До отпуска оставалось ещё два дня, когда знакомые позывные мобильника заставили Илью по дороге домой заскочить к Олегу. Колька и Лариса были уже там и, склонившись над рекламным проспектом, что-то жарко обсуждали. Судя по восклицаниям, разговор был о сверхлёгком катамаране, сверхпрочных касках, сверплавучих спасжилетах и прочих чудесах, которые существуют преимущественно в воображении. Илья уже приготовился порекомендовать друзьям лучшую марку губозакатывательной машинки, но бросил взгляд на проспект и раздумчиво хмыкнул. Чудеса обещала отечественная фирма, зародившаяся где-то в недрах Средмаша, когда с работой там стало совсем плохо. Вот это могло быть и правдой. Маленькому Илье приходилось когда-то копать бабушкин огород прочной и лёгкой лопатой. И удивительно дешёвой, если учесть, что она была титановой. Продукт конверсии, дык.
- Славутич, - пробормотал Олег. - Нам там плавки свинцовые не понадобятся?
- Тогда уж и к Лёньке в Гомель тебе лучше не заезжать. Это же Славутич, а не Чернобыль, балда, - Колькины родители всю жизнь работали в Средмаше, и относительно того, где, что и как фонит, сведения у него были точные.
- А что, - сказал Илья, - заедем к Лёньке, а потом всей компанией покатим в Славутич. Может даже анатомические рюкзаки закажем, на каждую тушку.
В своё время ребята сошлись как реконструкторы, но им хотелось пережить собственные приключения, а не только отыгрывать чужие. В походы на катамаранах они ходили уже не первый год.
Через три дня Илья уже садился в Олегов "Охотник" - на заднее сиденье, так, что, когда он наклонялся вперёд, пушистые волосы Ларисы касались его лица. Они будут рядом ещё несколько лишних дней, а это совсем неплохо, даже если тебя не замечают. Ну, разве что когда кричат тебе: "Левой греби!" В кармане похрустывали отпускные, обещая удачные закупки и хороший поход с новым снаряжением.
Когда добрались до Гомеля, Лёнька только руками развёл. Обещал, собирался, но завтра - срочная операция, а сегодня пациента надо к ней готовить. Что делать, сами, ребята, связались с докторцом. Подъеду к вам прямо перед походом, а вы уж купите чего-нибудь на мою долю.
Ночлег и стол Лёнька, тем не менее, успел обеспечить им по высшему классу - бульбочка и всё, что к ней полагается, льняные простыни, утренний кофе.
Назавтра они ехали просёлочными, но на удивление ухоженными дорогами правобережья Днепра. Кое-где попадались предупредительные знаки, говорившие о том, что на дорогу могут выходить лоси. Но увидев вдали никем не охраняемый табун небольших темногривых лошадок, Илья недоуменно протёр глаза. Лошади носились по всему полю и выглядели совершенно дикими. Колька, наконец, сжалился над ним:
- Да не смотри ты так, дикие они, дикие. Тут же рядом, считай, заповедник. Людей всех отселили. А звери плодятся себе, хотя и радиация.
Лариса жадно припала к стеклу, как будто завидовала вольным коням.
Схема на рекламке отличалась военной чёткостью, и фирму в Славутиче нашли быстро. Но дальше им не повезло. Сидевший в магазинчике парень был так, сбоку припёка, а двух главных организаторов, как он сказал, неожиданно вызвали в Чернобыль.
- Обычно либо один, либо другой туда на вахту уезжает. Случилось, видно, что-то. Да вы не волнуйтесь, ничего серьёзного, там ни один блок давно не работает. Павел Григорьевич уже по мобильному звонил, они назад едут. В крайнем случае переночуете, организуем вам гостиницу. Там сейчас мест свободных много.
Подождать им предложили прямо в фирмочке. Часть фотографий на стенах была завешана от солнца кусками ткани. Олег долго ходил вдоль стен, приподнимал ткань, глядел на снимки. Через некоторое время вид у него сделался довольно обалделый.
- Ты знаешь, что это? Это настоящие снимки времён первой мировой. Оригиналы. Ещё с пластинок. Французские, похоже. Во всяком случае, вот здесь, здесь и здесь - точно Париж.
- Разыгрываешь.
- Я же реконструктор, я всю военную технику того времени знаю.
- Так прямо и всю? А это что за чуднАя машина?
- Передвижная рентгеновская установка. Тогда же не в каждом госпитале электричество было. Стационарную так просто не поставишь. Да и радия на всех недоставало. Доисторические совершенно времена.
Колька неожиданно вмешался:
- Это точно. Ни норм, ни техники безопасности. Хирурги часто оперировали прямо под установкой. Удобно, видно, как пулю, скажем, извлекаешь. Представляешь, сколько хватали? А первые рентгенологи практически все погибли от лучевой.
В магазинчике были выставлены модели всех этих вожделенных катамаранов, касок, спасжилетов и анатомических рюкзаков, вид которых настоятельно требовал дождаться хозяев. Но сейчас всё внимание туристов заняли фотографии. Они обсуждали их до хрипоты, но мало к чему пришли, решили только, что скорее всего редкие снимки - хобби кого-то из хозяев.
Часа через три вошёл, наконец, подтянутый сухощавый Павел Григорьевич, а с ним ещё один худой серьезный старикан, почему-то требовавший, чтобы его звали просто Николаем, без отчества. Павел Григорьевич оглядел их компанию и вдруг рявкнул:
- Колька! Чего своих не узнаёшь? Как батька твой?
- Здравствуйте, - неожиданно робко ответил Коля. - Папа по-прежнему в старом вашем институте, не хочет на пенсии сидеть.
- Правильно делает. Кто из наших молодым не загнулся, тот до глубокой старости живёт. Давно из Беларуси?
- Да вы ведь сами только что из Беларуси, транзитом только. Электричка-то через неё идёт, - шутливо сказал Олег.
- Соображаешь. Ну ладно, пошли катамараны смотреть. Старым знакомым у меня скидка.
Павел Григорьевич и Николай показывали им снаряжение долго, охотно, рассказывая обо всех деталях. Они, похоже, были из тех людей, которым доставляет удовольствие хорошо сделанная работа.
Купили и заказали всё, на что хватило денег, потом Павел Григорьевич сходил куда-то и вернулся с бутылкой перцовки, обмыть покупку и встречу с сыном приятеля. Выпили, и он пошёл провожать их в гостиницу. Олег спросил начистоту, не страшно ли работать в Чернобыле.
- Так ведь в таких местах, где любой уголок с дозиметром излазили, безопаснее всего. Хотя бы знаешь, куда соваться не стоит. Вот в поле где-нибудь ничего заранее не поймёшь. Радиация ведь дело такое. Два человека рядом завалы расчищают, а после у одного доза в десять раз больше, чем у другого. У нас хоть дозиметры у всех были, а у солдат этих зелёных шиш с маслом. Пригонят тебе с десяток таких, рявкнешь, чтобы поперёд батьки в пекло не совались, а сам идёшь разбираться.
- Болели потом? - спросил Олег.
- Несколько месяцев в больнице пролежал, думал, помру. Даже стыдно как-то было, что друзья умирают, а ты - живой. Нужен, что ли, ещё зачем-то старый хрен.
- А Николай тоже расчищал?
- Не, Николай по оборудованию спец. Он техник прирождённый, с кем только не работал. С немцами разве что, кажется, чайником прикидывался.
- С немцами?
- Ну да, во вторую мировую, когда после плена в Берлин попал. По мелочам какую-то халтурку делал, а так не очень ему хотелось на них работать. Потом его в Союз с немцами вывезли. Сам-то он француз.
- А фотографии у вас его висят?
- Его. Но там только с первой мировой. На второй ему не до этого уже было.
В гостиницу их устроили без проблем. Илья вышел на крыльцо покурить и столкнулся с Ларисой.
- Странный какой день, - сказала она. - Лошади эти... Что мы делаем, если на заражённой земле им лучше, чем рядом с нами? Скверно всё-таки человека кто-то придумал.
- Ты крест сняла? - спросил Илья.
- Сняла пока. Всерьёз не могу, а играть в это не хочу. Честно пыталась христианкой стать, потом поняла, что надо себя наизнанку вывернуть, чтобы в это поверить.
- Теодицею хочешь? - на ночном небе горели яркие звёзды, и хмельной и усталый Илья чувствовал, что его несёт.
- То есть?
- Понимаешь, я сейчас тоже ереси, конечно, наговорю. Просто все сомневающиеся обычно в какой-то гностицизм уклоняются. Вот есть где-то наш чистый и прекрасный образ, а есть халтурщик демиург, который его воплотить как следует не смог. Только вот нет этого где-то. Понимаешь, если нас не воплотили бы, то нас бы просто не было и всё. Вообще не было. Это как с картиной. Нет её, пока кисть в руки не возьмёшь. Так, наброски, зарисовки, в голове что-то неясное. И никогда заранее непонятно, что хорошо получится, что плохо. Это потом уже, когда нарисовал.
- Ага. И за то, что плохо получилось, никто не отвечает.
- Почему? Ты и отвечаешь, а кому ещё? Я даже думаю, что боги из тех получается, кто решает ответить до конца. Просто не могут уже свой мир оставить, уйти или умереть.
- Эх, Илья, Илья. Плохо не то, что это ересь. Мне плевать на самом деле. Смелости у вас мало, вот что. Сказал бы честно - нет в мире никого, кроме нас. Ты вот, давно ничего не рисовал?
- С полгода, наверное.
- Тоже отвечать боишься. И все наши боятся - и Олег, и Колька. Мы ведь на работе так, планктон, не зависит от нас ничего. А если бы отвечали, то либо сбежали бы от греха подальше, либо не поняли бы, что на нас легло. И зона эта чёртова - из-за таких же недовзрослых. Не поняли, какую цену за ошибки платить придётся.
- Я думал, вы с Олегом...
- И я думала. А ты взрослых-то, по-настоящему взрослых много знаешь? Ленька разве что, но у него специальность такая. Не сбежишь.
Илья вернулся в номер, снял покрывало. Колька ещё не спал.
- Знаешь, - сказал он задумчиво, - когда я Павла Григорьевича знал, он был лет на пятнадцать отца старше. И сейчас точно такой же. Совсем не изменился.
Часть заказанного должны были доставить в фирмочку днём, поэтому всё утро туристы отсыпались. Когда они подошли туда, Лариса уже сидела за столом и пила чай с Павлом Григорьевичем. Потом вещи погрузили в машину.
- Езжайте, ребята. Я остаюсь здесь, - сказала она.
Илья смотрел на Ларису, аккуратную, постоянную, надёжную Ларису.
- Ну и что, что старые жутко. Ну и что, что полумёртвые, - запальчиво зашептала она.
- Я понимаю, - сказал Илья. - В том-то и дело, что они - живые. А мы - не очень.