Зимин Д., Зимина Т. : другие произведения.

Бог играет в кости. гл. 26-30

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  ГЛАВА 26
  
  
  
  
  
  АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.
  
  
  
      ...Устроившись за столом, Ассоль впилась зубами в желтую, исходящую соком дыню. Я тоже все время что-то жевал. Затем пил и снова жевал. Оливки, козий сыр, финики, белый, пухлый край лепешки, намазанной медом...
  
  
  
  - Мне не дает покоя один момент... - вдруг сказал Кидальчик. - Вот когда мы с вами бежали из крепости... Я дал вам кубик. Что вы с ним сделали? Вы же воспользовались им, я так себе понимаю? Что вы сделали, друг мой?
  
  - А почему вас беспокоит именно это? Почему не дрейдл?
  
  - Потому, что я знаю, как бывает, когда запускают дрейдл. Это не то. Вы, мой дорогой - прирожденный жонглер... Как вы бросили кости?
  
  - Я затер одну сторону. Сделал её пустой, как в домино. 
  
  - И сколько точек вы убрали?
  
  - Шесть.
  
  - Азохн"вэй! А почему не единицу? Это было бы логично!
  
  - Понимаете, я не знал, какое это будет значение. Только потом проверил...
  
  - Дайте сюда! - он требовательно протянул ладонь.
  
  - Не могу. Кубик сгинул где-то наверху... Не было времени подбирать.
  
  Я кривил душой. Хотелось иметь при себе какую-то заначку, а не клянчить каждый раз у старика.
  
  - Жаль. Он мог бы стать артефактом Нового времени.
  
  - Не понял...
  
  - Грядут последние времена. Вы - чудесник, юноша. Мир прогнется под давлением вашей воли.
  
  
  
      Я? Изменю мир? Всегда хотел лишь одного: спокойно жить, и никому не доставлять неприятностей. Только и всего... 
  
  
  
  ***
  
  
  
      После выяснения отношений с пограничниками нас с почетом повезли дальше на машине. Подумать только! Они знали старика! Ну, не его самого, а о нем. Оказывается, наш дядя Саша - известный борец Сопротивления, глава организации мирного урегулирования "Менора", и вообще живая легенда. 
  
      Очень хотелось спросить: - а что вы на самом деле забыли в крепости Ашарванов, с той стороны границы, Александр Наумович Кацман, по прозвищу Кидальчик? Боюсь, не ответит... 
  
      
  
      
  
      ...Когда израильские пограничники увидели старика, - как он идет по минному полю, во весь голос выкрикивая Предание, они решили, что лицезреют пришествие Мессии. Ни больше, ни меньше...
  
      На заставе Кидальчик что-то рассказывал на иврите, размахивая руками и иногда оглядываясь на нас с Ассоль. Мы жались в сторонке, под присмотром двух грозных женщин в бронежилетах и касках...
  
  
  
      Нам выделили машину, сопровождающих, и повезли вниз, в деревню. С этой стороны Голанский хребет напоминал не иссушенный раскаленными ветрами ад, а, скорее, рай на земле. 
  
      По цветущей, утопающей в садах долине катил изумрудные воды Иордан, - Ярдэйн, поправил Кидальчик;  тут и там виднелись крыши небольших селений, над пышными рощами возвышались живописные башенки и ветряки... И самое главное: не раздавалось никаких взрывов и не пахло порохом.
  
      Место, куда нас привезли, называлось кибуц. Религиозная община - так объяснил старик. Ассоль куда-то увели женщины, а нам выделили небольшой домик, в котором были душевая кабина, кухня и комната с двумя кроватями.
  
      Когда мы, вымытые, в дареной одежде, вышли в сад, там ждал накрытый стол. Пришла Ассоль, в простом длинном платье, с косынкой на очень кудрявых, огненных волосах. Я правда не мог оторвать от неё глаз. Кидальчик улыбался, как добрый дедушка.
  
  
  
      ...Пусть всё идет своим чередом. Маленькая передышка, а затем я исчезну. "Вы страшный человек, Алекс Мерфи"... Согласен. Не нужно, чтобы рядом со мной кто-то был. 
  
      После той вспышки страсти в крепости, лихорадочных признаний, я всё время думал об Ассоль. О том, как замечательно было её целовать, чувствовать её тело, и... О том, с какой легкостью она убивала. Я так и не спросил, кто она.
  
  
  
  ***
  
  
  
      ...Почувствовал, как по телу шарят руками. Пальцы жесткие, умелые. Усилием воли сдержал крик. Показалось - я снова в душегубке, и это охранники... Чужие руки убрались, я перевел дыхание, но остался неподвижен. Только чуть приоткрыл глаза. Над стариком склонилась хищная тень. Если он проснется - скорее всего, погибнет. Я прыгнул.
  
      Упав на пол, мы заворочались в тесном пространстве между кроватей. Высвободив одну руку, я врезал чужаку в челюсть, тот обмяк. Пахло от него потом и чем-то пряным, похожим на шафран. Я взглянул на старика. Тот успокаивающе махнул рукой.
  
      Кивнув, я поискал, чем бы связать пленника... В конце концов, заткнули рот полотенцем, руки и ноги обмотали поясами от халатов, висевших в душевой. Закончив, запихали его под кровать. Я шепнул старику:
  
  - Скроемся по-тихому.
  
  
  
      На улице благодать. Поют соловьи, стрекочут цикады, где-то далеко лениво гавкнула собака... Ни одного огонька: деревня спит. 
  
      Порыв ветра принес еле заметный запах шафрана... Толкнув Кидальчика, я бросился на землю. Плечо обожгло. Лежа под столом, за которым мы еще недавно так вкусно ужинали, я пытался понять, откуда прилетел нож.
  
      Вдруг со всех сторон полетел захлебывающийся лай, затем - пронзительный вой сирен, крики людей, затрещали выстрелы... Вспыхнули прожектора.
  
      Прижимая рукой пульсирующее кровью плечо, я горько усмехался. Есть такая поговорка: "Если хочешь, чтобы Господь посмеялся, расскажи ему о своих планах"... 
  
  - Дядь Саш, вы как?
  
  - Жив. К несчастью.
  
  - Почему же к несчастью? - дыхание спирало от боли.
  
  - Устал я. Только расслабился, подумал: - всё, отбегался, пора на покой... Почему у вас такой сдавленный голос?
  
  - Меня зацепило. Ножом.
  
  - Азохн"вэй! Куда?
  
  - В мякоть. Ничего страшного.
  
  Он уже был рядом и ощупывал мою руку твердыми пальцами.
  
  - Встать можете? А идти? Сознание не теряете?
  
  - Разве что от страха... Плохой из меня чудесник. Так легко попасться!
  
  - Пхе! Целились-то, поди, в сердце! А всего-навсего мышцы порезало.
  
  - Ой, вы меня так успокоили... Как там Ассоль? 
  
  - Очень надеюсь, спит. - неуверенно предположил старик.
  
  - С чего бы мне спать, когда здесь такая развлекуха?
  
  - Дитя моё! С вами всё в порядке? - Кидальчик, смешно оттопырив тощий зад, пополз к ней.
  
  - Да. Можете вставать. Всё кончилось.
  
  - Что это было? - я с трудом сел, прислонившись к ножке стола. Плечо болело всё сильнее.
  
  - Эй, тебя что, ранили? - сколько удивления и страха было в её голосе...
  
  - Всё нормально.
  
  Она уже была рядом, с беспокойством заглядывая мне в лицо.
  
  - Ты же - неубиваемый! Мы же по минному полю шли! Как же так?
  
  - Вот и я говорю...
  
      Я повалился на бок, виском в черную, рыхлую землю. Перед глазами колыхались темные травинки. Пение цикад становилось всё оглушительнее, в голове нарастал шум. Прикрыл глаза, всего на минутку... но тут где-то над ухом загрохотало. 
  
      Оцепенение сняло как рукой. Я попытался вскочить. Взрыв! На фоне черных веток деревьев полыхнуло огненно-оранжевое, Ассоль пригнула мою голову. Рядом, молитвенно прижавшись лбом к земле, скорчился Кидальчик.
  
  
  
      Когда схлынула взрывная волна, Ассоль вскочила, и потянула меня за собой. 
  
  - Куда? - прохрипел я.
  
  - Подальше отсюда!
  
      Здоровой рукой подцепив за шиворот старика, я поднялся на ноги, голова закружилась. Черт... Плечо бы перевязать. Понемногу цветные пятна перед глазами рассеялись, я выпрямился, но тут раздался еще один взрыв - немного дальше. Не удержавшись, я снова упал, Ассоль присела рядом. У Кидальчика глаза были совершенно белые. Он что-то бормотал на иврите, комкая в кулаке ворот белой рубахи. 
  
      Ассоль подползла к нему, встряхнула и заглянула в лицо. Старик слегка улыбнулся, провел рукой по волосам девушки. Не иначе, помирать собрался...
  
  - Нападение! - казалось, он был в панике. - Немыслимо! Чтобы здесь, в самом сердце...
  
  - Нужно это остановить! - закричала Ассоль.
  
  - Они могут быть уже далеко... Бомбы с дистанционными взрывателями... - Кидальчик сел, привалившись к стволу дерева. - Лишь бы никто не пострадал!  Тут же дети... Это я виноват...
  
      Скрипнув зубами, я отвернулся. Рукав полностью промок, рубашка противно липла к коже. Я совершенно не представлял, что делать, куда бежать - да и есть ли в этом смысл... В чужой стране, вместе с выбившимся из сил стариком и девчонкой-киллером...
  
      Тарахтели автоматы, надрывались сирены, деревня то и дело озарялась вспышками света. Но на нашем пятачке почему-то сохранилась спасительная темнота.
  
  
  
      Ассоль присела рядом и стала на ощупь исследовать мое плечо. Я сжался в ожидании новой боли, но её прикосновения были легки, как крылья бабочки. Через минуту боль отступила. Острый крюк, терзавший внутренности, тоже исчез и стало легче дышать. Я немного расслабился.
  
  - Как ты это сделала? - она только улыбнулась. 
  
      Оторвав от платья длинный лоскут, перевязала мне рану. Затем наклонилась, и поцеловала. Глаза - два колодца, в них отражаются звезды... Замерла на мгновение, оттолкнулась, и исчезла за деревьями. Я не успел ничего сказать.
  
  
  
      С трудом поднялся на ноги и протянул здоровую руку старику. Выстрелы как будто стихли. То и дело из дыма появлялись фигуры с автоматами, патрулирующие окрестности. К нам приблизилась одна, человек прокричал вопрос на иврите. Кидальчик ответил. Был он смертельно бледен, на шее вздулись черные вены, глаза запали. Сквозь морщинистые щеки проступила седая щетина.
  
  - Вы не ранены?
  
  - Вроде нет. - он закашлялся. - Старый я уже для всего этого.
  
  Я усмехнулся, и прислонился к камню. Рука больше не болела.
  
  - Знаете, Александр Наумович, я вот моложе вас. Но с удовольствием отказался бы от... "всего этого".
  
  - Привыкнете, со временем.
  
  - Хорошо вам говорить...
  
  - А чего вы, мой дорогой, хотели? - старик поморщился. - Вы так искренне недоумеваете, когда Господь вас испытывает! Запомните: никогда Он не дает больше, чем вы способны выдержать. Никогда... Но и не меньше. Вы понимаете, Алёшенька? Хотите вы того или нет, придется идти до конца. Вопрос вот в чем: будете ли вы влечься по тропе скорби, проклиная судьбу, или встанете перед ликом Бога с открытой душой, смело принимая всё, Им уготованное...
  
  Я вздохнул. 
  
  - Никогда не думал об этом с... вашей позиции. Мне всегда казалось, человек должен сам принимать решения. - старик усмехнулся.
  
  - И много вы напринимали? Карл Юнг, который посвятил себя исследованию человеческих душ, был ученым. Но, тем не менее, над дверью своего дома, начертал такой девиз: "Vocatus atque non vocatus, deus aderit". "Бог придет, даже если его не звали"... Поверьте старому еврею, много повидавшему в жизни: только Он, и никто более. Только Он... Весь мир - проявление Воли Его.
  
  - И моя хромая удача - тоже?
  
  - В высшей степени. Будь вы верующим, давно бы поняли. И приняли бы намного легче...
  
  Я огляделся. Тишина, только где-то в траве, рядом с нами, стрекочет сверчок.
  
  - Как вы думаете, куда исчезла Ассоль? Может, нужно её найти?
  
  Мистические откровения старика больше пугали, чем объясняли. Не хотелось думать, что вся моя жизнь предопределена...
  
  - Давайте подождем. Вы - ранены, я - старик... Не будем путаться под ногами.
  
  Ответить я не успел. Вдруг ощутил дикий страх, удушье, и понял, что вот-вот умру. Схватил Кидальчика и вместе с ним повалился на землю, в последний момент успев опрокинуть сверху стол...
  
      Ногу пронзило болью, я чуть не заорал. Как черепаха, подтянул конечности под столешницу, и зажмурился. Кидальчик скорчился рядом, накрыв голову руками. Я слышал, как он что-то бормочет. Хотелось вскочить и бежать, куда глаза глядят, но я сдерживался. Знал: если поддаться панике - будет хуже...
  
  
  
      Отовсюду доносился треск автоматных очередей. Потом возник нарастающий вой, за ним - облако белого огня, и ближайший дом осел внутрь себя, как картонная коробка.
  
  - Бежим! - закричал я, отбрасывая стол и хватая Кидальчика за руку. 
  
  Старик молча плакал: на фоне рассветного неба горячо и страшно полыхали ветви магнолий. Я вспомнил, как еще вчера ребятишки гоняли мяч на маленькой сельской площади...
  
  
  
  ГЛАВА 27
  
  
  
  
  
  АЛЕКС МЕРФИ, ИЗРАИЛЬ.
  
  
  
      Проснувшись, я не понял, где нахожусь. Под головой надувная подушка, пахнущая резиной и хлоркой. Вместо потолка - матерчатое полотнище. Повязка мешала шевелить рукой. Половину лица тоже скрывали бинты... Было сумеречно, только через дырочки в полотне палатки пробивались тонкие, как иголки, лучики света. В них плясали пылинки.
  
  - Рад, что вы пришли в себя.
  
  Повернувшись, чтобы смотреть здоровым глазом, я уставился на незнакомца. Так показалось вначале, но через мгновение я понял, кто это... Не сразу узнал его в кожаной потертой куртке, небритым... От Воронцова явственно несло потом и спиртным. И еще... Эта особенная смесь ружейной смазки, нагретого металла и дизельного топлива. Дежа вю.
  
  
  
      Тот самый лощеный офицер, что беседовал со мной на Лубянке! Я инстинктивно попытался вскочить, но в глазах потемнело.
  
  - Лежите. - он легонько пихнул меня в грудь. - У вас контузия.
  
  - Как вы здесь оказались? - голос не слушался.
  
  - Стреляли. - туманно пояснил он и подал мне бутылку с водой. Я, не чинясь, напился.
  
  - Меньше всего я рассчитывал увидеть здесь вас.
  
  Полулежа в подушках, я попытался оценить свое состояние. Судя по всему, дела плохи: нога, в которую попал осколок, распухла и онемела выше колена, голова кружилась. Плечо... Во всяком случае, рукой я двигать не мог.
  
  - Я шел по вашему следу от той самой крепости. Видел, как вы рванули через колючку, но поделать уже ничего не мог.
  
  - Так это были вы...
  
  - В смысле?
  
  - Две автоколонны. Я всё гадал: куда делась вторая? 
  
  - Ну да. Прилетел в Дамаск, а там - очередной переворот. Или революция... Хрен их разберешь. Пока нашел машину, получил разрешение на выезд, то-се...
  
  - Как вы вообще меня нашли?
  
  - Не ко мне вопрос. 
  
  - А к кому?
  
  - Позже... Знаете, вы очень опасный человек, мистер Мерфи.
  
  - Да. Мне уже говорили.
  
      
  
      ...До рассвета мы с Кидальчиком пролежали без сознания в какой-то канаве, куда нас забросило взрывом. Нашла нас Ассоль - уж не знаю, как. Воронцов сказал, что мы почти задохнулись, и чудом остались в живых. 
  
      Поселок разрушен, но убитых не было: даже дети здесь знали, как себя вести при нападении. 
  
      Местность прочесывали войска, в воздухе кружили вертолеты...
  
  
  
      Когда Воронцов ушел, явилась Ассоль. Она была, слава Богу, цела, только щека поцарапана. Смущаясь, присела на край кушетки. За тонкими перегородками ходили люди, звякало что-то железное, долетал тошнотворный запах йода.
  
  - Есть идеи, почему нас так быстро вычислили? - спросил я тихо.
  
  - Может, на границе кто-нибудь не удержался, и выложил наши фотки в Сеть? - она равнодушно пожала плечами. - Они зовут нашего старика Моше... Я слышала, как об этом шептались тетки в кибуце. 
  
  - Моисеем? Пророком?
  
  В каком-то смысле, я даже не удивился. 
  
  
  
      Ассоль взяла меня за руку. На ней было вчерашнее платье - светлое, в мелкий цветочек. Только грязное, прорванное в нескольких местах. Платье сползало с плеча, она то и дело поддергивала ворот, прикрываясь косынкой. Ассоль вновь казалась совсем молоденькой. Впалые щеки, синева под глазами... Я притянул её к себе и поцеловал. Она отстранилась, ожгла взглядом.
  
  - Снова хотел сбежать, да? Не оправдывайся, я видела вечером, как ты смотрел. Ты прощался! И если б не эта ночь, ты бы ушел...
  
  - Послушай... - я старался подобрать правильные слова. - Я не буду участвовать ни в чьих разборках. Не собираюсь помогать делить мир, загребать еще больше денег, управлять людьми... Меня уже пробовали втянуть в эти игры, и я... Я не буду ничьей пешкой! - я крепче сжал её руку, и зашептал: - Давай убежим! Потеряемся, начнем новую жизнь! Я... Я спасу тебя от твоих хозяев... - неожиданно она рассмеялась, но очень печально.
  
  Я осекся. Кто я такой, чтобы предлагать этой незнакомке другую жизнь? Почему она должна всё бросить ради меня?
  
  
  
      Уставившись в белесое полотнище палатки, я вспомнил вчерашний вечер. Вокруг маленькой деревенской площади цвели магнолии, до нашего домика долетал их аромат. Потом, ночью, мы с Кидальчиком метались меж горящих стволов...
  
      В Нью-Йорке тоже цветут магнолии ранней весной. Какой сейчас месяц? Февраль? Возможно... Не было времени узнать.
  
  
  
      Ассоль всхлипнула. Я повернулся к ней, снова взял за руку. Маленькая лапка... Ледяная, безвольная, будто неживая.
  
  - Прости. Я не хотел тебя обидеть. Думал, может, тебе захочется... Может, ты хочешь освободиться.
  
  Она снова рассмеялась. Вытерла слезы, покачала головой.
  
  - Дурачок... Это самая лучшая работа на свете, - она неожиданно сильно сжала мою ладонь. - Ведь я должна защищать твою жизнь.
  
  Это признание выбило меня из колеи. Соленые губы, прикрытые в экстазе глаза, жилка на шее, бьющаяся в такт моему сердцу...
  
  
  
  - Повтори, что ты сказала. Пожалуйста...
  
  - Я обязана защищать твою жизнь. 
  
  Я помолчал.
  
  - Что ты делала сегодня ночью? - голос не слушался.
  
  - То же, что и всегда.
  
  Снова представил её тонкое, бьющееся тело в своих объятиях. Неужели... неужели она добровольно пошла за мной в крепость ашарванов, в плен?
  
  Но спросил о другом:
  
  - Ты говоришь, что должна защищать меня. - медленно выговорил я. - Но... не сама же ты это придумала? Кто-то тебя послал?
  
  - Потерпите немного, Алекс. В свое время вы всё узнаете. - снова явился Воронцов.
  
  Удивительно, как он отыскал нас здесь, в Израиле? 
  
  
  
      И тут я заметил, как Ассоль смотрит на Воронцова. Она готовилась напасть. Приняв защитную стойку, девушка встала между мной и этим здоровым мужиком - тростинка на пути кабана...
  
  - Успокойтесь, друзья! - Воронцов поднял руки. - У меня послание от вашего драгоценного учителя, Ассоль. - и он произнес фразу на незнакомом, гортанном языке.
  
  Она расслабилась. Растерянно оглянулась на меня, подошла, зачем-то поправила скрипучую подушку, и только затем вновь повернулась к Воронцову.
  
  - Я думала, Рашид сам приедет.
  
  - Жизнь постоянно преподносит сюрпризы.
  
  
  
      Меня поразил контраст между сохранившимся в памяти офицером контрразведки и увиденным сегодня: для образа Индианы Джонса не хватало лишь хлыста и шляпы... Посмотрев исподлобья, он проворчал:
  
  - Я всегда подозревал, что от вас одни неприятности, мистер Мерфи.
  
  - Не буду отрицать, что думаю аналогично о вас, господин Воронцов.
  
  Он хищно усмехнулся.
  
  - Тем не менее, я рад, что успел до того, как вас убили. Собирайтесь, мы уезжаем. - Воронцов повернулся к выходу.
  
  - Я не буду с вами сотрудничать! Ни с вами, ни с кем-либо другим!
  
  - А и не надо... - он рассеянно обернулся от входа, и взмахнул рукой. - Мы теперь вне закона, мистер Мерфи. Все мы... - и он вышел наружу.
  
  Я повернулся к Ассоль.
  
  - Ты что-нибудь понимаешь?
  
  - Мы должны пойти с ним. - она старалась на меня не смотреть, но присела рядом. Я взял её за руку, развернув к себе.
  
  - Он контрразведчик! Это от него я убегал в Москве... Что ты об этом знаешь?
  
  - Он теперь такой же, как мы. Рашид изменил его судьбу.
  
  - Кто он, этот Рашид? Твой... Друг?
  
  - Не сейчас. - она встала и подала мне одежду, висевшую на спинке кровати. - Одевайся. Нам и вправду пора.
  
  - Дай мне пару минут. - я сердито взглянул на Ассоль и отвел глаза.
  
  Было стыдно признаться, но давно хотелось в туалет. В меня влили несколько бутылок жидкости внутривенно, и мочевой пузырь просто разрывался, но санузел от палаты отделяла тонкая шторка, и при девушке я не мог... 
  
  
  
       
  
      ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, ИЗРАИЛЬ.
  
  
  
      Одному Господу известно, каким чудом мне удалось забраться так далеко. Двигаясь по следу парня, иногда отставая всего на несколько часов, всё время боялся, что не успею. И вот, я его догнал. Парень сильно изменился после нашей первой встречи... Неудивительно! Побывал в плену у чокнутых сектантов, прошел пешком по минному полю... А как его защищала эта рыжая кошка! Слава Богу, я правильно вспомнил ту фразу, которой научил Рашид. Он еще тогда сказал, что даже не сомневается: его ученица обязательно окажется где-нибудь поблизости... А он ведь - провидец, в чем я снова имел несчастье убедиться.
  
  
  
  - Господин Воронцов! 
  
  Меня окликнул долговязый старик, бежавший из крепости вместе с Мерфи. Он выглядел заметно бодрее, переоделся, нехорошая рана на скуле чернела скобками... Живучий старикан. На вид - и в чем только душа держится, а поди ж ты...
  
  - Чем могу служить?
  
  Он, взяв меня за рукав и воровато оглядываясь, потащил за палатки.
  
  - Услышал знакомое имя, и решил уточнить: о каком именно Рашиде шла речь? - я молчал. - Вижу, вы сомневаетесь, стоит ли посвящать постороннего. Вы правы, постороннего - не стоит. Но я, как вы сейчас убедитесь, - таки не он. - старикан улыбнулся. - Вы очень похожи на батюшку, Илья Романович. Надеюсь, он в добром здравии? - я, всё так же молча, кивнул. Мало ли, кто кого знает... - Я вас не убедил. - старик хитро прищурился. - Тогда так: ваш непосредственный начальник, Константин Петрович, имеет отношение к неким "чудесникам"... Судя по тому, что вы - здесь, это он познакомил вас с Рашидиком...
  
  - Не он. На господина Калиева я вышел сам, после смерти Кремлева.
  
  Было видно, что новость его потрясла. Старик на мгновение замер, беззвучно шевеля губами, затем бессильно опустился на камушек и спрятал лицо в ладонях.
  
  - Когда? - наконец спросил он севшим голосом.
  
  - Месяц тому. - он поднял на меня погрустневший взгляд.
  
  - Земля ему пухом... - он помолчал. - Значит... Началось. - я не понял его последней реплики, но переспрашивать не стал.
  
  Старик поднялся, отряхнул брюки и поправил рубашку. Пригладил рукой волосы... 
  
  И вдруг я вспомнил ту, месячной давности фотографию!
  
  - Вы Кацман. - он удивленно приподнял брови, затем коротко поклонился.
  
  - К вашим услугам.
  
  - Простите, не признал. На фото вы без бороды. И, кажется, моложе лет на двадцать...  Я  читал ваше дело. Рашид упоминал о друге, пропавшем около четырех месяцев назад.
  
  
  
      Старик убрал за ухо седую прядь, и задумчиво посмотрел в сторону высившегося невдалеке артиллерийского орудия.
  
  - Значит, это вы нынче занимаетесь делами чудесников?
  
  Его вопрос меня обескуражил.
  
  - Собственно... Рашид попросил приглядеть лишь за одним. За Мерфи. 
  
  - И куда собираетесь его везти?
  
  - В Москву... Когда придумаю, как отсюда выбраться и уговорю парня. - ответил я. И угрюмо добавил: - На редкость вредоносный тип.
  
  Кацман усмехнулся.
  
  - Алёша? Вы просто его не знаете. Мальчик вас еще удивит, правда-правда. Он - выдающийся талант. Неоформленный - это да. Неограненный, так сказать... При соответствующем обучении ему не будет равных.
  
  - Его идея бежать через Голаны?
  
  - Ну почему же? Моя... - старик сверкнул глазами. - Это был единственный путь. К тому же, мальчик нуждался в... инициации. Должен был поверить.
  
  - Вы могли погибнуть. - Кацман пожал плечами.
  
  - Я - математик и доверяю цифрам. А еще я верю в Бога... Он творит чудеса. Когда по-настоящему захочет.
  
  
  
      И тут из-за палатки появилось это неограненное сокровище. Одноногий, одноглазый, однорукий... Кацман деликатно кивнул и пошел прочь, а парень встал рядом, тяжело навалившись на костыли.
  
  - Если вы хотели поговорить наедине, надо было уйти подальше. - сердито заявил он. - Здесь, знаете ли, тонкие стены.
  
  - А мы ничего предосудительного и не обсуждали.
  
  - Я пленник, или как? - Мерфи смотрел враждебно.
  
  - Насильно вас никто не держит, ради Бога. Только...  - я демонстративно оглядел его с головы до ног. - Куда вы пойдете?
  
  Он уставился в землю.
  
  - Есть неоконченные дела...
  
  - В Америку собрались? - я специально заговорил именно об этом. 
  
  - И как вы догадались?
  
  Еще немного, и он бросится на меня. С костылями наперевес.
  
  - Не очень сложно. Хотел бы извиниться: в Москве я не понял, почему вы сбежали.
  
  - А теперь?
  
  - Вы знали, что она умерла. Вам просто не раскрыли подробностей.
  
  - Я не верю, что мама покончила с собой.
  
  - Когда я вам об этом сказал - тогда, на Лубянке... Я тоже не владел всей информацией. Но теперь мы уверены: ваша мать была убита. Потому, что она - чудесник. Такой же, как и вы.
  
  Он заметно растерялся. Побледнел, на щеках проявились красные пятна. Мне стало его жалко, этого потерявшегося птенца... Прикурив, я дал ему сигарету. Он затянулся.
  
  
  
  После длившейся целую вечность паузы, Мерфи спросил:
  
  - Как вы узнали? 
  
  - Компьютер автомобиля вашей матери взломал хакер. Аналогичным способом убили моего начальника и пытались убить меня. Это вкратце.
  
  - И вы знаете, кто?
  
  - С высокой долей вероятности.
  
  - Что будете делать?
  
  - Мы не можем предъявить обвинение. Нет доказательств.
  
  - Нужно их найти.
  
  - Послушайте, Мерфи... Вы теперь знаете, что это не самоубийство. Но если вы не полетите со мной, считайте, это - не ваша проблема.
  
  Я видел, как играют желваки на его скулах. Он развернулся и похромал прочь, но через несколько шагов обернулся:
  
  - Почему я должен вам верить?
  
  - Я не знаю. Прислушайтесь к себе, в конце концов... Вы же - чудесник, что бы это не значило. Порасспросите Кацмана. Он так искренне вас хвалит...
  
  Он вернулся, подступил вплотную. Пахнуло йодом и ихтиоловой мазью.
  
  - Вы собираетесь всё выяснить и наказать виновного?
  
  - Я - да.
  
  Он еще секунду что-то прикидывал, затем кивнул:
  
  - Тогда я с вами.
  
      По просьбе Кацмана нас согласились доставить в Тель-Авив. Там придется подождать, пока не пришлют документы - в противном случае мою троицу никто не выпустит из страны... О паспортах обещал позаботиться отец - он таки стал начальником Управления.
  
      Очень хотелось побыстрее оказаться дома, сбагрить это ходячее недоразумение с рук, и заняться более насущными вопросами... 
  
  
  
      ...В самолете я предусмотрительно занял место рядом с Алексом. Он саркастично усмехнулся здоровой половиной лица. Синяки на другой половине начали чернеть, сквозь распухшие веки проглядывал красный, как у быка, зрачок. Но, тем не менее, парень почти не обращал внимания на свои увечья. Я вспомнил: - он же боец. Наверное, привык получать тумаки.
  
  
  
  Жестом пригласив его сесть у окна, я устроился через кресло.
  
  - Не доверяете мне, да? - из-за распухшей щеки он как бы пришептывал.
  
  - Скорее, боюсь. Наслышан о ваших подвигах и не хочу выпасть из самолета.
  
  Он хрипло рассмеялся, пристукнув по подлокотнику здоровой рукой. Кожа на костяшках была содрана.
  
  
  
      Хорошенькая бортпроводница, с ямочками на щечках и с кокетливым шарфиком на белой шейке, предложила вина. Я взял, Мерфи отказался. Попросил колы. 
  
      Он всё вертел головой, стараясь поймать взгляд девчонки. Она сидела с Кацманом, через ряд от нас. Старик храпел, свесив голову на бок, девица сидела прямо, как солдатик. Глаза прикрыла, но точно не спала.
  
      Интересная девушка. Что-то неуловимо восточное, то ли в глазах, то ли в высоких, острых скулах... Тощая, как спичка, но не угловатая. Лиса. Актриса... То прикинется невинным подростком, а то... 
  
      Вот Лилька, например: французские духи, бриллиантовые капельки в ушах, кружева. Шелковая тигрица. А эта пигалица - без всяких кружев и духов, одним взглядом...
  
      Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Она мне в дочки годится. Почти. Да и на нашего вундеркинда смотрит, как кошка на законно пойманную мышь... Пускай.
  
      На душе было муторно. Старик, слепец, неуправляемый гений... Даже не знаю, кто я при них? Мальчик для битья? Телохранитель? Хотя, телохранитель, скорее, она - рыжая бестия. Если б я не вспомнил вовремя про пароль... 
  
  
  
      Не к месту подумал, что давно не виделся с Лилькой. Собственно, с тех пор, как всё закрутилось... Даже номера своего нового ей не сказал. Во избежание...
  
  
  
  - Господин Воронцов... Вы не спите?
  
  Я встряхнулся. Спать, конечно, хотелось, но если парнишке приспичило поговорить, лучше откликнуться.
  
  - Как вы себя чувствуете?
  
  - Не знаю. Растерянным. Напуганным. Больным... Вы правда приехали в Израиль из-за меня?
  
  - В Дамаск, сударь мой, в Дамаск... А это, как говорят у нас в Москве, две большие разницы. 
  
  - На самом деле, по возвращении у меня снова могут быть проблемы. Вряд ли Джафар простил долг. О, вы, наверное, не в курсе... - я его остановил:
  
  - Успел приобщиться. Кстати, это он сдал вас сирийцам.
  
  Мерфи кивнул.
  
  - Я так и думал. Тот бой... Противник был откуда-то с ближнего востока. Они долго меня обхаживали, уговаривали... Деньги немалые сулили. - он побарабанил пальцами по подлокотнику. - И когда позвонил отец...
  
  - Хотели выиграть и рвануть в Америку?
  
  - Да, хотел. Теперь понимаю, что они бы меня не отпустили. Не представляю только, зачем я им... Ладно, Кидальчик - золотая курица... Но я?
  
  - Если то, что о вас рассказал Кацман - правда...
  
  - И что? Сбрасывать меня на голову неприятеля? Как джинна?
  
  - Не понял...
  
  - В старых легендах говориться, что джинны могли разрушать города.
  
  - А, в этом смысле... - я представил, как Мерфи, мановением руки обрушивает здания, мосты... Сделалось не по себе. - А вы правда можете - целые города?
  
  - Не знаю. Не пробовал. -  и он отвернулся.
  
  У меня создалось впечатление, что разговор не состоялся. Он не сказал того, что хотел...
  
  
  
  
  ГЛАВА 28
  
  
  
  
  
      ДЖОН ТРАСК, ЛОНДОН.
  
  
  
      СПРУТ устранил с его пути все препоны: рассчитал стратегию внедрения в массовое сознание образа великого Филантропа, пекущегося о благе общества - доброго, но строгого и справедливого. Предоставил план-проекты школьных программ для будущих подданных его Мировой Империи, и даже показал, каким именно образом эти программы внедрить, получая максимальный положительный эффект. Составил план инвестиций таким образом, чтобы все значимые мировые корпорации попали под управление Траска. 
  
  СПРУТ разработал планы проникновения в боевые комплексы разных государств. В нужный момент под контроль Траска перейдут системы управления ПВО, баллистических ракет, спутники связи... 
  
      Траску нравились методы, используемые новой программой: никаких воплей о гуманизме, демократии и человеколюбии. К каждой цели СПРУТ применял эффективную стратегию, не отягощенную нормами морали...
  
  
  
  - Андрэ! Ищи няньку для своих кошек!
  
  - Мы летим в Москву?
  
  - СПРУТ придумал, как заставить русских играть в нашу игру. Мы выжмем их досуха!
  
  - Насколько я помню, с русскими не срабатывают обычные методы.
  
  - Я знаю на какие рычаги нужно давить, чтобы всё прошло, как по маслу. 
  
  - Да, сэр.
  
  - И не кисни! 
  
  - Хорошо, сэр. Но... вам не кажется, что доверять программе - преждевременно? Это ведь просто набор нулей и единиц, плод вашего гениального разума... 
  
  - А кто тебе сказал, что я доверяю? Ты же знаешь, Андрэ: более недоверчивого человека не найти во всем мире. Но спасибо, что беспокоишься. Надеюсь, это не из-за того, что тебя подвинули с пьедестала Короля Стратегий...
  
  - Вы как всегда правы, сэр. Я не столь хорошо понимаю машины, как вы.
  
  - Да уж конечно! Никто не разбирается в этом лучше меня!
  
  
  
      Совершенно довольный собой, Траск откинулся на подушки. Лимузин тронулся с места, увозя их с Андрэ в аэропорт. На этот раз - никаких проволочек и непредвиденных катастроф... - он усмехнулся. - Обо всём позаботится СПРУТ.
  
      Эта программа была как всемогущий джинн. Она предугадывала его желания, подбрасывала идеи, взяла на себя исполнение всех скучных, утомительных обязанностей по управлению разросшимся за последние недели финансовым конгломератом, который уже трудно было назвать просто "Корпорация". 
  
  
  
      Были под разными предлогами уволены и отпущены в отставку члены советов директоров, их заменили фиктивные представители, "аватары", сфабрикованные СПРУТом. С теми, кто был недоволен новой политикой, произошли разнообразные, не оставляющие места для разночтений, несчастные случаи... 
  
      Траск был в восторге. Власть! Вся она сосредоточена в его руках! Нет больше надоедливых юристов, армию которых приходилось кормить, чтобы они занимались урегулированием нелепых человеческих законов... Эти обязанности на себя тоже взял СПРУТ, и он поразился, насколько дорогостоящей, и при этом чудовищно неэффективной была свора крючкотворов и стряпчих...
  
      Впервые за всю свою жизнь Джон Траск был счастлив. Немного омрачало одиночество, невозможность разделить радость с кем-нибудь. Даже Андрэ не выказывал энтузиазма... Вот мама бы оценила его усилия. Кому, как не ей радоваться успехам сына...
  
  
  
      Через год каждый ребенок на планете, способный удержать внимание более одной минуты, станет обладателем подаренного добрым дядей Джоном планшета с замечательными играми и обучающими программами, способными покончить с мировой безграмотностью за короткое время. А заодно - подготовить маленьких граждан к правильной жизни... 
  
      Глупцами были те, кто пытался завоевать власть силой и оружием. Информация, и только информация. Он знает, чем живет и дышит каждый человек на планете, начиная с глав государств и заканчивая последним мойщиком окон. И способен предложить им жизнь, какую они себе и не представляют. А и не надо: для этого есть он, Джон Траск, спаситель человечества.
  
  
  
      Всё настроение испортило известие о том, что проект Андрэ взлетел на воздух. В буквальном смысле.
  
  - Простите, хозяин. Это я виноват.
  
  - Да уж конечно не я!
  
  - Там было крошечное нефтяное озеро, под крепостью... Сектанты о нем знали, потому и потребовали именно это место. Разбойники всегда жадны...
  
  - Я думал, ты им достаточно платил!
  
  - Я тоже. Простите, сэр... Можно высказать предположение? - Траск кивнул. - Взорвал крепость один из подопытных. Тот самый Мерфи... Очень трудный объект. Добраться до него удалось благодаря сложной многоходовой комбинации...
  
  - Без подробностей, я же просил. Он... Ты знаешь, что с ним случилось?
  
  - Да, сэр. Благодаря Удильщику удалось проследить весь его путь. Он, и тот, другой... Тот старик... - Траск нетерпеливо дернул рукой. - Они ушли в Израиль, через минное поле.
  
  Траск вскинулся на сиденье.
  
  - Что ты сказал? Поясни...
  
  - Эти люди прошли через Голанские высоты, прямо по минному полю.
  
  Он вновь откинулся на мягкую подушку и прикрыл глаза. Если б он, Траск, обладал таким талантом...
  
  - Андрэ! Нужно непременно заполучить этого Мерфи. Ты понимаешь?
  
  - Уже работаю над этим. Я послал группу в кибуц...
  
  - Всё, всё, хватит. Я вижу, что ты стараешься. Молодец.
  
  
  
  
  ГЛАВА 29
  
  
  
      АЛЕКС МЕРФИ. МОСКВА.
  
  
  
      В Москве было промозгло. В воздухе клубился тягостный смог. Колыхаясь грязно-желтым маревом, он окрашивал небо в цвет протухшей лососины.     
  
      Даже забыл, насколько серым, скучным и холодным может быть мир... И вдруг вспомнились горящие магнолии на фоне черного неба. Как говорят в России? "Лучше худой мир вместо доброй ссоры"... Наверное, так. Здесь, по крайней мере, не стреляют...
  
  
  
      Нас привезли в загородное имение, по другому и не скажешь: высокий забор, в центре обширной лужайки - большой дом. Черепичная красная крыша, витражные стекла... По здешним меркам, богатый особняк.
  
      Длинными прыжками принеслись две собаки. Увидев нас - остановились, нацелив острые морды, подняв торчком короткие, рубленные хвосты. Понюхали стылый воздух и равнодушно убежали. Вдоль забора - фигуры в камуфляже. Оружия не видно, но я не сомневаюсь: в случае чего оно появиться.
  
  
  
      Выйдя из машины, Ассоль огляделась с таким же любопытством, как и я...
  
  - Тут что, какой-нибудь босс мафии живет? - спросил я Воронцова.
  
  По моим представлениям, доберманы и многочисленная охрана могли свидетельствовать только об одном...
  
  - Не совсем, но близко. Сейчас сами всё узнаете. Прошу!
  
  
  
      Он махнул рукой в сторону дома. Там, на высоком крыльце с баллюстрадой, стоял высокий азиат в сером вязаном кардигане и темных очках. Увидев его, Ассоль вскрикнула и бросилась навстречу. Тот раскрыл объятия... Такого приема я не ожидал. Поискал глазами Кидальчика, но тот уже бодро ковылял вслед за девушкой.
  
  - Рашидик! Как я рад тебя видеть! - закричал он издалека.
  
  Человек в очках вскинул голову.
  
  - Александр-ага? Это и вправду вы?
  
  - Я, я, можешь не сомневаться!
  
  Старик обнял азиата. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Похоже, тут все знакомы...
  
  - Я искал вас всё время, дядя Саша. Простите, что не вышло раньше...
  
  - Не беда, мой мальчик, не беда! Все живы... Вот, разреши представить тебе моего друга... Алёша, идите сюда! Мы, Рашидик, успели через многое пройти вместе... 
  
  Я подошел.
  
  - Познакомьтесь!  Это мой старинный друг, Рашид Калиев. Он - великий человек, в чем вы сами скоро убедитесь.
  
  
  
      Рашид протянул большую ладонь. Я пожал её здоровой левой - правая рука всё еще не двигалась. 
  
  - Вы замерзли. Пойдемте в дом.
  
  Он развернулся, и пошел впереди, обнимая за плечи девушку и поддерживая старика. Прямо семейная идиллия...
  
  
  
      Воронцов закурил. Я жестом попросил сигарету и себе - хотелось небольшой передышки. Подошел мужчина, везший нас из аэропорта. Был он в военного образца цигейковой куртке, обтянутой пятнисто-коричневой тканью, с густой бородой и веселыми ярко-голубыми глазами. Из-под форменной зимней шапки на лоб его спускался лихой чуб.
  
  - Здорово! - он протянул руку. - Михалыч я. Видел, как ты лошадей чугунных обрушил. Уважаю.
  
  - Очень приятно, Алексей. А со статуей? Я растерялся, не сообразил, что еще можно сделать...
  
   Он улыбнулся. В бороде сверкнули чуть желтоватые зубы.
  
  - А если не растеряешься, а продуманно и целенаправленно? Статую Свободы смогёшь?
  
  - Не знаю. Как-то не задумывался.
  
  Вот и Воронцов любопытствовал, смогу ли я разрушить город... хотя нет. Тогда я сам сказал про джинна.
  
  
  
  - Ну что, пойдем? - потер руки Михалыч. - Там Сулейманыч такой плов сготовил! М-м-м... Пальчики оближешь!
  
  
  
      Я вдруг почувствовал неуверенность - так бывает, когда посторонний человек оказывается в компании, где все друг друга знают. Кидальчик с Ассоль, сопровождаемые загадочным Рашидом, уже скрылись в доме. Большие окна, поделенные тонкими планками на прямоугольники, гостеприимно осветились. 
  
      Воронцов выбросил сигарету в урну, посмотрел на меня. Я тоже выбросил окурок, и замер, не зная, как себя вести.
  
  - Ну что же вы, Алекс? Смелее! Праздник, в конце концов, в вашу честь.
  
  Я удивленно моргнул.
  
  - Не робей, Лёха! - Михалыч хлопнул меня по спине. - Сулейманыч - классный мужик. Большой оригинал. - он рассмеялся каким-то своим воспоминаниям. - Тебе понравится!
  
  
  
      Ночь. Я не могу уснуть, несмотря на отупляющую усталость. В животе - непривычная тяжесть от почти смертельного переедания. Пир и вправду удался на славу! Я никогда еще так вкусно и сытно не ел - так мне показалось.    
  
      Рашид всё приготовил сам. И это была главная вещь, которая никак не укладывалась у меня в голове: его слепота...
  
      Михалыч подлил масла в огонь, расписав, как они мчались по ночным улицам в спортивной машине. За рулем был Рашид. Этого я себе представить не мог. 
  
      И Ассоль... Она сидела с ним рядом, иногда слегка прикасаясь к крупной, темной руке, спокойно, почти неподвижно лежащей на белой скатерти. Ученица...
  
  
  
      ...Спросил Кидальчика, как это он, будучи знаком с Рашидом, ничего не знал об Ассоль...
  
  - Мы не виделись много лет. Я переезжал с места на место, а Рашид жил далеко, у себя на родине. Занимался там какими-то исследованиями... И только когда начались трагические смерти и похищения, он перебрался ближе к центру событий. Так что мы не общались лет десять - двенадцать...
  
  
  
      В армии меня считали везунчиком. Как-то увидели, что я балуюсь с дайсами, и решили, что они заговоренные. Сержант Рагоцки предлагал выкупить кубики - очень боялся не вернуться домой. Я отдал их просто так...
  
      В скором времени сержант погиб. Совершенно нелепо: подорвался на своей же мине. После этого ко мне стали относиться враждебно. Ни для кого не секрет, что солдаты - самые суеверные люди на земле... Они решили, что я забираю чужую удачу. Из армии я уволился, когда понял, что никому ничего не докажу. Даже самому себе. Все эти случайности, роковые совпадения, чудесные спасения не выработали у меня ни адреналиномании, ни веры в свои сверхсилы...
  
  
  
      ...Так и ворочался с боку на бок, вспоминая прошлое. Когда надоело, поднялся, гадая, сколько прошло времени. Успели остальные разойтись? 
  
      В Израиле нас с Кидальчиком немного приодели: ему дали ношеный, не совсем по размеру, черный костюм, такие у меня всегда ассоциировались с пейсами и круглыми касторовыми шляпами, а мне достались джинсы и вязаный свитер. "Пусто", "Половина", "Всё" и "Ставь". Вот так и вся моя жизнь...
  
      Я решительно направился к двери. Найду что-нибудь выпить. Не люблю, но сейчас - хочется.
  
  
  
      В гостиной темно, только в камине тлеют прогоревшие дрова. Я взял кочергу, поворошил головешки, подбросил пару поленьев из плетеной корзины...
  
  - Приятно почувствовать живое тепло.
  
  Я вздрогнул. Рашид сидел в кресле, держа на коленях толстую тетрадь. Я его не заметил.
  
  - Как вы пишете? - после рассказа о вождении Феррари я уже ничему не удивлялся, просто было любопытно.
  
  - В детстве, - он сделал приглашающий жест к креслу напротив. - Я пребывал во тьме. Слышал голоса, чувствовал холод и тепло... Не буду утомлять вас подробностями, скажу лишь, что это был совсем иной мир. 
  
  Пока он говорил, я прошел к небольшому столику, уставленному хрусталем, отыскал коньяк и плеснул немного в стакан. Вернувшись, устроился рядом. 
  
  - Но сейчас вы ничем не отличаетесь от нас... извините, я не хотел вас обидеть. 
  
  - Не извиняйтесь. Это и вправду долгий и трудный путь. Но я смог преодолеть его. Надеюсь, сможете и вы...
  
  - Я... не понимаю.
  
  - Вообразите: ребенок во чреве матери. Ему тепло и уютно. Он не знает, что за пределами его тесного мира находится совершенно другой. Более опасный, но и более интересный... Так и я, будучи слепым, пребывал в своем мире. Только ограничен был не физической оболочкой, а своим внутренним "я". В конце концов я смог преодолеть страх и выйти наружу... Вы, Алекс, тоже слепы. Сейчас вы двигаетесь на ощупь, инстинктивно. Но, подобно мне, и вы способны прозреть. Преодолеть внутренний голос, твердящий, что видеть с закрытыми глазами - невозможно.
  
  Я горько рассмеялся. Сделал глоток, поставил коньяк на стол. Сам удивился, что так быстро понял, о чем он говорит.
  
  - Вы правы. Я не знаю, ни зачем я здесь, ни каково мое предназначение. Дядя Саша сказал, что никому не дается больше, чем он может вынести... И я, черт возьми, уже согласен нести! Только объясните: что именно и куда.
  
  Рашид, к моему удивлению, тоже рассмеялся. Легко поднялся, аккуратно закрыл тетрадь, и положил её на стол рядом с моим бокалом.
  
  - Пойдемте, я вам кое-что покажу.
  
  Я колебался. Честно говоря, не хотелось сейчас шевелиться. Камин, бокал коньяку... Но он ждал, и пришлось вставать.
  
  
  
      Спустившись вслед за Рашидом в подвал, я увидел целый парк машин. Прошелся вдоль ряда: черный Феррари, представительный Бентли, еще какие-то марки, я не стал разглядывать. Мотоцикл. Кажется, спортивный Судзуки... А рядом - мандаринового цвета Москвич с облупившимися дверцами.
  
  - Это всё - ваше?
  
  - Коллекция моей бывшей жены. Пока она в отъезде, я тут за всем приглядываю.
  
  Эхо разносилось под сводами прохладного зала. В сыром воздухе чувствовался запах бензина, выхлопных газов и металла.
  
  - Мой отец любит автомобили. Собирает редкие модели... У него есть BMW Родстер пятьсот семь, Чарджер шестьдесят восьмого... - при воспоминании об отце, как всегда, стало грустно.
  
  - Правильно ли я понимаю: вы умеете неплохо управлять спортивными авто?
  
  - Давно не сидел за рулем. Года три, пожалуй... А в армии, знаете ли, всё совсем по-другому.
  
  - Ну... Тогда не жалуйтесь.
  
  И Рашид, выбрав Феррари, сел на водительское место. Душа моя опустилась в самые пятки, но я все равно взялся за ручку двери. "Если смог он, смогу и я..." - слабое утешение, что Воронцову тоже пришлось через это пройти. Но другого у меня не было.
  
  
  
      Мчаться по пустынным улицам было здорово. Главное, не думать о том, что водитель слеп... Машина с визгом входила в крутые повороты, огибая препятствия впритирку, в последний момент, но в целом всё выглядело не так уж страшно. Поймав себя на том, что из последних сил жму на несуществующий тормоз, я усмехнулся. 
  
      Рашид вел машину молча. Могло показаться, что он смотрит на дорогу, если бы не одно обстоятельство: дворники были выключены, и лобовое стекло сплошь залепил снег. Я боялся его отвлекать, хотя на языке вертелись тысячи вопросов. Вместо этого приоткрыл окно, вдохнул холодный воздух и закурил.
  
  
  
      Через несколько минут такой гонки я привык и немного расслабился. Потом решил, что мне это даже нравится. Ничего сейчас от меня не зависит, можно прикрыть глаза и думать, что вокруг - пустота... Через толстый слой снега красиво просвечивали отблески встречных фар и уличные фонари... Представляю, что думают люди снаружи.
  
  
  
  - Рашид! - позвал я. - Что вы чувствуете? Как это вообще?
  
  Он резко затормозил. Машину понесло юзом, я вцепился в ремень безопасности, как утопающий в спасательный круг. Сердце провалилось куда-то в живот и сжалось там до размеров изюмины. Но, спустя вечность, мы остановились, ни во что не врезавшись.
  
  - Хотите узнать? Попробуйте. - и он похлопал по рулю.
  
  У меня перехватило дыхание.
  
  - А давайте! 
  
  Так бывает: тело реагирует быстрее, чем мозг может сообразить, проанализировать и сделать выводы...
  
  
  
      Пока менялись местами, эйфория немного схлынула, оставив кислое чувство неуверенности. Зачем? Что и кому я докажу, разбившись насмерть? И не будет ли в этом случае уже всё равно?
  
  
  
      Представилось, что я стою на канате, натянутом над пропастью. С одной стороны - огонь, с другой - лед. Я вытащил дрейдл Кидальчика, который для верности прицепил на веревочку и повесил на шею. Не собирался его крутить, просто знакомое ощущение теплого дерева прибавляло уверенности. Наполняло силой. 
  
      "Всё", "Ничего", "Половина" и "Ставь". В систему этих четырех измерений укладывалась вся моя жизнь. Можно даже загадать: если получится, значит всё это - не зря. Тот, кто наделил меня талантом, тот, кто наблюдает сверху, должен подать Знак. 
  
      Я - атеист. Но, как поется в одной хорошей русской песне, "не бывает атеистов в окопах под огнем".
  
  
  
      Положив руки на руль, обтянутый тисненой кожей, которая сохранила тепло ладоней Рашида, я успокоился.
  
  - Говорят, в Феррари отличные подушки безопасности... - последняя надежда показаться не совсем законченным психом?
  
  - Возможно. - Рашид удобно откинулся на спинку, и сложил руки на груди. Ремень безопасности он игнорировал. - Но в этой машине их нет.
  
  
  
  
  
      ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, ПОДМОСКОВЬЕ.
  
  
  
      За завтраком Алекс выглядел не так, как вчера. Будто разжалась спрятанная глубоко внутри пружина. Он с удовольствием ел, взахлеб смеялся над анекдотами, которые по очереди травили Михалыч и Кацман, и был уже не затравленным волчонком, а хоть и битым жизнью, но нормальным, веселым парнем.
  
  
  
      Увидев меня там, в Израиле, Мерфи спрятался в раковину, как моллюск, и никакие попытки выманить его наружу не удавались. Но сейчас... Это был другой человек. Он снял повязку, сказав, что плечо зажило достаточно, чтобы начать тренировать руку. Не хромал. Даже подбитый глаз, отливающий всеми цветами радуги, заметно открылся и взирал на мир без своеобычной настороженности. Старик тоже заметил перемены, и не преминул спросить:
  
  - Душа моя, кажется, у вас улучшилось настроение?
  
  - Хорошая еда и крепкий сон кому хочешь улучшат настроение! - подмигнул Михалыч. Не знаю почему, но он проникся к этому чуду морскому родственными чувствами и теперь всячески опекал.
  
  - Вы-то как себя чувствуете, Александр Наумович? - вместо ответа спросил Мерфи.
  
  - Вашими молитвами, вашими молитвами... - расцвел тот.
  
  Кацман тоже приободрился. По крайней мере, уже не казалось, что он вот-вот отдаст Богу душу.
  
  
  
      А рыжая бестия вдруг загрустила. Затянутая во всё черное, с разбросанными по плечам огненными кудрями и бледной, алебастровой кожей, она походила на хрупкую фарфоровую куклу. А ведь она умеет всё то же, что и Рашид! - неожиданная мысль захватила меня целиком. - Эта хрупкая девочка, его ученица, может попасть в туза с тридцати метров, да еще и с завязанными глазами... 
  
      Мы с Михалычем тоже овладели парой приемчиков, но это так... детский сад.
  
      Я поглядел на Рашида. Если знать, куда смотреть, становилось заметно, как они похожи с Ассоль: те же экономные движения, осанка, скудость эмоций...         Жгучий интерес, который я испытал к девчонке, увидевши её в первые, никуда не делся. Всё время тянуло полюбоваться грациозной шеей, линией скул - совершенной цепочкой тренированных мускулов, водопадом блестящих волос... Интересно, как они пахнут?
  
      Поймав себя на совсем уж неподобающих мыслях, встал из-за стола и пошел за чайником. Всё - от лукавого. Она мне в дочери годится... Пусть, пусть мальчишка за ней бегает.
  
  
  
      Вышел во двор, подышать и покурить. Неожиданно наша тихая обитель сделалась многолюдной, и хотелось побыть одному. Слушать, как по десятому кругу травят еврейские анекдоты, было выше моих сил...
  
      Подбежали Курок и Мушка - здороваться. Виляя обрубками хвостов, запрыгали вокруг. Я почесал им головы, похлопал по крепким, черным с подпалинами бокам... Как мало некоторым нужно для счастья.
  
       
  
      Появился Мерфи. Ежась под порывами сырого ветра, подошел. Я молча протянул ему пачку сигарет. Подумал: надо бы парню одежды подыскать, а то ходит, как бомж. Да и холодно. По сравнению с Израилем...
  
  - Рад, что вам полегчало. - наконец я придумал, как начать разговор.
  
  - Да, вы правы. Ночью... Мы катались с Рашидом. Я... попробовал стать таким, как он.
  
  - Судя по тому, что вы живы - получилось. И как, понравилось?
  
  - На удивление.
  
  - Почувствовали, значит, себя живым?
  
  Вождение вслепую - это цветочки, о ягодках я рассказывать не буду.
  
  
  
      Денек выдался ясный, теплый, чувствовалось приближение весны: пахло влажной землей и зелеными почками. Собаки, довольные обществом, нарезали круги, в ветках берез радостно чирикали воробьи, по небу, пронзительно-голубому, неслись легкие, как пух, облака.  
  
  
  
  
  ГЛАВА 30
  
  
  
      АЛЕКС МЕРФИ, ПОДМОСКОВЬЕ.
  
      
  
      После разговора с Воронцовым я долго гулял, наслаждаясь тишиной и одиночеством. Вспоминал родителей.
  
      Никогда не предполагал, что мама тоже... Но Воронцов правильно сказал: я не замечал. Всегда был занят собой. Своими проблемами, потерями, бедами... Когда мать с отцом развелись, я это воспринял почти как должное - у всех моих приятелей родители были в разводе. Нам тогда казалось, что это нормально: люди сходятся ненадолго, заводят детей, а потом разбегаются, и в этом нет ничего особенного. Такова жизнь. 
  
      Но отец знал. Про неё, про меня. Про нас... Эти его шуточки о том, что сыночка так и не оторвали от груди...
  
      Он считал меня хлюпиком и слюнтяем потому, что я не разделял его интересов. Терпеть не мог эти его дорогие тачки, часами возиться в холодном гараже, перебирая измазанные машинным маслом железяки... Его вонючие сигары, виски, отдающий самогоном; мучительно-скучные бейсбольные матчи, когда на поле часами ничего не происходит...
  
      Мой отец ко всем относился снисходительно. Включая нас с мамой. Был очень требователен, - семья должна соответствовать его высокому положению в обществе... Всё это было высшей пробы лицемерием, попыткой подражать пуританскому образу жизни, архаичному и не имеющему никакого смысла.
  
      Отец был нетерпим. Жесткий, целеустремленный, он ценил простые, понятные вещи и не терпел того, чего не мог понять... 
  
  
  
      ...Мне лет пять. Завтракаем втроем: отец, мама и я. Круглый стол, окна эркера выходят в Центральный парк, ветер раздувает белые занавески... Нам весело, отец рассказывает что-то забавное. Я помню, что подавился соком, до того смеялся. Стукнув по столу рукой, нечаянно задел тарелку с кашей, она подскочила и полетела вниз. А потом... Потом оказалось, что тарелка стоит на столе, целая и невредимая. Отец, негодующе посмотрев на маму, бросил салфетку и ушел. В тот день мы ужинали без него...
  
      Возможно, мы его пугали... Как он тогда сказал? "Ты - её сын". Я думал, что он просто не хочет брать на себя ответственность, как и другие отцы моих друзей... Он, наверное, чувствовал себя чужим, лишним... Но в глубине души я не сомневался, что он нас любит, и особо не винил. 
  
      Наши разногласия начались гораздо позже, когда я сказал, что иду в армию... Он заявил, что армия - не для меня. Не для мальчишки, который боится испачкать руки машинным маслом... Потому что там, на войне, будут вещи похуже, чем машинное масло, и я не смогу с ними справиться. Я видел, что ему страшно. Теперь понимаю, что боялся он не за меня, а, скорее, - меня. Того, что обо мне узнают другие... Он отдавал себе отчет, что с войны я, скорее всего, вернусь целым и невредимым. И боялся именно этого...
  
      "Ты - её сын". Таким образом он давал понять, что ничего больше не может сделать, чтобы защитить нас.
  
    
  
      Мамы больше нет. Она погибла потому, что была чудесником. Ни отца, ни меня не было рядом, чтобы защитить... Поэтому он был так зол, когда звонил сказать об этом! Отец, наверное, думал, что если бы... если бы я был там, рядом, то смог бы... Предотвратить её смерть. Отменить, как она когда-то, много лет назад,  отменила разбитую тарелку...
  
      А я даже не приехал проводить её.
  
      За что могли убить маму? Какое зло мог причинить миру такой безобидный, легкий человек, как она? Профессор - филолог, всю жизнь проработала в университете. Русская литература и английская поэзия... Шекспир и Уильям Блэйк, Набоков и Гоголь...
  
  Кому она могла мешать?
  
  
  
      ...Вечером все собрались в гостиной. Камин уютно потрескивал, и я устроился на полу, на толстом ковре. Ассоль села рядом. Очень хотелось её обнять, но мне казалось, что сейчас не время. Слишком много людей вокруг. Я взглянул на Ассоль, она улыбнулась в ответ. Сердце дрогнуло, сжалось...
  
      Все уже собрались, когда вошли Кидальчик с Рашидом. Они оживленно спорили. Михалыч ворошил угли в камине. Воронцов задумчиво прохаживался вдоль стеллажей с книгами, но, как только все расселись, сразу заявил:
  
  - Нынешнее совещание для того, чтобы просветить уважаемых товарищей, не присутствовавших ранее...
  
  - Илюша, дорогой, а можно попроще? - старик рассмеялся, замахав на Воронцова руками. - В вас, без сомнения, чувствуется государственная жилка, но пожалейте наши уши! 
  
  - Ладно... дайте собраться с мыслями... - он почесал затылок.
  
  - Если одним словом, мы в глубокой... траншее, господа присяжные заседатели. - подал голос Михалыч. - Обложили по всем фронтам. 
  
  - Вы нашли того, кто убивает чудесников? - спросила Ассоль, глядя на Рашида. - тот молча кивнул.
  
  - Миллиардер Джон Траск. Англичанин... - пояснил Михалыч. - Правда доказательств, которые можно передать в суд, у нас нет, так что... - он развел руками.
  
  - Я подтверждаю ваши догадки. - кивнул Кидальчик. - Мы с Рашидиком сверили наши выкладки... К сожалению, всё сходится. Одного не пойму: зачем? Это что, новый геноцид?
  
  - Почти. - когда заговорил Рашид, все затихли. - Чудесники ему мешают. Еще много лет назад я заметил, что действия таких, как мы, влияют на реальность. Рынок акций, стоимость недвижимости, котировки цен на нефть - все эти индексы зависят от действий людей. Взаимосвязь вещей и событий очень тонка, и довольно сложно понять, что послужит толчком в следующий раз...
  Рассмотрим наш мир, как невероятно сложную игру: государства, корпорации, - это Игроки. Каждый Игрок может влиять на игру, - то есть на мир, - в целом... - он ненадолго замолчал, затем продолжил: - личности, которые в одиночку творят историю - не новость для нашей цивилизации, но в последнее время появилось слишком много единичных Игроков. Их мы и называем Чудесниками...
  Что-то изменилось. - Рашид снова замолчал, сделал глоток чаю. - Сейчас объясню: увеличение числа чудесников - реакция. Как рост количества фагоцитов в крови - реакция на проникновение вируса... И вот начинается война не на жизнь, а на смерть: фаги стараются не дать инфекции распространиться, а вирусы мутируют, чтобы иммунная система не могла с ними справиться... Всегда найдутся те, кому выгоднее иметь больной организм, эксплуатируя опухоли и воспаления... 
  
  - Но это же не значит, что мы будем спокойно сидеть, и смотреть, как он уничтожает людей!
  
  Михалыч старался говорить как бы себе под нос, но все его слышали. Кидальчик согласно кивнул.
  
  - Полностью согласен с Иваном! Знали бы вы, сколько замечательных людей... Это такие колоссы! Не нам чета... 
  
  - Траск на днях будет здесь, в Москве. - Рашид жестом извинился за то, что перебил Кидальчика. - Нужно посмотреть на него вблизи, понять, что он за человек, на что способен. Убедиться, что за всем стоит именно он.
  
  - И каким образом? Подойти, и спросить, не он ли совершил все эти убийства?
  
  Я не хотел грубить. Но их рассуждения показались мне детскими и надуманными. Что может быть лучше: обвинить в мировой катастрофе известного миллиардера...
  
  - Лично для вас, Алекс, у меня есть отдельная информация. - Воронцов развернулся в мою сторону. - Вспомните, как мы познакомились: в Управление поступил запрос из Интерпола на Алекса Мерфи, террориста. Так вот: мы выяснили, что за этим запросом стоит некий Джон Траск. Каким-то образом он оказал давление на Интерпол; скорее всего, просьба была подкреплена солидной суммой...
  
  - Помилуйте, Илюша! От вашего канцелярита аж в зубах свербит! - взмолился Кидальчик.
  
  - Извините. Вошел в образ.
  
  Рашид задумчиво сложил пальцы домиком: 
  
  - Для начала, мы действительно хотим убедиться, понять, зачем ему убивать посторонних, никак не связанных с ним людей. Помните: в преступлении главное - мотив... Попробуем спровоцировать на какие-то поступки...
  
  - Изучить противника в действии, - вставил Михалыч.
  
  - Верно, изучить. Мы с Ильей уже хотели лететь в Лондон, там находится офис его компании... Но Траск, собственной персоной, пожаловал к нам. Я думаю, это из-за вас, Алекс.
  
  - Я? Причем здесь я? Да я в глаза этого англичанина не видел!
  
  - Не важно: он о вас знает, вы ему нужны. Значит...
  
  - Я понял. Буду приманкой, правильно? Живцом.
  
  - Если согласитесь. - Рашид наклонил голову. - Я не вправе влиять на ваше решение.
  
  
  
      Я был растерян и разочарован. Всего лишь приманка... Вот и всё мое высокое предназначение. Что ж, в конце концов, они вытащили меня из довольно серьезной передряги, и наверное это - самое малое, чем я могу отплатить.
  
  - Ну... Хотя бы план у вас уже есть?
  
  - О да. План у нас есть. - в голосе Воронцова чувствовался особенный, какой-то мазохистский сарказм.
  
  
  
      Ночью пришла Ассоль. Я уже почти уснул, когда она возникла рядом, совершенно беззвучно - я не почувствовал ни движения воздуха, ни скрипа двери...
  
      Молча скользнула под одеяло, прижалась горячим телом, натянутым, как струна, уткнулась носом мне в шею и затихла.
      Осторожно обняв, я почувствовал, как её бьет дрожь. Так мы и лежали, ничего не говоря, не двигаясь. Постепенно она расслабилась, потянулась ко мне губами... 
  
      Всё было совсем не так, как в том подземелье. Нельзя было поддаться порыву, чтобы просто сбросить напряжение... Я отвернулся. Она села на самый край, натянув простыню на плечи, и тихо спросила:
  
  - Почему ты меня отталкиваешь?
  
  - Я... - дыхание перехватило. Боже, как это трудно... - Я боюсь. Подожди... - Ассоль хотела встать, но я её удержал. - Все, кто мне дорог, погибают! Понимаешь? Со мной рядом опасно. Это такое свойство, как говорит дядя Саша. И я безумно боюсь, что с тобой что-нибудь случится из-за меня.
  
  - Ну и глупо.
  
  - Что? - я удивился.
  
  - Поверь, я знаю. Потом будет поздно. Ты не делаешь чего-то, а потом жалеешь всю оставшуюся жизнь.
  
  Я сел, подложив под спину подушку, привлек её к себе, зарывшись лицом в волосы. 
  
      А действительно... Я всё время оглядываюсь, опасаюсь, как бы чего не вышло... Но это не помогает. Не помогает...
  
  - Порой, что-то плохое случается, когда делаешь то, что хочется... - сказал я. Ассоль молча ждала. - У меня была девушка. Она умерла. По моей вине...
  
  - По твоей?
  
  - Да... Я был дурак. Молодой, самоуверенный...
  
  
  
      ...Я шел к барной стойке, свысока поглядывая на завсегдатаев, вертя на пальце ключи, которые спер несколько минут назад у одного недотепы, прямо в лифте: толстяк наклонился завязать шнурок, из нагрудного кармана выпал бумажник, за ним - телефон, записная книжка, ручка, носовой платок... он пытался всё это собрать, я бросился ему помогать, затем неловко наступил на руку, стал извиняться... В общем, мы разошлись, довольные друг другом. Лично я - тем, что ключи от "Корвета" и кредитка были теперь у меня...
  
      Кейт ждала в баре. Она как раз заказала выпить - знала, что я приду не с пустыми руками... Мы смеялись, предвкушая, как завалимся в номер для новобрачных: я легко мог сделать так, что всю ночь нас не обнаружат... 
  
      Когда Кейт вышла "попудрить носик", подошла она. Высокая блондинка, роскошная, будто только что спустилась с подиума... Представилась Жасмин. Разумеется, я понял, кем была эта "красотка". Нужно было извиниться, отойти в другой конец бара и дождаться Кейт. Но... У Жасмин были роскошные волосы, почти голая грудь и соблазнительно-незагорелая полоска кожи над низко посаженными шортиками... А мне было семнадцать лет.
  
      Моя девушка появилась, когда я, забыв обо всём, целовался с Жасмин... Отвесив мне пощечину, Кейт села на мотоцикл и уехала. Была ночь и лил дождь. Она упала с моста и утонула.
  
  - И ты винишь себя?
  
  - А кого же еще?
  
  - Но... Мне кажется, твоя удача здесь ни при чем. Ты был просто идиот. Вы выпили, поссорились...
  
  - Да. Я почти убедил себя.
  
  - Послушай... - она потянулась ко мне, и поцеловала. Затем сбросила простыню и села на меня верхом. Заглянула в глаза... - Нет никакого прошлого. Только мы. Сейчас. Здесь. И будущего может не быть. Для нас всех...
  
  Поцелуй был очень долгим.
  
  
  
  
  
      ... Никого нет. Рашид - вся моя семья. 
  
  Она сидела, подобрав ноги, натянув одеяло до подбородка. Я курил.
  
  - Когда это случилось?
  
  - Мне было двенадцать. До этого я полгода провела в детдоме, а до этого... - она замолчала. 
  
  - Что?
  
  - Была беспризорницей. - Ассоль говорила, не глядя на меня. - Родителей вечно не было дома, они работали далеко, на гидроэлектростанции. В школе доставали учителя... Это я тогда так думала - что достают... И сбежала. 
  
  - И где ты жила? На улице? - она вздохнула. Одеяло съехало, и я поцеловал её белое, светящееся в темноте плечо.
  
  - Да нормально было... Иногда весело. Иногда - жутко... А потом я узнала, что они погибли.
  
  - Родители?
  
  - Там была авария, на Капчагайской ГЭС, где они работали... Меня как раз поймали, привезли в детский приемник и стали искать родственников. А их уже не было в живых... Так я и узнала. Если б я не была такой дурой, если б не убегала из дому... Они ведь переживали. Мама, наверное, по ночам плакала. А отец? Он никогда чувств не показывал. Но, понимаешь...
  
  - Да. Как ни странно, понимаю. - я обнял Ассоль и стал баюкать.
  
  - До сих пор, как представлю, что они тогда чувствовали... Мне так стыдно. И плохо. Я ведь могла быть с ними! А ведь ничего уже не изменить.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"