Закончен день трудовой у товарища Сталина. Шестой день войны.
Сражается Красная Армия героически. Теснят ее немцы на центральном, северо-западном и юго-западном участках. Но наносят удары быстро-стремительные по Финляндии и Румынии советские части Южного и Северного фронтов да моряки Балтики и Черного моря. Бомбят немцы Минск, Оршу, Смоленск, Ригу, Таллин, Киев, Житомир, Проскуров. Но обрушивают ответно свои бомбы соколы сталинские на Плоешти, Хельсинки, Керкенес, Турку, Кенигсберг. Идет война народная, священная война. Кипит от Петсамо до Измаила схватка смертельная.
Устал товарищ Сталин. Не все складывается так, как планировалось, как до войны в тихом времени мирном ожидалось. Серьезное положение на западе Белоруссии. Нацелены танки немецкие на Житомир. Сданы немцам Каунас, Либава и Вильнюс. Заперт Краснознаменный Балтийский флот в узком горлышке Рижского залива полями минными. Взорваны мониторы Пинской военной флотилии на Припяти-реке.
Не пугает это покамест товарища Сталина. Все вернем. Все исправим. За все гады немецкие отплатят. Временные трудности пока идут - а у кого их не было? Вон, по Бельгии и Франции Гитлер с тросточкой прогулялся, а у нас прорывается сквозь сопротивление ожесточенное. Вот-вот выдохнется, вот-вот силы его иссякнут.
И потому читает товарищ Сталин сейчас доклады не о поражениях, а об успехах. Об эвакуации предприятий в глубину страны. Об увеличении производства танков и самолетов новых конструкций. О подвигах богатырей чудо-сталинских. О том, что оторвались танки немецкие от баз снабжения, что не поспевает пехота фашистская за моточастями своими быстрыми. О том, что испытывают далеко прорвавшиеся передовые отряды немцев трудности со снабжением и пополнением силою живой.
А коль так - то скоро-скоро в Белостоке да Гродно мы покажем себя ударами на Млаву и Сувалки, и из Львова и Перемышля лупанем, пройдем опосля, гремя огнем и блеском стали сверкая, - прямо на Краков и Люблин. Что толку, что немцы к Барановичам подошли да Вильнюс взяли, коль скоро мы у Варшавы, Кенигсберга, Данцига да Кракова наши корпуса могучие механизированные обозначим?
Хлопнула дверь дубовая тихо-вкрадчиво. Вошел в кабинет товарищ Маленков. А за ним - и Иван Иваныч. Бледен Иван Иваныч, глазами горящ, выбрит чисто, одеколоном да коньяком благоухает отчетливо.
Улыбнулся товарищ Сталин. Поднялся из-за стола своего. Рукой махнул:
- Прошу в комнату отдыха. Чтобы не беспокоил никто. Там и поговорим.
* * *
- Спасибо тебе и людям твоим, Иван Иваныч, за работу по заговору в РККА - в ВВС и в ГАУ.
- Служу Советскому Союзу, товарищ Сталин. Дело завершено?
- Дело завершается. За прошедшую неделю арестованы бывшие генералы, ныне враги народа Птухин, Рычагов, Мерецков, Володин, Проскуров и еще кое-кто. Маршал Кулик отстранен от должности начальника артиллерийского управления и отправлен на Западный фронт в Белосток, в десятую армию. Гражданин Михаил Моисеевич Каганович уже изобличен множеством показаний своих подчиненных и коллег по наркомату - но этот пока пусть еще на свободе погуляет немного. Пускай подышит. Так что мы здесь себя с полным правом можем с победой поздравить. Только одна проблема пока нами не решена. Точнее, не нами, а тобою, Иван Иваныч, конкретно. Мы пока досье не нашли. Ни в Москве, ни в Минске, ни...
* * *
Встал тут Иван Иваныч - да и доложил истину-то полную, ту самую, что даже товарищ Маленков не слыхал-не видал:
- Товарищ Сталин... похоже, нет никакого досье.
Поднял брови, опустил усы товарищ Сталин:
- То есть - как нет досье?
- А так. Откуда мы про него знаем? От вас. И от дяди Яши степиного. Точнее, от Степана. Но и у Степана - только информация о неком дяде Яше была, который что-то когда-то где-то видел. Такие показания особо тщательно проверять надобно. Знаете выражение - врет как очевидец?
Закурил товарищ Сталин трубочку свою кривую. Притих товарищ Маленков.
Сузил глаза тигрино-кошачьи товарищ Сталин:
- А заговор... Его тоже нет?
Махнул рукой Иван Иваныч обреченно:
- И заговора, товарищ Сталин, нет.
* * *
- Но ведь были сигналы...
- Пустые разговоры пьяные. Как у военных и водится. Баня, водка, гармонь и лосось. И воспоминания о боях недавних.
- Но сигналы от наркомавипрома и товарищей Шахурина, Микояна и Яковлева...
- Да, сигналы были. Были. А что бы вы, товарищ Сталин, сделали, если бы вы рапортовали славной ленинско-сталинской партии и советскому правительству о выполнении важного задания по созданию новейших образцов вооружения, если бы вы создали, испытали и довели до серии новый скоростной истребитель или сверхдальний сверхлегкий бомбардировщик-штурмовик, если бы вы получили за это Сталинскую премию, ордена, квартиры, дачи, пайки, - а потом выяснилось бы, серийные образцы ваших чудо-машин до показателей госсзадания того не дотягивают? И каково это теперь для летчиков строевых - те образцы осваивать? Они-то говорят прямо - машины сложные в управлении, на порядок сложнее "ишака", истребителя И-16, всех модификаций! Из достоинств - разве что скорость, да и та не рекордная. Для большинства наших летчиков средних - гробы летающие. И качество сборки отвратительное - технологии не соблюдают, материалы необработанные, прочностные характеристики ниже плинтуса. Кто виноват? Если не конструкторы? И не заводы? А конструкторы-то ведь никак не виноваты - их, наоборот, орденами да премиями наградили. И заводы не виноваты - они свою продукцию по валу сделали, в отчеты записали. Кто же тогда? Ясно, что летуны, которые не могут технику новую освоить. Или вообще ее освоение и внедрение саботируют. То есть, виноваты не создатели продукции, а ее пользователи, простые летчики, да начальство ихнее, летное, подчиненных покрывающее. И всем хорошо. Кроме... Кроме того, что в условиях войны - плохо всем будет. И действительно - плохо всем.
- Но ведь никто не мешает руководству ВВС сигнализировать...
- А они не сигнализировали? Сигнализировали! И еще как! Говорили, что самолеты наши новые хуже по ряду показателей, чем уже принятые? Да! Указывали, что гонка за скоростью в ущерб остальным качествам к хорошему результату сама по себе не приведет? Да! Докладывали, что освоить новые модели могут быстро и качественно только единицы высококлассных летчиков, а средним и рядовым - хрен, риск в каждом взлете и в каждом приземлении? Докладывали. Все говорили. Уровень аварийности в авиачастях зашкаливает - и без вредительства Рычагова, Проскурова и Смушкевича. И будет зашкаливать, пока сам подход к подготовке летчика и отношение к нему не изменится.
- Но вы выявили связного... между руководством ВВС в Москве и штабом Западного округа... этого, как его - Байсарова.
- Никакой он не связной. Книжка в автомобиле - всего лишь записная.
- А шифры?
- Он получил назначение в штаб Западного особого военного округа - так что официально все допуски имел. А то, что шифры в бардачке в книжке возил - так это наше распиздяйство обычное.
- Но он же должен был передать что-то кому-то в штаб в Минске? Копецу? Худякову? Или Захарову?
- Жратву элитную из Спецраспреда. Шмотки московские для жен генералов да полковников. Еще что-то. Типа балыка волжского. Но не досье никакое. Возможно, материалы по аварийности, собранные Смушкевичем и Рычаговым, хотя у меня большие сомнения, что они вообще все эти дела до ума довести успели.
- А почему вез тайно?
- А вы, товарищ Сталин, все через Наркомсвязи всегда отправляете?
- А разговоры летунов?
- Разговоры, товарищ Сталин, это разговоры. Разговоры мы ведем разные.
- Но они открыто говорили о заговоре...
- Товарищ Сталин! Ни о чем они не говорили. Просто трепались. Да еще и по пьяни.
- А самолет 15 мая?
* * *
Засмеялся Иван Иваныч. Нехорошо засмеялся.
- Товарищ Сталин. По поводу этого самолета Наркомат обороны давным-давно уже назначил взыскания, причем не особенно серьезные. Начальник ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант Пумпур, правда, арестован. Но явно не за это. Это первое. А второе - о самолете этом вы лучше товарища Маленкова поспрашивайте. И товарища Власика.
Потупил глаза товарищ Маленков, покраснел. А товарищ Сталин все улыбается, все спрашивает:
- А досье, наконец!? Еще раз - было оно или нет?
Воткнул глаза свои Иван Иваныч в глаза-то сталинские.
- Повторяю и еще раз - нет. И никогда не было.
* * *
Помолчал тут Иван Иваныч секунду. Посмотрел на товарища Сталина вопросительно:
- Или было? Вы, кажется, что-то знаете, товарищ Сталин?
Засмеялся товарищ Сталин:
- Конечно, не было. Ты абсолютно прав. Умен, как и всегда. В этом и смысл.
Тут пришла пора онеметь уже Ивану Иванычу.
- Как так - прав? Как - абсолютно? Это вы-то так легко, товарищ Сталин, поражение свое признаете? Так легко со стороной противной соглашаетесь ?
- А вот так! Думал я спорить буду? Доказывать что-то? Сам все знаешь - что мне все известно давно. Или боишься признаться, что знаешь. Ты работу Васькину читал? Сочинение этой школьницы малолетней?
- Читал. Но...
- Значит, не понял ничего. А ей, школьнице, - еще два с половиной года назад все было ясно!
* * *
- Так заговор, вы, товарищ Сталин, считаете, все-таки был?
- Товарищ Маленков, ты меня послушай. Если никто не верит в заговор - то, нам-то как быть? Если никто не верит. Даже товарищи Берия и Меркулов. Есть ли тогда сам заговор? А есть ли заговор, если в него не верят заговорщики сами?
Хлопнул Иван Иваныч в ладоши:
- Иначе говоря, товарищ Сталин, вы тоже считаете, что заговора нет, а досье всего лишь пустышка?
- Вот смотри - сам же путаться начал в трех соснах. Сам только что признал, что его нет - ан сам себе и не веришь! Думаешь, раз искал его - значит, нет дыма без огня. Раз ходит слух - значит, неспроста ходит... Ай-ай! Беда твоя, Иван Иваныч, что ты диалектики не понимаешь совсем. Нашей классовой родной диалектики, которую мы учили не по книжкам этого мудака Гегеля, а в ссылках, тюрьмах, арестантских ротах, эмиграции, в подполье, на фронтах, в продотрядах, под обрезами кулацкими, на Днепрогэсе, Магниптке да в забоях шахтерских. Слишком много ты в своих гимназиях, университетах да академиях голову забивал себе хуйней всякой. Оттого-то и простых вещей понять не можешь. А я вот даже семинарию не закончил. И все понимаю. Есть заговор или нет - это все относительно. Вот если следователь распутывает дело - есть для него преступление или нет? Хотя бы на мгновение, в мысли? А если арестованный враг изобличается показаниями другого врага народа - есть ли для врагов этот заговор? И если все ищут досье - и чекисты, и заговорщики, и ты сам, и саперы из полка кремлевского - неужели этого досье нет?
- Но досье так никто и не нашел, товарищ Сталин.
- Значит, плохо искали! Или не там искали. И потом, что за аргумент - не видал. Вот физики наши говорят, что движение совершается в пространстве и времени. Ты пространство и время видал когда-нибудь?
Усмехнулся тут Иван Иваныч:
- Товарищ Сталин, это все метафизика, фидеизм и поповщина. Я думаю, что досье нет. Вы говорите, что его нет, а потом говорите, что оно есть. Но если бы это досье где-то существовало, вы бы сейчас так спокойно о нем не рассуждали. Как и о заговоре.
- Опять ты, товарищ Карачун, на ровном месте спотыкаться начал. Определись сперва, что значит "существовать". Ты думаешь, если кто-то верит в заговор и досье, то и я в это верю? Ты думаешь, все, во что мы верим существует где-то помимо наших умов? Конечно, никакого досье нет. И не спрятано оно - а просто не существует. Объективно, помимо наших мыслей о нем и его понятии. Если спрятано - найти могут, а небытие бытием не сделаешь. Но... Есть одно "но". Если его нет для меня или для тебя - это не значит, что его нет для кого-то другого. Все относительно, а человек есть мера всех вещей.
- Но тогда заговорщики - невиновны.
- Может быть, и невиновны. А, может быть, - и нет. Давай, Иван Иваныч, мы не будем подменять с тобой следствие и справедливый советский суд.
- Повторяю, если заговора нет - они невиновны.
- Вай! Невиновны! Разве такие есть? А судьи кто? Особенно после войны Гражданской, после терроров да расстрелов массовых? А? Если уж говорить, как ты сказал, про реальность - то реально виновны все. Не сейчас - так в будущем. Слова свои же вспомни!
Щурится товарищ Сталин сквозь дым улыбкою страшно-усатою.
- Давай-ка по-честному. Может быть, ты невиновен? Или, может быть, товарищ Маленков невиновен? А я ведь слышал, о чем ты там с Хранителем трепался! И Ваське своей ты ведь то же самое говно в уши вливал. Тогда, в машине, в декабре тридцать восьмого?
Распрямился Иван Иваныч. Вновь вздрогнул товарищ Маленков. А товарищ Сталин вновь и вновь говорит с напором, вновь и вновь рукою воздух рубит упруго:
- Да, может быть, вот у него, у товарища Маленкова, мыслей крамольных целая голова! Доверху ими заполненная, как примус керосином. А товарищ Маленков думает - и молчит. Больно умным себя считает. Вот поверь мне, Иван Иваныч, проживем мы с тобою еще лет эдак шестнадцать - и увидим, как товарищ Маленков к какой-нибудь группе антипартийной примкнет.
- Успокойся. Это я так про шестнадцать лет сказал. Число просто красивое. Может быть, тебя еще раньше расстреляют.
* * *
- Не пойму только до конца - для чего тогда нужно было досье искать? Для чего Ваську в Минск посылать? Для чего нужно было дело Байсарова раскручивать? Для чего мне голову дурить? Да и всей стране тоже?
- Для еще большего реализма. Вот у нас в искусстве есть соцреализм. Буржуазные теоретики считают, что соцреализм приукрашивает действительность, изображая ее не как она есть, а какой она должна быть. Это в корне не верно! Соцреализм изображает самую что ни на есть действительность. Настоящую, подлинную. Для миллионов. До кторой то бытие несовершенное, что в ощущении нам дано, не дотягивает пока по ряду параметров. Ты не обижайся, что я, как ты думаешь, вас за нос водил и за пустышкой гоняться заставил. Заговор он тогда заговор, когда в него верят многие - и заговорщики и следователи. И с досье все то же самое. Ты поверил - остальные поверили. И еще поверят.
- То есть, в будущем подобные разоблачения продолжатся? И после войны тоже? Будут новые дела? Будут новые аресты? Будут новые заговорщики? И после войны тоже?
- Товарищ Карачун, в этом суть нашей диалектики. А как иначе? Что после войны изменится? Новый шаг сделаем по дороге в светлое будущее? Товарищ Сталин об этом еще в 1928 году говорил - по мере продвижения к социализму и коммунизму классовая борьба будет только обостряться. Чем ближе к цели - тем острее борьба. Дело, впрочем, не только в том, что враг чувствует приближение своей гибели и этого сопротивляется еще ожесточеннее. Суть в том, что без врага того, хитрого, внутреннего, мы вообще с места не сдвинемся. Как Архимеду рычаг нужен был, так и нам враг нужен. Иначе - никак. Иначе - загнивание и гибель. Иначе смерть.
- Получается, что заговор это не системный сбой, не разовый вызов, а рамочное условия бытия нашего общества? И досье тоже?
Засмеялся товарищ Сталин тихо - но явственно:
- В самую точку! Только ты очень умно сказал. Рамочное! Еще бы априорное сказанул. Трансцендентальное, бля! Проще можно. Заговор это и есть это самое бытие. Бытие лучших людей советской страны. Только так жить мы и можем. Только так чего-то достигнем. Только так перед лицом окружения империалистического и выживем. Нельзя стимулировать бюрократию советскую, управленцев наших славных, иными способами. Что ж, другой бюрократии у нас нет. Нельзя управлять тем обществом, которое мы построили, иными средствами. Нет этих средств.
- А как же идеалы наши? Цели священные? Общество без эксплуатации. Без угнетения человека человеком. От каждого по способностям...
- Все так, Иван Иваныч! Все верно. Все правильно. Без идеи - никуда. За идеей - все вместе пойдем и умрем как один. Но пойми простую вещь - идея не от мира сего, а мир сей - вот он, здесь. И мир этот завсегда любую идею растопчет и опошлит. Слаб человек - не я сказал. А коли слаб, так и контроль над ним нужен. Чтобы угроза над головой висела всегда - что врагом той идеи ты сам можешь оказаться. Реальным врагом. А с врагом мы поступаем круто! И потому для контроля полного - только угроза падения с кресла наркомовского в камеру в Сухановке да в Бутырках. Только угроза из машины персональной в воронок пересесть. Только угроза на полигон в "Коммунарке". Только угроза, что твой же коллега тебя на допросе сдаст. Что жена твоя на тебя телегу напишет. Что дочь твоя, красавица, не в университет пойдет по окончанию школы, а на поселение в степи казахские. Что сын-умница не дипломатом станет, а шнырем лагерным. Что ты ночевать со службы не домой поедешь, а в подвал расстрельный да в крематорий. И это не товарища Сталина прихоть. Это всего нашего народа, партией олицетворенного, решение крепкое. Это истории слово. Это истина полная.
Замолчал товарищ Сталин. Молчит и Иван Иваныч. Прошел товарищ по кабинету к окну. И от окна прошел. В кресло опустился. Трубочку давно потухшую на блюдце положил. И закончил, хитро поглядывая:
- Потому нам на этапе историческом нынешнем никак без заговоров не обойтись. Совсем никак. Только заговоры эти тоже под контролем должны быть. Лучше организовать заговор тот заранее - пока он естественным путем где-нибудь не созреет. Лучше пусть от будет в сознании народа советского - чем в реальности, платы дорогой требуя. Просто пойми - то, что твое сознание перед тобой ставит в образах, это и есть реальность. И если в образах есть заговор - значит, есть заговор. И если есть досье - значит, есть досье. Только как ты свое сознание от чьего-то другого отделишь? Как ты ему свое противопоставишь? А? Свой ум или, например, ум Бога? Ты бы хоть Мальбранша почитал. Или Декарта.
- Я его, товарищ Сталин, читал. Он там про злого духа-демона, вводящего в заблуждение пишет. А Бог в заблуждение вводить не может. Он наоборот - гарантией истины выступает.
- Иван Иваныч. Никакого Бога нет. Это факт. Это я тебе как бывший семинарист заявляю авторитетно. Или прочти у Ницше - Бог умер.
- Сам Ницше тоже умер, товарищ Сталин.
* * *
Налил товарищ Сталин еще по стакану. Поднял стакан свой Иван Иваныч. И - немедленно выпил. А товарищ Маленков - не пьет. Не любит пить товарищ Маленков. В смысле, много.
Примостился товарищ Маленков в уголке, у радиоприемника лампового заморского. Приемник тот - подарок от американского пролетариата.
Вообще-то - всем гражданам советским еще неделю назад прямо предписано личные радиоприемники сдать. Чтобы врага никто не слушал. Слушать можно и нужно только наше советское радио, а читать - советские газеты. "Правду", например. Она - только правду пишет. Или "Комсомольскую правду" - она правду для комсомольцев особую несет, специальную, комсомольскую. Дополнительно пережеванную. Чтоб мозги их, комсомольцев восторженных, ее, правду, усвоить смогли.
Так вот - приемники всем простым гражданам, членам партии и комсомольцам сдавать предписано. Кто приемник не сдаст - может поиметь больших проблем от людей в синих фуражках.
Товарищ Сталин приемник как раз не сдал, но товарищу Сталину можно: он-то как раз и должен знать врага, чтобы понимать, как с ним бороться.
Крутит рукой пухлой товарищ Маленков ручку настройки. Подсвечена шкала светом ламповым теплым. Поет динамик песенки на английском и французском, играет Рахманинова и Шопена. Звенит эфир - пищит эфир. И вдруг - ворвался в кабинет голос бодрый:
- ...Berlin radio reports that on the afternoon of June 28, 1941, German units entered the city of Minsk, the capital of Belarus...*
Побледнел товарищ Маленков. Побледнел Иван Иваныч.
А товарищ Сталин - не побледнел.
Языками товарищ Сталин не владеет.
* * *
Вновь крутится рычажок настройки - рукою товарища Маленкова дрожащей. И новая волна в кабинет врывается - в звоне фанфар, в громе маршей:
- ...Vor einer Stunde hatte das Oberkommando der Wehrmacht offiziell verkündet, Teile der tapferen deutschen Armee hätten die Hauptstadt der Sowjetischen Republik Belarus die Stadt Minsk besetzt. Die Rote Armee in der Moskauer Richtung ist umzingelt und fast vollständig besiegt...**
Заметил товарищ Сталин бледность товарища Маленкова. И бледность Ивана Иваныча тоже.
Усмехнулся товарищ Сталин в усы, чувствуя грудью тупой острый холод:
- А что случилось? Чего все испугались?
Выдавил из себя с трудом товарищ Маленков:
- Товарищ Сталин... Из Берлина и Лондона радио сообщает...
Вновь усмехнулся товарищ Сталин:
- Ну? Так что же оно сообщает?
Выдохнул Иван Иваныч:
- Сообщают, что Минск нами сдан. Сегодня...
Побледнел теперь и товарищ Сталин. Даже не побледнел - а посерел. Будто вся кровь из тела товарища Сталина ушла в направлении неизвестном.
- Так, - произнес товарищ Сталин тихо.
*) Берлинское радио сообщает, что во второй половине дня 28 июня 1941 года немецкие подразделения вошли в город Минск, столицу Беларуссии.
**) Верховное командование Вермахта час назад официально объявило о том, что части доблестной немецкой армии овладели столицей советской Беларуссии городом Минском. Красная Армия на московском направлении окружена и почти полностью разгромлена.
* * *
Полыхнуло в кабинете на мгновение яростью беспримесно-сжигающей - как сжигается синим пламенем в кислороде чистом воздух в герметичных отсеках подлодки:
- Если Минск сдан - то почему молчат Тимошенко с Жуковым?!! Где вся эта, блядь, распроёбаная, блядь, Ставка с Наркоматом и Генштабом?!! Почему не докладывают, ебать их в пизду?!
Но через мгновение - успокоился чуть товарищ Сталин. Заговорил глухо-приглушено:
- Они, суки, двенадцать часов сообщить боялись, что Брест сдан! Они сутки молчали, бля, когда немцы в Вильнюс вошли! Но Брест и Вильнюс это - новая территория, совсем рядом с границей. Спишем на внезапность нападения и прочее. Ладно. Доброта наша погубит нас. А Минск - столица Белоруссии! Охуеть можно! Промышленный центр. Штаб фронта. Крупнейший город! Где доклады военных? Где?
- Товарищ Сталин, возможно, они выясняют обстановку...
- Что? Обстановку? Они ее с 22 июня никак выяснить не могут! Чего выяснять? Все должно быть ясно уже, как слеза спиртовая!
- Возможно, немцы поторопились с объявлением своей победы...
- А если нет? Где тогда весь наш Западный фронт?
* * *
Есть два типа людей, определяемых по основной модели поведения в случае опасности.
Первый тип - впадает в панику и лишается всякой возможности действовать. Более того, люди этого типа обладают потрясающей способностью заряжать паникой и всех окружающих.
Второй тип - в панику не впадает. Наоборот, именно в критической ситуации люди этого типа обнаруживают редкостную способность концентрироваться, собираться и вести за собой всех остальных. Этот тип людей имеет свое название - неформальные лидеры.
При этом лидеры эти не высказывают и не выказывают своего страха. Наоборот - в момент сильнейшей опасности они веселы и игривы, как морские котики. Не значит то, что они не боятся. Просто они страх свой бороть умеют.
Товарищ Сталин принадлежал ко второму типу. И потому первоначальное помутнение рассудка мгновенно сменилось в его сознании холодно-веселым бешенством разума.
И решение он принял мгновенно.
Во-первых - просигналил секретарю товарищу Поскребышеву закрыть приемную, а всех посетителей особо вызванных - направлять через комнату отдыха.
Во-вторых, вызвал в кабинет свой еще кое-кого.
* * *
Вытянулись перед товарищем Сталиным на красном ковре комендант Кремля генерал-майор товарищ Спиридонов и комиссар госбезопасности третьего ранга товарищ Власик. Сидит товарищ Сталин в кресле, глубоко утонув в коже кресла того мягкой, да трубочку-то посасывает.
- Товарищ Спиридонов! Наркому связи СССР генерал-майору войск связи товарищу Пересыпкину - сигнал: немедленно отключить Наркомат обороны СССР от всех линий, прежде всего - ВЧ. Командиру Полка специального назначения - силами до батальона по тревоге выдвинуться в район улицы Фрунзе и Арбатской площади и блокировать внешний периметр квартала зданий Наркомата обороны. Выдать боевые патроны. Мотобронедивизиону - тяжелую технику оставить в ППД, взять только легкие броневики. Соблюдать полное радиомолчание. В случае любого сопротивления - огонь на поражение. По ВЧ - срочную телефонограмму командиру Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского генерал-майору товарищу Марченкову. Приказ - выдвинуть силы дивизии по Горьковскому шоссе в Москву, блокировать пространство внутри Садового кольца, возле военных училищ и академий. Конкретное исполнение - на нем и его штабе.
- Так точно!
- Товарищ Власик! Подобрать десять надежных людей с оружием, собрать их в подъезде Первого корпуса Кремля в полной готовности.
- Слушаюсь, товарищ Сталин! Разрешите выполнять?
Кивнул товарищ Сталин:
- Выполняйте...
Развернулись кругом четко через левое плечо товарищи Спиридонов да Власик, вышли из кабинета, сапогами уминая ковер мягко-ворсистый. А товарищ Сталин - вновь трубку телефона снял:
- Прошу соединить меня с товарищем Мехлисом.
* * *
- Товарищ Сталин! Нарком Госконтроля СССР, заместитель наркома обороны, начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии армейский комиссар первого ранга Мехлис по вашему вызову прибыл.
- Товарищ Мехлис, у тебя есть пистолет?
- Так точно, товарищ Сталин! П-08.
- В кобуре?
- Так точно, товарищ Сталин!
- Переложи его, Лев Захарыч, в карман штанов. Сейчас мы поедем в одно веселое место. Твоя машина идет сразу за моей. К тебе в машину мы подсадим еще двух сотрудников. Вопросы?
- Никак нет! Готов выполнить любое приказание партии.
- Задание - возможный арест руководства НКО СССР. Или - его ликвидация.
- Понял, товарищ Сталин! Всегда готов!
* * *
Хороши казармы полка Особого назначения НКВД СССР. Просторны. Крепки. Располагаются те казармы в здании бывшего Арсенала кремлевского. Звенит в казармах сигнал тревоги. Мигает красный сигнал над дежурным постом. Гудит зуммер дежурного телефона в дежурной части. Хватает трубку командир с повязкою красной белеющей надписью "Дежурный".
- Дежурный по части батальонный комиссар Чистяков! Слушаю вас!
Гремит голос металлический в трубке дежурного:
- Командирам - полста-пять! ГРОЗА! Выполнять немедленно!
- Есть - полста-пять, ГРОЗА, выполнять немедленно!
Горят окна светом желто-воспаленным. Топают по коридорам и лестницам сапоги яловые с подковками стальными. Срываются пломбы со шкафов и решеток. Гремят бронированные двери комнат оружейных, раскрывая ряды винтовок СВТ-38 и пистолетов-пулеметов ППД-40. Здесь же - пулеметы ДП-27 и ручные гранаты Ф-1. Здесь же - противогазные сумки. Здесь же сухпай, дневной рацион. Распакованы цинки. Выданы боевые патроны. Пристегнуты к ремням штык-ножи широкие.
Строятся взводы и роты на широком дворе арсенальном, чешуею брусчатки покрытом. Докладывают командиры. Раздаются команды.
- Товарищ майор, рота... по тревоге построена, готова к выполнению боевой задачи!..
- Выводите роту на площадь, там - погрузка. Следовать дальнейшим указаниям!
Вытягиваются колонны сквозь ворота Арсенала. Гремят сапоги по брусчатке. А за воротами - грузовики крытые, трехосные, ЗиС-6. Запрыгивают бойцы сходу в кузова под брезент. Защелкиваются задние борта. Хлоп-дзын!
Хлопают двери кабин. В каждой кабине рядом с водителем - командир взвода, его зам, старшина или политрук. Газуют машины, на Соборную площадь мягко выруливающие.
Ревут моторы. Светят фары ночные под козырьками затемнения. Вылетают грузовики из ворот Боровицких и Спасских вереницей, фарами да хвостовыми огнями подсвеченной. Здесь же параллельной колонной - броневики БА-10 и БА-20 пристраиваются, башнями с пушками да пулеметами покачивая.
На площади Боровицкой у излета моста Большого Каменного - регулировщик военный выставлен - с белым ромбом на рукаве, с флажками в руках. Машет регулировщик флажками, колонне направление указывая, движение по улице перекрывая взмахом ловким.
Делится колонна на два рукава. Один - налево, по Волхонке вытягивается. Другой - направо, по Моховой да по Коминтерна улице. Еще одна колонна - через улицу Горького на кольцо Бульварное. Охватывают колонны квартал Наркомата обороны периметром плотным, соединяясь в районе Арбатской площади.
У подъезда Первого корпуса Кремля - тоже ЗиСы, только легковые, лаковые бока вытянули. И еще - пара-тройка "Паккардов". Выходят из подъезда быстрым шагом товарищи Сталин, Маленков, Мехлис. Здесь же Иван Иваныч. И здесь же - сотрудники охраны с товарищем Власиком. С пистолетами в карманах бриджей сукна синего.
Хлопают двери. Газуют машины. Светят фары. Все - насторожены.
Вылетела кавалькада из ворот Боровицких.
Выскочила наперерез Моховой улицы прямо на улицу Фрунзе.
А уж здесь... Здесь водилы умелые дали на подъеме газу солидного. Взревели двигатели свирепо. Дохнули выхлопом плотно-сизым в ночь июньскую ясную.
Сменилась луна пару дней назад. Потому и ночь хоть и ясная - но темная.
Со светлым серпом молодого месяца.
* * *
Вокруг квартала Наркомата обороны стремительно развернулся 1-й батальон Полка Особого назначения НКВД СССР. Воевать реально тот полк и тот батальон не умеют. Линию фронта удержать не смогут. Прорвать укрепрайон тоже. И не надо. Они другое умеют как никто - кварталы блокировать, учреждения под контроль брать, да врагов давить всей мощью своей огневой.
Вытянулись грузовики вдоль улицы Фрунзе. И вдоль Арбатского бульвара. И по переулку Колымажному. Сгрудились на площади Арбатской, прямо у вестибюля метро да рынка крытого бронемашины мотобронедивизиона. Под прицелом - окна наркомата. По секторам обстрела возможного.
Еще группа бронемашин - на углу Бульварного и Антипьевского переулка. То же - в переулке. Откроют все они по сигналу огонь из сорокапятимилиметровок. А там - не жить никому.
Военное положение в Москве введено. Еще с 22 июня. С затемнением полным. Потому - фары грузовиков, бронемашин да легковушек штабных приглушены. Потому улицы - темны. Потому курить никому нельзя.
* * *
Чтобы войти сквозь дважды двойные двери с парадного входа, с улицы Фрунзе, в здание Наркомата обороны СССР - высокое, с колоннами, - нужно удостоверение предъявить иль пропуск специальный. А как вы думали - режимный объект. Для того сидит здесь за конторкой дежурный командир комендантского полка. А рота и взвод дежурные здесь же, рядом, в караульных помещениях.
Поднял дежурный командир трубку телефона городского. И другую поднял. И третью. Молчат трубки. Тишина льется из трубок тех как небытие и ничто из книжек философов умных.
Поднял дежурный трубку селектора. Шум из трубки адский гремит, помехи гудки гасят на вылете.
Скомандовал едва-едва командир тот дежурный:
- Тревога! Проблемы на узле связи...
А тут - и дверь вестибюля главного сама распахивается.
И в дверь идет - ОН.
Товарищ Сталин. Сам.
Вытянулся за конторкой дежурный капитан. И лейтенант полка комендантского. И сержант вытянулся. И двое ефрейторов плечистых.
Ведь в дверь сам товарищ Сталин проходит. Молча.
А за ним - товарищи Мехлис да Маленков. И еще кто-то.
Тянутся-тянутся во фрунт командиры и сержанты на входе.
Аж до бездыхания.
И еще - вслед за товарищем Сталиным в дверь прут командиры в форме войск НКВД и госбезопасности.
С пистолетами. Наизготовку.
* * *
Ай, хороши-широки коридоры в Наркомате обороны. Ай, хороши. Aй-ай-ай!
И ковры хороши. И паркет. И двери. И картины на стенах в рамах золоченых. Любит наш народ свою армию родную. Не жалеет ничего для ее руководства. Ни ковров, ни паркета, ни дверей, ни ламп стекла матового да хрусталя горного. И мрамора для лестниц широких. И мозаик ярко-смальтовых на тему героизма и верности родине.
Еще хороши коридоры тем - что сквозь них строем плотным двигаться можно.
Идет товарищ Сталин по коридорам тем. За ним - товарищи Маленков и Мехлис. У обоих - в карманах пистолеты. Чуть дальше - Иван Иваныч в костюме штатском. Тоже с пистолетом. В штанах со стрелками выглаженными. Да в пиджаке заграничном.
А по сторонам и сзади - сотрудники товарища Власика, Николая Сидорыча. Эти просто - с пистолетами в руках. Не таясь. Не прячась. Не стесняясь.
Ибо цель их - безопасность товарища Сталина.
* * *
В кабинете наркома и председателя Ставки Верховного командования Красной Армии - сам Председатель Ставки и нарком обороны Союза ССР Маршал Советского Союза товарищ Тимошенко. Здесь же начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии товарищ Жуков.
У столов картами оперативными застланными - заместители начальника Генерального штаба: генерал-лейтенант товарищ Ватутин и генерал-лейтенант товарищ Маландин. И еще два замначальника Оперативного управления - генерал-майор товарищ Василевский и генерал-майор товарищ Анисов.
Колдуют генералы над картами. Обсуждают. Ругаются. Решают что-то. Трет задумчиво подбородок брито-массивный товарищ Тимошенко. Думает думу глубокую. Решает что-то. А вот что - непонятно.
И тут - двери в кабинет распахнулись.
* * *
Вытянулись генералы недоуменно.
Поднял взгляд от карт стратегических нарком обороны СССР и Председатель Ставки Верховного командования Маршал Советского Союза товарищ Семен Константинович Тимошенко. На двери товарищ Тимошенко посмотрел. А в дверях...
* * *
...А в дверях распахнутых - Председатель Совета Народных комиссаров СССР, Генеральный секретарь ЦК ВКП (б) товарищ Сталин со свитой. И секретарь ЦК, товарищ Маленков, И нарком госконтроля СССР, замнаркома обороны СССР товарищ Мехлис. И еще кто-то на актера Черкасова неуловимо похожий.
И еще в двери вошли сотрудники из охраны кремлевской. С пистолетами. Наизготовку. И сразу весь кабинет взяли в коробочку.
Прошел товарищ Сталин в центр кабинета. Стремительно. Аки дух бестелесный.
И свита его тоже - прошла. И периметр кабинета перекрыла надежно. Особенно окна, занавесями плотными задрапированные, за которыми мрак ночной июньский плещется затемнением московским военным усиленный.
Вытянулись товарищи Тимошенко и Жуков.
Выдохнул товарищ Сталин:
- Ну?
Блеснул лысиной да петлицами золотом шитыми товарищ Тимошенко:
- Товарищ Сталин! Мы работаем над ситуацией...
* * *
- Минск вы сдали, товарищи генералы, или - как? Сдали?
Молчат генералы. Молчит Маршал Советского Союза.
Прошел товарищ Сталин вокруг стола. И вновь заговорил - тихо-зловеще:
- А что в Прибалтике? Что с Даугавпилсом, Ригой и Псковом? Что на Украине? В чьих руках Житомир?.. Что с Румынией? Что с Одессой? Что с финнами? Что с Ленинградом и Мурманском? Что делают маршалы Ворошилов и Шапошников в штабе Западного фронта? Где болтается маршал Кулик? Или маршалов наших прославленных немцы в клетке по Берлину уже готовы возить?
И уже не заботясь - ткнул в ярости кулаки в стол - в ткань карты, стол тот покрывшей:
А самое страшное здесь из всех явленье-то - Иван Иваныч. С пистолетом.
Он и без пистолета смертельно опасен. Правда - чем конкретно неизвестно, но слухами земля полнится. А уж коли он с оружием в руках - все серьезнее становится просто на порядок.
Так что можно было бы сказать, душой не кривя, - Карачун наступил.