Заглушил мотор мотоцикла Степа, прислонил своего стального к стене бревенчатой солнцем вечерним нагретой. Прошелся, разминая ноги. Посмотрел на Альку. И протянул:
- Дааа-с. И отсюда уже улетели все. Быстро они.
Пожала плечами Алька.
- Надо поискать. Вдруг кто остался? Вон там - самолеты стоят, да ангары какие-то.
Посмотрел Степа на край поля. Действительно - застыли на другом конце его, под деревьями, под сеткой маскировочной, где четыре дня назад щель противовоздушная была, куда товарищ Кныш так неудачно упал, самолеты, штук пять-шесть.
Только невооруженным взглядом видно - неисправные те самолеты. У одного - хвост пробоинами изуродован, у другого - фюзеляж в решето превратился, у третьего шасси правое надломано, на крыло завалился. У остальных, наверняка, тоже проблема какая-то. Движок, может быть, сдох, а рембаза с запчастями отсутствует. Или топлива просто нет - вот их здесь и бросили второпях. И тот, пассажирский, на котором Степа с товарищем Кнышем прилетел - там же горбится силуэтом массивным, иллюминаторами разбитыми да дверями распахнутыми.
Перевел взгляд Степа на ангары справа.
И увидел двоих, к ним бегущих, в летных кобинезонах синих.
* * *
Машет рукой тот, что чуть впереди бежал. Невысокий. Стройный. Видны из-под комбинезона на воротнике гимнастерки петлицы лазоревые с галуном золотистым, эмблемой летной да с кубиком эмалевым.
- Кто вы такие? Что здесь делаете?
Вынул Степа удостоверение командирское из кармана гимнастерочного, протянул, козыряя небрежно:
- Я - военинтендант 3-го ранга Васнецов, со мной младший воентехник Краснова. Мы сотрудники центрального аппарата Наркомата обороны СССР. Выбираемся из-под Минска. Нам срочно в Москву нужно попасть для доклада руководству.
Подбежал и второй, тоже в комбинезоне синем поверх гимнастерки, тоже крепкий коренастый, с техническими эмблемами латунными на петлицах голубых с сержантскими треугольниками рубиновыми. Козырнул Степе в ответ тот, что первым прибежал, приложив ладонь к пилотке грязной на голове белобрысо-стриженой, отчеканил звонко-мальчишечьи:
- Младший лейтенант Климкин! Летчик. А это - старший сержант Пилипенко из батальона аэродромного обслуживания. Оставлены командиром полка для починки и эвакуации неисправной боевой техники.
- А где все остальные?
- Улетели. У нас еще на неделе началось частичное перебазирование сначала в район Минска, а сейчас - на основные аэродромы в районе Могилев-Чаусы да в Белыничи-Круглое. Оборудование вывозить начали, матчасть да документацию. Часть самолетов перегнали, боезапас переправили, склад топливный частью вывезли, частью слили, частью пожгли. А вчера получили приказ из штаба дивизии на полную эвакуацию аэродрома.
- Эвакуация? Но ведь немцы где-то за Березиной еще?
- Не могу знать. Говорят, что штаб фронта куда-то под Могилев из Минска перебазировался. Может быть, для прикрытия и нас туда перебросили.
- Так, - выдохнул Степа. - А другие аэродромы поблизости есть.
- Есть, товарищ интендант, но я же говорю - эвакуация. Ни самолетов не найдете исправных, ни топлива, ни боеприпасов. Везде одно и то же...
* * *
- Стоп! Погоди... - встряла в разговор Алька. Посмотрели на нее мужчины удивленно, словно не замечали они ее до сих пор, а теперь вот сподобились. И даже Степа взгляд удивленный с трудом большим скрыл. - А вы сами-то как часть свою догонять собираетесь?
Вступил тут в разговор и сержант из БАО, словно осмелев после слов алькиных. Затараторил:
- Так у нас здесь самолет есть, пассажирский, ПР-5. Туточки, в крайнем ангаре. На нем какое-то начальство, чи шо, из штаба дивизии вчера прилетело да в мисто поихало. А у самолета при посадке шасси чуть хрупнуло. Чого хрупнула - та бис ее, падлу, знает. Конечно, у нас полоса-то не бетонная, понимать надо, очами дивитися. Та йще и бомб накидалы. А воны як на Ценральный аэродром... Ну, товарищ комэск и велел починить. Да как тут починишь - все эвакуацию робыть бросились, матчасть вывозить.
Сплюнул сержант слюною длинной - и продолжил быстро:
- Бились мы вдвоем, робилы, просили дать хить пару людын в допомогу - та бистолку усе. Тем более, шо начальство то не вертнулось сюды. Вот и думкаем теперь с товарищем лейтенантом - может бросить цю хрень, та пехом иттить?
- А что с самолетом-то произошло?
- Та говорю ж - стойки шасси подломились. Чи заводской брак, чи при посадке налетел колесом. Стойки эти сами мы сделали-заварили-зробылы еще утром - да его ж надо на домкрат поднять, чтобы все приладить. Да домкрат наш херов-то - резьбу и сорвал. Хотели на стоечку, с ручника. А тут-то силенок наших маловато трошки буде.
- И топливо в самолете есть?
- Есть. Наши, перед тем как бензовозы в тыл угонять, его под самую пробку залили. Потому и тяжел.
- И двигатель в порядке?
- Конечно. Чего ему сделается? Целехонек. Если б не вы, мы бы самолет тот сожгли к чертовой матери. А теперь с вашей помощью мы легко за час-полтора управимся.
- А нас с собой возьмете?
Засмеялся весело младший лейтенант товарищ Климкин:
- Вообще-то неположено посторонних брать. Инструкция. Но если поможете - возьмем под свою ответственность.
- Ну, показывайте тогда фронт работ, товарищи летуны!
* * *
С самолетом только на первый взгляд просто все было. Казалось бы - заменить стойку шасси в виде буквы "М" да колесо к ней пристроить. Ан - нет. Тут надо сперва самолет тот поднять да под него упор подложить, а то все механический силушки требует.
Да и сама стойка тоже неслабая - одному держать ее пока второй ключом гаечным с болтами управляется да горелкою кислородной тоже занятие мало веселое. Сварка должна быть качественной.
Сделать типа "и так сойдет" - как говорится, "на отвернись" - никак нельзя, жизнь, она человеку всего один раз дается и вряд ли кто-то желает, чтоб ее самолет прервал, при посадке скозливший или скапотирующий. Потому и делают все ребята-летуны со Степой на совесть.
А Алька что? А Алька тоже время проводит весело и интересно - мастерскую саму рассматривает, ангар с потолком полукруглым, ребристым, книги да наставления смотрит разные с чертежами мудреными да инструкциями подробными. Ну, или инструмент какой подаст. Или тряпку - руки грязные вытереть.
Хлопнула горелка, зашипев глазом ярко-голубым. Брызнул металл раскаленный каплями быстрыми.
* * *
Пропало постепенно солнце вечернее за дымкой густой, к горизонту в тучи переходящей. Свежеет на улице. Ветерок пошел прохладный порывами, бумаги у штаба рассыпанные по полю растаскивая. Гром где-то далеко, за Березиной или Свислочью пророкотал глухо-утробно. Подошла Алька к воротам ангара, посмотрела на тучу ту сгущающуюся. И спросила звонко, чтоб все услышали:
- А парашюты-то у вас, соколы сталинские, имеются?
Засмеялся из-под крыла сержант Пилипенко:
- А вы шо, товарищ воентехник, умеете прыгать?
Сощурила Алька глаза свои льдисто-змеиные да прямо в смех тот, да со смехом все вместе в глотку смехачу-сержанту воткнула. Поперхнулся сержант, закашлялся. А Алька и отвечает голосом ангельским с улыбкою сахарной:
- Немного умею. Чуть-чуть. Самую малость.
* * *
Закончил свое сообщение товарищ Маленков и умолк. Потрепал его по плечу товарищ Сталин ласково:
- Молодец! Молодец Георгий. Большой молодец. Большое дело сделал. И самое главное - вовремя. Сейчас после тебя у меня еще одна встреча с рядом лиц интересных по вопросу одному архиважному. Заодно и о деле нашем общем поговорим-обсудим.
- Товарищ Сталин. Иван Иваныч, товарищ Карачун, желал бы ответить на все ваши вопросы лично.
- Понимаю тебя, товарищ Маленков. И Ивана Иваныча понимаю. Только к чему нам подробности ненужные, когда результат известен? К чему время тратить?
- Хорошо, товарищ Сталин, я ему все передам.
- Постой. Он решит тогда, что я его видеть не желаю. А я желаю. Почти неделю места не нахожу, кушать не могу, спать ложиться боюсь. Так что завтра жду вас обоих у себя, но не здесь, в кабинете официальном, не через приемную общую, а в комнате для отдыха, через коридор боковой. Так и скажи ему - жду, ждал и ждать буду. И не сержусь-не гневаюсь давно уже.
Вздохнул товарищ Маленков облегченно и к другому моменту перешел мягко и плавно:
- Тогда последний вопрос. По поводу вашего, товарищ Сталин, выступления по радио.
Вспыхнули огнем ярким глаза товарища Сталина тусклые. Коснулся мундштук трубки сталинской пуговицы коричневой на френче товарища Маленкова плотно-застегнутом:
- Я считаю, товарищ Маленков, что это выступление должно состояться послезавтра, 29 июня, ровно через неделю после начала войны. Трудна была для нас эта неделя. Ко многому мы оказались неготовы. Многое пересмотреть пришлось. Но теперь, полагаю, испытания позади. Немцы должны свой темп первоначальный сбавить и рано или поздно остановиться. А мы должны ликвидировать их прорвавшиеся группировки в Прибалтике, Белоруссии, на Украине.
Попытался товарищ Маленков что-то сказать - но остановил его товарищ Сталин рукою властной:
- Да-да! Ликвидировать быстро и жестко, с активным использованием резервных армий группы товарища Буденного. Как раз 29-го, я считаю, можно отдать приказ на общее наступление Красной Армии по широкому фронту, с последующим переносом войны на территорию противника. Необходимо связать, сковать немцев на центральном направлении в районах Люблина, Варшавы, Кенигсберга - с началом проведения активных сухопутных операций против Финляндии на севере и Румынии на юге. Именно это и надо в тезисах моего выступления обозначить предельно выпукло.
Вновь побледнел и сразу покраснел товарищ Маленков:
- Товарищ Сталин, реальная обстановка на фронтах еще до конца не выяснена. Генштаб не располагает точными данными по конкретным участкам - поэтому, думаю, с этим пока стоит повременить.
* * *
Завершена работа - на месте стойка, в порядке шасси, заварен прочно металл, готов самолет к полету опасному дальнему. Заскочили внутрь младший лейтенант Климкин да старший сержант Пилипенко, на креслах пилотов расположились перед рогульками штурвальными да приборами хитрыми со стрелками да шкалами.
Проникли вслед за ними Степа да Алька в салон пассажирский. Невелик салон - всего-то четыре места да багажный отсек. В проходе - два парашюта ПЛ-1 валяются небрежно брошенные. Посмотрела Алька вокруг внимательно - нет других парашютов. Тронула младшего лейтенанта за плечо вопросительно:
- А что - парашютов всего два?
Хихикнул вновь Пилипенко - но осторожно:
- А нам они, товарищ воентехник, и не трэба! Мы теперь с нашей птичкою вместе, сроднились - куды она, туда и мы.
Защелкал тумблерами на панели приборной младший лейтенант, молча. Обернул к Альке лицо напряженно-мальчишеское:
- Надевай парашют! Без разговоров. И вы, - он Степе кивнул подбородком острым, - товарищ военинтендант тоже. Других у нас все равно нет, а лететь надо. Надевайте. Быстро. Я приказываю. Я здесь на борту командир.
- Слушаюсь, - пожала Алька плечами.
* * *
Засмеялся товарищ Сталин тихо-тихо:
- Не веришь военным нашим, Георгий? Правильно не веришь. Есть основания. Но помимо веры еще и логика есть. И логика та говорит, что неизбежно немцы выдохнуться вот-вот должны обязательно. Даже несмотря на внезапность свою. Даже несмотря на наши ошибки возможные. Да уж, побил нас маленько Гитлер. Еще как побил! Немцы - ребята тертые, не финны с румынами. Ничего. За одного битого - двух небитых дают! Ха-ха-ха! Ладно! После горевать будем! Технику - докладывают - потеряли? Танки? Боеприпасы? Пушки?
- Неплохи были пушки-то...
- Ну и хрен с ними - новых наделаем, еще лучше! Зря что ли Магнитку и Кузбасс поднимали? Да и делать-то даже ничего не надо особого - у нас стратегические запасы огромны, для доукомплектования и потерь возмещения хватит. Думаю, пора уже нашей "ГРОЗЕ" прогреметь в полную силушку. Стать "Большою ГРОЗОЮ". Как можно скорее.
- Но для проведения такой операции стратегического масштаба нам резервы нужны. Ведь части прикрытия, которые должны были в "ГРОЗЕ" в первом эшелоне участие принимать сильно потрепаны, понесли большие потери в людях и технике. Часть складов в приграничной зоне уничтожена. Часть аэродромов и мостов разрушена.
- Будут резервы, будут. Мобилизация уже почти неделю идет. Второй эшелон сосредоточение завершает. Еще, если надо, из тыловых округов подбросим - из частей нового комплектования. Только ведь ты не о резервах беспокоишься, так? Ты заговора опасаешься?
Промолчал товарищ Маленков выразительно. А товарищ Сталин все смеется-посмеивается:
- У страха, Георгий, глаза велики. Ведь ты сам только что, минут пятнадцать назад, говорил, что с заговором покончено полностью. Или ты людям своим не доверяешь? А это плохо, Георгий. Очень плохо. Людям верить надобно. После тщательной проверки, конечно.
Кивнул товарищ Маленков слегка, понимающе.
- И еще, товарищ Маленков. Есть предложение, назначить товарища Сталина Верховным главнокомандующим Воруженными силами Советского Союза. И именно в день обращения товарища Сталина к советскому народу по радио.
- Понял, - сказал товарищ Маленков.
* * *
А Степа тут как тут - уже ранец парашютный с лямками брезентовыми в руках держит. Помог Альке Степа лямки на плечи набросить, под ляжками ремни пропустив, на груди защелкнув пряжкою, да подтянув те ремни чуть, чтоб по ее фигуре все было. Болтается теперь сзади ранец парашютный неудобный, но мягкий. На нем летчику в полете сидеть положено.
- Смотри. Вот за это кольцо дернешь, когда из самолета выпрыгнешь. С секундной задержкой. Вот так на земле парашют отстегнешь.
Толкнул Степа Альку к сиденью крайнему. Сам рядом уселся. Без парашюта. Посмотрела Алька на него. Взглядом пронзила быстрым:
- А твой парашют где?
Огрызнулся Степа:
- Тебе в рифму ответить?
И тут, словно всем спорам конец полагая, - крикнул младший лейтенант звонко:
- Всем приготовиться! Второй пилот - к запуску!
- Есть к запуску!
- Контакт!
- Есть контакт!
Пошел по кругу за стеклами кабины пилотской винт по кругу - медленно-медленно в первые пару секунд, но с каждой секундою следующей ход набирая. Чихнул, взревел оглушительно двигатель, выпустив с двух сторон струи выхлопа плотные, зарокотал сытно, запел пропеллер в диск почти невидимый полупрозраный превращенный вращением быстрым.
Вышел самолет из ангара неспешно, словно утка, переваливаясь-покачиваясь. Вырулил на полосу взлетную.
- Системы управления?
- В порядке. Элероны, рули высоты проверены, двигатель на взлетном режиме, все механизмы действуют штатно.
- К взлету готов?
- Так точно - готов.
- Начать разбег.
- Есть начать разбег.
Прибавил оборотов двигатель, превратив сытый рокот в нарастающий рев. Побежал по полосе самолет, набирая скорость, чуть подпрыгивая.
- Скорость восемьдесят. Скорость сто. Скорость сто двадцать. Скорость сто пятьдесят. Скорость двести.
- Взлет!
Потянул младший лейтенант штурвал на себя, повторил его движение Пилипенко синхронно - оторвался самолет от земли и пошел ввысь, высоту набирая норовисто.
Прямо под наползающую с запада тучу грозовую, глухо ворчащую, под первые капли дождя шумно-прозрачного.
* * *
Покинул товарищ Маленков кабинет товарища Сталина ночью глубокой.
Едва товарищ Маленков в приемную вышел - в кабинет новые посетители зашли: Председатель Ставки Главного командования Красной Армии, нарком обороны СССР товарищ Тимошенко, нарком путей сообщения СССР товарищ Каганович, Нарком внутренних дел СССР товарищ Берия, нарком государственной безопасности СССР товарищ Меркулов, нарком военно-морского флота СССР товарищ Кузнецов.
Расселись наркомы вокруг стола широкого, длинного, сукном зеленым покрытого, будто поле бильярдное. Вынули товарищи Тимошенко и Кузнецов из папочек карты, на столе развернули.
Змеится на картах тех линия фронта - от Баренцева моря до Черного. Протыкают линию ту стрелы синие. Отвечают им стрелы красные. Где-то стрелы синие те глубоко в территорию Советского Союза вклинились - прыгает фронта линия к Риге да Минску. Где-то линия та поспокойней себя ведет едва-едва Острова да Горыни доставая, но даже до Тарнополя не доползая. А где-то - в Молдавии да в Карелии - фронт на месте застыл, по госгранице, да и стрел там тех синих почти и нет вовсе.
Вот туда-то взоры товарища Сталина и обращены сейчас напряженно. Вот туда-то все помыслы и направлены. Вот там находится то, ради чего все собрались здесь в час поздний.
Сидят за столом наркомы. А товарищ Сталин - по ковру за их спинами ходит неслышно сапожками кавказскими кожи мягкой, тонкой:
- Мы тут с товарищами посоветовались, и решили, что перелом в войне - не за горами. Судя по всему, немцы сейчас делают последние рывки судорожные. Мы им уже нанесли рану смертельную. Они, конечно, еще очень сильны и опасны - но кровь уже вытекает из них потоками. И силы их тают. И резервы. Считаю, что в момент полной стабилизации фронта примерно по старой линии укрепрайонов, или сразу же после этого нам необходимо одновременно нанести мощные встречные удары в Литве, Белоруссии и Львовском выступе с целью не позднее, чем через неделю выйти на линию государственной границы. Как вы считаете, товарищ Тимошенко?
- Согласен с вами, товарищ Сталин. Момент решающего удара по зарвавшемуся агрессору близится. Но я считаю, что при стабилизации фронта нам следует взять хотя бы на несколько дней передышку, чтобы сформировать ударные группировки, привести в порядок наши действующие части и подтянуть стратегические резервы.
- За резервы не беспокойтесь. Резервы будут своевременно. У нас за перевозки все НКПС СССР и лично товарищ Каганович вот отвечает. Как, товарищ Каганович - сможет ли железная дорога обеспечить нам нужные темпы подготовки, комплектования и доставки.
- Конечно, товарищ Сталин.
- Все же я, как Председатель Ставки и нарком обороны, считаю, что говорить о стратегических операциях такого масштаба пока еще рано. Необходимо все привести в порядок, пополнить, вооружить, обучить. Так быстро это не делается.
- Но, товарищ Тимошенко, давая передышку себе, мы тем самым даем ее и противнику?
- Да, безусловно, товарищ Сталин.
- То есть - даем ему возможность подвезти боеприпасы и топливо, подтянуть тылы, обеспечить части резервами. Так? Но еще более опасно то, что передышку эту враг будет использовать для укрепления линии фронта, готовя качественные рубежи обороны в тылу.
- Так, товарищ Сталин.
- Я считаю, товарищ Тимошенко, что перестраховываться иногда вредно. Нужно уже сейчас так бить врага, чтобы он никаих передышек не имел, чтоб он дух он не мог перевести. И я, товарищи, считаю, что нашему Генеральному штабу уже сейчас необходимо скорректировать планы переноса войны на территории противника с учетом изменения ряда обстоятельств и событий последней недели.
Помолчал товарищ Сталин, шагами мягкими кабинет меряя. И произнес раздельно и веско, словно все сомнения и возражения отсекая:
- Как Председатель Совнаркома я прямо указываю вам, отдать соответствующее распоряжение Генеральному штабу Красной Армии. Пять дней дается на подготовку и раскачку. Неделю даю на разгром прорвавшихся группировок. А там - в наступление. Общее. По плану "ГРОЗА", скорректированному с учетом произошедших событий. И назовем его, как я и предлагал - "Большою ГРОЗОЮ".
* * *
- Товарищ Сталин. Если требуется мое особое согласие и мой приказ с подписью - я всегда поддержу. Сегодня же указание Генеральному штабу будет дано.
Кивнул довольно товарищ Сталин, словно котяра матерый, сметаны жирной отведавший:
- Хорошо. Теперь к вам, товарищ Кузнецов. Как обстоит дело с флотами нашими - с Краснознаменным Балтийским, да с Черноморским?
Поднялся адмирал Кузнецов, стройный красивый, в черном кителе морском облегающем, плотном, с орденами на груди, с шевронами да звездами золотыми, шитыми, на рукавах сукна тонкого:
- Товарищ Сталин. На Балтике нами потеряны базы флота на побережье от государственной границы до Риги. Флот сейчас базируется в Таллине, однако в наших руках по-прежнему острова Даго и Эзель с аэродромами дальней бомбардировочной авиации и авиации флота, пролив Моонзунд, а также база Ханко. При поддержке сухопутных сил флот сможет проводить операции как против Финляндии и ее береговой обороны, так и против занятого противником побережья Литовской и Латвийской ССР в восточно-прусском направлении, вплоть до Мемеля и Данцига с перспективой выхода в пролив Кадетринне и даже к Килю. Что же касается Черноморского флота, то он готов к активным действиям против Румынии совместно с Дунайской флотилией. Нами уже предприняты десанты на румынскую территорию и активные атаки береговых батарей противника у Констанцы.
- А что там у вас с лидером "Москва"? Что с крейсером "Максим Горький"?
- Первый мы потеряли вчера - потоплен немецкой подводной лодкой, уничтоженной, в свою очередь, кораблями прикрытия...
- Понятно. А второй?
- Второй подорвался на мине, отбуксирован в Крондштадт на ремонт, в ближайшее время встанет в строй. Подробности сейчас выясняем.
- Значит, на мине? Вы же говорили, что выявили места минных постановок противника?
Побледнел адмирал Кузнецов:
- Товарищ Сталин, виновные будут наказаны!
Замолчал нарком военно-морской товарищ Кузнецов. И товарищ Сталин замолчал тоже - о чем-то своем задумавшись.
Ну а коль товарищ Сталин молчит - всем остальным молчать сам Бог велел.
* * *
Взлетел ПР-5 над кромкой леса зубчатой, еще выше взмыл, высоту набирая, прямо к облакам темно-свинцовым. Бьют капли дождевые в стекла кабины, сгоняют со стекол дворники струйки быстрые. Ахнула чуть в стороне вспышка молнии. Грохнуло громом глухо-ворчливо.
Кивнул в сторону вспышки той младший лейтенант товарищ Климкин, рев движка перекрикивая:
- Идет фронт грозовой. Я постараюсь в сторону взять, но он нас быстрее накроет. Будет сильный боковой ветер. Тут главное поток не сорвать да в штопор не свалиться. Так что потрясет нас сильно. И очень. Ремни пристегните! Разрешаю блевать, коли подступит.
И тут с востока - два самолета нарисовались стремительно на небе темнеющем.
Прошли стрелою прямо под носом да свечками вверх ушли, мелькнув телами ящеричными да крестами на крыльях черно-белыми.
* * *
Выругался сержант Пилипенко:
- От бисовы диты! Товарищ лейтенант - как, думаете, заметили они нас?
Зло посмотрел летчик сквозь дворники быстро-машущие да капли по плексигласу амебами прозрачными плывущие:
- Конечно, бля, заметили. Мы ж тут как муха на стекле. Только они с востока шли. Наверняка с задания или свободной охоты. Будем надеяться, что топливо у них на нуле. Или они весь боекомплект свой расстрелять успели. На нас им не хватит.
- Бис их знает. Може расстреляли. А може - и нет.
- Гадать не надо. Лучше в грозу, в облака уходить, береженого Бог бережет... Может и проскочим, хотя риск огромный. Сержант! Отключить радиопередатчик и радиомаяк. Пойдем по приборам.
Заложил самолет круто в бок. Наклонились внутри самолета пассажиры и летчики в креслах своих. Подкатил комок к горлу. Хорошо, что пристегнуты все, а то бы летали сейчас по салону, как цветы в проруби.
И едва-едва выровнял полет летчик, как сверху лупанули очереди быстрые - вух-вух-вух, трам-там-там.
И рев моторов пополам с грохотом пулеметов шум дождя перекрыл на мгновение.
Вздрогнул самолет, словно существо живое от боли. Задрожал, будто понесся по невидимой дороге круто-ухабистой. Зачихал и закашлял мотор, завертелась стрела высотомера, ударило в уши затычками воздушными плотными, аки ватой жесткой. Заорал летчик, штурвал на себя вытягивая:
- Кажется, подстрелили, суки!!! Ну, давай, ну давай же, бля!!
Словно послушался ПР-5 подраненный его крика. Чуть полет выровнял. Нырнул в грозу как в одеяло плотное. Охватила их мгла черно-мрачная, густая, как кофе турецкий. Исчезли-пропали самолеты вражеские. Но не прекратилась та тряска - только усилилась. Швырнуло самолет в сторону. И в другую. И вниз еще болтануло.
И молния сбоку вспышкою пролетела раскатисто - рядом совсем. И еще одна. И еще.
* * *
Поморщился Маршал Советского Союза товарищ Шапошников, когда игла ему в вену вошла. Кольнуло в локтевой сгиб несильно. Но зато сразу почувствовал товарищ Шапошников облегчение великое - рассосался в груди камень тяжелый, давящий, успокоилось сердца биение, отхлынул стук в висках напряженно-противный. Вернулся товарищ Шапошников из полузабытья своего вновь в палатку штабную штаба Западного фронта в район города Могилев. Попытался подняться с кушетки узкой походной, да китель с петлицами маршальскими алыми, золотом шитыми, натянуть.
Поднял руку предостерегающе военврач первого ранга - пожилой, с проседью, в пенсне невоенном:
- Товарищ маршал, вам лежать сейчас надо. И в Москву возвращаться срочно! В госпиталь. Без разговоров!
Махнул рукою товарищ Шапошников мрачно:
- Ничего, ничего, голубчик. Мне еще и шестидесяти нет. Двум смертям не бывать, а одна меня и в Москве найдет!
Покачал головой военврач. Поднялся товарищ Шапошников, встал на ноги. Вышел за полог палатки, отдаляющей кушетку врачебную от столов широких с картами линиями синими да красными испещренными да от генералов, у столов тех столпившихся.
Здесь почти все руководство фронта собралось - и генерал-майор товарищ Климовских, и генерал-майор товарищ Семенов, и генерал-лейтенант артиллерии товарищ Клич, и генерал-майор войск связи товарищ Григорьев, и генерал-майор авиации товарищ Таюрский. Здесь же - член Военного совета фронта корпусной комиссар товарищ Фоминых и начальник 3-го отдела штаба бригадный комиссар товарищ Бегма.
Горит сукно голубое, алое да малиновое на петлицах, лимпасах и кантах. Мягко звучит бархат черный. Сияет золото орденов, шевронов и звезд, шитых канителью тонкой.
Замолчали генералы при виде маршала.
Плох товарищ Шапошников. Бел лицом. Губами синен. БелкАми глаз красен.
Раздавили его известия первых дней войны. Уничтожили неудачи. Заставили сердце зайтись в приступе тяжелом, заставили мозг набухнуть тяжестью, заставили печень разлиться болью тупой в подреберье, заставили в вену распухшую иглою стальною тыкать.
* * *
Молчание в кабинете разливается тишиной полной, еще больше ковром, панелями дубовыми да портьерами приглушенной. Прохаживается тихо-мягко товарищ Сталин за спинами наркомов. Вертят шеями наркомы в воротниках кителей и френчей тугих. Глазами товарища Сталина едят. А товарищ Сталин к новой мысли обращается, новую нить распутывает:
- Два корабля мы потеряли за неделю. Новейших ударных корабля. Это не очень хорошо, товарищи. А сколько всего плавсредств погибло в Либаве? Сколько складов? Сколько техники? Эсминец "Ленин" ведь там был затоплен, как вы докладывали? А каковы потери в наших лодках подводных? Ась? Это, как вы понимаете, еще раз - все не очень хорошо, товарищ Кузнецов.
Сглотнул товарищ Кузнецов судорожно. Побледнел еще больше. Почувствовал, как грудь обручем будто тесным сдавило. Ожидает товарищ Кузнецов снятия с должности, срыва галунов золотых да орденов с кителя. Или - ареста. Здесь же, в приемной. Как когда-то, говорят, Ежова и Блюхера брали.
- Товарищ Сталин! Командир ВМБ в Либаве капитан первого ранга Клевенский будет привлечен к самой строгой ответственности! Военная прокуратура уже возбудила...
А товарищ Сталин словно не замечает, что с товарищем Кузнецовым происходит, продолжает похаживать да трубочкой дымить:
- Потери, товарищи, конечно, досадные...
Сглотнули наркомы.
Вспотели спины.
- ...но нет войн без потерь. Такова жизнь. Будем считать все это издержками первого неудачного этапа войны. Теперь война должна направление свое изменить круто. Сделать это вполне в наших силах.
Подал голос адмирал Кузнецов, чуть порозовевший:
- Я, товарищ Сталин, как и нарком обороны, считаю, что разработку операций по разгрому врага нужно начинать уже сегодня. Готов доложить, товарищ Сталин, что оперативный отдел Главного морского штаба уже внес детальные коррективы в наши предвоенные планы.
Махнул ему рукой товарищ Сталин успокоительно, сквозь усы улыбнувшись успокаивающе:
- Хорошо, хорошо, мы поняли вас, товарищ Кузнецов. Итак, война должна радикально изменить свой ход. Тем более, что у нас теперь есть крепкий, оздоровленный тыл. Я рад сообщить вам, товарищи, что заговор, охвативший нашу Красную Армию, особенно ее Военно-Воздушные силы, а также ряд наших ведомств, работающих на оборону, к сегодняшнему дню фактически добит до полного и окончательного разгрома. Да вы, я думаю, товарищи, и сами в курсе происходящего.
Поднялся товарищ Меркулов:
- Так точно, товарищ Сталин. Нами взяты все лица, так или иначе имевшие отношение к заговору. Буквально вчера сотрудниками Третьего отдела штаба Юго-Западного фронта был арестован генерал-лейтенант авиации Птухин. Сегодня же были арестованы начальник штаба ВВС генерал-майор авиации Володин и командующий авиацией Седьмой армии генерал-лейтенант авиации Проскуров. Совместно с Третьим Управлением Наркомата обороны следственной частью вверенного мне наркомата в кратчайшие сроки проведено тщательное следствие по всем эпизодам данного дела. Все арестованные полностью изобличены и сознались в своей преступной деятельности.
- Хорошо, товарищ Меркулов. Вы и ваши сотрудники хорошо поработали. Так же, как и ваши особисты, товарищ Тимошенко. Я считаю, что все обстоятельства нами изучены, все заговорщики выявлены, поэтому новые аресты сегодня уже излишни. Виновные должны понести наказание, а невиновные должны оставаться вне подозрений. Ведь так, товарищ Меркулов? Так, товарищ Каганович?
- Так, - дружно щелкнули зубами оба наркома.
- Считаю, что сразу после начала операций по планам "Большой ГРОЗЫ", необходимо провести процесс по образцу процесса лета 1937 года. По обвинениям в военно-фашитском заговоре. Не добили, не довыскребли мы всю нечисть тогда из-за врага народа Ежова и вредителей в НКВД и особых отделах. Не добили тогда - добьем теперь. Всю мразь тухачесвско-уборевическую под корень изведем. Пусть народ знает, из-за кого мы временные трудности испытываем. Пусть знают, кто вредил нам до войны и стал открытым врагом после ее начала!
Затаили дыхание в кабинете находящиеся, каждое слово товарища Сталина впитывающие. А он - завершает мысль свою великую:
- Своевременная ликвидация заговора позволит нам оздоровить как Красную Армию, так и весь наш оборонный промышленно-производственный комплекс. Так что мы можем славной армии и ее командованию теперь полностью доверять. Снять можем подозрения тяжкие. И руководству промышленности нашей тоже доверять можем полностью. А раз так, то, значит, будут у нас победы новые. Будет боеприпасов и оружия вдоволь. Сломаем мы хребет зверю фашистскому в логове его. Над всеми врагами победу одержим великую. Так, товарищ Каганович?
Насупился товарищ Каганович, побледнел, да кивнул молча резко в знак согласия.
И пальцами воротник френча с воротничком свежим от шеи красной, налитой дурной кровью - отжал, сглотнув судорожно.
* * *
Понимает товарищ Шапошников всю меру ответственности своей. Ведь это он, товарищ Шапошников, до прошлого года Генеральный штаб возглавлял. Это под его руководством все планы войны разрабатывались во всех вариантах. Это к его мнению сам товарищ Сталин прислушивался уважительно. Это он отвечал за возведение у границ районов укрепленных.
И теперь не просто понял - ощутил товарищ Шапошников на плечах своих ответственность ту - давящую, мозжащую, плющащую.
* * *
Дрожит самолет, как в лихорадке. Швыряет его из стороны в сторону. Еле-еле товарищи Климкин да Пилипенко штурвалы удерживают. Хватаются Алька да Степа за кресла да друг за друга инстинктивно. Хотя Альке это все даже нравится - вспышки молний, грохот грома, болтанка адская, да мат. Словно в иное измерение попала. Словно в сон провалилась. В кошмар жутко-веселый. Только что мат, сквозь грохот и гул едва прорывающийся, реальность от сна и отличает.
Вновь кашлянул мотор, вновь чихнул дымом черным, вновь Пилипенко орет:
- Товарищ лейтенант, система охлаждения маслорадиатора вышла из строя! Двигатель теряет обороты. Не вытянет он болтанку!
Обернулся младший лейтенант Климкин к Степе да Альке лицом перекошенным, крикнул ртом разинутым:
- Прыгайте! Пока еще управление есть. Пока мы в штопор не ушли. Ну?!
- Высота?
- Полтора.
Отстегнул Степа ремни в мгновение. Распахнул дверь боковую. Ударило в салон дождем частым, да ветром холодным с пылью водяной. Схватил Альку за плечи - да к двери толкнул. Обернула с нему Алька лик испуганный, глазами змеящий:
- А как же ты?
- Прыгай, говорю тебе! Марш!
Развернул Степа Альку в мгновение одно к двери лицом. Толкнул в спину так сильно, как только мог.
Вылетела Алька во мглу дождевую, руки раскинув. Исчезла в мгновение за потоками быстрыми, ветром назад снесенная.
Накинул тут же и Степа на плечи лямки второго парашюта. Хлопнул по плечам летунов напряженно-взмокших:
- Успеха, ребята!
Крикнули что-то те в ответ.
Но Степа его уже не услышал - в секунду следующую он уже в дверь самолета распахнутую шагнул, а еще через полторы секунды - кольцо парашютное рванул привычно.
* * *
Прошел товарищ Шапошников к столу промеж генералов. Оперся рукой на карты тяжело, ощутив боль свежую в локтевом сгибе:
- Ну что же, голубчики. Похоже, нам всем придется в скором времени платить за горшки перебитые. Нам всем отвечать надобно за то, что мы с вами натворили в Белоруссии. Две армии в оперативном окружении на пятый день войны. Одна армия потерялась в Налибокской пуще, и связи с ней нет. Мехкорпуса с новейшими танками неизвестно где в лесах да болотах брошены. Самолеты на аэродромах догорают. Артиллерия без снарядов сидит, а снаряды саперы на складах рвут. Слишком серьезная ситуация. И просто так это без разбирательства никто не оставит!
- Товарищ Маршал Советского Союза, - подал голос генерал-майор Климовских. - Мы с товарищем командующим неоднократно докладывали...
- Знаю. Читал. Все правильно вы докладывали. И про структуру мехкорпусов наших гигантских, громоздких, почти неуправляемых. И про дислокацию частей наших в приграничной зоне неудачную. И про неразвитую дорожную и общую тыловую логистику. И про нехватку командиров грамотных.
Хватанул Шапошников воздух ртом пересохшим.
- Я-то не спорю, товарищи. Я согласен. Почти со всем. Более того, мы, руководство Красной Армии, действительно никак не ожидали такого развития событий, которое сложилось пять дней назад, утром прошлого воскресенья. Все наши планы в тартарары полетели. Но, товарищи дорогие, это все ответственности не снимает. Вам войска были вверены народом нашим. Части вооруженные. А где теперь войска-то те?
- Товарищ Маршал, - кашлянул Григорьев. - Вы же понимаете, что система связи округа оставляла и оставляет желать лучшего. Мы докладывали в Генштаб, в том числе и совместно с Начальником управления связи Красной армии генерал-майором войск связи товарищем Гапичем. Особенно нам повредила масштабная реорганизация, начатая Наркоматом обороны и Генштабом весной этого года - реорганизация для которой не хватало ни матчасти, ни кадров, ни...
- Да я-то, товарищ Григорьев все понимаю. И побольше вашего, ибо вижу далеко, а сижу высоко. И сказать много я вам права не имею, даже сейчас. Но то, что все понимаю я, еще не означает, что это поймет наш народ. И лично товарищ Сталин.
* * *
Пропал-затих гул самолета сразу.
Хлопнул купол где-то сверху. Закачался на стропах Степа. Головой завертел. Но не видать ничего Степе - дождь да тучи. Только что ветер чуть стих, дождь спокойнее стал и молнии да гром чуть на восток дальше сместились. Да и дождь свирепость свою умерил немного.
ПарИт парашют ниже и ниже. Здесь, наверняка, лес будет. Это плохо. Приземлишься на дерево - потом прыгать придется. С дерева. А если пилоты в грозу ту с курса сбились? Этот лейтенантик зеленый - много ли он налетал, умеет ли ориентироваться в сложных условиях погодных без штурмана опытного? Вдруг они залетели туда, где немцы уже?
Пощупал Степа пистолет в кобуре. Пощупал второй - "Браунинг" маленький в кармане. И успокоил себя - нет внизу никаких немцев. И быть не может. Ведь они сейчас спускаются где-то уже в районе Белыничей, близ Днепра - а тут какие немцы могут быть? Тут тыл глубокий.
Другая проблема есть - где же Алька, точнее, Васька-Василиса? Она раньше его секунд на десять прыгнула, да еще и ветром могло в сторону отнести. Но тут прекратился вдруг дождь, разъяснилось с запада светом оранжево-розовым, и увидел Степа метрах в пятистах от себя, чуть ниже, белое пятно купола едва заметное.
Выдохнул Степа облегченно. Пот со лба вытер.
И выругался. Потому что пилотку потерял, пока прыгал.
Сдуло ее потоком воздушным.
* * *
Взревели за стенами палатки брезентовыми движки автомобильные. Дверцы хлопнули быстрой очередью. Вошел в палатку, чуть пригнувшись, командующий Западным фронтом генерал армии товарищ Павлов, а вслед за ним - заместитель Председателя Совета народных комиссаров СССР, Председатель Комитета обороны при Совнаркоме, Маршал Советского Союза товарищ Ворошилов.
Вновь вытянулись генералы да комиссары. Обернулся к вошедшим тяжело, всем телом, товарищ Шапошников:
- А-а-а, здравствуйте, голубчики...
- Здравия желаем, товарищ Маршал Советского Союза!
- Ну, теперь мы в полном сборе. Весь штаб здесь во главе с командующим и аж целых два маршала. Один из них - заместитель наркома обороны СССР. А другой - член самой Ставки Главного Командования и зампредсовнаркома. Кворум полнейший. Ну, что же делать будем? Что решать?
Хмур Павлов. Осунулся. Веками от недосыпа красными хлопает:
- Товарищи маршалы. Штаб и Военный совет фронта считают, что сражение на подступах к Минску нами проиграно. Мы не ожидали удара сильной механизированной группировки немцев с севера через Вильнюс на Минск и, похоже, даже на Витебск со стороны полосы обороны 11-й армии Северо-Западного фронта. Немцам удалось осуществить крупный прорыв на стыках наших фронтов. Мы бросили против северной группировки немцев почти всю авиацию фронта, которая еще до сих пор оставалась в резерве. Не менее неожиданным стал прорыв немецких танков и мотопехоты со стороны полосы обороны нашей 4-й армии, командование которой уже почти двое суток не выходит на связь.
Моргнул веками воспаленными в ответ маршал Шапошников:
- Что с Минском?
Промокнул генерал армии Павлов лоб высоко-вспотевший:
- Минск сейчас держится. Для обороны командованием фронта выделено два стрелковых корпуса. Еще один мехкорпус, приданный из Московского военного округа, выдвигается для сосредоточения по Варшавскому шоссе в район Борисова без перехода Березины. Мое решение и решение штаба фронта состоит в следующем. Как только немцы увязнут в Минске, мы рядом встречных ударов, используя армии второго эшелона на линии Днепра, сможем прорвать кольцо и помочь нашим частям 3-й и 10-й армии, запертым в Налибокской пуще, выйти из окружения. Я уже доложил соответствующий план и мое решение товарищу Тимошенко - и получил полное одобрение.
- Выйти-то они выйдут, - скрипнул ремнями, скрестив на груди руки, Ворошилов. - А как быть с техникой? Складами? Базами? Как быть с аэродромами? Как быть с живой силой? С авиацией? Куда провалились наши мехкорпуса?