Думаю, и в этих рассуждениях я буду не совсем объективна по отношению к актерам. И Тюнина, и Любимов, и Рудков играют ярко и живо, но для меня в этом спектакле все сосредоточилось вокруг Кирилла Пирогова и его персонажа. Да, это главная роль "Носорога" Ионеско, но я все равно чувствую несправедливость в том, что мало пишу об остальных актерах, тех, кто не играет с Пироговом "в дуэте".
Честнее было бы сказать, что я пишу не столько о спектакле Ивана Поповски, сколько о моем восприятии этого спектакля, о тех моментах, что произвели большее впечатление, которые зацепили сильнее других. В чем-то это даже пересказ спектакля, приправленный моими эмоциями о нем. Да, пожалуй это именно так.
Итак, главную роль в этом спектакле - безалаберного Беранже - играет Кирилл Пирогов. Беранже не любит спорить, не слишком следит за своей внешностью и носит помятый костюм,то и дело выпивает и живет так, как живется. Без четких целей, не стараясь добиться чего-то особенного. Его приятель Жан (Олег Нирян) - полная ему противоположность, от щегольского костюма до амбиций.
Еще один прекрасный Пироговский дуэт, когда два актера настолько живут одной историей, что на какой-то момент кажется, что играют они не просто разных персонажей, а пазлы одной жизни. Беранже, при всей его неопрятности и замурзанности, по-пироговски обаятелен и вызывает гораздо большую симпатию, чем Жан, хотя по логике все должно бы быть иначе, ведь это Жан тут играет роль положительного героя, пекущегося о своем приятеле и наставляющего его на путь истинный.
Жан поучает Беранже, что тому надо перестать пить, надо начать следить за собой, научиться добиваться большего и поактивней ухаживать за Дэзи, пока ту не отбил другой поклонник - коллега Берже, адвокат Дюдар (Алексей Колубков). Беранже соглашается, покаянно кивает и старается незаметно "дернуть".
Типаж Жана должен вызывать уважение, а типаж Беранже - ироничную усмешку, если не жалость - он же скоро сопьется и полностью опустится! Но что-то не стыкуется. Пирогов и Нирян какими-то полутонами создают такую атмосферу, в которой при взгляде на Беранже улыбаешься уже не иронично, но с любовью, а Жан вызывает раздражение, хотя говорит правильные вещи.
А потом действие начинает раскручиваться по спирали, постепенно гася свет - и в истории, и на сцене. В городе появляется первый носорог.
Люди на площади потрясены увиденным, но разговор, как это нередко бывает, переключается на несущественное - сколько рогов было у того носорога и какой он - африканский или индийский (или азиатский, не помню)? Спор разгорается не на шутку, Жан с пылом настаивает на своем (а ведь и не вспомнить даже, за какую версию он был - это ведь настолько неважно!), злится на не соглашающегося с ним Беранже, вспыхивает и говорит, вернее, кричит, что таких друзей как Беранже ему не нужно, что видеть Беранже больше не хочет. Кажется, добавляет пару колкостей в адрес Беранже, и взбешенный уходит. От всех его тирад остается не столько память о сказанном, сколько память об эмоциях, злых и неуместных.
Беранже в растерянности, остальные тоже. Может, Жан действительно помнит так, как говорил? Но зачем же так заводиться на ровном месте? Ну не согласился с ним Берже, что в этом такого? А может, Беранже было лучше все-таки согласиться?
Пирогов играет эту растерянность настолько... потеряно, что персонажа очень жалко. Так и хочется сказать ему: а ну этого буйного Жана, наплюй. Но наплевать Беранже не может - слишком дружелюбный у него характер, слишком он не любит ссор и того, что его прежний(?) друг может затаить на него обиду. И он решает пойти к Жану - поговорить и извиниться, раз уж у Жана такой тяжелый характер. Потрясающая логика, на мой взгляд. Я бы так не могла, я считаю это неправельным, а вот для персонажа Пирогова это выглядит естественным. Думаю, это именно тот момент, когда для Беранже "милосердие превыше справедливости" - ему жаль поломанной недо-дружбы, и злящегося Жана.
Практически параллельной линией идет исчезновение коллеги Беранже - Бефа, но вскоре жена Бефа признает в ломящемся в контору носороге своего мужа. Женщина кажется сумасшедшей, но откуда-то же эти носороги берутся...
Беранже идет к Жану домой, стучит в дверь зовет его. Пожалуй это последний комичный эпизод спектакля - дальше трагикомедия все больше перерастает в трагедию. Беранже откликаются сразу два Жана, оба с женами и оба - не те. Просто соседи. Забавная шутка над распространенностью имени, очень светлая.
Наконец Жан открывает. Вид у него больной и какой-то странный - от прежнего щеголя мало что осталось. О весь какой-то помятый, всколокоченый, встревоженный. Беранже пытается извиниться за вчерашнее, но Жан не слушает, его заботит сейчас совсем другое - он сам. Кажется, он и забыл уже о ссоре. Или отбросил память о ней, как нечто неважное.
Актерский дуэт Пирогова и Ниряна завораживает и в этой сцене. Только тут они словно меняются ролями - Жан чудит, Беранже пытается его образумить, мягко и очень осторожно. И снова - противоположности.
Беранже в растерянности, он предлагает вызвать врача. Жан резко отказывается и начинает вытворять совсем уж непонятные вещи - чешется спиной о дверной косяк, переворачивает кровать и устраивает из нее и содержимого цветочного горшка "болото", ест растение и предлагает Берже присоединиться, съедает со шкурой апельсин (или даже лимон, не помню, меня потрясло уже то, что с кожурой и в пару укусов, дикими совершенно жестами) фырчит и говорит об этом "а мне так нравится" - говорит сначала неуверенно и с удивлением, а потом все радостнее и напористей.
Кстати, в игре этих актеров (кроме того, что они играют прекрасно) есть один характерный момент: они не боятся выглядеть смешно или отталкивающе. Нирян, весь в грязи, взмыленный и страшный, да-да, страшный в своей метаморфозе - это заставляет поежиться несмотря на множество очень смешных моментов и фраз.
"А мне так нравится!" - с этого момента Жан уже ни в чем не сомневается, он "нашел себя" и начинает утверждаться, начинает утверждать себя в этом новом, проснувшемся в нем "я". Тот сначала воспринимает все как шутку, а потом понимает, что все всерьез. И тут Жан превращается в носорога.
Следующая сцена - одна из самых трогательных в спектакле: Беранже дома, к нему приходят Дюдар и Дэзи.
Беранже болен, ему плохо - он до сих пор в ужасе и потрясении от того, что на его глажах произошло с Жаном.
И, опять же, Пирогов не боиться играть человека смешного, комичного и даже в чем-то жалкого - на голове полотенце,с любой темы разговора он то и дело срывается на свои переживания: ну как же так, Жан был человеком, был его другом, и вдруг - прямо на глазах!!! - стал носорогом.
И в тот самый момент, когда эти причитания по увиденному ужасу начинают раздражать, Беранже проговаривается, что именно пугает его не меньше случившегося с Жаном: Беранже боится, что он и сам станет таким же нелюдем.
Мягкий, даже мягкотелый Дюдар утешает его, говорит, что с Беранже такого быть не может - и этому веришь.
Веришь уже потому, что превращение Жана в носорога было не на пустом месте: сначала он был просто черезчур "рвачом" и грубияном, потом постепенно терял человеческий облик и к моменту полного превращения было уже ясно, что носорожьего в нем слишком много для человека. Но это было ясно зрителю, а не Беранже, который считал Жана другом.
Дюдар расставляет на столе еду, но при этом подгребает все себе и тут же удивляется (или даже пугается) этой своей тяги к "это все мое". Дюдар мягкий и добрый, такие стремления совсем не в его духе, они выглядели бы забавно, если бы не все то, что творится с людьми в городе.
Вскоре и Дюдар становится носорогом - не может противостоять этой заразе, хоть она и не созвучна его натуре (в отличие от Жана). Дюдара жалко, Жана нет...
Но самый страшный момент - финал, когда Беранже остается совсем один среди города, где царят носороги. Ушла к носорогам Дэзи, чтобы не быть изгоем, ушли все. Беранже и сам в какой-то момент от отчаянья уже жалеет, что не может деградировать так, как остальные - это и есть самое жуткое на мой взгляд, когда в момент безысходности жалеешь, что ты человек, что мыслишь и чувствуешь не как нелюдь - ведь нелюдям проще и удобнее. Потом он одергивает себя, на самом деле он хочет быть человеком и он им будет до конца, но вот этот порыв - предел отчаянья, причем отчаянья именно человеческого, без капли носорожьей отравы.
К этому моменту уже вся сцена во мраке, во мрак Беранже и уходит. В никуда. В финал.
На меня очень многие спектакли Фоменок произвели огромное впечатление, в любви им всем я могу объясняться долго и восторженно, но сейчас хотелось бы о другом. О носорогах.
Я не вижу проблема выбора ни у Жана, ни у Дюдара, они просто становились носорогами и все. Жан - потому что он с самого начала был в душе носорогом, Дюдар - потому что он слишком мягкий и не мог противостоять этой носорожьей чуме... Дэзи - пожалуй да, она сама выбрала, что хочет быть вместе с толпой, потому что носороги сильные и с ними безопаснее, сытнее. Беранже не задавался вопросом "становиться носорогом или нет?", он просто пытался сохранить в себе человеческое. Его минутное сожаление "ах, ну почему я не стал носорогом восремя, теперь мне уже поздно" - это не сожаление по сути, а истерика. Истерика страшная, потому что она замешана на отчаянии, а не на страхе - как это было после превращения Жана.
"Носороги", люди ведущие себя как нелюди, это страшно и мерзко, но когда видишь "готового носорога", сразу и реагируешь на него как на носорога - прикидываешь как защититься и т.п. А вот когда видишь человека и он "вдруг" становится носорогом - это страшно и мерзко вдвойне. Особенно, когда понимаешь, что "вдруг" было не мгновенным, что человек на твоих глазах то скандалил на ровном месте, то чесался спиной о косяк двери, то валялся в грязи, то хрюкал "а мне так нравится" и хрюкал это все увереннее... Это было на твоих глазах, но ты не видел, не замечал, потому что не верил, что этот человек может стать носорогом. "Ну это же мой старый приятель Жан!" А потом уже закрывать глаза невозможно. Можно только вздрагивать, вспоминая превращение в нелюдь, и думать о том, изменилось ли бы что-то, если вовремя возмутиться и с силой ткнуть пока-еще-человека носом в "проклевывающуюся носорожистость". И снова и снова подходить к зеркалу, пытаясь унять паранойю, что и сам можешь так же деградировать.
Наверное, мне повезло - такое превращение я видела лишь однажды, да и то в Сети. Ежусь до сих пор. И до сих пор в голове не укладывается, как такое возможно - и само превращение, и то, что я на все звоночки закрывала глаза. Хотя не думаю, что могла бы остановить процесс. Но все равно - бррр...
Я вообще не знаю, наколько реально остановить процесс "оносороживания" извне. Без "... and then a miracle occurs".
Наверное, все по-разному в каждом конкретном случае, но мне кажется, что "носорожестостью" нельзя заразиться, как вирусом. Она всегда внутри. Ее можно попытаться задавить в себе самому, можно порытаться вытравить, но тоже - только самому. Извне можно только помочь. Когда этой помощи ждут.
И я не знаю, насколько обратим этот процесс. Хотелось бы верить, что в каких-то случаяю обратим, но... Мне кажется, это как смерть, только не физическая, а духовная. После остановки сердца еще есть время его завести, как-то поддержать жизнедеятельность мозга, а когда отмирает мозг - уже поздно что-то спасать. И уж тем более поздно спасать, когда труп начинает попахивать.
С духовным (пафосно как-то выходит, но другого слова с ходу подобрать не могу) - то же самое. В какой-то момент еще можно бороться за человеческое в носороге, но потом точка смерти уже пройдена и... и через какое-то время от носорога начинает попахивать. Вернее, от его поступков. А вот что там считать точкой невозврата - не знаю.