Мне двадцать один год. Я маленькая, худенькая и вечно некстати болею. Мой муж - неудачник. Я тоже. В этом мы похожи. Хотя слово мы к нам давно уже неприменимо, он и я - две разные вселенные. Только секс объединяет нас раз в день на полчаса. Мы делаем это яростно, словно пытаемся показать друг другу, что наши чувства еще не остыли - но мне кажется, что так мы даем выход накопившейся в нас ненависти друг к другу.
У нас вечно нет денег. Муж студент, ему не платят стипендию, потому что он дурак и пьяница. А я сейчас пишу диплом.
Сегодня я нашла рубль за прорвавшейся подкладкой пиджака, купила себе одну сигарету. Села на лавочку в скверике, закурила, стараясь затягиваться пореже и поглубже, голубой дымок отвратительной в сущности сигареты, вился между зажатыми пальцами. Я думала, как же жить дальше. Надо, надо искать работу. Ну, вот, хоть полы мыть, понимаете, ведь, бог с ним с мужем, давно уже ясно, что мужчины существа ни к чему негодные и кроме как на себя надеяться не на кого. Я пришла к этому печальному выводу совсем недавно. До этого еще существовали какие-то иллюзии, но действительность разбила их в пух и прах.
Я встала с лавочки и медленно побрела домой, пиная сухие листья - идти было недалеко, метров триста. Домой возвращаться не хотелось и я решила сделать небольшой крюк, свернула под арку и вышла на параллельную улицу. Странно, думала я, ведь молодая еще совсем, красивая девушка - а как старуха, еле волочу ноги, делать ничего не хочется, думать ни о чем не хочется, апатия, как будто жизнь кончилась. Разве думала я, когда счастливая и сияющая выходила из дверей Академического загса, что этот человек ничего хорошего не принесет мне, он казался таким уверенным в себе - оказался самовлюбленным, казался таким надежным и взрослым - оказался ни к чему не приспособленным и привыкшим держаться исключительно за чью-то юбку. Пожалуй, что я ненавидела уже его к этому моменту, но боялась себе признаться в том, что любовь ушла, остался только быт и необходимость поддерживать хотя бы свою жизнедеятельность.
Тоскливо мне было, очень тоскливо. Листья под ногами кончились, я вышла на асфальтированную дорожку и пошла к почте, там красиво - уж не знаю почему префектура решила облагородить именно этот участок вверенной ей территории, но надо сказать хорошо получилось - даже фонтанчик есть, правда ныне - в силу плохой октябрьской погоды - не действующий уже, но все равно...Села на бордюрчик, меланхолично поболтала ногой в воздухе. Краем глаза зацепила что-то беленькое на до боли знакомой черной двери почтового отделения. Подошла, неожиданно обрадовавшись про себя тому, что еще не утратила чувства любопытства. Объявление из разряда "требуются", операторы какие-то. Тут как черт поднял меня за шиворот, встряхнул и сказал: "Вперед!" И я, мямля и рохля, пошла. Встала у окошечка, спросила заведующую. Вышла огромная, толстая, черная бабища, загрохотала голосом и втянула меня своей ручищей в кабинет, я почему-то резко расслабилась, перестала волноваться и почувствовала, что все будет хорошо. Она сразу взяла быка за рога:
- Как зовут
- Маша, - я улыбнулась.
- Ну вот что Маша, ты я вижу студентка, зарплата у нас конечно не ахти, но зато работа с шести утра до десяти утра, а потом и на занятия - выдержишь?
Мне было все равно, все равно.
- А как Ваше имя -отчество, - спросила я
- Инга Аркадиевна, - произнесла она, сделав упор на И,
- Очень приятно, - я решилась -
Инга Аркадиевна, тут ведь вот какое дело, долго объяснять - но у меня нет прописки...
У меня, да, да - нет прописки и поэтому меня нигде не берут на работу, а на замечания о том, что это дискриминация, отвечают - разговаривайте с Лужковым - не мы это придумали. Вопрос даже не в том, что мне она сильно нужна, а скорее в другом - если уж супруг тунеядец, то мог бы сделать для меня такую малость, как оторвать свою задницу от дивана и заняться этим вопросом, но надо полагать, ему достались атомы от ленивца.
Она помолчала, быстро бросила взгляд на колечко на правой руке и спросила:
- А у мужа?
- Есть
- Ну так волоки его сюда, оформим его, а работать ты будешь...
Что же, это идея, - подумалось мне. Я конечно сильно сомневалась, что мне удастся убедить его сделать это. Но ведь попытка не пытка, правильно? Часть энергии Инги Аркадиевны передалась, кажется, и мне. Я быстро согласилась с ее предложением и вылетела на улицу, горя энтузиазмом. До дома добежала за четыре минуты.
Открыла дверь. Поморщилась. Он уже был дома. Ну то есть, его тело присутствовало дома, а где в этот момент были остальные составляющие моего супруга, знает только господь бог, если конечно он утруждает себя присмотром за душами пьяниц. Раскинув широко руки, он спал, уснул он видимо в том же самом месте, где и упал - под кухонным столом. Я пощупала ему пульс, чтобы убедиться, что он жив-здоров, попинала ногой, стянула с него свитер и написала помадой на спине "жора очень много пьет, потому что идиот". Мелочь, а приятно.
Вскипятила чайник, подумала, что неплохо было бы оттащить тело в спальню, а то утром мне же и достанется - но сто килограмм живого веса мне унести не под силу, а привести его в условно сознательное состояние явно не представлялось возможным. Налила себе чая, ушла в спальню и легла спать.
Утро началось с вопля:
- Ну че, сука, совсем обнаглела, ты че себе позволяешь!
Я поднялась, спросонья не понимая толком, что случилось, вышла на кухню.
- Ты че, сука, вообще совесть потеряла!
- Что случилось? - спросила я мирно, не было у меня настроения затевать свару
- Охуела совсем, тварь, - он стоял у стола, опухший и взъерошенный, и покачивался. Я дернулась, чтобы убежать, но опоздала. Он схватил меня за плечо и швырнул об шкаф, я ударилась головой и тихо сползла на пол.
- За что? - спросила я.
- Молчи, сука, а то щас вообще убью, где холодная вода? - все выжрала вчера, почему чайник пустой?
Я просто не нашлась, что на это ответить...
С ним изредка случались приступы неконтролируемого безумия, но чтобы вот так, и именно сегодня. Я расплакалась, а что оставалось делать - мои слезы всегда действовали на него однозначно - лицо его приобретало довольное и умиротворенное выражение, он становился похож на сытую кошку. Вот и на сей раз сработало, он повернулся и шатаясь, направился к двери, накинул куртку на голый торс и ушел.
Вернулся через три часа, видимо уже успев где-то подправить здоровье, потому что был относительно весел и вроде бы даже походил на свою лучшую ипостась.
- Ну что, Машка, - чего ты тут без меня делала? - спросил он вполне дружелюбно. Меня попервоначалу страшно удивляли подобные метаморфозы, которые никоим образом не зависели от того насколько он был пьян и был ли вообще, пока я не прочитала статью о маниакально-депрессивном психозе - типичный случай.
- Егорушка, - я тяжело вздохнула, - я вчера нашла себе работу, ты мне можешь очень помочь.
Выложила ему все, он выслушал и согласился со мной. Я впала в полуобморочное состояние от неожиданности, но через минуту поняла, что он просто сообразил все выгоды от подобного положения дел - его-то работать никто не заставляет...
В понедельник я приступила к выполнению своих обязанностей. О, работа оператора - это далеко не сахар - доложу я вам. Вставать приходилось в шесть утра, сонная, я выходила на улицу и медленно плелась к почтовому отделению, мой кабинет находился в подвале - там было страшно душно и меня моментально начинало клонить ко сну. Я сортировала газеты по участками и штемпелевала письма, которые накануне выудили из ящиков почтальоны. Почтальоны приходили к семи. Собственно их было двое - тихая интеллигентная женщина, мать троих детей, подрабатывающая таким малоприятным образом и Витюша - сумасшедший мужичок, страшно жадный до денег. Витюша был колоритный тип - маленький, скрюченный, с бородой, в которой постоянно застревали какие-то крошки, он курил приму и воровал у подписчиков газету "Советский спорт". Жил он с мамой в Орехово-Борисово и, чтобы добраться до отделения к семи часам, ему приходилось вставать в пять, однако ж, он с охотой угощал меня папиросами, и, когда его уличали в воровстве, безропотно шел и покупал новую газету за свои деньги. С почтальонами я поладила - закрыла глаза на то, что все газеты и журналы, они предварительно прочитывают и на то, что они подворовывают конверты - материально ответственным лицом я не была. Когда почтальоны уходили на участки, я падала лбом на столешницу и отрубалась, в девять приходила машина со свежими письмами и посылками, она же забирала мешки с отсортированной исходящей почтой - огромные, неподъемные мешки, вы не поверите сколько писем пишут граждане в наш просвещенный век всеобщей телефонизации и компьютеризации - за это я граждан начала тихо ненавидеть.
Наивная дурочка, мне почему-то казалось, что, когда я начну работать, в моей семейной жизни начнут происходить необратимые изменения к лучшему. Нет, какие-то процессы, конечно начались, но скорее в прямо противоположную сторону от ожидаемой.
Это случилось через неделю, после начала моей трудовой биографии. Я возвращалась из лаборатории. Было уже около девяти вечера. Страшно хотелось принять ванну, лечь в постель и заснуть. Зашла по дороге в магазин и купила на ужин банку килек в томате - салат для бедных -килька, рис, майонез и два яйца - питательное и ненавязчивое, а главное дешевое блюдо. Вошла, пахло сигаретами и перегаром - здравствуй, запах родного дома. Приготовила ужин, рухнула в кровать и заснула. Я не слышала, как он вошел, проснулась от ощущения, какое бывает наверное у попавших под лавину - я не могла дышать, что-то невозможно тяжелое давило на меня сверху. Я открыла глаза, кажется, полные ужаса, это был мой благоверный.
- Что ты делаешь? - пискнула я.
- Трахаю тебя
Тут я уже не выдержала:
- Ты что, с дуба рухнул, идиот, катись к черту!
Он размахнулся и ударил меня по голове.
- Господи, - я заплакала, - но ведь я же забеременею, перестань, ну пожалуйста.
Меня никогда еще не насиловали, наверное, боялись убить, я очень хрупкая. Все закончилось очень быстро. Я встала и пошатываясь побрела в ванну. Там я села на холодный бортик и заплакала уже для себя, просто от ощущения мерзости случившегося. Я отвернула кран, набрала половину ванны, залезла в горячую обжигающую воду и достала с полочки набор его бритвенных лезвий. Руки у меня дрожали, я никак не могла попасть по вене, я точно знала, что резать надо не поперек, а вдоль, тогда кровь не свернется и все будет быстро. Это оказалось очень сложно, сделать первый надрез, но легче, чем первый шаг из окна. Я легла и откинула голову, чтобы не видеть, как темные струйки медленно закрашивают прозрачный экран воды. Закрыла глаза и почувствовала покой и легкость от того, что наконец и все - отмучилась. Почему-то я была уверена, что Бог простит меня. И вдруг я увидела яркую-яркую точку перед собой. Точка разрасталась и я увидела свою маму, которая плакала надо мной. Я протянула руку, погладила мать по голове, - извини, сказала я - ты поймешь, прости, мама. Все завертелось, картинка померкла. Мне стало тепло-тепло и уютно, как будто я вновь очутилась в материнском чреве - все возвращается на круги своя, а смерть - это рождение к новой жизни, бесконечный цикл новых и новых рождений...