Иван Иванович медленно опустил трубку на рычаг. Телефон, допотопная "вертушка", мелодично звенькнул. Неяркий свет лампы под зеленым абажуром освещал широкий стол, на котором лежали несколько книг, пара серых папок из рыхлого картона, со шнурками-завязками, большая пепельница, оформленная в виде уменьшенной копии открытого бассейна "Москва", большая коробка кубинских сигар и маленькая коробка спичек. Еще стакан с водой и упаковка валокордина. И еще трубка с мунджштуком из желтой кости, лежащая на пепельнице. Иван Иванович вздохнул, помассировал сердце, взял одну сигару и с усилием разломал ее в трубку. Потом зажег спичку и начал ее раскуривать. Ароматный дым завис над столом, клубясь в зеленом свете лампы. Вредно, разумеется. В его возрасте все вредно. Он хмуро посмотрел на лекарство, допил воду в стакане, а таблетки убрал в ящик стола. После чего встал, и дымя трубкой прошелся по комнате. Хорошо смазанные сапоги почти не скрипели.
"Тапочки конечно были бы удобнее, но привычка, проклятая привычка... В лагере сапоги из кожи бывшего мента, тогда мы их называли "мусора", было верхом шика. И курить сигары - тоже. Чтобы не вызывать нездоровый ажиотаж, курили как простую махорку, свернув козью ножку. Потом перешел на трубку, а привычка к табаку осталась. Да, давно это было. Сердце дает последнее предупреждение, словно злой нарымский конвоир на пересылке. Пора делать выбор. Пора решать, на кого оставлять мою Организацию. Есть два кандидата..."
Иван Иванович бросил косой взгляд на папки. Досье Юрия Ивановича и Игоря Николаевича он знал наизусть. Обоих он отобрал из серой безликой воровской массы уже давно, обоих тщательно вел по всем ступеням их непростой карьеры, за успехами и неудачами, последних, впрочем, не было, обоих кандидатов в преемники он внимательно наблюдал, оценивал, делал выводы. Игорь Николаевич, прост, прям и безотказен. Делает то, что надо, что не надо - не делает. Всегда выполняет приказы, чаще всего буквально. Ловок, опытен, безупречен. Характер настоящего вора, стойкий, преданный... Слишком стойкий даже. Негибкий. Отступать не умеет, никогда. Достоинство ли это? Иван Иванович подошел к окну, посмотрел на непроглядную темень, из которой на мокрое наружное стекло прилетали и липли большие разлапистые хлопья сырого снега. Холодно там, на улице. Холодно, мокро... Как тогда в тайге. В 75-м, когда бежали из лагеря и заблудились в тайге. Он тогда, скрученный кашлем и голодом, он с тоской вспоминал о брошенных неделю назад костях последнего из бежавших с ним зэков. Их было восемь, семерых съели, последнего он сам убил и ел три дня. А кости бросил. О, как бы он вцепился в них сейчас, грыз бы, не жалея зубов! В кармане бушлата шуршала какая-то бумага. Ах да, это книжка какого-то интеллигента, вроде бы его съели первым. Он достал нелепый томик без обложки, раскрыл его наугад...
Иван Иванович усмехнулся. Книга его тогда и спасла. Он прочитал в ней:"Иди и смотри", сделал как советовала книга, и набрел на спрятанную в глухом лесу неизвестным охотником заимку. А потом, снова советуясь с книгой, шел по тайге еще десять дней и вышел на окраину Иркутска. Все правильно, надо посмотреть в книге. Иван Иванович подошел к столу, из нескольких книг выбрал одну, не очень толстую, открыл наугад и ткнул желтым прокуренным ногтем в строчку наугад. "Тонкость, тонкость!" - взывала к нему книга. Он захлопнул томик и бросил его обратно.
"Тонкость. Тонкости у Игорька как раз нет. Зато у Юры ее хоть отбавляй, хоть на вид он потолще спортивного Игоря. Без мыла в жопу влезет. И чистым вылезет. Редко когда что-то делает по своей инициативе, и никогда не доводит дело до конца. Все время мне или кому-то еще приходится потом доделывать. Но и не подставил ни разу. Хм... Тонкость... Руководителю именно это качество и необходимо - заставить других работать вместо себя. Неужели все-таки Юра?"
Иван Иванович снова сел за стол, выбил в пепельницу остывшую трубку и открыл папку Юрия Ивановича. "Родился, учился, сел, вышел... Купил, продал, украл, обменял... Никого не убил, это плохо. Хотя с другой стороны, времена меняются... Баб любит, причем опасных. Зачем ему были нужны эти шуры-муры с журналисткой? Он бы еще с прокурорской дочкой роман закрутил! Впрочем, ничего ей не рассказал, а сам у нее узнал кое-что полезное. Молодец. Выпендриваться тоже любит. Купил какую-то скифскую древность за большие деньги. После смерти известного писателя, когда его люди украли рукопись последнего романа этого самого бумагомараки, часть денег от издательства отдал в фонд поддержки политиков нетрадиционной ориентации. Это хорошо, это, как нынче говорят, пеар. Полезная известность, если по-человечески. Известного мецената ментам прижать сложнее, чем простого урку, правда ведь? Да и необычные друзья Юры со временем тоже могут принести пользу Организации... Бизнес надо расширять, а его легальную часть - рекламировать. Справился бы с этим Игорек? Нет, не справился бы. Я уже говорю о нем в прошедшем времени, значит уже принял решение. Не стоит откладывать дело в долгий ящик, а то самому недолго в ящик сыграть. Несмешная шутка получилась. Надо позвонить."
Иван Иванович снял трубку и покрутил диск.
- Владивосток? Ларису Ивановну хочу. Да, это я, твой старый хрыч, узнала меня, Ларочка? Как там твои гробницы? Уже пять, надо же. Я к тебе вот что... Юре помощь нужна. Да, ты знаешь, тот самый. И еще... Я умру скоро, я чувствую. Нет, не спорь, при чем тут врачи... Юра вместо меня будет. Да, ты все правильно поняла. А что Игорь, из него хороший зам получится. Исполнительный, верный, преданный. Настоящий слуга. Да, так и решил. Передай там ребятам из этой, японской, куцой... Якудзы, да. Так вот, передай им, что Юра на дружеский саммит поедет. И еще скажи, что если снова будут выеживаться, саммит пройдет в теплой дружеской обстановке. Так и скажи, они поймут. Не хочу, чтобы обижали мальчика, ему и так придется несладко, сама понимаешь. Угу. Целую тебя, Ларочка. От марухи слышу. Все, пока.
За окном медленно и неуверенно светало, точнее серело. Пора было ложиться спать. Выбор был сделан, и на душе у Ивана Ивановича снова было светло и безмятежно, как семьдесят лет назад, когда он в первый раз в жизни взломал школьную кассу.