Пролежал Степа в комнате своей на Стромынке весь следующий день. Отпаивался чаями да отварами машкиными. Машка - чуть ли не все время возле него просидела. За исключением того, когда она в магазин убегала. За солью, спичками, сахаром да мукой. Притащила пять полных авосек да по шкафчикам рассовала все плотненько.
- Это тебе куда столько? - спросил Степа, от слабости покачиваясь, как рябина тонкая-песенная.
Хлопает Машка глазами голубыми-тарелочными.
- Так все ж запасаются. Степ. Война ж будет!
- А ты откуда это знаешь?
- Так все говорят.
* * *
А в душе Степы ведь - полный кошмар. Тут Машка горячая губами по телу лазает. А в снах - все Василисушка, все она, все ее платье-то белое, волосы пламеные да ноженьки стройные.
Только заснет - все глаза те снятся серо-карие. Из-под челки рыжей. И тело тонкое. И вальс цветов.
Разлука - вот извечный враг российских грез.
И вот зачем дарит нам явь сны такие, что свет дивный над унылыми песнями сладким кажется?
* * *
Следующим утром приехал Степа на Петровку. Сам - бледный, синяки под глазами, губы потрескались - краше в гроб кладут. Мысли все - вновь о Василисушке, все о ней да о ней. Только присел в кабинет свой следовательский - а тут и Щеглов завалился.
- Привет! Ты как? Выглядишь, прямо скажу, хреново.
- Да тут позавчера вечером... в лицо гадостью какой-то брызнули. Я аж на час-полтора вырубился. Вчера весь день провалялся. В себя прийти не могу до сих пор.
- Ни хера себе! А кто?
- Да так... по служебной надобности...
Посмотрел Щеглов на Степу внимательно. Понял, что спрашивать не нужно далее. Кивнул согласно.
- Похоже на какой-то препарат нервно-паралитический. Как фосген или зарин. Только в аэрозоле. Или через распылитель каучуково-грушевый, типа как одеколон в парикмахерских распыляют. В легкой концентрации. От полной ты бы в овощ превратился. Я про такие вещи слышал - их в Америке, говорят, на заключенных-смертниках испытывают. Неужели и у нас научились? Да-а-а.
Еще раз посмотрел Щеглов на Степу. Еще раз головой покачал. Вынул флягу плоскую из кармана внутреннего - да Степе протянул:
- Давай-ка, вот - глотни-ка... лучшее лекарство.
- Что это? Водка?
- Чистый спирт! Давай-давай. Это мне наш судмедэксперт принес. Только не вдыхай сразу. Ну?!
- Наверно. Какая разница? Спирт - он и в Африке спирт. Да-а-а, хорошо тебя отделали. Скажи спасибо, что вообще кони не двинул да без глаз или без лица не остался... Интересно, кто это... Ищут?
Кивнул Степа, чтоб побыстрее тему ту для себя неприятную завершить-закруглить, да и Щеглов понял, похоже, что слишком далеко в своих вопросах заходит да переключился быстренько:
- Ладно. Ищут - пускай ищут. Тут дело не нашенское... А вот по нашему делу... Если, как ты говоришь, нам нужно будет организовать спецоперацию в парке Горького в субботу, то здесь у нас есть сложности.
* * *
- Значит - не будет спецоперации?
- Нет, будет. С оговорками. Нужно иметь в виду, что, во-первых, мы не сможем привлечь дополнительные резервы. Ну, с отделением местным я, положим, неофициально договорюсь. Но ведь территория парка-то громадная. Ее полностью перекрыть нельзя. Тем более - на сутки. Так что дырки будут обязательно. Во-вторых, нет гарантии, что твой маньяк-манияк вообще существует и в ту субботу явится. Так что - за успех мы все награды получим вместе с начальством нашим, а за неуспех - люлей конкретных огребем. По самые сапоги. Вот такие у нас пироги с котятами. Ты - согласен? На таких условиях?
- Согласен. Дело-то нам всем все равно делать надобно...
- Тогда - заметано. Я потом тебе общий план передам, пока еще время-то есть. А сам чего задумчивый? Дела не идут-не клеятся?
Вздохнул Степа тяжело - и рукою махнул. Помолчал секунду Щеглов и встрепенулся внезапно:
- Да! Я вот чего к тебе пришел-то. Мы сигнал получили от директора ювелирки. Передача денег состоится сегодня вечером. Если хочешь, поехали. Посмотришь на работу настоящих оперов-сыщиков. И даже поучаствуешь.
- А куда?
- К метро "Дворец Советов". В пять вечера. То есть, уже через полчаса. Готов?
Присели Степа и товарищ Щеглов на лавочку. Налево - под арку вестибюля метро - бульвар убегает Гоголевский. Прямо за угол - Волхонка-улица к Кремлю да площади Боровицкой мимо забора высокого, зеленого идет скоро. А за забором тем моторов шум, копров грохот, электросварки шипение да каркас стальной семиэтажный. Там, за забором тем, стройка века, стройка всего Союза великого, всего пролетариата мирового - там знаменитый на весь мир Дворец Советов возводят без выходных да праздников.
Уходит зной дневной с площадей да бульваров. Кладет солнце тени вечерние длинные в переулки узкие. Веет прохладой с реки Москвы. Золотятся стальные фермы строительные.
Кивнул товарищ Щеглов на площадь.
- Будем отслеживать курьера, куда направится. По углам площади - наши люди. Есть даже фотокамеры две, чтобы момент передачи денег зафиксировать. У Метростроевской, на Кропоткинской, у Соймоновского, на Волхонке да на бульваре - все наши стоят. Как только проявится - тут же отследим.
- Ух ты. Прямо спецоперация.
- Спасибо товарищу Рубину - распорядился. И тебе спасибо. Я-то знаю - это он для тебя расстарался. Дело это особой важности, чувствую - на самом высоком контроле на самом верху. Потому и подняли помимо нас еще оперов трех ближайших отделений.
- А если наших людей заметят и вычислят?
- Такое могло бы быть, если бы мы с тобой вдвоем их пасли, да и то только в том случае, если они ребята тертые. А сейчас - даже тертые ничего не проканают. Через пятьсот метров - сменщики. Есть и машина на подхвате, за нами пойдет плотненько. Так что - все под контролем. Да и не агент же он разведки иноземной, не шпион. Простой уголовник. Вряд ли он наших так просто вычислит.
* * *
Хотя и соображали мозги Степы - но туговато. Особенно - после вчерашнего. Потому и спросил, не подумав:
- А брать не будем?
Облизал губы сухие Щеглов.
- Ну, здравствуй, елка - Новый год! Нет, брать сейчас его не нужно. Нужно его связи и контакты выявить. Главное, понять кто он и откуда. А взять успеем всегда - мои ребята, если уж кому на хвост сели, так нипочем не слезут... Уф, ну и жарит, даром что вечер. Слушай, давай-ка кваску дернем, пока ждем.
- А если это все случайные совпадения?
- Может и такое случиться. Ведь если бы все так-таки просто было, мы давно всю эту нечисть переловили... А вот теперь - замерли. Всем - внимание! Это наш клиент. Про квасок - забыли.
* * *
Выскочил на площадку перед аркой вестибюля метро мальчишка лет двенадцати в галстуке красном, пионерском, с пряжкой блестящей, пилотке голубой, шортах синих, сандалиях коричневых да рубашке белой. Оглянулся вопросительно. И тут же откуда-то мужчина солидный, лет тридцати, вывернул. В костюме летнем, в шляпе соломенной твердой да с портфелем в руках кожаным. Подозвал тот мужчина мальчишку. Вынул из портфеля сверток плотный, в бумагу коричневую оберточную запаянный да шпагатом обвязанный. Взял мальчишка тот сверток. Сунул мужчина мальчишке червонец новенький с портретом товарища Ленина в строгом овале.
Убежал мальчишка по бульвару. А мужчина тот - не торопится. Постоял, покурил. Оглянулся неспешно. Через бульвар перепрыгнул броском быстрым - да по Волхонке пошел вольным лебедем.
- Так, поехали. Я пойду, ты - метрах в пятидесяти позади за мной. Не теряй визуальный контакт. Как я знак рукой сделаю - ты выходишь вперед и ведешь его, а я поотстану. Или потом нашему агенту впереди передадим.
* * *
Прошел дядька тот в костюме летнем да шляпе соломенной вперед по улице. Мимо музея изобразительных искусств. На светофоре перешел на сторону противоположную. Дошел до площади Боровицкой. Свернул в Лебяжий переулок. Скользнул промеж домов серых, тенисто-сумрачных, мимо подъездов темно-прохладных. Вышел на Ленивку. Спустился по улице вниз, к набережной серо-гранитной.
Повернул направо. И в небольшой павильончик деревяно-стеклянно-аллюминевый нырнул быстро. Близ ворот краснозвездных запертых крепко.
* * *
А павильончик-то тот - КПП на стройплощадку Дворца Советов.
Ух-ты!
Присвистнул товарищ Щеглов, кепку на затылок-то сдвинув, да пот со лба согнав платком белоснежным.
- Да, серьезная задачка. Туда так просто не пройдешь. Это как государство в государстве. Там своя охрана, нам с тобой не чета. Как-никак - объект стратегический. Там свои пропуска, свои начальники... Впрочем, время у нас есть. Подождем полчасика.
* * *
Подождали. Полчаса. И еще минут двадцать. И уж устали Степа с Щегловым ждать незнамо чего и кого - как распахнулись ворота и выкатилась из них неспешно "Эмка" черная. А в "Эмке" той за стеклом сияющим - все тот же мужчина солидный, лет тридцати, в костюме летнем да в шляпе соломенной твердой. Скользнула "Эмка" та по переулку, урча сыто, дыша выхлопом сизо-бензиновым - да на выезде на Волхонку и встала, поток пропуская.
Выматерился Щеглов. Рванул Степу за локоть.
- Вперед! Здесь на углу машина наша есть! Вот повезло-то!
Прыжком одним допрыгнули они до угла, за которым стоял приданный им оперативный КИМ-10 малый, неприметный с сотрудником за рулем скучающим. Хороша машина-КИМушка, специально для масс широких пролетарских сделана. Хороша настолько, что в продажу открытую для масс тех самых пускать еще ее не велено, штампуют ее на Московском автозаводе покамест только штучно. Хороша - только кузовом маловата. Да тяга всего в тридцать лошадей против всех пятидесяти у "Эмки". И дверей у нее - две, а не четыре. Зато на "Opel Kadett" фашистско-буржуинский похожа.
Распахнул левую дверцу Щеглов на ходу споро. Рявкнул водителю, испуганно глазами хлопающему:
- Вон! Быстро!
И Степе:
- Запрыгивай!
Запрыгнул Степа, повинуясь приказу, не думая, как еще год назад запрыгивал в кузов грузовика или в бомболюк ТБ-3. Крутанул стартер Щеглов. Взревел движок КИМовский.
А "Эмка" та черная с мужиком тем летнепиджачным газанула на излете переулка, да и свернула по Волхонке направо - в сторону Моховой да улицы Фрунзе.
* * *
Идет по асфальту гладкому, как шерстяное одеяло туго-натянутое, "Эмка" блестящая, воздух разрезая вечерне-летний мордою лаково-никелированной. Тянется за нею чуть отдаленно КИМ малый, ведомый твердою рукою щегловской.
Прошли Боровицкую да Моховую. Мелькнули справа Кремль да Манеж. Ушла влево Библиотека Ленинская серо-мрачная, длинноколонная, вместе с поворотом широким на улицу Коминтерна, брызнул за деревьями желто-белым Университет. Скользнул под колеса асфальтом Охотный ряд поворотом на улицу Горького. Стиснута улица Горького местами заборами, пылью строительной да кранами башенными. Стоят незыблемо-мощно дома новые вдоль улицы. Пахнет крепко стройкой, социализмом и радостью.
А дальше, дальше, дальше - вылетели автомобили на площадь Маяковского, пролетели Садовое, рванули к вокзалу Белорусскому, да на Белорусский путепровод. Пронеслись над путями железнодорожными, поездами шумными, паровозами дымными да суетой перронной - и дальше на Ленинградское шоссе, прямое, как луч, обгоняя неуклюжие коробки автобусов да троллейбусов.
Кивнул Щеглов Степе:
- Возьми блокнот, запиши номер!
Взял Степа. Записал. Да спросил:
- А разве это не тот, что у ювелирки был? И у Байсарова?
Махнул головою Щеглов, не отрывая взгляда от проспекта прямого:
- Нет. Не тот. Перебили. Потому его и не тормозят ОРУДовцы - этот номер не в розыске. Видишь, даже где-то зеленую улицу дают. Так что номер-то - непростой, похоже.
- А может, эмка-то не наша?
- Все может... Но, думаю, наша. Просто наглость у него запредельная. Нас ни в грош не ставит!
- А нам-то что?
- Вот - и я так думаю!
* * *
Идут машины по шоссе. Идут друг за другом. Вцепился в руль Щеглов до белых костяшек рук онемелых. Хорошо, умело ведет свой объект Щеглов. Где нужно - прижмется вплотную. Где нужно - уходит назад, прячется за другие машины, за короба хлебовозок, молоковозок цилиндры да за аквариумы троллейбусов неуклюжих. Где нужно - газку поддаст. А где нужно - попридержит тормоза педаль.
Вновь подал голос Степа, с тошнотой послепохмельной борющийся. Вот ведь - никогда не укачивало его, даже в бомболюке, а вот теперь - здрасьте, пожалуйста, в КИМушке малом на проспекте московском уболтало.
- А вдруг он машину отгоняет, чтобы бросить?
- Возможно! Потому и следим. Если бросит - сразу срисуем.
- А если машина - не наша? Просто похожа?
Еще пуще Щеглов в дорогу взглядом уперся.
- Все равно - проследить надо. Машина не наша, может быть, но клиент-то наш.
* * *
Просиял справа огнями яркими стадион "Динамо". Мелькнул кирпично-готический Петровский дворец - Военно-воздушная академия Красной Армии. Слева минутой позже - Центральный аэродром. Светит солнце закатное прямо по проспекту - в глаза. Дышит прохладой наступающий вечер теплый.
Свернула "Эмка" на развилке направо - в сторону Химок, Клина и Калинина, оставив шоссе Волоколамское по левую руку. И КИМушка тоже свернул, чуть тормознув, да шинами по асфальту пропев.
Ухмыльнулся Щеглов одними губами:
- Если он не из города рвется, то идет он - на Речной вокзал! Как я сразу не понял?
* * *
Не ошибся Щеглов, ой не ошибся. До вокзала Речного проскочили они почти мгновенно. Заморгала "Эмка" лампами-поворотниками тусклыми, налево сворачивая. И КИМ, ведомый твердой рукою щегловской, держась поодаль, туда же свернул.
Нахмурил лоб Щеглов:
- Хреново, если он ее здесь сбросить захочет. А что - легко. Машина на стоянке. Пальчики он уберет тряпкой, если аккуратен. А там - попробуй, докажи чего...
Тормознул Щеглов у бровки тротуарной прямо напротив входа в парк главного. Кивнул Степе:
- Здесь выйдем. Если он там - то там. А там - поглядим.
Кивнул Степа: логично.
Вышли Щеглов со Степой на центральную аллею. Бежит аллея сквозь парк ухоженный прямо к зданию вокзала беломраморному с башней с часами хитрыми, со звездою кремлевской да на игле выскокой стальной. У истока аллеи - статуя девушки стройной с корабликом-каравеллой легкой в руках тонких. По бокам аллеи той стелются кустики стриженные, газоны ухоженные елки зеленые да деревья культурные.
* * *
Пробежали Степа с Щегловым аллею ту шагом быстрым промеж многолюдья гуляющего. Раскинулся перед ними широко крыльями новый вокзал речной.
Похож вокзал на дебаркадер или пароход. Два яруса колоннад. Башня со шпилем. Балконы и площадки открытые. Мрамор, гранит, порфир. Портал высокий торжественный. Солнце вечернее, сквозь шпиль да колонны сияющее лучами светлыми. Люди веселые. Музыка из репродукторов бодрая.
Вошли Щеглов со Степой в центральный зал вокзала сквозь двери тяжелые дубовые. Прошли мимо скульптуры товарища Сталина серо-гранитной, внушительной; мимо макета канала Москва-Волга - со всеми гидроэлектростанциями, шлюзами, рукавами да памятниками у ворот Волги-реки; мимо люда шумного у касс толпящегося. Скользнули в вестибюль по полу гранитно-порфировому, наборному с якорями мозаикой выложенными. Вышли прямо на набережную, каскадами лестниц к воде спадающую.
И тут - хлынуло им в глаза солнце ослепительное безбрежное, вечернее, желто-оранжевое.
* * *
А вместе с солнцем - гладь зеркальная широко разлитой реки Москвы просторная, зелеными купами берега дальнего на фоне заката очерченная.
Корабли белоснежные у пристани. На борту одного из них надпись алыми буквами крупными - "Иосиф Сталин". У всех - флаги да выпмпелы пестрые на мачтах да реях тонких.
Запах воды прохладной да свежести.
Чаек крик длинно-пронзительный.
Москва - порт пяти морей. Течет Москва-река. Течет река Волга. Соединяет их канал, руками свободного человечества человечеством свободным созданный, для свободного человечества пущенный.
Разливается вода гладью сизо-прохладною. Валится солнце куда-то за Сходню да к Химкам. Гудят на воде широкой, большой, теплоходы да буксирчики шустрые, носами стальными воду усами пенными рвущие. Вечер ясно-летний накрывает, аки одеяло светло-прозрачное.
* * *
Только не до того Щеглову да Степе, не до красот вечерне-июньских. Разделились они. Один - направо побежал, другой налево вдоль балюстрад мраморных. Потом - на второй ярус. Потом - на верхнюю площадку открытую. Потом - к фонтанам, слюдяно-гремящим водою свежее-прохладной. Потом - снова на первый, сквозь толпу развеселую, да залы каменно-колонные с окнами высокими, сияющими стеклом свежевымытым.
И, наконец, выдохнули вместе облегченно - в ресторане их клиент сидит. Да еще и у столика рядом с эстрадой. С каким-то субъектом в форме речфлотовской с галунами золотыми на рукавах кителя летнее-белого.
Щелкнул пальцами Щеглов весело. Подлетел официант умелый, а за ним и сам метрдотель:
- Слушаю, товарищ...
- Значицца, так! Столик. И поближе к вооон тому!
- Организуем, товарищ начальник! Мы Угрозыск завсегда чтим...
* * *
Сидят Степа да Щеглов за столиком. А через столик - тот человек. И еще человек - сорудник Речфлота, тот самый, с галунами. Сидят-разговаривают, пьют. О чем говорят - не слышно.
Щеглов только-только-сели да заказали воды себе минеральной по бутылке - вскочил, да и убежал, шепнув:
- Я в отдел...
И теперь у Степы одна задача: сиди себе, глотай "Нарзан" полезный, да слушай, что за столом тем говорят. Если услышишь. Ведь недаром столики прямо у эстрады выбраны. Наша эстрада советская любой разговор заглушит-затрет. Плачет надрывно скрипка. Пиликают аккордеоны. Задумчиво выводит моложавый певец во фрак облаченный:
Расстаемся, я не стану злиться.
Виноваты в этом ты и я...
Тут и Щеглов выпрыгнул:
- Я номера его пробил по базе через отдел. Номера хорошие. Важные. Управление строительством Дворца Советов. А это - высокий уровень, большой круг почета... У них номера особые, как у чекистов. Понятно, почему его ОРУДовцы не тормозили.
- А рядом с ним кто?
- Ничего себе дядька. Поскромнее, чем Дворец Советов, но тоже... В общем, тот, что с ним - из транспортного отдела вокзала, влиятельный человек в Наркомате Речного флота СССР. Думаю, они именно через него сбыт своего добра наладили. И прикинь теперь: корабли через канал дальше идут по всей Волге. От Калинина и Рыбинска до Астрахани какой-нибудь... А оттуда еще и по Каспию поплыть можно. И остановки в каждом городе - до суток, если это круиз. Из любого такого города на маршруте, из того же Сталинграда, все еще дальше разлететься может в направлении неизвестном. Мы же не знаем, какая у них сеть и как долго работает. Так что всплыть наши побрякушки могут где угодно. И где кто чего сбыл - хрен кто разберется теперь. Перекрывать все это - работы на месяц-два. Да еще и все транспортные отделы милиции на ноги поднимать. А это уровень очень высокий, тут несколько управлений областных и республиканских задействовать придется. Геморрой страшный! Рапорта, писанина. Ладно, это дело времени. Потом разберемся...
Глотнул нарзана Щеглов, бросил взгляд быстрый за столик соседний - и продолжил:
- Но у меня для нас есть и положительные новости: если наш клиент не бросит машину здесь, а поедет обратно - ему всю дорогу наблюдатели перекроют до Бульварного и до конечного пункта доведут. Я дал оринтировку на все посты. Так что - можем расслабиться: никуда он от нас не денется.
Хмыкнул тут Степа:
- А почему они на ювелирку с этим номером не пошли?
- Наивный ты человек, Степа. Они ж не полные дураки-то на дело ходить с номерами перебитыми. Там номера еще байсаровские были. А сейчас аж сам Дворец Советов... Да-а-а. Дворец. Как же нам проникнуть-то туда, а?
Тут вдруг щелкнуло в трубке, будто в линию извне включился кто-то неведомый. И голос раздался знакомый, сильный.
- Молодец, Степа! Хорошо мыслишь, разведка. Есть, о чем поговорить. Жди!
* * *
- Привет-привет, товарищ Васнецов. Ты уж извини бабку-то нашу. Мы ее сами побаиваемся да ведьмой промеж собой называем. С ней лучше не связываться. Но, могу сказать, легко ты отделался. Она ведь и убить могла. Никто не знает, что она там у себя в лаборатории разбодяживает. Ну. Давай, молви, Степа, зачем вызвал?
Проглотил ком в горле Степа. И бешенство в груди подавил тихое.
- Тут есть два результата, Иван Иваныч. Первый - по машине. Думаю, мы обнаружили, где она может находиться. Теоретически. Но место то заповедное-запретное.
Вынул Иван Иваныч коробку папирос "Богатырь" с репродукцией ярко-васнецовой. Прикурил папироску тонкую. Выпустил дым ароматно-сизый.
- Что за место?
- Стройплощадка Дворца Советов.
- Так, - произнес Иван Иваныч коротко. - Ясно.
- И второй результат. Это побочная работа, но, я думаю, все это имеет прямое отношение к нашему делу. Я говорю об убийстве на Цветном в ту ночь, когда машину байсарову угнали.
- А я говорил тебе, туда не соваться?
- Так, но...
- А тебя не смутило, что в сводках ничего про это дело не было? Ты не понял, что если в сводках пусто, то это не просто так? Ты не понял, что это уровень секретности высочайший?
- Понял. Сразу. Потому и копать начал.
* * *
Выдохнул тяжело Иван Иваныч. Произнес тихо, ни к кому не обращаясь:
- Говорил же - нужно тщательнее прикрытие организовывать.
И к Степе:
- Ну ладно, давай, Степа, чего нарыл?
* * *
Кашлянул Степа, держа паузу из вежливости.
- Ведь ту девушку на Цветном убил кто-то вам неизвестный?
- Ну, допустим.
- То есть, это не вы ее убрали?
- Ты следи, давай, за языком-то... Полегче на поворотах! Нет, не мы.
- Так вот, есть шанс это раскрыть. Всю серию убийств, в последние месяцы Москву накрывшую. Ту самую, что в сводках общих старались не отражать. Только нужно спецоперацию организовать - а для того ваша помощь понадобится.
- В чем проблема?
- Мы тут подумали - и решили, что лучше всего на живца убийцу ловить. А живца-то того у нас не и имеется. Зато у вас - наулучшая во всех смыслах кандидатура. Из цирка. По всем статьям: мелкая, рыжая, тонкая, глазастая.
Почти пропел последние фразу те Степа. На Ивана Иваныча искоча глянул - заметил ли? Уловил ли?
Ухмыльнулся Иван Иваныч. Понял все с полуслова. Поднялся. Руку пожал Степе крепко.
- Ладно. Будет тебе твой "живец". Ориентир на пять часов вечера в эту субботу, 7 июня. Только ты сам будь в форме.
- В своей, милицейской?
- С ума сошел? В обычной летней паре, да с галстуком. Да в кепочке белой, чтоб голову не напекло. Тебе все привезут, не волнуйся. Не забудь орден надеть.
- А зачем?
- А затем, что мы на одной из открытых площадок в этот день встречу с героем-десантником товарищем Степаном Васнецовым организовываем. Там не только ты будешь. Там еще и пара механизаторов да трое доярок ударных нарисуются.
Похолодел у Степана затылок. И спина тоже похоложела. И пальцы рук. И бедра-то с икрами. Как когда-то среди ударников и ударниц в славной Одессе.
- То есть как?
- Отступать, Степа, нельзя. Решение уже принято.
- Кто решил?
Смеется Иван Иваныч.
- Да ты и решил, когда ко мне пришел о спецоперации договариваться. Не заметил?
- Я не про то. Я о моем выступлении в парке...
- Как кто? ЦК Комсомола Москвы. Ты же в комсомоле состоишь? Ну так - и подчиняйся.
- А почему мне сразу не сказали?..
- Степ, а Степ, ты тупой? Я ж тебе все сказал только что.
- А что я им рассказывать-то буду?
Еще пуще смеется Иван Иваныч.
- Ну даешь, ну насмешил! Это мне, дураку старому, рассказывать нечего. А тебе-то, воину поднебесному, богатырю красному - сколь угодно. Тут не волнуйся. Да народа нашего, советского-то, чего не сказать да не порассказать. Будь, главное, проще - и народ к тебе потянется... Понял? Не хмурься. Не слышу?
- Так точно!
- А теперь - Щеглова своего зови. Будем детали обговаривать.
* * *
Вызвал Степа по телефону внутреннему Щеглова - но не ответил Щеглов. Вызвал Степа тогда его же по городскому. А по городскому сказали, что Щеглов сейчас на парткоме, партийная учеба у них, лектор аж из городского комитета партии приехал.
Пожал плечами Иванн Иваныч:
- Как говорит товарищ Сталин, нет такой теории, которая не могла бы быть заменена самой лучшей на свете пролетарской практикой. Щеглов нам нужен. Так что - вытаскивай его. Именем ЦК! Ты понял?
- Есть!
* * *
Подошел Степа к дверям зала, где партком тот ответственный проходит. Открыты двери из-за жары. К завершению дело идет. Летит из дверей звонким голосом:
- ...История партии, товарищи, учит, что без широких связей с массами, без постоянного укрепления этих связей, без умения прислушиваться к голосу масс и понимать их наболевшие нужды, без готовности не только учить массы, но и учиться у масс, - партия рабочего класса не может быть действительно массовой партией, способной вести за собой миллионы рабочего класса и всех трудящихся. Партия гибнет, если она замыкается в свою узкопартийную скорлупу, если она отрывается от масс, если она покрывается бюрократическим налетом...
Сделал паузу лектор. Отпил воды из стакана. И завершил:
- Да зравствует наша родная партия! Да здравствует социализм!! Да здравствует...
Потонули его слова последние в реве и хопках дружно-буйных.
Аплодирует зал стоя. Жарко. Искренне. Пять минут. Десять. И тут, как только хлопки те на убыль пошли, голос в зале раздался бодрый:
- Да здравствует товарищ Сталин!
И тут зал на новый круг понесло. Жарко. И искренне.
Так, что - стены дрожат.
Хотел было Степа в дверь заглянуть - да не смог, отшвырнуло его силой неведомой.
* * *
Завершилось собрание, вышел Щеглов, хмуро-подтянутый, напевая сквозь зубы мотив частушечный. Увидал Щеглов Степу, покраснел, - да и петь прекратил:
- Салют! Извини, что задержал. Информации море. Картина маслом! Этого человечка-то вчера не бросили. Мы-то с тобой уехали, чтобы его не волновать лишний раз, а он еще часок посидел, да и обратно в город почапал. Загнал машину на территорию стройки, домой пешочком пошел. Ну а наши его от проходной опять повели. Правда, поздновато уже было, часов одиннадцать. Но повели.
- И что же?
- Выявили его местожительство, контакты пробили. Потом на его жену да на друзей и знакомых слежку повесили. И за любовницей хвост поставили, благо люди есть. И ты думаешь - кто она?
- Кто?
- Главный товаровед из того ювелирного. Ух, и хитрожопая баба! И с героем-то нашим, и с директором магазина шашни крутила. Да еще и с одним человеком солидным из Мосювелирторга.
- А личность героя не установили?
- Обижаешь! Извини, я сразу просто не сказал, зарапортовался. Это мы в тот самый вечер сразу выяснили. Путятин Владилен Петрович, 1918 года рождения, москвич, из рабочих. Закончил Московский автодорожный институт, но закончил-то непросто, а так, по комсомольско-партийной линии...
- Это как?
- Это так. Так-так-так. Это когда двоечник участвует в общественной жизни, образцовый активист, а потом преподаватели ему оценки ставят, чтобы этот общественник, сраный, им карьеру не испортил. Я насмотрелся на таких - ого-го. Приходят после вуза жопу для стажа погреть, а потом на повышение в горком, в управление или сразу в наркомат убегают. Они греют - ты работаешь... Так!
И Щеглов посмотрел на Степу очень выразительно.
- Так! Это все - между нами! Я тебе ничего такого не говорил.
* * *
Не заметил Степа взгляда того щегловского. Просто рукой лоб потер напряженно. И спросил невпопад:
- Неужели у нас еще такое есть?
- Есть... Нет, не пойми превратно. Это все пережитки буржуазные. Испорчен еще народ буржуазно-классовыми отношениями. В будущем мы все это искореним, конечно, в корне. В будущем только за знаниями будем в институты приходить. Но - сам-то посуди, как чистые знания получать у профессуры, которая, само по себе, сплошь буржуазна? Или училась у таких же буржуазных специалистов? Потому пока все это есть... как оно есть. Ну а что ты хочешь - у нас социализму всего только четвертый год идет. Еще поколения нового не народилось нашего, социалистического. Не выросло.
- Да понимаю я все... А вот на стройке Дворца он как очутился? Там же случайных людей нет. Там секретность. Там проверки разные.
- Легко. Так же, как и институт закончил. Политически грамотен. Член ВЛКСМ, кандидат в члены ВКП (б), участник всех мероприятий, активный общественник. Это, во-первых. Женился на дочке нужного человека. Это - во-вторых. И как раз второе здесь - самое главное.
- Как так?
- А вот так. Тот же тесть высокопоставленный его на Дворец и порекомендовал, когда место там освободилось. С такой рекомендацией никакие проверки не страшны. Тем более у него анкета чистая. Но дело даже не в этом.
Сделал товарищ Щеглов паузу театральную. Сдвинул брови Степан - весь во внимании.