| Николай Максимов |
 |
СЛУЧАЙ В КУЗНИЦЕ Тюк молотком в железку дюжий кузнец - молотобоец худ, но в красную железку, в ту же, шарахает кувалдой с пуд. А я стою, жду перекура. Замолкли тюк и бах-шарах: "О! Ваня! Что так смотришь хмуро?!" - "Дядь Сень, сыграй на молотках!" - "Ну, что же, раз в такой печали, развеселю тебя, сынок: сгубили мать, отца угнали, ни за что про что дали срок..." На наковальню "козью ножку" кузнец кладёт - без табака. Молотобоец взял гармошку, а сам кузнец - два молотка. Дивлюсь: над фартуком прожжённым проворно прыгают соски и восхищают слух мой звоном, тряся большие молотки. К соскам привязаны шнурками, качаются и так и сяк, соударяются бойками - красив их чистый частый звяк. А руки - врозь. Скача, бугрятся ондатры бицепсов. И грудь бугрит себя под марш Покраса: Будённый, кони, сабли, путь... И вдруг - не мне раскатным басом кузнец - любовнице своей: "Глядишь, Ленок, довольна плясом?" - "Ну, дал!" - "Попробуй-ка, сумей!" "Не молотки, колокола бы - какая б музыка была!" - кричу. А сзади голос бабы: "Попробую!" Голым-гола. Лишь серьги да звезда Давида, да перстни, да ещё часы, да сетчатые, лишь для вида, на чёрных волосах трусы. Кузнец мне тут же: "Марш отселя! Уставился! Да где твой стыд?" - "Да не гони мальчишку, Сеня! Пускай глядит! Пускай глядит! Уж очень он красивый малый! Хочу понравиться ему. Гляди, малыш, гляди! Пожалуй, и эту сеточку сниму". Сняла, на корточки присела и - ляжки врозь. Но в этот миг её красивейшее тело из кузни кубарем в тростник. Пригнув тростник, хлобысть в Сурёнку и плыть - от баса: "Ну и дрянь! Не смей впредь малому ребёнку казать-распахивать лохань!" Молотобоец встал, гармошку кладёт в сундук. А злой-презлой кузнец басит, взяв "козью ножку": "Нет, к стерве больше ни ногой. Выходит, правду бают люди, что похотлива на детей, счастлива только с ними в блуде. А я не верил: к ней да к ней... Изголодался за войну-то. Четыре года без жены. Вернулся, а моя Анюта в тюрьме... Навек разлучены..." Табак не сыплет в "козью ножку", хоть сел, кисет уже достал. На фартук прыгнувшую кошку не гнал с коленей, а ласкал. Заплакав, дрогнул желваками... А я - я перед ним в долгу: я дядю Сеню молотками развеселить-то не смогу... 1949, 1966.
|