Имя мое Герцог. И я не когда не был че-ловеком. Демон, дьявол... Как только меня не называли. Я всегда стремился быть первым после Люцера, и почти всегда мне это удавалось. Почти всегда, кроме последних дней. Боль и забвение... Забвение и боль. За что? Да за то, что ты захотел стать человеком...
Шаги за спиной. Кто я? Герцог. Правая рука сатаны... Бывшая правая рука. Теперь никто... Никто и никогда меня не жалел. Боялись? Да. Ненавидели? О, да! Но жалеть - никогда. Кому нужен дьявол, проклятый? От него нельзя ждать ничего хорошего, я - демон. Боитесь, люди? И правильно делаете: если мне будет выгодно, я сделаю все, что угодно. Даже добро... Это сложно, но еще сложнее сделать кого-нибудь счастливым. Соврал, не для меня... Ангел, хорошо же зацепили... Я не хочу жить...
Не сломали! Нет!!! Шаги за спиной, сейчас! Разворот, взгляд... Нет больше беса, высшего беса шестого уровня, бойца-двуразрядника. Зато есть я. Поворот налево, коридор, камеры внизу - христи-анский ад, еще ниже - остальных религий. Вверху кабинет мастера, архив и остальные верхушки. Там и мой кабинет. Вверх. Ступеньки почему-то влажные и скользкие. От крови, густой, бордовой, человеческой... Плевать! Я иду к себе, иду домой... Дверь архива Адской канце-лярии, кабинет Великой печати, кабинет отдела кадров... Смешно! Та-ак, вот ка-бинет Князя и мой - следующий. Как и следовало ожидать, табличку уже поменяли. Теперь здесь Граф... Взгляд. Дверь разлетелась. Нужны деньги, документы, карта допуска и, конечно, мой коллекци-онный коньяк. Не для того собирал, чтобы какая-то сука пила...
Теперь уходить. Поворот, коридор, кабинеты... Вверх, на Землю.
Все святые на вашу голову! Не везет, так не везет! Граф... Удар. Не убьет, но очухается не скоро. Выход. Как же называется этот город? Воронеж...
Почему я захотел стать человеком? Девушка. Девушка - человек. Не чистая душа, нет просто... человек. И, как не странно, Святой Георгий из Райской кан-целярии. Я никогда не был человеком, я презирал их... да и сейчас презираю. Зачем мне это? Знаю, хочу знать, из-за чего война. Или из-за кого. Архив - это одно, а практическое наблюдение... Вру, сам себе вру. Из-за нее все... Мас-тер?!!...
Кто я? Не помню, но знаю одно - я не человек. Кто же я?! И ответ пришел...
- Ты - правая рука Сатаны, и имя тебе Легион.
II.
Поводырь смерти.
Я шел умирать.
Смерть шла за мной следом. Мягко ступая, дышала мне в спину. Я всегда представлял Смерть женщиной - зрелой, красивой женщиной с прекрасной фигурой и плавными движениями, и низким грудным голосим. Я не оборачивался, потому что знал, что все равно ее увижу, но не сейчас. Не время, не место терять име-на...
Я шел умирать, а Смерть шла собирать дань. Характер шагов изменился, Смерть обошла меня и пошла рядом. Я невольно скосил на нее глаза. Смерть оказалась мужчиной. Высоким, черноволосым, в черной монашеской рясе опоясанной простой веревкой, в мягких кожаных сапогах и с плетью в руке. Я промолчал и снова уставился на дорогу.
Смерть, молча, шел рядом.
- Ты знаешь, что сегодня можешь стать моим? - голос у него оказался низким, немного надтронутым.
- Знаю, - я попытался ответить спокойно, но голос предательски дрогнул. Я скосил на него глаза. Смерть чуть улыбнулся и посмотрел на меня. Я испугался. Глаза бездонного черного цвета, без белков, с алыми нитевидными зрачками. Он мгновение вглядывался мне в глаза, потом отвернулся. Я судорожно сглотнул и остановился. Он сделал пару шагов и повернулся ко мне.
- Страшно?
- Да, - врать не имело смысла.
- Я могу оставить тебя жить.
- Зачем?
- Не время. И не место. Смерти тоже нужны помощники.
- Я иду умирать.
- Умереть никогда не поздно. Ты же ее любишь. Но это не выход.
- Я иду умирать, - упрямо повторил я.
Моя любимая женщина, решившая мне отомстить, пойдя за другим. Вследствие моей ошибки, которую я не могу исправить. И жить не могу. Без нее. И с ней...
- Я иду умирать...
- Нет, - Смерть лениво махнул пле-тью, - ты нужен мне живым. Есть люди, что бегают от смерти. Да и от меня можно уйти, - усмехнулся он, видя мой удивленный взгляд. - Как понимаешь этого делать нельзя - нарушается баланс, как ни банально это звучит. Ты будешь моими глазами, ушами, голосом. Ты будешь вестником смерти.
- А почему я?
- Ты умен, силен, упрямо идешь к цели и не боишься умереть.
- Таких много, - пожал я плечами, глядя на носки своих сапог.
- Да, много, - мягко ответил смерть. - Но видеть истинную суть вещей, дано единицам. Человек десять в одно тысячелетие. Когда приходит время умирать, они становятся моими вестниками. Ты согласен?
- Но...
- Парень твоей любимой девушки бегает от меня вот уже три года. Он будет первым, если ты согласишься, конечно.
- Я... Я согласен.
- Тогда иди. Она к тебе вернется. Мой подарок.
Я прошел мимо Смерти и направился к остановке. Я знал, где он живет.
Я шел убивать.
III.
Отрекшийся падший.
Любовь... Все повязано на любовь. Ад и рай. Люцифер и Бог. Падший и человек... Спустившись с небес на землю, ты увидишь... Красоту этого мира, льдинки-звезды на теплом бархате неба; мягкая нежно-зеленая трава под ногами; громады деревьев, приветливо шуршащие над головой разными листочками, и она... Обязательно она, не важна внешность, даже место действия не важно, в мире важна лишь она...
Ангел спустился с небес на землю. Вернее, его вышвырнули с небес на землю, поучится уму-разуму, потому что он совершил ошибку. Каждый ангел когда-нибудь совершает ошибку, но он, любимчик ада и рая, надежда на спасение... Он, наш ангел, особенный.
Он был наивен, наш ангел. И, конечно же, упав на Землю, увидел ее. Она была красива, умна, уверенна в себе. И родилась любовь. Не в муках и крови, а как святое таинство, связав так не по-хожих, по сути, и рождению божьих соз-даний. Она влюбилась в первый раз, и испугалась... Ей были страшно показать ангелу, что он навсегда стел ей дороже жизни, дороже свободы и даже дороже бессметной ее души. Но она любила его и осталась рядом с ним. Ангелу тоже вновь было сие чувство, но он, не знал, что будет дальше, с восторгом и опаской принял его. Любовь не к Отцу, не к братьям, а к земной женщине...
Они были счастливы, каждый по-своему и обязательно вместе. Она учила его жить на земле, он рассказывал ей про свою райскую жизнь. Они были счастливы...
Но всегда есть те, кто завидует и кому не выгодно определенное положенное вещей. Ангел поумнел, вырос, повзрос-лел... И вернулся в рай. На него градом посыпались насмешки, обвинения и под-робности жизни его любимой, но такой земной женщины. Он, сцепив зубы, прошел мимо них, наш маленький, глупый, по-взрослевший ангел. Влюбленный ангел - бунтарь...
Потом его встретил отец.
- Привет, сын. Ты повзрослел, вы-тянулся.
- Здравствуй, папа, спасибо. Я слышал, ты хотел меня видеть?
- Да. Это хорошо, что ты освоился среди людей. Слышал, влюбился?
- Как будто сам не знаешь, - фыркнул ангел.
- Знаю, знаю. Все такой же... Слу-шай, сынок, как не прискорбно это зву-чит... Я с самого твоего рождения воз-лагал на тебя большие надежды. Ты призван закончить войну между раем и адом...
- Пап! Перестань. Никакой войны нет.
- Нет. Но меду мирами воюют ангелы и демоны. Ты призван хранить равновесие в этих мирах. Мне жаль это говорить, но ты должен отказаться от своей любви. Тем более, это всего лишь смертная...
- Папа! - ангел возмущенно вскочил, но Бог усадил его на место одним жестом.
- Успокойся! Я понимаю, это тяжело, но иначе ты не сможешь стать ключником. На твоей совести будет не один разрушенный мир, в том числе и Земля. Она может погибнуть. Ты хочешь рисковать. Стоп! Не кипятись. Я лишь предлагаю тебе выбор, и надеюсь, ты оправдаешь мои надежды.
- Я... Я отрекусь от нее, папа. Только пообещай, что с ней ничего не случится.
- Обещаю, сынок.
- И еще одно я останусь жить на Земле. Мне там нравится.
- Хорошо, Земля так Земля. Молодец, сынок, теперь я вижу, что ты повзрослел и чему-то научился. Иди.
- Пока, отец.
Люцифер наблюдал за нашим маленьким, поумневшим ангелом, выходящем из кабинета Господа. Проводив его взглядом, он выдохнул и произнес еле слышно:
- Мой маленький, глупый братик. Ты только что совершил ту же ошибку, что и я много лет назад. Теперь ты познаешь безумную боль, братишка. Нельзя отказы-ваться от себя. Но все падшие совершают эту ошибку. Жаль что ты не смог, братик-бунтарь, ставший как все. Как и я... А светлые просто никогда не любили. Дай Бог, братишка, пережить тебе эту боль. И те сломаться. Как и мне...
А она... Кому до нее было дело? Ведь она была всего лишь человеком. Сильным, уверенным в себе, больным любовью человеком.
И однажды, может быть, вы выйдете на улицу и увидите двоих, идущих друг другу на встречу. Молодого парня, красивого парня, красивого как ангел, с длинными темными волосами, и красивую, коротко стриженую девушку в кожаном черно-красном костюме, уверенно идущую ему на встречу. Они пройдут мимо, лишь на мгновение, соприкоснувшись взглядами. И вы увидите, на мгновение, не больше, умирающую в их глазах любовь.
IV.
Инквизитор.
Примите мою исповедь. Примите, умеющие, сумевшие любить, и, может быть, непониманием и сочувствием вы излечите мою ущербную душу. Я - инквизитор, сын Божий, раб Божий... Скорее раб. Я ущербен, и, может быть, поэтому - свят. Молитвой открываю сердца людские свету Божьей любви, сам неспособный любить...
Я никогда никого не любил с самого рождения. Родителей я уважал, почитал, но когда меня маленького, спрашивали, люблю ли я родителей, я всегда спрашивал в ответ:
- А что такое любовь?
Никто из взрослых не смог мне объ-яснить, что это такое. Любовь для меня была пустым звуком. В школе, в старших классах, ребята, с которыми я учился, влюблялись в девчонок и с восторгом рассказывали о своих чувствах. Я не по-нимал их. Как-то, пья с приятелями пиво, я спросил у почти незнакомого парня, случайно присоединившегося к нашей компании:
- Что есть любовь?
И он ответил:
- Любовь есть высшее наслаждение и высшая мука, когда-либо дарованная людям Господом Богом.
Я долго думал над его словами и решил обратиться к самому Богу. Я стал священником, лучшим на всем потоке, ибо не только паства, но и мои сокурсники внимали мне с восторгом. Как-то ко мне пришел епископ, долго сидел, глядя на меня. Потом сказал:
- Сомнений нет, мальчик мой. Ты - инквизитор.
- Но, святой отец, инквизиторы - это воины, фанатики, карающая длань Господня!
- Нет, сынок, инквизиторы - люди, наделенные великой силой божьей. Силой раскрывать сердца заблудших, великому дару - любви к ближнему, прощению, ми-лосердию. У тебя талант. А те, кто в смутные времена прикрывался именем ин-квизиции, были карающей рукой Церкви, но уж никак не Господа.
- Святой отец, но я не умею любить!
- У настоящего судьи не должно быть сочувствия, он должен быть неподкупен, объективен и равнодушен. Ему нельзя симпатизировать одной стороне, намеренно или подсознательно ущемляя права другой. Это тоже страшный талант.
Он ушел, а я начал молится. Истово, искренне, с болью... Я так хотел познать эту муку и хотя бы на миг почувствовать себя нормальным человеком... Но небо было глухо к моим мольбам. И я смирился.
Однажды ко мне на исповедь пришла девушка. Увидев ее, я улыбнулся. Ну, какие грехи могут быть у столь моло-денькой особы? Она сумела меня поразить. Она призналась мне в любви. Я долго молчал, потом решил спросить:
- Как это - любить?
И она ответила. Просто, без на-смешки.
- Любить - это отдать все ради лю-бимого человека. Свою жизнь, надежды, планы, самого себя. Любовь - это жерт-вовать своими интересами ради интересов любимого. Любить - это прощать ему все. Любить - это быть счастливым, чувствуя, как при виде любимого человека становится трудно дышать и глупая, счастливая улыбка рвется на лицо, когда просто хочется обнять его, поцеловать, просто прикоснутся или, хотя бы встретится взглядами, запоминая каждый жест, улыбку, слово, чтобы сохранить до следующей встречи... Любовь - это ты сам, вдруг понимающий, что был всего лишь половинкой бытия, и всю жизнь стараться заполнить пустоту случайными влюбленностями, заставляя себя верить, что нашел... И только когда видишь сияние любимых глаз напротив, понимаешь, что обманывал себя всю жизнь... Простите, святой отец за исповедь глупую простите. И за любовь...
Я на ней женился. У нас двое детей, мальчик и девочка. Артем и Татьяна. Надеюсь, они умеют любить, а я не люблю не свою жену, ни детей. Но она счастлива со мной. Я болен, болен неизлечимо. Нелюбовью...
Примите, люди, мою исповедь, и, может быть, вы научитесь ценить свою любовь и понимать как это страшно - не-возможность любить.
V.
Я встретила его на улице. Он про-сто шел мне на встречу, разговаривая по телефону. Сердце бешено стучало, готовое выпрыгнуть из груди, и словно гул набата, в голове звучала мысль: "Это он! Не упусти иначе уйдет! Останови!"
Я глупо застыла посреди улицы, та-ращась на него. Он по инерции еще шел на навстречу, глядя на меня, забыв про телефон. Остановился в двух шагах, из динамика доносились гневные крики, но он не обращал на них никакого внимания. Мы просто стояли и смотрели друг на друга. Молча.
Резко зазвонил его мобильный. Он, не отрывая от меня взгляда, поднес трубку к уху.
- Да? Ох, Оксана, забыл, извини. Я хотел тебе позвонить, замотался. Да, все хорошо, куплю, пока. Я тебя тоже люблю.
Он все еще смотрел на меня, но я уже опустила глаза и пошла прочь. Не обращая внимание на гул набата в голове, на бешено стучащее сердце. Не смотря на слезы... Он промолчал. Не окликнул, не догнал, просто смотрел мне вслед.
Я пришла домой, зашла в свою комнату и свернулась калачиком на кровати. Слезы сами потекли из глаз. Нельзя было уходить, нельзя... Поздно, уже ушла.
Всю неделю я ходила вялая, как в воду опущенная. Ничего не хотелось де-лать. Идя по улице, судорожно вглядыва-лась в лица прохожих (не он ли?), но тут же себя одергивала.
В воскресенье позвонил знакомый:
- Привет, что делаешь?
- Ничего. Умираю.
- Это отлично, у меня завтра квар-тирник, приходи. Без тебя скучно будет. Может заодно парня найдешь. Завтра новые лица намечаются.
- Хорошо, жди только я не в на-строении.
- Ничего, подымем. Все, давай, жду.
Я бросила телефон на подушку. Может, и он там будет? среди новых лиц? Вряд ли... Ладно, все не дома киснуть.
На следующий день я собралась, на-красилась и купив по дороге четыре литра пива и бутылку коньяка, поехала к приятелю. Там уже гудели во всю, но его не было. Настроение упало окончательно. Из кухни выскочил мой приятель.
- О, привет! Молодец, что пришла. Коньячок, уважаю! Пойдем, познакомлю с новыми лицами.
Он провел меня в зал. Действительно, троих я видела впервые. девушка и два парня.
- Знакомьтесь, Оксана, Игорь, ее парень...
- Вадик, перестань!
- А что я!? И Сергей. А это наша знаменитость, Тигренок, своего имени не называющий принципиально.
Оксана как-то странно на меня гля-нула, но промолчала. Я пожала плечами и уселась в дальний угол комнаты с бокалом коньяка в руках и лимончиком на блюдце. Оксана, не сводя с меня глаз, вытащила телефон из сумочки и вышла на балкон. Не люблю новые лица...
Ко мне подсел Сергей, завязал раз-говор, о вампирах и религии, стало не-много веселее. В дверь позвонили, на-верное, кто-то за возкой ходил. В комнату вошел гость, и я, машинально глянув на него... подавилась коньяком. В дверях стоял он. Комната подернулась туманом, стих шум голосов, все куда-то исчезло, растворилось в тумане... и мы остались вдвоем, глядя друг на друга, как тогда на улице. Он медленно направился ко мне, а я встала с кресла. Не дойдя до меня одного шага, он остановился и улыбнулся:
- Привет.
- Привет, - ответила я.
- Я тебя все таки нашел. Пойдем?
- Вадик знал?
- Знал. Он не хотел давать твой номер телефона, пришлось устроить встречу.
- Пойдем. А Оксана...
- Сестра.
Он подал мне руку и мы пошли к двери. Все вокруг молчали и, только когда мы выходили, Вадик произнес тихо:
- Счастливо Тигренок.
VI.
"Мое падение... Никто не знает ис-тинной сути. Не было ни какого падения. Был добровольный уход. Уход и проклятие Господа Бога моего"
"Ты уйдешь, Люцер, уйдешь в Ад. Эта должность подойдет тебе, ты мой лучший ангел. Тебя слепит ревность и любовь, я боюсь за тебя. Пойми, Иисус не виноват, в том, что он мой сын и естественно, я люблю его. Люблю, как и тебя, Люцер. Но ревность затмевает твой разум, и поэтому я должен наказать тебя. Ты больше не сможешь творить, Люцер, а это самое страшное наказание для ангела"
"Но почему я, Господи? Почему ты не наказал Христа?!"
"Потому что он любит тебя, а любящий не сможет причинить вреда"
"Ошибаешься. Здесь ты ошибаешься, Господи. Христос ненавидит меня едва ли не больше, чем я его. Просто он умет тебе лгать. Посмотри на него он же бывший человек!"
"Вон!!! Люцифер, отправляйся в ад! Я больше не хочу тебя видеть"
Я ушел сам, добровольно. Хоть мне и сломали крылья при выходе из рая. Господь обиделся на меня. Господь... А Христу позволено называть его Отец.
Бунт поднял не я, а мой ближайший помощник Азазель, более известный в Аду как Герцог. Он хотел наказать Христа за меня, и это била очень хорошая попытка. Была бы хорошей, если бы я мог творить.
Творец забрал у меня все, кроме любви к нему. Любви... Мне иногда ка-жется, что господи бог мой не умеет лю-бить. Он создал нас как орудия, а мне хочется спросить, люди, сильно ли вы любите лопату, соху или сковороду? И я о том же.
Христос, сын Божий, детище, взра-щенное собственными руками для собст-венных целей. Любимое детище, надежда и оплот... А меня сбросили вниз, на все-общее надругательство. "Но тебе покло-няются многие! " - скажете вы. " Сата-нисты, чорнокнижники!" Могу вас заверить никто из них меня не любил. Ненавидели, боялись, призирали, и все чегонибудь хотели: денег, власти, бессмертия... Я помогал тем, кто хотел любви. Больше никому, потому что я знаю, что такое любовь. Я люблю Господа бога моего, я люблю Отца"
Скрип двери, в темный освещаемый лишь тремя свечами кабинет вошел Герцог.
- Добрый вечер, Мастер.
- Добрый, Азазель.
- Вы опять о творце пишете?
- Мне тяжело без него, Азазель. Я скучаю.
- Мастер, может, вам нужно разве-яться?
- Нет, не поможет, - капля чернил, скользнув по отточенному перу, разбилась кляксой о пергамент. - Я хочу вернуться, но не могу. Я часто бываю в раю, общаюсь с молодыми. Один раз видел Христа. Он рассмеялся мне в лицо и спросил, разговаривал ли я с Отцом. Когда я ответил, что нет, он вежливо объяснил, что ни он, ни Отец не хотели, бы видеть меня в раю, дабы не смущал юные сердца молодых ангелов. Я наплевал на его слова, но стало неприятно там находится. Я хотел встретиться с Господом Богом моим, задать ему единственный вопрос:
- Господи, простил ли ты меня? Примешь ли меня обратно?
- И почему ты не задал ему этот вопрос?
- Потому что он больше со мной не разговаривает...
2000 лет спустя
- Господи, любишь ли ты меня?
- Люблю, Азраиль, но твоя глупость затмевает тебе глаза, и поэтому мне придется сослать тебя в Ад.
- Тебя крестик настроил? С каких пор ты, слушаешь человека?!
- Вон! Азраиль, отправляйся в Ад! Я больше не хочу тебя видеть...
Эпилог.
Любовь... когда-то любовь боготво-рили и ценили, теперь же ее с легкостью втаптывают в грязь, заменяя влюбленно-стями и телесными утехами. Когда же лю-бовь сочтут ненужной и отрекутся от нее, она превратится в ненависть. И тогда ваш покорный слуга уйдет, а на мое место придет война, обо только любовь, терпимость и прощение спасают мир.
Устало плети винограда
Лежат на каменной стене,
И больше ничего не надо
Все остальное спит во мне.
Мой сад зарос чертополохом,
Пролит дождем, заброшен, пуст...
Я говорю,- слова как капли
Стекают с бледных лживых уст.
Я говорю... ни слова правды,
И смертью лета пахнет сад.
А ты молчишь. Тебе не жалко-
У каждого свой личный ад.
October"s rein
PS:
Милые люди не совершайте ошибок. Настоящая любовь у каждого человека бы-вает лишь раз в жизни. Неважно, любовь - таинство, любовь - жертва, любовь - страсть... Смотрите в оба, не пропустите ее, и обязательно почувствуете мою руку на своем плече. До скорых встреч, влюбленные.