В одном из огромных торговых центров - таком большом, что в нем нетрудно заблудиться, - она сидит в полном молчании за стеклянной витриной и ждет, когда кто-нибудь подойдет к ней.
Она редко поднимает голову. Продавщицам из отделов напротив виден лишь четкий ровный пробор, разделяющий аккуратно заколотые на затылке темные волосы, и длинная прямая челка, полностью закрывающая ее глаза.
Что она делает там, за прилавком? Читает роман, вяжет, вышивает гладью или крестиком? Какая разница!
Она очень редко отрывается от этого занятия и поднимает голову, чтобы обвести задумчивым взглядом торговый зал и людей в нем. Людей, идущих мимо. Вряд ли она сожалеет, как другие продавщицы, о том, что эти люди прошли мимо нее, даже не посмотрев на ее товар.
Взгляд огромных синих глаз на худеньком бледном лице остается равнодушным и отстраненным, не смотря ни на что. Даже если ни один человек не подойдет к ней за весь день, он не отразит ни досады, ни раздражения. И любопытные соседки из других отделов продолжат с интересом наблюдать за ней - с утра до самого вечера, когда закроется зал.
Она привлекает их внимание не красотой. И не уродством, хотя ее нельзя назвать даже хорошенькой - такую бледную и худую, с такими непропорционально огромными глазами, до краев наполненными печалью каждый раз, когда она поднимает голову. Они кажутся слишком большими на ее почти детском лице. Слишком широко распахнуты их ресницы, слишком выразителен их взгляд. Они слишком хороши, а это ведь уже плохо. И, не замечая красоты этих глаз, женщины напротив уже сосчитывают в уме минусы их обладательницы. Слишком худая, слишком бледная, слишком простая - даже не накрашена, и одежда у нее темная, строгая, и этот пробор - как у старушки.
Но ведь и натурщица да Винчи была далеко не красавицей. Впрочем, да Винчи иначе смотрел на свою Лизу. Быть может, именно поэтому и теперь сотни и тысячи людей все еще продолжают восхищаться ее загадочной неуловимой улыбкой.
Она не улыбнулась еще ни разу. Отвлекаясь от своего чтения ли, вязания ли, она просто отрешенно смотрит куда-то вдаль, и ее огромные прекрасные глаза наполняются в эти мгновения невыразимой грустью и тоской. Действительно, Джиоконда.
Впрочем, может быть, это лишь кажется из-за ее простоватого детского лица и длинных ресниц, взлетающих над бездонными глазами, когда она резко оборачивается на вопрос покупателя, ослепляя его таким открытым и искренним взглядом, что в первое мгновение все отводят глаза.
Джиоконда, как бы чарующа и неуловима ни была ее красота, это лишь образ, а люди живут в реальном мире реальных проблем, не так ли? И дома ее, должно быть, ждут муж и дети. И, очень может быть, это о них она задумывается с такой печалью в изумительных синих глазах.
Но если нет, молодые люди, пусть среди вас найдется хоть один мужчина, в конце-то концов! Пусть он пойдет в этот огромный, выстроенный лабиринтами, магазин, найдет ее отдел, подойдет к ее прилавку. И заставит ее улыбнуться хотя бы раз.
Одному человеку нечто подобное принесло бессмертную славу. Впрочем, не думайте о нем. Счастье миллионов людей началось с одной улыбки.