Мой второй брак, в смысле супружества, оказался несколько удачнее первого и поэтому длился он значительно дольше.
Тогда мне, молодому и разведенному казалось, что я уже набрался достаточного опыта семейных отношений, сумел доподлинно определить в женщине Самое Слабое Звено и был безгранично уверен, что никогда не повторю тех ошибок, которые привели к разводу с первой женой.
Но это только казалось.
Первую жену я нашел в столице Казахстана Алма-Ате (Алматы), но, к счастью или нет, не казашку. Прожили мы с ней не долго и, не затягивая резинового кота за хвост в долгий ящик, скажу, что она оказалась просто бестолковой и для совместного проживания непригодной.
Видите ли, она думала: для того, чтобы жизнь складывалась нормально - меня обязательно надо ревновать. К кому? Да хоть к кошке, хоть к опоре (опора - столб женского рода). О, как она мечтала найти в моих карманах напомаженную записку, ну хотя бы чей-то волосок на лацкане, а еще лучше - чужие женские трусики в портфеле! Вот бы она после этого... укрепила бы семью! Ох, как "этим самым" она прихватила бы меня за "одно место"! И я, конечно же, тогда стал бы её безумно любить. И бояться!
Мечта!? Бред.
По её разумению вместо задушевного разговора вечерком с супругом должен быть обязательно скандальчик, хоть и не большой, но скандальчик:
- Ты где это шлялся?
- На службе задержался. Совещание.
- А, по-моему, от тебя женскими духами пахнет?
Кто-то ей это посоветовал. Кто?
Когда только свои мозги появятся?
Развод с ней стал великим благом, а страшные два с половиной года совместных мучений закончились, как водится, алиментами.
Если с первой дурочкой искусно и искусственно созданный скандал начался сразу же на следующий день после свадьбы (я, якобы, дольше положенного времени задержал свой взгляд на её подруге), то со второй дело обстояло несколько иначе.
Вот что я тебе расскажу, друг мой.
* * *
Может быть, Ирина Аллегрова и права, утверждая, что "все мы бабы - стервы", но я с ней тогда не соглашался и, робко противясь, очень тщательно искал свою половинку, единственную и неповторимую. И ведь через пару лет я её все-таки нашел. Ну не стерву, конечно. Встретил, как мне казалось, нормальную девушку, чтобы создать крепкую семью, похожую на корневую систему двух молодых деревьев, сплетенную в счастливом камасутровом порыве...
А для чего тогда "сходиться-то", грубо говоря? Ведь после ЗАГСА всегда следует брачная ночь, а там не в ладушки играют. Я же знаю, опытный.
Так и получилось. Деревья сцепились. Однако потом пришлось пилить по живому.
* * *
4 июня 1974 года я делал отчаянную попытку вылететь из Архангельска в Симферополь. Самолет задержали часа на четыре в связи с мощным снежным зарядом, пронесшимся над столицей Севера.
Я стоял в офицерском пальто на крылечке занесенного снегом аэропорта и завидовал выпускникам нашего пограничного училища, удачно распределившимся, например, в Западный округ. В Крыму, оказывается, тоже были заставы.
Снег с взлетной полосы все-таки разгребли, и я заснул в кресле ТУ-134, предвкушая дивный отдых на солнечном морском берегу.
Отпуск!
В то время в Ливадии находился дом отдыха "Пограничник Севера", ставший в последствии "Пограничником", а потом и вовсе отошедший к "Державному Комiтету по охорону кордону Украiны" в связи с известными событиями, когда все вдруг захотели стать президентами республик, колхозов, гуталиновых фабрик, посудных лавок, разных свалок и отхожих мест.
Приняли меня в Доме отдыха неласково, в путевке наотрез отказали, мол, у них так не делается. Да и к тому же сезон начался. Но добрые люди подсказали адресок, по которому я и направился.
В двухэтажном, ветхом строении, увитом плющом, жила семья бывшего пограничника. Миша Янин служил в свое время на КПП "Архангельск" и, как оказалось, знал моих нынешних офицеров-сослуживцев. Так что нам было о чем поговорить. Галина, жена его, работала в столовой "Пограничника Севера" и проблемы молодых офицеров, мечтавших отдохнуть и позагорать, знала не понаслышке.
После душевного ужина с прекрасным Крымским хересом мне отвели не большую, но уютную комнату с холодильником, что было очень солидно по тем временам. Сами же хозяева спали на оборудованном под гостиничный номер чердаке, как говорится, поближе к свежему воздуху.
На следующий день я был допущен к газовой плите и продуктам, которые в доме водились, Галя работала в столовой не зря.
По выходным Миша брал меня с собой на берег моря. У него были настоящие акваланги, с помощью которых мы и ныряли в небольшой бухте, собирая прилипшие к скалам мидии. Дары моря жарили на костре. Пили шампанское.
Мне нравилось.
Потом вдруг захотелось чего-то казенного, и я как-то после купания отправился пообедать в обычную Ливадийскую столовую. Деньги еще были.
Ялтинский Общепит к тому времени приобрел богатейший опыт использования дармовой, но ответственной рабочей силы. Приглашались на летний сезон учащиеся кооперативных техникумов, которые за "стол" и хорошие оценки в поте лица трудились раздатчиками блюд и подсобными рабочими, потакая привередливым отдыхающим.
* * *
Она стояла за стойкой на раздаче второго и улыбалась всем своим загорелым лицом.
До развала СССР было еще далеко. Жизнь загорелой практикантки виделась в розовом цвете. После удачного завершения обучения в Запорожском кооперативном техникуме на техника-технолога приготовления пищи в столовых и ресторанах ей можно было рассчитывать на приличное распределение. Лучше бы в Киев.
Как хотите, но из всех стоящих рядом с ней в варочном цехе украинских красавиц в почти белых фартуках и огромных колпаках, она показалась мне наиболее привлекательной.
- Девушка, а как Вас зовут? - поинтересовался я.
- А зачем? - ответила загорелая.
- А когда Вы заканчиваете работу?
- В восемь вечера. А что?
- А то, что в двадцать ноль-ноль я буду ждать Вас на ступеньках столовой. Договорились?
- Ха-ха!
* * *
Это "ха-ха" я расценил как согласие.
Пронеслась череда нежных и трогательных свиданий. Даже со слезами на глазах.
Письма в Архангельск шли гарные. Я отвечал оригинальным способом: исписывал целые страницы всевозможными уменьшительно-ласкательными словами, типа "ласточка, кисонька, солнышко, травиночка, ромашечка, рыбонька...". Эти письма она хранила лет двадцать, потом разодрала их в лапшу и бросила в помойное ведро. Так, чтобы все видели. И я в том числе.
* * *
Через год сыграли свадьбу у нее на родине, тогда еще на, а не в Украине.
Это был маленький городок, в котором все домики (они же хаты) поголовно одноэтажные. Во дворе или даже прямо в доме держали разномастную скотину: коров, гусей, кур. А о кабанчиках да легендарном сале и говорить не приходится. То самое Сало было! Бедные собаки на коротких чембурах, охранявшие амбары и схроны со съестными припасами, рыдали всю ночь, до хрипоты подтверждая правоту выводов теории старика Павлова.
Перед революционными праздниками городок преображался, так как все жители дружно начинали белить свои дома и выгребать накопившийся от прошлых гулянок мусор.
Невеста вела себя достойно, и ее переход в новое качество - жена офицера - прошел в соответствии с высокими требованиями Морального Кодекса Строителя Коммунизма.
Разве я не сказал про любовь? Да, я был влюблен. Сильно и по-настоящему. И как мужчина регулярно доказывал это на деле.
* * *
Обижаться молодой жене было не на что. Разве что алименты? Так ведь я и не скрывал, что был женат. Я все честно рассказал юной "кулинарше" о своей прошлой жизни еще при первом знакомстве. Да и с кем не бывает?
Однако у меня было что-то и взамен, если особой любви ко мне не испытывать. Во-первых, я был олицетворением обычного способа, помогающего провинциальной девушке вырваться из родительского деревенско-животноводческого плена, а во-вторых, не каждой украинской красавице удается приехать, скажем так, на границу и сразу в новую добротную квартиру со всеми удобствами. Причем, областной центр - это не застава в славных карельских болотах, где нет ни магазина, ни света, ни газа, ни даже соседки, чтобы перекинуться парой слов. Горячая вода там бывает только в чайнике, да в солдатской бане по субботам. И печку на кухне надо топить самой, таская свежесрубленные дрова из сарая.
* * *
Семейная жизнь началась.
Чтобы устроить свою супругу на работу по специальности, я направился в райком комсомола. Валя Васильева, первый секретарь и душевная женщина, взялась помочь. Через неделю моя молодая жена уже оформлялась в трест столовых и ресторанов заместителем директора столовой. К продуктам.
Живи, люби, радуйся. Рожай. 28 августа 1977 года на свет появился сын. Замечательный парень! И в этом же году я стал капитаном.
- Мой папа - пикитан! (капитан), - так говорил подросший мальчишка.
Вместе нам было очень хорошо. Иногда ловил себя на мысли, что я вновь и вновь влюбляюсь в свою жену! К слову сказать, постельная составляющая интимной жизни меня удовлетворяла полностью. Извините за пикантные подробности, но под нами сломались две кровати. Качества, наверно, плохого.
Годы службы в Архангельске для меня были счастьем. Не было частых тревог, как на линейной границе. С пропитанием все в порядке. Звания вовремя. Детский садик под боком. В отпуск - на юг, до "батькив". Жена устроена. Что еще?
Из командировок я никогда с пустыми руками не возвращался: рыба, грибы, ягоды, туфли, платья из местных Рыбкоопов, и т.п., и т.д. Даже нижнее белье. Ну, нравилось мне это дело! Все для жены и детей.
А уж сёмги-то сколько я перевозил с Белого моря! Мешками. Там за "пузырь" "андроповки" местные рыбаки могли родину продать. Когда путина - у них сухой закон. Но что интересно: за это время водки в деревнях выпивается значительно больше, чем за какой-то другой период. Великое дело - пола продавца! Из-под нее можно получить всё, даже срок.
Моя семья каждый год на лето выезжала к тёще. Купались в Азовском и Черном морях. Все возвращались в столицу Севера здоровыми и загорелыми.
А пока они отдыхали, я практически каждый год делал ремонт в квартире. Красок и лаков у старшин подразделений контрольно пропускного пункта "Архангельск" было хоть залейся. Как-то раз, достав на мебельном комбинате десяток полированных дверей от трехстворчатых шкафов, я сделал довольно-таки приличную стенку, с множеством шкафчиков и даже баром! Правда, спиртное там не задерживалось, так как гостей у нас все-таки бывало многовато. На сёмгу слетались.
Но по тем временам стенки, как мебель, были дефицитом. А у нас в квартире появилась эта шикарная вещь!
Вскоре я получил двухкомнатную квартиру, а через пять лет после сына у нас родилась дочь.
У меня были замечательные друзья, у друзей - нормальные жены. Стоит заметить, что в рестораны в те годы мы ходили чаще, чем когда-либо. А в нашем доме чуть ли не каждый день собирались знакомые. Бегали по театрам и киношкам, зимой носились на лыжах.
Денег было не много, но и не мало, так себе, и их никто не жалел. А я был крайне признателен жене за то, что она меня не попрекала алиментами. До поры до времени. Наверно, ей это кто-то посоветовал.
Честно сказать, мне нравилась моя жена. Она была хорошей хозяйкой, заботливой матерью, прекрасной любовницей для своего мужа. Я носил её на руках в прямом и переносном смысле, и многие офицеры мне просто завидовали.
Но Белые Ночи, господа, оказывается, вечными не бывают.
В первый раз они для меня померкли в середине 1980-го! Я впервые столкнулся с безнравственностью жены, и даже просто не знаю до сих пор, как это назвать... Серость, что ли? Или хамство человека не знавшего настоящих тягот пограничной жизни? Но шок, братцы, я, однако, испытал.
Задайтесь вопросом: для чего, или ради чего служит офицер? Угадали. Конечно, чтобы получить очередное воинское звание (желательно досрочно), чтобы поступить в академию и отхватить новую должность с целью получения следующего воинского звания. Помните: в рюкзаке солдата лежит маршальский жезл, или "какой же солдат не мечтает стать генералом", а уж тем более офицер с высшим образованием.
В этот год вышел приказ о сокращении количества лет службы в плане присвоения воинских званий. От "капитана" до "майора" надо было служить теперь три года, а не четыре, а от "майора" до "подполковника" четыре, а не пять. Ну и так далее.
Так вот, мне несказанно повезло! Я на год раньше срока получил звание майора. Класс! Приятно, чёрт возьми! К тому же, я стал, старшим офицером!
Счастливый, "со многою радостью" и бутылкой вина для предварительного "обмывания" я поднялся к себе в квартиру, посверкивая наскоро приколотыми к погонам звездочками.
- Ликуй, жена, я - майор! Дали!
- И чё?
- Так майор же!!
- Вижу.
- Ну, как же ты не понимаешь? Я - майор! Это же так здорово! Я старший офицер! Ур-ра!!
- Ну и что ж мне теперь, усраться что ли?
- ???
Пошло. Грубо. Неприлично.
Я стоял с открытым ртом. Что я сделал плохого, что не так?
Жена? Разве настоящая офицерская жена могла такое ляпнуть? Бред! Не проще было ли обнять мужа и поцеловать, порадоваться вместе с ним?
В общем, такого мощного и подлого плевка в лицо я не ожидал.
Заслужил, называется! И ведь до сих пор не пойму, за что?
Ну и чтобы ты, дорогой читатель, сделал со своей боевой подругой в такой момент? Убил бы, наверное, в сердцах. А я проглотил это оскорбление. Любил, дуру!
А, может, я её и не знал вовсе? Просто любил, и все.
* * *
В это время я уже учился на заочном факультете Военно-политической академии имени В.И.Ленина.
Случай этот как-то забылся, был припорошен тенью прощения. Я для себя через силу придал ему "непонятый мною шутливый оттенок".
И эти губы, которые произнесли безобразнейшую фразу, я продолжал целовать.
Ну, сорвалось, будем считать.
* * *
Через год, после окончания учебного заведения, меня назначили заместителем начальника политического отдела в Карелию, в Суоярвский пограничный отряд. Политотделом тогда руководил мой старый и добрый товарищ - полковник Каримов Рашит Мухаметович. Я был рад.
Как обычно, отправив семью в отпуск, я упаковал домашние вещи в пятитонный контейнер и, после традиционной "отвальной" с близкими друзьями, вылетел в Петрозаводск. Из столицы Карелии поезд тащился до города Суоярви несколько часов, останавливаясь у каждого столба.
Ключи от трехкомнатной квартиры Каримов дал мне сразу, чем вызвал бурный всплеск ненависти ряда безквартирных офицеров и прапорщиков, особенно их жен-церберш.
Жилье это, правда, было несколько запущено. Пришлось чистить, мыть, переклеивать и красить. Но мне было не привыкать. Да и семью хотелось встретить по-человечески, чтоб не говорили потом, что я их мотал по гарнизонам, таскал по жалким лачугам.
Население этого городка, имею ввиду пограничный гарнизон, делилось на две части: женскую и служивую. Мужики - офицеры и прапорщики, намаявшись на службе, спали без задних ног, а их жены сплетничали и выслеживали тех, кто, куда и зачем пошел. Чем еще себя занять? Они знали всё, и даже то, чего и не было никогда.
Женская половина тоже не была однородной массой, и, кстати, не безгрешной. Она состояла из нескольких частей, то есть, жен командования пограничного отряда, просто офицерских жен и жен прапорщиков, а также вольнонаемных дам, работавших в части по контракту. В свободное от сна время эти категории в основном дружили против кого-нибудь, завидуя или злорадствуя.
Но наступали и перемирия в виде Международного женского дня, Нового года или Дня части, когда семьи офицеров и прапорщиков собирались в клубе в\ч. Тут-то и расточались наисладчайшие улыбки, с придыханием говорились комплименты в связи с "оторванной" по случаю в магазине Военторга юбчонки. На вечерах случалась и перевербовка в стан "приятеля".
Мою вторую леди отдела по прибытии в часть сняли влет! И ровно через полгода я почувствовал к себе ухудшение отношения со стороны жены. Не знаю, что случилось, но теперь, вспоминая те годы, скажу откровенно: офицерские кумушки просто перевоспитали её, и она стала как все, стандартной и глуповатой. Темы для их вечных разговоров можно пересчитать по пальцам:
- где и чего, а, главное, почём можно купить в том или ином магазине;
- мой (твой) муж (идиот, кобель) опять нажрался с твоим (с моим);
- а этот что-то частенько в библиотеку стал захаживать;
- соседка обновку купила, и где только деньги берет, стерва?
В моде были слухи, семьи явно не укреплявшие. Иногда, наслушавшись дикостей, я молча собирал вещи, и, не объясняя причин, также молча уезжал на границу в командировку. На заставе в лесу надоедали только комары.
В личное время, проведя занятия с солдатами, всласть набеседовавшись с комсомольским активом, "пролётчиками" и побывав на проверке пограничных нарядов, я шел в лес или на болото собирать грибы и ягоды, ловить рыбу для своей женушки. Как же с пустыми руками-то?
Но по возвращению домой всё принималось как должное, ни тебе спасибо, ни тебе поцелуя в щечку. Так, огурец без соли.
* * *
В ноябре 1984 года, находясь на 8 погранзаставе имени Н.Ф. Кайманова в период усиленной охраны границы, приуроченной к ноябрьским праздникам, я получил радостное известие. Седьмого утром, перед парадом на Красной площади, мне позвонил начальник политотдела и сообщил, что я стал подполковником!
- Служу Советскому Союзу!
"Обмыв" звания прошел по всем правилам. Быть равнодушной и не раскошелиться на это дело моей боевой подруге не позволили жены командования отряда.
Не принято.
Так что и стол был, и песни, и пляски "до потери сознания". На нижних этажах перед соседями извинились загодя.
Запомнился мне и один случай, связанный с детскими шалостями.
Пришел я как-то на обед. Снял шинель, уселся за стол. Чую на себе недобрый взгляд.
- ?
- Ешь. Потом поговорим.
После обеда, шедшего по пищеводу грубыми комками, я уселся на диван и приготовился, к принеприятнейшему известию. Типа, теща приезжает.
- Отвечай, только честно!
- Попробую.
- Это чьи?
Жена театральным движением руки вскинула над головой какую-то красную тряпку, которая, при приближении, оказалась дешевыми женскими трусами.
- А я откуда знаю.
- Я их нашла у тебя под подушкой!
- И чего?
- Как это чего? Кто у тебя был?
- Когда, если я месяц из дома не уезжал, а ты тут сидишь днями и ночами. Совсем, что ли? Хотя размер подходящий...
- Так чьи они?
- У них и спроси. И еще, запомни, если трусы за рубль пятьдесят, то я такую даму к себе никогда не приведу. Ты, вон, лучше у сына спроси.
- Дурак! Мальчик в первом классе!
- Сама ты...
Как нарочно стукнула входная дверь, из школы явился сынишка, враз обнуливший ситуацию.
Жена, по моему настоянию, ткнула ему под нос трусишки.
- Чьи?
- Ой, мама! А ты где их нашла? Мы тут со Светой со второго этажа в прятки играли!
Молодец пацан. Весь в меня. А-то ярлык неблагонадежного был бы подвешен пожизненно.
* * *
Параллельно нормальной службе на Северо-Западе шла афганская кампания, и командование пограничного округа предложило мне отличиться на ниве выполнения интернационального долга.
Я не стал куражиться. Для меня это тоже был шанс вырваться из Карелии, да и выслуга год за три, знаете ли. А "расти" только по горизонтали не хотелось: мне настойчиво звонили, мягко говоря, балбесы из отдела кадров и, явно издеваясь, предлагали послужить в ласковой Средней Азии, например, в Серахсе. Помните: горячие губы, горячий песок? Так вот там еще хуже. Полный уч-кудук!
Так что обматерив непонятливую военно-врачебную комиссию Петрозаводского госпиталя, решившую, что с моим артериальным давлением в Афгане делать нечего (а в Средней Азии можно), я в середине июня 1987 года все-таки оказался в Первом Главном управлении КГБ СССР (ПГУ, нынешняя Служба Внешней Разведки).
Кто-то там, в кадрах Главка, узнал, что моя жена с кухней на ты, и тут же мне было предложено взять её в Кабул, в Центральный советнический аппарат при МГБ ДРА. Если нет, то мне одному предстояло ехать советником в Фарах. Это такая провинция в Афганистане, в то время - одна из самых спокойных в плане довольно-таки бестолковых революционных преобразований. В принципе, мне было все равно.
Но согласие, как продукт при полном непротивлении сторон, было достигнуто, и уже в сентябре я встречал свою суженую в Кабульском аэропорту.
Потом я узнал, что после моего отъезда жена совершила очередную глупость, пустив на два месяца к себе "на постой" моего старого архангелогородского товарища Григория, прибывшего для прохождения службы в политотдел отряда. Он только что закончил "нашу" академию. А чего он один в гостинице-то делать будет? Ни приготовить, не постирать... Умница.
Господи, какие же "махровые" слухи были запущены! Да это же то, что надо! Бабьё красок не жалело, представляете: муж на войне, а она с другом его в своей квартире живет!
* * *
Работа в Кабуле у жены была не пыльной. Она помогала готовить обеды на представительской вилле КГБ для легендарного генерал-лейтенанта В.П.Зайцева и его друзей, в число которых входил и сам Наджибулла - Президент Афганистана. Несколько раз в неделю приходила машина из Представительства и увозила жену на работу.
За эти неполные девять месяцев, которые мы совместно с ней провели в Кабуле (в мае 1988 года жена уехала в Союз), в наших взаимоотношениях не было и намека на какой-нибудь срыв, нелады, обиды. Жили дружно, горевали только о детях, оставленных дома у родственников.
Афганских денег, "афошек", было предостаточно. Ходьба по базарам для женщин из СССР была своеобразным аттракционом.
Здоровый секс как никогда скрашивал нудные афганские вечера.
Хорошо. Значит, война помогала. Вывод: война - это благо, так как на это время у супругов меж собой бывает перемирие. Шутка, конечно.
Из Афгана я вернулся в начале февраля 1989 года. Живой, здоровый, полковник, орденоносец, счет валютный, вполне приличный. Люби мужа-то! Да, нет, отвечай хотя бы взаимностью.
Впервые в жизни мне не повезло. Я вышел из Афганистана последним политсоветником в числе самых последних советников. Естественно, что все соответствующие должности в Погранвойсках были заняты, кроме одной - преподаватель Высшего военно-политического пограничного училища в пгт. Голицыно.
Квартир тоже не было. Я простоял в очереди семь лет. Афганец, называется, интернационалист!
Но мир все ещё был не без добрых людей, и мы поселились в предназначенном под снос доме на Неопалимовском переулке недалеко от метро "Парк Культуры". Старая коммуналка о семи комнатах и двух кухнях. Потолки - не доплюнуть! Все жильцы съехали.
Номинальная хозяйка (подруга моего знакомого) официально занимала два жилых помещения. Ей давно предлагали квартиры в новых домах, но она тянула время, чтобы снова попасть в этот дом после его реконструкции.
Так что мы могли жить хоть во всех остальных пяти комнатах. Квартплата условная, её просто не было.
Попробуйте найти что-нибудь подобное в центре Москвы "за бесплатно". Опять же экономия.
Летом 1989 года я выбрался в Карелию. За сутки собрал все вещи и затолкал их в контейнер. Пока жена с детьми как обычно отдыхала у родителей, мне удалось расставить мебель по комнатам, придав им жилой вид.
Самое главное: жить было можно. Морду воротить не от чего. Дети пошли в нормальные "грамотные" московские школы, а я через год все же перебрался из училища работать в Главк, на Лубянку.
Но я видел, как жена все-таки затухала, привыкнув селиться на новом месте и на всё хорошенькое. Что-то её раздражало, и я, очевидно, в том числе, со своей зарплатой. В Москве ей катастрофически не стало хватать денег, а соблазнов было множество. Шмотки! Косметика! Ювелирка! Супермаркеты! Базары!
Сначала она самостоятельно пыталась наладить продажу модных шарфов у дверей "Детского мира", потом устроилась на работу в один из нескольких тысяч мелких банков, которые множились как "грибы после вождя". Там она кормила обедом сотрудников. Супы варились дома, на газовой плите, а люди из охраны приходили и забирали судки и плошки.
Приходилось ей помогать. Я вставал в 6 утра, чистил ведро картошки и шел на работу, то есть тащился в Голицыно, два с лишним часа туда и столько же обратно, если электричку подадут вовремя. И так год.
Я уверен, что лучше меня в мире не чистит картошку никто, особенно с закрытыми глазами.
Хозяйка квартиры оказалась пошлой женщиной. Умишко отсутствовал, зато дури и спеси было, хоть отбавляй. Раз в полгода она предлагала нам освободить жилплощадь, мотивируя свои действия острым желанием заняться личной жизнью. Якобы, мы мешали ей водить мужиков, потому как она стеснялась нас. В свои-то неполные пятьдесят!
Татьяна часто страдала, сильно переживая, хотя московская прописка у нас имелась, и мы ни чем не были ущемлены в Москве. Хозяйку я ненавидел всеми фибрами, как говорится, да и Татьяна, наверно, тоже мечтала придушить её своими руками, поскольку та попыталась как-то выбросить нас на улицу даже зимой. В глазах хозяйки я был монстром, поскольку говорил ей в лицо все, не заискивая. Забегая вперед, скажу, что сейчас жена и эта "милая" дама подруги - не разлей вода! Женщины.
Не удивительно, что от этой гостеприимной особы жена взяла не самое лучшее. У неё даже смех изменился, стал какой-то неискренний, через силу.
Боже мой, как же она однажды переживала, что я потратил, якобы, кучу денег на ресторан, куда пригласил своих новых сослуживцев на день рождения. Но не отметить "пышно" я не мог. Это был мой первый юбилей в новом солидном коллективе. Меня просто бы перестали уважать. А вы знаете, как относятся к скряге в воинском коллективе такого рода. Кстати, на этот вечер друзья-то и сбросились по четвертаку, мои затраты были минимальны.
Началось нытье, хотя из дома я не брал никогда в жизни ни одной копейки. Не знаю, на что шла моя зарплата, и получает ли жена вообще какие либо деньги со своей работы.
Как жил я? Так, то гонорар получишь за статейку в газете, то в командировке сэкономишь. Наоборот, если что-то у меня и появится, я все время норовил ей отдать. Иногда, правда, раза два за жизнь я тратил свою же зарплату, да и то не всю, на свое здоровье. Суставы болели, нет мочи! Консультации в платных клиниках бесплатно никто не делает. И что, я не имею права тратить на это деньги?
А как она узнала, что мы были в ресторане? Да шарила по карманам, пока я спал, и вытащила измятую бумаженцию - счет за ужин. Есть у неё такое хобби. Любит и письмишки чужие почитывать.
- А ты не оставляй их на видном месте. Специально, наверное, меня провоцируешь?
Пошло. Никаких "правил приличия".
1996 год. Ордер на новую квартиру у меня в руках. Химки, Подмосковье. Я счастлив, но где-то в подкорке шатается неприятная мысль, что с Подмосковьем мы еще намучаемся. А в Москве в то время селились только генералы, подхалимы и пройдохи.
Ну что? Начнем оседлую жизнь?
Вернулся я как-то из командировки. Утро раннее, а постель у жены была тепленькая. Ну, я туда и угодил сходу. Десять дней на границе - это вам не изюм косить!
Дня через три, жена, с ярко горящими глазами нервно подошла ко мне и в резкой форме сделала заявление:
- Ты меня триппером наградил!
Картина Репина "Приплыли"!
Я не стал оправдываться, а предложил сразу дать ей в глаз и ответить мне один на вопрос: "Чем это ты тут занималась, пока меня не было?".
Дальше разговор был похож на диалог немого с глухим. Слезы и крики, что, мол, ты всегда прав, ты всегда отговоришься!
А как по-другому, если так и есть на самом деле? На себя наговаривать?
Дни идут, лично у меня все нормально, так как по-другому и быть не должно. И тут она подходит снова.
- Я была не права (?). Это крем такой, которым я пользовалась, дает некий эффект. Соседки мне сказали, что иногда бывают такие симптомы.
Заметили? Не извини, не прости. Даже по имени не назвала. Еще и соседок поставила в известность! Умница.
Глотаю и это.
Но нервы, однако, не железные. Стало прихватывать сердце, гипертония прогрессирует. Раз в год заваливаюсь в госпиталь. Удалось даже трое суток провести в реанимации. Радости мало.
И вдруг слышу:
- Ого! А чего это ты себе такие дорогие лекарства покупаешь?
Это она увидела ценники на коробочках.
Каково, господа? Нонсенс! Моральное убийство!
Ну и почему бы сразу не предложить мне сдохнуть и не мучатся от дешевых и "левых" таблеток? Заботливая ты моя!
Молчу. Но в мыслях уже этот человек со своими "тараканами" просто перестает для меня существовать. Такая болезнь, в отличие от моей, уже не лечится.
На глазах росла и множилась зависть, жадность и беспринципность. Обычная тема для разговора за столом: что купили соседи, какую шубку отхватила одна из подруг, что и сколько нынче стало стоить.
- Какой ты мужик, если не можешь... Вон, соседские мужики как устроились! Деньги лопатами гребут!
Значит, не могу. Воровать не умею, зарабатываю столько, сколько я способен своими силами и мозгами заработать.
- Какой же ты мужик, даже гвоздя не забьешь...
- Ткни пальчиком куда тебе надо вбить и сколько.
- Ну, я вообще!
- ?
* * *
В семье случилось редкое счастье. Сын окончил Академию информатики и приборостроения. Заработал денег на съемках фильма и дал парню на машину, обещал купить, если хорошо закончит. Не новую, конечно.
А чтобы женщина не горевала от увиденного, пришлось и ей все-таки дать часть своего гонорара. Она легким движением сунула деньги в карман поношенного халата и поспешила удалиться, видно собираясь прятать, "сундучить".
Но уйти ей не удалось. Я ухватил хозяюшку за подол.
- Милая моя, хоть бы спасибо сказала.
В ответ вместо слов благодарности я увидел лихо скрученную фигу и услышал обычную чушь, к которой уже стал привыкать.
- Еще чиво! Это твой долг! Ты всегда должен мне отдавать все свои гонорары-монорары! И нечего там у себя семейные сбережения утаивать! Все, что ты зарабатываешь, должно идти в доход семьи! Понял?!
- Понял, как скажешь.
* * *
И никаких гонораров я в своей жизни как бы больше не получал. Жил, оказывается, рядом с копилкой. Знаете, такие глиняные свиньи есть, с разрезом на спине. Потом как треснешь об пол, так оттуда медяки и покатятся во все стороны. Вот радости-то!
* * *
Перед увольнением в запас я пошел в отпуск.
Достал путевку в Анапу, там находится наш пограничный дом отдыха. Так себе, крыша над головой, кормежка средняя. Выручала палатка с пельменями, мантами и домашним виноградным вином. Пляж не оборудован, море мелкое и в мае еще холодное.
Зато выспался.
По приезду домой я по решению жены был отлучен от сексуальных утех. Мадам стала ложиться спать в спортивном костюме, и, демонстративно отвернувшись, жестко пресекала все мои попытки сблизиться. Воспитывала.
- И сегодня я не хочу!
Следующая ночь была точной копией предыдущей.
А я не мальчик, чтобы клянчить. Не хочет, значит, так надо. Видимо есть причины. Возможно, что и конец таки пришел! ... и я тоже отвернулся, и уже, как оказалось, навсегда.
А д, аржан - а д, амур! (фр. Нет денег - нет любви!).
Первое время, честно признаться, я ждал, когда ЭТО всё же произойдет с ней, и она повернется ко мне и что-нибудь скажет милое и нежное. Ну, виновата, прости! Я хочу тебя, например.
Кстати сказать, за всю жизнь такое с ней случалось всего дважды, когда приходила с работы подшофе. Видать, телу требовалось соответствующее продолжение банкета.
Я смотрю футбол, а "барыня легли и просют!".
Ненавижу пьяных женщин на трезвую голову.
А нежных слов она не говорила мне по большому счету никогда. Она никогда не говорила мне по своей инициативе "Сашенька, я люблю тебя!", или "милый, дорогой". Были какие-то похожие вещи, не считая ранних плагиаторских писем, однако лично мне так ничего и не запомнилось.
Жаль. Оборвалась последняя нить личностных связей. Постепенно она перестала меня интересовать как женщина, как жена. Внутри словно что-то сломалось. Вместе с желанием ушло и эстетическое восприятие сексуальности человека. Без половых отношений семья перестает существовать.
Понимаете, о чем я? Лежат в постели мужчина и женщина. Он голый, а она в спортивном костюме. В каком-то коконе из одеяла.
Вот и все. Такое впечатление, что в доме вместо жены поселился кто-то обозленный на меня, не забывавший, однако, регулярно сгребать с комода мои авансы и зарплаты - "жалкие гроши", ворча и сетуя на дороговизну.
Нормальной супружеской жизни мне очень хотелось, да и хочется до сих пор. Но не с ней. Я не смогу себя пересилить и начать что-то там с начала. Враки все это про начинания "сызнова". Ничего хорошего это не даст. Это только в песне так случается.
Нутро человека не переделать. Можно только затаиться на время, а потом все равно накопленное в душе рванет наружу с новой силой, заставляя жалеть о потерянном времени еще горше. С памятью ничего не поделаешь. А попробуйте-ка сами забыть такое? Себе врать ни к чему.
* * *
Разговаривать стало не о чем. Жизнь приобрела просто уродливые формы. Я вечерами сижу на кухне у телевизора. На глазах слезы одиночества и безысходности. Кто-то иногда заходит, хлопает холодильником или наливает чай.
Утром варю себе овсяную кашку, жарю яичницу. Обедать получается на работе, на ужин пью покупной однопроцентный кефир. Только в выходные, иногда бывает или (и) из-за отсутствия личных денег, что-нибудь перекусываю из общей кухни.
Стираю и глажу себе сам. Старая привычка. Мне раньше нравилось гладить: и постельное белье, и для жены, и для дочки. Мне доставляло огромное удовольствие смотреть, как моя малышка идет в школу принаряженная, вся в бантиках, в отутюженной форме.
Много средств, конечно, сейчас уходит на лекарство. А что вы хотите, дорогой друг, если повышенное давление, "сахарок" и, будь она неладна, подагра! Одевался я всегда сам, я имею в виду покупку одежды, а не преодоление человеческой немощи.
Как поется, "мне осталась одна отрада" - пенсия, на которую, однако, тоже имелись виды. И почему же я и её-то на комод не кладу?
Я один раз выложил математические расчеты относительно личной жизни и её стоимости.
- Да, а ты как на работу ездишь? - спросила благоверная.
- Как и все. На автобусе или на маршрутке, когда автобусов нет.
- А ты не мог бы ездить только на автобусах? У тебя же бесплатный проезд на общественном транспорте. А "маршрутошные" деньги мне бы отдавал... В один конец целых пятнадцать рублей экономии!
- ?
Ну что вам сказать, дорогой читатель? Сквозь эти строки начинает проступать милое коробочкинское личико в неизменном капоре.
Как-то вечером позвонил мой товарищ, который только что приехал в Москву из Питера. Ну, куда там ехать на ночь глядя, и я пригласил его к себе в гости. У меня, конечно, "было", как говорится. Так что дело стало только за закуской.
- Свари, пожалуйста, макарон немного. Сергей должен подъехать, он только что из Питера. Посидим, поговорим, давно с ним не виделись.
- Ага, щас! И что я от твоего Сереги за эти макароны иметь буду?
Сумасшествие. И треснул мир напополам, дымит разлом.
Пришлось брать телефон и извиняться перед Серегой, что, мол, сегодня я не готов встречаться с ним, вроде как неожиданная болезнь приключилась.
Встретились мы с другом на следующий день и в другом месте. За макароны заплатили другой тете из кафе.
* * *
Иногда, крепко выпив, по-женски, она требовала разговора начистоту, выясняя отношения. Причем, я слышал такое звучание металла в голосе, такую неприкрытую злость! Ого! Дай ей волю.
Но все это заканчивалось одним и тем же - не нравлюсь? разводись! Прими решение! Найди себе бабу лучше!
Да - не нравишься. Надо будет, разведусь. Надо будет, найду.
Кстати, решение это я уже принял. Да и дочь написала в своем дневнике: "Лучше бы она с ним разошлась. У него, наверное, климакс начался".