Мартовский Александр Юрьевич : другие произведения.

Сны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тесная связь реальной действительности и классической русской литературы порождает в мозгу человека свои собственные миры, которые становятся снами. И здесь берется за дело поэзия.

  АЛЕКСАНДР МАРТОВСКИЙ
  СНЫ
  
  
  ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
  
  Давным-давно, образно выражаясь, на заре интеллектуального рассвета русской земли, в писательской голове зародилось желание проникнуть в сущность вещей посредством разбора на их составляющие элементы. Писатель сделал первую пробу, как пробует только писатель. Следом сделал вторую пробу, практически нерасторжимую с первой. И вытянул пробу за пробой в гигантскую, кажется, бесконечную цепь. Где и потерялся в конечном итоге настолько, насколько оно возможно. Ласковые котики, почешите свои животики. Или нечто похожее в данном роде, но без последствий.
  По мере роста собственного интеллекта у вышеупомянутого товарища, поход на разум, имеется ввиду, на человеческий разум, и даже поход не на все человечество, а единственно на русского представителя человечества, на русского человека - такой поход получился смешным. Чем более мы продираемся в дебри искомого, тем более усложняется наша задача. На начальной стадии задача еще поигрывает пухленькими губками и мягонькими пальчиками. Никого не задеваю, никого не обижаю, а только подсматриваю. Подсматривающий он не преступник, скорее философ. Мало ли чего ты заметил, главное, что роток на замок. Ты еще не настолько укреплен телесно и духом, чтобы противостоять оставшейся части вселенной и доказать свое превосходство. Значит, замок на роток, или шибко крикливого скушали.
  Я понимаю, человеческий разум лучше всего изучается на конкретных примерах конкретными инструментами. Сама конкретизация проблемы есть если не выход, то очень существенная подсказка. Уважающий конкретное выигрывает. Уважающий расплывчатое всегда в дураках. Хотя в определенный период расплывчатое оценивается гораздо дороже. Это Серебряный век. У тебя в голове ни одного атома, а вроде кошечками накакано. Ты даже не представляешь, какая бывает конкретность или какая бывает расплывчатость. Вместо всего вышеизложенного словесный понос. Впрочем, там где накакано, там и понос. Кошечки хорошо попотели. Вот одна кучка, вот следующая, вот еще и еще. Короче, чертовски милые кошечки.
  Другое дело, когда эпитет 'словесный' заменяет существительное 'истина'. Если говоришь об истине с долей вероятия, то обязательно ошибешься. Истина скорее невероятная, чем вероятная. Истина скорее рассеянная, чем сконцентрированная. Истина скорее во мраке, чем на свету. Ее даже доказывать сложно и бесполезно. Сегодня одна истина, завтра противоположная, послезавтра противоположная противоположной, на четвертый день чуть ли не антипод того, что заметили послезавтра. А вы говорите об истинной истине, исключая какие угодно там доли.
  Что мне здесь: рассмеяться или вообще обругаться? Я не воздержанный на язык, покуда сталкиваюсь со всеми производными 'слова'. Имея право на 'словесное' расплывание и размывание, не забывайте, товарищи, что вездесущие оппоненты, то бишь исследователи истины, могут потребовать такого же права. Нет, они не совсем обнаглели. Просто определенная конкретизация фактов на таком же определенном этапе переходит в расплывчатость. Конкретизирующий путается. Он еще не нигилист, как Базаров Тургенева, но почти нигилист. Ты отрицаешь, и я отрицаю. Но никаких предположений, что это моя позиция. Если научитесь соглашаться со мной, то опять отрицаю. Неужели в который раз не дошло? Многократное отрицание есть исследовательский инструмент. Я отрицаю тебя, я отрицаю себя, я отрицаю тебя и себя и вообще всякого, кто на данный момент подвернется.
  Тургеневский Базаров по сути характер больше чем русский и больше чем подлежащий ножу препаратора. Базаров препарировал лягушек, чтобы докопаться до истины, но до истины не докопался. Это была ошибка, размазать такую величайшую и богатейшую натуру по мелочам. Если бы не по мелочам, то вся Россия могла оказаться на десять порядков ниже Базарова. Но Тургеневская Россия не хотела там оказаться. Она не поддержала, но возненавидела товарища Базарова. Это враг, это опасность, это антихрист и черт знает что. В бога не верует, святыни не уважает, перед пошлостью не пресмыкается. Мы обязаны его уничтожить. Ну, если не физически, то хотя бы духовно. Отрицая базаровщину как состоявшийся факт и не выпуская ее за пределы весьма устоявшихся рамок, например, за пределы лягушки, мы не только сдерживаем, но и подавляем базаровщину. А уже случай добьет ее окончательно.
  Какое нелепое мнение! Здесь вся ученость ученых старцев, у которых ученость не очень здорово пахнет. Не исследуй, не изучай, не пытайся сам разобраться. До тебя исследовали, до тебя разобрались. Твоя собственная инициатива всего только сон. Или не понимаете, Базаров умер. Он должен был умереть. Не в этот раз, так в другой. У него никакого выхода. Либо как все, либо на кладбище. Не надо быть идиотом, чтобы разобраться в несоответствии литературного героя некоей конкретной единице человеческого 'я'. Базаров не есть конкретность, но само воплощение развивающейся цивилизации молодежи и тем более цивилизации русских тридцатилетних. Ну что же так получилось? Крохотное, ничтожное, тараканоподобное ничто в полном порядке. С ним не получается ничего, то есть совсем ничего, ни единой зацепочки. Немного попугали, и отпустили обратно. Зато великое, буйное нечто , не соблюдающее границы и берега - его нет. От одной царапины, от такой несусветной мелочи, не представляю какого черта как... Впрочем, для окружающих оно лучше. Концы в воду, и наслаждайся своей тараканьей свободой.
  Не могу догадаться, себя ли вывел Тургенев в образе любимейшего героя? У писателя, который настоящий писатель, а не общественный и антибазаровский буквоед, только у такого писателя развивающее начало собственного интеллекта раздвигает все остальные границы и служит границей дальше не представляю в какой области. Конкретизация неконкретного и расплывчатость конкретизированного это опять-таки нигилизм, что ужасал, ужасает и будет всегда ужасать дебилизированные и словоблудливые массы. Умирающий Базаров, что пряничек. Но оживающий Базаров точно кошмар в ночи, который не дай ему бог привидеться, а то еще не проснешься.
  С другой стороны, Россия тем и прекрасна, что не найти русское среди окончательного. Неокончательная жизнь, неокончательная смерть, неокончательное возрождение и неокончательное умирание. Ты поставил себе задачу дойти до нуля, чтобы на фоне нуля более выделялись все прочие величины. Все-таки нуль только нуль или ничто, а величина это что-то или, если желаете, нечто. Когда изучаешь нечто, не чувствуется всепоглощающей пропасти за возрождающейся бесконечностью и умирающей бесконечностью. Базаров умирает в романе Тургенева только один раз, чтобы миллионы миллионов раз возродиться в сердцах молодежи. Окружение Базарова не умирает, но и не живет и тем более не возрождается.
  Хотя вы имеете полное право не согласиться с представленным фактом. Русский нигилизм, как мы уже говорили, ни в коей мере согласие. Согласившихся необходимо препарировать новыми инструментами. За отсутствием инструментов, которые новые, необходимо эти инструменты изобрести и не останавливаться ни на секунду до той самой точки, пока отрицание не уничтожит согласие. Ибо согласие - смерть. Только отрицание всего русского в русском на что-то еще похоже. До нуля далеко. Малые величины перепутались с более горними величинами, великое много скромнее чем низкое, а низкое стало таким еще низким, где никакой науки не хватит, дабы остановиться на запредельном уровне низины. Но это не нуль. Все равно далеко. Базаров режет своих лягушек и отдаляется от человека. А мы препарируем нуль-переход с помощью все того же Базарова и отдаляемся от своего собственного интеллекта.
  А разве могло быть иначе? Нигилистическая философия для того и распространилась в нашей вселенной, чтобы удерживать на должном уровне все прочие философии, что разрушающие, что созидающие, что из нейтральных. Базаровым надоели пустые разговоры. Русские люди излишне много болтают на отвлеченную тему и избегают конкретного дела. Больше того, за конкретное принимается бог. Но православный бог не интересует Базаровых. Православного бога я никогда не видел, не щупал и не встречал. Следовательно, в этого бога невидимого и неосязаемого я не желаю верить, покуда он неким реальным способом не докажет свое бытие. Впрочем, я все равно не желаю верить, ибо бог ничего не докажет. Живая природа есть божество Базаровых, а опытный путь всего-навсего путь постижения природы и, если не возражаете, бога.
  Слово в конечном итоге от сонма богов. Сначала было слово... и так далее. Но слово не может быть ограниченным, как его ограничивают православные и ограниченные любители слова. Мы еще не договорились, но ограниченность существующего ни в коем случае поощряет несуществующее. Скорее здесь примитивный подход к сфере души, к умственным рубежам человека и человечества, к самому вопросу создания некоей экосистемы со стройным началом и стройным концом, каковая экосистема является единственным созданием и единственным фактом существования господа нашего.
  Разрезая лягушек Базаров ни в коей степени потворствовал садомазохистской и кровожадной части своего человеческого 'я'. Для него лягушка макет. Если лягушку разрезать, то можно ее изучить и тем самым еще дальше проникнуть в тайны природы. Если лягушку оставить в покое, то никуда уже никогда не проникнуть. При такой постановке вопроса, что значит одна лягушка или две или три перед развивающей мощью человеческого разума? А что представляет собой человек перед величием господа? Он та же лягушка. Господь его расчленяет без злобы, без удовольствия, без вожделения. Неужели опять для научных целей? Но какие научные цели преследовать может господь? Всевидящий, всезнающий, создающий букашек, лягушек и самого человека.
  Я начинаю смеяться. Нигилизм Базарова и ему подобных, как вы припоминаете, есть инструмент для познания истины. Вы мне сперва докажите, что общепринятая истина на самом деле есть истина, а тогда уже я докажу вам обратное. Но окружающее боголюбцы и словохоты не могут вообще ничего доказать. Они уснули, они во сне, они видят сны. И это все, чего они могут. Наш господь не доказывает, но показывает. Ужо он покажет тебе! И точно, господь показал. Кажется, самого лучшего из существующих человеков уделал вышеупомянутый гад посредством ничтожной царапины, куда ему и дорога. Ты, значит, режешь лягушек, а я значит режу Базаровых, а кто-то режет меня. Ну что за крамольная мысль? Не способен поверить, что кто-то наехал с ножом на господа, например, все та же лягушка.
  Хотя, если выбросить нож, круг размыкается. То есть получаем неестественное, нереальное, несуществующее. Во вселенной опять-таки замкнутый круг. Базаров он человек лишний в исправославившемся обществе. Общество остановилось в своем развитии. Базаров считал остановку смерти подобной и не желал останавливаться, но желал развиваться дальше, чем собственно говоря и вызвал сначала недоумение, затем открытое раздражение и неприязнь. Хотя с другой стороны, Россия уже не могла обойтись без Базарова и соответственной ему молодежи. Россия стояла перед выбором: либо патриархальная тупость и деградация, либо стремление к общечеловеческим знаниям и образованность. Я не называю Базарова хорошо образованным человеком. Его образование было скорее поверхностным, чем глубоким. Но подход Базарова к образованию из самых из правильных, а за это следовало покарать смертью.
  Вот вам весь вивисектор господь. Лучшее отсекаем, а худшее оставляем. И для чего? Неужели господь не познал истины. По заявлению православных, он очень познал. Создатель вселенной не в состоянии не знать до мельчайших подробностей своего создания. Но тогда зачем вивисектор? Лягушки Базарова в научных целях. Просто не оказалось ничего лучшего под рукой, чтобы показать нам талант необыкновенный и невостребованный. При других условиях Базаров мог добиться выдающегося успеха в науке. Но серое и недоразвитое общество не оставило ему ни малейшего шанса на этот успех. Я повторяю, либо сдаться, либо умереть. Да еще поступает как старая баба господь. Вот хорошее сравнение: завистливая старая баба.
  Так что получается? Смерть Базарова, потрясающая до глубины души, ни в коей мере случайность. Это отвратительная выходка застаревшего господа, который решил разомкнуть круг. Сам создаю и сам убиваю, а чтобы больнее, умри без причастия и прямиком тебе в ад. На небесах нужны тупорылые, шизонутые, замудоханные. Чтобы рожа, что жопа - и по форме и по содержанию. А на земле никакие вообще не нужны. Ты попробовал в чем-то там разобраться, за что пострадал. Для тебя сострадание не совсем мука, покойничек муки не чувствует. Но для следующих за тобой достойный урок. Все человеческое и развивающее от дьявола, значит, ступай в ад. А недоразвитое и недочеловеческое от бога, значит, сделай свой вывод.
  
  ***
  Движемся дальше.
  Откуда начинается творческий порыв единицы? Мы низринули христианскую религию вместе с ее идолищами погаными и не представляем какого черта и где начинается. Вот идет человек: яростный, несгибаемый, всеохватывающий. А вокруг него постные религиозные рожи. Не делай, не трогай, не приставай. Ей богу, который идет, он взорвется. Если и так яростный, если и так на пределе, а вы со своими пархатыми 'не'. Ей богу, вы сами нарвались на взрыв. Чем больше товарищей на одного, тем более вероятие взрыва, каким бы ни был этот один. И даже не обязательно, чтобы он яростный.
  Рассмотрим другой варрант. Вот сидит человек, даже лежит. С блаженной миной на одутловатом лице, с потухшим взором и выпирающим брюхом. Весь его организм кажется не организм, а нечто расплывчатое. Груда помоев, согласен. Само отрицание деятельности, согласен опять. Но протест. Черт подери, что еще за протест? Все вокруг суетятся, кривляются, шухерят и вообще медведь в муравейнике. А товарищ лежит. Точно он вовсе не человек. Скорее ненужная ветошка, которую поскорее за дверь. Та самая мусоринка, которой в нашей отчизне не место.
  Черт подери, что такое еще? То противостояли активным и развивающимся, то наседаем на бесполезных и засыпающих. То у нас под обстрелом базаровщина, а теперь под обстрелом обломовщина. И по времени разницы никакой. Даже обломовщина на три года раньше базаровщины, что еще больше запутывает и выбивает из колеи. Если вы не полюбили Обломова, как противоположность Базарова, так какого черта вы не полюбили Базарова, как противоположность Обломова? Или опять две крайности, которые невозможно вообще полюбить, независимо от того, кто прошел первый, а кто уже следом?
  Если честно, хороший парень Базаров, однако не хуже Обломов. Человек лежит. То есть разваливается, гнет, корчит самые непотребные рожи, производит истинное, а не фальшивое впечатление дебила. Ну и что, если так, а мне наплевать. Главное, покуда лежишь, приближается взлет. Он настоящий, он человеческий, он на границе света и тьмы из самой что ни на есть души человека. Окружающим показалось, Обломов лежит, и заснул. Окружающие слишком шустрые, всякие там вертихвостки и подстрекатели. Скорее вставай, не представляю, зачем оно надо. Скорее беги, не понимаю, куда и по какому случаю. Скорее делай, неведомо что и какая от деятельности твоей польза. Больше шансов, что пользы вообще никакой. Но тебе приказали, и делай.
  Со стороны может много чего показаться. Окружающие отнюдь не Базаровы. Это Ольги и Штольцы. Обезличенка, расплывчатость, характера нет. Только крутятся или вертятся, прожигают и пакостят жизнь. Не знаю, зачем ее прожигают. Шум, суета, бесполезные визги и писки, отсутствие мысли там, где должно быть присутствие. У Обломова хотя бы есть сон, или даже множество снов, повторяющихся и переходящих в систему Обломова, в его философию. У этих нет ничего. Одна видимость заменяет реальность. Ты вот лежишь, а мы вот бежим. От твоего лежания Россия кончается, а от нашей, мать ее так, беготни становится лучше и краше Россия.
  Черт подери, я начинаю ругаться. Вся история взаимоотношений Обломова и извертевшейся Ольги мой козырь. Да, ребята запутались. Да, их встреча - ошибка, и не было никакого шанса с самого первого раза. Или что-то там было, в который раз черт? Ольге нравился Обломов, особенно такие его качества, как доброта, человеколюбие, мягкость. Обломов, как представитель патриархальной семьи, в свою очередь соглашается жениться на Ольге. Но как представитель своего времени совершает при этом массу нелепостей. Обломову кажется, что 'возвышенная' натура не может его любить. Он выдумывает испытания для Ольги: то предлагает ей стать любовницей, то дурацкое письмо с отречением от любви, то скрывается и избегает какой-либо встречи. Все перечисленные глупости потребовали значительных усилий от Обломова и в конечном итоге утомили его, чтобы привести обратно на диван к привычному образу жизни. Но с другой стороны, в отношениях Ольги и Обломова для Ольги отведена активная роль. Если любит, она просто обязана растормошить Обломова, изменить его образ жизни, больше того, возвысить любимого человека до своего интеллектуального уровня.
  Но я повторяю, Ольга всего-навсего вздорная женщина и вертихвостка. Она не готова к суровым испытаниям в борьбе с обломовщиной. Ее метод суть ультиматум. Если Обломов устроит свои дела в деревне, то Ольга согласна выйти за него. Таким образом, ультиматум становится непреодолимым барьером между Обломовым и Ольгой, а разведенный мост только причина, чтобы окончательно развести двух влюбленных. Причина, черт подери, несерьезная, но и любовь была точно такая же несерьезная. Даже не любовь, а какое-то самоистязание мечтателя и прагматички. Ольга энергичная и напористая, что привлекло к ней Обломова. Энергичное вначале всегда привлекает пассивное, а напористое кажется несокрушимой добродетелью для лени. Но Ольга по своему характеру желала немедленных результатов и не учла уже неюношеский возраст Обломова. Ей следовало посвятить для перевоспитания любимого человека всю оставшуюся жизнь, а не действовать нахрапом и навалом, точно на бойне. Она же именно так действовала.
  Все мы знаем, к тридцати годам Обломов разочаровался в жизни. Общественное поприще не привлекало его, книги надоели, встречи с людьми тяготили. Любовная встряска в конечном итоге искалечила мечтателя и ускорила его гибель. Обломов не мел права на жизнь в обществе прагматиков и деловых. Ольга только оружие общества. Она действовала, как оружие, слишком энергичными средствами. Она решила перевоспитать Обломова немедленно и любой ценой, ради чего пожертвовала своей любовью. Это была эгоистическая жертва. Или ты покоришься, будешь таким, как я захочу, или прощай навсегда. В результате любовь превратилась в трагедию.
  Господи, а не слишком ли много трагедий? Один хороший человек, другой хороший человек. И не важно насколько Обломов предтеча Базарова или Базаров предтеча Обломова. Хорошие люди всегда находятся с разных сторон баррикады. Вот баррикада и есть общество. Все ваши Аннушки, Петеньки, Оленьки и другие. Общество никогда не бросается в крайность. Слишком громоздкое, слишком тяжеловесное, слишком неповоротливое общество не более, чем отрицатель какого угодно вам нигилизма, то ли в образе Базарова, то ли на диване Обломова.
  Кажется, вы догадались, в чем она суть. Обломовщина такое же нигилистическое явление, как базаровщина. Все побежали, а я завалился. Все по делам, а я на диван. Ваши дела они скорее делишки свихнувшихся разрушителей. Вроде бы вы чего-то благоустраиваете, но на самом деле все разрушаете. У вас только видимое благоустройство, но пользы от него никакой. Я имею в виду общественной пользы. Шум, суета, подделка под устоявшиеся каноны и правила. В конечном итоге, залез в болото, или на худой конец все та же лягушка, которую выпотрошил господь. Просто потрошил чертовски умело и лягушка не сдохла. Я уточняю, наружно не сдохла. Но души внутри нет. Тургеневская Анна Сергеевна такое же бездуховное существо, как Гончаровская Ольга Сергеевна. Живые трупы, черт подери, и не больше. Никак не пойму, почему в них влюбились герои?
  Впрочем, это дело десятое. Человеческая природа ничто без любви. Она запрограммирована любить, она любит. И не важно, что Анна Сергеевна холодная, чопорная, недалекая аристократка, читай, кукла. Важно, что есть любовь. Базаров должен был в кого-то влюбиться. При чем влюбиться бешено, страстно, до отвращения к самому себе и до умопомрачения. Его страсть такая стихия, которая не находя выхода сжигала источник. Вот если бы выход... Хотя это уже из области домыслов. Выхода не было. Анна Сергеевна любила только себя, любовалась только собой, своей чопорностью, сдержанностью, если хотите, умением подавлять какой-либо проблеск потустороннего чувства. Любовь любовью, а жизнь жизнью. Аристократка не имеет права связываться с разночинцем. Ну увлеклась, ну немного разгорячилась и хватит. Жизнь по расчету, для собственного благополучия и спокойствия, чтобы комар не придрался, не то чтобы человек или общество.
  Я недаром залез в это дело любви. Любовь и взлет только в одной упряжке. Полюбил, значит взлетел. Один любит куклу, чтобы ее исследовать и препарировать. Другой любит куклу, чтобы валяться с ней на диване. Они что, шизонулись? Первая любовь и вторая любовь как шаги в никуда. Взлетаешь, но не приземляешься. Неужели не понимаете, посадки нет, и не будет. Только падение, только бездна, только конец. Крылья твои обгорели, кости разшмякались на куски, голова в канаве торчит. Ты думал, что кукла вот здесь, она рядом и может быть не сегодня, но в будущем будет твоей. Ты думал, и ты обманывался, отдаляя обман, о котором твердило тебе глупое и безрассудное сердце.
  В том вся беда, что безрассудное сталкивается с рассудочным. Нигилист Базаров полюбил не женщину, но мечту. Его женщина в конечном итоге такой мусор, о котором и говорить неприлично. Я умираю, а ты чертовски официальная перед лицом смерти. Как же, долг милосердия. Как же, православная сострадательность. Как же, простила все и забыла. Или что-то не так? Я умираю, смерть очень мерзкая штука. Был сильным, а стал слабым. Где она красота? Где она молодость? Где рассудок мой, наконец? Все уходит и растворяется по дороге вечного отдохновения и покоя. Но ты еще не уходишь, но ты еще здесь. Сострадательная и милосердная, черт подери. Лучше бы просто женщина. А так все равно кукла.
  Господи, неужели единственный раз не проявить себя человеком? Ты должен, он должен, они должен. Какого черта, ваши долги? Пускай человеческое уничтожит то самое, что сострадательное. Ах, единственный поцелуй! Ну ладно, пускай поцелуй. Ты не побоялась заразы. Точнее, ты ее побоялась. Смерть такая ужасная. Сегодня я, завтра ты. Я молодой, и ты молодая. Но я сегодня умру, я почти умер. И ты, возможно, умрешь, если как я, если посредством последнего благотворительного поцелуя к тебе перешла зараза.
  Нет, я не отрицаю мужество Анны Сергеевны. Раз милосердствовать, так до конца. Умирающий имеет право на поцелуй. Это его последняя награда на нашей земле. Дальше не будет ему поцелуев, дальше кромешный ад, дальше котел, дальше не знаю что. Умирающий грешник, по определению общества, еще какой грешник! Он нигилист. Смерть умирающего есть кара господняя. Бог заметил мерзкое козлище, бог схватил его милосердной рукой и исторгнул из стада. Но Анна, она не грешница, она праведница. Вы представляете, мерзилась, однако пришла, боялась, однако поцеловала. Этот поцелуй прямым ходом на небеса. Он не какой-нибудь, но ангельский поцелуй. Там на небесах ликуют всем скопищем ангелы. Там не то чтобы праздник, но величайший из праздников. Святая Анна, православная Анна, праведница, так ее так. За такой поцелуй можно простить остальные непоцелуи и весь демонизм умирающего.
  Господи, как хорошо! Это Россия, чувствую это она! Втаптываем в грязь, уничтожаем и добиваем, зато на смертном одре самое сострадательное из всех сострадание и самое милосердное из всех милосердие. Ольга берет на себя ребенка Обломова, чтобы сделать из него маленького Штольца. Анна целует не человека, но труп. Черт подери, это снова Россия! Где вы найдете такое еще? Если унижаешь, то унижай до конца. Если добиваешь, то добивай. Зачем рассусоливать, чтобы было больнее? Это нужно не мертвым... Вот оно что. Гадил, гадил, в конечном итоге до точки дошел. Нынче мучает совесть?
  Дорогие товарищи, не суйтесь сюда. Все равно вы ничего не понимаете в традициях русской земли. Может вам кажется, что понимаете, но дальше самообман. Я вот русский, но точно не понимаю. Базаровщина, обломовщина, взлет и талант. А как еще обусловить талант? Собаки без поводка, заяц пустился в поля, машина зафыркала в облаке пара, палец лежит на курке. Да что оно такое? Талант перед взлетом или взлет накануне таланта? Не разбираюсь, не понимаю. Никакими эпитетами не вытаскивается на поверхность наиболее чудесное из чудесного нашей вселенной. А какими метафорами приблизиться к фантастическому явлению или образу, что не поддаются на зуб, на ухо, на глаз? Цифровая реабилитация и обработка не действует. Разве что бледный отблеск вселенской зари, или галактический астигматизм, или звездное варево на пепелище все той же вселенной.
  Но ничего личного. Раскручиваешь аксиомы, а получается теорема. Один человек, другой человек, следом ничтожные, обезличенные, тупорылые человечишки. О, как их много! О, какая орда! Они даже спать не умеют. Сны у них такие же тупорылые, обезличенные и ничтожные. Человечишке человечишково. На падение и на взлет. На отрыв и разрыв. В мертвой точке и в бездне. Принцип маятника, согласен. Но кто сказал, что какой-нибудь маятник есть божественный инструмент? Скорее дело рук человеческих. Общество качнулось туда, ты качнулся туда. Общество повернуло сюда, ты качнулся обратно. Дальше не продолжаю, туда и сюда, сюда и обратно. Ну, точно мещанка-пошлянка всем ненавистного Писемского.
  
  ***
  Господи, еще один труп, даже два трупа. Успели только заснуть, но не успели проснуться. Господи, что же у нас происходит? Обломов - пятьдесят девятый год, Базаров - шестьдесят второй, Мещане - семьдесят седьмой. Вы обвинили меня в неоправданном пристрастии к человеческим крайностям. Во-первых, потрошитель лягушек. Во-вторых, лежебока. Один потрошит, а другой в рваном халате мечтает о какой-то несуществующей вселенной. То же мне русский характер! То же герои нашего времени! Можно выискать нечто позанимательнее. Например, какого-нибудь елкина или чакотило, и произвести их в герои. Этот убивец и тот не святой. Этот восстал из пепла божеским промыслом и по соизволению нашей непогрешимой церкви, а тот на свой страх и риск заточил ножик. Вот вам елкинщина, вот вам чакотиловка. Но где же русский характер?
  Собственно, нужно ли объясняться? Наша пресловутая середина, от которой отходишь в ту или иную сторону, есть деньги. Наличие денег или отсутствие определяет все что угодно и сколько угодно в нынешнем обществе. Вместе с деньгами ты совершенно иной человек против того же самого, но без денег. Надежды, мысли, любовь, развитие и деградация в качестве прилагательного к деньгам. Существительное, я повторяю вам, деньги. Домна Осиповна питается гнилой колбасой, но зато при деньгах. У нее своя копеечка, ни от кого не зависимая и не отторгаемая. Копеечки хватит на две, на три, или может четыре жизни. Да оставь ты к чертям колбасу. Еще молодая бабенка, еще не уродина, черт подери. Рядом так-кая любовь, рядом мужик, кто убиться готов за тебя. У него опять же копеечка. Складываем, пользуемся, дым коромыслом.
  История старая, два трупа. Деньги делают деньги. Там где двадцать пять тысяч, хочется иметь сто. Там где триста, хочется иметь миллион. Ну, а где миллион, тремя или четырьмя миллионами не обойдешься. Жажда денег перерастающая в неудовлетворяемое вожделение. Вожделение денег переходящее в неистощимую страсть. Наконец, эта чертова страсть после которой нет ничего. Она приходит, она обнимает, она разрушает. Даже наличие денег только платформа или трамплин для размножения денег. Здесь делаются деньги, они не имеют права не делаться, и такое право существует всегда. А если забили болт на порфироносное право? Тогда сумасшедшая Осиповна.
  Впрочем, Писемского у нас не читают. Натуралист, сфотографировал жизнь, ее изнанку и ее среднюю часть. Обломовых и Базаровых поди еще поищи на русских просторах вселенной. Так чтобы один лежал, а другой отрицал человеческие ценности в квадрате и кубе. То есть лежал, не желая подняться, а отрицал без надежды когда-либо это гнилое дело закончить. Зато Домны Осиповны на каждом углу. Те самые завлекательные мещанки, или полуобразованные пошлянки, в которых на первый взгляд и не разберешься, да что они собственно есть. Ах, ты моя жертва обстоятельств! Ах, ты трепетная, но страдающая душа! Ах, не помню, чего там еще! Но слезы очистительные на глазах. Давай пострадаем вместе? Если один не выдерживает, двое - великая сила. Пострадаем и будем вдвоем, чтобы сквозь разрушающее мещанство и подлости пронести наше чистое бытие, хоть до звезд, хоть до самого, что ни на есть православного бога.
  Дураков пока еще хватает. Бегушев чем не дурак? Создал себе идеал женщины покинутой, унижаемой и болезненной. Его женщина и впрямь какое-то существо из эфира. Такие женщины разве что в сказочках для воскресной школы. На земле они не такие. Один бог, один идеал, одна сила, что держит их на земле и поддерживает в годину несчастий. Мы думали эта сила - любовь. Нет, ни в коей мере любовь к православному богу. Женщина православная все равно, что сточный колодец. Всякая мерзость туда сливается и набивается. Чтобы церковь богатела, а попы наяривали себе брюхо, необходимо кого-то дурить. В данном случае лучше всего православная женщина. Несите ваши денежки! Кладите ваши денежки! Были они ваши, а теперь угадайте кого? Нет, не угадали. Они не наши. Они великого, вездесущего и, конечно же, православного бога.
  Писемский против бога. А общество против Писемского. Да как он посмел? Да что он такое изобразил? Неужели еще не понятно, чего существовало на деле, такое и изобразил Писемский. Фотографическое изображение, циничный натурализм, середина России между диваном и отрицанием. Точно вам не понятно. Истинный мастер пера и бумаги не объясняется, тем более не оправдывается. Объясняются негодяи, а оправдываются президенты, которые все равно негодяи. Но истинный мастер прошел мимо. Никакой защиты на вашем суде. Общество судит неправедно. Общество осуждает, пока не добьет осужденную пакость. А мне наплевать. Собачка повыла, штанишки спустила. Тараканчик зашуршал, в сметанку попал. Попенок с попадьей облажался и стой. Истинный писатель, который мастер, он игнорирует общество. Мне не нужен ваш извратившийся бог, мне не нужна ваша неправильная церковь, я не марионетка, которую можно заставить плясать как угодно доколе угодно. Если сами марионетки, тогда и пляшите. Может быть, денег дадут за позорные богомерзкие пляски. По крайней мере, хуже не будет.
  Но какая грязь! Грязные дороги, грязные дома, грязные лица, грязные души. Второе грязнее первого, третье грязнее второго, четвертое и последнее из самых из грязных. От четвертого не просто тошнит. Жить не хочется, любить не хочется, делать ничего не хочется. Вот бы залечь на диван. Но Бегушев не Обломов. Он просто свихнулся на поиске несчастненьких и их осчастливливании. Опять же своего рода идиотизм. Не хочу для себя, хочу для других. А все равно получается для себя. Как ты там не подпрыгиваешь, другие этого не оценят. Они потребители, они твои палачи. Вот повезло, вот в руках добрый дяденька, вот он сегодня добрый... Именно, что сегодня. Обстоятельства не из постоянных. Который сегодня добрый, завтра очень и очень злой. Завтра какой-то винтик сломался в башке, и закрутились в обратную сторону шестеренки. А сегодня правильный винтик. Следовательно, хватай и тащи мешками, коробками, бочками вышеупомянутые блага, пока не закончилось это сегодня.
  Я умолкаю. Человеческая грязь была исконным материалом для изготовления человека. Женщина вылупилась из грязи, мужчина от женского ребра. Ах, простите, чего-то не так? Или кажется так? Что мужчина от женского, что женщина от мужского, какая вам разница? Патриархат за мужчину, матриархат естественно против. Доберемся до матриархата, накатаем свою религию, своих идолов и апостолов, а во главе опять-таки женщина. Но грязь все равно останется. Грязь она была, будет и есть. Как первичная фаза человекообразования, то ли мужчины, то ли женщины. Не отрицайте, мои дорогие товарищи, первородную грязь. Посредством ее начинается взлет, или первый разбег, или выброс к сияющим звездам.
  Грязь так же участвует в природообразовательном процессе, создает собой внутренний мир великой природы и все остальное, что крутится или покоится внутри нашей вселенной. Атомы - грязь. Молекулы - грязь. Минисистемы и макросистемы, звезды, галактики, метагалактики... Я не разворачиваюсь дальше и больше до бесконечных, не осознаваемых разумом величин. Здесь не урок астрономии для больных и дебилов. Это только начало туманного и беспробудного сна человеческого. Всякие там пошлянки и их поклонники спят. Неужели всегда они спят? Неужели они никогда не проснутся?
  Если честно, русский характер сонливый характер. Просыпаюсь, чтобы безумствовать и неистовствовать. Гораздо лучше, когда не имею такой возможности, чем имею ее. Денег мало, едва хватило на хлеб и на водку. Есть выбор, либо напиться, либо книжку приобрести. Миллионы и миллионы природных русских милуются со стаканом, но некоторые в читальне. Если зачитаешься, то и стакан не самый верный товарищ. Он просто стакан, а по-нашему утешитель страждущих и безумствующих. Не у каждого такой утешитель. Вроде бы должна утешать церковь, но она самоустранилась от основной своей идеологической функции. Собирает денежки и лопочет на иностранных языках. Говорят, якобы это русский язык, но старый. Только такие рассказки для бабки яги. Мне не нужен ни старый, ни новый язык, а без всяких приставочек - русский.
  Другое дело, если с деньгами порядок. Сами представляете, деньги как эквивалент грязи. Встречаются грязные души, но сперва встречаются грязные деньги. Я не считаю Домну Осиповну неким монстром и сволочью. Она обыкновенная русская баба, даже в некоторой степени образованная, за что мы и зовем ее 'женщиной'. Вот если бы без образования и кое-какого налета светскости, тогда баба, а так не согласен. Домна Осиповна не в пример многим нынешним махинаторам понимает, что поступила нехорошо. Да какое нехорошо? Подло она поступила. Единственная мечта, единственная любовь, последний билетик на будущее... Дальше не будет будущего, одно только прошлое и за все про все ваши чертовы деньги.
  Я повторяю, почему бы не полюбить? Отдаешься в любви, растекаешься, растворяешься до последнего атома, и никакой концентрации. Сама концентрация точно инсинуация, если мы говорим о любви. Пусть на подобное дело напрашиваются разные туполобые и толстобрюхие благодетели дорогого отечества. Они, как пить, благодетели, у них деньги. Вот пускай благодетельствуют. Сюда тысяча, туда десять, сюда двести, туда миллион. Знаете, работа такая. Один надуется, зато другой застраховался от всех родов надувательства. Я имею в виду, потеряв свое состояние, застраховался этот другой надуваться. Зачем говорить о любви, если на первый план деньги?
  Писемский неприятный товарищ. Деньги сводят с ума Олухову и бросают на сабли Бегушева. Окружающая среда опять-таки не остается в сторонке. Каждой твари по пряничку! Но некая тварь оказалась весьма и весьма приспособленной к окружающей среде, а некая протянула синюшные ножки. Это вам не Обломов. Нет Обломова, зато остальные пируют и не так чтобы очень тоскуют об отсутствующем товарище. Это вам не Базаров. Нет Базарова... Ну, не продолжаю. Общество любит, когда распинают личность, но не в великом восторге, когда распинают общество. А Писемский он из тех, для которых святыня все та же помойка.
  Собственно говоря, а что такое помойка? И что такое святыня? Если ты настоящий писатель, то, по крайней мере, и настоящий исследователь человеческой души. Не настоящий исследователь, не являющийся писателем, ничего не исследует, но принимает на веру. Кто более других удивил такого исследователя, тот более других убедил его в правильности собственной позиции. Всякие там чудеса, плачущие иконы, наконец, воскрешение из мертвых или прозревающие бомжаки при отсутствии желающих воскрешаться, несут в себе определенную смысловую нагрузку. Мы, ребята, очень спокойные, никого не обругиваем за умение удивлять, но обругиваем за неумение воспользоваться моментом и сесть в лужу, когда надо прятать по ящикам звезды.
  Но немного назад. Мелкотравчатые ненастоящие товарищи даже по ящикам разложиться не в состоянии. Два раза хлопнуть, три раза топнуть, искупаться в грязи - максимально возможное достижение для такой мелочевки. Мелочный президент, мелочные правители, мелочные подхалимы и подхалимы самих подхалимов. Для исследователя, для мастера, для таланта это ничтожный и мелочный материал. Как вы припоминаете, грязь. Исследователь против очевидного за невероятное. Мастер против вероятного за непредсказуемое. Талант не питается предсказуемым, а питается чем-то таким, о чем не сразу узнаешь. И самое главное, никакой веры. Вера предполагает дерьмо за горячее солнце, нетленные звезды и бешеную, скажем лучше, неукротимую в каждом своем элементе вселенную. Исследователь обязан исследовать то, что предполагает вера, а затем уже верить. Горячее или нет? Нетленное или как? Бешеная или откуда? Но исследующий это и есть нигилист: Обломов, Базаров и Домна Осиповна в едином лице. Хотя Домна Осиповна нигилист современного типа, исследующий и отрицающий все и всякое ради денег.
  
  ***
  Для стройной теории стопроцентный тупик. Русские характеры такие разные и совсем одинаковые. Русские характеры концентрируются, а затем распадаются. Ты не пробовал с ними договориться? Ты только поставил определенную цель, которая с первого раза вообще ничего не значила, просто была цель. Она из определенных и она твоя. Несколько харакеров, но единственная теория. Если оперируешь малым количеством величин, не превышающих возможностей одной теории, то у тебя двести двадцать четыре шанса это малое состыковать в нечто большее. Но если еще единица, еще характер сверх установленной границы превышения, то уже не состыковываешься, но отталкиваешься, и растаяли твои шансы.
  Я не спешу в интеллектуальный тупик. Хотя тупиковая форма не угнетает мое человеческое 'я', однако и не поощряет его. В поисках философского камня умные ничего не нашли, но камень у них есть. За камень берем первый попавшийся материал и должным образом обрабатываем. Вот глазок, вот другой. Или горлышко, или ребрышко. Только дураки отказались от должного, ибо они ничего не нашли. Зато продолжается поиск настоящего, единственного в своем роде, если хотите, стопроцентного камня, который со стопроцентной уверенностью философский камень и есть. А ваш доморощенный камень он вовсе не камень. Дальше имеете право доказывать, или рассказывать, или пойти отлежаться в кустах. Пустая трата энергии, пустой разговор, пустые кусты и башка после хорошей отлежки. Кто не из умных, значит дурак. Будет в поиске, пока не убьется.
  Я жалею свое и ваше здоровье. Стройная теория человеческого характера, тем более характера русского, должна быть определена именно в настоящей статье. Статью прочитал, и ты писатель. Перед тобой основные типы характеров. Нигилист Обломов, нигилист Базаров, нигилистка Олухова. Эти типы необходимо исследовать со всей тщательностью и изучить не скупясь на личное время. Не играет роли, из какой они почвы. Писательская задача ни в коей степени урок почвоведения. Из почвы выдергиваешь, корни отряхиваешь и пересаживаешь. Был девятнадцатый век, будет двадцатый, и двадцать первый, и двадцать второй. Почва другая, но корни морозостойкие, то есть живучие. Если умело отряхиваешь, то с божьей помощью приживутся. Если отряхиваешь не совсем чтобы умело, могут в чем-нибудь заподозрить. Твой Иван Матвеевич ей богу Обломов. Твой Сергей Сергеевич на сто процентов Базаров. Твоя Анжелика Ивановна... Впрочем, не продолжаю. Если сумели тебя заподозрить, какой ты писатель?
  Человечество у нас завистливое, человечки дьявольски склочные. Характера нет, но докажу за четыре копейки, что есть. А вы понимаете, какие сегодня копейки, ежели разговор идет на сотни тысяч и миллионы? Теперь попал в точку, вы понимаете. В нашей человеколюбивой стране, в нашем прекрасном и развивающемся государстве, среди нашего не совсем чтобы пытливого, но чертовски пыточного народа всякое может случиться. Если народ согласен на какие угодно пытки ради призрака образования - это хороший факт. Вот добрые дяди меня образуют, вот добрые тети выведут в люди, вот настоящие специалисты и профессионалы сделают из кромешного дурака потрясающего недурака по международным стандартам. Господи, какая дикость! Почему бы не усомниться единственный раз, насколько добрые дяди и тети, не уточняю про всякую прочую сволочь.
  Нигилисты Тургенева, Гончарова и Писемского не опирались на столь сомнительную платформу, как официальное образование. Официально разве что деньги дерут в две руки и три горла. Чем больше образуешься у официальных товарищей, тем больше становишься дураком, негодяем и пустозвоном. Да чего понимают товарищи, которые официальные, в колбасных обрезках? Как содрать деньги они понимают. А все остальное только бессмысленный и запутанный ритуал, чтобы жертва не догадалась, насколько напарили. Такова человеческая природа или, простите, характер. Чем ритуал сложнее, тем деньги отдаются вернее. Недаром сегодняшние жирные, недоразвитые и ублюдочные поклонники бога Мамона засовывают своих жирных, недоразвитых и ублюдочных отпрысков во все щели и дыры, где за это платятся деньги. Даром учиться значит даром учиться. Или может наоборот? Тот кто учится даром, пожалуй, чему и научится, но за деньги научат лишь как промотать деньги.
  Я не сравниваю образование нигилистов девятнадцатого века. Об этом уже говорилось, слабое и поверхностное образование. Но Базаров попробовал самообразовываться и напоролся, а Обломов ничего не попробовал и все равно напоролся. Относительно Домны Осиповны приговор ни туда ни сюда. Домна Осиповна могла попробовать только в единственном случае, если бы самообразование или дополнительное образование сулили ей дополнительные деньги. Во всех остальных случаях наша пошлянка была холодной и скользкой как угорь. Вот вам прекрасный пример выборочного образование, которое превозносится выше бога и черта и целой вселенной.
  Но не люблю пошлости. Мне бы с тремя характерами разобраться, жизни не хватит. А вместо этого предлагают английский язык, литературу Серебряного века, компьютер и экономику, эспэбэ. Я не упоминаю всякие факультативы бального танца и хорового пения, восточных единоборств и автомобилевождения, художественного слова и старославянского языка. А еще цэпэща, которую благополучно реставрируют батюшки вместе с матушками, чтобы совсем поумнел и на подобного умного не нашлось никакой управы со стороны совратителей Писемских, Тургеневых и Гончаровых.
  Труд у нас тупой. Рабство вообще беспробудное. Интеллект не то что барана, но таракана и мошки. Летаем, как оно есть мошками, бегаем тараканами, повторяем свое нелюбимое прошлое. Конечно, приходится повторяться. Лапсердак другой, а в основном никаких изменений. Ольги Сергеевны, Анны Сергеевны, Кирсановы или Штольцы целыми стадами гуляют вокруг. А уже насчет Домны Осиповны я и говорить не хочу. Новоиспеченных Олуховых чуть ли не каждый первый и не только женского рода, хотя женский род в первую голову. Деньги, деньги, опять деньги.
  Что мне надо, чтобы иметь деньги? Английский надо. Экономика надо. Балетная школа нужна. Менеджмент, маркетинг, диллерство или киллерство, а еще карманный кодекс обыкновеннейшей проститутки. Все надо, за все выкладываю хорошие денежки, даже за кодекс или точнее за кодекс в особенности. Оно как в прорву. Денежки капают, капают, капают. Жизни не хватит обратно вернуть. Не школа, но гимназия. Не путяга, но лицей. Не техникум, но колледж. Не институт, но академия. Повторяю, если бы жизнь продолжалась две тысячи лет. Но у жирного она такая короткая. Если инсульт с инфарктом не доконают, то пуля и бомба в распоряжении жирного.
  Родное отечество повторяется. Можно сказать, судьба его и фирменный знак. Родная земля вроде бы мчится по кругу и только по кругу, отрабатывая рубежи подлости, гнуси, порока. Подлость в почете на нашей земле. Гнусь гнусит на четырнадцать тысяч ладов и называется самыми конкретными эпитетами. Отец народа. Совесть народа. Религия народа. Спаситель отечества. Честь и совесть эпохи. Козел президент. Вера народа... Насчет последнего сказано точнее всего. Порок надевает порфиру, порок нацепляет крестище по самые яйца и восхваляет себя выше господа.
  Когда это было выше вселенной, мы терпели и не ругались. Вселенная у нас в почете по четвергам или пятницам. Вселенная есть просто вселенная, но сегодняшнее сумасшествие на куполах обязано как-то котироваться и фильтроваться. Ты за пресловутые купола, ты их почитатель и лобызатель, ты ненавидишь все антицерковное. Я не возражаю. Если оно так, ты почти настоящий товарищ. Коммунистическое барахло надоело, его прихватили за разжиревший задок и положили в мелкобуржуазный совок. Пускай будет только церковное. То есть с обожанием и почитанием определенной субстанции, что называют сегодня 'правильным' богом. Вышел на вселенский простор, чего-то там прохрипел, чем-то там покадил, если не очень лениво. Не говорю про другие положительные бонусы. Россия встала на перестроечный путь, она просто обязана перестраиваться и изменяться по полной программе. А кто не знает, что даже маленькая перестройка существенный тормоз в любом начинании. Но если ты веришь, черт подери, но если все это не ради крестища на волосатые груди, то перестань величаться и восхвалять себя господом.
  Возвратный путь не особенно страшен для человека. Отрицая реальное, возводишь в ранг нереальное. Отрицая нереальное, возвращаешься к реальности второго порядка. Отрицая и это, опять куда-нибудь да возвращаешься. Никто не знает, что еще после смерти. Свидетельства очевидцев настолько не убеждают неочевидцев, что пресловутые очевидцы получили прозвище фантазеров, фантастов и якобы лжеочевидцев. Не очень приятно пророчествовать с приставочкой 'якобы' и тем более с приставочкой 'лже'. Но даже если ты истинный очевидец, все равно не бывать тебе убедительным до тех пор, покуда твое пророчество не пересекается с чаяниями народа.
  И снова народ. То есть подавляющая масса. Их больше, они выглядят лучше. Они отравили существование Базарова, они затерроризировали Обломова, они направили на народный путь Домну Осиповну и довели до фактического самоубийства любвеобильного Бегушева. Ты ничего не сможешь без этого самого, черт подери, без народа. Если твое понимание смерти ему понравилось, и он согласился, тогда еще ничего. Но сегодня твое понимание имеет право на жизнь только в двух случаях, если оно не очень расходится с коммунистическим или общецерковным началом.
  Но потерпите, товарищи. Какого черта здесь церковь, тем более коммунизм? Живущий отрицает умершего, умерший отрицает живущего. Круг нельзя разомкнуть. После жизни смерть, после смерти жизнь. Это опять то же самое, что рассвет отрицает закат, а закат отрицает рассвет. Мы просто не понимаем, какая жизнь после смерти и что такое второй порядок. Нам хочется, чтобы порядок был первый, чтобы смерть была не отрицанием, но продолжением жизни. Я накопил информацию, я представляю собой очень ценный, можно сказать, уникальный во всех отношениях экземпляр, а вы меня стерли. Какого черта нельзя переписать информацию? По крайней мере, с компьютера переписывают. Сам компьютер всего-навсего оболочка: дал топором, и нет оболочки. Но информация она во множестве экземпляров. Ее можно усовершенствовать и развивать чуть ли не до бесконечности, опираясь при этом на первоначальный, то есть на мой вариант. Так какого черта не сохраняем мы человека?
  Это вопль недоразвитого. Компьютер совершенствуется, старые модели кончают, не оставляя от них ничего. Во время Московской Олимпиады компьютер не помещался в нескольких комнатах, теперь он помещается на столе со всеми своими причиндалами и функциональными модулями. Компьютер умер, да здравствует новый компьютер! А вы говорите, вечная жизнь. У самых навороченных железяк жизнь не вечная, но еще более быстротечная, чем у человеческого существа. Если стоит железяка без пользы, значит проехали. Если процентов на пять устарело твое навороченное оборудование, значит на свалку. Человек не взирая на всю свою старость, глупость и тупость может еще долго держаться и пакостить русскую землю. Но железяка обречена. Ибо главная цель железяки есть деньги.
  А чего вы такие бледные? А чего там у вас поперхнулось? Не каждый человек перед смертью Базаров или Обломов, скорее он Домна Осиповна. Обломова еще можно тиражировать, как добро ненавязчивое и личностное. Лежит человек на диване, никого не трогает, по самые ноздри в мечтах. Мечты приятные или добрые. Ты человек, я человек, он человек. Могу мечтать во второй жизни, в третьей, в четвертой, в двадцать шестой. Мечта она бестелесная. Только слабаки ее ненавидят, а нормальные люди прошли и не заметили - разрешаю, мечтай. Ты никого не ограбил, ты никого не убил. Мирное сосуществование, принципы пофигизма, добропорядочная инертность... Столько лет пролетело, а ведь живее живых сегодня Обломов.
  Не говорю про закон бытия. Но нечто похожее есть. Обломов инертный, Базаров деятельный. Тиражировали первого, разрешается нечто подобное со вторым. Он бежит по ступенькам, а ступенькам не видно конца. Он взлетает над бренной землей, а полет не имеет посадки. Он опускается в бездну, а бездна ей богу без дна. Каждый день, каждый час, каждый миг мы обязаны нечто прибавить к существующей сумме знаний, но не убавить. Подобное прибавление, собственно говоря, характер Базарова. Если не прибавляется, оно вычитается. Вычитаемое для Базаровых дико и страшно. Ты не понимаешь, что делаешь, ты заплутал в лабиринте, выхода нет. Но Базаров совсем не из тех, кто уцепился за выход. Нет и не надо. Выход не более чем конец или смерть. Я никому не мешаю, я никого не трогаю, но и вы не мешайте искать неизвестно чего в неизвестно какой темноте и не тащите меня в ваш игрушечный домик из этих потемков.
  Мы разобрались, Базаров как противоположность Обломова, а Обломов как противоположность Базарова получили право на вечную жизнь. Их не тиражировали прямым или компьютерным методом, но литература гораздо лучше компьютера. Компьютер есть паразит, пожирающий разум и дебилизирующий человека. Литература - фонарик и путеводная ниточка для любого, кто пожелал не деградировать, но развиваться. Сами чувствуете, какая здесь ниточка, каков будет фонарик. Тургенев в образе Базарова или Гончаров в образе Обломова. Они получили вечную жизнь. Меняются поколения, но литература прежняя. То есть литература Тургеневская и Гончаровская. Вечная молодость, черт подери, и Нигилизм с большой буквы!
  Так чего вы хотите, товарищи?
  
  ***
  Возвращаюсь к деньгам. Деньги испортили Домну Осиповну и отобрали у нее право на вечное. Шизонутая Олухова есть человек без будущего. Потеря денег есть высшая точка ее бытия. Дальше гибель и мрак. Можно растиражировать Олуховский характер на двадцать два или двадцать три поколения, что уже ничего не меняет. Новые деньги не восстановят прежнего человека в лице Домны Осиповны. Только старые деньги. Вот, кажется, лежали в руках. Вот за них отдается самое чистое, доброе и святое. Вот любовь без конца, которой более нет. Эти 'старые' размножаясь и увеличиваясь могли еще что-то спасти, но исчезая и превращаясь в ничто, они превратили в ничто Домну Осиповну, при чем без малейшей надежды переметнуться обратно.
  Средний тип, средний образ, средний характер. Писемский создал характер больше чем средний. На самом деле, Базаровы и Обломовы редкостное явление в обществе, а сегодня практически никакое. Но госпожа Олухова торчит из каждой бочки затычкой и очень мозолит глаза. Ты госпожа Олухова, он госпожа Олухова, я госпожа Олухова. Не важно, какого мы рода, мужеска или женского, мы все госпожа Олухова. Эта мелочность, черт подери. А еще хитрозадость, опять-таки черт. А еще не знаю чего. Если не ты, значит кто? Грабишь, чтобы другой не украл. Подличаешь, чтобы другой не наподличал. Измываешься, чтобы другой не полез измываться. Столько грязи и хлама, столько сволочи и суеты, столько пошлого, что совсем захлебнулся товарищ.
  Хотя очень приятная новость, товарищ пока не убийца, опять же пока. Не желаю бороться со злом, чтобы другой не боролся. Не устраиваю промывки и чистки, чтобы другой не покинул дерьмо. И, пожалуйста, никаких разговоров про взлет, чтобы другой сберег свои крылья. Ах, ты какая предупредительность! Миллионы шизонувшихся на деньгах, миллионы обоего пола относятся к разрушителям русской земли. Моя копеечка только моя копеечка, а ваша земля не моя земля. Вот если бы ваша земля принадлежала, ну, угадайте кому? Снова не угадали. Вот если бы земля русская отдалась во власть православного бога, который из своих ручек отдал бы ее в мои ручки... Значит, согласен. Не обворовываю, не подличаю, не убиваю. По крайней мере, не извращенец и не убивец, покуда передается земля по пути православного бога. А больше не требуйте, дорогие мои. Русский человек ни в коей мере создатель. Не нравится создавать, но нравится разрушать. Создает один бог, а русский человек он разрушает.
  Какая-та пигмейская философия. Я соглашаюсь, она точно пигмейская. Но с другой стороны, она русская. Философия Домны Осиповны и иже с ней подписавшихся миллионов. А точнее посредственный нигилизм. Отрицаю всякого или всякое до конца. Отрицаю без выбора и разбора. Отрицаю в целом и в частностях. Короче, чего не представишь от микрокосма до бесконечной вселенной, все равно отрицаю. А признаю? Ну, сами знаете, что признаю одни только денежки.
  Вот вам мещанка, вот вам пошлянка, вот вам печальный конец Домны Осиповны и серединного характера, на который возлагались такие большие надежды. Уберите свой аппарат, не надо фотографировать и выставлять за ушко всякие пакости, Россия и так пострадала. Разрушение, разворовка, убийство и мазохизм. Разрушение морали. Разворовка материального достояния. Убийство оставшегося русского в угоду 'великому американскому народу'. Мазохизм вместо идеализма, эмпириокритицизма и нигилизма. Современная Домна Осиповна мазохируется с потрясающим самоудовлетворением не в пример госпоже Олуховой Писемского. Но это еще ничего не значит. Сколько не мазохируйся, сколько не удовлетворяйся, конец он один, что доказал Писемский.
  Вот вам причина забыть серединный характер. Писателя оболгали и вычеркнули из списка вечно живых. Книги его не читаются, герои не вспоминаются. Кажется, и десяти человек не найдется на Санкт-Петербург, знакомых с историей Олуховой. Возможно, пяти или трех не найдется. Критика молчит, литераторы отворотили нос, школа в прострации. Как оно пошло! Как гадко! Какая дурная фантазия! И все из-за денег? Деньги бог! Деньги любовь! Деньги важнее важного и умнее умного! А вы нас сделали олухами.
  Никто не любит смотреться смешно. Лучше быть подлецом, сволочью, мразью, вонючей козявкой и еще семь тысяч позорных наименований, чем без боя отдать свои фетиши. Денежный фетишизм из самых, что ни на есть неуступчивых. Деньги не уступаем. Совесть, пожалуйста. Доброе имя, сколько угодно. Будущее детей или целой земли уступается так же без всякого сопротивления. Но на деньги закрой раззудившийся ротик. Неужели не понимаешь, это мои деньги, они трудовые? Я прогибался, я жопу порвал, более ничего нет, а если бы что и было, так снова мои деньги и полноценный пинок в морду. Если не возражаете, десять пинков за десять копеек. Не нравится десять копеек, значит за восемь. Не нравится восемь, согласен на три. Мы не в бирюльки играемся, здесь настоящая схватка за самое лучшее, что существует на русской земле, значит за деньги.
  Разум спит? Пускай себе спит. Сны бывают не только разумные. Скорее они в обратную сторону. Сны как продолжение человеческого бытия и человеческого характера. Настоящий исследователь, ей богу, лазутчик за снами. Хочется подсматривать за Базаровым, чтобы постигнуть Базарова. Хочется подкрасться к Обломову, чтобы тебя не запутал Обломов. Да и Домна Осиповна во сне чертовски лакомый кусочек. Что там во сне? Неужели привычная грязь: серебряная, золотая, бумажная? Неужели зло победило: бодрствуешь или спишь, все равно одна грязь? Или что-то не так? У Писемского похоже не так. Еще не до конца опошлилась Осиповна.
  Но сегодняшние пошлянки опошлились до конца. Добро уходящее в нуль, зло уходящее в бесконечность. Если бы наоборот, сила добра бесконечная, сила зла нулевая. Добро опирается на бесконечный рычаг, зло оперирует нулевыми параметрами. Помножим добро на добро и, соответственно, бесконечное на бесконечное. Получается бесконечность в квадрате против нуля - и мир зашатался, и вышел из берегов, и получилось, черт знает что, и вселенная лопнула.
  Но мир находится в равновесии. Все тоже самое и никакого дурацкого 'если бы'. Бесконечность помножается на нуль с одной и другой стороны. Бесконечная сила на нулевой рычаг, или нулевая сила на рычаг бесконечный. Оно не то чтобы здорово, но кое-что в сложившихся обстоятельствах. Рычаг не двигаешь, равновесие не ломается, вселенная, как была, так и есть. Людишки страдают, страдальцы в муках и корчах, мученики не утеряли последней надежды, а корченники и есть между прочим надежда. Не то чтобы здорово, но начинаем в себя приходить после серьезной духовной встряски. Родная земля, многоистерзанная Россия, денежный шизофренизм и отпор всей зажравшейся сволочи. На деньги найдутся всегда антиденьги, на госпожу Олухову - Антиолухова, на устаревшего православного божка - антибожок, и на русский характер - антихарактер.
  Теперь легче. Обломов как антипод Базарова, Базаров как антипод Обломова. Домна Осиповна противостоит Бегушеву, и, соответственно, Бегушев противостоит Домне Осиповне. Я не уточняю, кто из них лучше, кто из них хуже, но какого черта бросаться на сабли? Или не чувствуете намек? Чтобы успешно и с толком противостоять антиподам, мы должны исключить сабли. Покуда антипод Домны Осиповны не имеет права на самостоятельное существование вне своего антипода, русская земля будет землей самоуничтожителей и мазохистов. А нам не очень-то нравятся мазохисты. Насчет нигилизма согласен. Отрицающей ни в коей степени погибающий. Но повторяю в который раз, нигилизм ни есть мазохизм во вселенском масштабе. И если погибает Домна Осиповна, то опять же должно возрождаться ее отрицание или какой-нибудь отрицающий элемент денег, то есть какой-нибудь Бегушев.
  Отрицая отрицание и продолжая продолжение - только так мы возвращаемся в исходную точку своей работы. Данная точка не та же самая, она сдвинулась. Время прошло, не играет роли какое время. Одна секунда, один день, один месяц, один год. Это человеческие промежутки времени. Тысяча лет, тысяча веков, тысяча тысяч тысячелетий. Это вселенские промежутки. Но человеческие и вселенские промежутки одного порядка. Человек отрицает, вселенная отрицает. Человек нигилист, а вселенная прототип человеческого нигилизма. Или не спорьте, человек повторил внешнюю вселенную своей собственной внутренней вселенной. Но в нашем случае это уже нюанс. На такой мелочи пишутся диссертации, но настоящего человека не отпугнешь от того пряника, что он называет исследованием или работой.
  Мы возвращаемся. Усталые и довольные. Если бы точка не сдвинулась, но примерзла на том самом месте, где позабыли ее в период отталкивания, мы не смогли бы вернуться обратно. Но она не примерзла. Эксперимент не дал результатов. Русский характер отступил еще дальше в еще большие дебри. До эксперимента вполне объяснимый русский характер, после эксперимента необъяснимый. Подавайте новые жертвы нашей несчастной России! Мы еще не высосали старые, но требуем новые. Попытаешься старые жертвы высасывать и обгладывать, так закопаешься на четыреста лет. А у нас только годы и годы. Даже за десятилетия не ручаюсь. Черт его знает, что там случится на русской земле в период бесправия, тоталитарного режима, религиозной насильственности и философической нетерпимости. Многое может случиться. Пока государство в лапах тирана монетолюбивого и мелких тиранчиков с завидущими глазками, до этих пор каждая секунда, а не только минута, есть дар божий для настоящего экспериментатора. Сегодня еще развиваешься, а завтра придет отрицание того, что сегодня, и ты погорел. А на вершине тиранчики и тираны.
  Впрочем, самое время остановиться. Следующий круг за следующим поворотом. Сбросил давление в клапанах, прекратил нагнетать нагнетаемое и охлаждать охлаждаемое, дальше искусственные толчки интеллекта. Покуда не знаю, просыпается интеллект или только заснул в неестественной позе. Ничего существенного, ничего конкретного, ничего никуда. Необходим свежий взгляд. Или не понимаете, какой еще свежий? Может, и понимаете с вершин своей человеческой дурости. Понимание переходит в непонимание, а непонимание куда-нибудь, но все равно переходит. Новые Обломовы, новые Базаровы, новая Домна Осиповна и новые нигилисты, черт подери, даже новый русский писатель. Не представляю, до какой еще степени это новое превзойдет старое, но когда-нибудь попытаюсь прорваться на новый виток.
  Точка отсчета новая, и, возможно, она занесет много дальше к вершинам вселенной.
  
  
  ***
  Это море.
  Вода прозрачная,
  Почти кристальная.
  Но очень мелко,
  Но камни.
  Хочется в море.
  Отбежал подальше
  И бросился
  Плашмя по воде.
  Едва не испортил
  Очки
  И прическу.
  ***
  Снова море.
  Работаю руками,
  Управляю ногами,
  Где ползком,
  Где согнувшись и скорчившись,
  И как можно дальше
  От берега.
  Но остановился,
  Вода достигла груди.
  Свирепые водовороты,
  Мутная зыбь,
  Черная мощь.
  Поток
  Практически из сумасшедших.
  Захлестнул и исчез.
  Самое время
  Попробовать этот поток
  И раствориться
  Здесь навсегда.
  Чувствую,
  Больше не будет
  Прозрачной воды.
  Водовороты,
  Бездонная глубина,
  Мрак
  И адское буйство стихии.
  ***
  Из тьмы
  Крючковатые лапы.
  Горло,
  Они
  И веревка.
  Задыхаясь проснулся.
  ***
  Перескочил через стену.
  На свет.
  Чудесная музыка,
  Яркие краски,
  Много тряпок
  И много жратвы.
  Для кого?
  Лазутчик
  Выходит на поединок
  Со сторожем
  И владельцем стены.
  Победивший
  Да не насладится
  Победой.
  ***
  Звонок.
  Это письмо.
  Рвешь
  Бумагу
  Зубами.
  ***
  Коготок
  Поцарапал лицо.
  На лице щетина,
  Точно
  У дикого вепря.
  ***
  Здоровенный кот
  Прокрался неизвестно откуда
  Неизвестно каким путем.
  Пытаюсь погладить
  И приласкать.
  Этот загривок,
  Эта спина,
  Эти уши.
  Кот без движения
  Замер
  На пару неопределенных секунд.
  Затем ускользает
  И точно так же
  Прикладывается
  Единственным зубом
  К руке.
  Кажется,
  Что попробовал зуб
  Нечто пустое или аморфное.
  Первая проба,
  Другая.
  Дальше
  Какие-то мелкие котики,
  Числом то ли пять,
  То ли шесть.
  Разной масти,
  Но одинакового калибра.
  Паясничают,
  Дурачатся,
  При желании
  Приблизиться к нм -
  Только пустое место.
  ***
  Работа,
  Кормушка.
  Не получить
  Супового пайка.
  Оно
  Как в очень
  Замедленном кадре.
  Длинная очередь
  Без конца.
  Суп,
  Который
  Не попадает в глотку.
  ***
  Комната отдыха.
  Все пространство
  Забито мякиной.
  Тела и тряпки.
  Снова тряпки,
  Снова тела.
  Пытаешься
  Навести порядок,
  Либо выяснить,
  Что оно собственно означает
  И что же это такое.
  Но нарываешься
  На хороший пинок
  Из ниоткуда.
  ***
  Много солнца,
  До одури неба,
  До праха песчинок.
  На песчинках
  Почти племенные кобанчики
  С тупыми
  И похотливыми рожами.
  Он говорит:
  'Разрешите поцеловать
  Вашу ножку?'
  Она говорит:
  'Если так,
  Поцелуй меня
  В зад'.
  ***
  Человек из толпы
  На судилище.
  Судят ребенка
  По просьбе родителей.
  Судят
  За непочтительность
  И непокорность.
  Длительная процедура,
  Много воплей из ничего,
  Яростные наскоки толпы,
  Совершенно
  Неудобоваримые речи
  Специалистов.
  Конец однозначен.
  Подсудимый приговаривается
  К сумасшедшему дому.
  Но сначала
  Две сотни плетей.
  Опять же
  Под одобрительные вопли.
  ***
  Потащил
  Лестницу с карликом.
  Эта лестница
  То тяжелее,
  То легче.
  А еще
  Она укорачивается
  И удлиняется
  Без конца.
  Однако
  В конце концов застревает
  В одном
  Из бесчисленных
  Коридоров.
  ***
  Некая бесформенная фигура:
  Вся из развивающихся тканей
  Или цветов.
  Она скользит впереди,
  Она роняет ключи.
  Эти ключи
  Упали на землю.
  Бегу за фигурой,
  Но ничего
  Не дано подобрать.
  Толпа
  Под ногами.
  ***
  Остров.
  Полоса дерна.
  За полоской обрыв,
  Куда не забраться
  Хоть застрелись.
  Но разгуливают
  Безликие особи.
  Они и туман.
  Одного мало,
  Других много,
  Или наоборот.
  Особи рассеиваются
  И исчезают в волнах.
  Вопросов не задают,
  На вопросы
  За тысячу лет
  Не добьешься ответа.
  На горизонте
  Застыл пароход.
  Безликий и далекий.
  Огромный
  Во весь горизонт.
  А может крохотный,
  Не более атома.
  Хочется
  Следовать за пароходом.
  Бросаешься
  В ласковые волны.
  Только вокруг не вода,
  А дерьмо.
  Весь в дерьме:
  Липкий
  И черный.
  ***
  Набор
  Неразборчивых
  И хаотических картин
  Без начала,
  Конца
  И идеи.
  Сел задом на шарик
  И лопнул его.
  ***
  Разжигаю огонь.
  Голова упирается
  В днище котла.
  Руки крутят
  Какие-то финтифлюшки,
  Железяки,
  Пластинки.
  Приборы показывают
  Большие и малые числа.
  Изнутри
  Доносится равномерный
  И изнурительный гул
  Без единственного намека
  На то,
  Что в котле.
  Как ни бьюсь головой:
  Снова днище,
  Снова огонь
  И невыносимая
  Неизвестность.
  ***
  Хаос,
  Мрак,
  Пустота.
  Мысли приходят из ничего.
  Мысли уходят в ничто.
  Погружаюсь
  В тесто
  Из мыслей.
  ***
  Античные времена,
  Гиганты
  В античных одеждах.
  Происходит нечто похожее
  На спортивный турнир.
  Победители
  Отчаливают от берега.
  Гладкая вода,
  Солнечная синева,
  Розовое счастье
  Вблизи горизонта.
  Побежденные остаются
  На мертвом песке.
  Умри надежда.
  Сзади
  Только кровавые хляби.
  ***
  Опять кормушка.
  Разругался
  Со всякой шпаной
  Окончательно.
  И плюнул.
  К дьяволу рабство.
  ***
  Есть кольцо.
  Надеваешь на палец,
  Чувства
  Успокаиваются сами,
  Страсти уходят,
  Пустота
  Перестает куковать из угла.
  Больше того,
  Эти чувства,
  Страсти
  И пустота
  Наполнились смыслом.
  ***
  Белые прожилки во мраке.
  Вроде
  Слепящих фигур,
  Еще недооформившихся,
  Без четких границ,
  Без признаков,
  Каковые
  Можно идентифицировать
  С эталоном.
  Мрак сгущается.
  Слепящее выросло из неизвестного,
  А неизвестное из слепящего.
  Больше и больше
  Белой материи
  Нагнетают
  Прожилки.
  ***
  Сгинул театр.
  Дым повалил из-под сцены
  Во время священнодействия.
  Зрители в панике.
  Несколько трупов
  В проходах.
  Какие театральные рожи!
  Неужели
  Они это смерть?
  Не верится.
  Смерть среди тех,
  Кто бежал
  И унес
  Свое бренное тельце.
  ***
  Школа,
  Парта,
  Козлиная морда учителя.
  Неужели опять повторяется?
  Не выучил,
  Не сумел,
  Надоело.
  Неужели сопли глотать?
  Не хочу.
  День ослепительный,
  А учитель козел.
  Море ласковое,
  А тебя достает эта морда.
  Лучше
  Без остановки
  На море.
  ***
  Мечта умирает.
  Какой-то
  Мерзавец
  Порушил
  Домашнюю
  Библиотеку.
  ***
  Узкий коридор.
  Белая труха.
  Что-то вроде мела,
  Сахара,
  Соли.
  Тщетно пытаюсь убрать
  Эту гадость.
  Швабра и тряпки,
  Потоки воздуха
  И потоки воды.
  Но гадость
  Только размазывается.
  Верхний слой
  Исчезает в ведре,
  Но нижний
  Прорвался
  На место верхнего слоя.
  Нет недостатка
  В советчиках,
  Как убирать.
  Это они палачи,
  Пока
  Убираешь.
  ***
  Захотелось
  На вольный простор?
  Ничего себе захотелось!
  Узкие улицы,
  Высотные дома,
  Небо где-то там
  В перспективе.
  И дорога
  Только вперед.
  Попробуй
  По этой дороге
  Прорваться не знаю куда.
  Нет конца
  У дороги.
  ***
  Забор,
  Колючая проволока,
  Вышки
  И пулеметный огонь.
  За забором дети.
  Срочно требуется
  Надсмотрщик и специалист
  По заразным болезням.
  ***
  Как одинокий волк
  Стою
  На вершине скалы.
  Под скалой
  Суетятся людишки.
  Это крохотное ничто,
  Эта несчастная тварь,
  Эти машины
  И механизмы
  Без разума.
  Я стою.
  Они суетятся,
  Скрывая в самой суете
  Гиперпространственный
  Страх
  Своей жизни.
  ***
  Захолустье.
  Одноэтажная халабуда
  Из кирпича.
  Двух или трехэтажная
  Башня.
  Сад,
  Огород
  И трава.
  Пройти невозможно.
  Узенькая тропинка,
  Так что собаки,
  Высовывая морды свои,
  Едва не хватают
  За ляжки.
  ***
  В начале пути
  Яркий свет.
  В конце его
  Черные люди
  Без лиц.
  И эти черные
  Наваливаются
  С яростью
  Питекантропов
  На одну
  Заблудшую
  Душу.
  ***
  Высоко небо,
  Низко земля.
  Яркий поток
  Заполнил весь сектор
  От земли
  И обратно на небо.
  Поток яркий,
  А фон белый.
  На ярком
  Еще более яркие пятна
  И ослепительные
  Сгустки
  Белой энергии.
  Глаза не выдерживают.
  Хочется уступить
  И вернуться
  Во мрак.
  Но поздно:
  Белое поле,
  Белые взрывы,
  Бешенство
  Белого духа
  И белой
  Материи.
  ***
  На старом ватнике
  Старый червяк.
  Попробовал сбросить
  И только расшиб пальцы.
  Еще попытка,
  Еще и еще.
  Если бы подвернулся новый червяк
  И не такой
  Отвратительный ватник.
  А иначе
  Никак не спихнуть
  Гадину.
  ***
  Балаган.
  Без входа и выхода.
  Веревки,
  Что змеи
  Торчат с потолка.
  А сам потолок
  Потонул в неизвестности.
  Рогатины или когти
  Торчат из-за стен.
  А сами стены,
  Что наваждение круга.
  Тысячи призраков
  Лицедействуют,
  Корчатся,
  Исчезают.
  Тысячи
  Как совершеннейшее ничто
  Против
  Безумства круга,
  Когтей
  И веревок.
  ***
  Человечишко
  Вывалился из лодки.
  И его понесло
  По течению,
  В водовороты,
  К центру земли.
  А следом
  Туда попала и лодка.
  ***
  Кажется,
  Вечно лежишь на песке.
  Кажется,
  Присосался и прикипел
  К этой мусорной куче.
  Силы иссякли.
  Надежда ушла,
  Или точнее того,
  Просочилась в песок.
  Всякое мыслимое
  И немыслимое
  Как есть куча.
  ***
  Человечишко
  Выпрыгнул из кровати.
  Споткнулся
  И забалдел перед зеркалом.
  Его
  Телесная оболочка
  Выделывает
  Всевозможные штуки.
  Черт оно знает зачем?
  Зеркало
  Не отразило
  Игру
  Человечишки.
  ***
  Спортивная площадка.
  Не идет игра.
  Срываю первую подачу,
  Промахиваюсь со второй
  И полный придурок
  На третьей.
  Что-то не так?
  Поиграешь еще
  И подумаешь.
  Надоело проигрывать,
  Не пора ли
  Переключиться на другие игры?
  Кто неумелый игрок,
  Он понимает:
  Пора.
  И появляются
  Танки,
  Ракеты
  И бомбы
  На каждой площадке.
  ***
  Страшная
  Тяжесть.
  Плитой
  Задавили
  В могилу.
  ***
  Нахожусь за колоннами.
  Автомат,
  Армейская каска,
  Бронежилет.
  С нетерпением
  Ожидаю чего-то,
  Чего не могу описать.
  Но мускулы напряжены,
  Но готов
  Налететь на врага.
  Сегодня
  Я
  Тигр
  В засаде.
  ***
  Свистят пули,
  Взрываются бомбы,
  Каменный дождь
  Стучит по щекам.
  Камешки острые.
  Прошли сквозь щеки
  И застревают под кожей.
  Кажется, это конец.
  Или оно
  Только кажется?
  Каска
  Рассыпалась в прах.
  Зато нажимает рука
  На курок,
  И ответные пули
  Доходят до цели.
  ***
  Бегу за машиной.
  Там прячется враг,
  Я должен
  Его уничтожить.
  Непробиваемая машина,
  Всегда ускользает.
  Чувствую,
  Так будет и на этот раз.
  Но бегу,
  Но пытаюсь схватить
  Ускользающий призрак.
  Падаю
  И задыхаюсь
  В совершенно
  Бесформенной массе.
  ***
  Звуки трубы:
  'Ты ростом не велик,
  Но велик
  Нетленной душой...'
  И какого черта
  Так разыгралась труба,
  Если она
  Инструмент человека?
  ***
  Утлая лодочка
  И океан.
  Не могу одолеть океан
  И не выпадаю
  Из утлой посудины.
  Что-то взрывается,
  Ударяется,
  Чавкает.
  Лодочка против океана,
  А океан против лодочки.
  Равновесие соблюдено.
  Все это
  Одна и та же
  Вселенная.
  ***
  Под бешенство стихий
  Сочиняю стихи.
  О чем - не помню.
  Про что - не знаю.
  Но это
  Уже не вопрос.
  Это вообще
  Не имеет значения.
  ***
  Выпадают зубы.
  Веревка
  Протянута
  Через
  Мозг.
  ***
  С маленьким рюкзаком
  За плечами
  Покидаю русскую землю.
  Леса,
  Сугробы,
  Ямищи в этих сугробах.
  Покидаю, черт подери!
  Кажется, навсегда,
  Как кошмарное пугало,
  Как убийственный ад.
  Покидаю,
  Чтобы на той стороне
  Дать
  Кому-то по морде.
  ***
  На стенде,
  Среди множества книг
  Прибиты гвоздями
  Мои книги.
  Толстые и тонкие,
  Большие и крохотные,
  Почти у самого носа,
  На самой вселенской
  Из самых вселенских
  Вершин.
  Этого добра хватает.
  Но стенд
  Все равно, что пустырь.
  Первое свободное место,
  Второе,
  Двадцать второе,
  Двести четвертое.
  Места
  Глядят одинаково:
  Заполните нас.
  Места умоляют:
  Заполните.
  Эдак печально
  И ласково.
  С некоторой грустинкой
  Или иронией.
  Не отвертеться,
  Черт подери!
  Гвозди,
  Яростные тона,
  Яркие краски.
  Необходимо
  Не так чтобы много
  Усилий,
  Если и впрямь
  Пожелаешь заполнить.
  ***
  Слышу
  Заплакал ребенок.
  Силюсь подняться,
  Да не могу.
  Мягкие женские руки
  Набросили
  На лицо
  Простыню.
  Мягкие женские руки
  Разгладили
  Складки.
  И простыня оказалась
  Гранитной плитой.
  Не могу
  Избавиться от нее.
  В который раз не могу.
  'Мы пришли
  Подготовить Россию
  К зиме'.
  Слышу
  Вкрадчивый
  Женский
  Голос.
  ***
  Зима
  Будет
  Долгой,
  Холодной
  И ядерной.
  ***
  Нечто расплывчатое
  И бесконечное
  Концентрируется
  Во мраке.
  Это женская фигура
  В громоздких,
  Точно вырубленных
  Из гранита
  Одеждах.
  Она еще
  Не совсем сконцентрировалась,
  Она почти рядом.
  И ничего
  Изменить нельзя.
  Ты окоченелый,
  Ты истукан
  И камень.
  Даже разучился кричать.
  Крик
  Застыл
  На губах.
  Скоро
  Раздавит
  Фигура.
  ***
  Играю
  В заведомо слабой
  Команде.
  Имею право
  На три броска.
  Оно достаточно,
  Чтобы
  Победила команда.
  ***
  Скрываюсь
  От целого мира
  В лесах.
  Холодно, но хорошо.
  Солнце рядом,
  И травка,
  И ветерок.
  Чего еще пожелаешь
  Для счастья?
  Вот если бы мир
  Уступил свое счастье.
  Не нужны мне
  Разведчики,
  Спасители
  И бойцы человеческие.
  А еще оружие,
  Пыточные устройства,
  Ученая сволочь.
  Как-нибудь проживу
  Нецивилизованный,
  Неохваченный,
  Неклассифицированный.
  Под этим небом,
  Под этим ветром,
  Под этим солнцем,
  На этой травке.
  ***
  Суматоха,
  Сумбур.
  Линии перевернулись,
  Квадраты разъехались,
  Кругляки
  Стали плоскими,
  А доска
  Стала круглой.
  Малое пятно,
  Великое пятно.
  Малая куча,
  Многие кучи.
  Полный идиотизм,
  Где ничего
  Не понять
  И не надо.
  ***
  Заплатили
  За рабский труд.
  Каждый раб получил
  Рабскую плату.
  Список
  Из бесконечных.
  Столько разных имен,
  Столько разных профессий.
  Но не ищите
  Профессию циника,
  И не найдете
  Места
  Писателю.
  ***
  Выдают награды:
  Убийцам,
  Ворюгам,
  Лгунам.
  Чемодан здоровенный,
  Миска полная
  И очередь,
  Что змея.
  Пытаюсь
  Пристроиться к очереди,
  Но получаю
  По морде.
  ***
  Спор за столом.
  Махровые апологеты
  Со своими естественными
  Инструментами.
  Топор,
  Ложка,
  Мешок
  В триста тридцать четыре
  Обхвата.
  Выживаем или не выживаем?
  Это главный вопрос.
  Он один,
  А реакция на него
  Всякая.
  Если покушаешь,
  Так выживаем.
  Кровь и топор,
  Жиры в ложку,
  Триста тридцать четыре
  Вопроса к мешку,
  Денежка.
  ***
  Клоп
  Залез на клопа
  И размахивая клопами
  Покатился
  Вообще
  Неизвестно куда.
  Может
  Из прошлого в будущее.
  ***
  Много книг.
  Море книг.
  Зарываешься,
  Захлебываешься,
  Исчезаешь.
  ***
  Картины детства:
  Безликие и бессмысленные.
  Откуда это?
  Не помню.
  Как называется?
  Не скажу.
  Нахлынули в одночасье,
  Навалились
  Со всех сторон,
  Предложили
  Сходить
  На тусовку.
  ***
  Падающий светильник.
  Необходимо поправить.
  Зацепился за стену,
  Подтянулся
  На одном пальце,
  Повис.
  Никакой опоры.
  Раскачиваешь себя самого,
  И светильник
  По-прежнему падает.
  Врезало
  Током.
  ***
  Яма
  В центре вселенной.
  Туда сливаются нечистоты
  Со всего космоса.
  Межгалактические,
  Межзвездные
  И земные.
  Не верится,
  Что земные менее прочих.
  Они более.
  Они навалились
  И переполнили
  Яму.
  Самое время черпать.
  Немного замешкался,
  И пошло
  Дерьмо через край.
  Нежелательно,
  Чтобы пошло.
  Не опаздываю
  И черпаю.
  ***
  Обрывки трубы.
  Нечто
  Ползучее и червивое
  Свивается кольцами.
  Один обрывок,
  Одно кольцо.
  Другой обрывок,
  Еще кольцо.
  Сколько обрывков,
  Столько колец.
  Не пора ли
  Рвать кольца
  И склеивать
  Части?
  ***
  Один на скале.
  Высоко
  Над пустым горизонтом.
  Взираю на горизонт,
  Пытаюсь постигнуть его
  И пробиться
  За крайнюю линию.
  Это
  Положительная попытка.
  Разум отодвигает линию
  До очередной пустоты.
  И опять в горизонт:
  В новое
  Нечто,
  В новую
  Линию.
  ***
  Полки узкие,
  Книги липкие,
  Перспектива
  Практически никакая.
  Не люблю узкое,
  Ненавижу липкое.
  Побольше
  Воздуха,
  Света,
  Пространства.
  Или
  Умрут книги.
  ***
  Надоело сидеть взаперти.
  Среди дорогих вещей,
  Принадлежащих
  Вообще
  Неизвестно кому.
  Пылинки не трогаем,
  Тараканов не давим,
  Клопик
  Из самых из важных.
  Надоело в который раз.
  Раскрываешь окно,
  Выламываешь решетки,
  Мордой на улицу.
  Под серый туман,
  Под серый рассвет,
  Под серую слякоть
  И все остальное
  Такого же
  Серого
  Мира.
  ***
  Вот портретик.
  Глиной и мелом,
  Краской и пастой,
  Песком и мукой.
  Портретик
  Маленького,
  Но веселого
  Зайчика.
  ***
  Школа,
  Класс,
  Парта.
  Задача из неразрешимых.
  Никакие подсказки
  И никакие решебники
  Не помогают
  В поисках истины.
  Но решение есть.
  Не покидая парты,
  Не выходя из класса,
  Внутри школы.
  Это решение
  Предложили
  Пигмеи
  С тупыми улыбками.
  ***
  Камера пыток.
  Здесь выкручивают руки
  И связывают цепью.
  Здесь выкручивают ноги
  И прибивают к рукам.
  Здесь подвешивают
  И не отпускают
  Обратно.
  А успеешь раскаяться,
  И получишь
  Чертовски хороший
  Подарочек.
  Что на могилке твоей
  Вроде вывески:
  'Этот из наших'.
  ***
  Снова школьная парта.
  Посылаю к чертям.
  Опять привязалась!
  Ты из моего прошлого,
  А я из твоего
  Никакого.
  Много длинных,
  Неудобоваримых
  И запрещенных ругательств.
  Желающий выругаться
  Не пожалел
  Этой парты.
  ***
  Получил письмо.
  Толстое,
  На многих страницах.
  С приглашением
  Покинуть
  Россию.
  ***
  Автогонки
  На кольцевом стадионе.
  Выбегаю на кольцо.
  Тормоза.
  Десятки и сотни машин
  Разбиваются вдрызг.
  Вой и хлам,
  Вспышка
  Злобы
  И черная ненависть
  Всего
  Стадиона.
  ***
  Гонка по кругу
  Без тормозов.
  Скорость наращивается
  И выворачивает
  Пространственное
  Недоверие.
  Пространство
  Теперь доверяет.
  Вписываюсь в поворот
  С легкостью.
  Следующий поворот
  Не такой легкий.
  Еще следующий,
  И опять не такой.
  На девяносто девятом
  Витке
  Не удержаться
  Маленькому человечку.
  Вылетаю за круг,
  Давлю
  И калечу
  Скотов
  С лошадиными мордами.
  Стадион
  Открыл
  Еще одного
  Кумира.
  ***
  Контрабанда
  В рамках
  Правительственной программы.
  Переправляем и отсылаем
  Более чем облажавшихся
  Буржуинов
  На теплые острова.
  Отсылаем и загоняем
  Толстопузых неудачников
  Из верхнего эшелона власти
  На виллы,
  На яхты.
  Благодарность
  Несоразмерна
  Выполняемой работе.
  Но это единственный шанс
  Подобраться
  Ко всей
  Облажавшейся
  Сволочи,
  Вырвать ее
  Из привычных условий,
  Обезоружить
  И кончить.
  ***
  Капризное море.
  Над морем туман
  И ожидание
  Чего-то прекрасного.
  Что не случится
  Вообще никогда.
  Что
  Не может
  Случиться
  На нашей
  Дурацкой
  Планете.
  ***
  Опять
  За школьным прибором.
  Невыносимая скука.
  Контрольная
  С предисловием
  И уведомлением.
  Конец выходит,
  Начало нет.
  Первые строки
  Зависли в воздухе
  И изломали
  Характер.
  ***
  Преподаватель
  Из старых пеньков.
  Наехал,
  Не говорит,
  Но вонища.
  Изо рта его бульбы,
  По щекам его бульбы,
  Вместо глаз его бульбы.
  Ты обязан,
  Ты раб,
  Сегодня и никогда.
  Или соглашаешься,
  Или душа пошла на панель
  От этого запаха,
  Разговоров,
  Наезда.
  ***
  Покупаю в складчину
  Яблоки.
  Каждое больше тыквы.
  Таких
  Два или три
  На мешок.
  Но яблоки складываются,
  А мешок
  Не наполняется.
  Вечное ненаполнение,
  Вечная пустота
  И бездонная тупость.
  Не понимаю,
  Зачем оно так?
  Спазмы
  Сдавили горло.
  ***
  Ушел грузовик
  Из последних.
  Утащил
  Лазурное небо
  И ясное солнце,
  Прозрачный воздух
  И непрозрачный песок.
  Оставил
  Дерьмо,
  Кровавые трупы,
  Кровавый крест
  И помойку.
  ***
  Крутые парни
  Отправились в путешествие.
  Крутое яйцо
  Не такое крутое,
  Как парни.
  Даже яйцо
  Изменяется
  В кипятке.
  А этих крутили,
  Не докрутили.
  А этих варили,
  Не доварили.
  Они путешествуют
  Без яйца.
  Они
  Гениальная поросль,
  Величие
  И вершина
  Нашей огромной земли.
  И еще
  Не помню,
  Какие они.
  Только этого
  Мы не заметили.
  ***
  На болоте
  Утлая лодочка,
  Постепенно
  Трансформирующаяся
  В корыто.
  Одного пассажира
  Для нее мало.
  Два пассажира
  Утонут и пропадут.
  Но вдвоем
  Всегда легче.
  Светлый товарищ внутри:
  Весло и черпак.
  Темный - снаружи:
  Якорь или балласт.
  Мелькает весло,
  Вздымается водная взвесь
  И трясина.
  Который снаружи,
  Он держит.
  Мокро,
  До костей,
  Затошниловка.
  Диск холодной луны,
  Серп кровавого солнца.
  Крепкие руки,
  Чтобы держать,
  Если ты
  Оказался
  Снаружи.
  ***
  Цель путешествия
  Остров из пирамид.
  На острове нечто,
  Которое
  Хочется вырыть.
  Но желающих больше,
  Чем нечто.
  Вон они разбежались,
  Вон сколько
  В плоти и скорби,
  Вон подготовили
  Пушки и танки.
  Ты путешествуешь,
  А мы сторожим.
  Береги
  Свои яйца.
  ***
  Самый лучший
  Из самых и самых
  Возвратный
  Период.
  Он по цветам.
  И цветы
  Овевают
  Надеждой.
  ***
  Заторговались родимые?
  Не воруем,
  Но только торгуем.
  На рельсах
  Жирные бабки.
  На бабках
  Жирные тряпки.
  Струпья,
  Клубни
  И корчи.
  Если попался,
  Бери барахло.
  Все равно
  Оно прилипает к рукам,
  И оторвать
  Ни малейшей возможности.
  ***
  Дворец.
  Вместо входа стена.
  Вместо выхода яма.
  Есть еще
  Узкая щель,
  В которую не протолкнешься,
  Но проникает дымок.
  Что он такое,
  Этот дымок,
  Которому безразличны
  Стена
  Или яма?
  ***
  Школьная площадка.
  Разбегаюсь и прыгаю
  На ширину стопы.
  Следующий прыжок
  Куда хуже.
  А после следующего
  Совсем никуда.
  Но подходит учитель.
  Глаза потные.
  Не пальцы,
  Но когти.
  Отталкиваюсь
  Почти без разбега.
  В воздухе
  Несколько мелких шажков.
  И улетаю.
  ***
  Всеобщее замешательство.
  Полет без посадки.
  Земля
  Почти под ногами,
  Но ее не касаешься.
  Единственное
  Прикосновение,
  И больше
  Тебе
  Не взлететь
  Никогда.
  Земля мягкая.
  Остановила
  И поглотила.
  ***
  Вырвался.
  Глубокий космос.
  Звезды,
  Планеты,
  Спутники,
  Пыль.
  Пересекаю гиперпространство
  И выхожу в подпространств.
  Не пора ли
  Обратно?
  Не отвечаю,
  Дурацкая блажь,
  Это полет
  В самое
  Сердце
  Вселенной.
  ***
  Распределитель
  Писательской братии.
  По сухому хлебцу,
  По четверти бублика,
  По кочерыжке.
  Опоздавший
  Грызет
  Гвозди.
  ***
  Склеп,
  Колдобины,
  Мрак неизвестности.
  Переходниковая материя
  Из одного ада
  В другой.
  Всасываешься в патрубок
  Вроде куска
  Вещества.
  Перетекаешь
  По узкому жерлу.
  Переваливаешься,
  Чтобы
  Опять
  Оказаться
  Во мраке.
  ***
  Холодно,
  Отвратительно,
  Больно.
  И дурака повалял
  За всех умников
  Взятых.
  ***
  Ностальгическое чувство
  Далекого прошлого.
  Один уголок,
  Другой уголок -
  И на все про все
  Детские годы.
  В потоках
  Солнца и света,
  В разломах тепла,
  Но за дымкой
  И полосой
  Из туманов.
  Дымку не обойти,
  Туманом не подтереться.
  Легкое и прозрачное
  Стало
  Само по себе
  Жестоким,
  Тяжелым
  И мертвым.
  ***
  Подарок для дураков.
  Дураки
  Захватили дурацкий город.
  Словесами
  Таких не проймешь.
  Только подарок.
  Маленький,
  Почти игрушечный,
  Нечто
  Вроде куклы с заводом.
  Вот заведем ключик,
  Вот извлечем из пакетика,
  Дальше на теплый асфальт.
  Ничего физиологического.
  Параллельный мир
  Как сгусток
  Духовной энергии.
  Дураки из глины и теста.
  Физиологией
  Их не отравишь.
  Подарок это дыра
  В самом сердце
  Дурацкого города.
  Воздух засасывается,
  Энергия проваливается,
  Пространство
  Практически исчезает.
  Тихо,
  Спокойно,
  Без суеты.
  Утром
  Глазенки прочистил
  В той самой
  Дыре,
  Откуда
  Подарок.
  ***
  Уничтожитель и трансформатор
  Из одного ящичка.
  Первый уничтожает,
  Противоположный ему
  Трансформирует.
  Стены в щепки,
  Людишки ногами вперед,
  Клопы и мокрицы
  На место людишек.
  Впрочем,
  Все мы клопы.
  Кто не согласен,
  Этот
  Мокрица.
  ***
  Бурное море.
  Полоса огня.
  Огонь
  Чертовски холодный,
  Колючий
  И злой.
  Контуры расплываются,
  Свет угасает,
  Будущее
  Никакое.
  Погружаюсь
  И растворяюсь.
  ***
  Жратва
  Застряла в утробе.
  Утроба раздулась.
  Корчи
  Такие дикие,
  Что попробовал вырвать
  Все изнутри
  И отбросить
  Это зловредное все
  Как можно
  Дальше
  И дальше.
  ***
  Много солнца.
  Выходишь из тумана.
  За тобой
  Бесконечный простор.
  Он не задерживается,
  Он выходит.
  Мягкий,
  Тихий
  И ласковый.
  Точно льется с небес,
  Точно падает
  Чистой слезинкой
  На изъязвленную
  Землю.
  ***
  Чудовище
  В образе утки
  С широким и плоским
  Хвостом,
  С узким и выпуклым
  Клювом.
  Из хвоста
  Торчат крючья.
  Клюв
  Как множество
  Мелких и средних
  Камней.
  Камни
  Есть механизм,
  Мозг и ткани
  Чудовища.
  ***
  Оперируешь крючья,
  Получается молния,
  Оперируешь молнию,
  Получается хаос.
  Оперируешь хаос,
  Получается человек.
  Оперируешь человека,
  Минимум интересного.
  Операция
  Практически завершена.
  Оперировать
  Нечего.
  ***
  Принесли котенка.
  Сунул за пазуху
  И согрел.
  Котенок
  Мяукнул
  И зацарапался
  Мягкими
  Коготками.
  ***
  Полетели мосты.
  Огненная
  Масса
  Выходит
  Из берегов
  И заливает
  Грехи
  Человека.
  ***
  Планета
  Людей.
  Я
  Задыхаюсь.
  
  
  ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
  
  Замерзший человек, заторможенный, умерший. Это только определения. Они ничего не значат, пока развивается человечество. Ибо не бывает такой ерунды, что человечество развивается, а каждый отдельный его элемент застрял на месте или вообще деградирует. В конечном итоге, общая величина есть результат многочисленных частных. Если некоторые элементы со знаком минус, то обязательно имеются элементы со знаком плюс, которые перевешивают минус. Или опять-таки не развивающееся, но деградирующее человечество.
  Можно обманываться на любой счет. Для того и существует идеологический аппарат, чтобы обманываться. Человек есть животное зверское, отчего легко задуряемое внешними комплексами. Воспринимая зверство внутри себя самого, воспринимаешь еще большее зверство внутри кого угодно и как угодно. Главное, чтобы тебя подтолкнули в сторону зверства. Человек из трусливых животных. Покуда не подтолкнули, трусость главенствует в человеческой психологии. Это нельзя. За такое побьют. Лучше не суйся со своей психологией. Но толчок со стороны разрушает запретный барьер. Теперь можно. За такое награда. Беги, пока разрешают более умные и ответственные товарищи. И человек со своим 'можно' способен на столь извращенные действия, на каковые никто не способен в нашей вселенной.
  Недаром вся фантастическая литература за редкостным и практически никаким исключением суть литература зла и убийства. Человек не представляет свое будущее в цветах, грибах и бананах. Если цветы, то ракетные. Если грибы, значит ядерные. Если бананы, опять же от пушек и танков. Никакого оптимизма, но подавляющий пессимизм. На фоне фантастическо-пессимистической литературы вся остальная литература сегодняшнего дня выглядит жалкой фальшивкой, которая пишется на заказ для обмана народа.
  Народ, конечно, обманывается. Народ в любом варианте такая субстанция, что более или менее рассчитана на обман. Если бы народ не обманывался, тогда все политические системы устремились бы в сторону демократии Древнего Рима, да и то в счастливейшие ее моменты. Но бывает не часто подобное 'если бы'. В большинстве случаев классическая демократия только прикрытие для тоталитарного режима.
  Тоталитарный режим из самых живучих. Существующая действительность за тоталитарный режим, и фантастика опять-таки за него. Современные писатели более чем далеки от литературы. Они не умеют создавать образы, подобные образам прошлого века. Повестушек, романчиков и рассказиков море разливанное, но не больше того, если не учитывать современную моду на литературу, написанную компьютером. Но и с компьютером все вышеупомянутая штуковина, что близнецы-братья. Сюжет банальный, конец тривиальный, после четвертого или пятого экземпляра читать не хочется, зато зевать хочется и в кроватку. Свежий сон, он как-то полезнее человеческой суеты. Во сне можешь увидеть такое, что никогда не отыщется в тысяче тысяч произведений современной литературы.
  Вы догадались, литература конца двадцатого и начала двадцать первого века это литература безликая. Ни одного Базарова, ни одного Обломова, ни одной Домны Осиповны. Попадаются иногда Джеймсы Бонды и Джеки Чаны, но они скорее герои телеэкрана, чем книжные. Человек опустился до человечка, а человечек до человечишки. Мы надеялись, что с развитием цивилизации технарей произойдет взрыв или всплеск в мире литературы. И здесь была не пустая надежда. Литература не существует сама по себе. Маромойская идеология литературы ради литературы лопнула и провалилась еще на начальном этапе. Все, чего накурочили маромои за период Серебряного века, на поверку вышло карликовым и нежизнеспособным. Кто накурочил, тот этим и восхищается. Как же себя не хвалить? Но остальная часть человечества инертная, или плевала две тысячи раз на выдающиеся маромойские ценности, или благополучно прошла мимо.
  Фантастический мир человека пожалуй единственный мир на сегодняшний день, который чего-либо стоит. Человек еще не прозрел будущее, но посредством сна или фантазии вознесся над настоящим. Его настоящее отвратительное, больше того, оно мерзкое и не имеет права на жизнь. Но другого нет настоящего. Возможно, его хочется приобрести. Например, допотопную веру в завтрашний день. Или несколько стопроцентных гарантий на солнышко, на облачко, на дождик и настоящий цветочек. Надоели цветочки ядерные, давай настоящие! Да мало ли чего хочется? Нищий всегда нищий. Не уточняю, чего у тебя не хватает, то ли капусты, то ли ума. Но владелец капусты как пить без ума, а владелец ума в редких случаях обладает капустой.
  Фантастическая литература великая в замыслах, но ничтожная в реализации. По сути это литература взлета. Нечто случилось внутри неуравновешенной экоструктуры по имени 'человек'. Не знаю, чего там случилось, но человек зашевелился, хотя еще не взлетел. Трудно судить, когда произойдет ожидаемый взлет после не совсем ожидаемого шевеления. Маятник не прошел предназначенный путь. Конечная точка пути не продвинулась до конечной границы пространства. Пространство опять-таки не отработало до конца. Но процесс уже существует. Здесь не толчковая стадия, это гораздо дальше и глубже. Человек уже оттолкнулся от изначальной платформы своего бытия, хотя опять же не понимает, какого черта он так поступил. Но природа любого и самого зверского человека сегодня сильнее, чем тормозящие его стороны, хотя и она не совсем понимает.
  Человек как создание бесконечной вселенной. Человек не может не любить вселенную. До технической цивилизации он ползет по земле. Если человек русский, то объект исследования русская земля. В прошлом веке примерно так получилось: исследуем русскую землю, разбираем русский народ, направляем усилия на русского, а не какого-нибудь человека. В другие периоды времени другие усилия. Но девятнадцатый век во всех отношениях век русских. Пришли Онегины, Печорины, Базаровы, Безуховы, Раскольниковы, Каренины, Обломовы и черт знает кто. Десятки, нет, сотни имен и сотни характеров. Разная мелочь, вроде Домны Осиповны, даже не считается среди героев русской земли. Слишком много подобной мелочи. Русская земля затопила вселенную.
  Двадцатый век это век технической литературы. Я уже говорил, человек исчезает как личность. Робот, машина и механизм. Микросхемы, компьютеры, прочая лабуда. Время личностей не вернуть. В данном направлении мы обломились окончательно и бесповоротно. Скучища такая, что всех святых выноси. Я имею в виду Серебряный век, который точно скучища. Ни одной мысли, ни одного интересного взгляда, разве что шахматная партия со словами вместо фигур. Я поставлю сюда свое слово, а ты поставишь туда свое слово. Вот одна комбинация. Но если наоборот, то получится комбинация совершенно иная, да еще такого порядка, что орел отгрызет себе крылья, а слон оторвет себе хобот.
  Техническая литература, если желаете, фантастическая литература. Ничего общего с литературой Серебряного века. Фантасты фатазируют, а серебристы извращаются. Фантазия не есть извращение ни под каким соусом. Просто заснул, просто не собираешься просыпаться, тем более не собираешься никогда возвращаться в реальный мир. Реальный мир человека, то есть сегодняшнего человека по сути нечто чудовищное, в лучшем случае тишина и застой. Проходят годы, падают в бездну события, мерзость бьется клоками и дотягивает грязные пальцы до горла, которое не сумел защитить тройным слоем камня, металла и дерева. Но пока еще целое горло. Стоит тишина, никто не аплодировал мерзости, но никто не удивляется, если самое худшее впереди. Сегодня повезло, что еще тишина, а завтра во всю аплодируешь разрывающим горло.
  Повторяю, никто не спешит. Фантастическая литература как бы вовсе не литература по определению. Писатель предугадал будущее, это будущее кошмарное, но никто не воспользовался писательской подсказкой, и будущее все равно наступило в назначенный час. Сегодня любят пугать и пугаться. Товарищи с кошельками из этих пугающихся. Мы заплатили, а вы запугайте, пожалуйста. Чем страшнее, тем веселее. За нестрашную страшилку не собираюсь платить ржавой копеечки. Какого черта страшилка нестрашная, если обязана быть кошмарная? В прошлый раз получилось, в прошлый деньжища отдал мешками и чемоданами. А сегодня чего-то не то и не так. Теряешь хватку, мой ласковый! Плохо работаешь, мой дорогой! Халявщик, черт подери! Попробуй еще один раз в том же духе, и подыхать тебе смертью кошмарной от голода.
  Сами знаете, не хочется подыхать. Тишина беспробудная, а писатель издает в тишине вопли. Эти вопли могут быть настоящие. Голод как стимул, он задевает за клеточки мозга и кое-кто выволакивается оттуда. Например, цивилизация голодных. Дальше, компьютерная деградация. Еще дальше, голодный компьютер. И не так чтобы надо усердствовать для поддержки сваливающихся штанов. Но товарищ увлекся. Поддельные вопли становятся настоящими воплями. Мелочная катастрофа разрастается, захватывает и поглощает. Я не говорю, что у сегодняшних Стругацких интеллект выше, чем у Толстого, Тургенева и Достоевского. Наоборот, интеллект очень низкий, почти ничтожный, но в этом вся прелесть и состоит. Низкое поднимается, ничтожное просыпается. Может повсюду обман, или бред, или апелляция к ожиревшей толпе. Вероятнее всего, здесь надуваловка и истеричная размазня, где ни единого пятнышка праведной крови. Больше того, здесь же рабство, дозволенное господами. Однако и в самом дозволенном рабстве нечто от бога.
  Теперь разобрались, какого черта Серебряный век находится в контрах с фантастикой. Две литературы, две культуры претендуют на одно кормило. Серебряный век якобы для аристократии духа, фантастика для народа. А кормило опять же одно. Аристократия она такая, что от нее ничего, кроме духа приобрести невозможно. Народ в любое время народ. Сколько его не образовывают, все равно с точки зрения аристократов сие есть быдло и шваль. Но Серебряный век не покусился пока что на необразованные крохи народа. Дурака учить! С быдлом якшаться! Шваль всегда приставучая! Зато фантастика покусилась на все и прилипла к народу своими цепкими лапками.
  Что ни говорите, литература двадцатого века вряд ли останется через век, или два, или три. Ну, разве как предсказание двадцать первого века или двадцать второго. По крайней мере, серебряный звон не останется. Некоторые фрагменты, несколько затертых безличностей и стишков, из прозы практически ничего. Существовала такая мафия, которая хорошо погуляла на серебряных колокольчиках и распотешила свои словоблудливые душонки. По крайней мере, читать это невозможно, а понимать и в сумасшедшем доме за тысячу лет не поймешь. Впрочем, мафия творить не умела, а кушать хотела. Честь ей и хвала, если за бред сумасшедшего приобреталось столько реальных кушаний, и еще каких сладких.
  Впрочем, фантастика куда реальнее серебряных колокольчиков. Это не греческая мифология, но хороший урок для народа. Если урок оправдается в будущем, человеки не бросят фантастику. Что оправдывается, то заинтересовывает, чем больше оправдывается. А такой-то предупреждал! А сякой-то советовал! А оттуда чихвостили и призывали! Вот только мы кабаны. Вечно в луже своей, вечно никого не слушаем и на всех заколбасили болт. Теперь отдувайся.
  Вариант самый простенький. Литература упирающаяся в будущее есть не литература, а предсказание будущего. Если она предсказала с высокой степенью вероятности будущее, то ее возведут в культ. Если она ошибалась, опять не беда. Антифантастика, как рай на земле. Сидишь в своем креслице, трескаешь свои яблочки, заливаешь своей наливочкой. Что там предки твои? Ну-ка почитаем. Во, смехота! Во, учудили! Умишко крохотный с кулачок или яблочко. Не знают основных законов физики, этики, кибернетики. Им бы махать топором, да в параше копаться. И вообще не встречал таких долболобых.
  
  ***
  Будущее далекое, а земля у нас очень и очень своеобразная. Возможно, это зависит от начальных условий, прикладываемых к русской земле. Возможно, от климата или розы ветров. Возможно, здесь порезвился господь или сами такие русские. Я не настаиваю на какой-либо исключительной версии, которую притянул за уши. Я отрицаю ваше, а вы отрицаете мое. Отрицая, но ни в коем случае соглашаясь, мы до чего-нибудь доберемся в конце концов. По крайней мере, без фальши и пресмыкательства перед тоталитарным режимом.
  Точка отсчета тоталитарный режим. Он же создатель литературы Серебряного века и вдохновитель фантастики. Только вот причины здесь разные. Серебряный век более чем раскрывается при тоталитариях, а фантастика более чем закрывается. На земле не так чтобы много ребят, умеющих резать правду без околичностей и предварительно не покрестившись. А как вы сюда посмотрите? А что мне за это будет? А хорошо оно или плохо такое 'что'?
  Серебряный век не ужился при коммунизме. Как литература никчемная и бесполезная он посиживал на задворках и получал сухари вместо пряников. Фантастика не совсем, чтобы пришлась ко двору. Коммунизм требовал райские кущи где-нибудь в будущем, если не настоящем. Мы жили только для будущего. Сегодняшний день не более чем предтеча. Сегодня старайся, сегодня кишки разорви, сегодня в полном сознании и по собственной воле расстанься с бессмысленной жизнью своей... Зато твои дети.
  Коммунистическая литература представляла собой нечто среднее между Серебряным веком и низкопробной фантастикой. С одной стороны мафия, куда попадали по очень и очень большому блату. Будь ты семи пядей в зубах, все равно мафия. Коммунистический реализм в том и заключался, что любая кухарка владела пером, как государством. Но не каждой кухарке давалось перо. Сами понимаете, штучка острая, можно и порезаться. Другое дело, если головка тупая, а папа здоровый тушкан. Папа из сил выбивается, дабы пристроить тупоголовое детище. И, наконец, наехал на мысль. В художники что ли его? Красочка тяп, кисточка ляп. А может в артисты? Глазик туда, носик сюда. Нет, всего лучше в писатели.
  Какой же папа не любит ребенка, особенно если ребенок дурак? А литература дело весьма прибыльное. В Союз записали, книжечку накатали, денежки заграбастали. Какая там книжечка, это не разговор. Коммунистические книжечки никто не читает. На них либо учатся, либо подставка под чайник или стакан. Хотя скорее последнее, нежели первое. Все мы кухаркины дети, все мы не помним родства, все мы горой за Союз. Короче, Союз та же мафия.
  Коммунистическая литература по сути литература Серебряного века. Во-первых, такая же размазня. Во-вторых, из одной обоймы. В-третьих, язык ее темен. В-четвертых, никакой художественной ценности. В-пятых, мораль отсутствует. В-шестых, ложь и пошлятина. Наконец, все это бред сумасшедшего, который сколько не растягивай до десятков тысяч страниц и сколько не спрессовывай до единого слова, все равно будет бред, но ни в коей степени нечто большее.
  Коммунистическая литература опять же фантастика. Хотя связи менее четкие. Как мы не раз говорили, коммунистическая литература - дурная фантастика. Ибо хорошая фантастика увлекает нас в хаос и даже к последним дням человечества. Человек злой. Человек будущего есть человечек из самых злобезных. Человек отдаленного будущего есть человечишко и чудовище, каковых на земле не найдете ни при каких обстоятельствах. А в литературе можно и должно найти, в первую очередь на примере отрицательных героев и тем более, положительных. По крайней мере, отрицательность героя зависит от его отношения к правящей партии. Как правило, в правящей партии одни гады, а их противники это мораль. Уважай человечество, спасай человечество, убей гада.
  Коммунистическая литература есть литература правящей партии, при чем единственной партии коммунизма. Покуда правящая партия существовала, она же подкармливала и подпитывала литературу ее прославляющую. Человек обязан быть злом, но коммунист только добро. Человек совершает уголовные преступления, но коммунист убивает на благо родины. Человек запутался в своих мелких делишках, коммунист не знает слово 'запутался'. Запутавшийся коммунист не иначе как враг, он должен быть уничтожен.
  Отсюда выводы. Отступление коммунистического строя переводит коммунистическую литературу в литературу Серебряного века или в низший разряд фантастики. Впрочем, вы не отыщите подобный разряд в коммунистических справочниках или классификаторах. Коммунистические писатели работали не за так. Ибо товарищ, который работал за так, назывался гнилым пасквилянтом, врагом отечества, отщепенцем и гадиной. Писатели Серебряного века организовали свою коалицию и продавались в коммунистический период не хуже, чем писатели коммунисты. Только последние продавались своей власти, а эти черт его знает кому, за какие серебряники.
  Теперь они вместе. Бывший коммунист обнимает бывшего отщепенца, а бывший отщепенец лебезит перед бывшим коммунистом. Есть, конечно, упертые с той и другой стороны. Скажем, которые меньше других получали и получили капусты. А еще у которых мозги набекрень по причине более чем солидного возраста. Они проходят мимо, руки не подают, писательское братство не признают. Вот вернется еще коммунизм, вот повешаем и постреляем. Да он (то есть ваш коммунизм) никогда не вернется, да мы самих вас повесим за неприличное место.
  Спор практически бесконечный. Если денежки, то не взыщи, что с тобой поступили как с падалью. Сегодня одна коалиция, завтра другая. Название меняется, а вот суть остается и имена внутри те же. Коммунистические тушканы это папы и мамы серебристых тушканчиков. Серебристые посудомойки опять же мамы и папы коммунистической аристократии. В литературе первое место занял порок. Литература стала способом заколачивать деньги, а значит прощай святая невинность. Все теперь продажное, все теперь покупное. Сказочку о борьбе серебристов и коммунистов мы уже слышали, но не поверили. И так понятно, в серебристы попадали проигравшиеся коммунисты, которые нас уверяют, что выиграли.
  На фоне подобной гадости фантастическая литература выглядит золушкой - трудолюбивой, но непорочной. Впрочем, некоторые пороки есть. Они за счет коммунистической фантастики и потрясающего идиотства, что называется 'коммунистический рай'. Но сегодня про 'коммунистический рай' никто не читает, и такое никто не печатает, а в библиотеке попробуй еще отыскать слабенькие остатки того времени. Все-таки коммунистическая идеология не частый гость советской, тем более, русской фантастики. А вот насчет золушки, пожалуй, мы не ошиблись. Трудится, трудится, трудится... Черт его знает, когда придет принц? Или когда он проснется? По крайней мере, сегодня еще не пришел и тем более не проснулся.
  Собственно говоря, фантастическая литература на волоске. Как продукт цивилизации технарей, она достигла своего рассвета при технарях, а сегодня стремительно падает. Во-первых, техническая фантастика сыграла в ящик. Во-вторых, межгалактические войны обмельчали и скурвились. В-третьих, компьютер попал на передний план. В-четвертых, скучища невероятная. В-пятых, дебилизм превалирует над человеческим гением. Наконец, ничего новенького, только старенькое. Обо всем подобном мы начитались в годы любимого детства.
  Но повторяю, цивилизация технарей не перешагнула из двадцатого века в век двадцать первый. Техническая фантастика об этом догадывалась и предупреждала в свое время. Невозможно вечно карабкаться в гору. Сначала карабкаешься, затем докарабкался, затем падаешь. Впрочем, лучшие мастера фантастики все из тех же семидесятых-восьмидесятых, на которые выпал пик технарей. Новые имена не встречаю, новых мастеров не заметил в общей мочиловке. Да и старые еле-еле пыхтят. Короче, снова скучища.
  С другой стороны, тоталитарный режим остался. Фантастика его предрекала, опираясь на настоящее, и в конечном итоге его предрекла в недалеком будущем. Ложь, пороки, идиотизм, фальшивые звезды. Если бы вышеописанная пофигень развивалась только в России, но это везде. В Соединенных Штатах в первую очередь, у желтопузых оно во вторую, в Европе под третьим номером. Наша Россия как есть замыкающий строй среди самых последних. Художники у нас фиговые, артисты просто дерьмо, культура вся маромойская и покупная, но вот в писательстве... Собственно, и писательство дрянь, разве что маленькая надежда осталась. Маленькая, черт подери, золушкина, снова черт, однако надежда.
  Ближе к теме. Буржуйская идеология воровства сегодня возносится бывшими коммунистами и серебристами. Если воруешь, то человек. Если обворовали, опять человек. Ибо у тебя законное право обворовать кого-то другого, скажем, здорового лопуха, и ты его обворуешь при сложившихся обстоятельствах. Крайний случай, если откажешься воровать. Что еще такое? Опять показуха? Не показушничай, не надо, мой ласковый! Правительство, торгаши, учителя, органы правопорядка и социальной защиты, сам президент и те, кто находится за президентом и дергают его за веревочки. Как вы догадались, эти воруют. Старые они или малые, но все равно. Нет такого неправильного товарища, чтобы не воровал, а ты пролез со своей неправильной мордой, вроде бы есть. Я повторяю, что нет. Ты уперся, что есть. Гляди, мой неправильный, такие вещи ни в жисть не прощаются. Сегодня рабская идеология буржуизма сменила рабскую коммунистическую идеологию. Тебе приказали воруй, и ты не можешь вот так отказаться.
  Нет, ничего нового не наблюдается в истории литературы образца двадцать первого века. Все старое. Книжный рынок забит современной порнухой, хотя и порнуха не раскупается. Классика так же не очень идет. Если в прошлые годы ее тиражи отмечались на миллионы и более экземпляров, то нынче на жалкие тысячи. Но с классикой разговор особый. Классическая литература изучается в школе, может быть с некоторым извращенным уклоном, но вполне достаточно изучается, чтобы получился ненулевой результат. Девять ребенков из десяти пролистают цитатник, а вот десятый может быть сядет за книгу. Хотя для нормального изучения классики хватило бы сотого, даже тысячного ребенка. Пока такое дело не запретила школа, у Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина и других всегда найдутся читатели. А это так-кие реб-бята! Ты только начни, дальше из танка не остановишь, и плакали денежки.
  Буржуизм, поменявший родной коммунизм, пока еще терпит классическую литературу. Церковь не такая сильная, журналисты не такие яростные, сами учителя тяготеют к старенькому вместо новенького. Хотелось бы заменить Толстого Серебряным веком, но эксперимент не удался. Сколько не поругивали Толстого за разногласие с боженькой, он все равно Толстой, он все равно Лев, величайший из величайших на русской земле. А боженька в лучшем случае боженька.
  Может быть, в будущем буржуизм победит. Сегодня ему тяжко. Еще не подохли тридцатилетние из цивилизации технарей. В двадцать первом веке они уже точно подохнут, так что следов не останется. Вот тогда навались буржуизм. Переворот не только физический, но самое главное, нравственный переворот затопит русскую землю. Отсюда, нравственность молодежи, как основная задача двадцать первого века. Если победят старики со своим серебром и своей мафией, значит, проиграет соответствующая молодежь. Если победят тридцатилетние... Ну, не представляю, чего случится тогда, но представляю, есть шанс побороться.
  
  ***
  Нет, я не любитель фантастики. Скорее редкостный гость. Фантастика читается в силу ее низкого художественного качества. Подводных камней слишком много, на которых приходится останавливаться, перечитывать и пережевывать. После четвертой или пятой страницы болит голова. Если еще техническая фантастика, то можно чуть-чуть порезвиться, обсасывая технические причуды якобы гиперцивилизованных человечков из будущего. Но социальная фантастика не впечатляет. По большому счету, в мире социальной фантастики только у братьев Стругацких есть бонусы, за которые можно бы удержаться. Но вселенная братьев редкое исключение в мире фантастики, где практически все раскурочено и разбито, и никакой философии.
  Другие братья не братья Стругацкие. Скажем, братья Мартовские. Старший еще сопротивляется против лубочных призраков, зато младшенький идиот, каких мало и протокольная рожа, а все лезет в великие, а все прется в писатели. Не терплю и не хочу заморачиваться на подобном придурстве. Я не согласен так просто остановиться на однозначности человеческого 'я'. Человек мерзок. Человек гадок. Человек разрушитель и собственный бич. И не важно, что мы разобрали всего лишь цветочки, но необходимы еще зернышки. Почему мерзок? Почему гадок? Почему разрушитель, тем более бич? Углубляясь в каждом из поставленных вопросов, так или иначе подыскиваешь способы если не исправления, то хотя бы обуздания человека. Способы по большому счету малоэффективные, скорее совсем бесполезные. Но они та самая развивающая часть человечества, которая сдерживает деградантскую часть. А значит, если не развиваться хотя бы таким доморощенным способом, то уже точно конец. Ну, если не в двадцать первом веке, то в двадцать втором или двадцать третьем. И никаких доказательств.
  Другой вариант философия. Маленькая букашка взлетает и падает. Если не поумнела, взлетает опять, чтобы снова упасть в данной точке пространства на прежнее место. Иногда взлет и падение длятся целую вечность. Кажется, в следующий раз взлет будет выше и дольше, а падение меньше и плоше. Систематические тренировки букашки в определенных условиях увеличивают мускульный потенциал, но они же причина смещения горизонта и расширения небосклона. Что расширяется или смещается, то не стоит на месте. А значит, чем выше прыжок, тем ниже на самом деле взлетает букашка.
  Вы утверждаете, спящий способен проснуться. Почему бы и нет? Цивилизация тридцатилетних есть факт. Родители спали, а мы проснулись. Родители разрешали, а мы не послушались. Спи, мой беби. Сны такие приятные, сны такие толковые, сны такие ученые. Во сне учимся, во сне раболепствуем, во сне живем. Да, это жизнь. Родители просуществовали целую вечность во сне. Или с коммунистами, или в серебряных ленточках и колокольчиках. Они не почувствовали третий выход. Коммунистический сон сморил большую половину России образца двадцатого века, серебряный звон отрубил меньшую. После изничтожения коммунизма акценты переменились. За серебряный звон проголосовала большая половина, а за коммунистический сон кто остался, и точка.
  Мы не послушались. Время такое серьезное и пробуждающее. Сны посматривать да посапывать вроде весело, а вроде и не совсем. Много спишь, много проспишь, и остался в который раз в дураках. Ох, не хочется быть в дураках! На родителей во сне насмотрелись, житуха у них не самая впечатляющая. Так не говори, эдак не делай, туда не высовывайся и сюда убери свои денежки. А душа твоя русская, и земля твоя русская, и Россией наполнено все окружающее пространство до такой степени, что может вывернуть наизнанку желудок и вырвать. Старшие товарищи они просто товарищи. Нет никакого желания им подчиняться и быть с ними рядом. Цивилизация нынче такая. Может быть, слышали, цивилизация тридцатилетних.
  Но продолжаю. Тоталитарный режим порождает рабов. Воровская идеология покровительствует ворью. Президентское правление только житница для тирана. Патриархальная церковь за власть стариков. А фантастическая цивилизация она для фантастики. И не важно, что вышеупомянутая фантастика не обладает художественной глубиной, интеллектуальной широтой и вселенскими полномочиями разума. По крайней мере, она не Серебряный век в его узеньких рамочках аристократизма и дебилизма. Тем более она не идеологическая машина одной или нескольких партий эксплуататоров.
  Ближе к истине. Литература только тогда хороша, когда сбрасывает с себя партийную оболочку. Безошибочной литературы вообще не бывает, но ошибочной сколько угодно. По сути литература вся ошибочная. Гончаров затянул Обломова до неприличия. Тургенев не остановился на смерти Базарова и показал нам какую-то мелкую сволочь. Писемский попытался морализовать над могилкой своих героев. Но с другой стороны всякие мелочи или ошибочки только подчеркивают грандиозность величайших творений литературы. Какой русский не ошибается, черт подери? Но ошибаться без умысла это одно, а ошибиться под знаменем партии нечто очень и очень другое.
  Мы поставили эксперимент. Сны человеческие вроде как скрытая поэзия человеческого разума. Выражающий сны в прозе суть грубый ремесленник. Даже поэзия далека от действительного восприятия сна. Разве что фантастическая поэзия, разве фантасмагория чувства и мысли. Здесь не совсем чтобы близко, но не совсем чтобы далеко. Методы Серебряного века не есть поэзия. Они скорее пьяный угар. Напился, в канаву свалился и залудил. Разве что залудил серебро плохого закала или еще красноватое серебро, в котором меди больше чем серебра. Ибо медь это фантасмагория вместе с фантастикой, а насчет остального вы уже знаете.
  Но успокоились, дорогие мои. Экспериментатор всегда рискует. Он не совсем чтобы первопроходец, ибо литературная дорожка покрылась сорной травой и шевяхами, так что по ней не пройти ни под каким соусом. А пройти хочется. Для чего мы живем, если самое ничтожное и самое малозначительное из наших желаний не удовлетворяется? Можно ответить на данный вопрос, пока не стошнило. Человек родился, мучался, и унесли. Неужели как-то иначе нельзя? Отвечаю, можно иначе. Человек переходит из мрака во мрак через мрак. До рождения ничего не почувствовал, после рождения ни на что не надейся. Кажется, эти сны они еще что-то значат. На них печать ангельская. На них зрак господень. Они из мира иного. Больше того, они не стыкуются с миром людей, и этого более чем достаточно для эксперимента.
  А вы говорите, результат отрицательный. Думаю, вы ошиблись. Результат вообще никакой. Вошли и вышли. Какими вошли, такими и вышли обратно. Или немножко другими, черт подери. Даже вы соглашаетесь на такое 'немножко'. Значит, не зря вошли. Да увидит входящий свет истины! Впрочем, можно выйти без света. Да почувствует мрак! Оно очень достаточно. Чего-нибудь увидел или почувствовал, значит, не зря заходил. Здесь тебе не экскурсия. Во время экскурсии экскурсовод привирает в меру своей испорченности, а ты стоишь распустив уши. Какого черта он привирает? Какого черта стоишь? И еще последний вопрос: может лучше войти? Оно, конечно, страшно, когда с непривычки. Но невходящий опять же невыходящий. А так хочется выйти.
  Мы не представляем собой ничего интересного. Один богатый, другой бедный. Один разумный, другой идиот. Один из русских, другой на все сто маромоюшко. И не обязательно, чтобы бедный являлся разумным и русским. Хотя в большинстве случаев оно так. Вот поглядел на богатого - жир задавил мозжечок, да к тому же еще не из наших товарищей. Богатство тяжелый жребий, богатство кошмарный крест. Только литераторы Серебряного века молились на столь позорное чучело. Им так хотелось в богатство, что продали Россию и совесть. А отчего не продать? Если за это дело цена вполне подходящая. Трусики, лифчики, прокладки и памперсы. На кого черта Россия богатому? У него один бог. И бог такой же серебряный, как все остальные божки и серебряники извращенного века из серебра маромоев.
  Не говорю, что партийная сволочь много умнее и лучше. Серебристы продавались там, сволочь покупалась здесь, вот и вся разница. А в результате обе категории близнецов-братьев разжирели и потеряли Россию. Не даром сегодня находятся в поисках. Россия, ау! Где ты, родимая? Где ты, любимая? Где ты, которую мы потеряли? Не следовало продаваться, тогда бы не потеряли. А так никакого к вам уважения, точнее только презрение. Вы такие, черт его знает какие ученые, а народ за всяких шпанят и козлов, которых и словом нормальным назвать не сумели. Фантасты они и есть фантасты.
  Каждый понимает, фантастика ни в коей степени классика. Однако цивилизация тридцатилетних или, если желаете, цивилизация технарей кое-чего оставила на нашей грешной планете. Ахматовы, Цветаевы, Пастернаки, Ивановы, Волошины они не отсюда. Хочешь прослыть дураком - обратись к выдающейся мудрости серебряных колокольчиков. Ах, говорят, надуховившийся серебряным звоном, только он настоящий ценитель искусства. Да кто это там говорит? Те же самые недоразвитые и мимикрирующие любители колокольчиков, которые разбираются в литературе, что в колбасных объедках. Впрочем, не особенно и говорят по большому счету. Сегодня слабенький шепоток. То ли их меньше, то ли испортился голос.
  Нет, не уйдешь от расплаты, серебряник. Литература тридцатилетних и краше и лучше. Возможно, это не самая интеллектуальная литература, зато какая-никакая попытка объединения физиков и лириков в нечто целостное и жизнеспособное. Раньше товарищи разъединялись, вплоть до открытой ссоры и мордобоя, но во времена технарей физики и лирики все равно, что одна семья. Мы писать не ученые, мы только научный прогресс толканем, а ты ужо опиши, как оно полагается. И представьте себе, описывали и описали. Техническая цивилизация, переход человека в робота, устранение человека и гибель всего человечества. С классической литературой в который раз не сравнишь по большому счету. Но против этого ваша Ахматова, что проститутка ходячая. А остальные аристократы просто придурки и сволочь.
  Нет, я не ругаюсь, и вы не ругайтесь, мои дорогие читатели. Окружающая среда влияет на литературу гораздо сильнее, чем может показаться со стороны. Голодный желудок опять же влияет. Подлость кровавого быдла из жирных влияет в трехтысячный раз. Буржуи, президенты и их шестаки... Ну про этих забыл, а они ей богу влияют. Если бы я жирный, дурашливый и нерусский в едином лице, тогда предпочитаю Серебряный век. А покуда не разжирел, не отупел и не обмаромоился, хочу остаться при своих кроликах. Стихи у меня серебряные, вот проза дьявольски медная. К этой прозе точно талант. Притулился на краешек, вытащил перышко, ломанул по зубам. Господи, что же за литература такая пошла! Не классика и не фантастика. Сам не понимаю, чего она и откуда.
  
  ***
  Человек приземляется. Тот самый бывший тридцатилетний. Его цивилизация закрыла двери, заколотила окна и разнесла все предшествующие цивилизации на куски. Ищите и не найдете цивилизацию технарей. Другое дело эти самые технари, они еще не исчезли, они еще рядом, не сбрасываем их со счетов, как бы потом не пришлось пожалеть, что без всякой причины так разбросался.
  Человек на земле. Сегодня лежит без движения. Вот тараканчики, или клопики, или шавочки те за движимое и недвижимое имущество жопу порвут. Но человек не порвет. Много лежал и больно упал на пока еще непорванное место. Слишком фантастическая молодость переломала обыкновенные косточки. То есть косточки вышеупомянутого человека ничем не отличались от косточек предыдущих ему человеков, а вот молодость отличалась. Такая молодость бывает единственный раз в тысячу лет. По крайней мере, в России она впервые. Если еще не поверили в единственную нашу молодость, самое время поверить и разобраться. Во-первых, умных больше чем дураков. Во-вторых, тяга к развивающему перевесила любовь к деградирующему. В-третьих, старичок для нас не указ. В-четвертых, болт забили на партию. В-пятых, деньги это дерьмо. В-шестых и в-седьмых, молодость не продается ни за какие блага, не то, что за деньги. Наконец, цивилизация культурных показала свое бескультурье, а цивилизация технарей осчастливила высочайшей культурой Россию.
  Нет, такого еще не случалось на русской земле. В девятнадцатом веке отдельные личности. Их можно представить по пальцам: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Островский, Некрасов, Толстой, Гончаров, Достоевский, Тургенев, Лесков, Короленко... Ах, постойте, пальцев у нас не хватило. Ну, как-нибудь с божьей помощью, или как-нибудь в другой раз досчитаем. И всего-то работы минут на двадцать, на двадцать пять. Все согласные, это личности, это титаны мысли, это слава и гордость России. Но цивилизация технарей не имеет ничего общего с личностной характеристикой человека. Здесь никаких личностей, только масса. Не единицы, не сотни, не тысячи, но миллионы. Никаких минут и никаких пальцев не хватит. Вы представляете, миллионы простых обыкновенных ребят и девчонок? Да чего я еще говорю? Конечно, не представляете. Чтобы каждый талант. Чтобы каждый разумный до отвращения. Чтобы не стыдно за весь народ постоять и опять-таки каждому.
  В моей голове пустота. Фантастическая цивилизация, фантастический сон, фантастическая литература. Цивилизации технарей больше нет. Прагматическое снесло фантастическое. Человек, который проснулся, обратно заснул. С закрытыми глазами оно как-то спокойнее. А если еще уши замазать? Можно и уши замазать. Ничего не вижу, ничего не слышу... А если прищепку на нос? Можно и так. Правда, изо рта завоняло. Но ты туда елочное мыльце или экстрактик с сосновыми шишечками или таежный шампунь. Правда, еще сильней завоняло, вроде под елкой наделали. Но ты не тушуйся, сегодня у многих под елкой.
  Человек такой глупенький. Если на одно поколение хватает его, то с двумя поколениями начинаются всяческие проблемы. И не стоит спорить, что русская погань и мразь самая неповторимая погань и мразь во вселенной. Русский убийца это все тот же убийца. Русское быдло все то же быдло. Русский буржуй... Я не продолжаю. Объединенная литература Серебряного века и коммунизма пыхтит или тужится, чтобы вывести нового супергероя нашего времени. Однако современный герой с пометочкой 'супер' не больше не меньше, чем размалеванный коммунист со знанием английского языка и психологией русского зарубежья.
  Вы имеете право любить зарубежье, но не называйте его русским. Существуют другие эпитеты, возможно, не такие приятные, но справедливые. Зарубежье у нас маромойское. Русский человек туда не бежит и там не спасается от России. Лучше плохо, но дома. Хуже хорошо, но на чужой стороне. Зарубежье, как плюнуть, чужое. Ни одного человеческого лица, зато маромойские рожи. Изгажен родимый язык, зато омерзительнейшая помесь английского с извращенческим русским. Наконец, мораль стариков против всякого и всей молодежи.
  Не уважаю мораль стариков, а значит не уважаю ее источники, из которых родная земля не самый худший и самый позорный. Со своими стариками как-нибудь справимся. Все наши ветераны, инвалиды, блокадники просто изморось или слякоть на русской земле. Когда-нибудь они кончатся, чтобы уступить свое стариковское место бывшим тридцатилетним. Мы наследуем это место. Лет эдак через тридцать мы такая же слякоть и мусор. А как вы догадались, свояк свояка... И еще две тысячи шуточек в том же духе.
  Дальше можно не продолжать. Смерть уничтожает следы посредственности. Наши старики более чем посредственные старики. Сами себя возвели на Олимп, сами обожествили себя, сами себя восхваляем. Со временем голоса будут редкими, а подагрических олимпийцев отправят на кладбище, где им самое настоящее место. И упокоятся в мире Серебряный век с коммунизмом. Я тебя уважаю, ты меня уважаешь. Я за тебя, как за друга. Ты за меня... Кладбище тихое, то бишь непосещаемое. Никто не придет, не надуховится, не науважается. Зато шизонутые мальчики и непокорные девочки из бывших тридцатилетних устроят себе пикничок. Жить осталось не так чтобы много, а чего не получил в молодости, так оно хочется в старости, пока не отправили в коммунизм и Серебряный век твою фантастическую Цивилизацию технарей и не менее фантастическую литературу тридцатилетних.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"