Поезд с Казанского вокзала до Свердловска отправился рано утром. Я чуть не проспал посадку. Накануне долго простоял в очереди за билетом. Потом не хотел упустить возможность посмотреть Москву. До позднего вечера бродил по улицам столицы. И когда, наконец, любопытство и силы иссякли, я, устроившись на скамейке почти рядом с выходом на платформу, примостив рядом с собой старенький чемодан, решил немного подремать.
Проснулся от неожиданно возникшего шума. Людской поток с огромной скоростью буквально тёк мимо меня, задевая мне ноги. Оказывается, я беззаботно проспал всю ночь.Подхватившись, обнаружил, что чемодан исчез. "Ну что ж, решил я, поеду без него". Благо в нем, кроме пары маек, трусов, рубашки и книг, ничего не было. Но мне повезло. Тот, кто прихватил мой чемодан, быстро убедился в том, что поживиться нечем. Бросил раскрытый чемодан на выходе из ворот. В нем не оказалось только небольшого куска завяленного и подсушенного мяса и четвертинки домашнего хлеба, упакованных заботливою маминой рукой.
Подхватив чемодан, я устремился на посадку.
Общий вагон был битком забит народом. Но мне повезло, удалось занять верхнюю полку. Не потому, что я, семнадцатилетний паренек, оказался шустрее других. Просто из всех пассажиров, теснившихся в купе, мне предстояла наиболее дальняя дорога. А проводница еще во время посадки предупреждала, что верхние полки могут занимать только пассажиры с билетами до конечной станции.
Впрочем, я и сам ворон не ловил. Быстро закинул на полку чемодан и следом взлетел туда сам. А когда проводница, проверяя билеты, предложила постель, я почувствовал себя самым счастливым человеком. Не потому, что я радовался возможности лишний раз поваляться на полке. Застланная постелью полка давала мне свободу путешествовать по всему составу, не боясь остаться без места. И эту возможность я использовал по полной.
Но больше всего я любил смотреть в окно. В тех, старых поездах, окна были другие. Они давали больше обзора. Из открытого окна можно было чуть ли не наполовину высунуться и ловить свежий поток воздуха, любоваться далями и даже пытаться обмениваться восторженными репликами от увиденного с такими же романтиками из соседних купе и вагонов. Я ощущал в себе в эти мгновения избыток счастья от возможности пусть пока, и через окно вагона поезда, рассмотреть всю страну.
Но вот менялось направление ветра и весь романтический настрой исчезал вмиг. Шлейф темного паровозного дыма со смрадным запахом сажи щедро посыпал все вокруг, заставлял быстро задраивать окна. Но они тут же открывались с другой стороны. И я снова и снова смотрел в окно, наслаждаясь поездкой, радуясь исполнению давней мечты путешествовать по родной стране.
* * *
До сих пор не знаю чем объяснить, но сколько себя помню, меня тянуло в далекие края. В неведомые и таинственные, о которых прочитал в нашей деревенской библиотеке. А читать я очень любил. В год прочитывал, помимо рекомендуемых школьной программой, не мене ста пятидесяти книг.
В седьмом классе мы с другом Вилькой Комаренко даже предприняли попытку сбежать из дома. Нам так не терпелось оказаться в том фантастическом книжном мире, который резко отличался от суровой деревенской действительности пятидесятых годов, что мы даже не стали ждать весны, а решились на побег в феврале.
Конечно же, нас поймали и снова водворили в обыденную жизнь. Я превозмог осуждения окружающих и стыд за собственные неумелые действия на пути к воплощению мечты, продолжил ходить в школу. А Вилька не сумел, или не захотел. Не захотел быть предметом для шуток одноклассников. Целый год не ходил в школу. И меня он считал предателем, так как я вернулся к обыденной жизни. Мы много спорили, но в конце концов мне удалось убедить друга, что школа это не преграда к мечте побывать в тех местах, которые пленили юные души, а наоборот - открывает новые возможности. Вилька вернулся в школу и окончил десятилетку на год позже меня.
В Нижний Тагил пригородный поезд из Свердловска прибыл рано утром. Я не стал расспрашивать ни дорогу к техникуму, ни расстояние до него. Просто взял в руку свой легкий чемодан и пошел по улице, ведущей от вокзала. Времени до начала рабочего дня было полно, и мне надо было его где-то скоротать. Потому не боялся, что улица приведет меня не по адресу. Скорректировать направление всегда мог успеть.
Я шел и вместе с рассветной дымкой впитывал в себя город. Это был первый город, увиденный мной, который сохранил свою первозданность. На него не падали бомбы войны. Мне в нем уже все нравилось. И почему-то ни капельки не удивился, когда по правой стороне увидел сквер, обнесенный старинной чугунной оградой. Именно такой сквер был на фотографии с объявлением об условиях приема в техникум.
Напротив, через улицу, расположился кинотеатр "Родина", чуть дальше, на Театральной площади, возвышался монументальный памятник отцу и сыну Черепановым, талантливым русским изобретателям и промышленным инженерам. А венчал этот архитектурный ансамбль драматический театр имени Мамина-Сибиряка.
В самом сквере по обе стороны центральной аллеи находилось множество фундаментально выполненных скамеек. А по всей территории сквера техникума вплоть до парадного входа возвышались разнообразные парковые скульптуры, которые придавали ему вид "храма науки и знаний".
Выбрал скамейку, с которой были хорошо видны входная массивная дверь и часы над ней. Возникло осознание, что я почти у цели. Оно рождало эйфорию, необыкновенное чувство подъема, радости. Переполняло ощущение чего-то значительного, произошедшего со мной за последние трое суток дороги. Позади осталось свыше двух с половиной тысяч километров. Для меня это было что-то значительно большее, чем просто расстояние, которое отделило меня от маленькой белорусской деревни с ее повседневными нескончаемыми хлопотами, мечтами и надеждой. Это был шаг к исполнению мечты увидеть воочию те края, которые зримыми образами рождались юношеским воображением.
* * *
Когда минутная стрелка часов приблизилась к отметке восемь, я с легким возбуждением взбежал по ступенькам на высокое крыльцо и открыл дверь. В кабинете с табличкой "Приемная комиссия" уже сидели и явно прихорашивались две молоденькие девушки. Женщина постарше не отставала от своих молодых подруг, стоя перед зеркалом, поправляла локоны роскошных волос.
Посмотрев мой вызов на экзамены, одна из девушек спросила:
--Издалека?
--Вельми,-ответил я и, смутившись, что употребил белорусское слово, поправился:
-Очень.
Девушки заулыбались:
--Ну и как же вы ухитрились забраться в такую даль?
--Объявление в "Комсомольской правде" было надрукавана разам з иншыми. Целая страница. Выбрал ваш техникум.
--Почему?- искренне заинтересовались девушки.
Мне хотелось также искренне ответить на их вопрос. Как только прочитал в объявлении, что могу учиться на отделении "Обогащение руд черных и цветных металлов", у меня возник образ бесконечной тайги с ее неповторимыми запахами, необъятные просторы тундры, шумливые перекаты сибирских рек и синяя гладь озер. Тропы, по которым ходят геологи, а за геологами идут разработчики недр, мощными машинами извлекая полезные и драгоценные ископаемые металлы. Я понимал, что моё представление о будущей профессии несколько примитивное, но для меня важно было главное - профессия давала новую возможность выбора.
Но как все это объяснить двум молоденьким девушкам? И я ограничился ответом, который тоже сыграл определенную роль в принятии решения:
--Ваш техникум старейшее учебное заведение страны.
Что, впрочем, соответствовало истине, техникум был открыт в 1709 году.
--Ну что же вы напали на юношу,- пожурила девчат женщина.- Сначала надо его определить в общежитие. И уже обращаясь ко мне спросила:
--Наверняка и не завтракали еще?
--Нет,-признался я.
В это время в комнату прихрамывая вошел мужчина. Поздоровавшись,спросил:
--Ольга Сергеевна, для меня что-нибудь есть?
--Ничего особенного. Все как обычно, Дмитрий Маркович. Разве что вот этот молодой человек собирается поступать на ваше отделение, а мест свободных в старом общежитии уже нет. Может, поспособствуете пристроить его в новое, четвертое общежитие?
--Конечно, конечно. Сейчас позвоню коменданту. Она уже, думаю, на месте. Решим, куда определить этого молодого человека.
Дмитрий Маркович тут же сделал звонок и удовлетворенно сказал:
--Ольга Петровна будет ждать вас у входа на первом этаже. Дайте юноше кого-нибудь из девчат в сопровождающие, чтобы он не тратил лишнее время на поиски. И поторопитесь.
Максимум через двадцать минут я уже осваивал комнату на пятом этаже по улице Пархоменко. В ней стояло три аккуратно заправленные кровати, стол и три тумбочки. Мне приглянулась кровать ближе к окну. Но расположиться как следует и полюбоваться видом из окна не дала девушка, сопровождавшая меня. Она вызвалась показать студенческую столовую, которая, впрочем, оказалась почти рядом, в общежитии, на примыкающей к Пархоменко улице Карла Маркса.
Завтракал я не торопясь. Для деревенского паренька многое в студенческой столовой показалось необычным. И прежде всего цены. И хоть, выбирая блюдо, я сверялся с ценником, но все равно ожидал подвоха, боясь истратить много денег. Перед самой кассой долго искал хлеб, пока кассирша, заметив моё метание, не объяснила, что хлеб стоит на столах, и он бесплатный. И действительно на каждом столе стояли широкие вазы с объемными горками нарезанного дольками хлеба, графины с чистой водой, а также горчица, перец и салфетки.
Этот завтрак я запомнил на всю жизнь. Я взял овощной салат, поджарку с картофельным пюре на гарнир и стакан чая. И за все заплатил 43 копейки. У меня было ощущение, что я попал в райскую страну с исключительно добрыми и заботливыми людьми.
* * *
Такое внимание, проявленное ко мне, молодому парнишке с белорусским говором, с невзрачной справкой на руках, удостоверяющей личность, написанной на листке из школьной тетради, вселило надежду, что у меня все будет хорошо. Так и получилось. Экзамены я сдал и был зачислен, как и хотел, на отделение "Обогащение руд черных и цветных металлов".
Оставалось решить еще одну сложную задачу - получить паспорт. Здесь все могло оказаться сложнее. По существовавшим тогда законам, я должен был вернуться в родные места, предъявить документ о поступлении, и по месту жительства получить паспорт. Но ехать домой ради паспорта через полстраны, а через неделю возвращаться, не было никакого резона. И что самое главное - не было лишних денег. Я решил получить паспорт здесь, в городе.
Взяв справку о зачислении в техникум, уже собрался уходить, как секретарь директора поинтересовалась:
--Что-то вид у вас, студент, не радостный? Проблемы с билетами на поезд или что-то еще? Может помощь нужна какая?
Вопросы прозвучали с таким искренним участием, что я без утайки рассказал о проблеме с паспортом.
--В этом случае одной справкой не обойдетесь. Скорее всего, вам потребуется характеристика и поручительство двух человек. Посидите в коридоре, я быстро подготовлю. А там и директор подойдет. Обещал быть к полудню.
Я потом не раз вспоминал эту ситуацию. Секретарь была женщиной средних лет. Сдержанная, статная, красивая. Какое ей дело, казалось бы, до юных мальчишек с их проблемами? Но она не осталась в стороне. Видимо, не первый раз сталкивалась с подобной ситуацией, когда учиться приезжали парни и девушки издалека и без серьезных документов, со справками с нечеткими печатями и неразборчивыми подписями на них. И чтобы я лишний раз не бегал взад-вперед, сама предложила взять характеристику. Разве сейчас такое участие к постороннему человеку возможно?
Да, была жесткая система, которая ограничивала таких, как я, сельских жителей в некоторых правах. Но в этой системе работали люди. Совсем другие люди, чем сейчас, - добрые, отзывчивые. Они душой вникали в проблемы других и помогали их решить. Возможно, не все были такими, но мне почему-то везло именно на таких людей. И если будет возможность, я обязательно про них напишу.
... Вскоре мимо меня по коридору прошествовал высоченный мужчина около двух метров ростом, лет пятидесяти, и скрылся за массивной дверью с надписью "Приемная директора". Не прошло и пары минут как дверь открылась снова и секретарь позвала меня:
--Директор хочет с вами лично пообщаться.
Высоченный человек с густой шевелюрой сплошь иссеченной седыми прядями и был директор Борис Александрович Горновой. Он подал для приветствия свою могучую руку и спросил:
--Не страшно было ехать, Николай Кириллович, в такую даль?
--Нет!- честно ответил я.- Я же ехал по своей стране.
--Значит, будем учиться?!- не то спросил, не то утвердительно сказал директор, по-отечески глядя на меня сверху вниз.
--Обязательно будем учиться!- пролепетал я, отвечая на теплое крепкое рукопожатие.
* * *
В городской отдел милиции я шел, как говорят сейчас, упакованный хорошими документами - свидетельством о рождении, справкой, что отпущен из колхоза на учебу, справкой о зачислении, добротной характеристикой учебного заведения и справкой о поручительстве за меня руководства техникума. И хоть дальше не так все гладко было, как хотелось надеяться, но паспорт я получил. Пока временный, на шесть месяцев. Это время, видимо, понадобилось для запросов по месту моего рождения, проверки родственников. И в первую очередь отца, который в одном из боев в 1944 году получил тяжелейшее ранение.Во время одной из атак в тело отца впились сразу шесть пуль. Еще два с лишним года отец провел безвылазно в госпиталях, пытаясь выкарабкаться из цепких лап смерти. Не выкарабкался...
Во время получения паспорта произошел случай, о котором я хочу рассказать особо. Он почти мистический. Накануне в горотделе милиции некий подполковник, которому передали все мои документы для оформления паспорта, выразил озабоченность:
--Выдать паспорт дело нехитрое. А вот тому ли человеку мы его выдаем?
И уже обращаясь ко мне, предложил:
-- Хорошо бы вам, гражданин, поискать кого-нибудь из жителей своей местности, кто мог бы твердо удостоверить, что это действительно вы.
Я хотел было пошутить, что сейчас соберусь, махну в Белоруссию и привезу прямо из деревни нужного свидетеля. Но тут же одернул себя. Любое слово, которое не понравится подполковнику, может надолго затормозить решение вопроса. И я осторожно пообещал поискать в городе земляка, но не гарантировал, что мне повезет.
Свободное время до начала занятий в основном использовал для возможности подзаработать денег. Кооперировался с такими же ребятами, как я, в бригады, и ходили разгружать вагоны с углем, арбузами, водкой, цементом, консервами. Выбирать особо не приходилось. Где была работа, туда и шли. Главное, что рассчитывались с нами сразу же, по окончании разгрузки. А за скорость и хорошую работу еще доплачивали премиями.
Был и еще один плюс от хорошей работы. Репутация! Вскоре нашу бригаду стали приглашать в первую очередь на работы, где нужна была скорость и аккуратность. Соответственно и оплата труда была выше.
Особо запомнился один эпизод. Мы подрядились разгрузить сразу три вагона с арбузами. Умотались изрядно, но с работой справились в срок. За простои вагонов организации в то время платили немалые штрафы. Не ожидавшие от нас такой прыти работодатели расщедрились. Кроме хорошей оплаты, разрешили каждому взять с собой арбузов, сколько кто сможет унести. Я исхитрился унести один большущий и другой поменьше. По пути в общежитие большой арбуз продал. Так, впрочем, сделали и все другие ребята. Во время работы мы арбузов наелись, казалось, на всю жизнь. Но все получилось наоборот. Уже на следующий день мы сами обзванивали товарные станции в надежде заполучить наряд на разгрузку арбузов. До чего же они были сладкими в то время!
* * *
За хлопотами в поисках работы я уже забыл про разговор с подполковником, но тут получил письмо от матери. В нем она, помимо всех сельских новостей, сообщала, что вслед за мной в Нижний Тагил поехал Генка Мороз учиться в школе ФЗО. У него в городе вроде бы есть какие-то дальние родственники. Надо ли говорить, что эта информация встряхнула меня. Я побежал в милицию и сообщил все, что знал. Надеялся, что уж она в два счёта отыщет в большом городе моего земляка. Но не тут-то было! Генка еще нигде ничем не проявился и не зарегистрировался. Оставалось только ждать.
В очередное воскресенье решил съездить в Тагилстроевский район. Я уже знал, что там хороший Парк отдыха. По выходным практически весь день в нем играют оркестры разных предприятий. Работает множество торговых палаток. Художники прямо на аллеях выставляют свои работы, и охотно выполняют заказы отдыхающих. Словом, я рассчитывал хорошо провести время, в том числе и потанцевать на бесплатных танцплощадках. Тем более, что в этот день был какой-то мусульманский праздник.
Но так случилось, что плохое знание города сыграло со мной, как мне казалось вначале, злую шутку. Я вышел не на той трамвайной остановке. Чтобы сократить путь, пришлось срезать дорогу, дворами перескакивая с одной улицы на другую. И вот, когда я уже был недалеко от входа в парк, с балкона второго этажа меня окликнул удивленный мальчишеский голос:
--Коля, это ты?!
Поистине пути Господни неисповедимы. В том числе и те, которыми он приходит на помощь людям. В принципе я был атеистом со всем юношеским максимализмом. Но не поверить в чудо, свершившееся у меня на глазах, я не мог. Вот так нечаянно встретить земляка в 350-тысячном городе ничем другим, как только чудом, я не мог. Необходимо было совпадение множества факторов. Во-первых, я должен был принять решение в этот день ехать именно в этот Парк отдыха, хотя их в городе несколько. И самым обустроенным и красивым был на тот момент парк им. Болдина. Пропустить нужную мне остановку трамвая, и дворами выйти к этому невзрачному двухэтажному дому. И что самое главное, именно в этот момент Генка должен был выйти на балкон, хотя ни разу до этого, по его признанию, на балкон не выходил.
Конечно же, паспорт, после "предъявления" милиции земляка, я получил без проблем. Пока на шесть месяцев, а по истечении этого срока мне заменили его на постоянный.
К этому моменту я сдал все зачеты и экзамены за первый семестр, активно занимался спортом. И не только на спортивных площадках своего техникума, но и в городском Дворце спорта. Бокс, тяжелая атлетика, самбо, футбол, конькобежный спорт. И даже пробовал себя в хоккее - стоял на воротах. И все эти секции, сейчас в это трудно поверить, были бесплатными. Наоборот, в секциях всех участников обеспечивали необходимыми спортивными снарядами и одеждой.
Страна хотела, чтобы молодые люди учились, развивались физически. Строила общежития, спортивные сооружения, платила стипендии. Огромные стипендии! Для меня 360 рублей, которые стал ежемесячно получать на первом курсе, были немыслимо огромной суммой. Достаточно сказать, что, отправляя меня за три девять земель, мать смогла выделить только 150 рублей. Это все, что она, передовая колхозница, участница Всесоюзной сельскохозяйственной выставки в Москве, смогла накопить.
В то время с колхозниками рассчитывались один раз, после подведения итогов сельскохозяйственного года. И в основном натуральной продукцией: пшеницей, рожью, ячменем, сахаром, комбикормом, подсолнечным или конопляным маслом. Выдавали и деньги, но не в больших количествах. В неурожайные годы и совсем мизерные суммы, иногда не дотягивали даже до рубля на трудодень. Поэтому я не особо рассчитывал на помощь из дома. Но это не помешало мне успешно окончить техникум и сделать новый выбор, который приближал меня к юношеской мечте - увидеть всю страну во всем ее многообразии. При распределении я выбрал Чукотку. Землю, с которой начиналась наша великая страна - Союз Советских Социалистических Республик!
* * *
Ну, а теперь самое время рассказать, что побудило меня написать эти воспоминания. Некий блогер Максим Мирович разместил в интернете очередную статью, очерняющую советский строй. Причем, не просто очерняющую. В ней он откровенно цинично и грязно перевирает факты, оскорбляя целую эпоху и миллионы людей живших в то время. Ну прямо так и кажется, что черная еврейская хуцпа прет у него со всех щелей.
Не буду перечислять все глупости, которыми он потчивает читателей. Назову лишь некоторые: якобы в СССР нельзя было получать бесплатное образование; нельзя было свободно перемещаться внутри страны и приезжать без разрешения в Москву, Киев, Минск; нельзя было купить недвижимость; нельзя было выезжать за границу; нельзя было читать, что хочешь. Даже мороженное советского прошлого не пощадил блогер, хотя родился в середине 80-х годов. И как наиболее весомый, по мнению автора, гвоздь в систему - нельзя было критиковать власть.
Сколько же таких любителей боднуть социалистическую систему повылазило из разных щелей в последние тридцать лет? Они прятались в лабораториях, в архивах, в музеях, в редакциях журналов и газет, в артистических уборных. В том числе и в райкомах и обкомах, в КГБ, в других советских учреждениях. Были на вторых, третьих ролях, но дожидались своего часа. Пользуясь всеми благами советского строя, мечтали о другом - о том, как получить возможность бесконтрольно дурачить людей, как, не работая, зарабатывать, как безнаказанно воровать, как изображать пошлость на сценических площадках и выдавать за шедевры искусства.
Да, в ту эпоху спекулянты, тунеядцы, воры и прочие хапуги-перекупщики и потребители импортного подпольного шмотья, не были свободны. И пока власть не давала им воли развернуться, страна развивалась и крепла. Советский человек созидатель, труженик был свободен!
И вот теперь эти кровососущие клопы всеми силами стремятся обгадить мертвого великана - страну-надежду для всего трудового мира, каким был СССР. Не брезгуют даже тему мороженого поднять. Это же каким надо быть идиотом, чтобы сравнивать натуральное мороженое с продуктом, напичканным разными химикатами? А уж враньё про то, что в СССР нельзя было получить бесплатное образование, это вообще из ряда пациентов психушки. Только бесплатное и притом любое! И при этом гарантированная работа по специальности!
Такую же ничтожную цену имеют и утверждения про якобы ограничения поездок по стране, посещения столиц. Это вообще бред, который даже психиатрам вряд ли удастся объяснить. Миллионы людей каждый день передвигались по стране. Они не были ограничены ни законом, ни, самое главное, - дороговизной билетов на железнодорожный транспорт и услуги аэрофлота. Железнодорожный билет в общий вагон из Москвы до Свердловска, например, в 1958 году стоил 15 рублей. Билет на самолет с Новокузнецка до Москвы стоил в 1971 году 52 рубля. Из Владивостока до Москвы в 1964 году билет на самолет стоил 104 рубля. В 1972 году я доехал из Новокузнецка в киргизский Майли-Сай всего за 78 рублей. При этом хорошо и интересно провел время в Ташкенте.
Я могу бесконечно долго приводить факты и цифры, чтобы развенчать ложь авторов, подобных Максиму Мировичу. Только у них другое видение того времени. Их вряд ли убедит то, что все цифры, которые я привел, это свидетельство моих личных поездок по стране. Я ездил, куда хотел. В том числе и за границу. Им нужна ложь, чтобы оправдать распродажу страны. Они и помнят только галоши, чтобы совесть не мучила. Не будет мучить вас совесть, господа лжецы, потому что ее у вас просто нет! Особенно, когда говорите, что покупать жильё в СССР нельзя было. А кооперативное строительство, когда трехкомнатную квартиру можно было приобрести за 2400 рублей? Возможно, в Москве чуть дороже.
И власть критиковать можно было. Только надо было иметь свою позицию и волю. Утверждаю это с полным правом, потому что сам в ту пору работал журналистом. Конечно, приходилось иногда, отстаивая свою точку зрения, убеждать некоторых ретивых коммунистических чиновников, что они еще не вся партия. Но, к сожалению, в горбачевскую перестройку позиции разных прохвостов, в том числе и в высших эшелонах власти, окрепли, и, в конце концов, они сломали ту эпоху.
Самое главное, чего сейчас хотят лжецы, опошляющие советскую эпоху, чтобы молодежь не стала даже случайно сравнивать жизнь в действительно социально ориентированном государстве с кабальной и бесправной жизнью в настоящее время. Только социалистические идеи не умерли и не умрут. Они все равно пробьют себе дорогу и сметут лжецов, воров и проходимцев, которые обманом уселись во властных кабинетах.