- Правду деда Фира говорил, - нервно сглотнула Маша. - Я столько кровищи в жизни не видела. В смысле - человеческой...
Она стояла, затолкав кулачки в карманы куртки. Лицо бледное, каждую веснушку сосчитать можно, но в голосе уже прорезалась привычная ершистость.
Когда Машка подняла покрывало и мы увидели озеро крови, пропитавшее и одеяло и перину, всем стало не по себе. Но когда наставник, сунув в центр багрового, со свернувшимися сгустками месива палец, затем его невозмутимо облизал, к горлу неудержимо подкатило. Машка так сразу бросилась на улицу, да и я, пользуясь моментом, рванул за ней: воздух вдруг обрел ватную плотность и стал горячим, как в бане.
- Брр... И этот человек запрещал мне сопли рукавом вытирать, - сев на крылечко, Машка уткнула лицо в ладони. - Никогда этого развидеть не смогу...
Я сел рядом. Страшно, почти до судорог, хотелось водки. И еще: я теперь прекрасно понимал магов, которые не хотели идти с воеводой.
- На первом месте преступления все блюют.
- Правда?
- Об этом в Академии специально предупреждают. Естественно, все думают: ну, уж это точно не про меня! А потом блюют.
- Слабаки. - фыркнула Маха и отвернулась, задрав нос.
- Эй, а сама-то, чего за угол бегала?
- Да ничего, - она независимо дернула плечом. - Писать захотелось.
- Врешь. Тоже блевала. Представила, какова на вкус холодная, свернувшаяся кровь... Скользкая, чуть солоноватая... А пахнет она ржавчиной и... - Машка засопела и судорожно сглотнула.
- Замолчи, - еле выдавила она, вцепившись мне в руку.
- Вот то-то же.
- Ну извини, что я место преступления в первый раз вижу... - отпустив меня, она уставилась себе под ноги.
- А вот я не блевал, даже в первый раз. А ты сама слабачка и есть!
- Ах ты... - прянув как барракуда, она больно ущипнула меня за бок. Я вскочил. Уже размахнулся, чтобы отвесить леща, но в последний миг удержался. Ладно она меня стукнет - что слону дробина? А если я, да еще и не рассчитаю...
Машка неожиданно хихикнула.
- Ты чего?
- Хорошо, что птичку с собой не взяли. С её любовью к глазным яблокам.
Умную птицу Гамаюн по настоянию Машки мы оставили в кабаке, на попечении деда Фиры. Ворона, правда, пыталась возмущаться, но напарница пригрозила скормить её коту. Что-то у них с птичкой не заладилось, пока не пойму.
- Ну... - поднявшись, она взялась за ручку двери. - Идем назад.
- Ты можешь не ходить.
Машка перестала улыбаться, и посмотрела на меня огромными, темными из-за расширившихся зрачков, глазами.
- Она была совсем молоденькая, верно? Моя ровесница, может, чуть старше. Красивая. Он её заставил молчать. Ну, когда палец резал. Как-то он её заставил. Может, пригрозил родственникам навредить, или еще что...
- Какие могут быть родственники у шлюхи из борделя? - пожал я плечами.
- А шлюхи что, не люди? - Машка вытянулась передо мной во весь рост. - Любая может оказаться в таком месте. Ласточка, например.
- Ну, а ты?
- Меня бы не взяли. - у нее чуть дернулся уголок рта. - Я некрасивая.
Резко повернувшись, она взбежала на крыльцо и потянула дверь на себя. Я пошел следом, пытаясь придумать, как ей объяснить, что мне её внешность даже очень нравится...
- Она могла быть беженкой, - сказал я, догнав Машку в коридоре. - Ну, знаешь, многие стремятся сюда на заработки. В порту так вообще вертеп на вертепе...
Она только дернула плечом и прибавила шагу.
Кроме Лумумбы и Олега в комнате никого не было. Окровавленные матрасы и одеяла вынесли, и кровать темнела голой панцирной сеткой. Из фиолетовых сумерек, которые здесь считали ночью, через распахнутое настежь окно доносились пение соловьев и запах жасмина. А еще почему-то каши и щей.
- Надо узнать, как она жила, - с места в карьер подступила Машка к Лумумбе. - Может, у ней родственники есть, или еще кто. Ну, и вообще... Девочек расспросить.
- Вот и займись, - меланхолично кивнул наставник.
- Я? - даже приятно сделалось от того, что она растерялась.
- Инициатива наказуема исполнением. Не Ивана же по девичьим светелкам посылать.
Представив, как допрашиваю веселых девиц в так называемых "светелках", я почувствовал, что краснею и отвернулся.
Не дождавшись других указаний от наставника, моя напарница повернулась к двери, но её остановил Олег.
- Подожди. Расспроси девушек еще вот о чем: кто где был, что делал. Может, всё-таки что-то слышали... Шум, падение чего-то тяжелого, что угодно. И во сколько. Хозяйке велено не препятствовать. - Маша вопросительно глянула на Лумумбу. Тот, всё так же рассеянно, но ласково кивнул, и она убежала.
- Может, вы и другие случаи изучить желаете? Мы всё, что можно, записали, - обратился сыскной воевода к Лумумбе.
- Лучше расскажите своими словами, - учитель прохаживался по комнате, заложив руки за спину, изредка наклоняясь, чтобы рассмотреть щетку для волос на зеркальном столике или косынку, небрежно брошенную на спинку стула. - Каким было первое убийство?
Комната была небольшая, темноватая, с одним окошком. На полу - яркий половичок, в углу - мутное, с облезшей амальгамой зеркало, убранное кружевной накидкой. За раму заткнуто несколько бумажных цветков. Почему-то они живо напомнили о кладбище...
На столике под зеркалом - баночки, скляночки, шкатулочки - всё дешёвенькое, простенькое, но какое-то аккуратно-симпатичное. На керосиновую лампу наброшен шелковый цветастый платок. Дверцы высокого, под потолок, шкафа залеплены открытками, этикетками и картинками, вырезанными из журналов. Сплошь броско разодетые дамы в окружении дорогих автомобилей, яхт и прочих атрибутов красивой жизни...
- Первое убийство случилось еще зимой, - начал Олег. - Дружинник Данила Кручинин. Нашли его под Железной стеной, с нашей, городской стороны. Я до сих пор не уверен, что он имеет к остальным какое-то отношение. Просто... Видите ли, он был весь переломан. Значит, падал с самого верха, метров с двадцати. Но случайно со стены упасть нельзя: там высокие зубцы, чтобы бойцы не оставались на виду во время атак. Значит, самоубийство? Но смущало вот что: парень собирался жениться. Напарники говорили, Данила все уши про невесту прожужжал. Мечтал, как они станут жить-поживать, да сколько деток народят. В дружине на хорошем счету был, повышение по службе к свадьбе готовили... С чего ему со стены вниз головой сигать?
- Причины могли быть иного свойства, - заметил Лумумба, опускаясь на колени. Из кармана он достал лупу, и стал водить ею над полом, изучая одному ему заметные следы. - Например, его могли сбросить... Магов спрашивали?
- Пытались. Молчат, как рыбы об лед, эгоисты хреновы. Извините.
- Ничего, - забравшись под кровать, наставник чем-то там погромыхивал. - Я привык.
- У нас, в Мангазее, ведь как? - сыскной воевода разгорячился. - Каждый сам за себя. Приезжают за свободой, да за длинным рублем... А где деньги - там и наркотики. Игорь вот решил Пыльцу легализовать. Говорил, пылиться всё равно будут, ничего с этим не поделаешь, пускай хоть налоги платят. Маги к нам и хлынули, как лосось на нерест. Тогда он, помимо налогов, еще и общественную повинность ввел: каждый обязан сколько-то часов в неделю работать на город. Ходить в дозоры, дежурить на таможне, в госпитале, на атомной станции...
- Умно, - глухо похвалил из-под кровати наставник. - Поставили, значит, магию на службу обществу.
- У вас в Москве и научились.
Лумумба вылез из-под кровати, держа в руке портняжные ножницы, вымазанные в подсохшей крови. Сразу вспомнился отрезанный палец... Наставник протянул ножницы мне.
- Это по твоей части, падаван. А у меня голова что-то разболелась.
Усевшись на стуле у окна, учитель принялся обмахиваться носовым платком.
Я осторожно взял ножницы за кольцо, стараясь не касаться окровавленных лезвий. Сосредоточился и произнес про себя формулу поиска.
...Бездна голодных глаз. Они смотрят, они ждут, они жаждут... А сзади уже поднимается тень. Заносит руку... Острая боль, удивление, а затем - отчаянное желание жить.
Под окном, с уличной стороны, заворочалось, заворчало глухо, тоскливо, пахнуло землей и трупной вонью, и за доску подоконника ухватилась рука. Мы, все втроем, дружно отшатнулись: рука была синяя, с черными длинными ногтями. Они шелушились и отслаивались, по пальцам сочились слизью белесые гнойные пузыри.
Хищно скрючив пальцы, рука царапнула штукатурку, а потом бессильно разжалась и исчезла. Что характерно: на этой мертвой страшной руке не хватало указательного пальца...
- Эвона как! - первым пришел в себя Лумумба и, придерживая шляпу, сиганул через окно в сад.
Мы с воеводой одновременно ринулись за ним, но, столкнувшись плечами, застряли. Кое-как выпроставшись, ринулись опять. Вновь застряли. Посмотрели друг на друга. Я приглашающе махнул рукой и Олег, не касаясь подоконника, перемахнул подоконник. Я - за ним.
Продираясь через густые кусты шиповника, я мельком отметил неглубокую, развороченную яму: из нее-то и выкопался труп.
Калитка выходила в узкий, заросший крапивой и лопухами переулок. По нему, припадая на обе ноги и по-обезьяньи загребая клешнями, бодро чесал мертвяк. Следом, забыв о головной боли, скакал мой наставник.
- Вперед! - крикнул Олег, и мы тоже поскакали. - Еще не хватало, чтобы по моему городу мертвецы разгуливали! Это твой учитель постарался?
- Да вроде нет... - мы на рысях донеслись до поворота, но Лумумба с мертвяком уже скрылись. - Сам не знаю, как это случилось.
- В Мангазее быстро приучаешься чувствовать магию, - бросил Олег, оглядывая окрестности.
- Я всего лишь пытался прощупать орудие убийства... Ножницы, то есть.
С чьего-то двора послышались истеричные вопли кур, лай собак, и мы припустили туда.
- И что? Узнал что-нибудь? - на бегу спросил Олег.
- Да как сказать... - мы перемахнули через широкую, полную черной воды и ряски, канаву. - Я же только начал. Почувствовал жадные взгляды, а потом - боль.
- То есть, убийцу ты не видел.
- Да так его и не увидишь... Это скорее эмпатический образ, чем картинка. Интересно, почему он убежал?
- Не поверишь, но мне тоже, - прорычал Олег. Из-за длинного деревянного сарая опять послышался собачий лай и мы прибавили прыти.
Мертвяк повис на заборе, перекинув одну ногу на другую сторону. Лумумба держал его за другую, а в полу его плаща вцепился громадный пес. Он задушенно рычал и тянул наставника назад.
- Плащ сбросьте, - издали посоветовал Олег.
- Вот еще... - проворчал наставник. Сверкнула синяя вспышка, пес покатился кубарем, а мертвяк с наставником грузно перевалились на ту сторону.
Выругавшись, Олег сиганул следом, я же, обдирая ладони, перелез с трудом - наверное, сказывалась усталость последних дней. Сердце в груди трепыхалось, как жаба, застрявшая в бутылке.
Следующий забор дался еще тяжелее. Устроили строевую подготовку, закопай их комар...
- И почему он не бежит по улице? - посетовал я Олегу, уперев руки в колени. - Там ровно, ни собак, ни заборов...
Водички бы. В горле совсем пересохло.
- Он движется к какой-то одному ему ведомой цели, - предположил воевода. - По кратчайшему пути.
Следующий забор был особенно высок: каменный, с битым стеклом по верху. У меня упало сердце. Через эту махину я точно не переберусь...
- Тут лаз. - сказал Олег, раздвинув крапиву. Мертвец с твоим наставником тоже по нему лезли - вон, лохмотья прилипли и след от каблука... Заглянув внутрь, он поморщился и помахал рукой перед носом. - Может, всё-таки через верх?
Я представил, как карабкаюсь опять на верхотуру, переваливаюсь, разодрав ладони и пузо, через стекло, а потом, как мешок с картошкой - вниз.
- Не. Лучше так, - я скинул пиджак.
Кряхтя, опустился на брюхо и сунул голову в дыру. Темно. Воняет мертвечиной. Но протиснуться можно.
Лаз оказался узким и длинным, как кроличья нора. Вытянув руки, я начал извиваться и отталкиваться, и сначала всё шло хорошо, а потом... Сжав зубы, я рванулся изо всех сил. Плечи заткнули проем, как притертая пробка бутыль с шампанским.
- Ты чего валандаешься? - попинал меня по пятке Олег.
Я в ответ только брыкнул ногой. Говорить не мог - грудь сдавило, дыхание сперло. Вдалеке, кажется, на другом краю вселенной, приветливо подмигивал выход из норы, перед глазами переплетались какие-то корни, тонкими струйками осыпалась земля и мелькали хвосты червей...
- Эй! Ты что, застрял? - раздалось от моего северного конца.
Нет блин, устал. Отдохнуть прилег. Ну что за идиотский вопрос! Я опять дернул ногой.
- Ваня? - это послышалось уже с другой стороны. Видно, Олегу надоело ждать, и он перемахнул через забор.
- Бя... - задушенно выдал я. Перед глазами уже всё плыло.
- Хватайся, - вытянутых рук коснулась веревка. - Держись, я тебя вытащу.
Ага, щас. Тут тягач нужен, или ломовая лошадь на худой конец. В крайнем случае - лаз расширить, дак для этого лучше киркомотыга подойдет... Но веревку я взял. Обмотал слабину вокруг запястий и крепко схватился обеими руками.
- Готов?
- Хрю...
Рвануло так, что хрустнули плечи, но меня чуток сдвинуло. И только я вздохнул, как рвануло опять. Пуговицы от рубахи поотлетали, на спине тоже лопнуло, хребет ободрало, но голова выскочила на белый свет. Брезжило утро. Серенькое, мутное, но всё равно чудесное. Я подслеповато прищурился на Олега. Тот, молодецки подбоченясь, только усмехался в усы.
Почувствовав дуновение свежего воздуха, я завозился и задрыгал ногами.
- Давай, вытаскивай скорей!
Отбросив веревку и взяв меня за руки борцовским хватом, воевода покрепче уперся ногами, крякнул, и рванул. Вылетел я, как та самая пробка. Остановил только забор, на другой стороне улицы.
- Спаси-бо...
- Цел? - Олег вытер рукавом трудовой пот.
- Главное цело, - я потряс головой. - Остальное нарастет. Спасибо еще раз, что не бросил.
- Время себе сэкономил. - ответил воевода.
- В смысле?
- Обглодали бы тебя к утру псы, а на мне - еще один труп. Вноси тебя в отчет, да рапорт пиши...
Я непроизвольно поёжился. А потом накатило такое облегчение, какого я, наверное, еще никогда не испытывал. Будет время - поставлю Олегу четвертную. А Его Святейшеству Летучему Макаронному монстру сварю целую кастрюлю пасты а-ля болоньезе. С фрикадельками.
С проспекта донесся визг тормозов и глухой удар, будто столкнулись две железные цистерны.
- Т-твою дивизию, - воевода вновь перешел на рысь. - Ни на минуту оставить нельзя...
Я поковылял за ним.
Перед Олегом расступались. И комментировали.
- Поглянь, сам сыскной воевода пожаловали.
- Где, где?
- Да не мельтеши. Не видишь, человек на работе. Отступи в стороночку, мы на него с заду полюбуемся. Ну, видишь?
- Вижу, конечно. Я ж не слепая, когда такой видный мужчинка прет. И всё при нем: и усы, и пистолеты...
- Вот дура баба. При чем здесь усы?
- Усы всегда причем. Верное средство знаю: если усы торчком, то и всё остальное...
Я зашелся кашлем.
- А как выступает... Смотри, Матрена, у него не только усы, а еще и грудь колесом. Бронежилет-то как завлекательно топорщится...
- Красавец-мужчина, что есть, то есть. Весь в отца... - где-то за спиной сладко вздохнули.
Столкнулись черный, с лоснящимися боками Геллендваген и раскоряченный, как черепаха в случке, пятнистый Хаммер. Я вздохнул от зависти. Кучеряво живут господа Мангазейские золотопромышленники. Сколько такие движки топлива жрут...
Перед машинами топтались владельцы. Пузатые дядьки в кожаных куртках, кепках и с такими здоровенными цепями на бычьих шеях, что могли бы выдержать вес небольшой яхты. Дядьки были похожи, как двое из ларца. Да, и самое главное: они крепко держали за руки Лумумбу.