На углу улицы Герцена и Вспольного переулка - особняк небольшой в бело-голубых тонах выстроен. Здесь - официальная резиденция товарища Берии. Здесь же рядом, за оградой небольшой, садик разбит. В стиле XIX века. Хорош садик тем, что нет в нем никого, даже охраны.
Оно и лучше - подальше от всего и от всех. От всяких ушей. На входе - капитан госбезопасности товарищ Саркисов, Рафаэль Семеныч, начальник группы 4-го отделения 1-го отдела НКВД СССР, никого лишнего не допустит, ничего постороннего не пропустит.
Хорошо, пропустил, допустим, вас товарищ Саркисов. Как товарища Меркулова. Вышли вы в садик тот. Прошел товарищ Меркулов сквозь садик. Тут, в садике, все хорошо. Тут и беседочка легкая среди кипарисов стройных. Тут и столик с коньячком да кагором. Тут и блюдо с фруктами свежими - персики да абрикосы из Абхазии, виноград из Молдавии, дыни - из Узбекистана солнечного.
Любит товарищи Берия особняки старинные в европейском стиле. И вообще - Европу. Ну, конечно, чуть меньше, чем любимый Кавказ. Там ведь тоже - в горах уединение. Хоть лопатой ешь.
Сидит напротив товарища Меркулова товарищ Берия. Не в форме он, а в костюме полотняном простом. Губы кусает. И лоб свой морщит.
- А ведь в округах-то ты пошляпил-проморгал...
- Что именно?
- Не что. А кого. Врагов. Народа!
- Ты думаешь - все так серьезно?
- А ты думаешь! Усатый просто так своего человека не отправит. В Западный округ. Чего-то они там ищут. И в Москве.
- Отправил - и отправил. Нам-то что. Мало что ли у нас людей из ЦК да Коминтерна в разных учреждениях обитается?
- А вот еще одно донесение по поводу интересующего нас района Комсомольского переулка - ищут что-то прямо рядом с Лубянкой нашей. Открыто ищут. Саперы кремлевской охраны. Целый двор молотками отбойными расхерачили в Большом Комсомольском. Власик тут работает. Или Сам...
- Да хер бы с ними...
- ...Хер бы... А посмотри-ка - кого первым после группы Тухачевского уничтожать начали? Нашего брата, чекиста! Почему, как думаешь? Из-за того же досье. Если чекисты его нашли - их под нож. Если мы его найдем - нас под нож. Слишком много мы знаем.
- Так Ежов не нашел, сам рассказывал. И мы же - не нашли...
- А если Усатый подумает, что нашли? Всем кирдык! Тем более, что и смену нашу он уже подготовил.
- Как так?
- Зря, что ли в два последних года в структуру госбезопасности столько выпускников Академий военных вошло? С 1939 года свежую кровь вливают и вливают. Вон, заместитель твой, Серов, - артиллерист. Из Академии имени Фрунзе. А тут еще и Особые отделы, в НКО переданные. Михеев, Бегма, Якунчиков, Осетров, Романов, Сиднев, Москаленко, Белянов - список продолжать можно. Все военные кадровые. Большинство - из технарей, а не из совпартшкол. Из инженеров, саперов, химиков, артиллеристов тех же. А на нижних этажах ведь все еще круче закручено... Теперь подумай - что будет, если военные, тобой арестованные, действительно заговор готовили? А скольких мы еще не взяли? Сколько еще на свободе бегает да злобою лютой полнится?
- Если что - нас уничтожит Усатый, а если что - военные. Сразу. Как только война начнется. А она начнется. И вот тогда час военных может пробить. Нам военные Тухачевского и Смушкевича не простят. И они - близко. Ближе, чем кажется. Они ведь уже в органы пришли. Они рядом с кабинетами нашими сидят. Случайно что ли?.. Так что - человек из ЦК в штабе Западного округа - это...
- А, может быть, нам этого человека взять? Негласно? Да поспрашивать?
- Не я, заметь, это предложил. Но нам не человек нужен. Нам досье нужно. Это залог безопасности нашей. И перед Усатым - и перед военными.
- Понял, товарищ генеральный комиссар... Возьмем гадину!
- Только до начала войны человека того брать нельзя. Никак. А то нас с тобою тоже возьмут, если что - за мудя, да и в стойло.
* * *
Солнце уж за горизонт свалилось, когда автомобиль быстрый по проспекту широкому, электричеством залитому, домчал товарищей Копеца, Рыбакова да Альку до штаба округа. Свернул автомобиль во внутренний двор, к тому же подъезду неприметному, от которого их путь утренний начался. Вышли они из машины. И тут ввернула Алька звонко и четко:
- Товарищ генерал-майор, я могу поговорить с вами наедине?
Поднял товарищ Копец брови - так что фуражка чуть вверх поползла:
- Конечно, товарищ Краснова... Прошу в мой кабинет.
* * *
В кабинете следовательском в подвале Внутренней тюрьмы НКВД-НКГБ на Большой Лубянке - сам начальник Следственной части НКГБ СССР майор госбезопасности товарищ Владзимирский, Лев Емельяныч. Попивает Лев Емельяныч кофе с коньячком армянским. Папиросой затягивается из пачки "Казбек" свежераспечатанной. Дым выпускает ноздрями. Хрустит суставами в кистях рук натруженных.
Ввела охрана человека в рубахе нижней да кальсонах грязных, босиком. Точнее - втащила. Да на табурет кинула, за шею чуть придерживая. На лице человека - побоев следы. Не сильные, не глубокие. Опухло, правда, лицо человека - до неузнаваемости. То ли от побоев, то ли еще от чего. Но это в тюрьмах бывает. Не санаторий тюрьма - даже тюрьма пролетарская. А вообще видно по всему - по лицу били, но так, для испуга больше. Вот когда по телу бьют - то бьют сильно и без следов. Здесь следов оставлять не любят. Здесь спецы работают. Мало ли что? Вдруг врага на процесс открытый повезут. Зачем пищу писакам буржуазным давать? Зачем слухи разные подтверждать, врагами распространяемые?
Зажал товарищ Владзимирский в зубах папироску дымящую. На человека, перед ним сидящего, глянул. Портупеей да гимнастеркой новенькой скрипнул сыто-одеколонно.
- Ну-с, сколько уже не спим, вражина сраная?
Качает головой человек, веками красными опухшими хлопая:
- Несколько суток, гражданин следователь... Счет дням потерял. Голова раскалывается. Сейчас прямо здесь засну.
- Попробуй. Знаешь, что будет тебе? Больно будет. Ой, больно. Но если скажешь чего нового о своей вредительской деятельности - спать тут же отправишься. И даже на койку лечь разрешу во время дневное. Здесь вам не ваши интеллигенты из Третьего Управления. Здесь - госбезопасность советская! Не забалуешь!
Вновь похлопал человек на табурете опухшими веками красными:
- Мною еще в Испании был завербован Иван Копец, ныне генерал-майор авиации, командующий ВВС Западного особого военного округа...
Поднял товарищ Владзимирский брови красивые на лице холено-бритом. Прищурил глаза голубые льдинистые.
- Эк, удивил! Да твой Копец буквально завтра с тобой на очной ставке здесь будет. Уже и ордер есть. Прошлогодний снег. Ты лучше скажи - где досье?
- Какое досье?
- Такое. Простое. Не знаешь? Не понимаешь? Следствию помочь не хочешь?
- Не знаю... Не понимаю... Голова раскалывается! Что знал - все сказал... Все!
* * *
- Генерал-генерал, а ты... Ты - заговорщик?
- Нет, кобра.
- Спасибо... Верю. Не ужалю. Но откровенности потребую. Сознайся, генерал, ведь с полетами этими ты все неспроста затеял? И не только для того, чтобы товарища Рыбакова на другой самолет отправить. Ведь платье мое, пока оно на аэродроме в шкафчике в том лежало, наверняка обыскали тщательно? Знаешь ведь, генерал, теперь, что я не просто сотрудник НКО СССР, но сотрудник секретной части Общего отдела ЦК со спецполномочиями? Потому как люди твои удостоверение мое за подписью товарища Сталина на шелке парашютном напечатанное, что в карман платья форменного вшито было, наверняка обнаружили. И тебе доложили.
- Обнаружили. И доложили. Ты уж извини. Но можешь не беспокоиться, не волноваться. Я чужие тайны хранить умею. Со мною твоя тайна умрет. Только я не затем тебя с собою сегодня взял, чтоб платье твое мои люди обшаривали. Я показать тебе хотел - чем занимаюсь, какие проблемы решаю. Ведь здесь - одна проблема на другую лезет, каждая из них неразрешимой кажется. Здесь - боевая подготовка, аварийность, новые модели самолетов неосвоенные, летчики из училищ трехмесячных, рулежку едва-едва освоившие. А там, за границей - ты и сама все видела. Война на пороге. Или мы их - или они нас. И я - промеж двух проблем, что промеж двух жерновов. Чувствую я, что я как Икар древнегреческий. Что очень высоко забрался - не по опыту да не по возрасту. Что из меня генерал - как из говна пуля. Уже в Финскую справиться со многим не мог. Но я в том виноват? Я просил должностей? Я просил ромбов, орденов да звезд золотых?
Еще раз паузу взял товарищ Копец.
- Я летал. Самолеты осваивал новые. Командовал. Долг свой исполнял воинский. А ромбы да звезды были сверху. Сами падали. Даже за Финляндию - поругали-пропесочили да орден Ленина навесили. Я не просил никого ни о чем. И этот свой пост тоже на паркетах штабных не выслуживал. Только вот поменялось что-то в отношении к нам за полгода последние. Смотрят на нас не так, как раньше смотрели. Раньше героями были. А теперь... Дескать, молодые, борзые, выскочки, карьеристы... И еще и заговорщики потенциальные. Похоже, мы все, испанцы, взлетели слишком быстро. Ввысь. Туда где голова от высоты кружится. Туда, где головы рубят. Туда, где солнце все живое своим жаром адским сжигает.
Посмотрел на Альку товарищ Копец. И улыбнулся грустно.
- Не надо нам было туда залетать.... На самый-то верх. А теперь - поздно. Уже жечь нас начали. И до меня вот-вот дойдет очередь.
- А генерал Черных?
- Черных летает не так высоко. Он - лошадка рабочая. Как война начнется - он на месте своем окажется. Если психовать вдруг не начнет. Он такой. А коли не начнет - так повоюет, опыта понаберется, апломб свой подрастеряет, так и еще орденов да звезд подзаработает. Я бы сам с удовольствием свой кабинет на дивизию приграничную обменял, не думая.
Улыбнулась ему Алька, тему меняя опасную:
- А что за посылку объемную вам Байсаров привезти должен был? Он еще шифром о ней сообщил.
Не дрогнул бровью товарищ Копец:
- Да хрень... Рычагов передать хотел. Гостинец персональный, приятельский. Балык да икра, еще, кажется, шмотки какие-то, может и еще чего от себя присоседил. Все-таки - Москва, центральный спецраспред. У нас снабжение тоже неплохое, но то ж ведь подарок от сослуживцев старых.
- А почему он его должен был доставить именно Байсаров? По почте нельзя?
- По старой дружбе. Мы же с ним, с Байсаровым, финскую прошли. Вот он и вызвался.
- А зачем он шифром об этом телефонировал?
Сглотнул товарищ Копец, кадыком по подворотничку белоснежному двинув:
- А хрен его знает. Он иногда делал такие подколы-приколы. Типа сверхважное сообщение - дескать, Еду и посылку везу. Привозит - а там омуль амурский. Или волжский. Он и раньше любил линии связи не по назначению использовать, однажды даже выговор от замнаркома схлопотал. Но, как говорится, выводов не сделал.
Помолчал генерал Копец. И произнес тихо, на Альку не глядя:
- Он еще одну вещь должен был мне доставить. От Рычагова и Смушкевича... И это - не осетрина волжская и не омуль байкальский.
* * *
Выпустил товарищ Владзимирский дым в лицо человеку, перед ним сидящему.
- Вот смотри! Ты с нами сотрудничать не желаешь. Запираешься. Раскаяться перед властью советской не хочешь. А ведь власть крестьян и рабочих, власть советская, тебя Героем сделала! Генералом. Квартиру в Первом доме Советов дала. Машину. Дачу в Подмосковье. А ты плюешь в нее, во власть нашу. В самого товарища Сталина. Чего достоин такой человек? Ну, сам подумай? Чего?
Сглотнул человек на табурете, глянул на товарища Владзимирского глазами разбито-невидящими.
- О чем вы, товарищ следователь? Я же подписал все, что требовалось.
- Тамбовский волк тебе следователь, точнее, товарищ. Скажи, к тебе мало спецсредства применяли, а? Ты еще хочешь? Или чтобы семью твою на пересылку отправили? Или жену сюда привели? Этого хочешь?
- Не понимаю... Вы же... Вы сказали, что семью не тронете, коли я подпишу.
- Ах, какой глупый человек. Сам себе - плохо делает. Сам! А потом говорят про нас, чекистов славных, гадости всякие. Ну как вот с таким упорствующим во зле работать?
* * *
- Не осетрина, не омуль а - ЧТО?
- Материалы по аварийности в наших авиачастях от замов по ТО. Материалы по браку на авиазаводах от военпредов. Материалы по конструктивным недостаткам новых моделей самолетов от НИИ ВВС. Мы со товарищем Смушкевичем планировали к двадцатым числам июня, когда заседание Главного военного совета было назначено, всесторонний доклад подготовить. По всем пунктам. Товарищ Смушкевич к этому и Рычагова подключил, когда того с должности сняли.
- А зачем эти материалы именно вам передавать?
- Это надо у Смушкевича с Рычаговым поспрашивать.
* * *
Вновь у Альки в глазах темнеет, вновь у Альки в глазах двоится.
Если товарищ Копец - заговорщик и предатель, то кто тогда тот, кто его сюда назначил? Если товарищ Павлов - предатель и заговорщик, то кто тогда тот, кто поставил его на пост сей высокий? Если связь между товарищами Смушкевичем, Рычаговым, Павловым и Копецом - и еще многими: Птухиным, Пумпуром, Смушкевичем, Локтионовым - была столь очевидной, то зачем им звания присваивали да ордена навешивали?
Если виновны все, то - кто невиновен?
Если все предатели, то кто тот товарищ тогда, который повсюду и везде предателей-то порасставил?
Кто?
Кто? Придумал это?
Вновь встает в полную силу вопрос, который она тогда поставила, в декабре 1938 года в "Паккарде", перед Иван Иванычем самим.
Если все враги, то кто же - не враг?
Подумала так Алька.
ПОДУМАЛА.
Минуты две. Или три. Или пару секунд. Подумала-то да мозгами да пораскинула.
И выдавила ту мысль из мозга, из ума да разума - аки гной из нарыва.
Ведь если ей те мысли приходят, значит - враг это она.
Она, она, она самая!
И она - сама во всем-то и виновна теперь.
Рвется разум от мыслей таких напрочь.
Кипит - возмущенный.
Капитально!
* * *
- Так эти материалы должен был передать Байсаров?
- И да и нет. Договоренность была, что материалы через него идти будут. А как именно - неясно. Возможно, он их позже привезти планировал, как на новом месте устроится. Возможно, Рычагов со Смушкевичем вообще от идеи своей отказались. Мне про то ничего не сообщали. А в конце мая аресты уже пошли - и в управлении ВВС, и в НИИ ВВС, и, насколько я знаю, в наркоматах вооружений и боеприпасов.
- Эти события как-то связаны?
- Не знаю. Отсюда плохо видно, что в Москве вашей происходит. Но в одном из последних разговоров по телефону Смушкевич намекнул, что на руководство ВВС Красной Армии ведущие авиаконструкторы и нарком авиапрома Шахурин в апреле-мае прямо в Политбюро пожаловались. Потом самого начальника ВВС Жигарева вместе с руководством бюро конструкторских в Кремль на ковер по этому поводу вызывали... Возможно, на этом фоне они с Рычаговым что-то пересмотрели, от чего-то отказались.
- Но документы в Минск не приходили?
- Те, о которых ты говоришь, нет.
* * *
Идет Алька на преступление. Ведет себя Алька как ярый враг, как змея подколодная.
- Генерал, тебе арест грозит. Скорый. Завтра или послезавтра.
Посмотрел на нее товарищ Копец печально:
- Эк, удивила! Я-то и сам все понимаю. Не слепой. Если Смушкевич взят, то и наша с Рычаговым очередь подходит. Тем более что связь между нами и придумывать не надо. Не успеешь ты ничего сделать - механизм запущен, работа идет. Идет быстро да споро - быстрее, чем ты да каналы твои работаете. Да и тебя, скорее всего, все это перемолотит. Вот посмотришь - и ты в эти жернова попадешь, но машину не остановишь. А лично я ТУДА попадать не хочу.
Сощурила глаза Алька:
- Стреляться будешь?
Улыбнулся товарищ Копец белоснежно:
- Буду. Зато семью уберегу... Вон, как Курский или Каруцкий при Ежове. Оба - комиссары госбезопасности третьего ранга. Оба на посты большие в НКВД метили. И оба по пуле себе в висок в нужный момент отправили. Зато похороны торжественные, гроб на лафете, караул почетный, ордена на подушке да прах в колумбарий крематория московского.
- А если не дадут? Если ты свидетель слишком ценный для них?
Остановился товарищ Копец аки жеребец на ходу полном:
- Да уж. Давеча Рыбаков по секрету сказал - патроны во всех пистолетах порченные. Даже в служебном ТТ... Вот же блядь...
Подумала Алька. И вынесла решение тяжкое.
- Стреляться, генерал, тебе не даст никто. Никак. Совсем. А УМЕРЕТЬ просто так - можно. Никто не догадается, никто не заподозрит.
Поднял товарищ Копец бровь удивленно:
- Это как?
Рванула Алька ворот платья форменного, проникла пальцами тонкими за петлицу черную, суконую с кубарем малиновым:
- Смотри, генерал. Я имею право принимать на месте решение. И я принимаю. Если я не могу арест твой отменить или отсрочить - то в другом помогу. Вот, держи подарок тебе.
- А что это?
- Яд. Сильный. В желатине. Твои люди его не обнаружили - да и не могли обнаружить, его профессионалы прятали. Сглотни - оболочка в секунду растворится, а яд в кровь пойдет и тебя убъет. Быстро. Не больно. И пистолет доставать не надобно. Официально у тебя только инфаркт миокарда зафиксируют - и ничего больше. А там ищи причину - отчего да почему.
Взял товарищ Копец ампулу ту пальцами тонкими, крепкими:
- Спасибо, кобра. Я его на самый крайний случай поберегу. Когда все окончательно ясно станет.
- Смотри, не пропусти его, генерал, случай тот крайний.
* * *
Лишилась Алька своего яда - но не беспокоит ее то нисколько. Во-первых, она и так кобра. Вон, товарищи Копец и Григорьев ее иначе меж собою и не кличут. Раз кобра она, то и яду ей своего предостаточно. А во-вторых, не из жалости совсем она тот яд товарищу Копецу отдала. И не из желания помочь. Понимает она, что действительно - не пойдет товарищ Копец под арест предрешенный. Никак не пойдет. Нельзя представить его с руками, назад взятыми, пред конвоем понуро бредущим. Решил все для себя товарищ Копец давно и основательно. А ей - того и надобно. Пусть стреляет в себя на здоровье.
Только ведь в пистолете-то генеральском патроны порченные. Так органы всегда перед арестом делают. Значит, органам нашим товарищ Копец живым нужен зачем-то. И даже если товарищ Копец патроны настоящие найдет - то ведь пистолет изъять или отобрать легко могут. Там волкодавы служат бывалые. Из пистолета еще ведь и выстрелить можно неудачно. Пистолет может отказать в нужный момент или осечку дать. А яд он без осечек действует - да и спрятать его в капсуле легче от глаз бдительных.
Ведь товарищ Копец с жизнью окончательно попрощался не тогда, когда он решил живым не сдаваться и под арест не идти, а тогда, когда нос свой слишком далеко засунул в дела Алькины. И если товарищ Григорьев только догадки строит - то товарищу Копецу о ней известно все доподлинно, из документа тайного, в ткань платья за карманом вшитого.
И потому надежнее выстрела яд тот будет. Гораздо надежнее.
* * *
- Товарищ Рыбаков, есть надежда, что, возможно, еще во всем все разберутся.
- Кто? Никто разбираться не будет. На девку эту, спецсотрудника спецотдела - не рассчитывай. Она ничего не может. Она здесь так... не пришей к бороде рукав. Она может докладывать кому угодно все, что угодно. Но пока это дойдет до верхов - тебя расстреляют десять раз. Смотри - все взяты. Смушкевич, Пумпур, Локтионов, Филин... Не взят пока только Рычагов. Но он сейчас вообще не в Москве, а где-то на курортах. А все остальные по последним данным - уже там. На Лубянке. В изоляторе следственном.
- Я тебя услышал. И очень хорошо.
- Ты о чем? Пистолета у тебя нет! К самолету больше не подпустят. Ты под контролем! Под полным.
- Есть у меня и еще кое-что...
Заинтересовался товарищ Рыбаков.
- А что?
Крепок товарищ Копец:
- Узнаешь.
* * *
- Здравия желаю, товарищ старший майор госбезопасности!
Вошла Алька в кабинет наркома внутренних дел Белоруссии товарища Матвеева, Александра Павловича, в здании бывшего Минского земледельческого общества взаимного страхования, что угол улиц Советской и Урицкого обозначает ротондою полукруглой со скульптурой зеленовато-бронзовой, а на саму Советскую гербом на фасаде выходит.
Молод товарищ Матвеев и весел. И к форме с петлицами краповыми да ромбами эмалевыми не привык - потому и сидит в костюме штатском с орденом Трудового Красного знамени на лацкане.
- Добрый день, товарищ воентехник, приветствую... Мне товарищ Цанава о вас говорил. Только чем же я помочь могу? К армии никого отношения не имею и с округом непосредственно не взаимодействую.
- Но ваше ведомство, товарищ старший майор, контролирует города и аэропорты, вокзалы и почтамты, дороги и коммуникации, линии связи и пути речных сообщений Белоруссии.
- Так точно, контролирует. Но контрразведывательной работой мы не занимаемся.
- Я знаю, товарищ нарком. Меня интересует другое. Ведь ваши люди осуществляют наблюдение за вокзалом города Минска и пригородными станциями, а также государственными учреждениями, телеграфом и почтой?
- Осуществляют, но только внешне. Что вас интересует конкретно?
- Меня интересует вопрос - не прибывала ли через центральный железнодорожный вокзал или станцию Минск-товарная в двадцатых числах мая объемистая бандероль для штаба округа? В обстановке повышенной секретности?
Задумался товарищ Матвеев, рукою подбородок потер гладко-выбритый, лоб молодой в морщины собрал:
- Было дело. Я по этому поводу, помнится, даже в Москву докладывал наркому, товарищу генеральному комиссару. Числа двадцать пятого, утром. Состав из Москвы. Тогда чуть ли не все высшее руководство округа с однодневного совещания из столицы прикатило. Военные весь перрон оцепили, на выходах свою охрану поставили. Видно, что секретность большая. И из вагонов - пару стальных ящиков небольших, размером чуть больше посылки выгрузили, в машины специальные сунули да в штаб отвезли под охраной. Но что там в ящиках - я не знаю, да и не мое это дело.
- А вы с кем-либо из генералов штаба лично знакомы?
- Шапочно. Встречались на разных съездах, совещаниях и конференциях. Отношения исключительно служебные.
- Ничего необычного в поведении сотрудников штаба округа вы не заметили? Никаких странных приказов за этот месяц из штаба не выходило, затрагивающих область работы вашего наркомата?
- А по этому поводу обратитесь лучше к товарищу Цанаве...
Услышала Алька так про товарища Цанаву еще несколько раз.
И поняла - что товарищ Матвеев без товарища Цанавы дыхнуть не может. Боится чего-то товарищ Матвеев, за товарища Цанаву пытается спрятаться.
Значит - копать надо к товарищу Цанаве. Или ждать, пока товарищ Цанава сам за ней не придет.
* * *
И вот ведь еще что Альку смущает сильно. Товарищ Копец ей сильно-сильно отца напоминает. Каким он был тогда. До ареста. Пять лет назад.
Когда ей пальцем указательным прямо в лоб указывал.
Молодой и умный. И безбашенный. И надежд-то полный.
И - как если б жив был.
Где бы он был сейчас?
На чьей стороне?
Язык бы да мозг свой он - куда бы отдал?
На чью сторону?
* * *
- Товарищ Берия. Я так думаю, что нам необходимо срочно усилить наши славные Внутренние войска.
- Спасибо, товарищ Сталин. Я тоже так думаю. Сейчас представление в Политбюро подготовлю.
- Не надо, товарищ Берия. Я уже все сделал. Как председатель Совнаркома. Будем формировать новые дивизии. В тылах глубоких - в Рыбинске, Ярославле, Дмитрове, Загорске, Серпухове, Коломне, Туле, Владимире, Софрино да Муроме. Всего - пятнадцать дивизий. Пополнение - через призывной контингент. Вооружение - со складов мобрезерва Московского военного округа. Комсостав - из резерва Внутренних и Пограничных войск НКВД. Но вот числиться дивизии эти будут, товарищ Берия, не в составе войск НКВД, а в составе Красной Армии.
- Не понял вас, товарищ Сталин.
- А чего непонятного? Весь комначсостав будет проходить по ведомству вашему. Все командиры дивизий - тоже. Но нумерация дивизий будет идти сквозная по стрелковым дивизиям РККА, а не по внутренним войскам. И форма одежды - обычная красноармейская. Без фуражек с васильковой тульей.
- Я так и не понял, товарищ Сталин, - они будут проходить как состоящие по РККА или по НКВД?
- Ты забыл, Лаврентий, что сейчас у нас именно так идут все генералы - по управлению кадров наркомата обороны, вне зависимости от ведомства. Так нужно. Так проще.
- Слушаюсь, товарищ Сталин. Понял.
- Постановления Политбюро и Совнаркома уже подписаны. Да... Кстати! Тут у нас Московский округ освобождается в плане комадования. Генерал армии товарищ Тюленев один из фронтов в войне будущей возглавит. А на Московский округ вместо товарища Тюленева, мы тут с товарищами тут подумали, да и решили генерал-лейтенанта товарища Артемьева поставить. Из войск НКВД. Он еще, кстати, Отдельной мотострелковой дивизией Оперативного назначения имени Дзержинского командовал пару лет назад. К нему членом Военного совета пусть товарищ Телегин пойдет - он ведь тоже из внутренних войск, но по политической части.
- Не возражаю, товарищ Сталин!
- И еще мы тут о твоих генералах думаем-размышляем. Из твоего ведомства. О генерал-лейтенантах товарище Богданове, товарище Соколове и товарище Масленникове. И генерал-майорах товарищах Хоменко и Ракутине. Очень перспективные товарищи.
- Понял, товарищ Сталин!
* * *
Алькин мозг думает. Не смейтесь. Ваш-то мозг-то вообще не думает. Как и мой. А ее - думает.
Так что - не грех, и посмотреть.
Как он думать может.
Копец - предатель. Допустим. И - Рычагов. И вся их компания. Они все на высших должностях в армии и правительстве. Кто их назначил? Кто? Чья подпись под назначениями высокими? Товарища Молотова. И товарища Калинина. Все.
И еще - товарища Сталина. На протоколах Политбюро, где все главные вопросы в нашей славной стране и решаются.
Вот.
* * *
- Товарищ Тюленев?
- Слушаю вас, товарищ Сталин!
- Сегодня особым постановлением Политбюро образован Южный фронт со штабом в Одессе. Вы назначены его командующим. Поздравляю. Берите весь свой штаб, всех своих заместителей - и начинайте погрузку в спецпоезд. Брать только самое необходимое. Время нынче горячее, потому вам на месте не позднее понедельника-вторника надо быть и в командование вступить.
- Слушаюсь, товарищ Сталин. Благодарю за доверие. Только мне нужно письменное постановление и приказ наркома.
- Фельдъегерь уже выехал, будет у вас с минуты на минуту.
- А дела кому передать?
- На ваше место командующего Московским военным округом уже назначен генерал-лейтенант товарищ Артемьев из Управления оперативных войск НКВД СССР. Верный товарищ, проверенный. Он со своим штабом придет и с новым членом военного совета округа бригадным комиссаром товарищем Телегиным - им дела все и передадите без формальностей лишних.
- Так точно, товарищ Сталин, передам... Без формальностей. Сам понимаю, обстановка сложная.
- Это очень хорошо, что вы все понимаете. Очень хорошо. И у меня еще один вопрос к вам будет, пока еще как командующему округом, пока еще фельдъегерь документ не привез, а товарищ Артемьев в командование не вступил.
- Слушаю, товарищ Сталин!
- Как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы? Боеготовы ли части? Сколько времени им нужно для развертывания средств прикрытия и открытия огня? Если вдруг угроза с неба для столицы великой родины нашей возникнет?
- После оповещения постами ВНОС - двухминутная готовность, товарищ Сталин.
- То есть, как только в зоне появится самолет, опознанный как не наш - его собьют через две минуты?
- Так точно, товарищ Сталин. Через две минуты после входа в зону. Так что до самой Москвы он не дойдет-не долетит. Не успеет.
- Это хорошо! Это значит - вы неплохо поработали, товарищ Тюленев. Не нужно нам, чтобы непонятные самолеты по московской зоне ПВО шастали. Ой-как не нужно...
- Я тогда срочно отдам распоряжение своему заместителю по ПВО генерал-майору товарищу Громадину еще раз проверить боеготовность.
- А вот за это спасибо, товарищ Тюленев, отдельное. За ответственное отношение к вверенному вам делу. Это я говорю вам как коммунист коммунисту.
* * *
Тут многие возмутятся: дескать, не о том Алька думает, не то делает. Она же своими глазами видела движение войск немецких на территории сопредельной, сама убедилась, что война рядом совсем. Значит - нужно во все литавры бить, во все колокола звонить, во все сигналы сигналить: на нас напасть супостат изготовился кровавый, на пороге война стоит, страшнее которой не было еще в истории!
Боевая тревога всем командармам: Собенникову, Морозову, Кузнецову, Голубеву, Коробкову, Потапову, Музыченко, Понеделину, Костенко, Черевиченко! К бою мехкорпуса! К бою авиадивизии! К бою пограничники!
Полная готовность флотам и флотилиям! На мостики флагманов, Трибуц, Октябрьский, Головко!
Тревога! Тревога! Тревога! Война на пороге!
А Алька ни о чем не звонит-не трезвонит. И генерал Копец с заговорщиками мнимыми ее больше, похоже, беспокоит, чем за Бугом и у Сувалок увиденное. Странно это. Странно, друзья? Ничего странного нет.
Понимает Алька - что все это не только она видит-наблюдает. Что обо всем штабу округа докладывается, а штаб округа - Москву информирует. И в других округах точно также. Все ниточки информацию в Москву идут. Знает товарищ Сталин и о частях немецких у границ развертывающихся и о автомехколоннах на приграничных дорогах, и о дивизиях в приграничных лесах, и о самолетах на аэродромах приграничных.
Обо всем знает товарищ Сталин. Читает он документы и донесения. Обо всем знал он еще неделю назад, той ночью волшебной, в какую они вместе в Кремле пировали.
Но и о другом знает товарищ Сталин. О том, сколько ударных групп уже развернули немцы. О том - сколько у них танков, самолетов, орудий артиллерийских. Сколько к тем самолетам бомб, а сколько к тем танкам да орудиям снарядов. Сколько пулеметных лент к пулеметам прожорливым. Сколько топлива запасено. Сколько продовольствия и медикаментов. Только зная все это, можно предполагать, когда будет удар нанесен. Только владея всей информацией можно отличить реальную подготовку большой демонстрации.
Вот и получается - что ничего нового Алька не вызнала, все это и до нее знали, обо всем и до нее сообщали. И гораздо лучше и полнее - чем она из кабины самолета своего рассмотрела.
А потому и нечего лишний раз товарища Сталина беспокоить. У товарища Сталина и без нее паникеров вокруг полно. Сказано же было - на связь выходить только в случае самой-самой-самой крайней необходимости. Ее же работа - другая.
Ей сигнала ждать надобно.
* * *
- Итак, товарищ Маленков, у нас на границе западной напряжение. Разведка докладывает. Войска немецкие прямо к границе двигаются. Командующие в округах приграничных тревогу бьют. Тимошенко с Жуковым на мобилизацию намекают.
- Так точно, товарищ Сталин. Напряжение есть.
- Ты теперь, товарищ Маленков, не просто секретарь ЦК. Ты теперь еще - член Военного совета Группы резервных армий, что на линии Днепра разворачивается. Тех самых армий из внутренних округов, чье выдвижение в мае началось.
- Благодарю за доверие, товарищ Сталин!
- Но это все не снимает с тебя, товарищ Маленков, обязанностей твоих, повседневных. Потому ты в Москве остаешься, а не в Брянск едешь. В Брянске есть пока кому поработать.
- Так точно, товарищ Сталин!
- Итак, что у нас на границе?
- Я думаю, что у нас еще дня три-четыре в запасе есть. А то и неделя.
- То есть?
- Думаю, сейчас немцы сперва войска первого эшелона развернут. Прямо на границе. А потом начнется игра на нервах. Будут ультиматумы. По Финляндии. Или по Румынии. Или по Ирану. Пока дипломаты будут решать вопросы, немцы получат возможность усилить группировки до необходимого количества расчетных дивизий.
- Так... А если все-таки нападут?
- Нападут. Но не сразу. Сейчас нет ведь пока концентрации войск необходимой. Военные из Оперативного управления Генерального штаба подсчитали, что немцы развернут на границе в случае войны с нами семь тысяч танков и двенадцать тысяч самолетов. А у Гитлера пока вполовину-втрое меньше.
- Особенно, если сравнить это количество с авиацией и танковыми частями наших приграничных округов.
- Так точно, товарищ Сталин. Но у немцев мало самолетов не только в относительном, но и в абсолютном смысле. В прошлом году они против Франции сосредоточили почти четыре тысячи самолетов. А у наших границ сейчас - около трех тысяч. Всего. От Балтики до Черного моря. Но и мы ведь не Франция. У нас только Украина с Белоруссией три, а то и четыре Франции по площади составят. Значит, немцам еще почти неделя нужна. Минимум.
- Как бы вы поступили, товарищ Маленков?
- Я бы не стал торопить события. Считаю, что на будущей неделе наши общие мероприятия к концу подойти должны. На 25 июня Главный военный совет назначен для принятия нового полевого устава РККА. Как раз мы за оставшееся время с заговором окончательно разберемся. А пока нужно прикрыие дипломатическое организовать. Нотами протеста Шуленбурга и Риббентропа завалить. По самю макушку. И шум в газетах поднять. Особенно - после нашего миролюбивого Сообщения ТАСС.
- По какому поводу, товарищ Маленков, шуметь будем?
- По любому. Любые срывы поставок по Договору о дружбе и границах немцам в строку поставить. Или сосредоточение их войск в Польше, Румынии, Финляндии. Или вопрос о нарушении госграницы немецкими самолетами. Командующие округов постоянно докладывают о немецких самолетах-нарушителях. Мы их запретили сбивать - но протест заявить дипломатический мы тоже в праве. Наше терпение - не безгранично. Можно даже публично статьей в "Правде" редакционной бомбануть. Что-то типа "Дадим отпор зарвавшимся стервятникам!".
- Молодец, Георгий, молодец. Мы одинаково с тобой рассуждаем. Я уже дал Молотову распоряжение вызвать германского посла и вручить ему соотвествующие ноты по поводу самолетов, безнаказанно нарушающих воздушное пространство Советского Союза. Да и насчет статьи - мысль вполне дельная. Сегодняшние газеты уже в печати, завтра выходной, так что к понедельнику - набросай материал, я подкорректирую, а во вторник во всех газетах запустим.
- Но прежде, чем разбираться с немцами, я бы с заговором окончательно разобрался, товарищ Сталин. Выяснить нужно сперва, ликвидирован ли заговор в основе своей, в мозговом центре, нейтрализованы ли главари. А уже потом мобилизацию объявлять. Иначе мы сами, своими же руками, всю власть в руки военных передадим - все линии связи, все пути сообщения, все системы управления и контроля. Без гарантий, что они, солдафоны, нас в расход не пустят. Зато все будет вполне законно, все чисто, все исключительно в рамках мобилизационных мероприятий. Заговорщикам даже напрягаться нужды не будет никакой - все само по себе в ладошки-то упадет.
- Чтобы с заговором разобраться, товарищ Маленков, нам нужно на самый верх посмотреть.
* * *
- То есть, товарищ Сталин?
- А я вот, товарищ Маленков, так думаю. Не могли заговорщики заговор слепить да сделать без поддержки в самых-самых верхах. Какой у них вес в ЦК? Какой у них вес в партии? Тут их кто-то, в Политбюро, Президиуме Верховного Совета или Совнаркоме, прикрывать должен. Непременно. Здесь. У нас под боком!
- Но если они хотели выступить и против ЦК, и против партии...
Покачал головой товарищ Сталин, что-то в блокноте корябая:
- Нет. Они, как и Тухачевский, могли бы выступить только под прикрытием ЦК, собрав чрезвычайное заседание пленума и перетянув большинство голосов на свою сторону. Например, то самое досье обнародовав. Но сами по себе они власть взять бы не смогли. Если бы ЦК напрямую обратился к народу и обвинил их в мятеже, если бы на их сторону не встали бы республиканские и областные комитеты партии, то, боюсь, повторилась бы корниловская история. Тот же Тухачевский в разные времена мог расчитывать на Косиора, Бухарина, Чубаря, Эйхе, Енукидзе, Сванидзе и еще много кого. Поэтому крот наверху и сейчас у них обязательно должен быть. Он и есть.