Скорая мчалась по предутренним улицам города с огромной скоростью. Накануне диспетчеру поступил звонок о тяжелом сердечном приступе у женщины. Звонившая, представившись соседкой, просила приехать как можно быстрее.
--Это уже не первый приступ, - взволнованно говорила она в трубку. И, назвав адрес, фамилию, имя и отчество больной, уже тоскливо добавила:
-- Наталье Степановне очень плохо. Поторопитесь, ради бога.
Когда скорая остановилась у подъезда многоэтажки, молоденькая медсестра Маша, кутаясь в воротник от холодных порывов ветра последнего майского дня, осмотревшись, подтвердила:
--Мне недавно уже приходилось выезжать по этому адресу. Женщина еще не старая, но откровенно махнула на себя. Совсем не следит за своим здоровьем.
Врач скорой Иван Перегудов в сердцах воскликнул:
--Вот так всегда! Одни болт забивают на своё здоровье, а другим ни сна ни отдыха из-за них. Хошь не хошь, а беги - спасай.
Маша с удивлением посмотрела на мужчину:
--И где, Иван Сергеевич, вы только таких слов нахватались?
На усталом лице врача появилась язвительная ухмылка.
--С кем поведешься, - ехидно буркнул он. - Но если по существу, то это вполне рабочее выражение. Как-нибудь потом поговорим на эту тему.
Этой ночью вызовов было, пожалуй, как никогда много. Бригада скорой к утру выдохлась. Только собирались почаёвничать, а тут снова этот вызов. Иван Сергеевич откровенно был сердит и даже не пытался скрыть это. Поднимаясь по лестнице на четвёртый этаж, продолжал сердито брюзжать:
--Что проще. Болеешь - поберегись! Пей вовремя лекарства. Не кури, ешь в меру, соблюдай распорядок дня. Неужели это так сложно?
--А как вы догадались, что больная курит? - с удивлением поинтересовалась Маша.
--Практика большая. Почти все одинокие женщины курят. Не каждый мужчина выдержит рядом с собой постоянно дымящую женщину. Вот и бросают.
Медсестра и сама была не прочь побаловаться сигаретами. Поэтому хотела было возразить, что причины одиночества женщин в чем угодно, но только не в курении, но им навстречу уже спешила соседка больной , призывая медиков поторопиться:
--На этот раз у Натальи Степановны всё хуже, чем обычно. Проходите прямо в спальню.
Еще с порога Перегудов оценил, какая идеальная чистота царит в квартире, и, прежде чем пройти дальше, надел бахилы. Увидев работников скорой, больная сделала попытку приподняться и виновато проговорила:
--Вы уж меня извините, что в такой неурочный час побеспокоила.
--Лежите, лежите, - торопливо остановил женщину врач, поправляя на лице маску. - И не беспокойтесь ни о чём. Мы вам сейчас поможем.
Иван Сергеевич заботливо уложил больную на подушку, умело взбив её прежде, и, присев рядом на кровать, занялся привычными в таких случаях расспросами и прослушиваниями. Потом оперативно сам снял кардиограмму сердца. и, просматривая её, тут же поручил медсестре сделать укол и готовить капельницу.
Маша не переставала удивляться Перегудову. Всего несколько минут назад, поднимаясь в квартиру, он не скрывал крайней степени раздражения и усталости, а сейчас был предельно вежлив, внимателен и деловит. Ни малейшего упрёка не прозвучало с его уст в адрес больной, хотя наверняка убедился в своей правоте, что женщина курит. Почти пустая пачка сигарет лежала рядом с пепельницей на прикроватной тумбочке.
Вместо этого Иван Сергеевич, пока медсестра устанавливала капельницу, взял руку больной в свои и, слегка поглаживая, стал участливо разговаривать с ней:
--Сейчас прокапаем вас, проконтролируем действие лекарств и будем решать как с вами поступить: оставить дома или определить в больницу.
После небольшой паузы, спросил:
--Родственники, которые могли бы за вами ухаживать, у вас есть?
--Нет, - тихо ответила женщина и заплакала.
Врач сострадательно посмотрел на больную. Перед ним лежала еще довольно молодая женщина, лет сорока - сорока пяти, не более, с красивым, но усталым лицом, по которому пробежали первые крупные слезинки. На миг показалось, что это лицо он уже когда-то видел. Но эта мысль, промелькнув на мгновение, тотчас сменилась заботой о состоянии больной.
--Ну, ну! Только, пожалуйста, без слёз. Они в сердечных делах не помощник.
Поняв, что последние его слова можно истолковать по-разному, поспешил добавить:
--Я имею в виду, что слезы - это не средство от болезней, и укрепить здоровье не помогут.
--Больница в моём горе тоже не помощник, - тяжело вздохнув, тихо отозвалась женщина.
--Помощник! Ещё какой! В больнице вас вмиг поставят на ноги. Забудете про все свои недомогания, - воодушевленно воскликнул Иван Сергеевич.
Соседка, которая до этого момента стояла в стороне молча, не выдержав, подала голос:
--Сын у неё пропал на Украине. В военной спецоперации участвовал. Говорят, что попал в плен к бандеровцам. Вот и рвёт Наталья Степановна сердце страданиями.
И уже просяще добавила:
--Не забирайте её в больницу. Я сама за ней буду ухаживать, по-соседски.
--Я тоже вас об этом хочу попросить, - оживилась больная. - Вдруг сын вернется, а квартира пустует. Что он подумает?
И уже обращаясь к соседке, попросила:
--Приготовь, Петровна, врачам чай. Пока капельница стоит, они успеют хоть немного взбодриться. И пирожки свои, что мне принесла, выставь, пожалуйста.
Пить чай разместились в спальне, чтобы не оставлять больную одну, без наблюдения. И тут произошло непредвиденное. Стоило Ивану Сергеевичу взять дымящуюся чашку чая и, сняв маску, сделать глоток, как Наталья Степановна, тихо ойкнув, вскинулась, но тут же снова безвольно опустилась на подушку. Врач быстро метнулся к больной, отдавая команду медсестре срочно сделать нужный укол. Но никаких усилий со стороны медработников не потребовалось. Больная открыла глаза и тихо произнесла:
--Ваня, ты все-таки стал врачом.
И тут перед глазами Перегудова в одно мгновение промелькнул многолетний пласт времени, перенося его в прошлое, в молодость. Ну, конечно же, перед ним была та самая Ташка Егорова, которая сводила его с ума с самого первого дня, как только появилась в их одиннадцатом классе лицея уже в ходе учебного года. Невысокая, юркая, с пышной копной рыжих волос на голове она буквально с первого дня влюбила в себя всех мальчишек класса.
Он так и не понял почему Ташка остановила тогда свой выбор на нём. Она сама попросила классного руководителя посадить её за одну с ним парту. Хотя и некоторые другие лицеисты сидели тоже по одному.
А к выпускным экзаменам влюбленней их пары, пожалуй, не было не только в классе, но и во всем лицее.
Иван с Ташкой расставались только на несколько ночных часов отдыха. И то потому, что отец девушки военный летчик, подполковник Степан Эдуардович Егоров строго следил за дочерью, пресекал даже малейшие попытки отвлечься от учебы. Считал, что частые переезды из региона в регион и так внесли существенные коррективы в их планы на будущее дочери. А он спал и видел её за роялем в каком-нибудь большом оркестре или в сольном концерте на сценах ведущих музыкальных площадок страны. И потому, где бы им ни приходилось жить, он считал обязательной в дополнение к общему образованию учебу музыке.
И надо сказать, для этих планов у него были все основания. Ещё в раннем детстве дочь показала хорошие способности к музыке. И его жена, в прошлом участница какой-то провинциальной рок-группы, настояла на необходимости отдать её в музыкальную школу. А когда переезды семьи стали особенно частыми, нанимали Ташке личных репетиторов.
Не изменило решимости Егорова воспитать из дочери хорошего музыканта и то обстоятельство, что вскоре жена исчезла с очередным репетитором, прихватив с собой из квартиры всё, что ей заблагорассудилось, пока летчик показывал класс военной выучки в горячих точках планеты.
Дочь боготворила отца и отказалась ехать с матерью. Встретила Егорова в пустом доме грустной иронией:
--Не знаю, папа, как там у тебя на передовой, но тыл ты явно проморгал. Будем теперь обустраивать его вдвоём.
Ташка уже тогда виртуозно исполняла многие серьёзные классические вещи, и Степан Эдуардович решил во чтобы то ни стало продолжить музыкальное образование дочери. Тем более, что для реализации этих планов всё, как нельзя лучше, складывалось и у него по службе. К осени ему как опытному боевому летчику с хорошей теоретической подготовкой было обещано место на кафедре военной академии в столице.
Поначалу девушка безропотно выполняла все требования отца. Но чем сильнее становилось чувство к Ивану, а с ним и желание не расставаться с любимым ни на миг, тем ершистее и непослушнее становилась дочь. Она даже стала оспаривать решения отца, чего раньше никогда не делала. А накануне выпускного вечера, когда отец застал влюбленную парочку у себя дома, Ташка позволила себе даже ложь. Не моргнув глазом, соврала, что Ваня коллега по музыкальной школе, и они готовятся к совместному выступлению на вечере. И если бы Иван не подвел подругу, всё сошло бы ей с рук.
Летчик, не скрывая своего неодобрения , покровительственно похлопал парня по спине:
--Не мужское дело ты, юноша, выбрал.
И с ироничной улыбкой на лице добавил:
--Девчата мужественных ребят любят. А парни с якобы тонкими музыкальными душами это, поверь мне, временное увлечение. А позже начинаешь понимать, какого только дерьма в этих вроде бы тонких душах не понамешано!
На лицо летчика вмиг набежала тень, и когда он продолжил, вместо иронии в голосе появились грустные насмешливые нотки:
-- Нет там, как правило, только таланта. Вот и бегают всю жизнь эти мужички от одной юбки к другой, всё ищут под какой бы юбкой свою бездарность спрятать.
Ивана насмешливый тон летчика вывел из себя. Он хмуро пробубнил:
--А я музыкантом никогда и не собирался становиться. Я намерен стать врачом.
Всё ещё можно было бы поправить, догадайся Иван подтвердить предположение Ташкиного отца, что увлечение музыкой это у него побочное занятие. Но парень, что называется, закусил удила, упрямо твердил, что у него не было и нет никаких других намерений, кроме как стать врачом. И более того, еще и упрекнул Егорова в том, что тот насильно заталкивает свою дочь в музыкальный богемный гадюшник, от которого и сам пострадал. Это была настоящая катастрофа, последствия которой молодые люди ощутили мгновенно. Мужчина тут же выставил Ивана за дверь и запретил дочери встречаться с ним.
Конечно, они находили возможность нарушать этот запрет, но и у них самих что-то изменилось. Как будто произошла переоценка жизненных ценностей. Они уже не стремились с такой настойчивостью, как ещё совсем недавно, попасть в выбранные профессии. Ташка, заметно охладев к музыке, продолжала заниматься ею только, чтобы ещё больше не расстроить отца, а Иван просто по инерции шел к когда-то намеченной цели, хотя эта цель уже не так сильно, как раньше, манила его. Просто он никак не мог решить, кем бы ещё он хотел стать, если не врачом. Потому позже не очень сильно расстроился, когда узнал, что ему не хватило всего пары баллов для поступления в медицинский вуз. И только, отслужив два года в армии, понял, что юношеская мечта это и есть то настоящее, чем бы ему хотелось заниматься.
И вот эта неожиданная встреча.
* * *
--Ташка-Наташка! Неужели это ты? - взволнованно воскликнул Иван Сергеевич. И если бы ни капельница, обязательно заключил бы больную женщину в объятия. - Вот так встреча! Ты откуда взялась здесь?
Ожидая ответа, он напрягся. И в то же время на его лице появилась растерянность, в разговор вклинилась пауза, а вместе с ней даже некоторая неловкость, что не узнал её сразу. Некогда молодое красивое лицо с подвижным озорным взглядом посерело от времени и переживаний, возле глаз появились сеточки морщин. Рыжие волосы побледнели и распрямились. Ему хотелось сказать этой исстрадавшейся женщине что-то теплое, что чувствовал всегда, когда вспоминал о ней, расспросить о её жизни, выяснить прежде всего для себя, почему так получилось, что они ничего не знали друг о друге больше двадцати лет. Понимал, что в этом есть и его вина. Возможно, даже в большей степени.
Наконец, собравшись с духом, Иван Сергеевич заинтересованно спросил:
--И давно ты живешь в этом городе?
--Давно, Ваня, - почти прошептала в ответ женщина. --Я наследовала квартиру бабушки.
Она смотрела на него, не отрываясь. И в больших, заплаканных её глазах было столько нежности, горечи и надежды одновременно, что Перегудов растерялся окончательно. Стал зачем-то объяснять, что он в городе недавно, переехал в родительский дом жены.
--Пока вот на станции скорой служу. Но здесь отличные перспективы. Город областной. Ни в какое сравнение с нашим маленьким городком не идет. Как приехал сюда однажды , так сразу решил, что моё место здесь. Жене долго уговаривать меня на переезд не пришлось.
Потом спохватился, спросил Ташку:
--А почему ты одна? Где твой строгий отец? Полковником уже, наверное, стал? А в каком театре или филармонии ты служишь? - сыпал он вопрос за вопросом, не давая ей ответить. Умолк, наткнувшись на грустную улыбку женщины. Она тронула его свободной от процедур рукой и всё так же тихо сказала:
--Иди пей чай, Ваня. Успеем поговорить. Надеюсь, на этот раз ещё на двадцать лет не потеряешься? А отец мой давно уже стал генералом. Сейчас на пенсии, в совете ветеранов какую-то гуманитарную секцию курирует.
Однако долго за чаепитием рассиживаться бригаде медиков на пришлось. Уколы и капельница оказали на больную благотворное влияние. Давление и пульс стабилизировались, сатурация стала глубокой. Наталья Степановна, ослушавшись врачей, торопливо встала с кровати и, отлучившись на минутку, чтобы поправить перед зеркалом прическу и смахнуть с лица следы от недавних слез, собиралась сама поухаживать за медиками. Но тут последовал вызов из диспетчерской. Требовалась срочная помощь кому-то из стариков на соседней улице. Медики стали торопливо собираться на выход.
Наталья Степановна сразу засуетилась.
--Как же так! Вы даже чай с пирожками не распробовали как следует, - посетовала она. Быстро сгребла в пакет оставшиеся в вазе пирожки и сунула его в руки медсестры со словами:
--В дороге подкрепитесь.
Иван Сергеевич задержался в прихожей.
--Я позвоню сегодня же, - твердо пообещал он, оборачиваясь к Ташке - Ты только береги себя. Уверен, что и сын твой вернётся живым и невредимым.
Он уже собирался шагнуть за порог, как невысокая худенькая женщина негромко окликнула его:
--Ваня!- И после небольшой паузы почти шепотом произнесла:
-- Мой сын - он и твой сын.
Какое-то мгновение Перегудов непонимающе смотрел на Ташку, но потом в его взгляде, сменяя друг друга, замелькали выражения замешательства, недоверия, испуга и надежды. Он и сам не знал, как и чем объяснить свои чувства. Просто они в один миг заполнили всё его существо.
Первое, что ему пришло в голову, это желание упрекнуть Ташку, что она так долго хранила эту тайну от него. Но тут же подумал, что и он виноват в не меньшей степени, и сдавленным голосом выдавил из себя:
--Как же так! Ты в этом уверена?
Наталья Степановна грустно улыбнулась. Она ждала от мужчины совсем других слов. И прежде всего о том, что и когда случилось с сыном. И, возможно, даже подсказку, какие действия ей необходимо предпринять, чтобы узнать о случившемся горе побольше и есть ли возможность как-то помочь. А он лишь озаботился реальностью своего отцовства. Ташка легонько подтолкнула Ивана Сергеевича к выходу:
-- Иди, Ваня, не заставляй себя ждать.
После ухода бригады скорой помощи Наталья Степановна долго стояла в прихожей, ожидая, что в дверь позвонят и в квартиру снова войдет Иван. Петровна чуть ли не силой увела её в спальню.
--Тебе бы еще полежать надобно. Я обещала проследить за тобой, - участливо говорила она.
Укладывая женщину в постель, не без хитринки в голосе поинтересовалась:
--А когда это, соседушка, ты успела познакомиться с врачом? Он заботливый такой, и мне показалось, что он неравнодушен к тебе.
Наталья Степановна устало улыбнулась:
--Был когда-то неравнодушен, но мы быстро потеряли друг друга.
Закрыв глаза, она дала понять, что не намерена делиться воспоминаниями. Ей хотелось остаться наедине со своими мыслями.
Петровна еще некоторое время, потолкавшись у кровати, поправляя только ей видимые складки на покрывале, ушла готовиться к новому дню, который уже обозначили первые несмелые солнечные лучи. Прорвавшись сквозь плотную завесу темных облаков, скопившихся у горизонта, они тут же спрятались снова. День обещал быть пасмурным и дождливым.
* * *
После смены, неторопливо шагая домой, Перегудов неотступно думал о неожиданной встрече. События минувшей ночи потрясли его, и он, оставив автомобиль на станции, решил пройтись пешком. Оказывается, что женщина, которую он никак не мог забыть, которая стала настоящим наваждением на многие годы, живет совсем рядом. И при желании он мог бы её давно найти. Это обстоятельство сильнее всего мучило его сейчас. Столько лет упущено!
Память невольно возвращала к тому времени, когда они потеряли друг друга. В который раз задавался вопросом: почему так случилось? Ответ, который всё настойчивее прорывался через поток мыслей, не радовал. Потерялись, потому как в должной мере не оценили, что имели, спасовав перед обстоятельствами. И, прежде всего, не оценили силу чувств. Во всяком случае он.
Сколько раз он потом примерял своих новых подруг к Ташке, и всегда получалось не в их пользу. Искал новых и всё повторялось сначала. Пока однажды не встретил Веру. Её он уже не сравнивал с Ташкой. Девушка была прямой противоположностью миниатюрной Егоровой. Высокая, крепко сбитая телом, с твердым характером. И как потом выяснилось, оказалась очень оборотистой девицей. Работая участковым врачом, наладила связи с аптеками. Находила для них ушлых поставщиков дорогих лекарств, иногда далеко не лучшего качества, а сама, выписывая рецепты больным, старалась назначить лекарства подороже, и обязательно направляла пациентов в нужные ей аптеки.
Материальная выгода от этих уловок была не очень большой, но главное было в другом. Вера чувствовала удовлетворение от своей предприимчивости и снисходительно смотрела на безынициативных мужчин, которые завязывали с ней отношения. Она потому и не особо разочаровывалась при расставании. Считала, что в них нет той жилки, которая сделала бы их успешными. А с неудачниками, считала, ей не по пути.
Отчасти по этой причине она долго всерьез не воспринимала как потенциального жениха и Ивана Перегудова. Хотя как мужчина он привлекал её. Рост за метр восемьдесят, широкий в плечах, мускулистый, всегда с модной прической, обходительный. Но уж слишком ветренным и инертным казался он ей. Появлялся в обществе самых разных девиц, иногда не самой лучшей репутации. Правда, быстро избавлялся от них, но долго в одиночестве не оставался.
Ничем особо не выделялся и как врач. Рутинность работы давно приглушила в нем стремление к новаторству, и постепенно ремесло хирурга стало тяготить. И он при первом же удобном случае попросился на повышение квалификации, но при этом прошел специализацию на врача общей практики. Уверял коллег, что захотел расширить свои возможности как медика, чтобы лучше определять необходимость хирургического вмешательства в процесс исцеления больного.
Именно этот шаг и помог сблизиться Вере с Иваном. Она увидела в нём способность меняться, приспосабливаться к обстоятельствам. Но ещё больше со временем понравились его обходительность и желание угождать.
К этому времени в соседнем областном городе освободилась родительская квартира - отец с матерью переехали в собственный загородный дом, и Вера, долго не раздумывая, предложила Перегудову перевести их отношения на серьёзный уровень: из спонтанных встреч в устойчивые семейные.
Это произошло в один из тех вечеров, когда ей было особенно хорошо. Накануне днём Вера встретила бывшего сокурсника по учебе в медицинской академии. Он уже работал в областном департаменте здравоохранения и приехал в их городок с какой-то инспекцией. Сокурсник оставил Вере в память о студенческих годах и о себе яркие непродолжительные встречи и нежелательную беременность. Тревоги и переживания с тяжелым абортом к этому времени забылись, а вот горячие объятия неожиданно вспомнились. И она не особо долго раздумывала над предложением мужчины посидеть в его гостиничном номере за бутылочкой хорошего вина. А когда бывший сокурсник намекнул, что может посодействовать с устройством на хорошую работу, она с той же легкостью согласилась на продолжение отношений в постели.
Покидала Вера гостиничный номер с заверением областного чиновника, что тот поспособствует с работой и её будущему мужу. И потому не стала откладывать разговор с Перегудовым о переезде. Тем боле, что после дневного приключения, нежности Ивана особо впечатлили её глубиной и насыщенностью ощущений, которые она испытывала.
Не оставалась в долгу и она сама. Сильное тело девушки отзывалось на ласки Ивана многочисленными яркими вспышками чувств, и она старалась подольше продлить эти минуты блаженства и свои и мужчины. И когда, утомленные и расслабленные, они еще не освободились от нежных объятий друг друга, Вера и сделала своё предложение Ивану. Тот, не особо раздумывая, согласился. Позже он утешал себя тем, что в тот момент любой мужчина на его месте поступил бы так же.
Сказать, что он жалел о своем выборе и переменах в своей жизни, связанных с неожиданным для него самого согласием на брак, было нельзя. Годы брали своё, возраст уже приближался к сорока годам, а уют, которым его окружила Вера, приглушал некоторые сомнения в необдуманности и поспешности сделанного шага. Тем более, что ей, как и обещал бывший сокурсник, быстро нашлось место в департаменте здравоохранения. А это повышало и шансы Ивана на продвижение по карьерной лестнице. Единственное, чего с годами не хватало для ощущения полноты семейного очага - это отсутствие детей. Вера то ли не торопилась их заиметь, то ли не могла. Иван эту деликатную тему не поднимал.
И именно в этот момент, когда в жизни уже трудно ожидать каких-либо ярких перемен, ему вновь встретилась та женщина, которая уже во многом повлияла на его предыдущую жизнь. Сделала её как бы эмоционально менее ценной. Иван считал, что именно по этой причине он долго не мог устроить личную жизнь. А теперь ещё оказалось, что у него есть сын! Взрослый сын! Правда, тут возникали некоторые сомнения, которые и разрешить-то нельзя, так как сын потерялся где-то на украинской земле, охваченной военными действиями.
И вдруг Перегудова пронзила тревожная мысль. Он даже остановился. А что если это действительно его сын, и он сейчас в руках нацистского бандеровского отребья Украины, о жестокости которых наслышан из телевизора! А он рассуждает о нем, как о постороннем! Невольно устыдился своих мыслей. Даже если это просто сын Ташки, то разве он вправе так легковесно рассуждать?
Перегудов попробовал вспомнить, каким именем называла его Ташка. Не сразу сообразил, что женщина вообще имя сына не называла, а он и не спросил. Стыд-то какой! Полез в карман за телефоном, собираясь позвонить Ташке, чтобы немедленно выяснить имя парня. Но в этот момент телефон зазвонил сам.
Звонила Вера, интересовалась дома ли он уже, и, узнав, что Иван идет домой пешком, попеняла ему за легкомысленный поступок: день холодный, да и с оставленной на станции машиной мало ли что могло случиться. Стала давать наставления, что надо сделать прежде чем отдыхать после суточного дежурства. Это были обыкновенные мелкие домашние дела, которыми ему в последнее время после того, как жена стала работать в департаменте здравоохранения, всё чаще приходилось заниматься. В этот раз ему предстояло приготовить себе еду, прибраться на кухне и включить стиральную машинку - бельё для стирки уже в неё загружено, а потом развешать его для сушки.
Иван недолго слушал командные указания жены. Что-то взбунтовалось на этот раз в его душе, и он резко прервал её:
--А разве это нельзя было сделать ещё вчера? Я, не в пример тебе, не сижу на работе, не перекладываю одни и те же бумажки из папки в папку, а лечу людей. От одних переживаний за людскую неустроенность устаешь.
И неожиданно для самого себя, добавил:
--Да и не домой я иду сейчас.
Голос жены моментально изменился. В нем отчетливо проявились насмешливые нотки:
--Не рано ли тебя к собутыльникам потянуло? Пиво, между прочим, есть и дома, в холодильнике.
Насмешливо-язвительный тон супруги вконец испортил настроение Ивана, и он уже не сдерживался в выражениях, не стал щадить её чувства, как это старался делать всегда ранее:
--А что, твой спонсор вчера к тебе так и не заглянул? Или вам не до пива было?
Последнее, что он услышал, это испуганно-негодующий вскрик жены:
--Как ты смеешь такое говорить! Я никогда...
Перегудов отключил телефон и стал осмысливать произошедшее. Он и сам не до конца понимал, почему сорвался. Ничего же не произошло такого, чего он не знал. Просто раньше не задумывался, не придавал некоторым фактам значения. Что касается упрека жены, то он действительно последнее время иногда заглядывал в бар, где за бокалом пива обменивался с завсегдатаями бара мнениями на происходящее на Украине и в мире.
Вести не радовали. Что-то явно пошло не так, как доморощенные стратеги планировали. И тому у завсегдатаев пивного бара не было особого удивления. Все наслышаны, что элита страны, в том числе и политическая, давно и плотно погрязла в торгашестве, в соперничестве, кто роскошней себе особняк построит и у кого счета в зарубежных банках повесомее. Тут не до раздумий над стратегическими планами развития и жизни страны! Вот и не додумали, видимо, что-то про санкции в связи со спецоперацией, про поставки такого количества современного западного оружия украинским нацикам, про участия в бойне на стороне бандеровских нацистов тысяч наёмников и военных советников почти всех европейских стран.
А главное, не оценили должным образом глубину русофобской обработки бандеровской пропагандой населения Украины за последние годы. Вот и топчутся войска на Донбассе на месте, растёт количество разрушений, убитых и раненых. Некоторые попадают в плен. И неизвестно, что еще хуже: быть сразу убитым или оказаться в кровавых лапах озверевших украинских нацистов.
Кольнула мысль, что и сын Ташки по одной из этих причин попал к ним в плен. И сразу мысли тревожным роем закрутились в голове Ивана. Как он там? Жив ли? Как это случилось? А что, если это все-таки его сын? Домой и в самом деле расхотелось идти. Он, после некоторого раздумья, повернул к остановке общественного транспорта.
* * *
Стоило Петровне уйти, Наталья Степановна быстренько встала и, достав с полки толстый альбом, открыла его на фотографиях, где она была вместе с Иваном. На неё смотрели молодые, счастливые, влюблённые и оттого самые красивые люди. Сколько раз Ташка подолгу всматривалась в эти фотографии, и каждый раз наполнялась чувством искренней любви, которое исходило от их молодых лиц. И каждый раз задавалась горьким вопросом: почему не случилось настоящего счастья?
Только с годами пришло понимание, что они потерялись не столько из-за того, что к осени разъехались по разным городам, а скорее потому, что реальность оказалась куда многоцветнее и многограннее, чем мечты юности. И счастье ускользнуло, и радость осталась где-то там, куда они душой тянулись, но обоим не хватило силы воли. А в итоге, зная истину, стали жить в рамках традиций и местечкового общественного мнения.
Именно отчасти по этой причине Ташка соврала отцу про отношения с любимым парнем, и время от времени продолжала это делать. Необходимость лгать угнетала её, и каким-то непонятным образом влияла на её чувства к Ивану. И когда, уже будучи в Москве, поняла, что беременна, не сразу решила сообщить ему об этом. Сначала, страшась реакции отца, не собиралась оставлять ребенка. Но осознав, что это плод её настоящей любви, решила всё-таки рожать, и смело заявила об этом своему суровому отцу. Иван к этому времени уже служил на одной из самых северо-восточных пограничных застав. Он так и не успел узнать московский адрес семьи Егоровых, а с телефонной связью в то время были проблемы.
Степан Эдуардович на удивление отнесся к новости о беременности дочери чуть ли не равнодушно. Причиной, как вскоре выяснилось, стала новая его знакомая. Влюбленность в неё оказалась настолько сильной, что он вскоре женился, начисто забыв о женском коварстве, которое устойчивой зарубкой оставалось на сердце после измены первой жены много лет. С тех пор перестал не только контролировать, но и просто интересоваться делами Ташки. И только по-прежнему поддерживал её материально.
В консерватории, как изначально планировали они с отцом, Ташка не стала учиться. Родив Артёмку, она продолжила учебу в институте музыки имени А.Г. Шнитке. С появлением в семье Степана Эдуардовича сначала сына, а потом и дочери, Ташка все чаще стала задумываться о самостоятельном жилье. И когда узнала о бабушкином наследстве, с легким сердцем переехала в областной город. Стала преподавать в музыкальном училище.
Все последующие годы пролетели для Ташки уж как-то очень незаметно. Единственным ярким и светлым пятном оставался сын Артёмка, или как она его ласково называла - мой упрямый ангел Тёмка. И вот теперь этот её ангел попал в плен.
Отслужив год срочной службы в армии, Тёмка пошел добровольцем в ряды ополченцев Донбасса. Не остановили его ни слезы матери, ни генеральские уговоры деда, который знал об истинном положении дел в армии и экономике значительно больше рядовых граждан.
Поначалу особых поводов для тревог за сына и внука у них не было. Тёмка часто звонил и сообщал об успешных операциях боевых товарищей. О себе говорил, что отсиживается в тыловых подразделениях, присылал веселые фотоснимки. Оказалось, что он просто щадил родных, старался не тревожить настоящими боевыми буднями со смертями и разрушениями.
Слезы непроизвольно закапали из глаз Натальи Степановны и упали на улыбающееся лицо Тёмки. Женщина бережно смахнула их с фотографии и, закрыв альбом, заревела без удержу. Сердце снова наполнилось невыносимой тоской и защемило давящей болью. Впору снова вызывать скорую. Ташка поспешила принять лекарство, которое оставили медики. Но боль в сердце продолжала усиливаться вместе с тоской, которая выплёскивалась из женских глаз вместе со слезами. И если бы не звонок в дверь, ничем хорошим это состояние скорее всего не закончилось бы.
Не успела Ташка открыть защелку, как в квартиру шумно ввалился озабоченный старший Егоров. Он был при полном параде, в генеральском мундире с орденами и медалями на груди. И сразу басовито попросил:
--Дайка мне, дочка, свежей водицы стаканчик. И день вроде бы не жаркий, а в горле сильно пересохло.
Тут же, видя болезненное состояние Ташки, предупредил, что заехал ненадолго.
--Я заскочил буквально на часок. Держу путь в Донбасс. Может смогу чем-нибудь помочь внуку.
Наталья, несмотря на отговоры отца, стала быстро готовить угощение, не забывая расспрашивать о делах в семье
--А что моей семье сделается? - тут же отозвался генерал. - Живут как у Христа за пазухой - ни хлопот, ни забот. Метили получать образование за границей, но, видимо, не судьба, если военная спецоперация затянется. Не ко двору сейчас русские в западных странах и США.
--Так, может, не стоило бросать семью в такое тревожное время? - высказала сомнение Ташка.
Степан Эдуардович даже привскочил на стуле от такого совета.
--Ты что предлагаешь: мне, русскому человеку, боевому летчику сидеть в это время дома и ждать, пока война придет в наш дом? А кто наших любимых будет защищать? Наших жен, матерей, детей? Страну, наконец!
Ташка видела, что отец не на шутку разволновался и попыталась успокоить:
--Твоё время, папа, ушло. Сейчас и время другое и время другим защищать страну.
--Ага! Назащищались! Продали всё, что можно. А что нельзя было продать - разломали, покрошили или утопили. Мебельщикам доверяли руководить армией, а сейчас крутых патриотов из себя строят. Хорошо, что хоть от прежних времен кое-какие научные разработки сохранились, а так бы только и осталось, что хвалиться одним новым самолетом. И то пассажирским. Срамотно смотреть, как Донецк нацики разрушают, а их все никак не могут похоронить, хотя они совсем рядом. Впору бы спросить с наших политиков и дипломатов, как такое близкое соседство с врагом могло сложиться? Где они были все эти годы?
Выговорившись, Степан Эдуардович задумался. Потом, встряхнув всё ещё густой шевелюрой, уже спокойно произнёс:
--Я тут подумал, нечего мне при моей боевой выучке отсиживаться в московском кабинете. Еду в учебный центр по подготовке боевого летного состава. Не такой я уж и старый, чтобы с моим опытом сидеть дома.
* * *
Наталья Степановна ещё продолжала накрывать на стол, как в прихожей раздалась громкая трель входного звонка.
--Не иначе соседка. Беспокоится за меня - предположила она и пошла открывать.
Когда на кухню вслед за хозяйкой квартиры вошел мужчина, генерал некоторое время внимательно всматривался, а потом насмешливо пробасил:
--Никак господин врач пожаловали! И у вас, кажется, самое редкое имя для нашей местности - Иван, если я не ошибаюсь?
--Не ошибаетесь, Степан Эдуардович,- смиренно ответил Перегудов. - А зашел я к Ташке прояснить кое-какие вопросы.
--Ну, давай проясняй, а заодно и покушаем. А если ты не за рулем, то и по рюмке пропустим.
Достав из внутреннего кармана плоскую фляжку, украшенную замысловатой вязью, повернувшись к Ташке, спросил:
--Ты же не возражаешь, дочка?
Разговор за столом не клеился. Генерал с неодобрением посматривал на молчавших Ташку и Ивана и тоже молчал. Чтобы разрядить обстановку, снова разлил душистый коньяк по рюмкам, предложил:
--Давайте выпьем за Тёмку. Чтобы ваш сын вернулся домой из плена живым и здоровым.
У Перегудова словно гора с плеч свалилась. После разговора с Верой, он в пику ей отправился в пивной бар. Хотелось скинуть внутреннее напряжение и усталость от переживаний. Поделиться с кем-нибудь впечатлениями, сомнениями и услышать дельные советы.
Ничего этого он не дождался. Посетителей в баре в эти ранние утренние часы было немного. Да и контингент был специфический, из тех, кому требовалась срочная похмелка. Счел за лучшее уединиться за отдельным столиком. Слушал отрывочные разговоры подвыпивших посетителей и думал о своих проблемах.
И вот теперь Степан Эдуардович своим тостом разрешил сразу несколько из них. Теперь он знал имя сына и что Артёмка точно его сын. Ташка не стала бы по такому поводу врать отцу. Он сразу повеселел и включился в разговор.
Узнав, что генерал заехал к дочери в гости, направляясь на Донбасс, неожиданно для себя самого спросил:
--А как вы думаете, Степан Эдуардович, там медиков хватает?
--А к чему вы это клоните? - генерал с любопытством взглянул на Ивана.
--Да вот хотелось бы тоже послужить стране.
Он произнес эти слова не задумываясь, не вкладывая в них патетики. Не было в них и фальши. Он сам почувствовал это. Задумался, откуда и отчего такие мысли. Хотел поговорить на эту тему с генералом, но тот тоже умолк и, судя по бороздкам морщин, проявившимся на широком лбу, о чем-то напряженно думал.
Хозяйка попеняла мужчинам, что они ничего не едят, спросила:
--Может, подогреть? Остыло уже всё.
--Нет, нет, - отозвался генерал.- Всё вкусно. Я сейчас ухожу. Мне надо к вечеру до Ростова добраться. Самолёт ждать не будет. Узнаю что про Тёмку, сообщу.
Прощаясь, он неторопливо ласково обнял дочь и нежно поцеловал её в лоб. Крепко пожал руку Ивана, и, окинув взглядом его рослую фигуру, удовлетворенно прогудел:
--Надеюсь, Ташка под надежной защитой.
-- Она будет под надежной защитой, если не один снаряд не упадет на территорию нашей страны. Пока это не так. Так что, если присмотрите, товарищ генерал, мне место в каком-нибудь военном госпитале, я приеду. А к этому моменту улажу все свои дела. И в первую очередь те, которые должен был решить ещё двадцать лет назад.
--Ну тогда мы с тобой, доктор, ещё обязательно встретимся.
Степан Эдуардович ещё раз крепко пожал руку Ивана и дружески похлопал по спине.
Генерал был уже в прихожей, когда раздался телефонный звонок. Увидев, как озарилось радостью лицо дочери, он попросил включить громкую связь. И тут же из трубки в квартиру ворвался взволнованный юношеский голос :
--Мама, со мной всё в порядке. Меня освободили бородачи из чеченского батальона. Кадыровцы. Я дальше буду продолжать служить с ними.
Потом интересовался, как у неё дела, просил не волноваться. Прощаясь, спросил не встретилась ли она с отцом.
--Если встретишь, передай ему привет от меня. Надеюсь, что и я с ним скоро увижусь.
--Отец тоже передает тебе привет. Он рядом.
Степан Эдуардович, поздравив всех с благополучным возвращением Тёмки из плена, давно уже уехал, а Иван с Ташкой на радостях всё не могли наговориться. На улице сплошной стеной лил дождь, темные тучи обложили всё небо до горизонта. Яркие вспышки молний под угрожающий аккомпанемент грома то и дело изломанными стрелами рассекали замутненное непогодой пространство. Им было не до того, что происходило за окнами квартиры. Ташка при каждом всполохе молнии лишь слегка вздрагивала и пыталась поближе прислониться к мужчине. У нее было такое ощущение, что из души исчезло извечное чувство одиночества, и она спешила рассказать Ивану о себе, о мыслях, с которыми жила все эти годы. И не могли насмотреться на любимого человека.
Ближе к вечеру на мобильный Ивана позвонила Вера и деловито предупредила:
--Я сегодня задержусь на работе. У нас в департаменте совещание. Приготовь что-нибудь вкусненькое на ужин.
Она ещё продолжала что-то говорить, но Иван уже не слышал её, он отключил телефон.
Какое-то время спустя к Ташке заглянула соседка справиться о здоровье. Убедившись, что у неё всё в порядке, Петровна, поахавши на ненастную погоду, деликатно ушла к себе. Но недолго усидела дома. Забегала: то поинтересоваться не надо ли чего из лекарств, то приносила свою стряпню. Понимала, что Ташке сейчас не до кухонных дел. Но, видя как усталые и счастливые Иван с Ташкой воркуют друг с другом, снова оставляла их одних.
Часам к девяти вечера гроза заметно ослабла. Дождь прекратился, небо просветлело. Только где-то вдалеке на западе по-прежнему погромыхивал гром. Но он уже не пугал Ташку. Она сидела плотно прижавшись к любимому мужчине и чувствовала себя по-настоящему счастливой. И только, когда зазвонил домашний телефон, мимолетная тень тревоги на мгновение всколыхнула её, но быстро исчезла.
Звонила медсестра Маша. Убедившись, что с бывшей пациенткой все в порядке, поинтересовалась, нет ли у неё случайно Ивана Сергеевича.