюсь к цели, уже и сапоги мои выговаривают «кварц».
Шурф без лестниц: заброшен из-за выхода кварца с включениями. Кристаллическая решетка у хрусталя нарушена, как стратегическое сырье он не идет.
Спускаюсь по голому срубу на глубину двадцать метров. Сапоги мои уже не «кваркают» — притихли. Чем ниже, тем более скользким становится крепление. Вот и заветный забой. Можно перевести дух. Сел на «камень», который можно, если его достать на поверхность, передать в любой музей. Переобулся, отряхнулся и — за кайло. Усталость сразу прошла после выхода из глины блестящей грани какого-то кристалла. Чистота просматривается до противоположной грани. Дальше работа пошла только руками и через пальцы. От холодных светящихся кристаллов ощущаешь прилив тепла, ударяющего в голову. Бокал шампанского не имеет такой силы. Глина от рукавиц попадает на гладкую поверхность камня и «изображение внутри пропадает». Варежки выбрасываю, руками стираю влажную глину. Попал незаметный кусочек кварца — и по грани побежала кровь. Мыть кристалл нечем, скорее его в сумку, дома досмотрим, а палец — в рот.
Один, два, три... Сростки, образцы постепенно наполняют сумку. А вот и долгожданный — с включениями. Блеск золота я наблюдал в шахтах. Возникало какое-то коммерческое, что ли, чувство, а положительных эмоций было в меру. Но кварц в забое шурфа, освещенный только фонарем, а еще лучше обычной свечой — это совсем иное. В кристалле чистой воды — маленькие звездочки пирита. Через каждую грань возникают новые картины звездного неба: млечный путь, туманность Андромеды. Словно ты держишь в руках уже не кристалл, а застывший участок галактики... Показать бы это космонавтам.
Восторженное состояние сопровождает тебя в эту минуту. Случайно глянул на часы: прошло более четырех часов незаметного лежания на спине в узкой выработке. А жена дома волнуется: не упал ли где ее мужик с уступа, не замерз ли где в резиновых сапогах (про шурф без лестниц я ей, конечно, сразу не говорил — признался после, когда эти подарочные шурфы завалили породой).
Обратный путь со скобами проще. И груз за спиной вниз не тянет, наоборот — поднимает к небу. Сапоги мои по уступам не кваркают — хрусткают. Дома свет горит, жена, естественно, не спит. Скорей кормить мужика надо, а мужик ванную комнату желтой глиной ухайдакивает. Сам в глине, камни в глине. Вся красота исчезла — мыть надо...
Великий Аристотель писал: «Из воды рождается кристаллус». В этом убежден и Плиний. «Кристаллус возникает, — пишет он, — в результате замерзания жидкости в условиях сильного мороза, подобно тому, как образуется лед». В связи с этим греки дали ему название «кристаллос», что означает «лед».
У меня возникают другие ассоциации, связанные с непреодолимой тягой к родникам. Попробуйте мысленно проследить путь ледяного источника: «Течет ручей, бежит ручей» — меня влечет хрустально чистая водица, рвущаяся из-под земли, вбирающая в себя красоту и музыку подземного царства Хозяйки Медной горы. Вглядитесь — камушки под водой «живые"... Плывут неизвестно куда: то ли к небу, то ли наоборот. Не мутите водицу... Не лезьте с грязной посудой в ручей. Пусть родник всегда рассказывает про «Хрустальные погреба». Может, весточку принесет ручей от Данилы-мастера, пропавшего в хоромах Медной горы Хозяйки.
А теперь возьмите в руки кристалл хрусталя, загляните внутрь... Тот же родник — только застывший. Пообщайтесь с ним подольше — и вы получите живое слово от «холодного» камня. Это согревает. За сотни миллионов лет сколько накоплено им информации земной и космической! И если хотя бы малую часть удастся разгадать в тайне рождения кристаллов — я буду счастлив. На Приполярном Урале реки Косью и Вангырка мы преодолевали на вездеходе. Столь грозная машина не могла замутить хрустально чистую родниковую воду. Выходы кварца в тех местах встречаются повсеместно, даже на перевале Седого Урала.
Месторождения чистейшего хрусталя в Якутии (Перекатный) сопровождает река Алдан, из которой мы и весь поселок Перекатный берем воду для питья.
А вот на Мангышлаке в ста километрах от города Шевченко (теперь Актау) выходы кварца имеют все цвета радуги. Родников там нет, а было когда-то там сотни миллионов лет назад дно моря, и, возможно, кристаллизация происходила под действием различных солей, которые и придавали камню различные цвета радуги. Местное название этого камня «кварцевый огонь». Конечно это мои личные ненаучные домыслы.
Южный рудник по добыче хрусталя открытым способом — второй в мире после Бразилии. Но мне этого месторождения мало. Приполярный Урал, Мангышлак, Оренбургская область, Якутия, Забайкалье. Каждый кристалл — это чудо-образец. Видел «хрустальные погреба» — полости, сплошь заросшие щетками призмочек кварца и красивыми сростками-друзами. Видел последствия после взрывов, когда «хозяева», пишущие таблички запретов по отбору образцов, взрывали «каменные цветки», чтобы оторвать их от породы.
Обращаюсь к вам, люди: кристаллы — это тоже «люди», только значительно старше и мудрее!
«Природа, создав земную кору, крайне неравномерно распределила в ней химические элементы: одним она отдала явное предпочтение, о других же почти совсем забыла. Верхняя часть земной коры до глубины примерно 16 км по весу на 75 процентов состоит из кислорода и кремния. Из этого становится понятным, почему кремнезем так широко распространен в природе».
Кварц, родившийся на глубине, обычно кристаллического строения. Он предстает перед нами в виде зерен или кристаллов. Наиболее крупные, хорошо сформированные и красивые кристаллы кварца образуются в трещинах и пустотах, которые из-за богатства и разнообразия родившихся здесь самоцветов получили название «хрустальных погребов».
Очень часто кристаллы бывают окрашены в различные цвета, причем у каждой цветной разновидности свое имя.
«Чистый, водяно-прозрачный кварц получил название горного хрусталя, фиолетовый — аметиста, золотистый или лимонно-желтый — цитрина, дымчатый, словно затуманенный изнутри — раухтопаз, черный, совершенно непрозрачный раухтопаз известен как морион».
Это я привожу выдержки из геологических книг о кварце.
За всю историю человечества горный хрусталь был предметом культа и роскоши. Отношение к нему изменилось с той поры, когда открыли пьезоэлектрические свойства камня. Не буду говорить о том, что такое кварцевые стабилизаторы и как используют их в электронике военной техники. Я с сожалением констатирую рост потребности в этом минерале для укрепления военной техники. А ведь «профессия» кварца весьма мирная — доставлять эстетическое наслаждение людям. Это, если хотите, наши вечно нестареющие предки с громадным опытом жизни на земле, с нераспознанным языком и без всяких национальностей.
Взгляните внутрь кристалла, посмотрите, чем он жил: микротрещины заполнены газом. Во время роста он захватывал другие кристаллы: пирита, турмалина, стрелы рутила, карбонаты. В нем листочки эпидота, веточки хлорита, гипса, флюорита и другие законсервированные чудеса.
А вот кристалл с пузырьками воды. Как она попала в него? А может быть, это живая вода? Интересен сам факт появления хрусталика с жидкостью. Сегодня я его откопал на отвале, а завтра ударил мороз — сила воды при замерзании, как известно, безгранична.
Судьба. Я смотрю на кристаллы, как на живые организмы. Передо мной надломленный в природе кристалл — образованная трещина заполнена мелкими иглами кварца. Процесс заживления в земной коре также происходит, только время «лечения» мне неизвестно.
На Урале среди горщиков существовали свои названия камней: раухтопаз называли «струганец» или «тальян»; темный, приближающийся к мориону — «смоляк» или «цыган». Вот мы и до национальности добрались. Я бы разделил кварц таким образом: морион — черная раса, раухтопаз — мулаты, хрусталь — белая раса, цитрины — желтая раса.
Аметист у греков означал «трезвый, непьянящий». Считалось: если положить камень в рот, то можно выпить вина сколько угодно и не опьянеть...
Вы верите в разум камня? Я — да! Бесконечность разума заключена в нем. Наша задача — разгадать хотя бы частичку, но ни в коем случае не разрушать.
Все эти камни стоят на полках моего музея. Стоят дружно и мечтают, чтобы и люди всех рас, национальностей жили в мире и согласии. Тогда не будет потребности в истреблении кристаллов, каменных цветов.
Видели вы хрусталь с голубыми лучами? Приходите ко мне в музей, посмотрите на всполохи в кристаллах, похожие на северное сияние. Недавно откопал в литературе, что это эффект от микротрещин кварца, заполненных газом или водой. Это — голубая кровь. И камни эти — вельможи с голубой кровью. Все как у людей. Единственное отличие — нестареющая красота, в которой заключены все виды искусства. И музыка в том числе.
Мысли вслух
Урал — земля золотая?
Может быть, может быть...
Для художников, путешественников — все еще золотая земля. Для охотников — уже нет. Следы зверей еще можно увидеть, а сами-то они в дебрях да за скалы недоступные попрятались от браконьеров, подлых хищников, которые на вертолетах да «Буранах» своих для забавы все живое истребляют.
И у нас, кайлушников-каменюшников, сердце кровью обливается. По всему Уралу раны да язвы. С севера весь хребет исковеркали, изрезали многокилометровыми канавами. Дырок в земле насверлили: шахты, штольни, шурфы. А вокруг — отвалы, отвалы из «кварчиков». Эх, родиться бы мне лет на сто раньше да поковырять аметистов да топазов. В Мурзинке, в Светлом на Санарке, говорят, были даже эвклазы, редчайшие кристаллы божественной красоты. В России их найдено меньше десятка. На Борисовских сопках возле города Пласт — русская Бразилия. Земли там изрыты ямами золотоискателей. Не может быть золотой изуродованная земля. А нетронутая стоит много дороже золота. У золотоискателей Андрее-Юльевской гидравлики в хвосты уходили розовые редчайшие топазы. А вот кристаллов-то на Урале (золотом, медном, железном) теперь уже нет. А в них, в кристаллы, только поглядеть — богатство... Вот и настала пора, когда на поиски кристаллов надо летать самолетами или вертолетами.
В районе Магнитогорска агатовое месторождение похоронили под разными строениями. Куда податься, где в поисках камней покопаться? Наверное, свердловчане первыми наткнулись на месторождение ювелирных агатов совсем Южного Урала. Ученые называют это место уже Зауральем, когда горы уменьшаются до сопок, а река Урал делается многоводнее.
Шандинка — пересыхающая река. Говорят, в старину купцы на продажу скот из Казахских степей в города перегоняли. Только в долине реки и можно было всегда травку найти... Рыбы в этой речке нет, а может, и никогда не было. А вот черепахи речные нас удивили. Удивили и орлы, которые способны утащить барана. Барана не барана, но ягненка точно...
Самое большое благо в тех местах — родник. Для кайлушников святое место. Уж как они его тут ублажали: обкопали, углубили, трубу положили. Умывальник в 15 метрах ниже источника камушками выложили. Вода, да еще питьевая, да еще родниковая, в полупустыне (полустепи) — это маленький рай, а когда рядом закопушки красных, розовых, морковного цвета агатов, в этом месте жил бы вечно (ну это я и «загнул» — пора выпрямлять).
Страна тогда «какими-то агатами» не занималась, у страны планы были только глобальные — догонять, перегонять США по производству железа. А теперешним «новым русским», которые вышли из тогдашних партийных или комсомольских идеологов, и этого не надо. Заимев с неба упавшие «гроши», стали думать, куда их деть. Купили «видик» и иномарку, денег все равно много осталось. Построили дома одноэтажные, опять много денег остается. Многоэтажный дом задвинули, забор каменный, гараж. Слава Богу, вроде денег поубавилось. Теперь думают, что же делать в этих 20 комнатах, — одних полов мыть до хрена. Уборщиков надо нанимать, а денег чуть поубавилось. Поневоле становятся «каменюшниками и ювелирами» — охотниками за брильянтами. Скупают побрякушки и вкладывают капитал. Ну и Бог им в помощь.
В великие праздничные дни на 1 мая то ли 1984, то ли 1985 года, не помню, свердловчане на двух «жигуленках» заехали за мной, и погнали мы на Шанды... Из расчета — день туда (для среднеуральцев ехать 1000 км, от меня — ровно 500), день там, день обратно. Почему на двух машинах, понятно стало, когда проехали Челябинскую область. По Башкирии, Оренбургской области и по Казахстану дороги строили, точнее, делали вид, что строили — яма на яме.
Организатор наш — Генка Бояринцев — представитель АЗЛК в Свердловске, специалист-механик по авто, был всегда на голову выше многих нас инженеров. А материально «завсклады» — и те были на полку ниже работников автосервиса. Результат его «авторитета» в обществе — продукты, халявное горючее. Большое желание увидеть уголок «Рая», выходит, он нам дарил.
Алик Татарников — инженер какого-то НИИ. Хобби его: агаты и любительская ювелирка. Юрка Дерягин — специалист того же НИИ — художник, музыкант, способный выпить даже то, что горит.
Компания второй машины мне неизвестна. Они к камням равнодушны. Забегая вперед, скажу: лучшее из того, что мы успели добыть, досталось, однако, водителю этой машины. За рулем — «балерун». Не видел, каков он на сцене, но шофер — позавидуешь. Сто километров — средняя скорость по бездорожью, Бояринцев не поленился сделать надписи на машинах «Автопробег Свердловск — Актюбинск» (на станции это смыть и перекрасить без проблем), чтобы лишний раз не придирались менты (ГАИ), да и заправку производили (по тем-то временам), как гостранспорт — по талонам. Кизил — Сибай — Акьяр — Гай — Орск проехали без проблем, если не считать, что оторвало ступицу, отказал генератор у «балеруна», да Дерягин, когда заменил уставшего Бояринцева (капитана) при преодолении какого-то брода (весна-вода в речках еще не везде упала) оторвал глушитель. Запчасти к технике «капитан» предусмотрел. Аккумуляторы стали менять для подзарядки на оставшемся рабочем генераторе, ступица на замену была, а без глушителя по степям ехать можно. Проехали Батамшинское, поворот на Казахский «аул» Троицкий. Закапал дождь. Дорога по пашне пошла. Задергались все. Проехали почти 1000 км. Цель через 10 км. Слава Богу, просветлело. Главный ориентир — «каменную бабу», сложенную из базальтов «первопроходцами», нашли не сразу. Ориентир важный. Сопки все одинаковы — «инкубаторские». Впоследствии я побывал в тех местах десяток раз. С первого захода к месту родника без ориентира — «каменной бабы» — добраться сложно.
Осталось переехать разлившуюся весной Шандинку. Ямки видны. Вот они за речкой. Первым пролетает сходу «балерун». Мотор заглох от воды уже на сухом месте по ту сторону речки. Бояринцев, чтобы не залить водой распределитель зажигания, проскочил задним ходом (риска оторвать глушитель не было — его просто нет). Вот оно место наше — великий праздник, наше счастье... Однако ямы оказались живыми, выплевывают комья грунта. Поднялись мы на этот отвал.
— Здорово, придурки!!! Два метра уже есть, могилу глубже не копают. Откуда вы?
— Здорово! Свердловчане мы. Прошлой осенью копались здесь. Хорошо агат шел. Засыпанное осенью подчищаем. Пришли пешком от трассы Орск-Актюбинск со 101 км всего 20-25 км (обращение «придурки» в этой ситуации является уважительным). Кошмарики. Мы-то думали, будем первыми. Но места здесь для «ненормальных» хватит, камней тоже. Копайтесь на здоровье.
Машине №2 хорошо покушать захотелось — готовиться начали. Мы с Татарниковым в разведку, где ямку с перспективой угадать можно. Благо в каждой на базальтах «пукли» эти торчат, как яички перепелов и поболее, только цветом темно-коричневые. И везде попадаются базальты, где «пукли» агатов легко разбираются. Мы уже набрали ведро, да повара зовут с 1 маем поздравить, День солидарности проявить. Умылись. Благо для воды самый сезон. Взяв полотенце с куста, обнаружили тысячи клещей. Ужас! И об этом надо думать. Отряхнулись от насекомых и принялись за дезинфекцию наших организмов. Расслабиться надо. Все-таки за день 1000 км (мне поменьше, но я старше) позади оставлено. Странно, но гитара здесь молчала. Все песни были пропеты в дороге. Спать легли кто в машине из-за боязни комаров и клещей, кто на земле, накрывшись палаткой, на установку палатки сил уже не хватало.
На рассвете отчетливо грянул гром: и началось бегство из Рая. Первым оценил обстановку Бояринцев — «адский водитель». Погрузились махом. Речку, самое гиблое место, успели проскочить, ну а далее по пахотным дорогам — толкание. Через каждый километр пути очистка колес от комков грязи. По жидкой дороге движение стало более стабильным. Только в логах приходилось машины поочередно протаскивать руками ввосьмером. Пошел снег с дождем. Холодно никому не было. На ровном месте машина шла, только надо малость подтолкнуть (стронуть ее с места) и на ходу запрыгнуть. Это могли делать только два человека: кто меньше пил «горючее» накануне — Татарников и я. До твердого грунта дороги у Батамшинского оставалось 10 км. Замигали лампочки — указатели горючего. Решили слить его с машины, у которой отказал генератор. Риск оправдался, часа через три мы были уже с горючим и добрались до твердой земли. Надолго запомнился мне этот первый поход. Выводы я сделал. В весеннюю неустойчивую погоду больше не ездил. Путешествия делались всегда посуху и только с комфортом.
Снова в Шандах
Во времена Горбачевской «перестройки» столько разных кооперативов развелось, перечислять не хочется. Докатилась эта мода и до Шандов.
Подъехали как-то туда мы с Володей Павловым — художником Магнитогорского металлургического комбината. Хобби? На все руки мастер. Может одежду скроить, может на любую деревяшку красоту навести. Для костра дрова обязательно одинаковой длины рубит. Слабость? Когда камень увидит, забывает, что на земле живет. Глаза делаются отрешенными от мира сего, старается, очевидно, заглянуть в него ультрафиолетовыми, а может, лазерными лучами, — ему одному ведомо. Зрит в... камень. И не столько он счастлив в это время бывает, сколько озабочен: что же такое-этакое из образца можно изготовить?
Итак, приехали мы на Шанды. Обычно по приезде на место все сразу по «ямкам» — разведку сделать. А тут Володя мяска набрал, свеколки, капустки... Пропасть мясо может — жара. Борщ изготовить Павлову в поле — запросто. Проще, чем Макаревичу в телевизоре «Смак» пропагандировать. Если морковочку забыли, так Павлов «морковных» агатов для красноты или красоты втюрит. А чтоб язык не «проглотить», сначала спирту по четверть кружки каждому. Сделаешь вот так — ха, и язык снаружи остается. Вот теперь без опаски щами-борщами закусывай. А тут тебе и чаек в самоваре гудеть начинает. Хорошо сидим.
Эту божественную обстановку вдруг голос из-за высохших кустов нарушает:
— Вы Божко на красной «Ниве» не видели?
— Красный борщ — вот, перед нами! Хошь тебе нальем, чайку, если надо, а красную «ниву» нам не надо...
— Тут председатель кооператива Божко разработки агатов ведет, на машине гоняет, оштрафовать нас хочет. Мы вон в тех ямках прячемся. Москвичи мы. Продукты кончились, денег только на дорогу домой осталось. Поезд от Актюбинска только через два дня.
Во, блин! Тут такие репрессии, а мы сюда с самоваром. Поделившись с москвичами продуктами, «погнали» выяснять отношения с коллективом, работающим у подножья одной из сопок. Божко там не было. Ребята не прочь были поменяться на припасенные мной «хрустали», да только их недельную добычу «сперли» какие то «добытчики» на грузовой машине (я потом выяснил: наши, уральцы). Воровство — грех, воровство камня — двойной грех. Ворованный камень накажет грешника —примите за догму!!!
Сейчас уже народ наш привык, что начальство наше обязательно на «джипах» или «мерседесах» раскатывает, а ведь было время...
На три дня собраться за камнем на Шанды нам, магнитогорцам, минутное дело. Главное — не забыть кайла да лопату. Павлову край надо самовар свой двухведерный на заднее сиденье «втиснуть» (в багажник перегруженного «москвичонка» не влезает).
— Мотор! Ты что? Хлеба не просит. Если камней много добудем, в самовар засыплем — и без проблем. Я корешков вишневых взял — чаёк настоящий пить будем.
Короче, получается, все равно: что Мотора без кайла, что Павлов без самовара существовать не может. В рюкзаки закинули провизии. Поехали. Не доезжая километров пяти-шести до ориентира «Каменной бабы», видим — по дороге топают два «мученика». Поражаюсь людской дури. Идут. Рюкзаки битком. Жара, а они в болотниках (это длинные сапоги такие резиновые на ногах). А оказалось, что больше их просто некуда деть было... Откуда, мужики? С Нижнего Тагила. Уже 20 километров пехом отмахали. Видим, ваша машина забита, хоть рюкзаки доставьте до родника.
Эх! Самовар, места у мужиков отнял! Рюкзаки? Один сумели втиснуть в кабину на заднее сиденье поверх самовара. Пристроить второй пришлось в раскрытый багажник, кое-как засунуть (там-то дрова, нарубленные Павловым, лежат).
... Вот мы уже давно на месте. И с «ямками» разобрались, где копаться будем, и «чаёк» классный попиваем, а мужики наши не торопятся свою ношу забирать. В долину к своей точке заторопились, а то вдруг мы займем. Подошли к нам, когда стемнело.
Виктор Штарк — замдиректора по снабжению Нижне-Тагильского металлургического комбината. Яков Шор — главный администратор Нижне-Тагильского театра с зарплатой (мне запомнилось) в 120 рублей. Во были деньги! А в походы ходили.
Торопились они к «дежурной ямке». Это когда одни любители уходят и оставляют незарытую «ямку» для своих друзей. Ямка была до четырех метров глубиной, с двойной перекидкой породы. На этой глубине почвенных наносов сконцентрировались агаты величиной с куриное яйцо и более, но препятствием на этой глубине была вода. Вот для чего там необходимы болотные сапоги. Нам ребята разрешили поработать дотемна в этой ямке. За полчаса, умудряясь зависнуть на борту забоя, выхватить полведра классных, морковных агатов (один из них до сих пор стоит на полке). Вот как бывает — берем то, без чего можно обойтись (самовар, например), а вот болотники не захватили.
Подарил я мужикам по кристаллу горного хрусталя с Южного рудника.
— О, спасибо! Узнаю откуда кристалл, — заметил Штарк, — с Южного! Там у меня знакомый есть, Петров с Мангышлака нас познакомил, Матора фамилия, не слыхали про такого?
— Как не слыхал, хорошо знаю, такое г...о! Все мужики и геологи на него работают по камню. Жадный. Хрен кому образец просто так даст, хоть гаражи его забиты камнями.
— Да ну. Я что-то не замечал?!
Дальнейший розыгрыш прекратил Павлов, показав рукой на Матору. Может, и правильно сделал: очевидно, пришло время похохотать. Позже я у Штарка трижды побывал в гостях. Подарил Виктор мне литовские турмалины, решил, что мне они нужнее. Сам он агатчик.
В России дороги дороги
«Сливки» каменюшников города Магнитогорска на трех машинах собрались на Шанды за агатами. Людей можно было бы и на двух «жигуленках» всех разместить, но надо камня больше вывезти.
Павлов пригласил своих друзей: Виктора Дарвина — это механик от Бога, консультант по машинам. Сашу Барашкова — модельщика. У него в квартире все сделано только его руками. Кроме камней, квартира украшена копиями самолетов, вертолетов, кораблей.
Я пригласил Сашу Михайлеца — преподавателя черчения педагогического института, художника и обработчика камня, Толю Павленко — магнитогорского «профессора» по инструменту. В отличие от нас — простых смертных, обладающих тремя видами инструмента: молот, зубило, лом — у Толи на каждую гайку свой ключ, пёрки, метчики — всего не перечислить. Виктор Трофимов — снимал на видеокамеру все наши похождения. Необычным было в нашем походе то, что приехали мы без самовара, а еще в этот раз при раскопках пользовались «выставочным инструментом»: кайлышки, зубильца с твердосплавными напайками на лезвии, молотки из нержавейки, ручки к ним с инкрустацией из твердых пород дерева. Вся эта «профессура» работала в панамах и белых перчатках. На видео смотрелось, как если бы работали колонизаторы в Африке. Но камень не шел, у него свои понятия о добытчиках. Когда приезжает такой «пикник», он глубже зарывается в землю.
Надо сказать, нам вообще не везло — разрушен был и родник. Потребовалось часа два на восстановление источника воды.
Судьба или еще какие-то силы подарили нам знакомство с двумя любителями камня из Актюбинска (родник — это то самое место встреч, которое изменить нельзя). Камень у них тоже не шел. На зачистку «ямок» требовалось дня два, что не входило в наши планы. А актюбинцы знали точку приблизительно в 50 км от нашей стоянки, где в карьерчике для добычи дорожного щебня встречается опал. До заката солнца на моей машине успели съездить на точку. Актюбинцы были довольны кристаллами хрусталя, которые я им подарил за информацию, и мы радовались, что «воздух» в Магнитку теперь не повезем.
В 6 часов утра после чая срочно едем в сторону дома у поворота на Батамшинское. Карьерчик сверху кажется белым. Спустившись вниз, все начинают ахать, охать, глядя на тонны мохового опала, которым отсыпают дороги. У каждого по этому поводу возникают свои мысли.
Я вспомнил своего отца, который приезжал ко мне на Южный рудник из Магнитки. Увезу его на лесную полянку с ягодами, где клубники красно — ступить некуда. Встанет на одну ногу, вторую на весу держит, чтобы ягодку не раздавить. В Магнитогорске он всю свою жизнь проработал мастером на горе Магнитной. На работу всегда пешком ходил. Умудрялся по дороге и ягоды собирать. Поллитровку наберет — уже много. А ежели в сторону Куйбаса «забежит», полведра за день по одной накидать может — счастье, стало быть, привалило. А тут опалов за час можно нагрузить в ведро, как щебня. И вопрос только в том, как вывезти полудрагоценный камень по максимуму. К тому же при погрузке разглядеть каждый камушек хочется. В моховом опале — как бы застывшие растения спрятаны. На солнышко впрогляд глянешь — все веточки, стебелечки, листочки разглядишь. Красотой, получается, дороги отсыпаем. Дурдом!..
Выходит, спасаем мы эти камешки от дураков настоящих. Вот и челябинцы по совпадению подъезжали сюда вчетвером на «Ниве». Двое из них уехали отсюда на попутках, благо трасса Орск — Актюбинск рядом (Только для того, чтобы место в машине освободить, лишнюю сотню килограммов опалов из этой «дурацкой» ямы и вывезти).
Вместо эпилога
(а продолжение еще будет)
Слыхал я, что у Бога инструмент есть такой — бумеранг называется (не коса, именно — бумеранг). Инструмент не инструмент, поскольку с глазами очевидно. Летает по земле и косит человеков: кого сегодня скосит, кого опосля. Иногда группами скашивает. Спросили люди у бумеранга:
— Везде летаешь, про все и всех знаешь. Когда жизнь в России добрая наступит?
— Когда править Вами будут самые счастливые люди на земле — дураки.
Спросили у дураков:
— Почему бы вам, дураки, не взять власть в свои руки?
— Нет, — говорят дураки, — мы не такие дураки. Нам и без власти хорошо!!!
О Мангышлаке
... Александр Николаевич Петров — уралец. Работал в закрытом городе Челябинск-40, позднее в городе Шевченко (Актау, Казахстан), на атомной электростанции. Дорога его с Мангышлака на родину проходила через мой дом в Фершампенуазе. Подружились мы благодаря общей страсти к камням-самоцветам. С ним-то я и поделился в письме информацией о Шандинских агатах. Проложив свой маршрут через Актюбинск и главный ориентир агатовых высыпок — каменную бабу, детально обследовал место походов за редкими по красоте розовыми агатами. Попутно с Мангышлака Саша привез мне «кварцевого огня» и свои привязки всех разновидностей агатовых высыпок на Шандах. Познакомился там с семьёй Письменных из Симферополя, с которыми там и встретился. Оба они — члены Союза художников. Мы встречались с ними и в Забайкалье, на Биллютуе, так что все мы друг с другом знакомы. Постоянно обмениваемся информацией и образцами своих походов. Шандинские агаты по размеру «грецких орешков» — розовые, голубые, с полосчатыми кружевами — являются прекрасным материалом для бус и кабошонов.
Как-то Петров пригласил меня к себе в гости на Мангышлак. На том полуострове в 120 километрах от города Шевченко есть горка — «Железная шляпа». Там в лимонитах, если их разбить (что совсем не просто), встречаются каменные жеоды аметистов с включениями гематита, гетита, кварцев всех цветов радуги.
Все это мне предстояло увидеть собственными глазами.
Поехал я к Петрову, как у нас, «каменюшников», принято, не с пустыми руками. В увесистом рюкзаке за плечами — агаты из Магнитогорских «громовых яиц», агаты Чукотки, кристаллы Якутии и Урала. Когда тебя очень ждут, встречают с радостью даже глубокой ночью, когда ты предвкушаешь, как удивится всем этим дарам знающий человек, то груз на плечи не давит. В подъезде Сашиного дома света не было. Мы встревожили и напугали своими рюкзаками какую-то влюбленную парочку, но совсем не потрясли воображение жены Петрова. Она ждала нас, не спала, к мешкам такого «мусора» давно привыкла. Как хорошая хозяйка, она, первым делом, пригласила нас к столу с деликатесами осетрины и чёрной икорки. Я разрывался между желаниями посмотреть коллекцию Петрова, показать свои дары, или броситься к столу с коньяком и осетриной. Решил я начать с подарков — и ошибся. То, что я привез, поблекло в сравнении с коллекцией Петрова. Виду он, понятно, не подал...
Пятнадцать лет с тех пор прошло, а не могу забыть его огромные жеоды аметистов и халцедонов. Агаты среди коллекции этих «махин» были невыразительными.
— Не смотрятся здесь агаты, — говорю хозяину, — зря ты здесь их положил, Саша.
— Я здесь большое увеличительное стекло поставлю, тогда посмотрим, как заблестит эта мелочь. Куда до нее золоту! — ответил хозяин.
Времени для отдыха практически не оставалось. Утром выехали на «жигулях» в сторону «железной шляпы» — горку, которую хорошо знают геологи, но разработку не ведут, не хотят гнать технику в пустыню.
«Шишка» эта торчит в ста километрах от Каспия, среди песков. У меня, уральца, на счет этой «шишки» своя (пусть меня простят за этот бред геологи) теория. Мне привиделось, будто катионы и анионы микроэлементов впитали в себя всю красоту каменного пояса и скатились с хребта, разделившего Европу и Азию, по реке Урал к Каспию, точнее, к «железной шляпе».
Петров, конечно, это местечко хорошенько обследовал. Он изготовил набор кувалд из углеродистой стали весом 32, 16 и 8 килограммов, пики металлические твердосплавные, одежду специальную, способную защитить от осколков. Мы взяли с собой максимальный запас воды, ни грамма водки и отправились в экспедицию. Ни грамма водки в экспедицию? Да кто поверит! Но, во-первых, в пустыне и так жарковато, а при работе на такой жаре молотом по лимонитам (как по наковальне) становится совсем «тепло». Во-вторых, как бы не старалось солнышко нас раздеть, работать нужно в одежде. Осколки камня больно ранят оголённое тело. Пить очень хочется, а вот выпить — совсем не тянет.
Знание и опыт Петрова позволяют ему определять в лимонитах пустоты с жеодами, по звуку от удара подболотком по камню. Если обнаружится дырочка, проволочкой, как щупом обследуется объем пустоты. Базальты Шандов, Торреев в Забайкалье мне казались семечками после лимонитов Мангышлака. Опыт Петрова я позже использовал, спасая халцедоны (каменные цветы) от взрывов на Южном руднике. Экскаватор попросту не мог погрузить негабаритный груз на «БелАЗы», чтобы отправить их на отвалы. Заказывали взрывчатку. Я разбивал их молотом, вспоминая добрым словом науку Петрова.
И дались ему эти камни, — скажет иной читатель. Ну что в них такого, чтобы с такой страстью и таким трудом отыскивать их, коллекционировать? Мы — не коллекционеры, мы — собиратели и хранители. И действуют на нас и заставляют действовать силы, возраст которым сотни миллионов лет. За ними мудрость веков, вечная красота, музыка и здоровье. Кто нас хорошо понимает, так это творческие люди, художники. Тем это понимание и дорого. В Магнитогорском пединституте на худграфе организовали мастерскую по обработке камня. Толя Садовщиков, Саша Михайлец сами сделали для нее камнерезные шлифовальные станки. Я — к ним с «подарочками», шандинскими агатами. И похвалиться хотелось, и распилить кое-что нужно было. Они: «Где взял»? А я: «Поехали со мной!». Так рождается и расширяется ни с чем не сравнимое общество. Общество любителей камня, кайлушников-каменюшников. Стоило заговорить о поездке, как к тайному обществу присоседился еще один художник — Витька Портнов. Почему Витька? Побывал он на одной из моих выставок камней в картинной галерее и оставил в книге отзывов такую запись: «Большое спасибо за твой самоотверженный труд. Мы тебя любим. Приезжай к нам чаще! Витька Портнов. 3.09.95 г.».
Я вообще-то всем художникам в ноги готов поклониться. Есть за что.
Хотя всякие случаи бывают. Запомнился мне какой-то кандидат каких-то наук. Условно назовем его «любитель».
Грузовичок мы организовали как обычно: инструмент — ломы, кувалды, кайлы, весьма калорийная пища, соответственные напитки. В кабину никто не стремился. Всем хотелось ехать в кузове, где общение родственных душ в эйфории похода за сказочными агатами компенсировало тряску по бездорожью.
До места добрались приблизительно через одиннадцать часов. Безусловно, я, побывавший на месторождении неоднократно, распределил «ямки» — точки раскопок. Портнову и Михайльцу достался забой с небольшими «пуклями» в базальтовых породах. Толя Садовщиков решил поискать счастье в «целике"... Мне достался в напарники «любитель». Я работал, а он лежал на краю ямы и любовался агатами, отбитыми мною из базальтов. Я вскоре заметил, что лучшие «пукли» он прятал к себе в карман. На мое шуточное замечание, что в «общак» будут вытряхиваться и все карманы, он не реагировал. А в яму он не спускался из-за боязни укусов комаров. Надо заметить, один из лучших образцов из добытых всеми нами агатов, по жребию достался ему. Он с гордостью заявил: «Мы пахали...».
Так как от предыдущих походов за шандинскими агатами у меня накопилось много образцов, я решил в качестве воспитания пожертвовать своей долей для всех участников похода, кроме «любителя». Обида была... И в камнерезке пединститута этого кандидата наук больше никогда не видели.
Яшморкостан
Яшма, яшма, яшма!!! Какое короткое название имеет этот разноцветный камень, а какой он разный по значимости и свойствам. Яшма — осадочная кремнистая, твёрдая, непрозрачная, сложенная мельчайшими кварцевыми зёрнами очень плотная порода. С последним словом в предложении мне очень трудно согласиться. Ещё в эпоху каменного века кусочки яшмы использовались как самые дорогие и необходимые для жизни орудия труда: ножи, скрёбла для выделки кожи, наконечники для стрел. Встречались находки, когда на самом острие наконечника, оружия неандертальца, попадалась яшма красного цвета, как капля крови, стрела считалась магической. Найденные археологами ножевые пластинки при раскопках древностей на мысе Мурат озера Узункуль (Южный Урал) обнаружены поделки восьмидесятитысячелетней давности. Древние люди каменного века ценили не только прочность, но и разнообразие цвета яшмы. Пластинки с мыса Мурат выделывались из полосчатой яшмы так, что одна сторона имело кроваво- красный цвет, другая — голубовато-зеленый. Вряд ли этими ножами пользовались по назначению, может просто относились к ним как к предметам поклонения.
Возможно ли этот камень цветов всех «Благородных Кровей» называть породой? Мастеровые древнего и античного мира оставили нам наследство разнообразных камнерезных (точнее искусно камнеобтесанных) форм из яшмы. Браслеты, печати, яшмовые ожерелья, просто посуда из непростого в обработке камня. Средневековье считало яшмовые предметы роскошью. Средневековый мир канонизировал яшму, отведя ей место среди двенадцати «священных» камней, достойных одежд первосвященников. Так ценили яшму на Западе.
Первое свидетельство о русской яшме относится к 1717 году — добыли ее в Забайкалье на реке Аргуни (Яшмовая гора). Во второй половине восемнадцатого века были открыты южно-уральские пестро цветные орские яшмы и уразовская — «мясной агат». После скромной красоты зелёной забайкальской яшмы, буйное пестроцветие уральского камня поражало человеческий разум. С той поры Уральская яшма считается лучшей в мире. На сотни километров простираются запасы цветного камня на Урале. «Пряжкой» этого огромного Яшмового пояса условно можно считать гору Эттуткан, которая находится в Башкортостане (город Сибай). Разнообразие яшм, составляющих эту гору, сделали ее знаменитым местом обладающим особой притягательной силой. Молодые деятельные руки жителей тех мест научились обрабатывать этот древний уральский камень, применяя в работе опыт предков, современный алмазный инструмент и главное — любовь к этому живому камню, у которого, как считали ещё в средневековом мире, «кровь смешалась».
Пока нет в Сибае таких знаменитых как Екатеринбургская и Колыванская гранильных фабрик, не хватает технического оснащения, дорогостоящего алмазного инструмента, зато имеется очень много фантастического камня. Яшмы Сибая делают «камнесечцев» художниками, изобретателями, творящими из всей богатейшей палитры расцветки камня вечную красоту.
Поздней осенью перед самым снегом прибыл в Сибай по своему Великому влечению. Гору Эттуткан «проведать». Трава пожухла, самое время яшмовые «эксклюзивчики» поковырять. Просто землю эту потоптать — и то значение имеет, земля-матушка в том месте силу даёт.
Дорога по городу проходит, как тут объехать Политехнический колледж, где давний родственник по камню (без кавычек) Олег Валентинович Павлов (для меня, просто, Олег), студентов в «камнесечцы» переделывает. Осколки, обломки, кусочки от творческих процессов работы с камнем всегда приятно массажируют мои глаза и руки. Карманы моей одежды, куда попадают иногда камни, почему-то не рвутся. Как говорят, «своя ноша не тянет». Камнерезная мастерская, наконец, перебазировалась из подвального помещения в просторные отдельные залы: распиловки, шлифовки, склейки, ювелирного производства и прочие, примыкающие к основному зданию.
Появилось новое оборудование. Создаётся впечатление, что эта мастерская постепенно превращается в современную гранильную фабрику.
Помещение, куда я захожу всегда с каким-то трепетом в сердечке, встретило меня непривычной тишиной. Шёл обычный производственный процесс. Студенты в какой то аудитории слушали какие-то теоретические лекции, возможно, по геологии или по горному искусству. В мастерской меня встретили два лаборанта, с которыми я ранее знаком не был. Разговорить их было делом сложным, проще на твёрдую каменюку «глянец» навести. Собственно, этой работой они и занимались. Высокий, жилистый, молодой (но не юноша) стоящий у окна работник разглаживал абразивной бумагой предмет похожий на вазу, наводя лоск изделию. Наверняка камень испытывает в это время удовольствие, как котёнок ощущает теплоту рук своего хозяина. Холодный камень нагревается и начинает светиться внутренним блеском, проявляется тёплая энергетика притяжения, рождаемого из простого поделочного камня в произведение искусства.
Фамилия мастера также проста и распространённа (как камни) на нашем Урале и всей Руси. Каменев Сергей. В прошлом инженер-металлург. В настоящем своей работой подчёркивает полное родство с камнем.
Своего напарника Рафката Гарипова Сергею удалось разговорить только после двух лет совместного производства. Неразговорчивый, потому как камню больше внимания уделять необходимо — работа такая. Другой работы, не связанной с обработкой камня, Сергей и Рафкат себе не представляют. У работников мастерской есть ещё одна страсть — рыбалка. Хорошо вечерком посидеть на берегу озера. В руках лёгкая удочка вместо каменных булыжников. После вечернего клёва ушицу без водки употребить, чтобы утреннюю зорьку не проспать. Иначе кто его на природе разбудит? Это в деревне — солнышко ещё не встало, петухи кукарекают, животные мычат — на коровьем реве добрые дела начинаются.
На берегу водоёма вместо будильника — комары. Солнышко только ещё потягивается, пора вставать, а комары уже на охоту спешат, человеческой кровушки попить. Естественно, кровососы выбирают ориентир, который одеждой не прикроешь, который выдыхает переработанный экологически чистый, животворный воздух — это нос. Гурманы человеческой кровушки именно в том местечке, как в экзотическом ресторанчике, норовят расположиться. Комариная суета в носу разбудит любого рыбака вовремя и спасёт утренний клёв.
Звуки богатырского мужского храпа для комара — не препятствие. Огонь, запах дыма — погибель насекомым. Если кровосос пивнёт кровушку, разбавленную «горючим», случайно вдохнёт углекислоту с содержанием паров спирта, с запахами вчерашней трапезы — кровосос становится агрессивным. Голодные соплеменники держатся подальше от такого распоясавшегося «лидера». Опасны для комариного здоровья ресторанчики, превращенные в кабаки. Как следствие — проспали зорьку рыбаки. Ну и ладно. Рыбу можно в магазине приобрести. Людям, работающим с камнями в мастерской, свежий воздух нужен, как воздух.
В мастерской работники и студенты чистоты добиваются, как в хирургической операционной, все лица серьёзные и в масках, чтобы яшмовые пылинки никто не глотал, жалко самоцветы. Так, в единении с природой, рождается кузница кадров по обработке камня в Сибайском политехническом колледже.
Заказ неожиданный и срочный пришёл. Изготовить столешницу в стиле флорентийской мозаики. Диаметр круга — два метра. Придумать рисунок без проблем, фантазия черпается из природы; цветного камня — целые горы. Только где такие станки взять? Кто посоветует, как обработать такие площади? Сделали! Чтобы никто не мешал, работу выполняли тайно в подсобной мастерской. Трудились мастера практически круглосуточно. Когда работа была выполнена, мастеров соседних камнерезных производств заинтересовал вопрос, на какой такой гранильной фабрике выполнена работа? Какое «ноу-хау» использовалось в организации труда?
«Новую хаву» ребята придумали просто. На подстилку из пластин простого камня наклеили мозаику из яшмы (сколько времени требуется, чтобы напилить пластин для работы, подогнать под сюжет рисунка — не учитывается, поскольку эта работа творческая). Сделали «утюжок», или «жернова» (металлический круг, наподобие блина от спортивной штанги, только с ручками). Шлифовальный абразив с увлажнением под «жернова» подсыпают и проутюживают, подсыпают и проутюживают и т. д., и т. п., пока камень не искрошится, да поверхность не выровняется. После выравнивания делают притирку (тот же процесс на более тонком абразиве и более длительный по времени). Заключительной операцией является наведение глянца на двухметровом круге из яшмы. В обыкновенные носилки вмонтировали двигатель с войлочным кругом в центре — вот вам и механизированный полировальник из «новой хавы» для двоих. Красота! Камень «спеет», блеском наливается, работники — силой. Как только мышцы заблестели, пара шлифовщиков меняется. Вот и весь технологический секрет производства. Главное — любовь к камню. Камень делает людей сильными, терпеливыми; работа с камнем увлекательна; красота камня — притягательна.
Позвонили из художественных мастерских «Яшмы Башкирии». Сергей Александрович Чулков, глава этого объединения, пригласил познакомиться меня и Олега Павлова с очень крупным иностранным бизнесменом. Японца с далёкого Востока пролётом в столицу России притянула то ли яшма Сибая, то ли ещё что? Соображает капиталист, как заработать на цветных камнях. Готов потратить половину миллиона долларов для своего бизнеса. У нас свои соображения. Дать возможность заработать мужикам, которые добывают камень в России. Диалог идёт через переводчицу, хотя наверняка хитрый бизнесмен понимает язык страны, где хочет заработать. Когда я представился директором Дома Камня страны Нагайбакии, побывавшим на многих месторождениях цветных камней бывшего СССР, иностранец достал большую папку, похожую на фотоальбом. На каждой странице, как на шахматной доске, расположены ячейки. В каждой ячейке по коллекции визиток: депутаты Думы, московские бизнесмены и пр. Вся текстовка на английском языке сделана.
— Господин Тойёта (или Тойёда, прости господи, не расслышал) спрашивает господина Матора, — говорит молоденькая переводчица, — знает ли он кого из этих господ, указанных на визитках?..
Это не визитки, а какие-то мандаты, интересно, знают ли те лица, указанные в них, места, где самоцветы в России находятся? Подумал я и ответил иначе:
— Переведите господину Тойёде, что господин Матора знает людей на месторождениях, где добывают цветные камни, а в Москве господина Матора можно увидеть только на выставке минералов, но там бывает он очень редко.
— Господин Тойёда спрашивает господина Матора, добывают ли здесь чароит, нефрит? — удивила очередным вопросом переводчица.
Как же так? Из Японии до Якутии и Забайкалья, где эти камни находятся, рукой подать, — продолжаю я мыслить, — задавал ли этот вопрос японский бизнесмен в Москве депутатам Думы? Из Москвы прибыл в республику Башкортостан и поставил этот вопрос в Сибае (это тоже «столица», только яшмовая).
— Переведите господину Тойёде, что месторождения чароита и нефрита находятся в Забайкалье. Господин Матора в конце весны собирается в Читу и готов господина Тойёду познакомить с людьми, которые занимаются добычей этих камней.
— Господин Тойёда благодарит господина Матора за предложение, он подумает и передаст своё решение через господина Чулкова.
Сергей Чулков сделал всё возможное, чтобы наладить наши коммерческие связи с иностранцем, а в конце беседы заметил, что для взаимопонимания необходимо изучать иностранные языки. Мне это делать поздно. Думаю, если иностранец обращается к нам — пусть сам изучает русский.
Чарли