Вот она - есть такая - с пятнадцати лет меняет одного уголовника на другого, все похожи на котов у меня в голове, потому что она похожа на кошку. Что такое, когда хочешь мужчину? Это когда зверский голод, это когда трясет от голода, когда вот - много - вокруг - куски мяса, красивая блондинка с худыми, но рыхлыми бедрами, голубыми глазами, выпуклыми и раскосыми. Это она, которая красила веки гигиенической помадой, или кремом, потому что пересыхали, а от крема смазывалась тушь на глазах, и веки были грязными, но сама она была - и остается - в движениях - грязной уличной кошкой, пренебрежительной, честной, просто уличной кошкой, без дома, без хозяина. Каждое движение - как скаладывается, как кошка, резкие суставы, нет, не резкие, быстрые, внезапные, грация, грация уличной кошки, кто ты? Я так и не знаю, что в тебе, кроме кошки, Бог - да, Бог у тебя есть, и мне кажется иногда, что Бог - это ты сама, и больше никого у тебя нет, кроме Бога. Так хочется любви, что ластишься ко всему, проверка на объект проста и неприхотлива - всего лишь выдерживать твое кошачье непостоянство, твою кошачью бездомность, бедная, бедная, бедная кошка. Знаешь, он любит меня, а этот меня хочет, так я и не отказываюсь - смеешься кошачье, властно, но жалко, потому что нет хозяина, какая это радость - когда есть хозяин, какое это счастье - имет собственный дом, а не улицу. Но ты продолжаешь менять одного уголовника на другого, ты продолжаешь искать уличных, чтобы были бездомнее тебя, но им-то что - они дома не ищут, они не чувствуют, что его нет. Бог знает, может быть, ты нашла уже свой дом, может быть, у тебя есть уже хозяин, но нет, ты отталкиваешь, может быть, ты уже привыкла, может быть, по-другому не может себя вести кошка, которая дома не помнит, у которой мать родилась на улице, у которой отец неизвестен, а материнский помет от всей улицы, может быть, бока твои оттого тонки, что не кому к ним прижаться, не подпускаешь, тянешься, тянешься, но в своей бездомности не видишь, что ничего - ничего - не получается, не может кошка бездомная полюбить хозяев больше, чем себя, больше, чем у нее всегда было. Не сможешь ли ты в своей неприхотливой гордости потерять себя, не сможешь ли ты быть кошечкой с бантиком, тактичной и тонкой, не сможешь ли ты? Не сможешь ли ты перестать быть готовой к удару или объедкам...
Как ты показывала мне и тогдашнему моему внеочередному мужу своего любимого... как ты сразу обсмеяла его полноту, но посмел бы кто-нибудь из нас сделать это - да, отшутилась бы, но лицо бы твое в этот момент побледнело, оттолкнула бы взглядом. Все сама, все сама. Дневник в пятерках, в десятках, десятки олимпиад, десятки падших, десятки отринувших, и фотографии - что с той фотографией, где чья-то рука помешала, где кто-то рожки поставил, обсмеял. Ты потом ненавидела того, кто это сделал, почему, посему, ты потом принижала тех, кого любила, отказывалась от них, не от себя, может быть, дарила себя, но при мне все время позировала - а я так могу, я так могу, я самая лучшая в постели, я так трахаюсь, как никто, ни одна проститутка с московской так не может, так ли это было, так ли, почему тогда это ощущение фальши, что не может так человек, не может он иметь только Бога и отлично трахаться, ты имела его, кажется так, оттого может ощущение бездомности, может, неглавное это, либо ты кошка, либо ты домашняя...
Нашла ли ты свой дом, просто ли там, приходится ли тебе там защищаться, приходится ли принимать красивые позы, приходится ли призывать-проявлять свою гордость, гордость бродячей кошки своим котенком, гордость своей миской и своей - единственной - тряпочкой в кустах, в подвалах.