Максимишина Марина Георгиевна : другие произведения.

Роман "Машина напрокат" Глава 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ГЛАВА 6
  
  Работа давала на время забыть о происшедшем. Но, оказываясь один на один с собой в кабинете или дома, на Любу снова и снова давил весь ужас пережитого. Не верилось, что за каких-то две недели все изменилось, что нет больше с ней рядом того веселого, жизнерадостного мальчишки с голубыми глазами и "есенинской" улыбкой.
  Как бы ей не нравилось одиночество, но вдруг оказалось, что жить одной, только для себя самой, она уже не умеет. Да и слово "вдова" сознание ассоциировало исключительно с образом согнутой в три погибели старушенции. Оно никак не шло ей, молодой, стройной, бойкой на язычок, девчонке.
  Бойкой, правда, ее в данный момент было назвать трудно, да и повышенная стройность обнаружилась совершенно случайно.
  В первый день выхода на работу после похорон, Люба перебирала на скорую руку гардероб, примеряла то и это, но если с блузкой повезло больше, то с выбором юбки она никак не могла определиться. Наконец-то нашла ту, что была и скромной, и деловой, а главное, которую не надо было гладить (попросту не хватало времени). Просунула руки и голову "в дырку", но не успела опустить руки, как юбка мимо плеч, пояса и бедер прошуршала, нигде не задерживаясь, на пол.
  Люба посмотрела вниз с недоумением. Застегнула молнию и повторила попытку. Результат - тот же.
  Большого зеркала в доме так не завели, только маленький зеркальный квадратик висел над рукомойником. Поэтому, когда ей вдруг говорили: Боже, как ты похудела, почернела и т.д., и т.п.", она особо в это не верила. Она думала, что люди так всегда и всем говорят, чтобы подтвердить: "да, мы видим, что ты действительно переживаешь, молодец..."
  Конечно, она замечала, что худеет, но как-то вскользь, не заостряя на этом внимания. Да, перестали резать талию "резинковые" пояса юбок и брюк, да, в лице что-то изменилось, так это - ерунда "по сравнению с мировой революцией".
  На этот раз Люба посмотрела на себя внимательней: "Что-то, однако, меня мало осталось. "Мрак!" - сказала бы Эллочка". В этот же день на работе она отыскала грузовые весы и не поверила своим глазам. Вместо обычных "около семьдесят", грузики весов затормозили на отметке "где-то в районе пятьдесят пять".
  "Ох, ничего себе рекорд! Двенадцать килограмм "естественной убыли" за две недели... Это называется - "было бы смешно, если б не было так грустно!"
  
  Проблем на работе хватало. Замучила инспекция по качеству, пришли очередные рекламации, и Люба только успевала крутиться между поставщиками и высшим начальством.
  Но работа работой, а чтобы занять мозги и руки в свободное от работы время, чтобы совсем не дать возможности тоске взять над ней верх, нужно придумать что-то еще.
  А что делает женщина, когда у нее не складывается личная жизнь? Правильно, идет буром в общественную (если, конечно, хватает силы воли не спиться или не сотворить с собой что-нибудь страшное). Что Люба, собственно, и сделала. В смысле, пошла по общественной линии. Для начала, откликнулась на предложение стать комсоргом предприятия. Конечно, она видела всю смехотворность и комсомольских, и партийных собраний. Но цветущий бюрократизм и сплошное парадное вранье приходилось терпеть. Теперь уже для новой цели в жизни - сделать карьеру. Без партийного билета и "активной общественной жизни", будь ты хоть семи пядей во лбу, эту идею не осуществить.
  Если рассудить, то "трамплин" у Любы имелся достаточный - партбилет есть, высшее образование имеется, "начала трудовую деятельность с производства" - очень важная строчка в биографии, и она - написана, должность уже и сейчас неплохая.
  И все шло в руки. Не успела Любашка парторгше намекнуть на ВПШ (Высшая партийная школа), та собралась в обморок падать от радости. Оказывается, они всем районным партбюро давно ищут подходящую кандидатуру для проталкивания (опять же, для красивой отчетности) в высшие эшелоны партийной власти. Слава богу, что партия тогда была одна, цели и идеалы для всех были едины, и не приходилось ломать голову над правильностью выбора - в какую партию вступить, чтоб достичь большего КПД.
  Пока же, до начала "восхождения по партийной линии", Любаша решила отдохнуть, развеяться. Узнала про путевки в страны "соцлагеря". Пообещали Болгарию. Она так решила, что коль территория почти всего Советского Союза ею уже протоптана, представление о разнообразии природных и климатических условий получено, причем собственными глазами, пора, значит, осваивать ближнее зарубежье. И с особым энтузиазмом начала собирать документы, фотографироваться на загранпаспорт, готовить гардероб...
  Но... Как всегда, какое-то "но" обязательно должно помешать чудно развивающимся планам.
  *_*_*_*_*
  В один из апрельских дней на пороге ее комнаты нарисовался курсант военно-медицинского факультета, в простонародье - "шприц". Это и был Олег Мишин, сын друзей семьи, "одношкольник" Любы.
  "Наверное, пришел выразить соболезнование, земляк все же, не чужой". С Витькой они так и не дошли до Олега, а сам он в гости не приезжал.
  О смерти Любиного мужа Олегу сообщила его мать и просила "посетить бедную вдовушку".
  Люба, еще учась в школе, замечала, что мать Олега не против особой дружбы между ее сыном и дочерью своей приятельницы. Но эти "противные дети", как назло, шли вроде бы и рядом по жизни, но параллельно. У каждого имелись свои интересы, свой круг общения, свои друзья. Пересеклись их дорожки более плотно только тогда, когда Люба дружила с Сергеем, а Олег - с Любиной одноклассницей Катей. Но их "неразлучная четверка" просуществовала недолго. И первым распался именно дуэт Олега с Катькой. Парень любил не полноту, а количество "впечатлений", и при этом считал себя свободным от всех обязательств, а это мало кому нравится.
   Потом Олег уехал учиться в институт. С этого момента Люба с Олегом больше не виделись. Там, в институте, его смазливая мордашка, компанейский характер и активная общественная деятельность давала ему все шансы быть в центре внимания женского пола. Он пользовался всеми "шансами" сразу. Но произошла оказия: очередная подружка "понесла". Надо отдать ей должное, девушка смогла удержать Олега около себя и даже довести дело до свадьбы.
  Родителей Олег поставил перед фактом поздновато, конечно. Те расстроились: мальчик заканчивал только первый курс, ему еще "жить да жить..."
  Свадьба была громкой и даже с "отголосками". В том смысле, что погуляли сельчане весело, а потом долго обсуждали белое платье и фату невесты, которой вот-вот ехать в роддом. Деревня такие казусы не поощряла: "Все должно быть честь по чести!" Перед свадьбой - только поцелуи и "чтоб в девять была дома!"
  Но мы-то знаем, что во все времена любой, дошедший до определенного возраста, мог воскликнуть, глядя на молодежь: "О времена, о нравы!" Так было всегда: вроде и мораль все чтут, и мнение родителей уважают, и ведут себя достойно, но нет-нет, да выбьется кто-то из правил "морального кодекса". То-то шуму по деревне! Провинившемуся - хоть в магазин не ходи, взгляды кривые со всех сторон и обязательно найдется "добрая душа", которая "шепнет" при всем честном народе, кто ты такая (или такой).
  
  Олег пришел не просто так, а как истинный джентльмен, с цветами. Правда, доставал он их почему-то из "дипломата", а не держал изначально в руке. "Стыдно, что ли, когда цветы на виду?"
  Когда Люба увидела тюльпаны, ей чуть плохо не стало. Эти цветы перестали быть любимыми после последних событий. Но что скажешь Олегу: "Приходи в следующий раз с другими?"
  Этот день как раз был поминальный, сорок дней. Люба достала из бара бутылку красного вина, оставшегося после прошлых поминок, они выпили, не чокаясь, а потом довольно мило поболтали о доме, общих знакомых и друзьях, о родителях. О Витьке говорили мало. Любе не хотелось, а Олега эта тема интересовала постольку-поскольку.
  Потом он пришел еще раз и еще раз. И все с теми же тюльпанами. Иногда Олег развлекал Любу. Как мог, насколько позволяло ему время и возможности: водил в ресторан, на концерты, в театр, даже на авторалли сходили, посмотрели на приезжих каскадеров.
  Люба могла признаться, что с Олегом ей, по крайней мере, не скучно. Общие темы для разговоров, одинаковый уровень образования - давали картинку некоей "общности, равности личностей". Постепенно Люба стала привыкать к его присутствию в своей жизни.
  От Олега веяло такой здоровой жизнеутверждающей силой, какой она не чувствовала уже давно и по которой она так соскучилась! Больнично-похоронное уныние еще не совсем стерлось с лица, но время от времени уже слышался ее заразительный смех, а в глазах даже начинал прыгать лихой бесенок.
  Близились госэкзамены на медфаке. Олег, как бы невзначай, выразил сожаление по поводу того, что в общаге ему не дают "заниматься как положено, а учить надо много и серьезно"... Люба, конечно же, "по дружбе" предложила заниматься у нее: "Все равно комната целый день свободна, тишина и покой, все условия для достижения успеха..."
  В первые же дни встреч Люба узнала, что Олег совсем недавно развелся со своей женой. Таким образом, им как бы ничто не мешало чувствовать себя свободными и неподотчетными никому.
  Как говорили старики: "Живое тянется к живому". Так и отношения двух молодых людей скоро перестали быть только дружественными, а в один из прекрасных дней Олег сделал Любе предложение. Растерянный взгляд избранницы "податель руки и сердца" понял удивительно правильно:
  - Ты извини, конечно, может, для тебя рано еще идти на этот шаг, траур, все такое... Но ты подумай. Тем более, у нас распределение в этом году юбилейное...
  - А что значит - "юбилейное"? - Не поняла Люба.
  - Это значит, что можно поехать служить за границу, а туда только семейным путевку дают.
  - Я не знаю, Олег, красиво ли это будет: не успела похоронить мужа, и вот на тебе - снова замуж! Что люди скажут?
  - А тебе с ними жить, что ли? Я тебя люблю и не хочу оставлять здесь одну на целый год. Вдруг ты за год передумаешь, или кто другой дорожку мне перейдет. Я ведь ревнивый очень.
  - Очень? - Пококетничала Люба.
  - Очень!
  - Ну, давай тогда летом все это решим, когда в отпуске оба дома будем. Заодно и реакцию родителей проверим.
  - Хорошо, это пусть будет так. А как с распределением быть?
  - А может, не надо "в загранку" пока? Лучше здесь сначала корни пустить, квартиру получить, чтобы было куда возвращаться, - попыталась Люба посмотреть серьезно на жизнь, да и торопить события ей пока не хотелось.
  - А если здесь, в Союзе оставаться, то куда лучше поехать? - Продолжал консультироваться Олег. - Мне предлагают в Томске остаться, а батя хочет, чтоб я на Украину поехал, ближе к деду с бабкой. Да там и других родичей куча. Если что, помогут на первых порах. А еще я в Афган могу поехать. Тесты, обследования почти все прошел...
  - Ты с ума сошел, в Афган?
  - А что? Я ж - доктором, воевать особо не придется.
  - Ну да, не придется, как же! Видела я сегодня по телеку - целая галерея портретов военных врачей в траурных рамках! Оттуда, между прочим... А еще я помню глаза мальчика, который приехал из Афгана. Ты же знаешь вертолетную часть, что недалеко от нас стояла? Вертолетчиков угоняли "туда" полками, а возвращались единицы. Так тот мальчик - из тех, что вернулся без друзей. Значит так, Афган я тебе запрещаю по праву будущей жены и просто как друг, а остальные варианты - смотри сам. Тебе лучше знать, где служить, где и как начинать делать свою карьеру. Мне вообще-то и здесь неплохо, а с другой стороны - с удовольствием сменила бы обстановку. И... давай до отпуска закроем эту тему.
  Люба всегда ругала себя за то, что не могла твердо сказать "нет" там, где это сказал бы другой человек. Всё старалась оттянуть "момент определения", чтобы не дай бог, не обидеть человека резким отказом. Особенно тяжело было с предложениями, которые можно было бы посчитать хорошими, если бы они не появлялись так некстати.
  С некоторых пор Олег стал ей далеко не безразличен, но вопрос "Что скажут люди?" - еще был актуален и требовал от нее оглядки и оценки своих поступков именно с этой позиции.
  Она не знала, что ему ответить и, откладывая разрешение каверзной ситуации с новым замужеством, несколько хитрила и, прежде всего, перед самой собой.
  Еще оставались свежи в памяти мамины слезы и переживания, когда появился в первый раз у них дома Витька. Но тогда Люба знала, как не оставить маме выбора, и "на кон была поставлена честь". Также помнилось и то, как перед отъездом из Томска после похорон, мама Шурик произнесла своё обычное в таких случаях: "Я же говорила...", что в переводе означало: "Нужно слушать маму, мама плохого не посоветует".
  Именно поэтому на этот раз Любе хотелось сначала посмотреть на реакцию родителей и угадать ход их мыслей, а уж потом - действовать по обстановке и как подскажут "более мудрые". Снова брать на себя всю инициативу ей не хотелось.
  
  Олег благополучно сдал экзамены, получил распределение во Львовскую область, чем до икоты обрадовал своего отца.
  Уезжал Олег в отпуск первым. Любу еще не отпускали, потому как не прошло ровно одиннадцати месяцев первой отработки. Последнюю ночь перед отъездом Олег пробыл у нее.
  Утром Люба проснулась от странного мычания и дергания рядом с собой. Олег будто боролся с кем-то во сне. Со лба его стекали крупные капли пота, лицо было красным, почти багровым, а из глотки доносились нечленораздельные звуки.
  Люба, будучи в полудреме, даже подумала, что вернулся весь ужас прошлых месяцев, но окончательно проснувшись, увидела рядом с собой Олега. Она кое-как растолкала "болезного", глаза его открылись, но сам он еще долго приходил в себя и утирал неиссякаемый пот.
  - Чего снилось-то, милай?.. - Шутливо спросила Люба, с трудом скрывая то, что сама напугана не меньше. - Али черт приснился, али от баб отбиться не мог?
  - Ага, бабы, как же... Если б это, полбеды еще. Витька твой приснился!
  Неприятный холодок побежал у Любы по спине, но, как можно безразличнее, сладко потягиваясь, она протянула:
  - Ну и что, мне он каждый день снится, я уже привыкла. А к тебе чего приходил?
  - А будто сидим мы с ним на завалинке у вашей летней кухни, курим, он мне и говорит: "Не трогай Любу, не обижай ее, а то плохо будет!" Я засмеялся вроде, а он - так посмотрел на меня, что у меня онемело будто все. Хочу встать и уйти, а не могу...
  Первый раз Люба видела, что Олег испугался. Образ "сильного, уверенного в себе плейбоя" начал расплываться.
  - Да ладно тебе, это всего лишь сон. Хотя Витька очень меня любил и, возможно, если есть загробная жизнь, конечно, сейчас ревнует меня. - Любаша добавила интриги специально - проверить мужскую психику.
  Не думала она, что мужчины могут быть такими мнительными и восприимчивыми. Кажется, Олегу легче от таких "утешений" и впрямь не стало. Он замолчал и погрузился в глубокое раздумье. Потом произнес:
  - Ты не провожай меня на поезд, ладно? Я сам уеду.
  - Да пожалс-ста, - пожала плечами Люба, - я все равно не успею. А отпрашиваться лишний раз не хочется. Тем более, скоро увидимся дома. А теперь давай, вставай, завтракаем и разбегаемся.
  После завтрака Люба поцеловала Олега на прощание, наказала не забыть закрыть окна и дверь, ключ положить в условное место (а оно у всех одно - под ковриком), и улетела на работу. Через некоторое время ушел Олег. С его лица так и не сплыла растерянная задумчивость.
  Несколько дней директор Любиной "конторы" играл с ней в "пущу-не пущу в отпуск", обещая, но не подписывая заявление. Наконец, терпение Любы лопнуло. Отпуск Олега тоже не резиновый, а тут "какой-то сноб", возомнивший себя властелином душ, смеет нарушать закон о "молодых специалистах"! Один раз Люба уже успешно применила знание этого закона. Тогда директор полушутя-полусерьезно пообещал "наказать" Любу за слишком рьяное проявление усердия в своей работе ("Качество - превыше всего!") Люба тогда запретила по праву начальника отдела качества отгрузку товаров на неопределенное время ("до устранения недоделок..."), и это привело директора в ярость.
  А Люба, в таком же полушутливом тоне отвечала, что "молодых специалистов в течение трех лет нельзя наказывать, нету у вас такого права, а есть только обязанность: учить, опекать, холить и лелеять!"
  И вот сейчас, когда ее личная жизнь заходила на новый виток, директору совсем не вовремя хочется опять показать свою значимость. Но, извините, не на тех нарвались.
  "Заявление написано? - Написано. Подписать обещал? - Обещал. Денег мне на паровоз и без отпускных хватит. Тем более, билет уже в кармане. Не сдавать же? Закон - на моей стороне. Причин оставаться здесь и ждать "величайшего соизволения" - нет. Адью!" Предупредила, конечно, своих технологов, села в поезд и укатила на родину.
  
  Трое с половиной суток в поезде - это не шутка. За это время можно и всю жизнь прошедшую вспомнить и новую наладить.
  Уже на вторые сутки от постоянного лежания болела спина, а голова от всяческих дум, казалось, распухла до размеров тыквы.
  Не такой уж большой жизненный путь проскакала "девочка Люба", но под перестук колес вспомнить-таки было что.
  Неожиданно на память пришло нагаданное когда-то, вот в таком же купе, пророчество: "Быть тебе замужем два раза. Первое замужество - ненадолго, а второе - с военным королем, которого ты знаешь давно". Любу при этом воспоминании даже в жар бросило. "Неужели это - судьба? Неужели и вправду, всё где-то когда-то кем-то расписано, и мы живем - так и не иначе - только по чьей-то прихоти? Ведь я могла изменить жизнь в любой точке отсчета! А почему-то получалось все равно по "написанному".
  "Замуж за Витьку, я согласна, вышла не по большой любви. Просто разочаровалась в самой любви, и не разуверилась в том, что смогу еще полюбить кого-то сильно-сильно. Всего лишь пожалела мальчишку... Да, но ведь слово "жалею" раньше, в далекие-давние времена, означало "люблю"... Значит, если я его жалела, то и любила?..
  А вот за военного я никогда и не собиралась замуж выходить. Ну, не люблю я "людей в форме"!.. Почему же тогда приняла Олега? Ну-у, наверное, потому, что он не совсем военный, он - врач. А ведь это же многое меняет?! Все-таки свой доктор в доме - неплохо. Если что, спасет".
  После того, что случилось с Витькой, у Любы появилось то, чего она никогда за собой не замечала - страх перед болячками. А еще она подумала о том, что если бы Олег не был врачом, а просто военным, вряд ли их отношения дошли до стадии серьезных. То, что он - прежде всего доктор, сбило ее с принятых ранее "установок".
  Мерное покачивание вагона убаюкивало, глаза сами закрывались, и снилось Любе, что это река несет ее безвольное тело по течению, волны подталкивают его все дальше и дальше от берега, а ей абсолютно все равно, куда: может, в океан, а может, прямо здесь волной накроет и утянет на самое дно. "А может, все-таки я еще кому-то нужна и меня ищут, спасти хотят, вон и костры горят на берегу, люди ходят... Но они совсем на меня не смотрят, у них свои хлопоты и заботы. Никому-то я не нужна по-настоящему... А погибать-то не хочется... Значит, надо выбираться самой... Греби-ка ты, девка, к берегу! А там посмотрим..."
  Уже не раз снился-чудился Любе этот сон, но разгадывать его она и не пыталась. И так все понятно. Главное, в конце - вовремя проснуться и не увидеть самое ужасное.
  Чем ближе была конечная остановка, тем беспокойнее становилось на душе. Одно дело - по телефону сказать маме Шурику про Олега: "Цветочки приносит, мусор - выносит...", и совсем другое - глядя ей в глаза, доказывать серьезность отношений.
  "А стоит ли доказывать? Может, он приехал и не словом не обмолвился родителям о том предложении? Может, это его очередная шутка была? А я, как дура, поверила и переживаю теперь... Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления".
  
  ... Вагон остановился ровно напротив вокзала. Еще в окошко Люба увидела батин "Москвичок". И отец, и мать стояли рядом с ним, выглядывая свою "лягушку-путешественницу".
  Люба сошла на перрон. Её немного пошатывало, но по лицу блуждала блаженная улыбка "возвращающегося домой" - усталая, но довольная.
  Родители выглядели несколько возбужденными. Батя суетливо заталкивал чемоданы, сумки и пакеты в багажник, мамуля спрашивала о самочувствии, настроении и прочей "мелочи", а сама всё оглядывалась по сторонам.
  Люба никак не могла понять, почему они не садятся в машину и, в конце концов, не едут домой.
  - Ма, мы кого-то еще ждем? Поехали, а? Так есть хочется, просто жуть, и от поезда в голове еще стучит ...
  - Да-да, поехали, отец... - Заметалась мамочка, но только они все потянулись руками к дверцам машины, она воскликнула:
  - А вот и он! Глянь-ка, еще б чуть-чуть - и не успел...
  - Кто, мам?
  - А вон, гляди!
  На привокзальную площадь влетел такой же "Москвич", только чуть поновее, лихо развернулся прямо у всех под носом, и не успела Люба оглянуться и расширить до положенных размеров глаза, как оказалась в объятиях Олега.
  Все Любины сомнения сразу же отпали, разлетелись, как пушинки. Олег целовал и обнимал ее, не стесняясь родителей, в его глазах светилась неподдельная радость и почти что страсть.
  Голова Любина и без того хорошо шумела от поезда, теперь же "звук прибавился" еще и от собственных эмоций. Кое-как она поняла, что Олег хочет увезти ее к своим родителям, да ещё вместе с чемоданами. Люба не могла понять, при чем тут чемоданы:
  - Там же всякая ерунда, постирушки и все такое... Зачем их везти к тебе? Не надо ничего перекладывать, вещи поедут в одну сторону, ну а я, ладно уж, поеду с тобой - поздороваюсь с родителями. Только ненадолго.
  Мама Шурик подхватила:
  -Точно, вы там давайте недолго, баня вот-вот дотопится, пусть эта матрешка, - мать кивнула на Любу, - отмоется с дороги, а вечером приходите к нам на ужин, посидим, поболтаем, - это обращение относилось уже к Олегу и предназначалось для передачи его родителям.
  Олег немного помолчал, улыбка его вдруг показалась Любе натянутой, но, более пристально взглянув ему в лицо, Люба ничего "такого плохого" не заметила. Олег вполне задорно жестикулировал, нежно еще раз ее обнял, потом махнул за них обоих рукой Любиным родителям и загрузил "невесту" в свою машину.
  
  Люба еще не успела осознать "важность момента" и выработать линию поведения, как они уже подъехали к дому Олега. И еще издалека был виден беленький платочек, мелькающий над калиткой. Их ждали.
  Люба хорошо знала маму Олега. По школе - как учительницу, а в другом качестве - как приятельницу своей мамы. Поэтому отношение к женщине у калитки было вполне сформированным и бояться предстоящей встречи даже как-то и в голову не приходило.
  На данный момент Люба чувствовала себя так, как это бывает на ежегодных встречах выпускников, где все: и учителя, и бывшие их ученики, рады видеть друг друга до безобразия, независимо от того, какие отношения у них были в школе. Вот с таким пестро-радостным настроением выпорхнула Люба из машины и, гонимая возвышенными эмоциями, почти влетела в распахнутую калитку.
  - Ой, Любочка приехала! - Сделав удивленное лицо, радостно заулыбалась во весь железный рот мама Олега. Люба без всякой натянутости, с совершенно искренней расположенностью, потянулась обниматься.
  - Здравствуйте, Елена Семеновна! Вот, не дали даже домой заехать... - Она с игривой укоризной посмотрела на Олега, ожидая поддержки. Но тот в этот момент как раз отвернулся к машине, - сразу к вам, поздороваться... - комкая окончание речи, пролепетала она.
  Может, дальше беседа пошла бы и веселей, но что-то неуловимо изменилось в лице бывшей ее учительницы. Так же, как совсем недавно на вокзале - у ее сына.
  - Проходи, Люба, в дом, чайку попьем...
  - Ой, Елена Семеновна, я же с дороги, а там дома банька готова... Надо сначала себя в порядок более-менее привести, а потом уже и по гостям ходить. - Отнекивалась Люба от приглашения, а мама Олега все больше мрачнела.
  Гостья, не понимая, что она сделала не так, сделала очередной "реверанс":
  - Да, Елена Семеновна, мама приглашает вас к нам в гости, в баню и вообще - посидеть...
  "Посидеть" означало выпить по рюмашечке-другой и поболтать "за жизнь"...
  Матушка Олегова стала совсем уж серьезной и, вяло изображая оптимизм, ответила так, что Люба снова почувствовала себя неловко.
  - Не знаю, получится ли,.. как отец скажет,.. у него работы много. В общем, пусть мама твоя позвонит, а там видно будет.
  - Так мама уже сказала, чтоб приходили. Да, Олег? - Снова обратилась Люба за поддержкой к своему "милому и дорогому". "Милый" подтвердил кивком, что "да, приглашение было", но сделал это как-то безрадостно.
  - Ну, вот и договорились. Приходите. А я побежала домой. Может, там помочь надо чем-то. - Люба уже исчерпала все причины своей торопливости и говорила первое, что придет в голову.
  Олег вызвался отвезти ее на машине, но прозвучало предложение так неубедительно, будто из вежливости, не более. Поэтому Люба отказалась.
  - Не надо, Олег, тут бежать напрямик - две минуты, а на машине - еще на переезде застрянешь, простоишь полчаса. А сейчас поездов нет, пути свободны - я помчалась. Ладно? Увидимся вечером. - Чмокнула всех в щечку, и только ее и видели.
  Их улицы разделяла железная дорога в шесть или семь пар путей. Виадук значился в планах строительства на "надцатую" пятилетку, поэтому люди с нижней части поселка в верхнюю, и наоборот, пока что попадали другими способами. Одни, рискуя жизнью, шагали прямо через пути, иногда проползали под стоящими составами, выплескивая килограммы адреналина. Другие, как "нормальные герои", шли в обход через переезд, на что убивалось лишних двадцать-тридцать минут, зато риск для жизни в таком случае сокращался до минимума.
  
  Легкое чувство досады, какое появляется после неудачной шутки или недопонимания, несколько снизило коэффициент радостного настроения.
  - Ну и как тебя встретили? - Сразу же спросила мама Шурик, заподозрив по лицу Любы неладное.
  - Да нормально, вроде бы...
  - Нормально или "вроде бы"?
  - Да я не знаю. Сначала Елена Семеновна сначала слишком усиленно улыбалась, потом резко перестала. А что ей не понравилось, я не поняла. То, что я чай у них не стала пить? Так что мне чай.... Я есть хочу, помыться хочу, и вообще... Я домой приехала или как?..
  - Ты сказала им про баню? Что мы их пригласили? - Мамуля Любина попыталась найти "пробелы" в беседе ее с матерью Олега.
  - Конечно, сказала.
  - И что? Придут?
  - Не знаю! - Раздражалась Люба все больше. - Чего-то она мудрить начала: то отец, "наверное, будет занят", то ты должна ей позвонить, и тогда вы договоритесь и про баню, и про все остальное. Моего приглашения, видно, мало. Надо твое, персональное.
  - Вечно эта Семеновна со своими "закидонами". - Ухмыльнулась мама Шурик. - Строит из себя барышню на выданье, "то ли да, то ли нет, но если вы хорошо попросите и конфетку дадите, то может быть..." Послал же тебе бог свекровку! - Сквозь смех вдруг вырвалось у нее. Потом сама от своих слов опешила, но так как не в ее правилах было останавливаться на полпути, продолжила: - Да и свекр тоже не подарок!
  - Ма, какой свекр, какая свекровка? Ты о чем? Я вроде еще не жена никому! - Любаша даже покраснела от такого резкого перехода.
  - Да они всю жизнь на публику играют! Всё выглядеть хотят лучше, чем есть на самом деле. - Бурчала мать, но уже тише.
  - Нет, а я-то тут причем? Чем она, - имея в виду ту самую "свекровку", пыталась все же докопаться до истины "бестолковая дочь", - вот чем она стала вдруг недовольна?
  - А ты не поняла?
  - Нет. Объясни. - Удивленно смотрела Люба на мать.
  - Ты думаешь, чего Олег за твои чемоданы-сумки цеплялся?
  - Понятия не имею. Его вещей там всё равно нет.
  - Ой, дура ты, дура, хоть и замужем побыла уже!.. - Вздохнула мама Шурик и махнула на нее рукой, как на совсем пропащее создание.
  - Ну вот, теперь я еще и дура! - Обиделась Люба. - Ты нормально можешь рассказать? Я вообще-то быстро всё понимаю, только долго объяснять...
  - Во-во, - заулыбалась мать. - Так вот, когда мы Олегу сказали, во сколько поезд приходит, он выдал, что сам встретит тебя и заберет к себе сразу, вместе с вещами. А потом, мол, ты к нам только в гости приходить будешь. - Тут мамин голос начал слегка подрагивать. - Я-то сначала подумала, что он шутит. А потом думаю: "Нет, не шутит. Увезет ведь, точно..."
  Люба не дала матери договорить.
  - Что значит "увезет"? Что значит "только в гости приходить?" Я ему не жена еще! На каких правах я приперлась бы туда, да еще и с чемоданами?
  - Вот и я то же самое говорила ему, а он уперся, как тот хохол: "Увезу и точка!" Мы еще с отцом подумали, что у вас с ним такая договоренность, но если даже и так - некрасиво как-то... А теперь понимаю сама, что это они перед соседями просто хотели выпендриться. Мол, вон какой у них сынок... Любая девка согласна к нему хоть босиком бежать, даже к разведенному.
  Люба начала хоть что-то понимать.
  - Это значит, я им спектакль сорвала? - Она даже расхохоталась. - Не, они точно ненормальные. Наверное, по сценарию, я должна была броситься на грудь его матери со словами: "Здрассте, мама, я ваша доча!" Блин, ну надо же так все испортить! Ах, какая же я бяка!.. - Люба уже смеялась вовсю, так, что даже слезы выступили. До того живо она представила всю картину "незабываемой, трогательной" встречи. Жаль только, что роль подобрали не для нее. "Амплуа не то", как сказали бы киношные профи.
  Мамуля Любина разделяла с ней веселье, но недолго. Нашлось чем охладить и на этот раз.
  - А Олег что же, молчал? Он тебе ничего не говорил?
  - Да вообще ничего. Он еще на вокзале, видимо, понял, что задуманное кино не получилось. Я еще удивилась, чего он "прихмурел" слегка? Чемоданы-то тю-тю, а без них, извиняйте, эффект не тот. - Любу опять прорвало на "хи-хи, ха-ха" и она, подбираясь к голосу Левитана, забасила:
   - Внимание, внимание! Срочное сообщение ТАСС: "Тщательно подготовленная тайными шпиёнами операция "Кавказская пленница" потерпела категорический и сногсшибательный провал".
  Настроение ее повысилось, как только все встало на свои места. Теперь можно спокойно приступить к осуществлению "плановых мероприятий".
  
  Через час Люба вышла из бани с осоловевшими глазами и умиротворенной улыбкой. Плюхнулась на свежевымытое крылечко и блаженно прищурилась, глядя на уходившее за горизонт солнце. Светило слегка запуталось в ветках черемухи и раздробилось на десятки разновеликих кусочков, отчего казалось больше, чем было на самом деле.
  - Чего улыбаешься? - Мама Шурик вышла из дома и присела рядом на лавочке.
  - Вот теперь я точно дома! - Определила Люба свое состояние.
  - Что, хорошо?
  - Ага, здорово! Как будто никуда и не уезжала, и ничего не случилось. А если и случилось, то не со мной.
  - Есть хочешь? Или будем гостей ждать?
  - А ты звонила им? - Все еще щурясь на солнце, почти сонным голосом протянула Люба.
  - Звонила. - Коротко ответила мать и замолчала.
  - И что? - Скосила дочь на нее глаз.
  - Что в бане они мыться не будут, что не стоит беспокоиться... Ну и... "Баба с возу - кобыле легче"!
  Любины глаза начали просыпаться и округляться.
  - И что, совсем не придут?
  - "Вот, отец придет с работы, и мы заскочим, может быть, на минуточку, только чайку попить"... - Передразнила мать Елену Семеновну и ее манерность разговора.
  - А-а-а, чайку-у-у.. Это что - "месть неразумным хазарам"? Тогда пошли, поедим чего-нибудь. Аппетит у меня разыгрался ни на шутку.
  Сковородка пыхтела на печке, дразня запахом жареной картошки со шкварками, в холодильнике "остывал" салатик из свежих помидоров и огурцов, сорванных утром с грядки. Батя из-за ножки стола достал свою "заветную" и с воодушевлением закомандовал парадом:
  - Мать, рюмки где? Ставь быстро сюда. Горчица в этом доме будет когда-нибудь? Любань, садись, мать не дождешься... Давай, по маленькой, с устатку, за приезд, за баню...
  Мать носилась от плиты к столу, от стола к буфету, и всё чего-то не хватало: то вилку себе забыла положить, то хлеб, оказалось, не нарезала, да кот еще, "паршивец", под ногами крутится: "Пять раз об него запнулась, а он хоть бы отошел!"
  Наконец, и мамуля угомонилась. Все вместе выпили под батино "Ну, будьмо!", потом - под "Будьте здравы, бояре!"...
  Тарелки под второе, если не было гостей, персонально каждому не подавались. А Люба вообще всегда считала, что жареная картошка с мясом, со шкварками, гораздо вкуснее, если ее есть прямо со сковороды. А когда та почти опустеет, хорошо поскрести ножичком или вилкой по донышку, оторвать кусочек "прижарки" побольше и, причмокивая, прочувствовать весь вкус хрустящей сочной пластинки. (Что там современные чипсы по сравнению с этим деликатесом!)
  К чаю "подали" свежеиспеченные булочки. Мать занялась усиленно "печивом", только когда пошла на пенсию. То ли раньше некогда было, то ли не умела, то ли просто не хотела. Поэтому, когда раз в полгода на столе появлялось что-то печеное и обязательно со словами: "Сегодня удачные", отец непременно язвил:
  - Да, редко такие получаются...
  Разливая чай по бокалам, отцу - покрепче, почти одну заварку, маме - полегче, себе - средний вариант, Люба вдруг вспомнила одну свою давнюю заботу:
  - Мам, слушай, есть такая частушка: "Мама, чаю, мама, чаю, чаю кипяченого..." Я вот никак не могу вспомнить, что там дальше. Года три уже всех мучаю, пытаю - никто не знает.
  - А чего помнить, сейчас скажу.
  Люба от неожиданности вытаращила глаза:
  - Знаешь?! А я мучаюсь столько времени зря? Ну, что там?
  - Да просто все, - прихлебывая из кружки, не торопилась мать. Потом сделала паузу и проговорила речетативом:
   "Мама, чаю, мама, чаю,
   Чаю кипяченого...
   Чем военного любить,
   Лучше - за ученого!"
  В одну секунду, посмотрев друг на друга, и дочь, и мать поняли, что частушка была как нельзя "по теме". Люба аж поперхнулась на вздохе. Потом смех минут десять носился по синусоиде, то затихая, то снова разгораясь. Мало того, что отец был бывшим военным, и для матери лишний раз его подколоть - бальзам на раны ("Не все же ему меня!"), так еще и Любе "повезло" так же. Как говорится, "тем же концом по тому же месту".
  Веселье оборвалось, когда отец, выглянув в окошко, удивленно произнес:
  - Ба! Да к нам гости! Мать, к тебе зять "на блины" заглянул.
  - Один, что ли? - Уточнила она, не торопясь ставить на стол свой бокал.
  - Вроде как один, калитку за собой закрывает, значит, никого больше не будет.
  Мама Шурик с Любой переглянулись и обе враз усмехнулись.
  "Зять", споткнувшись головой о притолоку и слегка ойкнув, зашел в их летние апартаменты в сопровождении Тузика, маленькой доброй собачонки, взятую недавно в дом в качестве "звонка". Охранник из Тузика - никакой: за печенюшку жизнь отдаст, а перед этим спляшет еще. Перед собачонкой стояла единственная задача: обозначать голосом гостей.
  - Добрый вечер! - Улыбался Олег. В ответ - общие приветствия:
  - Привет!
  - Здравствуй-здравствуй!
  - Заходи, садись. Чаю с нами? - Предложила, не вставая из-за стола, хозяйка.
  - Спасибо, я вот прямо сейчас, только что поел, больше не могу. Может, попозже, когда рассосется... - Вежливо отказывался Олег, присаживаясь на свободный стул у двери.
   Отец, беря в свои огромные руки очередную булочку, которая у кого другого свисала бы боками с ладошки, а у него спряталась зернышком в кулаке, не утерпел и вставил свое слово:
  - Смотри, мы один раз предлагаем, второго может и не быть...
  - Я понял, - вежливо засмеялся Олег, - но, правда, некуда уже складывать, - и похлопал себя по животу, выпячивая его как можно дальше.
  - Что родители там делают? - Ненавязчиво начала пытать его мама Любы.
  - Отца еще нет, ему две цистерны пришли с бензином только что, до самой ночи перекачивать, наверное, будет.
  - А, ну понятно... Значит, встреча переносится. В принципе, нам торопиться некуда, успеем еще. А вы что делать будете, молодежь? - Это мать уже обращалась к обоим представителям молодого поколения.
  - Не знаю... - пожала плечами Люба.
  - Гулять пойдем. - Решил за себя и за нее Олег. - Да, погуляем? - Глядя, как замешкалась Люба, все-таки посовещался он с ней.
  - Хорошо, пошли. Я сейчас, только переоденусь.
  
  Они шли по поселку, держась за руки, как "последние" школьники. Взгляды попадающихся на пути знакомых смущали обоих. Появиться так открыто на публике значило - объявить всем о серьезности своих отношений. Это обязывало, а в положении "молодой вдовы" Люба и так чувствовала себя неуютно. Многие еще не успели выразить ей свои соболезнования, а она уже - на тебе! - не нуждается в них совсем. Наверное, поэтому она не ждала особых восторгов "толпы" от своей очередной "выходки". Одобрений и вправду не слышалось, но и бурного осуждения тоже. В глазах знакомых и друзей Люба видела лишь ...удивление и только. Что так удивляло бдительную общественность, она не понимала.
  Казалось, нет ничего странного в том, что двое молодых людей, пережившие, каждый по-своему, неудачные попытки создания семейной жизни, решились на повторный заход. И в том, что это происходит практически без "переходного периода", тоже нет ничего необычного: а зачем он, когда ребята знали друг друга со школьной скамьи, родители их "дружили домами", общих знакомых - море...
   Так почему бы и нет? Почему не понять и не принять их как пару? Явного негатива со стороны людей не шло, но Люба всеми своими оголенными нервами воспринимала с особой болью то, что не видел Олег: отводимые в сторону глаза, слишком поспешное "пока, еще много дел...", старательный обход тем, которые могли бы привести к приглашению их в гости, и многое другое, что отпечатывалось черной полоской на уровне подсознания.
  Люба пыталась рассказать о своих наблюдениях Олегу, но тот делал круглые глаза: "Да не может такого быть, всё нормально! Мы никому не помешали в этой жизни. И мне без разницы, что думает толпа. Нам с ними не жить!"
  Но Люба все равно переживала.
  "Наверное, мужики просто более толстокожие и не видят, не чувствуют так, как женщины. А может, я и вправду всё преувеличиваю? Привыкла к обожанию, так теперь и равнодушного к себе человека воспринимаю как врага. Надо научиться проще смотреть на мир..."
  
  Они еще неделю ходили "как девочка и мальчик" по поселку, бывали друг у друга в гостях, но разговор о свадьбе с родителями не заводили, да и между собой, впрочем, тоже.
  Любу это, с одной стороны, обижало, а с другой - радовало. Обижало, потому что начало появляться ощущение "брошенки" ("позвали замуж, попользовались и бросили"). А радовало, потому что очень хотелось оттащить на как можно дальше момент "предательства памяти".
  
  Но однажды родители собрались на "тайное вече", посовещались между собой и вызвали своих отпрысков для вынесения им своего вердикта. Посадили пред свои ясные очи и для начала, как положено, спросили: "Дети, любите ли вы друг друга?" Дети нестройно, потупив глазки, ответили: "Да!"
  Вторым вопросом повестки было, собственно, само объявление приговора: "Нечего нам тут мозги полоскать, маленьких деток из себя строить. Собираетесь дальше вместе жить - живите, завтра вас ждут в ЗАГСе, мы с Макаровной уже договорились".
  "Жених с невестой" и ахнуть не успели, как была решена их судьба. Мама Шурик произнесла речь, в которой определила (и с этим были все согласны, а в первую очередь, Люба), что большую свадьбу играть - не положено по дочкиному статусу. Что, если и отмечать это событие, то - "тесным семейным кругом, чтобы никакой толпы, только самые-самые близкие".
  Слегка ошарашенная молодежь сидела, тесно прижавшись друг к другу и не смея пикнуть.
  Потом Мишиных проводили "до угла", уже как законных "сватов", Люба с Олегом попрощалась "до завтра", нажимая на это слово особенно. Чтобы до "толстокожего" мужчины дошла вся важность этого "завтра".
  А утром сама проснулась в безоблачном состоянии, будто и не было вчера никакого серьезного разговора. Мало того, среди обычных хлопот по дому и в саду-огороде, она сама совсем забыла, о чем говорили накануне.
   Олег позвонил, когда мама Шурик бегала по магазинам, а Люба хозяйничала по дому одна.
  - Не хочешь искупаться? На речку поедем?
  - Здорово! Поехали! Такая жара...
  Через двадцать минут они уже выкатывали на главную дорогу поселка. И тут Люба вспомнила:
  - Олег! Нам же в ЗАГС надо заехать! Там Макаровна ждет и мечется, наверное. Ей же документы надо готовить, а мы еще заявление не написали.
  - Блин, точно! - Олег развернул машину и, проехав двести метров в обратную сторону, остановился у входа в ЗАГС. Макаровна, действительно, их ждала и, узнав в подъехавшей парочке своих "клиентов", грозила им через окно кулаком и тыкала в часы пальцем.
  - Макаровна, не ругайся, мы прибыли. - Люба общалась всегда с ней запросто, как все. Макаровна жила на их улице и являлась тем человеком, который всегда в курсе всех событий и абсолютно для каждого находила в своей битком набитой сплетнями голове нужную информацию. - Где тут у вас чего писать-подписывать? Диктуйте!
  Макаровна достала большую амбарную книгу, ткнула в отмеченные галочками графы:
  - Расписывайтесь. Ты - здесь, а ты - здесь.
  Люба опешила:
  - Макаровна, подожди, а заявление?
  - Какое заявление? Угомонись! Вам уже свидетельство о браке выписано, а ты - заявление...
  - Как выписано? И что?
  - А ничего. Расписались? Всё, поздравляю, вы стали мужем и женой. И чтоб в последний раз ко мне по этому поводу! Понятно?
  - Постараемся! - Хором ответили "скоропостижные" молодожены.
  - Вот и дело. Теперь целуйтесь и гуляйте. А мне на обед пора.
  Была ли здесь еще когда-либо подобная свадьба и такие оригинальные "молодые", история умалчивает. Но чтоб - в пляжных нарядах и тапках на босу ногу - вряд ли, это точно.
  Уже в машине, рассматривая свидетельство о браке, на Любу напал истерический смех:
  - Называется - "съездили на речку"! Уехали свободными людьми, а вернулись мужем и женой. Класс! Только со мной могло такое произойти! Слушай! - Повернулась Люба к Олегу, - Она ведь даже не спросила, под какой фамилией я хочу записаться?! За меня все решили, безобразие! Я буду жаловаться в ООН!
  - А ты что, хотела не такую? - Обиделся Олег, не поддаваясь ее игривому настроению.
  - А может, я хотела бы вернуть свою девичью!
  - Ну, так давай вернемся, развод и - девичья фамилия...
   Люба не понимала, злится он или так шутит без тени улыбки на лице. Но продолжала разыгрывать дальше свою роль:
  - Не получится, увы...
  - Почему? Ты же видишь, как оперативно контора работает...
  - А всё! Макаровна на обед ушла и придет ли после обеда - еще вопрос. У нее дел по горло - корова, куры, свиньи, огород...
  - Значит, отложим пока с разводом и девичьей фамилией?
  - Да, придется отложить... - Печально вздохнула Люба, - до лучших времен...
  Вовремя они подъехали к речке, иначе взаимные колкости неизвестно к чему бы привели. Шутки-шутками, да только всем известно, что "в каждой шутке есть только доля шутки", вот и у Любы на дно ее подкорки опустился первый слой неверия в "успех мероприятия".
  Купалась она без настроения. Олег тоже избегал прямых взглядов и старался все время отплыть подальше, делая вид, что демонстрирует свои плавательные и нырятельные способности.
  Описать Любино состояние в эти дни и, особенно - в этот момент, трудновато. Но если в нескольких словах, то что-то в этом роде: "Всё не так, как надо..."
  Что-то было не так. Куда-то ушло то взаимопонимание, которым они так гордились в Томске. Там они думали и говорили одинаково, там они были более близки, чем сейчас. Может, это произошло потому, что здесь, дома они не одни? Может, присутствие родителей и их вмешательства так повлияли на доверительность отношений?
  Приняв эту версию, Люба успокаивала себя мыслью, что "вот когда они снова останутся только вдвоем, всё станет как раньше и даже лучше. Ведь теперь они - муж и жена, и просто обязаны быть душевно едиными!"
  Всё та же святая наивность!
  
  *_*_*_*_*
  Абсолютно искреннее желание вести дневник у Любы возникало регулярно. Но, сделав две-три записи, она бросала это кропотливое занятие, и получалось так по нескольким причинам. Во-первых, у нее всегда имелась возможность поделиться своими переживаниями с подружками, сначала - "глаз в глаз", а потом - в письмах. Вторая причина заброски дневников вытекала из первой - банальная лень. Лень, однажды сказанное или написанное, дублировать в дневник.
  Когда же активная связь с подругами прервалась, а выплеснуть эмоции все-таки очень хотелось, вот тут-то и пришла идея заполнить пробелы в дневниках, хотя бы "задним числом".
  Действительно, "большое видится на расстоянии"... Перелистывая заполненные странички худенького дневника, Люба заметила по проставленным датам, что в период жизни с Олегом перерывы между записями становятся, чем дальше, тем больше и больше, и зачастую выглядят, как подписи к черно-белым фотографиям - краткие и не вызывающие особых эмоций.
  
  10 июля 1987 года. Держу в руках свидетельство о браке. Я снова жена, у меня новый муж "со старыми дырками". Не знаю, люблю ли его. Наверное. Если да, то очень спокойной любовью. На большую и страстную я всё равно вряд ли способна. Главное, что он - свой, не чужой и... доктор! Да и свекровка всегда хотела видеть меня в невестках. "Мечта идиота сбылась!". Но что-то мне подсказывает, что мы с ней не споемся.
  24 июля. Олег уехал на "ридны маты Украину". Узнать только после свадьбы, что твой муж хохол по отцовской линии - это интересно. Но мы интернационалисты, мы любим всех и принимаем, как "братьев наших меньших".
  3 сентября. Я в Томске уже месяц. Собираю вещи. Звонил Олег: "Люблю, целую, жду, очень скучаю, скорее приезжай..." Завтра рассчитываюсь на работе, послезавтра отправляю контейнер. Грустно, плохо и никакого радостного энтузиазма. Уезжать уже не хочется.
  10 сентября. Зачем я приехала? Жилья нет, даже в частных домах все занято или очень дорого. Наших военных местные не очень принимают. Живем пока в солдатской палате в медсанчасти. Но самое плачевное: в октябре Олег уезжает на месяц на полигон, а потом на год (!) в командировку - будут испытывать какое-то оружие в разных климатических условиях. И это он меня так обрадовал в такси, когда встретил на вокзале! Ни раньше, ни позже! Хотелось сразу завернуть лыжи обратно. Настроения никакого. Но я - жена офицера и должна с достоинством нести тяготы военной жизни!
  14 сентября. Меня привезли к родственникам Олега в другой город: тетя, дядя, две девчонки - сестренки, они спокойные и доброжелательные, зато сынок маленький - оторва та еще. Тетка Марийка - чудо! Маленькая, худенькая, как девочка. Спрашиваю: "Где достаешь на себя одежду?" Отвечает: "Ой, легко! Иду в "Детский мир", покупаю платье, ушиваю его..." Я хохотала весь вечер до слез.
  Познакомилась с дедом и бабкой. Дед весь в делах церкви, что-то вроде старосты или ключника. Бабуля тоже церкви не чурается, службы по праздникам отстаивает полностью. Обоим под девяносто, но бабулька не прочь рюмочку пропустить, а потом такие анекдоты рассказывает, что дед крестится.
  17 октября. Олег уехал на полигон. Сюда приезжает раз в две недели. Дядька Олекса ему рад особо - есть с кем выпить. Мы с Марийкой ведем с ними неравный бой. Я уже почти всё понимаю по "западно-хохольскому". Марийка помогает мне в этом деле, "работает переводчиком".
  Узнала их семейную тайну. Оказывается, они из бывших "бендеровцев"! Вернее, их таковыми признали в 39-м году и отправили всю семью из десяти человек на Дальний Восток, зимой, "в скотском вагоне". Что было на самом деле, непонятно, но по рассказам выходит, что будто бы один или два "бендеровца" всего-то и пробежали через их двор ночью, что сами они их даже не видели, но кто-то "стукнул", и всё - они "пособники и укрыватели врагов народа", как итог - высылка. И за всё это, что "коников отобрали, корову со двора свели, добро всё порушили", они всей семьей не любят коммуняк и советскую власть и никогда им не простят эту обиду.
  То, что вернулись после реабилитации на Украину только дед с бабкой, ну, еще Марийка потом к ним присоединилась, а оставшиеся дети крепко осели в наших местах и живут очень даже неплохо - в расчет не идет. Казалось бы, о чем им жалеть? У всех - хорошая работа, нормальные квартиры и дома (не как у деда с бабкой - чуть лучше сарая!). На историческую родину никто из них переезжать не собирается, чувствуют себя в русские морозы очень даже комфортабельно. Но обида на "захватчиков" все равно прёт. Особенно у моего свекра. Можно подумать, его больше всех обидели. Интересно, они от этой обиды поставили огромный деревянный крест в конце дедова огорода одному из застреленных тогда "бенедеровцев"?
  6 ноября. Олег приезжал на два дня. На этой неделе они уезжают в "большую командировку". Что я здесь делаю? Сказала Олегу, что у нас, кажется, будет ребенок. Лицо было такое, будто я что-то жутко плохое натворила и должна немедленно извиниться. Может, у него от неожиданности такая реакция? Одна Марийка чуть не пляшет от радости.
  2 декабря. Замучила головная боль. Хожу как в тумане. Еще этот токсикоз! Не сильный, но противно. Хочу домой, к маме. Олег был в Одессе, теперь едут в Армению, потом в Читу или Иркутск.
  Деньги кончаются, не могу себе купить ни фруктов, ни чего-то вкусного. Вернее, покупаю немного, но детки Марийкины "успевают" вперед меня. Не бить же их за это. Или изо рта вытаскивать? Понятно, что семья небогатая, живут от зарплаты до зарплаты, но... я же тоже хочу!
  4 декабря. Подсчитала утром ресурсы. Денег "томских" осталось ровно на дорогу домой. Олег почему-то ничего не присылает, не выдают им что ли? Или считает, что родственники обязаны меня кормить и содержать? В обед съездила в "Авиакассы". Ура! Я еду домой!
  Жаль Марийку. Этот придурок (так называемый глава семейства - Олекса) замучает ее без меня. Идиот! Вроде почти родственник, вроде Олег у него - любимый племянник, а по-пьяни ко мне пристает, будто я у них простая домработница. Моя бы воля - скинула б его с балкона, пусть бы полетал... Ладно, пусть живет, ему еще меня завтра в аэропорт везти.
  А как он меня достал с политическими разговорами! Только Украина, по его мнению, всю Россию и кормит! Чем, простите? Серной землей, на которой картошка, как у нас горох? Да наш Дальний Восток, если его отделить, сам по себе веками жить сможет! Что, собственно, сейчас "де-факто" и происходит, Москве не до нас, у них свои проблемы... А вот зачем Украине независимость? Причем, не сама по себе, а именно от России. Олекса говорит, чтобы потом к Польше опять переметнуться. Ну да, они же без панов жить не могут, над ними всегда кто-то с кнутом стоял - то австрияки, то поляки... Теперь вот - русские "замучили" до смерти. Да только польские братья что-то их не зовут снова под свое крылышко... А русские - жаловаться не привыкли, да и самим от себя не отделишься...
  9 декабря. Я дома! Боже, как хорошо-то! Любимая печка, до боли знакомый запах кругом, моя чудненькая, родная, узкая "девичья" кроватка. И снег! И яркое солнце! И голубое-голубое небо! А на Украине пусть мокнут себе под дождем и удавятся серым небом и тугой моросью. Хотя... Им-то как раз это всё нравится... Всё-всё-всё!.. Я дома... Всем прощаю, всех люблю...
  15 февраля. Ложусь спать. Начала раздеваться, а в голове вдруг как колеса отстучали: "Е-дет, е-дет..." Кто едет? Куда едет? Хотя, я догадываюсь, кажется, кто. Вот и малыш забеспокоился, забрыкался.
  ... февраля. То "Едет, едет..." стучало в голове точно к приезду Олега. Я тогда уже легла, взяла книжку почитать перед сном, пока малыш не успокоится, а тут звонок. Свекровь на проводе: "Не ждешь никого?" Чуть не проговорилась, что знаю о приезде Олега, а то посчитала бы за сумасшедшую.
  Пришлось снова одеваться, идти на вокзал, встречать. Олег посмотрел на живот с плохо скрываемой брезгливостью. Понимаю. Не очень красиво. Потом привык, но по всему видать, что я ему такой коровой не нравлюсь. Общался он больше со своими родителями. Со мной только спал и то... Какое тут спаньё, если живот "как бельмо на глазу"... Письма писал нежные, а как увидел, куда вся нежность подевалась!
  10 марта. Я устроилась на работу. Если б мне кто раньше сказал, что я буду работать в своей же школе, дико смеялась бы. Веду кружок "Умелые руки", полставки, 60 рэ, большой роли они не играют, но будет декретный, будет стаж, что ценнее всего.
  Отработать до декретного надо полтора или два месяца, продержимся! Удивительно, но дети ко мне ходят с удовольствием и даже слушаются. Боже, как я их боюсь! А они воспринимают меня как "настоящую" учительницу. Смех, да и только.
  ...мая. Я в декретном отпуске. Интересно, кто у меня там, в животе? Даша или Гриша? Дашей хочет назвать моя мама, если будет девочка, а Мишины хотят мальчика, и чтоб назвали в честь деда - Гришей. Не хочу мальчика. Мне снится девочка, и зовут её Аня. Сон, что я рожаю девочку Аню мне еще в школе снился. А вот моему гинекологу-акушеру двойня чудится, его мой большой живот смущает.
  ... июня. Сразу два события. Приехала моя Светка. Я думала, что мне померещилось, когда она как фурия промелькнула за окном. Но её сладкий голосок не дал мне усомниться в ясности своего ума. Она - всё та же оптимистка, рада была ей до слез. Она тоже беременна, но срок - вполовину моего. Ещё гулять и гулять. С её сердцем и почками врачи запрещают ей рожать, но Светка не была бы Светкой, если б их послушалась.
  Обидно, что толком поговорить не удалось. Только натянули ночнушки и удобно устроились на моей кроватке, как свекровка опять обрадовала: "Через полчаса Олег будет дома! Мы едем встречать. А ты?" Я чуть не заплакала. Не могла позвонить утром! Когда я еще Светку увижу? Пришлось оставлять ее у себя, а самой пилить встречать мужа. Еще раз увиделась с любимой подругой, когда провожала ее, на вокзале. По-моему, мое пессимистическое состояние ей не понравилось. Она тоже как-то "утухла"...
  24 июля. Уже месяц я не была на приеме у врача и две недели, как меня ждут в роддоме. Все документы там, а меня всё нет. Переживают. Я уже сама запуталась, когда мне срок рожать. Ой, кажется, заболел живот. Да сильно так. Интересно, я сегодня буду спать дома или уже повезут?
  25 июля. Животик поболел вчера минут десять-пятнадцать, я устала ждать, чем всё кончится, и легла спать. Сегодня ничего не болит. Интересно, что за ленивец во мне сидит? Мечется там как шарик от пинг-понга, а наружу не выскакивает.
  31 июля. А вот сегодня, кажется, уеду. Боли всё сильнее. Пойду, скажу маме. Поздно. Она уже всё поняла и укладывает батю поближе к выходу - на кухне, на диванчике. Чтоб под рукой был, если что. По телеку интересный фильм начинается, досмотрю и, если этот лентяй не передумает, поедем рожать.
  ... августа. Роды... Картинка называлась "Лучше б я умер вчера..." Сейчас вспоминаю с улыбкой, а там было не до смеха. Привезли в роддом в двенадцать часов ночи. Медсестры встретили радостно: "Ну, наконец-то!" А потом - десять часов вкалывания уколов, то снотворных, то стимулирующих. Схватки - никакие, даже слабыми не назовешь. Боли терпимые. Под утро уложили на холодное кресло, повесили целую гирлянду флаконов для капельницы. Помня о непереносимости лекарств, сразу же отвергла "желтую дрянь" - оказывается, она называется желатинол. Убрали. Потом говорили, что вкапали мне столько всего, что пятерых родить можно, а я ни гу-гу.
  В восемь утра пришел врач гинеколог-акушер, по совместительству - мой троюродный брат. Диалог:
  - Чего не рожаешь?
  - А не хочу!
  - Тогда будем резать!
  - Режь, мне уже все равно.
  - Перебьешься. Делаем последнюю попытку. Я жму здесь (положил локоток сверху моего живота, уперся), а ты вдыхаешь хорошо и на выдохе "давишь" вниз...
  Согласованность действий привела к положительному результату. Из живота, как по коридору, бегом пробежали, протопали маленькие ножки. Потом - облегчение, потом - тишина... Секунда, две, три и... Пошло дело: сначала - кашель, захлебывающийся и тихий, потом - писк и (наконец-то!) - вполне полнозвучный крик. И не крик даже, а ор. Объявили: "девочка" и показали издалека. В глазах мутно, но прищурившись, вижу, что порода Мишиных, не наша.
  Взвесили - четыре двести. Не слабо, но рекорд не побит. Я появилась на свет с весом пять кэгэ ровно. Еще оказалось, что девочка, пока "бежала" на свет божий, видимо, вставала в полный рост, отчего порвала маме все входы и выходы. Минут двадцать брательник все стягивал в узел, штопал, вил петли.
  Девочку унесли, и я слышала, как она орала там долго и громко. Меня же оставили "полежать-отдохнуть". Нормальный отдых на мокром, холодном столе?! Опять воткнули капельницу. Что вливали, не видела, но говорят, что даже кровь пришлось донорскую применить. Не помню. Вроде всё время в сознании была. Хотя...
  Только сошла с кресла, приехали те и эти родители. Разговаривали прямо через окно операционной. Они быстренько меня поздравили и уехали на природу "обмывать внучку". Даже обидно. Им весело, хорошо там, а я должна валяться тут, вся такая исковерканная, жалкая, измученная.
  Ладно. Главное - у меня дочь! И это радует, не надо называть Гришей. Как захочу, так и назову. Хотя с первого дня зовем Аней. Сбылся давешний сон.
  
  Сижу с трудом, все болит. Балдею оттого, что я уже дома, а не в том гадюшнике. Кто придумал делать ремонт в гинекологии, когда я только родила? Всех перевели в терапию, а там - ужас: тараканы - толпами, мухи - стаями... Семь-восемь-десять мамаш вместе с детьми на обычных койках. На третий день устроили скандал, сначала я, а потом мамуля. В результате - меня забрали раньше времени. Теперь отдыхаем дома. Тяжеловато. Но мама и батя всегда рядом, всегда начеку. Что бы я без них делала?
  От папаши даже поздравления нет. Где он? Вроде телеграммы по всем адресам разослали...
  31 августа. Сегодня наш первый день рождения, нам - месяц!
  ... сентября. Проснулась от дочкиного крика. И в полусне, ничего еще не соображая, подумала с ужасом: "Ребенок плачет, мой ребенок... Боже, откуда у меня ребенок, я же незамужем? Мама меня убьет, если узнает..." Потом успокоилась: "Чего это я? Все нормально..." Но стало не по себе: "Подсознание не помнит, а скоро и сознание отключит память, что я замужем и ребенок от законного мужа..." Надо срочно всё в корне менять, надо ехать туда, к нему, иначе так и останусь - одинокой мамой с ребенком. Но папаша-то сам молчит, не зовет. Может, мы ему и не нужны совсем?
  ... сентября. Позвонил Олег. Говорит, что ждет, соскучился, но жить пока негде. Сказала, что пока не будет квартиры - не приеду. Не в солдатской же палате опять жить, да еще с ребенком?! Родственники однозначно отменяются. Проявила твердость, о-па!
  ... октября. Олег снял квартиру в частном секторе. Говорит - хорошая, есть большой сад. Надо собираться потихоньку, не вечно же у мамы на шее сидеть. Пора вспомнить, что я замужем.
  ... октября. Мама не хочет нас отпускать. Беспокоится за малышку. Заранее плачет. Привыкла к этим заботам. Боится, что будет сильно скучать, хотя понимает: жена должна жить с мужем и всюду за ним следовать.
  ... октября. Билеты на руках. Уже плачет дед. А что делать?
  ... ноября. Мы на месте уже три недели. Вспоминаю с ужасом всю поездку сюда. В самолете Аня орала ором. Все пассажиры по очереди ее укачивали. Молоко в термосе скисло, а потом и остыло. Поила получившимся холодным кефиром. Наверное, от этого у нее разболелся живот. Свое молоко пропало.
  На Красноярск буду молиться всю оставшуюся жизнь. Когда самолет заходил на посадку, Аня уже орала так, что двигатели заглушала. Потом она кашлянула, чихнула, и изо рта вылетела огромная черно-зеленая "плюха" студенистого вида. Потом из носа - еще одна, но поменьше. Это и было то, что мешало ей дышать все два с половиной месяца - остатки родовых вод, не откаченных в свое время в роддоме. А мы думали, что она простыла, и это сопли у нее никак не проходят, капали ей всякую ерунду в нос. Как она вообще не задохнулась?
  До самой Москвы ребенок спал, как убитый. В Москве тоже. Даже на папино появление не прореагировала. Мужик, который нес наши вещи, жутко удивлялся, что папа даже подержать не взял ребенка, сразу вцепился в пакеты, а они намного легче были, чем наша доча. (Боялся уронить?) Билеты на паровоз - только в СВ, на них и ушла "подачка" свекра. На какой-то станции купили свежего молока. Напоили доченьку, и она опять уснула и спала до самого места назначения. Умаялась, бедная.
  То, что я увидела в "нашем доме", не оправдывало даже самых жутких предположений. Полчаса я стояла столбняком со свертком в руках, не зная, куда его положить. Кругом бардак. На диване грязное белье, в старой детской кроватке - только матрац, мелко посыпанный мышиным пометом. Он же - везде. Кроме мышей в доме водятся тараканы, муравьи, изредка забегают крысы. В общем, полный набор для домашнего зверинца.
  Папе дали десять дней "на обустройство", через три дня он сбежал на работу. Три дня, не разгибая спины, скребла, мыла, стирала, гладила, забывая о том, что надо бы поесть. Молоко своё пропало окончательно. В магазинах за молоком давка, только Анина "сирена" может отбросить всех от прилавка и позволить урвать "добычу". А папа у нас стесняется "омолачиваться" в офицерской столовой. (Ну да, вдруг имидж попортится!) Что за дурь?! Самоотрешился от возни с дочкой, сказал, что "до года ребенку отец не нужен, только - мать, поэтому он к ней не подойдет..." Где он такое вычитал? И стирать помогать не будет, потому как в прошлой семейной жизни "настирался пеленок на всю оставшуюся... И больше на поводу у женщин не пойдет!" Заботиться о своем ребенке, значит - идти на поводу у женщины? Зачем женился вообще? Не морочил бы голову...
  ... декабря. Позавчера пришел абсолютно пьяный. Ни с того, ни с сего крыл семиэтажными. Я ничего не поняла. Может, у него по-пьяни "крышу снесло", он вспомнил свою первую жену и как будто с ней так разговаривал? Её ведь так же звали. Если так, то это ужасно! Таких матов я еще никогда не слышала. А каково было ей? И откуда в нем столько злости? И причем тут тогда я? Почему я должна это все слушать?
  ... декабря. Дура набитая. (Это я.) Оказывается, все маты предназначались мне. Вчера повторилось то же самое. Я еще уточнила, кому все эти слова адресованы? Оказывается, и вправду - мне. Такой истерики у меня не было даже на похоронах Витькиных. За что он так со мной? Что я ему плохого сделала?
  ... января. Приехал свекр. Внучку трогал два раза за три дня. Когда только приехал и когда решили пофотографироваться. А я так надеялась, что мужики мне развяжут руки хоть на чуть-чуть. Нет, не угадала три раза. Они ездили в Трускавец - погулять, развеяться, потом ходили в пивбар. Потом уехали к родственникам. А я опять одна, еще больше - одна...
  Кажется, я скоро разучусь разговаривать...
  ... мая. Вот и весна. Все цветет и благоухает. Сад огромный, но заниматься им некому. Хозяйка живет в городе, а мне некогда.
  Показала папе Олегу календарь, в котором три-четыре дня в неделю помечены красным крестиком. Это "мы были выпимши или совсем пьяны". Не верит. Как я устала, скорей бы в отпуск!
  Посещают уже мысли о разводе. Но мамуля моя не вынесет еще одного удара с моей стороны. Вру в письмах, что все нормально, рассказываю про Аню и про "чудный сад".
  ... июля. Завтра уезжаем в отпуск, домой. Все внутри шипит, кипит и пузырится от волнения. Еще никогда я с такой силой не хотела домой...
  ... сентября. Отпуск пролетел, как одно мгновение. Интересно, что родители Олега вкладывают ему в башку? То, что не "уважение к женщине", не "готовность помочь", не "любить детей" - это точно. Тогда что же?
  И так он - не пойми что, а после отпуска - вообще не мой, не могу его "собрать в кучу". Теперь не удивляюсь его матам. Он даже с матерью на таком языке разговаривает. Нормально? Я в шоке.
  Ждем ордер на квартиру. Свою квартиру! Пришлось с Аней идти на поклон к комбригу, выдавливать слезу (душа артиста помогла, да и вправду плакать хотелось) и просить "войти в положение". Мужик - молодец, внял. Мало того, что он красавец, в моем вкусе (черные волнистые волосы с проседью), так еще и понимающий. Я его уже почти люблю. Лишь бы не обманул с квартирой.
  ... декабря. Получили квартиру месяц назад, на втором этаже нового дома. Перебрались сразу же. Не передать счастье, которое я испытываю. Ни тебе мышей, ни тараканов... Правда, тепло и горячую воду дали только вчера, но это уже дополнительное счастье.
  ... января. Подружились с соседями, даже Новый Год вместе отмечали. Пополняю (восстанавливаю) потихоньку свой словарный запас. Аня рада, что у нее теперь есть подружки и друзья. Всё бы хорошо, если бы не... крестики в календаре. Они проставляются с той же регулярностью, как и раньше. Неудобно кому сказать, но радуюсь каждый раз его уходу в наряд. В такие дни можно вечером не дрожать в ожидании: "какое оно сегодня явится?"
  Пытаюсь понять, отчего же он все-таки пьет? Друзья такие попались или "судьба такой"? Или я в чем виновата? Он объяснить не может и не видит вообще никакого криминала в своем поведении. "Все так живут, и ты не возникай!"
  1990 год ...марта. Предложили поехать в Германию. Почему бы и нет? Погожу с разводом ради такого дела. Да и на Украине нас терпеть больше не хотят. Каждый день на площади митинги с "жовто-блокитными" флагами. Оказывается, Степан Бендера - национальный герой и сделал много доброго им. Я дурею... Вояки наши боятся по одному ходить. Нам, женщинам, тоже запрещают, на всякий случай. Не страшно пока, но неприятно... Обещали БТР во дворе поставить...
  Ничего я в этой политике не понимаю. Неужели нельзя жить в мире со всеми? Чего нам братьям-славянам делить? У нас вот вся деревня изначально была из белорусов и украинцев, переселенцев тысяча восемьсот... Бог знает какого года, но ведь дружно жили все! Подтрунивали друг над другом, конечно, но беззлобно совершенно. "Чистой породы" давно нет в поселке, все перемешались, добавились и русские, и молдаване, и даже китайцы... Армяне наскакивают временами на заработки. Местные тогда шутят: "Грачи прилетели!" Но чтобы зло кто на кого держал...Что-то не припомню!
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"