Ты и я - мы два разных полюса. Ты Северный, я - Южный, мы две противоположные точки земного шара. И ты знаешь, что я никогда не смогу разлюбить тебя. Я смотрю на небо - и вижу твои глаза, синие днем, черные, грозовые, злые - ночью. Ты моя вечная, неизбывная тоска.
Помнишь, как я танцевала в пятом часу утра? Танцевала от счастья, переполнявшего меня. Я была на восьмом месяце беременности, и ребенок под моим сердцем танцевал вместе со мной. Окно было распахнуто, вишня под окном цвела яростно, и легкий весенний ветерок заносил белые лепестки в комнату, и лепестки кружились вместе со мной. Помнишь? А свет был зеленым, солнце еще не взошло. А потом я легла рядом и прижалась к тебе. Ты улыбался.
Помнишь, как мы нас сажали по разные стороны стола, а ты нагибался, поднимал мои ноги и грел их между своими коленями, гладил мои щиколотки. Ты не мог оторваться от меня даже на минуту.
Помнишь, как я ложилась рядом с тобой в постель, ты обнимал меня, я прижималась к тебе тесно и испытывала первый оргазм просто от одного прикосновения к тебе. Помнишь, как я ласкала тебя - долго, часами, доводила до полного изнеможения, как ты стонал и извивался под моими губами. Помнишь?
Мы давно не вместе. Но я по-прежнему люблю тебя. Мы связаны узами крови. Узами, гораздо более сильными, чем наши дела, наше отчаяние, наша жизнь - мы повенчаны небесами. Я буду любить тебя вечно, слышишь!!! И ты всегда будешь любить меня, я это знаю.
Я сидела дома с бутылкой шампанского, одна. Вспоминала тебя. Часы вот-вот должны были пробить двенадцать. Я налила себе бокал. И острая, пронзительная жажда, желание того, чтобы ты оказался рядом, пронзила меня. Я вспомнила глупый, детский способ загадывания желаний Деду Морозу. Достала бумажку, ручку, написала на клочке бумаги: "Пусть он снова будет со мной". Достала острый нож, резко рванула им по вене - кровь не хлынула, а начала просачиваться тяжелыми багровыми каплями из пореза. Я подписала бумажку своей кровью. Поднесла к клочку бумаги зажигалку и смотрела, как горит он, съеживаясь и приобретая очертания твоего лица. Пепел я собрала и бросила в бокал, с последним ударом часов залпом выпила мутную взвесь. Сердце забилось сильно и яростно, выскакивая из груди. Я сползла на пол и привалилась к холодной белой дверце холодильника. Меня замутило, но я смогла удержать это в себе - свое жгучее желание, свою боль от того, что я не могу сейчас прижаться к тебе.
- Принеси, принеси, принеси, принеси мне кусочек своего сердца, - зашептало, зашевелилось, сдвинулось пространство.
- И всего-то? - положила руку на грудь. Медленно провела ею по часовой стрелке, рвануло резкой болью и маленький, сочащийся кровью клубочек, оказался зажатым в моей руке.
Я зашла под арку, фонарь не горел. В темном проеме вырисовывался черный силуэт.
- Принесла? - тихо спросил из темноты человек.
- Да, держи.
Он хрипло рассмеялся и жадно схватил меня за руку.
- Поцелуй меня, дорогая
- Зачем?
- Так надо.
Я послушно прижалась губами к его обнаженным деснам. Меня обдало смрадным запахом его дыхания.
- Ну, иди, скоро будет готово.
Я развернулась и пошла прочь. Цокот каблучков эхом отразился в клетке двора. Сердце застучало быстрее, кровь жарким потоком побежала по венам, горячая волна накрыла меня с головой. Я привалилась к грязной стене возле мусорного бачка. Присела на корточки. Закрыла глаза. Через пару секунд открыла.
Перед глазами дрожала, переливаясь огнями, тонкая пленка. Я протянула руку и подцепила ее за край. Она вспыхнула радугой и намоталась на мое плечо. Я сняла пиджак, на предплечье появилась татуировка - его лицо, подернутое гримасой боли. Я улыбнулась радостно. Уже скоро, совсем скоро. Встала. Поддернула юбку до пояса, подняла ногу до уровня плеча, закружилась балериной. Внутри моего маленького смерча было тепло и уютно. Я остановилась, а пространство вокруг меня продолжало вертеться, постепенно теряя очертания и превращаясь в серую дрожащую пелену, огни окон вспыхивали и гасли в ней. И лишь один огонек разгорался ярче и ярче, постепенно превращаясь в экран, экран разросся до размеров три на четыре. Я уселась поудобнее, сформировав пространство под собой в виде кресла и жадно уставилась на открывшееся зрелище.
Обычный семейный вечер. Николай сидел за компьютером, а Ирина возилась на кухне. Она была уже на восьмом месяце беременности, ее фигура безобразно расплылась, а лицо покрывали обильные пигментные пятна.
- Николаша, - крикнула она, - готовить салат?
- Готовь, конечно, дорогая, - Ответил он, не отрываясь от монитора.
- Николаша, может сходишь тогда за сметаной, у нас закончилась.
- Сходи сама, я занят
- Но уже поздно, - она появилась на пороге, вытирая руки о фартук. Неестественная бледность заливала ее лицо, - Да и чувствую я себя не очень хорошо.
Он молчал.
- Николаша, - позвала она.
- Что?
- Так ты сходишь?
- Ну не готовь тогда салат.
- Значит, не пойдешь? - Ирина почувствовала, как слезы подступают к глазам.
- Николаша, почему ты так изменился? - она повертела обручальное колечко на пальце, - ты меня совсем не любишь, ты так и не смог забыть эту ведьму?
- При чем тут она?!!! - закричал он, - мы с тобой уже два года женаты и я тебе не изменяю, приношу зарплату, работаю там, где ты хотела, делаю то, что ты хотела, дай мне отдохнуть хоть вечером!!! И не смей называть ее ведьмой!
Ирина расплакалась. Николай молчал.
Я довольно хмыкнула и, подняв руку, погладила его по голове. Он вздрогнул. Молча встал и вышел из комнаты, равнодушно прошел мимо всхлипывающей Ирины. Зашел в ванную. Взгляд его ярко-синих глаз был пуст. Он расстегнул брюки, достал из штанов свое достоинство и принялся яростно мастурбировать, глядя на стену, на которой я тут же услужливо нарисовала ему свой портрет. Он застонал и бурно кончил, застегнул брюки, заляпанные липкой спермой, и вышел из ванной. Ирина уже успокоилась. Она надевала плащ в прихожей. Большая, грузная, тяжелая, похожая на курицу, откормленную в клетке.
- Ладно, не сердись, - она уткнулась ему в плечо, - ты же знаешь, я люблю тебя
- Я тоже тебя люблю, - сказал он, автоматически приобнимая ее.
- Я схожу все же за сметаной
- Хорошо
- Вернусь минут через десять.
Она вышла. А он снова сел за компьютер. Она меня не интересовала, пусть рожает своего ребенка. Я точно знала, что в будущем он не принесет ей счастья - вся радость и яркость, которая жила в Николае, уже досталась моему сыну, а ее ребенку достанется только сжигающая его сейчас злоба и ненависть.
Он смотрел на монитор, и мне неожиданно показалось, что он глядит на меня с другой стороны мерцающего экрана.
Четыре минуты. Скоро все будет кончено! Я встала - раскинула руки. Теперь, быстро - не хочу травмировать беременную женщину. Резко опустила кисти вниз, превращая себя в тонкую полоску небесной лазури - цвета его глаз, и полетела. Камнем влетела в форточку его окна и растеклась по полу голубой дымкой. Он с испугом посмотрел под ноги. Я собрала себя в комок и выстроила заново.
- Привет, - сказала я
- Здравствуй, - он побледнел и закатил глаза.
- Ну-ну, не падай в обморок, это действительно я, - я улыбнулась - и я пришла за тобой
- Это действительно ты?! Ты не уйдешь больше? - он схватил меня за руку, - не уходи, мне так плохо без тебя, ты же знаешь, я никого больше никогда кроме тебя не любил и не смогу полюбить. Ты моя, ты навсегда моя, я не могу без тебя, не уходи, пожалуйста.
Он почти плакал.
- я не уйду, все будет хорошо, мы будем вместе.
Он вцепился в мою ладошку, как ребенок цепляется за мать, и заплакал, тихими слезами счастья.
- Ты только не уходи...
- Ну, я же здесь!
- Милая, родная, любимая, единственная моя, - Он принялся жадно целовать мои ладони, - Моя богиня. Господи, как хорошо, что ты вернулась
- Пойдем, пора - сказала я и, выдернув свои руки из его, сняла пиджак.
Он положил руку на татуировку, как будто знал, что так и надо сделать. Рука стала таять, процесс медленно пошел дальше, и вот уже осталась только кучка одежды на полу. Я хрипло рассмеялась, взмахнула черными крыльями и вылетела в окно.
Ирина уже подходила к дому, когда что-то заставило ее поднять голову. Она глупо моргнула, ей показалось, что из окна ее квартиры вылетели две большие черные птицы, сверкая сапфировыми очами.