альная свеча на старинном дубовом столе оплывала и трещала, давая больше копоти, чем света. Старик, погруженный в раздумья, не замечал этого. Он смотрел невидящими глазами на дрожащий язычок пламени, и одинокая слеза, безнадежно запутавшаяся в избороздивших кожу морщинах, подрагивала на его щеке...
- Что ж, ты хочешь стать чародеем, - полувопросительно говорил Мастер, испытующе глядя на мальчика из-под косматых бровей.
Мальчик, волнуясь, сглотнул застрявший в горле комок и только кивнул.
- Способности у тебя, определенно, имеются, - продолжал неторопливо Мастер, - но ты должен знать, что чародейство - суть очень сложная ..э -экхм.., отрасль магических искусств. Я мог бы сказать "магических наук", но ты вскоре поймешь, что, помимо расчета, строгого соблюдения последовательности действий, безукоризненного знания процедур и прочих, безусловно научных атрибутов, очень многое зависит от вдохновения. М-да, а это уже чистое искусство. Однако, для начала я расскажу о прочих, с твоего позволения, отраслях.
Мальчик слушал, понимая, что его обучение уже началось и он страшно боялся упустить хотя бы слово из своего первого урока. Внимание ребенка столь непосредственно отражалось на его лице, что Мастер, продолжая рассказ, неприметно улыбнулся в бороду.
- Существуют так называемые теурги. Они обращаются с молитвами к богам, прося у них чуда. Но боги либо спят, либо заняты, так что чудеса теургов - это чудеса в подлинном смысле. Обычно проще добиться желаемого более простыми средствами.
- Маги, те обращаются непосредственно к силам стихий. Возможности мага ограничены лишь его собственными силами, способностью и умением контролировать эти силы. Мага можно сравнить с грузчиком, который таскает в порту бочки с ворванью. Только грузчик устает постепенно, по мере выполняемой работы. А маг, пока он работает, пронизан силами стихий и не чувствует усталости. Когда же дело сделано, и стихия покидает его, нередко оказывается, что собственные силы тоже на исходе. А если маг не рассчитал...
Мастер помолчал, раскуривая вересковую трубку. Он делал это при помощи трута и кресала, хотя сотворить "Пламя Спланхэма" было, разумеется, намного проще. Это заклинание было одним из первых для любого ученика. Мастер предпочитал кресало потому, что не любил дешевых эффектов.
-Демонологам, - продолжил он, выпустив клуб ароматного дыма, - приходиться общаться со страшными и коварными силами, которые они вызывают при помощи своего зловещего искусства. Демоны очень не любят, когда их тревожат, и всегда стараются найти слабину в защите подчинившего их человека. Большая часть ритуалов в демонологии связана именно с этой проблемой, потому что стоит демону вырваться из-под контроля, и он мстит, мстит страшно и неотвратимо. Самым, э-э, эстетичным следом демонолога -неудачника, из тех, что мне довелось видеть, было жирное пятно на оштукатуренной стене.
Некоторое время Мастер молча попыхивал трубкой, вспоминая, видимо, не столь приятные взору следы исчезнувших демонологов.
- Ведуны - это просто оракулы, прорицатели, в большинстве либо ненормальные, либо шарлатаны. Самые достойные из этой братии общаются, видимо, со стихиями, но не способны ни воздействовать на них, ни использовать.
Ворлоки теоретически всемогущи. Они появились недавно, каких-нибудь полторы тысячи лет назад, после того, как на Алдагморской пустоши упал небесный камень, который, очевидно, и есть источник их могущества. Ворлок не учится своему мастерству. Как он творит свои чудеса, тоже толком не известно. Говорят, что ворлоку достаточно очень четко представить себе желаемое, чтобы получить нужный результат. После каждого удачного чуда сила ворлока возрастает. Но никто и никогда не видел действительно всемогущего ворлока, потому что каждый из них, по достижении определенной степени могущества, начинает слышать смутный, но непреодолимый зов Алдагмора. Там, кстати, в окрестностях пустоши, ворлоков нет.
Мастер выколотил трубку о каблук и любовно прочистил мундштук изящным шомпольчиком.
- Если ворлок, - заговорил он, пряча трубку в складках своего балахона, - услышав Зов, прекращает свои занятия и убирается от Алдагмора подальше, у него есть шанс умереть от старости. Если же он пренебрегает Зовом, тот становится все сильнее, ворлока мучают кошмары, невероятные головне боли. И он, в конце концов, уже не может противиться Зову и идет в Алдагмор. Что там происходит, я не знаю. И не слышал, чтобы кто-то из них оттуда вернулся. М-да...
Колдуны ближе всего к чародеям. Только колдуны не могут воздействовать на неживое. Колдун, скажем, способен наслать самую невообразимую болезнь, перед которой эти плешивые умники из Оксенфуртского университета будут бессильны, сколько бы они не размахивали вокруг больного проеденными молью париками и не кудахтали на своей испорченной латыни. Другой колдун, за соответствующее вознаграждение, излечит больного, да так, что никто и не поверит, что этот человек только вчера смердел, как собачья блевотина, и выглядел соответственно запаху. Колдун способен превратить жабу в лебедя с таким искусством, что только другие лебеди отличат сей, гм, артефакт среди стаи. Полагаю, что-то связанное с акцентом, дефект речи, так сказать...Но ни один колдун не сможет приподнять даже на пядь от земли золотой дублон, выпавший из кошелька пьяного купчишки, если не возьмет его в руки. Впрочем, если купчишка вздумает терять дублоны в присутствии колдуна, монеты попросту не успеют упасть на землю...
Мастер помолчал, глядя на мальчика.
- И, наконец, мы - чародеи.
Мальчик заметил это "мы" и покраснел до самых ключиц. Он до сих пор не мог поверить, что его мечта осуществилась.
- Наши способности, продолжал Мастер, как бы не замечая волнения ученика, - основаны на использовании сил стихий, как и у магов. Но мы работаем, м-м, опосредованно, через амулеты, различные, э-э, субстанции, заклинания. Что есть заклинание? Набор слов, часто бессмысленных, а то и просто звуков, произносимых хорошо поставленным голосом в строго определенный момент манипуляций, производимых равно с магическими и немагическими, но обладающими сродством к той или иной стихии, предметами и субстанциями. Назначение этих слов и звуков в установлении контакта со Стихиями, ибо каждой Стихии присуще собственное колебание, передаваемое в окружающий эфир. Слова и звуки резонируют с этими колебаниями и усиливают взаимодействие используемых предметов с силами Стихий. Я понятно объясняю?
- Д-да, Мастер, - выговорил готовый плакать от восторга ученик.
- Хорошо. Сотворение заклинаний, особенно заклинаний высших порядков, требует безукоризненного знания всей последовательности действий, полнейшего хладнокровия и наличия всех требуемых ингредиентов в строго выверенной пропорции. Любая ошибка, будь то не вовремя добавленные молотые зубы кархародона или легкая заминка в произношении слов, может привести к непредсказуемым последствиям. Результат таких ошибок может быть намного противнее жирного пятна на стенке. Это, да еще редкость или сумасшедшая дороговизна некоторых ингредиентов, например, драконьей крови, пожалуй, единственные издержки нашего ремесла...
Так началось обучение. Мальчик был весьма способным учеником. Скоро на его поясе засверкал атамэ - серебряный кинжал, который каждый чародей изготавливает для себя сам, и без которого невозможно ни одно мало-мальски серьезное заклинание. А несерьезных просто не было. Мальчик освоил "Пламя Спланхэма", зажигавшее все, что могло гореть, "Молнию Фитцера", от которой сгорали даже негорючие предметы, "Шар Огня", выполнявший роль светильника и множество других заклинаний. Среди них были безобидные "Бабочки Уолтера", облако которых заполняло пространство бархатным хороводом, были забавные, как "Кровавое Заблуждение", придающее абсолютно здоровому человеку вид свежего, не очень свежего и откровенно залежалого трупа со всеми зрительными и обонятельными эффектами, свойственными той или иной кондиции. Были заклинания красивые, как "Радуга Уобаша", заставлявшая самый заурядный булыжник с мостовой сверкать почище "Кох - и - Нора", были омерзительные, как "Духи Фионы", после которых человек не мог отделаться от преследующего его повсюду запаха скотомогильника. Были заклинания страшные, как "Молот Эрилла", вызывающий землетрясения и цунами.
Через пятнадцать лет, постигнув все премудрости Мастера (те из них, в которые Мастер счел возможным посвятить ученика), написав собственную книгу заклинаний, куда чародей записывает все освоенные им заклинания, ученик стал Мастером. На экзамене он демонстрировал свой вариант "Кровавого Заблуждения", порадовав почтенную комиссию зрелищем открытого перелома голени и волочащихся в пыли внутренностей, а также собственное заклинание с помощью которого он избавил дочку трактирщика от врожденного слабоумия не заставляя ее, как это делали колдуны, пить странные жидкости (гран пыльцы черного лотоса на галлон вчерашней мочи полевок) и окуривать спальню дымом сожженных седых волос нетопыря-карлика. Молодой чародей был принят в Гильдию, получил право частной практики с отчислением в казну Гильдии 900 дублонов ежегодно.
Молодой мастер постоянно развивал и оттачивал свое умение. Поэтому, если он и брался поначалу найти пропавшего мужа какой-нибудь безутешной толстушки, или излечить от хронического поноса любимую шиншиллу свояченицы городского прокурора, то лишь для того, чтобы наскрести взнос в Гильдию. В душе он считал такую работу недостойной и весь досуг посвящал экспериментам и чтению старинных фолиантов.
Постепенно его финансовые дела шли в гору. Слава мастера гремела на всю страну. После возвращения мужской силы девяностовосьмилетнему лорду-герольдмейстеру, пары услуг, весьма, впрочем, деликатного свойства, чтобы говорить о них здесь, оказанных им некоей, близкой к Его Сиятельству маркграфу, даме, а также нескольких мелочей, вроде завоевания королевств для незаслуженно забытых, но очень обеспеченных наследников престола Мастер уплатил взнос в Гильдию за десять лет вперед и с облегчением оставил филантропическую практику. С этого времени он целиком предался научным изысканиям.
За Мастером постепенно укрепилась репутация угрюмого и странноватого отшельника, поэтому, никто в городе, кроме одного человека, не заметил, как однажды Мастер исчез, и не удивился этому. А единственный свидетель, припозднившийся крестьянин, пытавшийся возле городских ворот растолковать своей кобыле "Писания Святых Гарамондов" с кувшином самогона в руке, внезапно потерял нить рассуждений, заметив пролетающий на бреющем полете исполинский замок. Трагический звон кувшина, выскользнувшего из руки оторопевшего селянина, оторвал его от созерцания странных небесных тел и последующие два часа несчастная кобыла выслушивала нечто, как по форме, так и по содержанию, совершенно противоположное изречениям святых отцов.
Свеча затрещала и погасла, наполняя комнату тошнотворным запахом горелого бараньего жира. Старик автоматически сложил пальцы особым образом и в полуфуте над столом повис лиловый светящийся шар. Старик оглянулся. За его спиной на широкой кровати кто-то спал. Маленькая фигурка, должно быть еще подростка, заботливо укутанная одеялом...
С каждым годом Мастер становился все угрюмее и раздражительнее. Он добился очень многого. Его Книга была заполнена заклинаниями, названия которым, в силу скромности Мастера, дадут потомки. Однако, к удовлетворению мастера своего дела стала примешиваться горечь одиночества. Среди чародеев друзей у Мастера не было и быть не могло, так как большинство завидовало ему черной завистью, а немногие оставшиеся считали его свихнувшимся чудаком. С простыми людьми было еще хуже. Многие, узнав что он - чародей, начинали его бояться. Другие предлагали "сделать для них кое-что" и Мастеру всякий раз становилось противно, когда он узнавал, насколько мелко и подло было это "кое-что". Третьи, наконец, не выказывая признаков боязни, не решались, тем не менее, считать его своим. И если с женщинами ему иногда удавалось находить общий язык, на вполне, впрочем, прозаической основе - полдублона за ночь, то мужчины стали со временем существами столь же далекими и чуждыми, сколь пингвину должен представляться носорог.
Мастер был одинок. Это попросту его убивало. Отчаявшись найти друга, Мастер, превзошедший чародейскую науку, решил создать его. Все сбережения ушли на поиски и приобретение необходимых компонентов для заклинаний. Кусочек Чаши Грааля не был ни самым редким, ни самым дорогим из них. Мастер разработал сложнейшее заклинание, состоящее из объединенных и видоизмененных "Гомункула Флэшнагана", "Персистирующей Анимации Холдэйна", "Интегративного Психеона" и четырех или пяти заклинаний, созданных самим Мастером. Результат первого эксперимента принял форму гротескной твари, какого-то нелепого гибрида мантикоры и ламии, которая закапала кислотой бархатные занавески, нагадила на стол, и улетела сквозь прожженную ею дыру в ставнях. Бесчисленные неудачи с вариациями компонентов не огорчали Мастера - он чувствовал, что выбрал правильный путь. И, всякий раз бестрепетно читая "Молнию Фитцера" над копошащимся в реторте результатом последнего эксперимента, Мастер уже обдумывал следующий. Он представлял, как в конце концов прочтет над собой и над Другом пару заклинаний Вечной Молодости, и беспрестанно улыбался. Два десятка экспериментов позволили Мастеру учесть все нюансы и недостатки в теоретической части. С предпоследним творением он сыграл партию в шахматы и отпустил его на все четыре стороны, осознавая, что человек, способный разыграть ферзевый гамбит едва выйдя из тигля не пропадет в мире, даже будучи одноглазым и горбатым.
Последний эксперимент увенчался полным успехом. Правда, глины оставалось маловато. Поэтому, импровизируя на ходу, Мастер придал будущему Другу формы и пропорции хорошенькой женщины. Трое суток продолжалось чтение заклинания. Все это время в тигле бурлила и пускала пузыри бесформенная масса, ежеминутно меняющая очертания. Мастер наметанным взором подмечал все лишнее и тут же удалял скупым движением. Последние двенадцать часов были самыми ответственными. В это время формировался разум и характер Друга. Мастер пристально следил и отделял жестокость от твердости, жадность от расчетливости, доброту от слабохарактерности. Наконец, все закончилось. Прекрасная девушка, обладающая массой добродетелей и не лишенная самостоятельности (благодаря некоторым компонентам из "Рэндомайзера Кацмана") лежала на столе. Мастер знал, что творению необходимо "дозреть" еще двое трое суток, чтобы окончательно укрепить нервные связи и избежать в будущем судорог и истерик. Поэтому он перенес Друга на кровать и укутал одеялом. Сам Мастер сел в кресло, достал свою вересковую трубку, и уснул, не успев вынуть кресало. Едва проснувшись, он окинул нежным взглядом свое творение, спящее на кровати, и бросился к шкафу со снадобьями, чтобы изготовить все необходимое для двух заклинаний Вечной Молодости и...
...да, крови дракона оставалось лишь на одну порцию. Мастер глядел пустыми глазами на пузырек с искрящейся жидкостью на донышке и не замечал, как по щекам его медленно текут слезы.
Деньги кончились уже давно. Да и если бы они были, путешествие дряхлого старика за кровью дракона если бы не кончилось тихой, позорной смертью от морской болезни, то заняло бы лет семь-восемь, которых у него не было. Увлеченный опытами, он не прочел это заклинание на себе, да и кто мог подумать, что драконья кровь вот так закончится?
Старик взял пузырек в руки, подошел к кровати и долго, с нежностью смотрел на нее. Потом он вернулся к столу, взглянул на пузырек, и медленно, как во сне начал вынимать с полки всякие загадочные предметы и склянки. Иногда, при этом, он бросал взгляды в сторону кровати, досадуя на непрошеные слезы. Приготовив все необходимое, Мастер принялся размеренно читать какое-то заклинание, неотрывно глядя на пузырек.
Девушка проснулась, разбуженная торжественным голосом, произносящим нараспев красивые и непонятные слова. Она откинула одеяло, еще не осознавая, где она, и сладко потянулась, слушая мелодичную речь. Внезапный звон разбившегося стекла заставил ее вздрогнуть и повернуть голову в сторону шума. На нее безумными, горящими глазами смотрел сморщенный старик, лицо его было искажено дьявольской усмешкой. Девушке стало страшно. Она почувствовала, как затряслась земля, глаза безумца жгли ее, как угли.
- Нет больше драконов, - прошептал старик, - нет бессмертия...