Ох, как трудно вырваться из цепких объятий сна, раскрыть глаза, когда позади столько тревожных дней и ночей, когда за пологом по-прежнему слышится завывание беснующегося ветра! Александр Омрынкир заставил себя встать и выйти в чоттагин. После теплой уютной спальни здесь показалось ему особенно холодно и неуютно. Судя по тому, что висевший над очагом чайник был холодным, огонь был потушен давно. Сверху через отверстие в куполе яранги внутрь залетали снежинки. По углам чоттагина уже образовались маленькие холмики из пушистого снега.
Хотелось пить, но вода в бочке замерзла, не сразу удалось пробить лунку. Присев на низкую скамейку, Александр набил табаком трубку, закурил. Попытался восстановить в памяти прошедшие дни. Они были очень тяжелыми для него.
* * *
Трудности пришли вместе с пургой. Накануне начался отел важенок. Первым увидел появление на свет беспомощных телят его напарник Сергей Камыечкин. Не успели порадоваться прибавлению в стаде, как стала неожиданно быстро портиться погода. Подул сначала легкий северо-восточный ветер, но очень быстро он перерос в неистовую пургу. Она свирепствовала над тундрой с невиданной для этой весенней поры силой. Взметала тучи снега и сбивала людей с ног, заставляла животных, подчиняясь воли стихии, сбиваться в стаи, жаться друг к другу, искать хоть какую-то возможность устоять под порывами колючего ветра. Белая мгла, казалось, поглотила пространство и время. Маленькие, только что народившиеся и оттого беспомощные телята, смотрели на оленеводов большими глазами, как бы прося о помощи.
Александр с товарищем старались помочь им чем только можно. А телята сворачивались под напором ветра и снега в мокрые комочки и вскоре над ними образовывались лишь малоприметные холмики. Даже важенки теряли в такой круговерти своих детей. Хорошо что отел еще не стал массовым. Потери были бы невосполнимыми. Пастухи старались отыскать телят, согреть, не дать им замерзнуть. Заносили их в яранги, обтирали досуха и оставляли под присмотром чумработниц, а сами снова ныряли в снежную круговерть на поиски новых новорожденных.
Когда пурга стала стихать, при внимательном осмотре выяснилось, что часть оленей откололась от стада и исчезла в необъятной тундре. Совет был недолгим. Было принято решение: Сергей Камыечкин с чумработницей Ниной Эттевляной и женой Омрынкира Надеждой останутся пасти стадо и присматривать за новорожденными, а Александр отправится на снегоходе искать потерявшихся животных.
Сборы были тщательными. Надя хоть и новичок в тундре, но быстро приобрела все навыки настоящей хозяйки. Невысокая, расторопная, она собирала мужа в дорогу без суеты, не теряя, однако, напрасно драгоценные минуты. Александр, тем временем, занялся подготовкой снегохода. Прицепил к нему легкие нарты. На тот случай, если вдруг какой-нибудь олень окажется подраненным волками и его придется или транспортировать или освежевать на месте. Не бросать же его в тундре на съедение хищникам?
Для пущей уверенности в надежности машины прокатился по пологому склону сопки, временами резко забирая в гору. Мотор натужено ревел, но тянул хорошо. Когда Александр возвратился в стойбище, Сергей, который все это время наблюдал за его маневрами, удовлетворенно причмокнул языком и сказал:
--Хорошая машина, однако. Быстро найдешь оленей, если только волки не напали на них.
В это время из яранги показалась Надя и позвала мужчин перекусить и попить чаю, прежде чем они разойдутся по своим делам. Александр на мгновение замер, залюбовавшись женой. Несмотря на множество дел, она всегда выглядела опрятно и красиво. Одежда, искусно украшенная вышивкой из меха и бисера, подчеркивала ее стройную, красивую фигуру. Надя ухитрялась даже повседневной одежде придать праздничный вид. И вообще, за что бы она ни бралась, все в ее руках спорилось.
С приходом Нади в его жизнь Омрынкир по-настоящему понял правоту старых оленеводов: хорошая жена - это и тепло,и уют, и настроение. А отец и вовсе утверждал:
--Если в яранге некому вовремя разжечь огонь, просушить одежду, подать кружку горячего чаю, а за меховым пологом разделить постель, то в тундре долго, сын, не продержишься. И оленевода из тебя настоящего не получится.
Александр очень дорожил своей семьей, и каждый раз, когда ему приходилось покидать стойбище, невольно начинал грустить и переживать. Нынче же к грусти примешивалось и необъяснимое чувство тревоги. А тут еще Камыечкин, провожая его, предупредил:
--В селе говорили, что в урочище Нунямоваам появились какие-то люди. Раскапывают старые шурфы, золото ищут. Ты туда не суйся. Где золото, там люди злые.
Александр, в планах которого как раз и было заглянуть сначала именно в это урочище, попробовал возразить товарищу:
--Почему обязательно злые? Сколько раз геологи в наших местах разведку вели, всегда ладили с ними. Людьми они были веселыми и общительными.
--То было раньше. Сейчас времена другие. Волки и то нравом подобрее будут. Слышал, что чиновники округа и области прибрали к рукам все геологические карты с разведанными ранее месторождениями ценных металлов и теперь продают их разным сомнительным фирмам и людям. А те прячут золото по своим карманам.
* * *
Первый день поисков беглецов не увенчался успехом. На южном склоне сопки Нунэмъун встретилась небольшая группа оленей, но это были дикие животные. Гоняться за ними не имело смысла. Зато появилась надежда, что волки не нападали на домашних оленей, раз поблизости паслись дикие. Погода, тем временем, снова начинала портиться. Ветер особенно сильный дул на покатых склонах сопок. Раз за разом яростно бросал в лицо Александра жесткие горсти снега. К тому же, начинало быстро темнеть. Пора было подумать о ночлеге. И тут снова появилась мысль отправиться в урочище Нунямваам. Александр знал, что еще со времен геологов там остались неплохой жилой домик и дощатое подсобное помещение. В нем геологи отогревали добытые пробы и промывали их. В домике же не только можно переночевать и отдохнуть, но и жить сколько надо. Опасения Камыечкина он считал напрасными. Колебался недолго. Желание провести ночь в приспособленном для жилья помещении пересилило все страхи, и он направил снегоход в урочище.
Темнота густой пеленой уже ложилась на склоны сопок, когда Омрынкир увидел на белом снежном полотне долины силуэты строений. В жилом помещении было холодно, вещи разбросаны. Присмотревшись повнимательнее, увидел кое-какую одежду и упаковки продуктов, которые появились в их краях недавно. Это открытие насторожило Александра. Он вышел на улицу и внимательно огляделся вокруг. Но ни следов, ни каких-либо значимых примет присутствия людей не обнаружил. Если они и были, то недавняя пурга поглотила их под толстым слоем снега. И все же Александр решил укрыть снегоход от постороннего взгляда светлым тентом, слегка присыпав края снегом.
Еще большую тревогу вызвала увиденная в углу помещения, за печкой, целая стопка дров. Беглого взгляда было достаточно, чтобы убедиться: заготавливали их недавно. Прежде чем затопить печурку, еще раз обошел строения, внимательно вглядываясь в темноту. Заглянул в дощатый барак. Никого не обнаружив, малость успокоился. Но многие приметы показывали, что еще совсем недавно здесь хозяйничали люди. В одной половине бочки оставался приготовленный к промывке грунт, а в другой, установленной над самодельным очагом, находилась еще не до конца промерзшая вода. Лоток для промывки проб лежал тут же.
Тревога и усталость, тем не менее, дали о себе знать - быстро сморили Александра.Слегка перекусив, он вскоре забылся чутким сном, прижимая к себе карабин.
Но все страхи оказались напрасными: ночью его никто не потревожил. Проснулся с первыми лучами солнца в хорошем настроении и в уверенности, что олени найдутся быстро. Прежде чем покинуть долину, Александр решил еще раз осмотреть окрестности вблизи строений. В этом был и корыстный мотив. Раньше, после ухода геологов, на месте их базы всегда можно было найти что-нибудь полезное для себя. В доме он уже присмотрел хорошую меховую куртку, комбинезон и кое-что по мелочам, что могло пригодиться в хозяйстве. Но брать не спешил. Хотелось окончательно убедиться, что эти вещи брошены, что за ними никто не придет. Иначе это могло выглядеть воровством, чего позволить себе Александр никак не мог. Это было против всех законов тундры.
Спустившись на снегоходе по склону поближе к одному из многочисленных рукавов основного русла речки, осмотрел старые выработки. Никаких следов пребывания людей, как и прежде, не увидел. Редкие шурфы были занесены снегом практически полностью. Решил проехать чуть дальше, где также виднелись горки отвалов из выбранной из шурфов породы. Издали показалось, что некоторые из них были темнее обычного, покрыты меньшим слоем снега. Это могло свидетельствовать о недавних разработках. Но ничего нового не обнаружил и здесь. Шурфы хоть и были меньше засыпаны снегом, но оказались пустыми.
Александр уже собрался уходить, как вдруг ему почудился слабый стон. Оленевод замер, прислушиваясь. Но кроме шуршания снежной крупы, подгоняемой резкими порывами ветра, ничего больше не услышал. Тем не менее, повинуясь инстинкту потомственного тундровика, не раз попадавшему в сложные переплеты, решил еще раз осмотреть ближайшие шурфы. Понимал, что стон ему не почудился, и он не был порождением игры ветра со снежной крупой. Теперь Александр старался подобраться к самому краю шурфов и хорошенько рассмотреть дно, насколько позволял снег. При этом каждый раз подавал голос:
--Эй! Есть кто здесь?
В ответ ни звука. Но в одном из шурфов под снежной присыпью ему почудились очертания человеческой фигуры. Стал спрашивать более настойчиво:
--Кто здесь? Отзовитесь!
Фигура, как ему показалось, слегка пошевелилась, и с почти десятиметровой глубины до Александра донесся слабый стон. Сомнений больше не было: на дне выработки лежал беспомощный человек.
* * *
Омрынкиру в прежние годы работы геологов в этих местах не раз приходилось наблюдать весь процесс проходки шурфов. Долина была богата кормом для оленей, и энмеленские пастухи с первыми осенними заморозками перегоняли сюда стада, чтобы животные поднабрали жирку к длинной и холодной зиме. Была и другая причина: у геологов никогда не было скучно. По вечерам в доме бренчала гитара, звенели веселые и грустные песни. Людьми они слыли хлебосольными. У них иногда можно было выпить пару рюмок спиртного, и всегда побаловаться крепким душистым чаем. Общение помогало хоть на короткий срок скрасить унылую, обнообразную отшельницкую жизнь и тех и других. Потому и стоянку, как правило, оленеводы обустраивали неподалеку. Приходили к геологам не с пустыми руками. Видели их скудное питание, которое складывалось в основном из консервов, и всегда приносили свежую оленину. Вместе варили шурпу, обменивались новостями, рассказывали интересные истории.
Охотно геологи рассказывали и о тонкостях своей работы. Потому Александр знал, что при проходке шурфа над ним всегда устанавливалась проходческая рама с ручным воротком. К ней крепилась веревочная лестница для спуска людей на глубину и веревка с бадьей на конце для выемки грунта. Долго искать раму не пришлось. Над ней хоть и образовался довольно приличный снежный холм, но очертания ее просматривались отчетливо. Бадья с веревочной лестницей лежали тут же.
Прежде чем что-то предпринять, Омрынкир еще раз внимательно огляделся вокруг. Ничего, что говорило бы о близком нахождении людей, не увидел. С тоской понял, что все придется делать ему одному. Неспешно закрепив проходческую раму над выработкой, стал разматывать веревочную лестницу. Убедившись, что конец лестницы лег на самое дно выработки, прикрывая рот ладонью со стороны ветра, позвал:
--Эй, ты меня слышишь? Отзовись!
Из глубины не раздалось ни малейшего звука. Надежды на то, что ему не придется спускаться в шурф, не осталось. А этого он как раз боялся больше всего. Любая высота пугала его до коликов в животе. Вот и сейчас от одной мысли, что ему придется спускаться на такую глубину, стали дрожать руки и кружиться голова. Это тем более было необычно, что ему совершенно неведом страх и в более критических ситуациях. Даже во время охоты на медведя.
Александр достал из-за пояса фляжку (кстати, подарок геологов) с настоенным на травах тонизирующим отваром, сделанному по Надиному рецепту. Сделал пару глотков. Подождав пока схлынет внутренняя дрожь, ступил на веревочную лестницу. Стараясь не смотреть вниз и действуя предельно осторожно, стал спускаться в шурф.
С первого взгляда нетрудно было понять, что человек пролежал в шурфе несколько дней. Дыхание было прерывистым и еле слышным. Одежда на нем закоченела. И когда Омрынкир попробовал приподнять голову человека, чтобы напоить его, это получилось не сразу. Пришлось приложить немало усилий, пока удалось придать телу нужное положение. Поднес флягу к губам - никакой реакции. Губы были распухшими и твердыми. Тогда Александр решил действовать, как когда-то спасал от обморожения товарища, потерявшегося в пургу. Присыпал небольшим количеством снега губы и, слегка помочив его отваром, стал осторожно потирать пальцами образовавшейся кашицей бесчувственные губы пострадавшего. Когда они слегка размякли, повторил попытку влить в рот немного жидкости. Обрадовался, увидев, что губы сначала слегка вздрогнули, а потом чуть разжались...
Предстояло самое трудное - поднять пострадавшего наверх, не навредив ему. Правильным было бы подниматься вместе, поддерживая его в нужном положении. Но Александр понимал, что у него просто не хватит сил взобраться по веревочной лестнице на такую высоту с бесчувственным человеком весьма внушительного роста и веса. Решил действовать иначе. Закрепив неподвижное тело арканом по поясу и дополнительно подмышками, стал налегке карабкаться наверх.
Придя в себя от напряжения и слегка передохнув, прикрепил конец аркана к воротку. Он понимал, какую ответственность берет на себя, если не сможет удержать пострадавшего. Падение даже с небольшой высоты станет для него смертельным приговором. Можно было, конечно, прикрепить веревку к снегоходу, и с его помощью вытащить незнакомца. Но была опасность нанести тяжелые травмы и без того еле живому человеку.
В раздумьях как поступить, Александр присел на нарты, достал трубку, и, заслоняясь от ветра, набил ее табаком. Однако не успел он сделать и пары затяжек, как снова услышал из глубины слабый стон. Сомнений больше не оставалось как поступить. Поправив кухлянку, он решительно взялся за вороток.
Упал обессиленно, когда по-прежнему бесчувственное тело человека удалось оттащить на безопасное расстояние от шурфа. Отдышавшись, заботливо повторил попытку влить в рот потерпевшему немного отвара. Осторожно уложил его на нарты и, закрепив веревкой, поспешил к домику. Он понимал, что потерпевшего надо сначала привести в чувство,обогреть и растереть, прежде чем отправляться в обратный путь. В противном случае, его можно просто не довезти живым.
* * *
В заботах о больном не сразу заметил, что день стал клониться к закату. Снова запуржило. О возобновлении поиска оленей, не могло быть и речи. Придется отложить до завтра. Сегодня главной заботой оставался больной незнакомец.
Омрынкир не жалел дров, чтобы обогреть помещение. Отпаивал больного своим целебным отваром, чаем. Приготовил легкий мясной бульон и всеми силами старался протолкнуть сквозь плотно сжатые зубы живительную жидкость. И когда это не удавалось, хмуро приговаривал:
--Упрямый ты, однако...
Передохнув, начинал все процедуры сначала. Растирал грудь, поднимал и заводил за голову руки, стараясь дать возможность расшириться легким, чтобы впустить свежий воздух, снова давал отвар. И настойчиво просил:
--Ну, пей же, пей! Жить надо...
Незнакомец в ответ только изредка тихо стонал. Но ближе к ночи вдруг слегка пошевелил рукой и застонал громче обычного. Омрынкир обрадовался, поспешно поднес к его губам фляжку с отваром. На этот раз незнакомец разжал зубы и сделал глотательное движение. Одно, другое...Глухо надолго закашлялся. Но потом снова затих.
Утомленный хлопотами и переживаниями прошедшего дня, Александр тоже стал готовиться ко сну. Подложил в печку дров, бросил под голову на пол рядом с лежанкой валявшуюся в домике куртку и задумался. Оставить больного человека одного здесь он не мог. Отправиться же на поиски оленей вместе с ним - означало обречь его на смерть. Оставалось одно: отвезти больного в стойбище, под присмотр женщин, а самому снова продолжить поиски отколовшихся оленей. Потеря времени, конечно, солидная. Олени могли уйти далеко и затеряться в безбрежной тундре, но что может быть ценнее жизни человека?
Утром, еще задолго до рассвета, Омринкир уже мчал на снегоходе домой. Камыечкин встретил напарника хмуро.
--Заехал, однако, к золотоискателям? - упрекнул он Александра, осматривая больного. А узнав подробности, не стал сдерживать раздражения:
-- Я же тебя предупреждал: плохие там люди завелись. И этот потерю оленей нам не возместит. А их не два и не три потерялось. Больше сорока голов. Эх, ты!
Омрынкир оправдываться не стал. Только пообещал:
--Малость передохну и поеду снова. Я, кажется, догадываюсь, где их нужно искать.
Его больше тревожило как отнесется жена к лишним хлопотам. Дел у нее и без больного незнакомца в тундре невпроворот. Особенно в период отела важенок. Но жена восприняла заботу по уходу за больным как должное. Деловито отдавала команды мужчинам куда положить незнакомца, что подстелить, как раздеть, чтобы не навредить.
Женщины быстро разожгли очаг, стали готовить необходимое питье, пищу. Надя внимательно пересмотрела содержимое аптечки, которая давно уже была необходимым атрибутом их кочевого образа жизни, отобрала нужное. Как-то само собой без особых усилий вспомнились все медицинские навыки, которые приобрела в Анадырском училище. Жалела, что не успела закончить. Приехала на преддипломную практику в родное село, влюбилась в коренастого, серьезного молодого оленевода и осталась. Сначала работала медсестрой в сельском акушерском пункте, а потом уехала вместе с мужем в тундру. Там она попала под чуткую опеку опытной чумработницы Нины Эттевляны.
Женщина была хорошим наставником. В тундре жила с юных лет. Сначала кочевала с отцом. Потом вышла замуж за его молодого напарника. Но тот как-то раз зимой ушел на охоту и не вернулся. Искали парня долго, но не нашли. А вскоре умер и отец. Нина же так и осталась работать чумработницей. Жила с тем, кто приходил в бригаду. Лишнюю ярангу ставить, а затем перевозить с места на место во время кочевки было хлопотно, а в теплом пологе, где спать, как правило, ложились без одежды, сближение происходило быстро. К тому же, детей у нее не было, и женщина все свою энергию тратила на заботу об очередном мужчине. В ее яранге всегда было сытно и уютно, а в пологе чисто и аккуратно прибрано. С Камыечкиным тоже быстро поладила. Мужчина не мог нарадоваться ее умельством и хозяйственностью.
Под присмотром Эттевляны быстро освоила все премудрости кочевой жизни и жена Александра. Несмотря на молодость, она прослыла среди энмеленских оленеводов умелой хозяйкой и надежной помощницей мужу. А сейчас в полной мере раскрывались и ее деловые качества медицинской сестры. Замерила температуру, поставила укол, каким-то образом заставила больного проглотить нужные таблетки. Ей даже немного удалось покормить его с ложки. Хотя в сознание он так пока и не пришел. Прослушав грудь больного, Надя, вышла в чоттагин, где мужчины обсуждали происшествие. С тревогой заявила:
--Боюсь, что у нашего гостя серьезное воспаление легких. Надо бы вызвать вертолет и отправить в районную больницу.
--Я уже пробовал связаться по рации,- попыхивая сигаретой, отозвался Камыечкин.- Никто не прилетит, однако. Пурга на трассе. И прогноз погоды на ближайшие дни плохой. Придется тебе самой лечить человека.
Поскольку больной постоянно требовал к себе внимания, Камыечкин предложил Омрынкиру пойти поспать в их с Ниной ярангу, прежде чем тот отправится в очередную вылазку в тундру на поиск оленей.
--А пока мы поможем твоей жене ухаживать за больным. А лучше бы сразу обустроить второй полог для него. Судя по всему, он надолго задержится в нашем стойбище. Если выживет, однако...
* * *
На этот раз потерявшихся оленей долго искать не пришлось. Когда Александр говорил напарнику, что догадывается, где они могут быть, он не лукавил. Опыт подсказывал: раз их не оказалось в верхних распадках между сопок,в той стороне, куда дул ветер во время пурги, то они, наверняка, спустились по долине ближе к заливу. Там снег мягче, а значит легче добывать корм. Его расчет оказался верным. Отколовшаяся группа оленей спокойно паслась на южном склоне покатой сопки километрах в пяти от урочища Нунямоваам. Проедь он в первый день поисков мимо геологических разработок чуть дальше, и олени были бы давно уже в стаде.
Возвратился в стойбище Омрынкир уже ближе к утру. Камыечкин, который окарауливал стадо, встретил его радостным "какомэй"и принялся расспрашивать, где Александр обнаружил беглецов. В свою очередь, посетовал, что Надя слишком много внимания уделяет больному незнакомцу. Ее рук очень не хватает по уходу за новорожденными телятами. А их становилось все больше, отел набирал размах. В словах напарника Александр услышал явный упрек. Чтобы не ввязываться в разговор, пообещал:
--Я поговорю с женой.
В чоттагине его ждал остывший ужин. Наскоро перекусив холодными кусками мяса, Александр прошел за меховой полог. Надя спала, плотно прижавшись к больному, согревая его своим телом. Впрочем, так сказать было большой натяжкой. Невысокая, хрупкая Надя на фоне рослого молодого парня выглядела и вовсе дюймовочкой. Скорее всего, это было инстинктивное желание не дать угаснуть жизни, которую женщина взялась защитить. Проснувшись от шумной возни раздевающегося мужа, отодвинулась. Пояснила:
--Больного сильно знобило. Горел весь.
Александр пролез к дальнему краю спальни, неспешно разделся и улегся отдыхать. Подозвав жену к себе, крепко обнял ее.
--Не надо, Саша. А вдруг больной очнется?- воспротивилась Надя, оглядываясь на своего подопечного.
Муж неохотно разжал объятия, спросил:
--Думаешь выживет?
--Должен. Во всяком случае, я делаю все, что могу.
Александр, которому увиденное, как Надя лежала в обнимку с незнакомцем, не очень понравилось, недовольно пробурчал:
--Да уж, вижу...
Проснулся Омрынкир оттого, что Камыечкин просил помощи. В тундре снова разыгралась пурга. Надо было спасать новорожденных телят. Внешний вид Сергея говорил, что тот окончательно выбился из сил. Не менее уставшими выглядели и Нина с Надей. Увидев плоды их работы, Александр воскликнул:
--Какомэй! А разбудить раньше меня не могли?
К счастью, пурга вскоре утихла, вместе с поземкой уползла куда-то на юг. У Нади появилось больше времени для ухода за больным. И однажды мужчины услышали ее радостный вскрик:
-- Он очнулся!
Женщина буквально вылетела из яранги, причитая:
--Он очнулся! Теперь он будет жить!
Лицо при этом светилось радостью и гордостью.
Мужчины поспешили в ярангу. Им не терпелось узнать, что же все-таки случилось там, на геологических разработках, и кто этот парень. Скинув верхнюю одежду, нырнули за полог.
Взгляд незнакомца, которым он окинул вошедших, был внимательным, но в то же время тревожным. Он первый задал вопрос:
--Где я?
Вкратце рассказав, как и при каких обстоятельствах его нашел Александр, предложили рассказать о себе. Все оказалось до примитивного просто. В руки Виктора (так незнакомец назвал себя) случайно попала геологическая карта с данными о разведываемых когда-то золотоносных полях. Большинство отметок говорило о бесперспективности этих месторождений для промышленной разработки. Но пробы из некоторых участков давали надежду на неплохую добычу "диким" старателям. И Виктор Кожемяко вместе с давним товарищем Владимиром решили попытать счастья. Тем более, что у того был добротный и надежный квадроцикл.
* * *
Компаньонам повезло почти сразу. Старые шурфы неплохо сохранились. Скопившаяся в них вода уже давно вымерзла, а очистить шурф от снега и остатков льда для двух молодых парней, горящих желанием разбогатеть, не представляло особых трудностей. Выбрали по карте тот, где пробы хоть что-то показывали, давали надежду на успех. Добравшись до дна шурфа, они стали делать в разные стороны рассечки. Порода в нижнем пласту была рыхлая, сыпучая, что значительно облегчало им задуманное. Днем копали и складировали грунт на поверхности, а по вечерам промывали в дощатом бараке. Золотой песок в небольших количествах появился в лотке почти сразу же. Это вдохновило старателей, и они с еще большим рвением взялись за работу. А однажды, насыпая грунт в бадью, Виктор увидел в свете фонаря маленькое, едва различимое зернышко золота. Это был крохотный самородок! В других пробах таких зернышек находили потом по несколько штук.
И в последующие дни пробы были достаточно богатыми на золотой песок. Но чем дальше старатели углублялись в рассечку, металла становилось все меньше и меньше. В один из дней золотого песка не оказалось совсем. Виктор, который был немного знаком с геологией залегания золотоносных песков, понял, что они случайно набрели на узкий падающий пласт, где, как в "кармане", отложилось небольшое количество золотого песка. Выбрав его, они снова углубились в пустую породу.
Товарищей это не особо расстраивало. К этому моменту их добыча уже гарантировала им безбедную жизнь на несколько лет. А возможность вернуться сюда спустя какое-то время более технически подготовленными, только добавляла хорошего настроения. Уже был оговорен день и час, когда удачливые старатели намеривались отправиться в Эгвекинот, а оттуда на "материк". Но вдруг у Виктора появилась одна догадка. Золотоносный пласт мог быть не просто падающим, как предполагали геологи, неравномерно залегающим по вертикали, но и извивающимся по горизонтали, как ручей. А это означало, что такие же "карманы" можно обнаружить еще, если проделать рассечки в другие стороны.
Но ни на следующий день, ни потом, пробив рассечку на несколько метров, золото обнаружить не удавалось. Настроение у товарищей резко испортилось. А вместе с ним и отношения. Владимир стал упрекать Виктора за напрасно потерянное время. А главное - неудача лишала их радужной перспективы вернуться сюда и снова обогатиться. Но Виктор не унывал, он верил в удачу. Уговорил товарища задержаться еще на несколько дней. Всю трудную работу согласился делать сам. Компаньону надо было только готовить пищу и греть воду для промывки проб. На том и порешили. Виктор с особым рвением взялся за реализацию своего плана.
А потом случилось то, чего парень не мог предположить даже в самом диком сне. Спустившись в очередной раз в шурф , он вдруг услышал сначала какой-то неясный шорох, а потом скрип воротка и шум волочившейся по рассечке пустой бадьи. Нехорошее предчувствие заставило его бросить кайло и попытаться ухватиться за бадью. Но не успел. Она быстро взлетела до самого верха. Веревочную лестницу напарник, видимо, поднял раньше. Осознание произошедшего ледяным холодом сковало мозг. Виктор какое-то время не мог ничего ни сказать, ни двигаться. А Владимир тем временем пытался расправиться с проходческой рамой, установленной над шурфом. Но сломать ее не смог. Он просто свалил и оттащил ее в сторону.
Наконец, оправившись от шока, Виктор стал взывать к совести напарника, но тот лишь, хмуро повиснув над выработкой, незлобиво сказал:
-- Извини, дружище. Я тут подумал, что на двоих золота все-таки маловато будет. Прощай!
Последнее, что слышал Виктор, это звук мотора отъезжающего квадроцикла.
Оставшись в одиночестве, первые дни Виктор попытался продолжать работать. Это было защитной реакцией от нахлынувшего отчаяния. Угнетенное состояние сжигало его. Лишало возможности правильно оценивать реальность своего положения. Поняв, наконец, бессмысленность работы в рассечке, Виктор попытался кайлом делать углубления в отвесной стенке шурфа и таким образом выбраться. Но из этой затеи ничего не вышло. Выемки удавалось сделать только чуть выше своего роста. Но, чтобы подняться по ним, надо было хоть за что-то зацепиться, не говоря уже о возможности выдалбливать новые выемки. К тому же, руки скользили по мерзлым стенкам шурфа, а грунт, разрыхленный киркой, под тяжестью человека, осыпался. Кожемяко несколько раз болезненно падал. Но даже осознав всю бесплодность своих потуг, он все равно пробовал и пробовал взобраться повыше, пока не затихал в изнеможении. Хорошо хоть жажду можно было утолять, посасывая льдистый грунт, или собирая падающий сверху снег.
Вскоре его стали мучить холод и голод. Мысли стали путаться. Воля бороться за свою жизнь слабела с каждым днем. А когда наверху разбушевалась пурга и под свирепым напором ветра в шурф полетела снежная крупа, его сознание окончательно угасло.
* * *
После того, как Виктор пришел в себя, выздоровление пошло быстро. Надя старалась изо всех сил. Варила отвары и поила ими больного как только у того отступали приступы сильного кашля, натирала барсучьим жиром, делала массаж. И когда по рации из Энмелена поинтересовались, нужно ли присылать вертолет за больным, Надя решительно заявила:
--Теперь уже не надо. Сама справилась.
Нина Эттевляна, которая слышала весь разговор, только покачала головой и с иронией сказала:
--Пусть бы прилетали, забрали парня. Мало ли что у него еще заболит при виде такой заботливой красавицы.
Женщины с пониманием посмотрели друг на друга и весело рассмеялись. Этому была причина.
Виктор был еще очень слабым, когда Надя решила сделать ему массаж спины и натереть барсучьем жиром. Перевернуть же его на спину одна не смогла, попросила помощи у Нины. Та с удовольствием откликнулась на просьбу. Ей было интересно увидеть мужчину, о котором такую трогательную заботу проявляла ее подруга. Увиденное ее вдохновило настолько, что она, хихикнув, пошутила:
--Я бы тоже непрочь сделать такому красавчику массаж, однако. Только спереди.
И потом с особым рвением помогала Наде укладывать парня снова на спину.
Омрынкира же спасенный им чужак напрягал все больше и больше. В его присутствии отношения с Надей не заладились. Если и случались минуты близости, они были короткими и торопливыми. А Надя и вовсе как будто была не с ним, а где-то отсутствовала. И однажды он не выдержал. Вернувшись с окарауливания стада, позвал Камыечкина.
--Ты как-то предлагал второй полог поставить, для гостя. Придешь помочь?
Камыечкин ответил не сразу. Отвел взгляд в сторону и, стараясь погасить тревогу в голосе, проговорил:
--Придти-то приду. Только я думаю, что в дополнительном пологе уже нет надобности, однако.
И рассказал, как накануне заглянул к нему в ярангу по просьбе Нины. Та выразила тревогу, что Надя долго не выходит из яранги. Не вынесла для проветривания на улицу шкуры из спальни, как это делала обычно. Заглянув за полог, увидел, что Надя с Виктором увлеченно предавались утехе. И даже, увидев его, не сразу остановились.
--Какомэй,- только и сказал глухо Александр, выслушав Камыечкина. Опустился на пустой ящик из-под продуктов. Примостив между ног карабин, достал курительную трубку и, набив ее табаком, задымил. Сергей покрутился рядом, но увидев, что Александру не до него, исчез в своей яранге.
Омрынкира не мучила ревность, и жажда мести не возникла. Просто в душу проникла пустота. Он понимал, что она станет водоразделом между той, прошлой, счастливой жизнью, и новой, к которой еще надо будет приспособиться. Безмолвно сидел, пока трубка не затухла. В какой-то момент из яранги выглянула Надя, спросила:
--А ты почему ужинать не идешь?
Александр молча поднялся и, пристально глядя на жену, спросил:
--Ты любишь его или так, балуешься?
Надя, не ожидавшая такого прямого вопроса, растерянно ответила:
--Не знаю.
--Позови его.
Опасливо покосившись на карабин, женщина неуверенно произнесла:
--Может, не надо, Саша? Он только большой с виду, но совсем беззащитный. Да и не совсем еще здоров.
--Беспокоишься за него?
И уже настойчиво потребовал:
--Зови!
Виктор вышел из яранги в накинутом на плечи полушубке и торбасах, заботливо предоставленных ему Надей. Сама она несмело выглядывала из-за наружного полога, закрывавшего вход в ярангу, готовая в случае чего броситься разнимать мужчин. Омрынкир внимательно окинул взглядом Виктора. Видимо, тот только что встал из-за столика. Торопливо дожевывал пищу, подбородок лоснился жиром. Александр отметил про себя, что у него вид вполне здорового человека.
--Поговорить, однако, надо,- спокойно сказал он. И заметил, как сразу у собеседника спало напряжение. Виктор ответил даже несколько игриво:
--Почему бы и не поговорить. Только, думаю, это лучше сделать в яранге, за чаем да в хорошей компании...
--Чай будем пить потом, когда поговорим,- прервал его Александр. И помолчав, продолжил:
--Ты определился, что делать дальше будешь?
Парень пожал плечами:
--Еще не думал.
--У тебя на раздумье осталась несколько дней. В ночь с пятницы на субботу поеду в село. Могу тебя прихватить. Или ты сам к этому времени уйдешь?
--А еще какой-нибудь вариант есть?- поинтересовался Виктор. Но не увидев никакой реакции собеседника на свой вопрос, продолжил:
--К примеру, остаться на стойбище? Надя говорила, что вам нужен подменный пастух. Да и Нина с Сергеем не против, чтобы я остался. Сергей даже пообещал помочь поставить мне ярангу.
Омрынкир ощутил сначала какой-то дискомфорт внутри себя, а потом, по мере того, как осознание услышанного глубже проникало в мозг, почувствовал, как у него уходит почва из-под ног. Он понял, что если этот чужак останется в стойбище, он окончательно потеряет Надю. Опустился снова на ящик, с горечью подумал: за его спиной, оказывается, уже обсуждали эту тему. Более того, приняли решение, не посоветовавшись с ним, с бригадиром.
Только сейчас он заметил, что Камыечкин и Эттевляна внимательно наблюдают за их разговором, стоя возле своей яранги. На ум пришла мысль, что скорее всего предложение оставить Виктора в стойбище исходило именно от этой пары. Камыечкин был старше, но ему приходилось подчиняться молодому бригадиру, и это не особенно нравилось. Любой повод он стремился использовать, чтобы подчеркнуть свое превосходство в опыте и самостоятельность. А Нина, привыкшая приспосабливаться к любым житейским условиям и извлекать из них пользу, откровенно завидовала Наде. И тем более была не против, что на их стоянке задержится молодой плечистый парень со многими другими достоинствами. Не случайно она, как только Сергей уходил окарауливать стадо, спешила в их ярангу и крутилась возле Виктора с разными угощениями и снадобьями.
Бесхитростный ответ Виктора только укрепил решимость Омрынкира избавиться от него. Он понял, что парень не извлек урока из предыдущего горького опыта обогатиться "диким" старательством. По всей видимости, подумывает переждать время до осенних морозов у них на стойбище, а затем сделать новую попытку найти золото.
--Вот что, парень: будь готов к отъезду в пятницу вечером. И это моё последнее слово.
* * *
Не обращая внимания на слабую попытку Виктора задержать его, чтобы продолжить разговор, Омрынкир прошел в ярангу. Надя засуетилась в попытке пригласить мужа к столу и накормить его, но он только налил себе в кружку крутого чая и задумчиво присел возле очага на низкую скамейку. Он очень устал за этот день. Хотелось забраться в теплую жилую часть яранги, скинуть с себя все меховые одежды и предаться блаженству сна.
Не глядя на жену, распорядился:
--Ты вот что сделай. Сходи к Сергею и договорись, чтобы он приютил до пятницы твоего дружка в своей яранге.
Женщина попыталась было сделать протестующее движение, но Александр сурово произнес:
--Делай, что тебе сказано.
Не успел он перейти в жилую часть, как в ярангу торопливо ввалился Камыечкин. Не дожидаясь приглашения, присел к очагу. Александр по его сердитому виду и шумному сопению понял: разговор предстоит неприятный. Встал, налил в кружки гостю и себе чай. Мужчины, не торопясь, принялись отхлебывать горячий напиток, углубившись каждый в свои мысли.
Как только был сделан последний глоток, Камыечкин, пытаясь быть убедительным, сказал:
--Виктор - твой гость. И жить он должен у тебя. Нехорошо заставлять гостя искать пристанище в чужих ярангах.
--Но ты же видишь, какая ситуация сложилась у меня? - поторопился возразить Александр.
--И что? Ты мне предлагаешь тоже пустить козла в свой огород? Тем более, что мне сегодня предстоит окарауливать стадо, следить за отелом важенок.
--Твоя Нина постарше моей. Она не допустит плохого.
--Эх ты, бригадир!- укоризненно и с некоторым превосходством сказал Сергей.- Когда олени увидят волка, кто больше любопытства проявляет? То-то же! Важенки! Они сами подставляются. Их любопытство губит. А здесь такой кобель появился! Похлеще волка будет.
Мужчины замолчали. Камыечкин достал пачку сигарет, закурил. Предложил соседу, но тот молча стал набивать табаком свою трубку.