Вошли Степа да Иван Иваныч в проходную Дворца Советов. С улицы.
Прошли мимо вахтера сумрачного.
И вышли. С другой стороны.
В иной мир.
Пораскинулось, поразбросалось перед ними пространство широкое, аки Русь-Россия-то матушка.
Лежит перед ними - поле бетонное, огромное. То поле - основа зала гигантского, на тысячи человек. Над полем тем - колонны чугунные стоят. В пять-шесть этажей. На колоннах тех - фигурки в бушлатах серо-зеленых копошатся. Краны стрелы к ним задирают ребристые. Справа - леса деревянные да каркасы стальные возводятся. Там - левое крыло Дворца будет. Рокочут машины. Гудят грузовики тяжелые, ярославские, с бетоном высшей марки в кузовах. Ухают копры ближе к реке Москве. Там еще только фундамент закладывают под крыло правое. А уж прямо-то - за рекой-то быстрой - там корпуса краснеют фабрики "Красный Октябрь" кирпичные, шоколадом тонко-пахнущие, золотящиеся в свете солнца летнего, аки Китеж-Град по берегу Светлояр-озера.
Встречает сам начальник охраны строительства, в форме капитана госбезопасности новенькой. Морщит глаза начальник опухлые. Кривит рот с губами тонкими. Зыркает зрачками испуганно. Люди из Прокуратуры и самого Особого сектора ЦК со спецдопусками - это не шутка.
- Вы поймите, товарищ, на нас лежит только обеспечение оперчекистского сопровождения да общего периметра. На КПП - ВОХР стоит. По всем хищениям мелким со стройки, ну там, гвозди или молоток, или проволока - это тоже ВОХР работает. А тут столько всего - ну ничего не успеваешь, чесслово!
- Ладно, Николай Палыч, посмотрим-поглядим...
Провел их начальник охраны, Николай Палыч, в свой кабинет. Прошли они по мосткам деревянным мимо стройки утробно-журчащей. Вошли в домик барачно-щитовой. Вступили в коридорчик малый.
А в коридоре - человечек небольшой, хмурый, в возрасте, в сером бушлате-ватнике да ботинках кирзово-прыщавых стоптанных. Стриженный. Худой. Моет тот человечек-то пол паркетный. Под лозунгом бело-буквенным да красно-кумачевым: "Задание партии выполним в срок!". Задыхается человек в кашле. А рядом - красноармеец в гимнастерке с петлицами краповыми да с винтовочкой да со штыком-то примкнутым, блестящим.
Увидел их красноармеец. И тут же сапогом человеку-то по заднице ватной и врезал:
- В сторону, вражина, блядь!! Не видишь, сука, начальство идет!
Отступил мужичок. Склонил голову.
Поймал его взгляд случайно Степа. И понял - лучше...
* * *
- Да вы поймите, товарищ, мы...
- Да я все понял уже. Где этот ваш, Путятин...
- Идет. Да вот он...
- Как только войдет - сразу сигнал, чтобы всех сотрудников гаража изолировали. Быстро!
- Я понял!
Вошел в дверь раскрытую молодой человек. Глаза выпуклые, наглые. Рот скорчен презрительно.
- Николай Палыч, приветствую вас категорически...
- И тебе привет.
- Чиво звали-то...
А вот тут-то Николай Палыч и не сдержался.
С разворота да с поддыхом - в лицо самодовольно-полногубое - хряссь!!!
Словила ухмылка хамская да кулак жилистый. Кулаком-то тем бычка-трехлетка убить можно в ухо.
Плотно да смачно.
- Я тебе, суке, щас яйца вырву да в жопу засуну!
* * *
Сидит товарищ Путятин на стуле посреди кабинета, слюни кровавые пускает на рубаху-то белую. Зубы разбитые сплевывает. Отдали его минут на пять подчиненным Николая Палыча. Недаром отдали. Сделали ему чекисты сразу - черные глазки. По удару кулаком в глазницу каждую, да по сильному, чтоб кровью черной налились за минуту.
Скованы руки товарищу Путятина наручниками прочными. Стоит над ним Николай Палыч, начальник охраны. Шепчет ласково-угрожающе:
- Ты не понял еще ничего, сука? Ты тут жаловаться кому-то хотел? А вот пиздец тебе будет. Быстрый и скорый.
И с правой ноги - по яйцам Путятину прилетело сильно.
И с левой. Сапогом-то яловым вычищенным.
Отдышался слегка враг народа Путятин.
- Я ничего не понимаю, Николай Палыч, товарищ капитан... это какая-то ошибка.
- Ошибку сделала твоя мать, когда тебя, родила, мудака! Аборт бы ей, суке, сделать. И тамбовский волк тебе товарищ! Отвечай, вражина, давно ли на машинах тут ворованных грабежами лихими промышляешь, сука ты, поганая?
Посмотрел враг народа Путятин в глаза светлые, ясные, чекистские. И внезапно - осознал всю глубину падения своего. Заговорил враг народа Путятин торопливо, слова глотая:
- Н-нет, с нового года...
- Ясно. Кто в доле?
- Да Медведев Мишка, механик наш, из гаража.
- Машины он угонял?
- Да.
- А ты?
- А я товар реализовывал.
- Кому?
Подмигнул Иван Иваныч Степе:
- Хорошо придумали. Умно. Машинка здесь стоит. Здесь ее никто искать не будет. А потом, как все уляжется да перехват с ОРУДа снимут, можно и от старой машинки избавиться, да и о новой подумать. А можно и не избавляться, коль машина хорошая с движком форсированным. Можно просто номера повесить от Николая Палыча...
Покраснел начальник, Николай Палыч, как рак. В цвет петлиц своих краповых. И вновь врагу народа Путятину кулак под нос разбитый подсунул:
- Так кому? Кому реализовывал? В последний раз?
- Я не помню...
- Так, напоминаю, что только чистосердечное...
- Да я правда, не знаю и не помню. Было пару каналов. Один - через Морвокзал и дальше по Волге через Калинин, Кострому и Ярославль. И второй канал был. Здесь, в Москве. Смутный. Молодой человек там был, в галстуке да пиджаке. Культурный. Иностранец. Скорее всего, немец. Белобрысый. Мы с ним в квартирах на Коминтерна пару раз встречались.
- Его квартиры?
- Думаю, да. Одна - точно служебная. Он еще смеялся, что НКВД за ним не следит, потому что думает, будто он на НКВД работает. Говорил, что разведку в Европе да Америке чекисты ведут, а тут под самым носом у них можно хоть весь фонд алмазный скупить.
Скрипнул зубами Иван Иваныч да побледнел вдруг. А враг народа Путятин дальше сказ ведет, слюну роняя тугую кроваво-длинную.
- Познакомились мы с ним случайно. В том самом ювелирном. Говорит, дескать, любит камушки да серебро, да золото с платиной. Ну, и завертелось. В ресторане посидели... Мы почему на риск с этой машиной-то пошли - заказ от него уж больно большой поступил. На последнюю неделю мая. Нервничал он. Я так понял, что его вроде как отзывают обратно, на родину. Ну и он использует вроде как возможность последнюю.
Напрягся тут Иван Иваныч:
- Машину - он заказал?
- Никак нет. Машину ту случайно подрезали. Просто под руку попалась.
Потянулся начальник охраны во всю мощь своих мускулов пролетарско-партийных. Хрустнул суставами да портупеей, да гимнастеркой качества улучшенного. Вновь к лицу врага народа Путятина склонился ласково:
- А больше никому ничего не сдавали?
- Сдавали, с других гоп-стопов. Но там шло через блатных все. Я их не знаю. И еще через речфлот, но они думали, что все чисто... Это все механик наш. Он предложил изначально. И меня в долю взял... Его спрашивайте.
Махнул рукою Иван Иваныч:
- Ладно, товарищ капитан, потом убьете. А нам нужно парой слов с ним перекинуться. Да и машину ту посмотреть. Без свидетелей.
Обернулся товарищ капитан госбезопасности, кулак свой, потирая довольно:
- Эт, как скажете.
* * *
Вышел товарищ капитан, дверь за собою прикрыв плотно. Наконился Иван Иваныч к врагу народа Путятину, носом разбитым всхлипывающему тихо. Спросил негромко:
- Когда машину от Домжура уводили, ты там был?
Сидит товарищ Путятин, набычившись, носом хлюпает, в пол глазки уставил. Молчит товарищ Путятин. Молчит - будто и нет никого в комнате, будто только одного капитана-мордобойца Николай Палыча за человека считает, а Иван Иваныч со Степой так, вроде мебели. Выдохнул тихо:
- Мне себе срок накручивать смысла нет. Не знаю больше ничего, кроме того, что сказал.
Распрямился Иван Иваныч. Не обиделся. А усмехнулся - и плеча врага народа Путятина коснулся тросточкой своею слегка:
- Молчишь? Надеешься, что Николай Палыч вытащит, чтоб собственные его косяки не всплыли? Он бы и вытащил - да не успеет. Ладно. Не будем зря время терять. По совокупности - и так вышак тебе ломится, а по законам военного времени - в двадцать четыре часа без права обжалования. Пойдем, Степа, нам он не нужен...
Вновь побледнел Путятин. И покраснел. И глаза от пола оторвал.
- Не берите на понт! Чего несете? Какое военное время?
- Самое простое. Скажем тебе по секрету, потому как все равно никому разболтать не успеешь. Специальным решением Политбюро ЦК с сегодняшнего дня вводится предмобилизационный период со всеми вытекающими. В преддверии решающей схватки с мировым империализмом. Понял? Или хочешь в Кремль позвонить да полномочия мои проверить?
Уставил свой взгляд пронзительный в глаза врагу народа Путятину Иван Иваныч. Задрожал Путятин. Почувствовал Степа страх внезапный, да пот липкий, холодный со лба утер. Залепетал Путятин, как давеча перед товарищем капитаном.
- Да я... я...
- Враг народа Путятин, я еще раз от имени Центрального Комитета партии задаю вопрос - ты был тогда, когда машину от Домжура подрезали?
- Я... я готов... служить партии и лично товарищу Сталину. А мне это зачтется как чистоседечное?
- Я еще раз спрашиваю, ты был там или нет?
- Он, то есть Мишка, один ее уводил. Сам ее выследил третьего дня там же - да и увел.
- А ты?
- Меня он на углу Герцена и Тверского подсадил. Я там его ждал, как договаривались.
- А теперь - внимание: был ли в машине какой-либо ящик в багажнике? Или нет?
- Нет, ни в багажнике, ни в салоне ничего не было.
- Ты хорошо подумал?
- Хорошо. Машина была пустой. Чем угодно клянусь.
Кивнул Иван Иваныч и глаза чуть прикрыл:
- Понятно. Что ж, Степа, пойдем-ка глянем, наконец, на эту машину знаменитую.
* * *
Машина, как и ожидалось, стояла в гараже. Тихо. Спокойно.
Открыл ее дверцу Иван Иваныч. Поглядел в салон. Салон как салон. Только на рулевом колесе - вместо заводской эмблемы эмблема ВВС Красной Армии умело вделана.
Выдохнул Иван Иваныч:
- Таааак!
Сзади зашел, багажник открыл. Осмотрел багажник взглядом цепким. Закрыл. И с другой двери подошел. Открыл дверь он ту. И ящик перчаточный. Пошарил он в том ящике внимательно-сосредоточенно.
В самую-самую глубь-то залез.
И выдохнул вдруг сильно и яростно-сдавленно:
- Есть!
* * *
- Есть!
Вынул Иван Иваныч из глубины ящика книжицу малую, записную в обложке кожаной. Пролистал пальцами сильными, быстрыми. И нашел много чего интересного. Например - адреса с телефонами товарищей Смушкевича, Пумпура, Птухина, Рычагова и еще много кого. И телефоны те как рабочие, с коммутатором, так и личные, на квартирах в Москве.
Хмыкнул Иван Иваныч углами рта:
- Интересно...
И в самый конец книжки листанул.
А в конце книжки - таблица непонятная. Столбцы цифр. В группах по пять. Но вот тут-то улыбка с лица Ивана Иваныча сошла полностью. Как ветром ту улыбку согнало.
- А знаешь ли ты, Степа, что это?
Хмыкнул Степа:
- Откуда?
- Не знаешь? Нет? И не можешь знать. А это шифр. Штабной. Высшего уровня. Такой тебе никогда никто не покажет. Так что - смотри.
Положил Иван Иваныч книжку ту на капот эмкин блестящий. Закурил сигарету, затянувшись жадно, дым из губ да из ноздрей выпустив. На Степу посмотрел серьезно. Мгновение.
А в следующий момент - уже губы в улыбочке тянет:
- А давно ли ты, Степа, на метро не катался? Прокатимся? Тем более - и метро-то здесь рядом. И оно ведь работает еще целых два часа. Ты как? Только, извини - я из конторы пару важных звоночков сделаю, да блокнот, куда надо, передам.
* * *
- Ало, Секретариат. Товарища Маленкова. Код Дельта.
- Слушаю вас.
- Есть крайне важный материал, товарищ Маленков. Необходимо доложить лично.
- А он очень важный, товарищ Карачун?
- Здравия желаю, товарищ Сталин! Наиважнейший.
- Хорошо. Жду тебя сегодня со всею твоею командою. Ты понял? Со всей! Никого не забудь, пожалуйста.
* * *
Спустились Иван Иваныч да Степа на станцию "Дворец Советов" по ступеням гранитным. Вышли на перрон широкий гулкий.
Раскрывается перед ними станция, аки цветок дивный. Красива. Прекрасна. Сколько раз бывал уже Степа на станции той - а все как в первой. Пол красно-черным гранитом зеркалит. Колонны бело-мраморные цветами диковинными под потолок белоснежный ввысь летят, прямо как в храмах древнеегипетских во граде Карнаке. Плывет свет по колоннам вверх к потолку ослепительно-светлому. Кидает блики мрамор полированный. Зеленеют промеж колонн пальмы вечнозеленые в кадках дубовых. Ветер веет тихий-прохладный, гулом отдаленным наполненный.
Идет гул тот навстречу. Наплывает вместе с ветром лихим. Бежит в свете прожекторов ярких поезд светлый. Тормозит, резиной жженой пованивая, да двери свои со стуком отворяя в салон электрически-желтый:
- Станция "Дворец Советов"! Осторожно, двери закрываются. Следующая станция "Центральный парк культуры и отдыха имени Горь..."
Поглотил концовку фразы новый гул и грохот ярко-прожекторный. Влетел на параллельный путь такой же состав песочно-коричневый с внутренностью тепло-желтой. Взвыл, тормозя, реостатами подвывая. Остановился, двери распахивая.
Подтолкнул Степу Иван Иваныч к тем дверям:
- Наш поезд. Поехали.
Объявил динамик хрипло-женски:
- Станция "Дворец Советов"!
Вошли Степа с Иваном Иванычем в вагон, в нутро желто-коричнево-никелевое. Немноголюдно в вагоне. Все сиденья свободные, все диванчики мягкие-кожаные. Лишь в конце вагона парочки запоздалые.
Хрипнул динамик невидимый:
- Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Библиотека имени Ленина".
* * *
- Станция "Кировская"! Осторожно, двери закрываются, следующая станция "Красные ворота".
Проснулся Степа, на диванчике кожаном лежащий, от тычка быстрого и острого прямо в бок.
- Подъем!
Выскочил Степа из дверей, сразу за ним-то захлопнувшихся. Рванул поезд в тоннель темный, на стыках колесами щелкая. Унесся в нору, стянув воздух в протуберанец быстрый, тьму дальнюю подсвечивая рубином огней хвостовых. Стоит перед Степой Иван Иваныч, да перед лицом его машет рукой укоризненно:
- Степа, не спи. Не спи!
Смахнул дремоту быструю Степа с лица ладонью широкой. Выдохнул, краской залившись:
- Да я и не спал, я так, задремал...
Захохотал Иван Иваныч белозубо.
И произнес ясно и строго:
- Конечно-конечно. Только у меня вопрос небольшой. Я сейчас введу тебя в особый...
* * *
...мир. Весь твой прежний мир для тебя закроется. Полностью. Никакого Степы, который с парашютом прыгал да ордена получал из рук товарища Калинина, больше не будет. Будет другой человек. Ты уже сделал первый шаг, когда согласился на меня и на ЦК работать. Но первый шаг на то он и первый, что его всегда пересмотреть можно, да второй-то шаг иначе направить. Точка она и есть - точка. Из нее иди в любом направлении, в любую сторону. Как с полюса с Северного - всегда на юг пойдешь... А вот первый и второй это уже - две точки. Это уже направление конкретное. Его ты просто так уже не изменишь...
* * *
Смотрит Степа в глаза Ивана Иваныча. В зрачки темно-бездонные. В радужку изумрудно-бриллиантовую. И чувствует, что нет никого, кроме них на станции. Они одни. Вдвоем. И поездов нет больше. Ни с одной, ни с другой стороны. Тишина стоит в тоннеле да на платформе. Тишина - да такая, что звук гуляет от стен молочно-белых да пилонов мраморно-дымчатых, от плиток кафельных желто-лимонных да асфальта свежего графитно-угольного.
* * *
Почувствовал Степа, что стоит он на самом краю платформы. На самом-самом. Сияют внизу рельсы. Темнеют шпалы с костылями кованными. Пахнет креозотом да дегтем сладочно-терпко.
А Иван Иваныч-то - впереди. А Иван Иваныч-то - напирает. Вперед. Вперед. Вперед.
* * *
Шатается на краешке Степа, едва-едва балансируя. И вдруг он земли гул под собою почувствовал. Еле слышное дрожанье перрона под подошвами тапочек летних. И дуновение ветра прохладного.
И - света дальнего блеск в норе тоннеля черной увидел. Света яркого. На кабелях да трубах по стенам тоннеля змеящихся да на рельсах блестящих играющего весело бликами.
И тот свет - летит к нему стремительно.
Свет в тоннеле.
* * *
Шепчет Иван Иваныч губами одними - да так, что шепот тот гул нарастающий перекрывает многократно:
- Ты сделаешь второй шаг? Да или нет?
Летит к нему уже не свет - а морда поезда стеклянно-стальная с прожекторами сияющими. Летит быстрее света. Летит так, что уже вонь тормозов реостатных чувствуется ноздрями расширенными.
- Да или нет?
Выдохнул Степа из последних сил:
- Да!
* * *
И исчезло все. Остался только твердо-асфальтовый перрон под ногами, да Иван Иваныч улыбчивый. Пожал ему руку Иван Иваныч крепко. И сказал тем же скользящим шепотом:
- Ну, если да, то следуй за мной. Молча...
* * *
Прошли Иван Иваныч да Степа по перрону до конца, туда, где аванзал небольшой перед эскалаторами расположен. Гудят эскалаторы, ступени вверх подымая, хромом да никелем влажно блестя. Горят лампы светом ярко налито-желтым. Улыбается белозубо сквозь стекла будки стеклянной дежурная по эскалатору - девочка молодая, стройная, с глазками острыми, в форме железнодорожной темно-синей с петлицами черными да в фуражке красно-тульевой.
Здесь же в аванзале - бюст товарища Кирова установлен.
Зашел Иван Иваныч прямо за бюст, да Степе знак сделал, чтобы он за ним шел.
А ведь за бюстом товарища Кирова-то...
...Оп-па - дверка невидимая и отворилась:
- Добро пожаловать в пустыню истины, Степа!
* * *
За дверкою той неприметной, что за широкой спиною бюста товарища Кирова спряталась - коридор открывается.
Коридор как коридор. Стены в рост человека зеленою краскою выкрашены, лампы в намордниках решетчатых сияют ярко с потолка белоснежно-выбеленного, пол плиткою красно-каменной метлахской выложен аккуратно. Двери рядком в том коридоре идут по бокам с номерками блестящими. Тишина в коридоре стоит - звеняще-прозрачная, будто и нет рядом метро с его поездами шумными, да эскалаторами гудящими.
Подошел Иван Иваныч к одной из дверей. Дверь как дверь. Только обита черной кожей с гвоздиками блестяще-шляпными. Сунул Иван Иваныч ключ в лунку замка, повернул плавно несколько раз. Распахнулась дверь.
За дверью - еще один коридор, брат-близнец только что пройденного. Только уже без дверей. Глухой. На стенах - ящики красные с рукавами пожарными и огнетушителями висят да стрелки черные, направления указывающие намалеваны по трафаретам. Идет коридор не прямо - а поворотами. У поворотов - ниши неглубокие назначения непонятного сделаны. За третьим поворотом - решетка, сеткой-рабицей усиленная, коридор тот перегораживает.
Распахнул и решетку ту Иван Иваныч легко ключиком из связки своей волшебной. А за решеткой - площадка лестничная путь вниз уводит пролетами маршевыми длинными.
Спустились Иван Иваныч и Степа по лестнице той. Глубоко спустились. И новая дверь перед ними оказалась. Большая. Стальная. С кремальерным замком. Да на панели передней - что-то вроде диска блестящего, с делениями, какие на сейфах важных бывают. Покрутил тот диск Иван Иваныч то в одну, то в другую сторону. Легко вращается диск, несмотря на массивность видимую. Чуть щелкает еле-слышно. Взялся Иван Иваныч за кольцо кремальерное, крутанул его вправо. Улыбнулся Степе весело:
- Сим-сим, откройся!..
И бронеплита плавно отошла влево.
* * *
А за бронеплитой - все такой же коридор все с такими же дверями в кожаной обивке с гвоздиками блестящими да номерками в оваликах зеркальных. За одной из дверей коридор изменился - под ногами ковер мягкий, шаги заглушающий, стены - панелью темно- дубовой отделаны, на стенах - бра с плафонами стеклянно-матовыми на кронштейнах в виде листьев фигурных дубово-лавровых.
В тупике коридора - еще одна дверь, тоже дубовая, с ручками бронзовыми.
Открылась Степинову взору за дверью той зала гигантская, столами рядками ровными заставленная, со стульями крепкими да сиденьями мягкими. Вдоль стен - коммутаторы стоят, блестя клеммами, проводами змеясь разноцветными. Пусто в зале. Ни человечка. Пусто на столах - ни папочки, ни листочка бумажного. Чистота - ни пылинки. Только лампы настольные с абажурами стекла молочного да телефоны блестят сытыми боками полированными и трубочками тяжело-эбонитовыми.
На некоторых столах - еще и аппараты телеграфные юзовые да бодошные, радиостанции с ключами блестящими, системы шифровальные хитрые с клавишами фортепианно-клавесиновыми.
* * *
Хотел, было, Степа спросить кое о чем, даже рот раскрыл, но вспомнил, что не велел ему Иван Иваныч вопросов задавать никаких лишних. А Иван Иваныч-то тут как тут - сам все объясняет, сквозь зал тот проходя шагом быстрым:
- Это - центральный подземный командный пункт Ставки Верховного Командования СССР на случай войны. Сокращенно - ЦПКП. А зал этот - его главный узел связи. Вот за той дверью - помещения отделов и управлений Генерального штаба. Оттуда же можно выйти к штабу ПВО, что на углу Кировской. А вот за той дверкой - приемная и кабинет самого Верховного.
- А мы глубоко под землей?
- Глубоко. Даже не спрашивай - насколько. Ни одна бомба, ни один снаряд не возьмет. Сама станция "Кировская" на глубине тридцати пяти метров находится. Ну, и мы примерно метра на три под нее спустились. Собственно, станция метро нам хорошее прикрытие обеспечивает, да и строился бункер почти одновременно со станцией. Поэтому о нем мало кто знает - только узкая группа посвященных. Даже не все наркомы. Даже не все члены Политбюро. Сами строители думали, что строят что-то с метро связанное, а не сверхсекретный объект стратегический особой важности.
- Так это самый-самый главный центр управления войной?
- Да. Но не совсем самый-самый. Во-первых, есть Кремль. Пока самый главный - он. Во-вторых, новый бункер строится в районе парка Измайловского. Там нам стройка Стадиона имени товарища Сталина прикрытием служит. Туда уже ветку метро кинуть должны. Там больше простора, размаха и глубины будет. Там система ПВО своя, аэродром недалеко Щелковский, даже бригада НКВД неподалеку развернута. И, в-третьих, точно такой же бункер уже построен в запасной столице СССР, в городе Куйбышеве. Ну, может быть, в Куйбышеве - чуть попроще.
* * *
Вновь Алька в своем подземелье томится. Вновь развлекает себя чтением папочек с документами да стрельбой из Зауэра-красавца. Одно только прибавилось - головная боль после удара того, в парке. Вроде и несильный удар был тот, а вот - поди ж ты - голова каждый вечер как свинцом налитая, под глазами тени синюшные, да и веки едва-едва разлипаются.
Промучалась так Алька несколько дней. И ночей тоже, потому как бессонница вдруг ее одолела страшная. А потом вдруг Хранитель к ней подошел. То все бродил где-то меж стеллажей на разных ярусах, бормоча что-то в бороду, а тут прямо к Альке направился.
Увидал ее Хранитель. Посмотрел внимательно. Молча. Положил руку на затылок рыже-стриженый. И сразу боль вполовину утихла. И глаза вновь раскрылись широкие.
- Убивала?
- Нет, это он сам...
- Не ври. Вижу. Убила. В первый раз. Ведь так?
Кивнула Алька сквозь боль. Убила. Тогда, в прошлом году, в Варсонофьевском, она, если честно, так и не смогла поднять "Наган" брамитовый, так и не смогла на курок нажать - всю работу сделал товарищ капитан Петр Иваныч. А сейчас - получилось. Но ценой головы своей раскалывающейся от движения легкого.
- Как говорится, сгубила душу живую. Хоть и нет никаких душ-то. Все это лженаука, фидеизм и поповщина. Но ведь так еще тяжелей, когда знаешь, что там нет ничего. А вообще... Всегда тяжело. Убивать-то. Я после первого своего чуть сам не умер... хотя всю жизнь до того к войне готовился.
* * *
- Сейчас здесь все действует, все работает?
- Конечно! Время тревожное. Война на пороге. Все поддерживается в рабочем состоянии. Все коммуникации подведены и подключены... Перекинь рубильник на центральном пульте - и пожалуйста. Можно вызвать любого наркома, командующего любого округом или его заместителя, любого командующего флотом или флотилией, любого руководителя области или края. А некоторым системам и центральный пульт никакой не нужен. Вот, кстати...
Остановился Иван Иваныч возле одного из столиков. Столик как столик. Только на нем, помимо черного телефона - еще два аппарата примостились: белый и красный.
- Смотри. Красный - это защищенная прямая связь с Верховным. Он включится тогда, когда Верховный здесь свое место займет. Сейчас этот канал пока не действует. А белый... А вот белым мы и воспользуемся. Это тоже особая линия, линия связи высокой частоты, ВЧ.
Поднял трубку Иван Иваныч с аппарата сахарно-рафинадного да произнес негромко непонятно-загадочно:
- Внимание, первый. Код "ГРОЗА". Вариант Дельта. Через полчаса.
Положил трубочку обратно на рычажок. Улыбнулся Степе весело.
- Что ж, у нас еще минут двадцать есть. Может, по кофейку? Чтобы не заснуть. А то нам ночка-то предстоит долгая.
- А здесь что, и кофе есть?
- Здесь все есть.
* * *
Заканчивает свой доклад у товарища Сталина нарком государственной безопасности СССР товарищ Меркулов.
Ночь над Москвою раскинулась светлая, летняя. Спит Москва, но не спит Кремль. Сияют звезды на башнях. Горят окна Первого корпуса под куполом зеленым да флагом красным. Светят тусклым светом лампы по стенам и у ворот. Настороженно прохаживаются сотрудники службы охраны.
Тихо в Москве. Тихо в Кремле. Тихо у товарища Сталина в кабинете. Кроме самого товарища Сталина и товарища Меркулова здесь и товарищ Берия находится - а он-то уж толк в тишине знает.
О многом докладывает товарищ Меркулов. О делах важных, государственных, тайных. О будущей войне с Германией. О войне в Ливии, Египте и Сирии. О столкновениях в Палестине. О настроениях в Иране. О событиях в Ираке. О разведке в портах Манчьжоу-Го. Об активизации флота Японии. О маневрах флота США близ базы на Гаваях, в Перл-Харборе. О работе фирмы "Боинг" над сверхновым стратегическим бомбардировщиком ХЗ-29. Об испытаниях фирмой "Мессершмитт" нового турбореактивного истребителя. О таинственной лаборатории в Лос-Аламосе. О ядерном распаде.
Много у товарища Меркулова информации разной интересной. А вот времени мало. И потому по каждому вопросу - краткая справочка, а подробности специально в особой папочке тонкой кожи красной да с нутром сафьяновым припасены.
Слушает товарищ Сталин внимательно. Трубочку посасывает тихо, выпуская сквозь усы дым ароматно-табачный. Прохаживается по ковровой дорожке красной сапожками мягкими. У торца стола длинного - товарищ Берия примостился с блокнотом. Безмолвен товарищ Берия, как и товарищ Сталин. Только в блокноте карандашиком узоры всякие выводит задумчиво, как мороз на стекле оконном.
Самое важное товарищ Меркулов оставил, как и всегда, напоследок. А самое важное сейчас, то, что больше всего товарища Сталина интересует - это раскрытие заговора в Наркомате вооружения и в высшем руководстве Красной Армии, в ее Управлении ВВС и Главном артиллерийском управлении.
Оживился товарищ Сталин, как речь о том заговоре-то зашла. Остановился рядом с товарищем Меркуловым. Затянулся глубоко, мигнув ярко-рыжим глазком раскаленного пепла в трубочке. И рукой махнул, речь товарища Меркулова чуть притормаживая:
- Это все хорошо, товарищ Меркулов, все правильно. Работа идет - контора пишет. Но для нас всех важно знать, кто же стоит во главе заговора? Кто он, этот Тухачевский сегодняшний?
Запнулся товарищ Меркулов. Замолчал. На товарища Берию взгляд бросил быстрый. Отвернулся от него товарищ Берия. Уткнул свои пенсне вновь в листик блокнотный.
- Думаю, товарищ Сталин, что это либо Локтионов, либо Смушкевич, либо Рычагов... Локтионов и Смушкевич уже арестованы и дают показания. К аресту Рычагова у нас тоже все готово.
* * *
- А где это было? И когда?
- Давно. В августе 1914 года. В Восточной Пруссии, под Гумбиненом, в Первой армии генерала от кавалерии Пал Карлыча Ренненкампфа, Царство ему Небесное. Я тогда только-только штабс-ротмистром стал по выпуску из Академии Генерального штаба по первому разряду. Закончил Академию - и эскадрон для ценза получил. В Лейб-гвардии Кирасирском Его Величества полку. А война тут сразу-то и возникла. Я даже форму парадную полковую пошить не успел. Бросили нас на фронт в первых рядах. Гвардия!
- А убил-то ты как? И кого?
- Да так. Обычно. Зарубил ударом с хода. Даже не солдата, а рядового ландверного. Не я его - так он бы меня. Потом, правда, убивать уже легче было. А там через месячишко и вообще - привыкаешь! И даже удовольствие находишь некоторое в этом для себя лично.
* * *
Ставит Хранитель перед ней стакан граненный. Хорош стакан. Весь наш Союз славный своими шестнадцатью гранями символизирует. Даже Ленин о стаканах писал. В работе про профсоюзы.
Полилась в стакан жидкость чисто-прозрачная с запахом едким. И другой стакан рядом возник. Тоже с прозрачной жидкостью - но без запаха.
Пододвинул стаканы к Альке Хранитель. Кивнул:
- Нужно выпить. И станешь вновь прекрасной девицей.
- Что это? - спросила Алька, ожив.
- Спирт. Чистый. И вода. Для того, чтобы запить. Конечно, лучше бы вином, но за вином еще идти в магазин ближайший надо, а у нас времени нет.
Почувствовала Алька, как от запаха спиртового внутри у нее тугой ком возник да наружу через пищевод к гортани и ринулся, соленой слюной в зубы да небо стрельнув. Вспомнила Алька, как самогонку ту сивушную с ребятами в Калинине да во дворике пробовала.
- Ну и дура! Спирт входит в состав нашего организма и в метаболизме клеток участвует. Спирт в крови у каждого содержится. Спирт организму помогает болезнь одолеть, если требуется!
- Да не могу я, воротит!
- Так ты не нюхай его, ты пей. Не все, что у нас внутри, розами да фиалками-то пахнет. Глотай быстро. Только не вдыхай сразу. Водой жар из горла сперва прогони.
Морщится Алька на стакан, глаза отворачивает.
- Ты пить не умеешь. Ты врага в алкоголе видишь. Или простое средство наслаждения, если это винцо какое-нибудь легкое. В этом твоя слабость. А слабость в некий момент может и смертью обернуться.
- Но ведь алкоголь разум убивает, Хранитель?
- Убивает. Если неправильно использовать. Пистолет тоже убивает. Или нож. Или топор.
- Так научи, как пить правильно.
- Да очень просто. Нужно знать всего три вещи. Во-первых, что пить. Во-вторых, когда и как пить. И, в-третьих, что, как и с чем смешивать... Наливаю.