Сосредоточившись, Она повернула ручку и толкнула дверь, но та не открылась. Сбой, повторяющийся раз за разом, указывал на неизвестную ошибку, возникающую при формировании намерения, сгущающего точку отсчета. Она устремилась мыслью к замочной скважине призрачно очерченной в контуре двери. Сегмент внимания, которому еще предстояло оформиться рукой, нащупал такой же призрачный ключ. Ключ, никуда не проникающий, но, не повернув его, не пройти. Глюк, устраняющий глюк.
Тщательно удерживая внимание на движении руки, Она провернула ключ и снова толкнула дверь. Та тихонько скрипнула и услужливо отворилась, представив взору пустыню в туманной дымке. Ступив на песок и сделав несколько шагов неоформленными пока ногами, Она обернулась. Дом на этот раз не исчез, а наоборот, удивил небывалой реалистичностью. Эксперимент с концентрацией внимания удался. Она в который раз двинулась сквозь туман.
Обычно ноги приходилось с усилием отрывать от песка, преодолевая липкость пространства, но сейчас движение было плавным, свободным. Стоин позаботился и об этом, стремясь усовершенствовать процесс и облегчить путь до развилок. Его присутствие ощущалось как распустившееся чувство уверенности. В Ее пустоте оно всплыло ярким островком, особенно отчетливо обнажая неспособность чувствовать.
Граница между чувствами и их отсутствием четко очертилась, проявив ментальный дискомфорт от осознания собственной неполноты. Зато ярко обозначилась их связь со Стоином, Его присутствие в Ее сути.
Она прибавила шаг. Туман заклубился, уносясь ввысь оборванными кусками. Этого раньше не бывало. Ее дернуло вбок, понесло, как легкую пушинку по ветру, и внутрь проникло постороннее чувство - отторжение. Не очень-то приятно. Чувство заскользило по контуру и ушло Стоину, заставив что-то внутри съежиться от своеобразной щекотки и разбавив чувство уверенности сомнением. Вместе со щекоткой начало стабилизироваться состояние. Туман отхлынул со всех сторон, уступая место проявляющейся форме. Она всмотрелась в зыбкий контур перед собой. Силуэт был тонким, даже изящным. На этот раз они будут женщиной. Отторжение уже зацепилось за нужный разъем, все встало на место идеально.
Ее снова дернуло вбок, но далеко не протащило, и внутрь проникло еще три чувства. Надежда, чуть погодя любовь и почти сразу горечь прозябания. От горечи стало так неприятно, что возникло раздражение. Она не была уверена, принадлежит ли последнее чувство форме или зацепилось вниманием непроизвольно из их общего со Стоином опыта. Придется разбираться на месте. Прочувствовалось согласие, такое знакомое и близкое - Стоин взял на заметку.
Она снова углубилась вниманием в форму. Проскочив по контуру вверх и по зигзагу, Она убедилась в преобладании замкнутых состояний, но с облегчением удостоверилась в наличии чувства юмора. Черное чувство юмора! Это Она любила больше всего. Судя по форме и по ее разворачивающемуся в пространстве рисунку, юмор проявлялся нечасто, но присутствие этого качества накладывало отпечаток на поведение в целом, в трудных ситуациях меняя его еще на стадии формирования стимулирующего чувства и заставляя принимать мир в светлой доверительной манере. Стоин незамедлительно отреагировал присутствием, шлепнув по несуществующей заднице смачно и со смешком. Никакого смешка и шлепка - просто их чувственный шаблон, а уже так приятно закрутились вихри. Она поежилась от удовольствия. Само по себе поеживание тоже было лишь чувственным, а вот наслаждение моментом уже ощущалось как свое, настоящее - хороший признак прирастания собственных параметров к форме.
Ее закрутило и завертело в неистовом хаотичном хороводе, бросая то в одну, то в другую сторону. Чувства формы быстро заполняли и уже настолько захлестнули, что оставили ощущения разъемов неразличимыми. Она погружалась, пустыня вокруг начала расплываться, вместе с чувствами хлынули мысли оформляющегося состояния. В последних проблесках самой себя Она ощутила нежное прикосновение ко лбу. Стоин попрощался, как делал всякий раз. В следующий миг Она пала.
II
Грязь под ногтями снова выдернула из состояния. Почти физически ощущалось попустительство и разгильдяйство, исходящее от мужчины. Это выбрасывало на поверхность сознания, не давая закрепиться в трансе. Старый пропойца, сидевший перед ней,не удосужился привести себя в порядок перед визитом, и его это совершенно не волновало. Арина вздохнула, очистив мысли от раздражающих деталей, и снова закрыла глаза. Перед взором поплыли картинки.
Молодой мужчина склоняется над картой, он бредит путешествиями. Образ померк. Рядом с ним девушка, хорошенькая, но чувства к ней не сильны. Она чего-то хочет. Арина прониклась ее желанием. Оно проскользнуло внутрь и высветилось образом перекрестья на судьбе мужчины. Девушка беременна от него и ждет, что он поступит порядочно. Образ померк. Они вместе в тесной комнате нянчат дитя - девочку с большими серыми глазами. Девочка улыбается, и мужчина испытывает странное чувство - смесь любви и горечи. Горечь прорастает из этой любви, которая, как огромный якорь, привязала корабль устремлений к одной-единственной гавани, навсегда лишив возможности плыть. Никчемность, нереализованность обременяют и тянут ко дну жизни. Образ меркнет. Руки с грязными ногтями держат стакан с мутной жидкостью. Жидкость проникает внутрь и уже даже не обжигает горло как когда-то. Где-то на периферии жена и дочь, они жалеют свою жизнь и плачут, но до них нет никакого дела. Внутри пусто и есть место лишь для горечи, но и она почти угасла, стерлась, потому что горючая жидкость отравила тело и безнадежно отупила ум. Вокруг только бесы, мерзкие твари, высосавшие почти всю жизнь, заменившие ее бурлящие токи пригруженным извне страхом, и их власть сильна. Образ меркнет.
Арина вскинула голову, отгоняя назойливое липкое чувство. Оно отступило нехотя, но довольно быстро. С каждым разом все проще получалось стряхивать с себя чужое присутствие.
- Не знаю, сможешь ли ты избавиться от привычки пить, но точно знаю, если продолжишь в том же духе, проживешь не больше месяца, - она пристально посмотрела на мужчину.
Посетитель съежился, и состояние его читалось даже без транса. Он до ужаса боялся смерти, бесовских проявлений белой горячки, но он не бросит пить ни за что на свете, даже пытаться не станет.
- Ты это... поколдуй там че-нить, - прохрипел он, - я ж те денег дал. Помоги или мне хана.
Арина собралась. Ничего хорошего такой поворот в разговоре не сулил.
- Я не могу. Все зависит от тебя, - ответила она, вложив в слова убедительность, на которую только была способна. - Услышь меня, иначе тебе, и правда, не жить.
Было совершенно очевидно, что ее старания ни к чему не приведут. Это удручало. Она усилием воли откинула проникшее чувство, не желая застревать в испытываемом состоянии.
- Шарлатанка, - сквозь зубы выдавил мужчина. Но в его словах не было злости, не было никакой силы. Они были пусты, как он сам, и не пугали.
- Уходи и подумай над моими рекомендациями, - Арина была непреклонна. По опыту, именно так следовало поступать в подобных ситуациях.
Мужчина грузно поднялся, сопя громко и неровно, бросил недовольный взгляд на шкатулку, где лежали деньги, которые он принес в качестве платы, и вышел из кабинета.
Как всегда в конце сеанса, когда он проходил успешно, в центре лба ощутилась нега. Бабка Настя, от которой Арина приняла дар яснознания, первым делом рассказала об этой особенности. "Поцелуй свыше", как она называла приходящее ощущение, уверял правильностью содеянного. Арина усмехнулась, отметив, что последнюю фразу произнесла в уме совсем как бабушка, даже термины ее проскочили, словно она сама через нее подумала. Мурашки на шее подтвердили связь.
Таких чувствований у Арины было великое множество, и количество их только росло. Иногда казалось, что логики в действиях совсем не осталось, только чувства пробивали русла в действительности, выбирая за Арину направления и образ жизни.
Внезапно стало клонить в сон. Веки отяжелели, едва позволяя через огромные усилия запечатлевать мир короткими интервалами. Арина знала это состояние, стоило срочно лечь спать: во сне придет знак. Она кое-как добрела до кровати, улеглась и, сомкнув веки, мгновенно провалилась в трансовую грезу.
Чувством она оказалась в пустом пространстве. Пустота сверкала всполохами, словно бушевал шторм с грозой, хотя других признаков бури, кроме визуальных эффектов, не наблюдалось. Вдали вырисовывались неясные очертания то ли гор, то ли чего-то еще, монументального и высокого.
Она покружилась, оглядываясь, но смотреть было не на что. Зато в теле чувствовалось нечто необычное, абсолютно незнакомое. Новое ощущение. Она попыталась его описать для себя, но ничего не смогла определить, кроме места в груди, где ощущение проявилось. Оно было похожим на жар, который не обжигал, а приятно с нежностью охватывал грудь, словно заботясь и успокаивая. К тому же жар как-то склеивал собой все окружающее пространство, расширяя чувства до границ обозреваемого, словно Арина была всем этим видением сразу.
Она точно знала, что если пойдет к линии горизонта, та не отодвинется как в действительности, а станет достижимой, останавливая, потому что за монументом ничего нет. Пусто. Это немного пугало, но и придавало уверенности в собственной силе. Почему и как, ясности не было.
Огонь в груди погас внезапно, рассеивая трансовое состояние, окружающий образ помутнел, ускользая в неведомые глубины подсознания. Арина приготовилась проснуться, но внимание неожиданно сфокусировалось с новой силой. Она снова растеклась жаром в груди по пространству, заполнив собой каждый квант. В лоб проникла нега. Непонимание накрыло ее. Она ничего не сделала, почему всплыло это ощущение?
Чувствование во лбу ширилось сферически и неожиданным, необъяснимым образом слилось с жаром в груди. Оба ощущения в теле транса столкнулись друг с другом чувственными волнами, и в тот же миг Арина увидела его.
Он стоял и улыбался. Больше ничего такого. Арина, несмотря на странность момента, совсем не обладала отношением к ситуации, не было никакой оценки происходящего. Она едва отследила это, настолько ею овладела необъяснимая инертность.
Мужчина подошел и взял ее за руку, с нежностью сжав запястье: "Привет, детка!", - сказал он, не открывая рта. - "Все исправил, родная. Вычистил даже, что зацепили ненароком из алкаша с белочкой".
Он коснулся губами ее лба и схлопнулся, оставив Арину в одиночестве. Она не в силах пошевельнуться, словно загипнотизированная, еще некоторое время смотрела на всполохи пространства, прежде чем осознала, что внимание снова рассеивается. В следующий миг она проснулась.
Странные чувства охватили Арину и наяву, чего раньше не случалось: все всегда оставалось во сне. В груди тлело теплом, как остаточным чувством от того непередаваемого жара, а во лбу снова ощущалась нега. Она наконец-то стала собой, словно до этого момента было не так, и наконец-то смогла удивиться. Таких погружений у нее еще не бывало! Кто был тот мужчина, она не знала, но чувство невероятного родства и близости вдруг всплыли единым пакетом, при этом оставаясь загадкой, затуманенным образом. Арина все еще никак не могла интерпретировать погружение.
Ориентируясь на опыт, следовало отпустить ситуацию и дать ей прорасти пониманием во времени. На этой мысли Арина и успокоилась. Она встала, пошла на кухню и сделала себе чай с лимоном. Еще какое-то время память о случившемся досаждала, заставляя прокручивать пережитое раз за разом, но вскоре притупилась, как случалось обычно.
III
Утром Арина пошла в парк. Она любила гулять в эту пору. Золотая осень очаровывала своей свежестью, маня и увлекая чистотой и резкостью ощущений. Ботинки звонко стучали каблуками по асфальту. К этому звуку примешивалось шуршание желтых листьев под ногами. Их освежающий аромат, перемеживаясь с прохладным ветерком, проникал в легкие настойчиво и даже напористо, словно сам воздух дышал в Арину. Все вокруг источало подобие этого дыхания, невидимого, но явно ощутимого на уровне энергий.
Солнца видно не было, однако пасмурный день не омрачил настроения, наоборот, добавил окружающему пространству таинственности и проникновенности.
Арина наслаждалась прогулкой, пребывая всей собой снаружи, мыслей не было совсем, она сама была пустотой и шла сквозь свою пустоту. Только стук каблуков и шуршание листьев двигались вместе с ней.
Вдруг пространство, проявленное перед взглядом, померкло, и взору открылось видение, пережитое в трансе. Всполохи озарили темное небо. Арина вздрогнула всем телом, от макушки до пят пошла небывалая по силе чувственная волна. Руки устремились ввысь сами собой, сложившись в жест молящегося небесам. Луч света, застывший и яркий, пронзил ладони насквозь мощью настолько великой, что смог пробить твердь материи, озаряя внутренним светом кожу на руках, высвечивая серебром узор вен. Небо вздрогнуло искажающей серые облака волной и вмиг погасло, снова трансформировавшись в пасмурное сентябрьское, на фоне которого, поражая контрастом и все еще теряя светимость, ввысь простирались ее руки.
Арина опустила руки и встряхнула головой, отстраняясь от состояния, так бесцеремонно поглотившего ее образом из транса. Как и в прошлый раз с видением не пришло проникающего понимания, словно ей не хватило чего-то, чтобы распаковать скрытые смыслы образов.
Растерянность снова распустилась в ней, потеснив уверенность в способностях, создавая присутствием двух противоположных качеств путаницу в ментальной и чувственной сферах, но ненадолго. Возникшая пустота ума, словно не имея возможности долго оставаться незаполненной, очертилась формой и смыслом уже знакомого решения. Надо просто подождать и понимание придет, распустится озарением. Спокойствие и чувственный поцелуй между бровей уверили, что решение правильное.
Вдруг реальность словно вздрогнула, покрылась рябью. Догоняя решение и меняя его, возникнув ниоткуда чувственным штрихом, в поцелуе обнаружилось что-то странное, чужое, непривычное. Только что этого не было, но вот оно чувствуется настолько ярко и остро, что прежнее решение аннигилирует.
Арина насторожилась. Словно увлекаясь странностью поцелуя, внутрь проникло смятение. Она просканировала себя, выискивая его причины. Смятение странным образом двоилось, как будто объяснить его можно было по-разному. Арина заструилась вниманием по направлению, которое ощутилось близким и самым вероятным. Объяснение проникло, ширясь смыслами, бегущими друг за другом по невидимым цепочкам. Нельзя откладывать, нельзя ждать, вот почему поцелуй не такой, он путает, значит, решение должно быть противоположным. Надо понять сейчас! Тут же распаковавшись пониманием и удивлением одновременно, словно срывая завесу с тайны, пришло парадоксальное вспоминание, пугающее ярчайшим ощущением полного отсутствия самой себя в теле, когда оно простирало руки к небу. Арина удивилась еще больше, осознав, что по прошествии столь малого времени начисто забыла этот опыт.
Вдруг память отбросила назад, где смятение, разветвляясь двумя объяснениями, увлекло ее лишь по одному из них. Теперь второе направление убеждало чувством приоритетности. Арина заскользила вниманием по вновь открывшемуся маршруту. Хорошо знакомые чувствования, властвующие безраздельно на протяжении жизни и наработанные опытом, увлекли за собой по лабиринтам сознания. Объяснение не заставило себя ждать, все так же причудливо распаковываясь в пустоте ума. Смятение во втором варианте означало, что поцелуй свыше верен, он просто дополнен чувственным нюансом, вызванным ощутимостью и явным присутствием того, кто этот поцелуй запечатлевал на лбу Арины по ту сторону мира. Новое качество, приросшее к поцелую, намекало на иную интерпретацию знака, все еще не раскрываясь пониманием.
Однако несомненность и явное присутствие веры, готовой вовлечься в любую из трактовок возникшего смятения, поражали. Чувство приоритетности, никогда не подводившее прежде, сработало странным образом, подтверждая две противоположных трактовки, дискредитируя само себя, обнаружив, тем не менее, то странное пугающее состояние отсутствия в собственном теле. Все чувства и рассуждения ясно указывали, что неспособность прояснить для себя смысл испытанного связана с этим переживанием, наполнившим отсутствующее пока понимание новым качеством, присутствием чего-то неясного, сокрытого вуалью. И одно не могло быть открыто без другого. Они должны столкнуться, встретиться, срывая завесы и взорвавшись озарением.
Беспокойство нарастало и ширилось, заставляя эмоционировать все сильнее. Достигнув пика нервозности, когда показалось, что уже нет сил вынести напряжения, Арина вдруг замерла. Вместе с телом, срезонировав, остановилась бешено вращавшаяся чувственная сфера. Испытанное и волнующее вопросами тут же всплыло в уме обобщающим знанием, словно сложилась мозаика порядка из разрозненных пониманий, пройденных умом и чувствами в сферах. Походило на то, что она проявлялась двумя памятями сразу! В одной версии памяти она всеми сферами считалась собой, но совершенно не помнила, что видела себя со стороны. В другой она находилась вниманием вне тела, а считать собой молящуюся Арину было странно и невозможно. Именно в этой версии она считала, что в теле в момент простирания рук ввысь ее попросту не было.
Странная двойственность, возникшая из пережитого, мешала оценить собственное состояние, не давая ясно мыслить. Чем сильнее Арина настраивалась на обе памяти, пытаясь их соединить пониманием, тем больше ширились ее сферы, тем сильнее нарастала тревога, потому что понимания не наступало, скорее, наоборот. Причины каким-то образом путались со следствиями, все больше размывая четкость восприятия самой себя.
Страх, растерянность вдруг вытолкнули ее куда-то. Сердце ощутимо застучало, но застучало не так, как она привыкла. Веки моргнули, но моргнули не так, как всегда ощущалось. Арина пошла вперед, ускоряясь с каждым шагом, совершенно не собираясь этого делать. Она испугалась еще сильнее, но только внутри, внешне все проявления тела были спокойными и размеренными. Захотелось крикнуть и остановиться, но сделать этого она не смогла, по-прежнему шагая быстрым шагом, дыша ровно и без сбоев. От несоответствия между собственными намерениями и действиями, ощущаемыми в прямом моменте, всепоглощающей волной разросся ужас, поражающий своей непроявленностью вовне. Ноги шагали, отстукивая безжалостный бескомпромиссный ритм и все потуги остановиться, привести чувства с действиями в единение, телом просто игнорировались. В довершении всего, на пике острого приступа паники восторженно подумалось: "С этой формой видно много больше!"
Арина внутренне сжалась и отшатнулась от возникшей мысли. Мысль была не ее. Восторг тоже. Она и не собиралась думать ничего такого, но намерение, генерирующее мышление, было ее собственным. Это ощущалось как бесспорный факт.
Чувство, что она заперта в собственном теле, разрослось, мысли путались, обрывались на полуслове, словно таясь, и Арина уже не понимала, что думать, а главное, она ли мыслит внутри своего ума. Разброс в чувствах, намерениях и движениях тела стал велик настолько, что она потухла.
IV
Арина осозналась в собственной кровати. Пробежавшись руками по телу, она вяло отметила, что ощущения движений вернулись. Намерение двигать руками снова было собственным. Она напрягла память. Страх немедленно возник внизу живота. Она не помнила, как шла домой. Ничего не помнила, кроме ужаса от заключения в собственном, но чужом по ощущениям теле. Страх снова начал захлестывать, но она вдруг собралась. Это она умела. Бабка Настя утверждала, что твердость духа и железную волю Арина унаследовала от отца.
Она села на краешек кровати и постаралась привести мысли в порядок. С ней ничего не случилось, а необычные ощущения, как и предупреждала бабушка, были неотъемлемой частью жизни. Она говорила, что просто надо научиться жить с ними, что они как указательные столбы подсказывают и проторяют путь. Арина улыбнулась, заметив резкий переход от своего способа выражать мысли к речевым оборотам бабки Насти. Мурашки на шее пробежали приятной волной.
- Столбы так столбы, - сказала она вслух и усмехнулась, - значит, не делаем резких движений. Смотрим, наблюдаем, изучаем. - Голос прозвучал твердо, уверенно, произнося любимую отцовскую троицу. Это успокоило еще больше и почему-то показалось настолько правильным, что ощутилось почти как озарение. Сейчас все три сферы, и чувственная, и ментальная, и телесная работали в унисон, как положено. Оценка состояния успокоила окончательно.
Арина встала с кровати и пошла на кухню. Часы показывали одиннадцать утра, значит, скоро появятся первые посетители. Надо привести себя в порядок. Арина сварила кофе, нарезала овощей и сообразила легкий салатик.
За окном снова было пасмурное небо. Мимо запотевшего окна пролетела стайка воробьев, показывая веселым нравом пример жизнерадостности и легкого отношения к земной юдоли. Арина попыталась зацепиться чувством за состояние птиц, и у нее получилось сразу - легко, непринужденно. Подумалось о тесной связи со всем сущим, даже с этими развеселыми птахами. На душе полегчало еще больше.
Завтрак был съеден, настроение улучшилось многократно. Отперев дверной замок и ощущая при этом проявившуюся невесть откуда сказочность момента, она прошла в зал, села за стол и в ожидании посетителей стала раскладывать пасьянс.
Совсем скоро дверь слегка скрипнула, кто-то пришел. Соседский сынок Пашка давно предлагал ей смазать петли, чтобы дверь не скрипела, но Арина отказалась: ей хотелось слышать, как в дверь проходят люди, быть готовой.
На этот раз скрип был едва слышен. Отчего-то он показался Арине скрипом из фильма ужасов. Она насторожилась, чувства ее редко подводили. По коридору раздались тихие шаги, словно вошедший был не в обуви, а в мягких тапках или босиком. Странность примешалась к настороженности и еще больше усилила тревогу.
Он возник в дверях лучисто улыбаясь. Арина вздрогнула непроизвольно, ее накрыло чувственной волной, исходящей от этой до боли знакомой улыбки. Гипнотизм изогнутых губ был таким непреодолимым, что сознание сдвинуло в легкий транс. Она встряхнула головой и с недюжинным усилием оторвала взгляд от губ визитера. Их взоры встретились. Его глаза были серьезны и не улыбались вовсе. Несоответствие между улыбкой и взглядом было разительным, и Арину снова ударило чувственной волной, забило мелкой дрожью, которую она, как ни старалась, унять не могла.
Мужчина вдруг тоже перестал улыбаться и пристально всмотрелся в Арину. Его щеки покрыл густой румянец, а ноздри раздулись и опали в шумном вздохе. Лицо мужчины приобрело знакомое выражение, и смысл его вспыхнул в Арине пониманием - мужчина узнал ее.
Миг растянулся. Они смотрели друг на друга не в силах прервать молчания. Перед внутренним взором Арины проносились картины возникших ниоткуда времен. На периферии чувственной сферы обозначились тактильные чувства, нежные прикосновения, запахи, но они проносились с такой скоростью, что разглядеть или ясно различить их происхождение было не возможно. Мелькали столбы, кострища, поражая воображение высотой пламени. Арина вдохнула запах горелой плоти. Он необычайно удивил, показавшись привлекательным и отвратительным одновременно.
Внезапно все прекратилось. Мужчина подошел ближе и сел. В его взгляде больше не было узнавания, словно секунду назад его память обнулилась. Он был предельно собран и серьезен, это с него читалось без особого труда. Тогда Арина тоже собралась и отбросила из зоны внимания только что ощущаемые образы. Они согласно отступили, затирая в памяти пережитое вновь пришедшим моментом.
- Здравствуйте! - сказал он приятным баритоном. - Мне нужна ваша помощь.
То немногое, проникшее в Арину с восприятием личности незнакомца, рассказало, что мужчина избегает ходить к специалистам по тонким сферам. Тем не менее, он пришел, но вел себя нетипично. Обычно такие как он, если решаются прийти, непрестанно теребят пальцами, что попадется под руки, прячут взгляд, им стыдно и некомфортно. Этот визитер не демонстрировал подобных признаков.
Больше ничего не считывалось, и Арина, неожиданно для себя смутившись так, словно принимала первого посетителя в жизни, заговорила:
- Чем я могу вам помочь? - спросила она, пряча смущение за улыбкой.
- Я не могу спать, - лаконично сообщил мужчина. - Уже которую ночь не смыкаю глаз. Я, как обычно, укладываюсь и даже засыпаю, но потом начинаю видеть сон и всегда один. Однако это только кажется сном, поскольку, когда я досматриваю его и прихожу в себя, то понимаю, что лежу с открытыми глазами и что вовсе не спал. Словно я проживал то, что показывал сон. Словно меня двое. Я этот живу, пока я - это я. И в то же время я тот, который там живет, пока я - не я и сплю. Честно говоря, это переживание, - мужчина чуть стушевался и невесело усмехнулся, - этот несон меня доконал. Я путаю все, мой характер и его черты дают сбои, похоже, из-за того, что я этот и я тот не одинаковы. Нельзя ли с этим что-то сделать?
Арина растерялась. С таким вопросом к ней ни разу не обращались, а опыт этого знакомого незнакомца странным образом мысленно и чувственно отсылал к видению, пережитому накануне. Снова пришлось призвать на помощь усилие воли и сосредоточиться.
- Расскажите, что именно вы переживаете в этом, - она запнулась, настраиваясь на частоту незнакомца, - несне? Или представьте. Пожалуй, так даже лучше. Дайте мне вашу руку, я увижу.
Мужчина посмотрел на нее пристально, словно сомневаясь, но все же протянул руку. Арина коснулась чуть шершавой кожи на ладони посетителя - контакт с собственным телом немедленно прервался. Ее закрутило в вихре образов и отбросило в ясный погожий денек. Нахлынуло яркое переживание, наступив отчетливым моментом.
Вокруг что-то лязгало, но рассмотреть этого она не могла, настолько ярко светило солнце. Все остальные сенсоры тоже сбоили. Наконец глаза адаптировались, яркость дня стала не такой слепящей, и Арина осмотрелась. Она сидела на травяном настиле в клетке. Стоило обозначить себя в пространстве, сразу настали тактильность и запах. От тела невыносимо воняло, как если бы она не мылась долгое время, голова саднила, промежность тянуло и жгло, правый глаз не видел, его застилало что-то тяжелое и пульсирующее болью. Она потрогала лицо, все оно было вспухшим, особенно с правой стороны.
Мимо клетки ходили рыцари в латах, изможденные и грязные. Чуть поодаль находился навес, сложенный из жердей и покрытый соломенным настилом. Рыцари заходили под навес, брали с массивного стола хлеб и наливали себе вина из кувшинов. Утолив голод, они помогали друг другу разоблачиться. Это стоило им больших усилий: латы были сильно деформированы. То и дело слышались ругательства и гневные речи. Недавнее сражение далось нелегко.
Рядом с ней, с правой стороны, раздался стон. Ей пришлось повернуться корпусом, чтобы увидеть стонущего человека левым глазом. В углу клетки лежала еще одна женщина. Ее рот был разрезан от уха до уха и неровно сшит грубой ниткой, волосы были вырваны клочками, местами вместе со скальпом. Женщина принялась громко стонать.
Отчего-то Арине стало невероятно страшно, рот ее открылся сам по себе, и она принялась нервно шикать на лежавшую страдалицу.
- Шшшш... Тише ты. Не то нас опять изобьют. На этот раз нам не жить, эти мерзкие твари больше не польстятся на нашу красоту. От нее мало что осталось.
Женщина в углу простонала, но уже тише.
- Вот и ладно, - проговорила Арина, нервно озираясь. Никто не обратил на них внимание. Рыцари продолжали заниматься своими делами.
Она вдруг увидела себя со стороны, вспомнив, что она Арина, а не эта убогая женщина. Психика оторопела, застопорилась на миг, поразившись поведению, так не похожему на обычные паттерны. Включился ум, запустив анализ. Безразличие к страданию женщины, собственный шкурный интерес, вот чем она проявлялась еще миг назад. Сейчас ощущать себя этой чумазой и избитой формой было странно и нелепо. Арина спохватилась. Дежавю! Она уже воспринимала нечто похожее раньше, жила собой эти чувства и слова.
Снова раздался стон, и снова пелена опустилась на нее. Она шикнула, наставая не собой и растворяясь в уме другого человека.
- Тише ты, поганая!
Она приблизилась к лежавшей женщине и зажала рукой ее рот, с остервенением в душе отмечая, что зря заступилась за спутницу перед старшим, надо было дать убить ее, тогда не пришлось бы трястись от страха сейчас. Женщина на полу застонала, но глуше, сил сопротивляться у нее не было.
- Что ты там делаешь? - раздался мужской голос.
Она испуганно подняла глаза и поспешила убрать руку со рта женщины.
- Ничего.
Взгляды их встретились, как молнией полоснуло. На нее смотрел рыцарь. Вид у него был озабоченный и настороженный.
- Не бери греха к сердцу, - приказал рыцарь, но прозвучало это так, как будто он просил, и просьбу отчего-то хотелось исполнить.
Арина снова настала собой. Едва успев порадоваться собственному уму и чувствам, она узнала мужчину. Это был ее визитер. Его лицо было другим, фигура была гораздо крупнее, но это точно был он.
- Я помогу сбежать, - прошептал он внезапно. - Сегодня ночью не ложись спать.
В сердце проснулась надежда, и Арина снова соскользнула в чужой ум, теряя себя.
- Ты мне поможешь? Зачем? - она судорожно перебирала возможные корыстные помыслы рыцаря. Наконец стало очевидно, что таких быть не может. Красота изуродована, монет тоже нет.
- Это омерзительно, - он запнулся, - то, что произошло. Так не должно было быть.
Мимо прошли два полуразоблаченных рыцаря.
Мужчина отпрянул от клетки:
- Веди себя тихо, не то отрежу ухо, - пригрозил он нарочито, явно стараясь, чтобы проходящие услышали его слова.
Не очень-то он умел притворяться. Но к счастью, рыцарям не было никакого дела до происходящего у клетки. Они благополучно свернули за угол дома, даже не взглянув в их сторону.
- Не спи сегодня, - шепнул он ей и поспешил удалиться.
Ее закружило, завертело и выкинуло на поверхность собственного сознания. Взгляд, на миг погасший и утративший картину мира, напомнив о промежутке между слайдами в проекторе, прояснился. Несколько мгновений картина проявляющегося мира, также как изображение на экране, оставалась плоской и лишь затем наступила трехмерностью, отобразив комнату и посетителя знакомым способом. Стоило взглянуть на мужчину, как чувство бесспорного родства наполнило всю ее суть, и она вспомнила, где и когда ощущала подобное. Это было во сне, в том трансе.
Его голос вернул Арину к действительности:
- Вы видели это, не так ли? - слова прозвучали уверенно, словно мужчина точно знал, о чем говорит.
Арина собралась в точку умом и волей.
- Я видела вас. Вы были рыцарем, - почему-то не хотелось рассказывать о собственной метаморфозе.
- Рыцарем? - в голосе мужчины проскользнули нотки разочарования. - Нет, не верно. Там я священник, ну или что-то вроде того. Я почти святой, добрый легкий человек. Меня зовут Франциск, я помогаю люду, - он запнулся, применив несвойственный ему термин.
Арина ощутила его смущение как своё, даже мурашки пробежали по задней части шеи, как бывало, когда она выражалась не своими словами. Связь с этим странным мужчиной ощущалась как нечто первородное, незыблемое, неизменное. Она ощущала его как себя, вовсе не так, как других приходящих на сеансы.
- Я видела другое, это очень странно, - тихо произнесла она и посмотрела ему прямо в глаза. На мгновение мелькнула мысль, что мужчина шутит над ней, обманывает, но что-то в его взгляде отвергло это предположение. - Думаю, нам надо прервать сеанс, мне необходимо пожить с этим, возможно, информация придет во сне, как у меня бывает.
Арина улыбнулась и удивилась возникшему ощущению стороннего наблюдателя, словно она раздвоилась восприятием, оставшись в себе и заметив, что улыбается, одновременно увидев со стороны, что этой своей улыбкой извиняется перед мужчиной.
Он тоже улыбнулся, от чего стал еще более близким и родным. Эта улыбка была словно триггером для возникновения и усиления чувства родства.
- Я вернусь завтра, - он встал, потом вдруг склонился к Арине, взял ее за руку и прикоснулся губами к запястью.
Арина рассыпалась, осталось только прикосновение губ к коже, глубоко проникающее, будоражащее и всеобъемлющее настолько, что она ощутила себя лишь этим поцелуем, лишь этим касанием губ. Вдруг из этого ощущения ее выдернуло другое, жгучие слезы покатились по щекам, они словно насквозь прожигали кожу, забирая магию и проникновенность предыдущего момента, словно убивая его, стирая собой, самим своим проявлением здесь и сейчас. Словно этим двум ощущениям не было никакой возможности проявиться вместе, словно они могли быть только порознь. И в этих сумбурных переживаниях было нечто важное для осознания, но неспособное быть понятым уже давно. Из эона в эон.
Арина всхлипнула, посетитель отстранился. В его глазах сияла страсть и необъяснимая ему самому мука. Он растерялся терзаемый ею, встряхнул головой, пытаясь отогнать состояние, в его глазах возник страх. Этот страх, также как и ее слезы, не мог сосуществовать с той мукой и светом. Страх своим появлением убил их, изничтожил.
Мужчина часто задышал, захотел что-то сказать, но не стал, подавив в себе порыв. Арина буквально проживала его чувства, сливаясь с ним психикой. Он резко развернулся и вышел из комнаты. В прихожей скрипнула дверь.
Только сейчас Арина осознала, отчего-то снова разделившись двумя восприятиями, что держит руки прижатыми к груди, а вся ее поза сквозит изумлением, потрясением и растерянностью.
V
Понадобилось не меньше часа, чтобы привести чувства в порядок. Ровно столько времени ушло до следующего посетителя, словно некая сила, оберегая покой и душевное равновесие Арины, специально придержала визит.
В коридоре скрипнула дверь. Арина присела за стол, все еще наполняясь обрывками воспоминаний о странной встрече. Однако они развеялись вмиг, стоило посетителю ворваться в комнату. Молодая девушка в модном красном платье излучала невероятные по силе волны энергии. Глаза ее горели, она часто дышала. С самого порога, всем своим видом излучая жизнелюбие, она принялась без умолку тараторить.
- Здрасьте! - на ее щеках горел румянец, а от нее самой мощным потоком изливались психическое здоровье и стабильность, которые ничем не разрушить. - Меня Вера зовут. Я влюбилась... снова, - она хихикнула, нисколько не смутившись, хотя Арине показалось, что смущение самая подходящая эмоция в этом моменте. - Мне нужно знать, его папа на самом деле богат, как Сёмочка заявляет. Посмотрите? - она широко и очаровательно улыбнулась.
Арина поморщилась, не очень-то она жаловала меркантильных людей и браки по расчету. Однако такое дело фиксировало внимание на стабильном четком восприятии действительности, стимулируя все три сферы к слаженной работе. Аргумент был весомым, учитывая последние переживания.
Она выдавила из себя улыбку и сказала:
- Присаживайся, Вера, сейчас посмотрим, каков папа у твоего Сёмы.
- Ой, спасибо, - девушка плюхнулась на стул, - мне что руку показать или что?
- Ничего не надо, - Арина снова улыбнулась, испытывая едва сдерживаемое нетерпение и желание выставить девушку вон. - Просто посиди спокойно.
- Окей, - девушка замерла, ее взгляд и поза излучали любопытство.
Арина уставилась прямо на нее и попыталась собой проникнуть в суть сидящего перед ней облаченного духа. Реальность вокруг затуманилась, качнувшись из стороны в сторону, и Вера вместе с комнатой расплылись. Мелькнула белая тень, мелькнула и пропала. Внезапно обозначились резкость и контраст вновь возникшего пространства.
![[]](/img/m/marina_l_k/msworddoc-2/1422.jpg)