Этот год был неудачный, можно сказать был плохой. Сначала в лесу не уродились грибы и ягоды, а затем и кедровый орех. Барсуки и медведи не нагуляли жира и многие не легли в норы и берлоги. И это было по всему Присаянью. Мунке-батор был уже совсем стар. Он сам не помнил, сколько ему лет, но по-прежнему держался молодцом. Правда, от былого богатыря уже ничего не осталось, но теперь это был жилистый и выносливый старик. Он по-прежнему был сильно привязан к своему внуку. Койбале. Тот, хотя был совсем взрослым и давно управлял улусом, любил быть со стариком. Старик продолжал учить его премудростям военного дела, ходил или ездил с ним на охоту, показывал тому даже простые вещи по несколько раз и который тот давно знал, например, как нужно чинить упряжь и всё то, с чем просто сталкивался в повседневной жизни. В этот раз они наладились в тайгу. Это они часто делали. Взяли только самое необходимое: луки, стрелы, ножи и ячменную кашу с куском мяса. Зима приближалась к своей середине. Ночи были длинные, а дни короткие, так что они выехали на рассвете и направились к утесам, где держались кабарожки и часто появлялся соболь. Привычные к переездам и переходам, они добрались до места ещё до обеда, но свежих следов маленьких оленей не было. Были старые следы марала и лося, проходили и косули, но среди них не было ни одного кабарги. Они стали обходить скалу слева. Вниз шел крутой склон поросший сосняком. Койбала шёл несколько впереди. Неожиданно он позвал старика. Когда тот подошел, то увидел огромный медвежий след. Тот прошел недавно и должен быть где-то рядом.
- Нужно уходить. Зверь сейчас недобрый, а у нас нет даже копья. - Сказал Мунке-батор, но только он это произнес, как увидел медведя. Тот был всего метрах в трех от них на одном из камней, что торчал из скалы. Он был готов броситься на людей. Внук стоял между медведем и Мунке-батором. Мунке инстинктивно бросился к нему и столкнул его со склона. Единственное, что он успел крикнуть: "Беги!". Тотчас он увидел летящего на него медведя. Единственно, что он успел сделать, так это увернуться от передних лап что, что было верной смертью, но задние его зацепили за ногу, и он почувствовал адскую боль, и покатился вслед за медведем по обледеневшему склону, пока тот не ударился о дерево. Мунке-батор уже успел вытащить нож из-за пояса. Прежде чем его затащило под медведя, он успел дважды ударить того ножом. После чего нож вырвало у него из рук, и он застрял в животе у косолапого. Он ещё услышал, как на нём затрещала одежда и кости. Волосатое и вонючее тело животного придавило его голову к камням, он даже почувствовал его нездоровый запах, но тотчас медведь покатился дальше вниз, а он весь переломанный и измятый остался лежать у сосны. Сознание спокойно покинуло батыра.
Очнулся он оттого, что кто-то пытается его сдвинуть. Это был Койбала. Он плакал, утирая грязными руками измазанное лицо, хотя уже был давно взрослым мужиком. Когда Мунке-батор открыл глаза, то тот уже успокоился. Старик приободрил его. Дело было дрянь. Нога его была вывернута и о том, чтобы идти не могло быть и речи. Тело всё ломило, особенно болели ребра. Мунке-батор множество раз обманывал смерть, обманул её и сейчас. По совету старика Койбала наломал хвои и постелил её возле большого сухого дерева, натаскал дров и разжег костер, а, затем, положив деда на постель из хвои, побежал к лошадям. С большим трудом Мунке-батор перевернулся и поудобнее расположился на ветках. Сначала костер горел плохо. Ему приходилось постоянно поправлять его, но затем загорелась сухая сосна, но его всё равно трясло и знобило. Боль притупилась, и он, то приходил в себя, то терял сознание. Он не помнил, сколько прошло времени. Койбала привёл лошадей людей только к вечеру, костёр уже разгорелся, как следует, и старик согрелся. Батор не боялся, что тот заблудится или потеряется, или не найдёт его, так как тот хорошее знал тайгу вокруг аала. Пока возились со стариком, костер, как назло, очень жарко разгорелся, так что его пришлось даже закидать снегом, чтобы огонь не перекинулся на ближайшее дерево и не пошел верховой пал.
Мунке-батора долго спускали со скалы к лошадям, и затем привязал его между двух лошадей. Нашли и медведя, который умер, пройдя от места схватки шагов пятьсот. Его разделывали оставшиеся люди, а сам внук повёз деда в аал, пробираясь в кромешной темноте. Впрочем, снег делал дорогу более лёгкой.
Сначала старик был весь в поту, но пока его везли, совсем продрог. В юрте было тепло, но старика всё время знобило. На следующий день у него началось воспаление легких. Ану и Койбала не отходили от него, но сделать ничего не могли. Старик всё время метался в жару, а когда приходил в себя, старался успокоить сидящих рядом с ним. Приходил и шаман, но это был не Чоно, который камлал всю ночь, но сказал, что он не смог ничего сделать и Мунке-батор умрёт, так как его призвали великие боги, которые ему не подвластны, и уговорить их, чтобы они не забирали с собой батыра не удалось, те сказали, что Великий воин им нужнее там, чем сейчас он нужен на земле. Вечное Небо сказало, что тело батыра изнемогло в пути, а дух его укрепился и возмужал, и путь его земной окончен.
На третий день он под вечер пришел в себя и попросил сесть ближе к нему Ану и внука.
Он потрепал худой и бледной старческой рукой по голове жену и сказал:
- Плохо мы с тобой прожили Ану. Я всё воевал, ты жила по чужим родам, но немного счастья у нас все-таки было. Ты прости меня за всё что было. - Затем с трудом взлохматил волосы взрослому внуку, который едва не плакал. - Теперь твоё время. Тебе воевать за меня и за людей. Хорошо воюй. Скоро ты будешь старшим из всех. Помни, что я за тобой наблюдаю всегда. Мне пора к предкам. Меня уже ждут там. Великое Вечное Небо призывает меня.
С тем он отвернулся к стене и больше не поворачивался. К утру он умер.
Похоронили его, как самого уважаемого человека. Отдельно от всех на возвышенности. Насыпали курган и, как положено, поставили стелы по краям могильника. Тело его было сожжено, и пепел высыпали на курган. Ветер разнес его во все сторону, остатки были замыты дождями, но ещё долго была видна нефритовая накладка от пояса, что Мункэ-батор любил и получил, как знак власти, будучи ещё сотником.
Ану не прожила полугода. После смерти мужа, она словно потеряла всю энергию. Силы её таяли день изо дня. Весной, когда ещё только сошел снег, но не успела прогреться земля и дать ходу травам, она умерла. Сожгли её на том же кургане, где сожгли ее мужа. Только горсть пепла осталась о ней на память археологам, да серебряная серьга в виде спиралевидного завитка, как накладка от пояса её мужа.
Пути господни неисповедимы! А жизнь все-таки продолжает катить мутным потоком, ползти змеёй, струится эфиром, да и писаться кровью. Всё покрывается плотным покрывалом, называемое одним словом прошлое, которое ещё тягостно звучит отголоском, и звук этот пробивается через года, но становится со временем всё глуше и глуше, пока этот отзвук не теряется в другом шуме и едва различим на фоне подобных событий. Даже многие жители, живущие на землях Хонгороя, не подозревают об этом. Это обычное явление.
Что стало с героями старой драмы? Мунке всю жизнь воевал с ханьцами, был несколько раз ранен, уже глубоким стариком он участвовал в знаменитом походе на Бейджин, после чего его следы теряются. Чоно вскоре после смерти Мунке-батора ушел в тайгу. Два года охотники встречали его следы. Его всегда сопровождали два больших волка, после чего он просто исчез. Койбала подчинил окрестные народы, которые впоследствии получили его имя, а про маленькое монгольское племя, что занесло в Минусинские степи волна переселения народов, что поднял Чингисхан, просто не сохранилась память, ни писаная история. Да и о самих кыркызах никто просто не вспоминал долгое время со времен падения монгольской династии Юань, да и в бытность этой династии бывший Кыргызский каганат был известен, как провинция Лин-Бэй. Был ли период, когда им удалось освободиться полностью от вассальной зависимости от ойротов, или нет, но русские застали их в подчинении у северо-монгольского государства Алтын-ханов. Даже после того, как те перешли в подданство России, некоторые сеоки платили дань джунгарам по расписным книгам.
Впрочем, узелок, что завязался некогда в далёких предгорьях Саян, развязался окончательно, распался и растворился во времени, как те, кто его вязали. Вот и всё. Сколько было таких узелков в жизни? Сколько ещё завяжется?
Ещё? Хотите знать, как называется река по имени Ус? Впрочем, зачем это вам?