Это было то время, когда даже самые простые вещи на свете были преисполнены сокровенного смысла, а прекрасный мир вокруг таил в себе сотни, тысячи и миллионы загадок, разгадывать которые можно было каждый день по-новому, никогда не уставая, не зная ни тоски, ни скуки, ни одиночества, ни страха, ни лжи.
Это было то время, когда высокое вечное Небо светло улыбалось им даже в хмурые дни, а негасимое Солнце ярко светило сквозь любые тучи, отражаясь на лицах друзей. И словно не было вовсе туч на небе их жизни в те славные времена.
Это было то время, когда вся прекрасная, огромная и такая непознанная Земля - от самого Иртыша и до самой Усолки - принадлежала им, и никто не мог и не смел оспорить этого. Им принадлежали все дороги этого мира, и вкус дорожной пыли на их губах был сладок. Это они открывали мир - снова - каждый камень и каждую травинку, и каждое кислое яблоко, сорванное в больничном саду, где строжайше запрещено было рвать яблоки. Каждое утро с восходом и вечер с закатом, и полуночные луны - в городе и за городом - все это было их.
И каждая улица самого огромного, шумного и пыльного - самого прекрасного - города на свете принадлежала им и никому больше.
Это было то славное время, когда они смеялись без горечи, упав и разбившись в кровь, даже если на глаза им наворачивались слезы от боли. Это было то время, когда боль была главной причиной их редких слез, похожих своей мимолетностью на утреннюю росу. Горячее негасимое Солнце быстро высушивало их на загорелых чумазых лицах и снова зажигало улыбки в прозрачных до самого дна чистых глазах.
Это было время, когда драка - это здорово, даже если больно, а дружба - навсегда. И за друга не страшно было вступить в любую драку, потому что друг - это слишком дорого, чтобы раздумывать о синяках и ссадинах, которые, может быть, будут после. И, потирая саднящие колени и локти, смеяться вместе, даже если их, все-таки, побили, было так легко, зная, что ты сделал все, что мог, и не отступил до самого конца.
Это было время, когда они еще не умели отступать, молчать, лгать и смиряться. Время без полумер, когда весь мир должен был принять их закон, и иначе быть никак не могло. Они верили в это, и так оно и было, пока они верили.
И этот их крохотный мир был настолько наполнен собой, что совершенно затмевал большой мир вокруг.
Но ведь земля и люди существуют не только на бескрайних просторах развилки Иртыша и Усолки. И они ходили где-то рядом - темные и незаметные - серые тени на фоне сияющего мира чужого детства. И однажды они вошли в него, чтобы затмить свет его негасимого Солнца и разрушить его святую Веру.
Для них, живущих иначе, с ложью, страхом и тоской, и вечно одиноких в своей бессмысленной маетне, все было решено годами раньше. Они давно уже разделили этот прекрасный непознанный мир. И эти волчата, которым драться было здорово, а верность была превыше покоя, казались им такими странными, должно быть.
Они не хотели делиться, как все. Они вообще не хотели быть как все. Они создали свой - правильный и справедливый - мир и не собирались отдавать его без боя.
Конечно, они проиграли серому сумраку чужой лжи. Им пришлось выйти из светлого мира своего детства в мир, разбитый на кусочки.
Но ведь бесконечно высокое вечное Небо детства остается над нашей головой навсегда, если мы захотим этого. И, если только мы захотим, ослепительно-яркое Солнце правды всегда будет светить нам. Надо лишь очень, очень верить в это. А они очень верили.
И если подумать и рассудить: даже в мире, разбитом на кусочки, есть люди, которым принадлежит целый мир.