Охотился Инал в горах по реке Кызыр. Стан его находился недалеко от реки в уютном месте, защищённом горами от ветров. Охота чередовалась с рыбалкой и вечерними застольями с приближенными и роднёй. Бег наслаждался жизнью и не подозревал, что над его головой сгустились тучи. Гром должен был грянуть скоро, молнии рассечь горизонт, а дождь смыть прошедшие события и обновить землю.
Кадан подъехал к охотничьему стану Инала уже ближе к вечеру, когда сам бег уже вернулся с охоты, но часть стражи была в лесу, где разделывали дневную добычу.
- Кадан приехал со своими войнами, - ворвался в уютную юрту, где бег пил чай со своими сыновьями и приближенными, испуганный стражник.
- Что ему нужно? - возмутился Инал, но всё в нутрии у него похолодело. Он вспомнил предупреждение пастуха. Страх влез в его сердце, и он неожиданно побледнел.
- Он ничего не сказал. Только сказал, что у него серьёзное дело, которое может решить только с Вами о прекрасный бег.
- Скажи: он занят и не может принять его.
Воин поклонился и вышел из юрты.
- Что случилось? - почти хором спросили у Инала присутствующие.
- Не знаю, но мне говорил пастух из улуса Кадана, что-то тот готовит. Говорят, он ездил к монгольскому хану и привёз от него какую-то бумагу с красной тамгой. Айбек-тегин не хотел возвращать аалы Кадану, но он к нему приехал с этой бумагой и воинами. Что ещё он там у хана выпросил?
- Может Маметкуловский улус? - робко предположил младший сын Инала Точах.
- Откуда хан знает о том, что это уже наш улус? - удивлённо спросил Сыган, его старший сын.
- Обманул хана, подарки поднёс ему, приписал наши улусы себе. Он вон целый караван привёз с собой из похода, - с завистью сказал Поянг, один из батыров Инала, что сидел тут же.
- Это скорее всего, - сказал Инал, - я и не подумал, дурак, об этом. Кадана я всегда считал человеком недалёким!
В это время в юрту вновь вошел часовой.
- Кадан требует, - низко поклонившись, сказал он, - чтобы вы его приняли, иначе он войдёт сам.
Инал ещё больше побелел, но он прекрасно понимал, что он даже не успеет послать гонца за подмогой, а его и его людей без оружия и доспехов порубят здесь же, прямо в юрте.
- Зови его, - натужено выдавил бег из себя, наливаясь краской. От его испуга не осталось и следа. Это был воин и привык перебарывать себя в критических моментах.
Вместе с Каданом вошел Курлун, толмач и два батыра в полном вооружении.
- Что тебе надо от меня Кадан, чтобы нарушать мой покой? - спросил недружелюбно Инал.
- Я тебя выше по роду, чтоб ты со мной так разговаривал. - Осадил его Кадан, поскольку он был тоже не лыком шит и род его считался более древним и по рождению он был наследственный тысяцкий, а Инал всего лишь разбогатевший сотник. - А пришел я к тебе для того, чтобы объявить, что улусы, что ты самовольно захватил у Доржи-нойона, Великий Дзоригту-хан пожаловал мне.
- Читай, - обращаясь к толмачу, продолжил Кадан.
Тот с поспешностью вынул приготовленную бумагу, при этом показав её всем, и стал, запинаясь на каждом слове, читать её.
- Что ты скажешь? - садясь пред хозяевами на кошму, скрестив ноги, спросил Кадан.
Повисло тягостное молчание. Неожиданно Сыган замахнулся ножом, которым он обрезал до этого мясо, и кинул его в гостя. Но Кадан успел увернуться, так что нож только скользнул по халату, отскочил в сторону и, ударившись плашмя о стену юрты, упал на пол.
Три сабли мгновенно обнажились, и от смерти Сыгана спас только окрик самого бега.
Утром, видя, что он ничего не может сделать и, боясь потерять и родовые уделы, Инал в окружении воинов Кадана, выполнил волю Великого Дзоригту-хана, объявив её своим подданным.
Через неделю Кадан отобрал все уделы Доржи-нойона, кроме удела Анахоя. С Курленом, который мечтал не о величии Кадана, в которого он не верил, как в полководца и администратора, поскольку выросли не далеко друг от друга и знали, кто чего стоит, а в величие Кыркыза.
Он не хотел сориться со всеми соседями, а Инала он знал давно и тот мало чем отличался от его друга, но постоянно насмехался над ним, называя его недалёким мечтателем.