| Николай Максимов |
 |
КАЛЕКА У ВХОДА НА БАЗАР Свой орден у него был на груди, свои медали. Свою и песню под гармошку пел он, ветеран. Чтоб чаще медь в фуражку офицерскую кидали, он пением рассказывал, как ноги потерял: "Хоть сбит был мной тот "Юнкерс", выходивший из пике, но бомбы, сброшенные им, уже летели на наш расчёт и вскорости достигли цели. Я - голова и туловище - найден в ивняке. А ноженьки мои с зениткою - в реке". Он возле надолбы у въезда и входа на базар - с утра, бывало, облюбует место, где грязь не месят трактора. Но их шипастые колёса въезжают на базар вблизи, плеща, как средь речного плёса, водой, забуксовав в грязи. А конь - плывёт. Из-под телеги толпу обдаст грязь, бабий визг раздастся - смолкнет песнь калеки: он тоже ведь под ливнем брызг. С толпой он кинется ль, безногий, от брызг за полотно ворот. Пока трёт грязь он - вздох глубокий его гармошка издаёт. А опростает он фуражку - в одной ладошке медяки. Истратит их на хлеб и бражку - и спит, не отстегнув доски. Добр постовой Иван Иваныч: берёт под мышки и во тьму, в кусты несёт калеку на ночь, чтоб не был виден никому. Был жив до холодов. А с ними не сладил в одиночку он: ведь в детском доме рос, родными был с малолетства обделён. Собака поживилась хлебом, лежавшим около чела почившего под мёрзлым небом, и выть над трупом начала. Свой орден у него был на груди, свои медали. Свою и песню под гармошку пел он он, ветеран. Чтоб чаще медь в фуражку офицерскую кидали, он пением рассказывал, как ноги потерял: "Хоть сбит был мной тот "Юнкерс", выходивший из пике, но бомбы, сброшенные им, уже летели на наш расчёт и вскорости достигли цели. Я - голова и туловище - найден в ивняке. А ноженьки мои с зениткою - в реке". 1955, Скопин. |
|