В какой-то момент, сквозь пьяный угар, я сообразил, что не стоит заявляться в город верхом на Пегасе - народ и так устал от магии. Это нас и спасло...
Когда мы добрались до гостиницы обычным пехом, Гарцующий Пони пылал. Крыша уже провалилась, из верхних окон вырывалось пламя. Мрачные пожарники в закопченных касках разворачивали брезентовый шланг. Одна цистерна опустела, и её на телеге откатили в сторону. Но было понятно, что никакая вода здесь не поможет. Бывают такие пожары, когда загорается всё и сразу, и потушить просто невозможно, пока есть, чему гореть...
Пожарники это понимали наверное, даже лучше, чем я: они поливали не гостиницу, а дома, стоящие вокруг.
Первой мыслью было применить заклятье холода. Просто высыпать на огонь тонну снега. Я даже поднял руки, но Маша схватила меня за рубаху.
- Даже не думай! Лучше пойдем отсюда, да поскорее.
- Ты что, с ума сошла? Там же люди! - я пытался вырваться, но она, как собачонка, повисла на локте.
- Никого там уже нет. Совсем никого... Понимаешь?
- Ну... Хотя бы огонь потушить?
- Не надо, сами потушат. Лучше пойдем. - она потащила меня в переулок. Я, ничего не понимая, подчинился.
- Да в чем дело-то? - хмель слетел, оставив горькое чувство вины пополам с головной болью.
- Народ говорит, гостиницу поджег маг. - мрачно ответила Маша.
- Какой маг? Кто там мог оказаться, кроме Лумумбы? - и наконец-то до меня дошло.
- О господи! Не может этого быть. С чего ты взяла?
- Послушала, о чем люди говорят.
- Мало ли что говорят? Чтобы учитель в здравом уме...
- Говорят, он сошел с ума. Говорят, он выскочил из гостиницы - глаза пылают синим, из ушей валит дым... И полетел.
- К-куда полетел?
- Не куда, а вверх, как шутиха. Потом приземлился на крыше и стал отплясывать дикий африканский танец.
- Бред собачий. - с облегчением выдохнул я.
- А затем, говорят, он превратился в страшную черную птицу, а затем в крокодила, а затем в бегемота...
- Всё страньше и страньше... - меня разобрал смех.
- А потом, - Маша упорно продолжала, - пробил крышу, и тогда вспыхнул огонь. Больше его не видели. А огонь до сих пор потушить не могут, потому что он магический...
- Идем назад! - я решительно развернулся, но она вновь повисла на моей руке, еще и уперлась в мостовую. - Всё, что ты сказала - неправда. Лумумба не сумасшедший, он не мог намеренно поджечь дом. Идем, разберемся. Наверняка его там даже не было, а пожар начался где-нибудь в кухне...
- Может, и так. - Маша пыхтела от натуги, но не отпускала. - А только еще говорят, что, как только поймают мажонка - то есть, тебя... Сразу вздернут на ближайшей березе. Во избежание. И меня вместе с тобой.
- Но если Лумумба всё ещё там...
- То он уже сгорел!
На нас и так уже оглядывались, а два молодца, в испачканных рубахах и обгорелых кепках, вырвав по дрыну из ближайшего забора, приближались с явно членовредительскими намерениями.
- Он или сгорел, и тогда уже ничем не поможешь, или всё это неправда, и Базиль сам нас отыщет. - сказала она тише, отпуская меня и настороженно осматривая улицу. К первым молодцам присоединились соратники, и теперь народ окружал нас недобрым ропщущим кольцом.
- Не вздумай колдовать. - предупредила Маша. А я разозлился.
- Да как они смеют? Очевидно, что всё произошедшее - чушь слоновья. Какого черта эти жалкие людишки...
Почти рефлекторно я вызвал огненную сеть, но получил такой жесткий удар по щеке, что глаза чуть не повылетали.
- Опусти руки. Руки опусти, я сказала.
Она говорила тихим, страшным шепотом. Я подчинился. Пригасил, а потом совсем убрал заклинание, которое намеревался швырнуть в толпу...
Переулок опустел.
- Вот поэтому вас и не любят. - буркнула Маша. - Разве можно, чуть что, файерболами пулять? А если я достану Пищаль и начту палить во всех, кто мне не понравится?
- Это был не файербол.
- Только это тебя волнует? Ты такой же, как все маги! - в глазах её блеснули злые слёзы. - Только собственное благополучие, да чтоб, не дай бог, неуважения никто не высказал, и волнует.
- Они думают, что мы враги. Что от магов одни неприятности. Но мы - такие, какие есть, и не им нам указывать, как жить.
- Пока что ты демонстрируешь обратное. Если ты думаешь, что Лумумба не виноват, нужно найти того, кто на самом деле устроил пожар, а не кидаться в людей огненными шарами. Идем к Штыку. Расскажем, как всё было: про пожар, про Дуриняна... Он поможет, я уверена.
- Нет.
- Ванька, миленький, ты просто не понимаешь. В одиночку мы...
- Это ты не понимаешь. - хотел схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, но сдержался. - У нас просто нет времени! Скоро ночь, Зверь может явиться за близняшками. Мы должны быть там, даже без Лумумбы, иначе...
По глазам Маши я понял, что она об этом забыла. Ну, не то, чтобы совсем забыла, просто насущные проблемы заслонили главное.
- Ты можешь еще раз вызвать Пегаса? - тут же переключилась она. Я опустил глаза.
- Прости. Запал кончился. Незавершенное колдовство... В общем, чтобы погасить огненную сеть, я затратил энергии больше, чем если б её выпустил.
Она не стала меня упрекать. Возмущаться, называть дебилом пустоголовым... Постояв несколько секунд, видимо, переваривая услышанное, просто сказала:
- Тогда побежали.
Через несколько кварталов, когда сердце начало глухо бухать в ушах, а в глазах запрыгали черные мушки, я спросил:
- А далеко еще?
- До деревни - двадцать верст.
Я чуть в канаву не улетел.
- Двадцать верст? Ты предлагаешь бежать двадцать верст? Да мы и к завтрашнему вечеру не успеем...
Она тоже запыхалась. Рыжие завитки прилипли ко лбу, а щеки раскраснелись.
- Я хотела просто отбежать подальше от... ну, от пожара, а потом позаимствовать тачку.
- Позаимствовать? - упершись руками в колени, я пытался перевести дух. Тренироваться надо чаще...
- Угнать. Иначе не успеем.
- А водить-то ты умеешь?
- Я думала, ты умеешь...
Глядя друг на друга, мы неожиданно рассмеялись. Пружина, сжимавшаяся внутри, ослабла. Не такой человек Лумумба, чтобы прозаически сгореть в пожаре. Что бы там не говорили. Думаю, раз я вспомнил про Зверя, он уж точно о нем не забудет. Придет, никуда не денется. Не будь он сыном великого вождя Мбванги Мабуту!
...Жучок был древний-древний, наверное, прошлого еще века. Покрытый тусклой голубой краской, с одной желтой, и одной напрочь отсутствующей дверцей. Но движок, переделанный на самогон и кукурузное масло, ревел вполне воинственно, и давал аж тридцать километров в час. Нашли мы его почти случайно: Маша заметила приткнувшееся к забору и почти утонувшее в лопухах облупленное чудо на самой окраине, у маленького домика. Почему хозяин не загнал своё сокровище во двор - так и осталось загадкой. Надеясь на то, что в баке есть топливо, мы укатили его на руках, а потом вскрыли проволочкой и завели от искры.
Первые минут тридцать молчали. Я боролся с непривычным управлением: от родной панели в Жучке ничего не осталось, сейчас она выглядела, как больная фантазия Левши, дорвавшегося до электрического паяльника.
Стемнело. Фары не горели - их попросту не было, так что я на малой тяге включил ночное зрение. Маша, увидев два голубых пятна на дороге, нервно поёжилась.
- Ты же говорил, магии не осталось.
- Да это не магия. Так, остаточные брожения в организме.
Она помолчала, а потом спросила:
- И как оно?
- Что?
- Употреблять Пыльцу, колдовать? Как ты докатился до жизни такой?
Я осторожно пожал плечами: коленки подпирали уши, локти умещались между ними. Макушкой я то и дело стукался о крышу.
- Да как, как? Как у всех... Мне тогда лет двенадцать было, нашел дохляка на помойке. Обшарил и наткнулся на несколько граммов Синьки. Это первичный леофилизат, совершенно неочищенный. Где он его взял - одному богу известно...
Принес его на хазу - добыча, как никак... У нас тогда в предводителях Крутой ходил. Ну знаешь, такой: челюсть - как наковальня, кулаки по пуду, а мозг - как у трехлетнего ребенка. Вот он и велел всем попробовать. Типа, проверить, кто не хлюзда...
Почувствовал, как где-то внизу живота намерзает ледяной ком, и замолчал. Какие мечты могут быть у беспризорников? Оголодавших, больше похожих на диких зверят, чем на человеческих детенышей? Сам Крутой, помниться, во сне всё мамку звал. Она и пришла... Запомнились только громадные, белые, как тесто и такие же мягкие, гнущиеся во всех направлениях, руки...
- И что?
- А ничего. Трое даже не проснулись, так во сне и угасли. Остальные не смогли выйти из Нави - мы тогда и не подозревали, что это такое. Застряли за Завесой, а сил вернуться не было. Синька высосала весь их разум досуха. Крутой спылился одним из первых.
- А ты?
- А я? Я не умер вместе со всеми. Повезло. Оказался я поцелованный синим ветром... это мне потом монахи сказали. Лежал, и галлюцинировал сутками напролет. По ожившим глюкам меня пастафарианцы и нашли. Выходили...
- Что означает поцелованный?
- Что я настоящий маг: могу жрать Пыльцу тоннами, и ничего мне от этого не делается.
- Прям таки тоннами?
- Ну... По правде сказать, "срок годности" есть у всех. Просто у таких, как я и Лумумба, он дольше. Но знаешь ведь, нервные клетки не восстанавливаются... Неизвестно, когда кирпич прилетит.
- Поэтому бвана не разрешает тебе часто закидываться?
Ответить я не успел: машинку нашу тряхнуло и подбросило. Я, как бешеный, завертел баранку, но это не помогло. Нас понесло юзом поперек колеи. По сторонам не смотрел: был слишком занят.
Когда под задний бампер поддало так, что треснул кузов, я крикнул Маше "Прыгай!" - и сиганул в кусты. Угодил во что-то страшно колючее, да еще и затылком ударился. Пока очухался, вылез на дорогу, пока вытащил шипы из задницы...
Жучок наш лежал кверху брюхом, а земля вокруг выглядела так, будто её вспахали. Маши видно не было, зато рядом с машиной, купаясь в лунном свете, стояла зверюга. Огромная, как мамонт, и страшная, как смертный грех. Увидев меня, она опустила голову, сверкнув желтыми очами, и заклокотала горлом.
- Маша... - неуверенно позвал я. - Маш?
- Не верещи. Здесь я. - она подошла сзади, прячась за меня от зверюги.
- Ты это... Я его отвлеку, а ты беги. - глаз от светящихся желтых зрачков твари я оторвать не мог.
- Ага, щас. - почему у нее такой спокойный голос? Я лично не удивился бы, обнаружив на себе абсолютно мокрые портки...
- Не спорь, Машунь. Тебе еще жить да жить... Замуж выйдешь, детки у тебя будут... Беги, я его задержу!
Разведя руки, я попытался открыть Завесу. Меж ладоней проскочила крохотная синяя искорка, и испарилась.
- И надолго ты его задержишь?
Что-то она там, у меня за спиной, делала. Чем-то шебуршала, потом взвизгнула молния, потом был какой-то металлический лязг...
- Не знаю. - я переступил с ноги на ногу. - Уж больно он здоровый... Уходи. Только сначала не беги, а спрячься в лесу. А потом уж...
Рядом с ухом грохнуло. Да так, будто прямо в черепе взорвалась граната, оторвав уши. Подскочив метра на два, я наконец развернулся и посмотрел на Машу. Лежа на спине, она сжимала в обеих руках громадный револьвер. Наземь её, походу, отдачей отбросило...
- Отойди! - заорала она. Это я по губам угадал: голова была, как чугунная болванка, ничего не слышал. Только звенело где-то в затылке. Я подскочил еще раз, мимо просвистела еще одна пуля, собака истошно взвизгнула, но продолжала бежать на нас.
Маша отбросила револьвер и выхватила огромный мачете. Вскочив перед носом твари, она махнула ножом.
- Не мельтеши! - бросила мне через плечо и пригнулась, как пантера перед прыжком.
- Да как же... Ты же...
- Не мельтеши, я сказала. - и бросилась на тварь.
Смотреть, как Маша пластает тварь, словно куриную тушку для супа, было страшно. Она скакала вокруг неповоротливой туши, нанося точные удары, а когда тварь упала с перерубленными передними лапами, запрыгнула ей на спину и хладнокровно перерезала горло.
В белесую от лунного света пыль хлынула черная кровь.
Когда она подошла, вся в крови, вытирая тесак листом лопуха, я уже пришел в себя. Теперь мне было стыдно. Герой! Решил подороже продать жизнь, чтобы спасти невинную девушку...
- Ненавижу этот револьвер. - как ни в чем ни бывало сообщила Маша, упрятывая в рюкзачок своё хозяйство. - Вечно все руки по самые гланды отшибает...
Меня разобрал нервный смех. Чтобы это скрыть, я отвернулся и попытался рассмотреть мертвую тварь. Огромная. Голова похожа на медвежью, с мощной грудью, покрытой клочкастой бурой шерстью, и, при этом на довольно тонких высоких лапах. Хвост, как сучковатая палка...
- Никого не напоминает? - спросила Маша, встав рядом.
- У Дуриняна на заводе бегали такие же красавцы.
- То-то и оно. Мне они еще тогда странными показались. Несуразными. Слишком большими.
- Тоже волшебные?
- Ты же у нас маг. Смекай.
- Ну... Если это не особая порода волкодавов, которой славятся именно ваши места...
- Не славятся. Я думаю, это оборотни. Точнее, обращенные люди.
Меня продрало холодом.
- С чего ты взяла?
- У него глаза человеческие.
Я наклонился ближе. Глаза твари, глубоко посаженные, под нависшими лохматыми бровями, были подернуты смертной пленкой. Но, как это ни прискорбно, Маша права: раньше эта тварь была человеком.