Ничего, говорит, недолго осталось, всего еще недельку потерпеть...
- Ох, и наемся!.. - замечает мечтательно, и с тоской смотрит на бутерброды с сервелатом, которые я любовно приготовил для себя на завтрак.
По-моему, она даже несколько похудела.
Но более тщательно исследовать этот вопрос - невозможно. Заниматься любовью - тоже не хочет. Постится. Жесткий пост у нее - так это теперь называется.
Не очень мне понятно, зачем она вдруг приехала? Позвонила, и вот - не запылилась. Только глаза продрал, она уже здесь.
Я раньше как-то и не замечал за ней излишней набожности. И вдруг - такое рвение. И крестик надела. На свою чудесную грудь... Видимо, чтобы я руки за спину убирал, подальше от груди, вооруженной крестиком. Против меня, очевидно, направленного - человека с широкими взглядами. Когда я на ее красивую, не затасканную грудь смотрю, и глазами прямо обцеловываю.
Не понимаю, зачем ей себя так мучить? Хоть убей - не понимаю.
Если просто хочется похудеть - столько для этого способов существует... Хоть ими залейся - огромное количество способов. Включая, кстати, интенсивные занятия любовью. До изнеможения, и до полного расслабления. Весь лишний вес - как рукой снимает, проверено.
И от излишнего, или пониженного давления - тоже помогает. Гипертоникам давление снижает, гипотоникам - добавляет. Приятное - с полезным.
Умная все-таки у нас мать - природа...
Но в пост - боже упаси... Даже и не мечтай. Поцеловаться по-пионэрски - можно, а по-комсомольски - уже нельзя.
Если уж мне так захочется поцеловаться по-комсомольски, или по-французски, или еще как-нибудь покруче, - говорит она, - я могу это в другом месте сделать. Богатая у меня телефонная книжка в мобильнике, можно подобрать себе из нее что-нибудь более атеистическое. И по вкусу более подходящее, говорит.
Чувствуется - напрягается. Виду не подает - а самой обидно. Хочется ей, и не по-комсомольски даже... да Заратустра не позволяет. Как с бутербродами.
Которые я уже на завтрак и доел.
Ладно, я не в претензии. Уважаю чужие чувства.
Но, по дурацкой своей привычке, не удерживаюсь.
И советую - сзади, там, где у нее две очаровательные ямочки над попкой, - как раз между ними - какую-нибудь татуировочку защитную сделать.
Туда же крестик, как на грудь, не привесишь - и нехорошо, и не удержится. От меня, - злодея, уберечься.
Одни девушки там змей, скорпионов и прочую китайскую или готическую муру татуируют, а она пусть что-нибудь охранное такое сделает. Вроде сигнализации. Вместо бабочки - на упругой половинке ее попки. Которая у нее справа на попке сидит, и мне очень нравится.
Бабочку можно закрасить как-нибудь, а вот охранное что-нибудь такое - сделать.
А можно и бабочку оставить - не думаю, что это какое-нибудь сатанинское создание, и лишним будет.
- Что ты все ехидничаешь? - говорит она. - Что ты все издеваешься?
- Я не издеваюсь. Просто не понимаю - зачем ты приехала? Меня подразнить? Я, конечно, рад...
- А тебе что, просто так меня увидеть не хочется?
Что на это скажешь? Ровным счетом - ничего хорошего, и ничего для нее утешительного не скажешь.
Я то подумал сначала, что мы тут маленькую оргию устроим... Что-нибудь замечательное придумаем. С утра это всегда приятно. Со свежими силами, так сказать.
А она, видишь ли, - вон как ко мне... поворачивается...
Поедем, говорит, сейчас на рынок, вербу достанем. Прогуляемся.
В общем - совершенно не вписывался такой распорядок в мои планы - на рынок за вербой ехать.
Если бы сразу по телефону сказала - я бы что-нибудь оправдательное придумал. Нездоровым бы сказался.
В конце-то концов, действительно - и записной книжкой можно было бы как-нибудь приятно распорядиться. Выходной, все же...
А теперь - выпутывайся, когда она уже здесь, сидит напротив меня, и смотрит, как я кофе пью. А сама даже от чая отказывается.
Так что, лучше промолчать. Язык в карман убрать. Тем более, что со мной - действительно трудно бывает. Уж больно я не сдержанный. На язык - совсем не сдержан. На другие части тела - тоже. Иногда.
Нельзя, например, со мной на свадьбы ходить. Свадьба из-за просто расстроиться может. Ляпну что-нибудь, неподходящее...
И на похороны тоже - не стоит.
Однажды, вспоминаю, на одних похоронах... Эх, лучше и не вспоминать - как я присутствующих невольно рассмешил.
Неловко вышло. Очень даже - неловко.Но смешно.
Хотя, думаю, если бы я на месте покойника оказался, я бы все это одобрил. Лучше пусть смеются и развлекаются, чем горюют безутешно и бесперспективно.
Наследства - никакого, одни долги. Так что и рыдать-то особенно не стоит - не из-за чего. Да и сам покойный при жизни не подарком был. Почему бы не развлечься на радостях, что от такого подарка избавились? Даже потанцевать можно. Ну, под негромкую музыку, конечно. Такую, не вызывающую...
Честное слово - не понимаю я людей. Совершенно не понимаю.
- А ты хоть что-нибудь на веру можешь принять? - спрашивает она меня. - Так, чтобы без критики? Это же все же - вера...
Я понимаю - что вера. Тут не до смеха.
Хотя, некоторые вещи мне кажутся странными, нелогичными - но если веришь, все логично объясняется. И в правильную мозаику складывается.
А если не веришь?
Да что там попусту обсуждать, в теологические споры вклиниваться? Беду накликивать?
Нынче ведь, чего не скажешь, - оскорблением посчитать могут. В нашем - очень светском и просвещенном государстве.
И пойдешь под суд, как миленький. На потребу смеющейся в кулачок публике.
А под суд - это тебе уже не в постели с девушкой развлекаться, или на кухне теологически пикироваться. Это уже совсем другая песня.
Вон, ведь, недавно скандал-то, - какой был! Наши свободомыслы взяли, да и перепечатали известные карикатуры на пророка.
Их тут же, свободомыслов-то, взяли, да и прокурором прикрыли. Хотя карикатуры - не про нашего пророка, вроде, не про православного. И действительно, говорят, смешные.
А, скалитесь - так вот вам! Чтобы не повадно было смеяться. На страх остальным свободомыслам. Знай, как говорится - свое место!
Честное слово, раньше - даже в советское время - с этим вопросом полегче было.
Мы тут все - атеисты, и всё, без обсуждений, вопрос закрыт.
А не согласен - на партсобрание изволь. Или еще куда-нибудь изволь. Откуда порой обратно домой - долго-долго не возвращаются...
Хочешь верить - молись себе там где-нибудь, в укромном месте.
И ни с кем, ни-ни... Тем более - в пост! Да и не в пост - тоже, там, поаккуратнее, не привлекая внимания широкой общественности к своим скромным занятиям.
А теперь - что?
Главный ихний коммунистический пастырь, атеист по определению - просто и не мыслит себя без стояния в церкви по праздникам. Перед телекамерами.
Скажи об этом кому-нибудь лет двадцать назад - не просто бы не поверили, а сразу бы куда-нибудь, да и вызвали. Да еще и срок припаяли бы - за клевету на идеологию. И на идеологов.
Да и не только он там стоит... Их там много - из прошлых, атеистов убежденных... Кто не верит - телевизор почаще смотреть рекомендую. По праздникам.
А лица-то какие - смиренно-грустные, почти скорбные... Будто что-то нехорошее съели. Или с женами поругались.
Мне-то, лично, - все понятно. И я их не осуждаю, и не в претензии. Это у них бизнес теперь такой. Зачем же клиентов так просто терять? Часик, другой, помучался - и паства в восторге.
- У нас же свобода совести, - продолжает подружка вести со мной беседы. Немного повеселев, так как бутерброды съедены, и ничто ее уже не смущает. - Между прочим, я себя так легко чувствую. Диета просто классная. Еще недельку -и вообще будет супер. Люди ж не случайно пост придумали. Перетерплю еще недельку... И тебе надо над этим подумать. Пора уже... Уже совсем взрослый. Пора скепсис оставить и поверить...
- Ну да, - говорю, - ты совершенно права. - Пора и мне задуматься. Действительно - взрослый, да еще какой - взрослый. Пока не поздно... А то, так и буду там вечно гореть, внизу. В гигиене огненной.
- В геенне... - поправляет она меня.
Странно это как-то - вечно гореть. Даже солнце - и то не вечно. Водород весь выгорит, и оно погаснет.
Как тут просто так - взять и поверить? Если житейский опыт прямо противоположное подсказывает?
А у них ведь так - либо веришь безоговорочно, либо нет. Третьего не дано. Либо веришь, либо относишь все в жанр фэнтази. И если второе - просто не наш человек.
А быть не нашим человеком - всегда не самая приятная вещь на свете. Вот сегодня я здесь не наш, кажется. Хотя за своим собственным кухонным столом сижу, и на подружку пялюсь. Медленно, но верно, раздражаясь.
- Значит, говоришь, за вербой?
- Да, а потом прогуляемся. Смотри, погода какая чудесная... А потом - в кино можем.
- У меня колесо проколото. И я сейчас хочу до сервиса добраться, шину отремонтировать.
- Почему же ты мне сразу не сказал об этом?
- Так ты же и не спрашивала... Давай, я сейчас на сервис отправлюсь, а ты - за вербой. А потом вечером созвонимся - и, может быть, в кино смотаемся...
- Хорошо ты умеешь... врать на ходу, - говорит моя подружка и начинает собираться. - Я найду, с кем мне вечером в кино. У кого - колеса целые. И ты, наверняка, тут не пропадешь. Со своей колбасой.
Вот и хорошо, думаю я, закрывая за ней дверь. Почему же я тут должен пропасть-то, да еще со своей колбасой? Колбаса хорошая, свежая. Вкусная, я бы сказал. Я ж не видел, как ее делают... И желания такого нет - за технологическим процессом подсматривать. Очень неаппетитное зрелище говорят те, кто видел этот самый технологический процесс приготовления колбасы.До безобразия - неаппетитное.
Так что. лучше помереть в неведении на этот счет.
И до геенны, думается, еще далеко. А даже - если и не очень далеко - чему быть, того не миновать. И целая вечность впереди. Трёхнуться можно от таких мыслей, да еще с утра, в воскресенье.
Принесла ее нелегкая, только завтрак испортила.
Надо еще один бутер съесть - для поднятия настроения.