Московский май в том году был ранним - на день войск ПВО уже вовсю набухали почки на деревьях в госпитальном парке, какие то городские пичуги вовсю чирикали свои незатейливые песни, ремонтируя прохудившиеся за зиму гнёзда, а любопытное весеннее солнце не просто заглядывало в окна наших палат, а старательно пыталось согреть наши больные тела и ещё более "болезные души". Хороший май был в том году. Судьба распорядилась, чтобы этот май я провёл в "Бурденко", так коротко и ясно в нашей Советской а теперь Российской армии называют Центральный военный госпиталь, носящий имя этого замечательного хирурга. Кому довелось там побывать в 80-е годы, тот знает, что есть на его обширной территории одно прелюбопытнейшее место. И это не прекрасные корпуса или оснащённые по последнему слову техники медицинские кабинеты, а ...простой газетный киоск недалеко от главного входа Замечателен он был не только тем, что в нём продавали такие печатные издания, которые простому народу в те года и не снились (представьте - 86год и журнал "Америка" в свободной продаже.., говорят даже "Playboy" завозили, пока какому то сердечнику плохо не стало), но более всего самой очередью, которая образовывалась где то с шести часов утра, ещё до открытия и завоза "свеженинки". Очередь эта говорила о многом, в том числе и о либеральных порядках, царящих в госпитале и уважении к людям, именно к людям, поскольку тут никого не называют этим жутким словом "больной" или , что больше случалось из-за специфики заведения -"раненый", но только по имени- отчеству, причем не зависимо от возраста и воинского звания. Я удивился, когда, прибыв в своё отделение, услышал от незнакомой медсестры своё имя-отчество и не желаю ли я отужинать с дороги дежурным блюдом. Дежурное блюдо состояло из осетровой ухи и бутербродов с чёрной икрой, поскольку был рыбный день (!!)
Так вот эта знаменитая очередь за свежей прессой была замечательна не только своим составом и разговорами, которые в ней велись, но и нормами общения, стихийно принятыми в ней и соблюдающимися , как я понял, довольно длительное время. Представьте себе, где ещё простой капитан может обсудить советско-французские отношения с военным атташе в этой стране и лично знавшим де Голля, или вопросы целесообразности строительства советских Шаттлов с кем нибудь из отряда космонавтов. Кстати, чемпионат мира по хоккею, шедший в это время, комментировал недавно ушедший на тренерскую работу игрок сборной и, естественно ЦСКА, ... не стану хвастаться, но фамилия ещё та! Это был своеобразный, очень демократичный клуб общения, как сейчас, например интернет-форум. Но это то были живые люди, многие из которых были просто легендой. Когда, после операции я смог ходить, то посетив один раз эту, простят меня за выражение, "тусовку", я стал ходить туда ежедневно, точнее - ежеутренне и месяц почти такого общения стал для меня настоящим "университетом", который больше пройти нигде невозможно. Кое что из такого вот "общения" небезынтересно было бы узнать и другим, что я по мере сил и постараюсь сделать.
Рассказ первый.
"Гауптштурмфюрер"
Старик был просто замечательный. Замечательный тем, что на него никто никогда не обращал внимания. Невысокого роста, сухонький, молчаливый - он покупал в киоске "Ивестия" и "Литературку" и всё его общение с окружающим миром ограничивалось общепринятыми в нашей очереди дежурными фразами о погоде и последними новостями хоккейных баталий. Его внешность как бы сливалась с окружающей обстановкой. а таких людей в нашей тогда ещё доперестроечной стране мы старались не трогать и обходить стороной. Бывшая служба этого человека в соответствующих его имиджу органах была очевидна, вопрос "В каких?". Однажды он сам разрешил этот вопрос, почувствовав напряжение в в какой то довольно скользкой политической дискусии при его появлении. " Простите за скрытный характер, я шифровальщик... бывший, конечно." Данная контора, кстати весьма уважаемая в войсках, именно уважаемая, в отличие от другой не менее "молчаливой" конторы была мне хорошо знакома из-за некоторых особенностей моей " работы", так что перебросившись парой фраз с непонятной непосвящёным терминологией я понял, что это действительно правда и можно обсуждать "Афганский вопрос"дальше. Но разговор как то свернулся, перекинулся на что то другое, как это часто бывает, а мы познакомились с Николаем Климычем, так назвался новый знакомый поближе. Накупив газет(я ещё брал на всю нашу палату из четырёх человек) мы не торопясь пошли по аллее к нашему корпусу,оказалось, отделения наши были по соседству, только на разных этажах. Разговор шёл об Афганистане, как обычно, потом перешли на ТУ войну, о которой фронтовики говорить не любят, но Климыча почему то прорвало, видно долго в себе носил это. и поведал он вот такую историю...
"Случилось это всё под Сталинградом. Под Сталинградом сорок третьего. Их было два, Сталинграда. Который - сорок второго, вспоминать почти что некому, а кто жив остался, тот только кулаки сжимает да про себя материт кого то, и не понять, то ли немцев, то ли "отцов-командиров", что столько народу умудрились положить. А победный Сталинград - это совсем уже другое .Другие бойцы, другая форма - погоны , политруки куда то подевались - другая армия вроде воевать начала...и главное - одолевать немца стали, а это не просто было, совсем не просто...немец то бился до последнего, до приказа Паулюса.
Однажды вызвал меня наш начальник штаба, говорит взяли разведчики языка, много ребят погибло, пока пробивались к своим, а язык то оказался не простым, а офицером отдела шифрования дивизии СС "Рейх", из группировки Манштейна, пытавшейся пробиться к окружённым с севера. По документам - гауптштурмфюрер, вроде капитана по нашему. И это была женщина. Ничего особенного, у нас в секретных частях тоже много девчонок было. но то у своих. А это был враг. Да ещё какой! Настоящая "Лили Марлен". Как им, сволочам белокурым , чёрная форма то шла! И имечко было у неё самое что ни на есть фашистское - Марта. Короче не повезло этому гауптштурмфюреру Марте, шифровальщики знают многое и это многое должны были знать мы, и через очень короткий срок, положение на фронте было серьёзное. Особисты наши вижу друг от друга глаза отводят: одно дело всяких Гансов допрашивать...с пристрастием, да своих "изменников Родины" мутузить, чтоб другим неповадно было, а тут... Марта. Да ещё эта дура немецкая говорить не собирается, в молчанку играет, фанатичка. Думает, она в гестапо попала, идиотка! Всё расскажет, когда ребята с синими погонами разойдутся да во вкус войдут, а войдут во вкус они быстро... И не то, что бы мне её жалко стало, пришлось насмотреться на ихние" художества" за год войны, но вот то, что она тоже шифровальщица, коллега как бы, (да и просто красивая была девка, чего греха таить!), решил я дело по иному обставить. Немецкий знал более менее сносно и попросил генерала, начальника штаба нашего переговорить с ней самому. Тот разрешил. Велел тогда я позвать своего водителя, казаха Касыма. Хороший мужик был этот Касым. До войны был единственным механиком на весь свой колхоз, десятилетку в Кустанае закончил, хотел в институт пойти, да не судьба видать. И вот прибегает мой казах, весь грязный. в машинном масле, с двигателем на нашем виллисе возился Красавец, просто жуть, настоящий Чингиз хан! Я тут этой национал-социалистке и говорю, видишь, мол, этого воина Востока , он женщины не видел с тех пор как воюет с вами , к тому же абсолютно дикий. Есть два варианта развития событий: либо Вы общаетесь со мной, вашим коллегой по шифровальному делу, либо - с этим сыном степей до конца Вашей жизни, а с учетом темперамента этого красавца, то это примерно до утра. Он будет "любить" Вас до смерти, буквально. Вот примерно так я всё ей объяснил и, упав ненадолго в обморок, Марта очень подробно и толково мне всё, что нужно, рассказала... А Касым очень обиделся на меня, когда узнал , зачем его от дела оторвали, он вообще очень застенчивый парень был с девушками. Что с этой фурией дальше было? В лагерь отправили, в Казахстан куда то..."
Возможное продолжение этой истории, рассказанной мне Николаем Климычем, я узнал позже, когда служба привела меня в небольшой городок Щучинск на севере Казахстана. Возле него расположился колхоз, в котором жили и работали немцы, бывшие военнопленные из частей СС и их потомки. Очень красивый и чистый посёлок, дома, словно сошедшие с немецких картин, везде чувствовался достаток и порядок. Колхоз держал первое место во всех мыслимых и немыслимых социалистических соревнованиях, молодежь была в меру обрусевшей, но немецкая речь зачастую перемежала русскую, залетали и казахские слова. Главный механик хозяйства познакомил меня со своей матерью, стройной, ещё сохранившей следы былой красоты женщиной, Мартой Генриховной...