Хоть Алька и была кровушкой римкиной с головы до ног перепачкана, головы своей она, однако, не потеряла. Помнила Алька хорошо, что на углу, прямо у Трубной, есть телефонная будка. Будка та особая, почти волшебная. Из нее можно набрать один номер, который не пройдет через общую АТС Москвы, но который дойдет туда, куда надобно, без ушей лишних.
А куда точно? А Алька и сама не знала.
Вошла она, кровью и гнилью воняющая, в будку ту телефонную, разбитую, темную. Втянула носом острый запах мочи застарелой. Набрала номер, пальчиками в диске. Прогудела ей трубочка тяжелая. Ответ услышала. Сказала фразу сигнальную. И через минуту - "Паккард" лакированный перед тротуаром увидела.
Села Алька в "Паккард" давно знакомый, кожу сидений разводами красно-коричневыми пачкая. Ни слова не проронив.
* * *
Доставил "Паккард" Альку во двор дома нового в самом начале улицы Горького, за зданием Совета труда и обороны. Уже в машине взяла себя в руки Алька, ужас в груди и дрожь в пальцах уняв. Когда же остановилась машина - полностью спокойна была Алька, будто и не перед нею пятнадцать минут назад труп лучшей подруги окровавленный в подворотне грязной валялся.
Дверь открыл ей субъект какой-то сумрачный, себя не представивший. Указал ей субъект на подъезд да пробурчал что-то, что Алька не разобрала. Поняла только, что ей шестой этаж нужен. Вошла в тот подъезд Алька. В лифт, сияющий электричеством, забежала, дверки притворив. На шестой этаж поднялась. А там уже товарищ Кныш - схватил ее и в дверь квартиры распахнутую втолкнул.
Вбежала Алька от толчка сильного прямо в комнату. А в комнате - Иван Иваныч стоит. В костюме. С папиросой в зубах.
- Ну-с, рассказывай, красна девица, что случилось.
И она рассказала.
* * *
Иван Иваныч за время рассказа пачку папирос "Пушка" высадил, комнату задымил так, что дышать трудно. Товарищ Кныш как вошел, так и закашлялся. Еще одну прикурил Иван Иваныч. И запел, глядя в пустоту, задумчиво, такт по столу отбивая пальцами тонкими:
...Войну любил он страшно, и дрался, как петух.
И в схватке рукопашной один он стоил двух.
Еще любил он женщин, и знал у них успех.
Победами увенчан он жил счастливей всех.
Однажды смерть-старуха пришла за ним с клюкой,
Ее ударил в ухо он рыцарской рукой.
Но смерть полна коварства, его подстерегла
И нанесла удар свой ножом из-за угла.
Замолчал Иван Иваныч. Вздрогнул как от удара. Глаза на Альку да на Кныша поднял.
- Значит так. Над всем этим подумать надо - и подумать крепко. Вариантов немного. Но их отработка времени требует. Поэтому Ваське нигде в городе не отсвечивать, сидеть здесь до моих дальнейших распоряжений!
Распахнула Алька ротик коралловый:
- Но...
- Помолчи, овца. В цирке ты отработаешь в этом сезоне вместо Римки. Под нашим прикрытием. Там два выступления осталось всего. А дальше - исчезнет из Москвы Римка. Официально. Всем все объясним предельно просто. Уехала Римка, дескать, в свой родной город Куйбышев, в деревню Устьпердюйскую Мухосранского района. Да и не будет никто в цирке про это спрашивать. Это-то мы все зачистим-сделаем. Это раз.
* * *
- Второе, - обратился Иван Иваныч к товарищу Кнышу. - Плохо, что труп той девки уже наверняка обнаружили да ментам сообщили. А это протоколы разные да свидетели ненужные. Может шум подняться, а нам он без надобности. Поэтому труп тот из морга - в Донской крематорий. Сразу. Прах - в общую яму. Все протоколы изъять и мне доставить. Всем свидетелям - подписка о неразглашении. В сводках - убрать это происшествие. Ясно?
- Так точно, - вытянулся Кныш.
- Исполнять! А насчет того, кто нам все это распутает - я позабочусь. Есть у меня человек на примете. И не только у меня.
* * *
Что нужно сделать обычному советскому милиционеру, снявшись с дежурства?
Правильно - написать рапорт начальнику обо всех происшествиях значимых.
Так получилось, что за сутки дежурства сержанта милиции Васнецова Степана таких происшествий было аж целых два. Два разных, но друг с другом тесно взаимосвязанных. Первое - угон автомобиля высокопоставленного сотрудника Наркомата обороны СССР, орденоносца, майора товарища Байсарова. Дело уголовное. Второе - смерть самого товарища Байсарова. Тут, похоже, все естественно. Труп отправили в морг, дело - в МУР к дознавателям. Все просто.
Однако первоначальные мероприятия в рамках расследования обстоятельств произошедшего по УПК у нас пока никто не отменял. Сдал все дела Степан оперу-дознавателю, вызванному в тот же час на место. Да и какие дела? Оградить место происшествия, опросить и задержать свидетелей - вот все, что от милиционера постового требуется. Даже от сержанта - командира наряда. Но начальник-то все равно отчетности ждет. И отчетности от тебя, а не от оперов. Неважно, что ты уже сутки на ногах, что час смены прошел, что езжать давно тебе в общежитие на Стромынке отсыпаться пора.
Сменился с дежурства? Вот и молодцом! Теперь же садись, голубь ясный, да пиши все. Все - в подробностях. А то ведь в случае чего тебя и козлом отпущения сделать могут.
Особенно, если начальник твой тебя недолюбливает.
А с чего ему любить-то тебя, соколик?
Во-первых, ты не баба. Про то, что ты не актриса Валентина Серова, я уже и не говорю. И не червонец тоже - и даже не пять.
Во-вторых, начальник думает, что ты на его место метишь. Что ему еще думать? Пришел полгода назад - никто и звать никак, но сразу кубари на петлицы получил. Да еще и с орденом "Красной Звезды" на груди богатырской. Да и с рекомендацией от самого наркома.
Тут, конечно, любой начальник занервничает.
* * *
Началось все для Степы с полка пехотного, куда его определил при призыве военный комиссар города Киева. Городок военный - на самой окраине Полтавы славно-героической. И батальон учебный, куда Степу отправили, тут же находится, за забором высоким деревянным.
Обычный был полк, на первый взгляд, да не совсем. Пока Степа курс молодого бойца проходил да в учебке парился, ничего странного вроде бы не было. А вот через полгода после призыва - построили по тревоге их батальон перед командиром полка, Батей. Командир - мужчина видный. Здоровый. Умный. Хмурый. Со складками тяжелыми вокруг рта. Со щеками грубыми, бритыми, обветренными. С двумя шпалами в петлицах. На груди - медаль новенькая "ХХ лет РККА". Молодой, но уже седина в висках пробивается. И морщины на лбу.
Ходит комполка перед строем да в бойцов пальцем тычет:
- Спортсмен?
- Так точно. Разряд имею...
- Где?
- По боксу и самбо. Первенство Шепетовки выиграл, на первенство Украины выдвигался, товарищ майор!
- Ясно.
К другому, интеллигентного вида, с другим вопросом пристал:
- Языками владеешь?
- Так точно! Филологический факультет Киевского университета, товарищ майор!
- Понятно. Какими?
- Английский, французский, немецкий - свободно. Немного испанский, итальянский и греческий.
- Так, - головой крупно-круглой крутит Батя довольно и дальше топает. Идет - неторопливо, в лица всматриваясь. Чуть позади - комбат да ротный шагают, пояснения какие-то шепотом Бате делают.
Остановился Батя возле Степана да на его, Степанов, значок парашютный глаза опустил. Спросил коротко:
- Прыгал?
- Так точно, товарищ майор! В аэроклубе Осоавиахима.
- Сколько?
- С тысячи - пять раз, с пятисот - один.
- Угу...
Буркнул - и дальше пошел.
А через неделю - приказ. Переводили Степу в 204-ю воздушно-десантную бригаду в городе Житомире. Ну а Батю - в тот же день командиром той самой бригады назначили.
Получил Степа перед тем как в путь-дорогу тронуться сапоги, шлем зимний, пилотку, гимнастерку да шинель новенькие. Эмблемы летные латунные в виде крылатых пропеллеров закрепил на петлицах крепко. Лазоревые петлицы с черным кантом. И звезда на буденовке того же цвета - как у летчиков. Ведь десантники по ВВС Красной Армии числятся.
Элита.
* * *
- Здесь вам не обычная хрень пехотная. Здесь войска специального, особого назначения, призванные решать боевые задачи будущей войны в любых условиях. В любых! Это понятно?
- Так точно, товарищ майор!
- В том числе - в глубоком тылу врага.
- Так точно, товарищ майор!
- Не слышу.
- Так точно, товарищ майор!!!
- В будущей войне нам придется работать на жаре, на морозе, под дождем, в снегопад. Нам придется действовать в отрыве от своих баз, без связи, без техники, с ограниченным запасом боепитания. Но мы это сделаем. Боевую задачу ленинско-сталинской партии и советского правительства выполним. Погода для нас - не отговорка! Условия - не отговорка. Отсутствие боеприпасов - не отговорка. Отсутствие связи - не отговорка! Мы должны сделать все, что от нас командование требует. А кто не сделает - того я просто пристрелю. В лоб. Сразу. Из своего пистолета. И всем командирам и политработникам бригады мною лично и партией нашей такое право дано.
Молчат ребята. Переваривают услышанное.
А Батя, паузу выдержав, продолжает - с еще большим пафосом.
- Да, нам, точнее, вам, будет нелегко. Но, как сказал наш великий полководец Суворов, тяжело в учении - легко в гробу. А десантник с дневным пищевым довольствием практически бессмертен. И потому мы начинаем тренировки прямо сейчас. Напра-во! Бегом - марш!!!!!
* * *
После Бати, вечером, командир батальона их выстроил. На морозе. На плацу, от снега только-только расчищенном. Хмурит брови комбат молодой. Паром дышит тяжелым. Он ведь тоже со всеми вместе бегал. На своих бойцов смотрит. А от бойцов - тоже пар валит как от коней загнанных. Шинели от пота мокрые, шлемы-буденовки на затылки сдвинуты, на лицах капли мутные с подбородков да носов скатываются.
Говорит комбат знойно-весело:
- Я думаю, что вы уже поняли, куда попали. Но все, что вы видели, пока еще - цветочки. Вы попали не просто в первый батальон, вы попали в наш первый батальон. А это имеет несколько последствий серьезных. Во-первых, наш батальон первый в нашей бригаде. Первый во всех смыслах. Глубокая разведка в тылах - нам. Завоевание плацдармов на территории противника - нам. Убойные задания всякие - тоже нам. А во-вторых - нале-во! Бегом - марш! Кто устал - пусть в пехоту идет, жопу отращивать...
Пробежали пять кругов по полю огромному. Вновь на плацу построились. Не видно ни Бати, ни комбата. Зато перед ними - старший лейтенант молодой, мускулистый да жилистый. Вышел старший лейтенант вперед перед строем. Спросил весело:
- Батя гонял?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- А комбат гонял?
- Так точно, товарищ старший лейтенант!
- Ну и я буду! Рота! Нале-во! Бегом - марш!
* * *
Тренировки-тренировки-тренировки.
До бесконечности.
До столовой добежали - десять минут для приема пищи. Десять минут прошло - встать! Бегом марш! А чтобы еще веселее было - надеть противогазы!
Ночью измученные приползают ребята в казарму - да в кровати падают, не успев гимнастерки потные снять да сапоги скинуть. В четыре утра - подъем. И снова кросс. На лыжах. Это еще не считая огневой подготовки на стрельбище да тренировок в зале борцовском. И еще политзанятий - на которых очень-очень спать хочется, но нельзя, ибо изучается здесь величайшая книга всех времен и народов - "Краткий курс истории ВКП (б)".
Впрочем, если человек очень устал, то его здесь не держит никто. Устал - пиши рапорт, а командование тебя тут же переведет в тихую спокойную часть. Там гонять не будут. Будут только наряды на кухню да на расчистку плаца от снега и листвы.
Но и специального довольствия денежного там тоже не будет. Да и кормежки от пуза по спецменю, как в боевой авиации летчикам положено, там тебе никто не даст. Там тебе перловка по будням с говядиной вареной по праздникам. А здесь тебе и пюре картофельное, и биточки мясные, и селедка слабосоленая с лучком розовым, и борщ украинский, и пельмени да вареники ручной лепки с мясом чистейшим иль творогом, и блины, оладушки да сырники со сметанкою, и гуляш венгерский, и колбаски баварские.
Правда после километров кросса и пир веселый всем не в пир. Но все равно - вкусно. Калорийно. Силы - за пару-тройку часов восстанавливает. Все лучше, чем перловка-шрапнель с тушенкой в пехоте.
И вот так каждый день - лыжные броски. Или - кросс. На двадцать километров. Десять туда, да десять обратно. По целине. Промеж деревьев заснеженных. По полям зимним, морозным. Или марш-бросок двухдневный. Километров на семьдесят.
А потом - прыжки.
Это - отдельная песня.
* * *
Дружок, прыгал ли ты с парашютом, лучшим в мире ПД-6, тем самым, что является самой-самой нашей лицензионной копией американского "Irving Air Chutes"? Да-да, того-того самого - с изображением шелкопряда миниатюрного? А с тяжелого бомбардировщика ТБ-3, в миру - АНТ-6, прыгал?
Бомбардировщик - он и есть бомбардировщик, хоть и здоровенный. Он спроектирован врагом народа товарищем Туполевым так, чтобы бомбы на головы противника хорошо и быстро вываливать, а не живых людей. Поэтому нету в нем места для десанта. Никакого места нету. Вообще. Есть только лампы сигнальные в бомболюке для загрузки.
А куда ж тогда десантнику податься? А куда угодно. Во все объемы свободные, коих в бомбардировщике тоже, скажу я вам, не особо много. Но найти можно при желании. На место стрелка-радиста, например. Или в бомбоотсек тот же. Или в крылья - крылья у ТБ-3 изнутри огромные.
Чтобы десантироваться в таких условиях, десантникам надо в точке выброски на крылья выйти и с задней плоскости по взмаху флажка выпускающего - вниз стартовать. Всем. Почти одновременно. И повезло, если у тебя место рядом с боковым гермолюком. Иначе - придется через корпус перелезать. Снаружи. По ступенькам железным да по обшивкам ребристым дюралевым, за трос-леер держась. Хорошо еще, что у ТБ-3 скорость относительно невеликая, встречным потоком не сдует.
* * *
Каждый самолет может взять на борт тридцать пять десантников. По сигналу о начале десантирования всем им нужно выйти на плоскости и разом вниз спрыгнуть.
Так и происходит обычно.
Получен сигнал. Вылезли на ребята плоскости. Сгрудились на холоде февральском, под снегом хрупко-льдистым.
Машет флажком выпускающий, торчащий по пояс в головном люке самолета.
И - вниз! Вниз! Вниз!
Само-собой, никакого страховочного механизма автоматического раскрытия купола здесь нет. Успеешь дернуть за кольцо - молодец. А не успеешь, может быть, тебя и наградят. Потом. Посмертно.
А опосля, после приземления - парашют тот собрать надобно, и потом в части на плацу, покрытом брезентом, так называемом "столе", разложить, просушить, сложить правильно и снова уложить в сумку.
И расписаться на ней: "Этот парашют укладывал я сам". Это для того, чтобы, если грохнешься ты о твердь земную, никто, кроме тебя, в том виноват не был. Даже Господь Бог. Каждый сам свой парашют укладывает, включая командиров, комиссаров и самого Батю.
Каждый сам под своей смертью подписывается.
* * *
Прыгают ребята - днем и ночью, без выкладки и с выкладкой полной, с оружием и контейнерами транспортными, в леса, поля да на воду. Но вообще-то прыжки - очень дорогое удовольствие. За них каждому десантнику деньги дополнительные в дополнение к довольствию денежному выплачиваются. Самолеты керосин авиационный дефицитный жгут. Машины своей моторесурс вырабатывают.
Но есть ведь у ребят десантников и другая работа помимо прыжков - спортзал, стрельбище, наряды разные по очереди и без - в столовой, в караулах у КПП, на гауптвахте-губе, у гаражей и складов, в ротах у телефонов, на "тумбочке", в медсанчасти.
Да и у полка дальнебомбардировочного, прыжки обеспечивающего, тоже ведь своя учеба и подготовка боевая есть, не всегда с запросами десантников совпадающая. Хотя и имеется в бригаде собственная эскадрилья легких ПР-5, все равно на всех их не хватает.
* * *
Потому иногда тренировки полевые по другой схеме проходят. Просто вывозят их в лес, повзводно да поротно - и ставят боевую задачу. Например, пройти на лыжах по определенному маршруту до военного городка тяжелой танковой бригады в соседней области и условно уничтожить ее командование. Замаскировавшись под белокулацкую банду. Или - ликвидировать штаб дивизии из соседнего округа. Или - нейтрализовать штаб стрелкового корпуса под Харьковом. Условно, конечно.
Какие ж белые кулаки в лесах советских наших на восьмом-то году после коллективизации, на двадцать первом году советской власти, спросите вы. А я вам отвечу - что враг не дремлет. Что нужно порох сухим держать. Что всякие неожиданности в наше время суровое возможны. Войны не хотим - но к отпору готовы!
А можно ведь ту задачу и еще усложнить. Можно их роту в пару поездов, в специальные вагоны товарные, с углем да зерном загрузить. В вагонах этих - двойное дно.
Станция Житомир-товарный - крупнейший железнодорожный узел на севере Украинской ССР. Стратегический. Обеспечивающий не только северный тыл Киевского, но еще и южные тылы Белорусского округа. Поэтому и составов здесь всегда - море. Железнодорожники часто сами все всем этом разномногообразии путаются, бывает, что и целые вагоны теряют. С содержимым.
Это упрощает дело. Нужно только по согласованию с начальником станции и начальником ее особого отдела нужный состав в обстановке секретности подогнать в нужное время в нужное место. Под вечер всех ребят с оружием и в боевой выкладке привезти на станцию в грузовиках закрытых и расположить в крайних пакгаузах, а ночью в те специальные вагоны загрузить и отправить, например, в сторону города Жлобин.
В Жлобине - высаживайтесь да скрытным маршем до Минска топайте. По карте. А в НКВД Белорусской ССР можно тут же слить всю информацию обо всех, о них, с детальным описанием примет.
И еще дать ориентировочку особую. В ориентировке той сказано, что они все - банда белополяков, через границу тайно проникшая. Или белорусских националистов. Или белогвардейских офицеров. Банда не просто так по лесам полесским рыщет - а с заданием особым. Каким, спросите? Ну, например, ликвидация Первого секретаря Коммунистической партии Белорусской ССР товарища Пономаренко.
Есть и другой вариант - топать в Смоленск, туда, где штаб Белорусского особого военного округа расположен. С целью ликвидации командующего округом, командарма второго ранга товарища Ковалева. Или - его заместителя, комдива товарища Жукова. Или члена военного совета дивизионного комиссара товарища Сусайкова.
Все по серьезному. По-взрослому.
* * *
Если их поймают - расстрел на месте. Как врага, задержанного с оружием и оказавшего сопротивление при задержании. В виду большой социальной опасности банды, живыми никого не брать. Игра - игрой. Но расстрел - по-настоящему. Без шуток. НКВД на них, как и Особые отделы округов, кстати, тоже тренируется - как розыск вести, как войсковые операции по охране тыла организовывать, как диверсантов обезвреживать.
Что ж, работайте, ребята. Идите до славного города Минска, иль Смоленска, иль еще куда, куда вас командование ваше мудрое послало - да так идите, чтобы вас не увидел никто - ни зверь лесной, ни птица быстрая, ни чекист хитрый, ни часовые бдительные.
И ребята работают. Понятно, что никто товарища Пономаренко или товарища Ковалева и уж тем более товарищей Сусайкова да Жукова ликвидировать всерьез пока не собирается. Если соберутся - этим другие органы заниматься будут, а не их бригада воздушно-десантная. Им главное - в контрольные точки выйти. В каждой точке - рация компактная запрятана. Наша рация, ламповая, лучшая в мире, гением советского народа создана. А что надписи все не по нашенски - так то для отвода глаз вражеских и для правдоподобия всей картины: дескать, банды врагов-диверсантов из-за кордона идут с оборудованием ценным, заморским.
Как только выйдут они на точку да сигналом в эфир выстрелят - тренировка закончена, а их роте занятия засчитаны. Всем - отбой!
Можно будет немного расслабиться. Отдохнуть. Но - только неделю. Не больше.
* * *
На отдыхе недельном тоже много чего интересного. Отдых-то он только зовется отдыхом, поскольку нет марш-бросков тяжелых с выкладкой полной да прыжков с самолетов с высот-то разных. Сиди себе в расположении части спокойно. А вся остальная программа - тут как тут. И стрельбы в тире. И борьба в спортзале. И физподготовка ежедневная. И политзанятия в Ленинской комнате. И наряды всевозможные - тоже никто не отменяет.
И все-таки здесь во сто крат лучше, чем в лесу промороженном или в болотах Полесья с комарами да мошкой звенящей. Здесь тебе и еда в столовой, а не сухпай опостылевший, и ларек военторга, где можно всякими печеньками, пирожными, кефирчиком да мороженным разжиться, здесь тебе и чай горячий, а не вода из ручья на спирте сухом вскипяченная.
И еще здесь программа культурная - приезжают частенько артисты из Киева, Одессы и Минска, ансамбль песни и пляски Киевского военного округа, местная самодеятельность, состязания спортивные занимательные. Бывает, что лучшие из лучших и на окружные соревнования выезжают - по борьбе, по боксу, стрельбе. Последнее - самое для Степы приятное, потому как выдвигают его на первенства те частенько - а тому, кого туда выдвигают, многое полагается. Освобождение от нарядов, например, или увольнительная в город внеочередная.
А еще в клубе - кино показывают. Интересное кино - про Петра Первого да Александра Невского, про веселых ребят да про лихого Чапаева, про шахтеров-стахановцев да пограничников бдительных.
* * *
Особенно нравятся Степе фильмы про войну будущую, грозной тенью впереди маячащую. Идут фильмы те чередою сплошною, как по заказу: "Если завтра война", "Глубокий рейд", "Танкисты", "Эскадрилья номер пять", "Моряки".
На экране - враг злобный, коварный, намеревается напасть на нашу советскую цветущую родину. Встречают врага на границе наши славные бойцы героической Красной Армии. Громят наши соколы сталинские в воздухе стальных стервятников, сбивая во взрывы дымные. Атакуют катера торпедные быстрые. Отражен первый удар. Остановлен враг - и за границу отброшен.
Меж тем собирает страна все силы могучие для удара решающего. Бьет мощный кулак красного наступления в логово вражье. Рвутся бомбы, расшвыривая супостатовы танки изломанные. Рушатся стены заводов буржуинских. Ахают пламенем орудия главного калибра новейших линкоров советских. Высаживаются десантники пехотой крылатой, небо парашютами застилая.
Последние кадры - разгром империализма мирового под музыку героическую. Бегут части супостата разбитые во главе с главным буржуином. Восстают в тылу капиталистическом рабочие и крестьяне, армию освободительницу цветами встречающие. И титры: "Так может начаться война, которая приведет к гибели капиталистический мир".
Потом идут ребята-десантники повзводно в столовую сырники рубать со сметанкою да гуляш свиной с гречей под каравай бородинский с бруском масла вологодского - и орут во все горло на весь плац широкий:
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров!
Если завтра война, если завтра в поход -
Будь сегодня к походу готов!
Правда, летом 1939 года фильмы те показывать вдруг прекратили. Почему - непонятно.
* * *
Осенью 1939 года у ребят-десантников появилась возможность попробовать свои умения в действии. 1 сентября Германская армия, героический вермахт, вторглась в Польшу с запада. А 17 сентября Красная Армия вторглась в Польшу с востока. Вот так просто - стояла-стояла, да и вошла. Как член в вагину.
Точнее, дело было не совсем так. Как объяснил на политзанятиях политрук роты и написали в окружной газете, под ударами немцев рухнула несостоявшаяся Речь Посполитая. Белорусский, украинский и польский народы истекают кровью в войне с Германией, затеянной правящей помещичье-капиталистической кликой панской Польши. Правители Польши, приведшие страну к позорному военному краху, скрылись в неизвестном направлении. Рабочие и крестьяне Белоруссии, Украины и Польши восстали на борьбу со своими вековечными врагами - помещиками и капиталистами. Задача Красной Армии - оказать помощь единокровным братьям по классу в свержении кровавого ига империализма.
204-я бригада находилась в резерве Украинского фронта, в полосе действий Шепетовской (Северной) армейской группы, преобразованной в ходе событий в Пятую армию. Сидели ребята несколько дней на аэродромах. С полной выкладкой, боекомплектами да сухпаем. Готовилось десантирование в боевых условиях.
Правда, Степе тогда сильно-сильно не повезло. Во время тренировок он неудачно приземлился и сломал себе ногу в лодыжке. Валялся Степа в окружном госпитале с ногой загипсованной и завидовал свои ребятам черной завистью - они там, в настоящем деле, работают, а он здесь до сортира по стенке или на костылях еле-еле добирается.
Впрочем, тот поход и для ребят закончился быстро, буквально в два дня, без участия в боевых действиях, потому что и действий таких, требующих их участия, никаких, в общем-то, и не было.
Отделенный командир Паша Гречкин из их взвода потом рассказывал Степе, как привезли их на грузовиках, кумачом украшенных, сначала в Ковель, потом в Ровно, а потом, кажется, и во Львов, как участвовали они в митингах многочисленных, как тянулись по шоссе мимо них колонны пленных офицеров, жандармов да чиновников польских, как крестьяне в рубахах-вышиванках встречали их хлебом и солью и как их снимал военный оператор на камеру, для истории.
* * *
А вот в разразившейся месяца через три войне с белофиннами, Степе довелось и самому поучаствовать. Но совсем не так, как все это планировалось заранее, в счастливых довоенных снах.
Перебросили их в декабре под Ленинград, в пригороды. Сначала готовились они к прыжкам да броскам лихим по тылам вражеским, наматывая на лыжах круги изнурительные в парках Красногвардейска, Пушкина, Петергофа да Слуцка. Потом, в конце февраля, их и на фронт перекинули. Без парашютов.
Впрочем, в тех боях парашюты и не понадобились бы. Бросили бригаду в бой к северу от озера Ладожского, в леса заснеженные да на острова льдом скованные.
Все было не так, как должно было быть. Не было здесь ни легких десантов на голову врага с воздуха, ни смелых лыжных бросков в тыл белофинской военщины, ни операций глубокого охвата, ни смелых рейдов. Не было ничего, к чему они все так готовились месяцами тренировок изнурительных. А было простое и тупое во всей этой простой тупости и тупой простоте использование бригады в качестве обычной пехоты.
Был прорыв к окруженной батальном финнов нашей стрелковой дивизии. Были атаки финских позиций в лоб. Было отсутствие продовольствия и патронов.
Были раненные и обмороженные. Была кровь на снегу - яркая, как клюквенный сок.
* * *
Там и еще разное всяко-разно было - не любил о том Степа вспоминать, даже если просили очень сильно. Особенно - про лыжный переход в Питкяранту. Шли они днём и ночью по обочине дороги - в колонну по одному, через глубокие сугробы снежные при морозе лютом. А тут и ветер встречный, лицо обжигающий. Тут и отсутствие припасов. Тут и смазка в затворах замерзшая. И обмундирование, почти не греющее.
И небо голубое, высокое. И снег под ослепительным солнцем. С красными яркими пятнами.
А потом еще был острова Пусунсаари, Петяя-Сари, Вахкими-Сари, Путки-Сари и Максиман-Сари. И каждый приходилось брать с боем.
На каждом он хоронил друга. И не одного. Где-то там остался и Паша Гречкин.
Был еще и госпиталь в Лодейном Поле, в который Степан попал с тяжелым обморожением и контузией от снаряда близко рванувшего.
На следующий день после этого по радио объявили о перемирии.
Кончилась, наконец, эта проклятая война за счастье народа финского, счастья того, похоже, совсем не желающего. Ну и хрен бы с ним.