На другой день Марфа пришла в школу забирать Лёшика, а тот с пацанами на школьном дворе драку затеял и так отчаянно бьются, что того и гляди друг другу головы посшибают. А как их разнимешь? Они в пылу и старого заметут. Марфа как закричит: "Атас! Директор идёт!" Охломоны приостановились, оглядываться стали, а она своего схватила под мышки и поволокла. Другие заорали им вслед: "Лёшку гувернёрка поволокла! Ты ему ещё сопли высморкай, а то он сам неспособный!". А Марфа ему: "Не заводись, им-то небось завидно, что ты прямо как дворянин растёшь под присмотром!"
Пришли домой, закусили чем Бог послал: хозяйской икоркой из лососиного брюха, куриными окорочками из Америки и чаем индийским с пряниками тульскими. Только после того, как малый сделал уроки, Марфа рассказала ему историю про инопланетянина и Нюрку.
Сказка про НЛО по-старомосковски.
Дело было летом. Пошла раз Нюрка, которая с седьмого этажа, на пустырь за гаражами бутылки собирать с утра пораньше, когда народ ещё дрыхнет. Стыдно, ей казалось, степенной пенсионерке и ветерану ткацкого производства бутылки прилюдно собирать. Да на пенсию сытно не проживёшь - вот, кто как может, тот так и крутится. Кто пирамиды строит, кто мозги пудрит, но все с миру по нитки собирают, только одним еле-еле на прокорм наскрести удаётся, а другие - аж на мерседес натащат ниточек.
Как золушка, Нюра ранёхонько просыпалась и тащилась с артритом своим на поиски стеклотары и алюминия. А чего ещё нам, пенсам (пенсионерам т.е.) осталось, как не очищать родимую планету от засилья отходов жизнедеятельности молодёжи и зрелого человечества? Народ пьёт - пенс тару сдаёт.
Потом всё равно надо физкультурой заниматься, не то в нашем мегаполисе быстро копыта на больничную койку откинешь. Каждый по-своему тренируется: кто на пробежку, кто на похмелку, а кому-то и на прочистку надо! У Нюрки это даже в привычку вошло: день не сходит - сама не своя, голова болит, коленка ноет, спина тянет. А так и копейка при ней.
Мужик-то ейный шибко заливал за воротник, так к шестидесяти пяти крыша совсем съехала: такой буйный во хмелю становился, что хоть в кутузку отправляй. Она от него запиралась в маленькой комнате, а он, значит, всю остальную квартиру разносил:
- Я мог бы генералом быть, мать твою разымать, если б на тебе не жанился, деревня рязанская! - кричал её Кузьмич. - Вместо Гагарина должён был лететь, етить тебя разъетить! Юрку-то вместо меня запустили! Не-у-до-сто-ен был, етить всеобщую мать! Жена у меня беспартейная деревня оказалась, рать тебе ж..пу драть!... Не дали слётать, на звёзды поглядеть, ене-ралы, коленом им в гхениталии! - ему становилось так жаль себя, что он рыдал горько, и казалось -- наша жизнь тоже не удалась.
И чего ведь орать? Он всю жизнь на заводе слесарем работал, пил по-нормальному, т.е. не больше других, а сдвинулся на космической теме уже ближе к пенсии. Видно, организм слабый оказался: то ли пропаганда сработала, то ли экология подгадила, то ли самолюбие задавленное вылезло.
Так вот. В то утро на пустыре за гаражами было тихо и ясно. Солнышко медленно выползало ещё из-за кустов, небушко наивно голубело, птички энергично стрекотали, бутылки, опять же, то тут, то там выглядывали стыдливо из мусорняка накиданного неряшливыми гражданами. Вдруг откуда не возьмись идёт к ней мужик, одет так необычно, будто с шоу-показа модного сбежал (по телику иногда таких прынцев показывают, как они ходют взад-вперёд и так исподлобья смотрят, словно на грубость нарываются -- видно, платят им тоже немного ихнее культурьё). Вот и этот тоже такой суровый, но красивый. Брюки блестящие в обтяжку, кофта мягкая светится, глаза большие яркие, на голове волос будто нету, наверное, такая стрижка короткая - в общем, симпатичный мужик, слегка как будто иностранец. Нюрка моя прямо зацвела от счастья, что к ней обращается такой культурный мужчина. А он ей тоже улыбнулся, поздоровался и сразу:
- Что вы тут делаете?
А наша бабулька тоже не промах:
- А вы что? Налоговая милиция будете?
- Нет, мы будем из другого мира, исследуем.
- И мы исследуем, насчёт тары. Санитары природы будем. У вас как с посудой?
- Есть. Тарелка.
- Нет. Мне бутылки нужны.
- Зачем?
И тут до неё дошло, что, разговаривая с ним, она прямёхонько к оврагу шагает, который за лесочком находится. Идёт, и вдруг ей в голову как шибанёт: "Маньяк, наверняка! Как в ужастике по телику на прошлой неделе показали! Не знает про бутылки, точно с луны свалился!"
- Я не маньяк, это не моя профессия.
Нюрка так вся и задрожала: "Точно маньяк! Они всегда так мозги пудрят! Надо на жалость давить!"
- Милок! Я уже старая, больная, может, даже заразная! Ешь, ведь, всякую гадость! Давление у меня завышенное и ноги чешутся.
- Не бойтесь. Мы только исследуем биоматериал.
"Ох, мама! Резать будет! Будь они неладны бутылки эти!"
- Нет. Резать не будем. Исследуем, подновим и отпустим.
А сам её к оврагу подводит.
- Сынок, пусти меня домой. У меня дед больной...алкоголизьмой, и радикулит у меня, и хандрит замучил. И ты ещё тут мучить будешь...Уж лучше сразу... Я и не скажу никому, что ты тут маньячишь! Я бутылки на еду собираю! Когда колбаски, когда конфеток куплю... Я и носки тебе связать могу! Пусти меня старую. - Нюра уже почти реветь начала.
- Почему старая, а тяжести носишь?
- Так говорю тебе, пенсия малюсенькая, а Ванюшка за бугор отвалил, жилец мой.
Тем временем подошли к оврагу. Нюрка шла с ним, словно привязанная. А когда по тропинке вниз надо было спуститься, то они прямо по воздуху переправились, как святые, и вошли в тарелку тоже как-то сразу. Тут уж она совсем обесточила от ужасу, и всё остальное почти не помнила. Уже потом они с Марфой там все кусты облазили и былиночки обсмотрели - ничего, только трава примята и пожухла, словно от одеяла большого.
Очухалась Нюрка уже к вечеру в кустах. Какой-то проходящий женский голос хихикнул: "Во бабулька наклюкалась! А ты мне запрещаешь!". Ощупала наша "санитарка" свой биоматериал - вроде всё на месте, живёхонька! Рядом и авоська набитая под завязку тарой лежит. Схватила её и поволокла сдавать, пока местные алкаши не отобрали. Только у дома сообразила, что коленка не болит и спину не тянет, и не устала ни капельки, хотя тяжёлая сумка была.
Дома дедок её уже храпел пьяненький. Проснётся, старый пёс, пойдёт в разнос, будет на бутылку требовать. А у неё как раз десятка образовалась - на пакет кефира с булкой. Уже хотела направиться к Марфе телевизор смотреть, да замешкалась, а тут старик и проспался, и с места в карьер:
- Давай десять рублёв! Заграбастала у меня из карманов, падла ушлая!
- Щас разбежался. Твоя стипендия уж давно пропита, а я на водку не подаю.
- Лучше по-простому отдай, не то хату спалю!
- Испуга-ал, кретиняка пропойный. Сам и холодать будешь. Пали, ирод!
- Ах, ты сука старая! Чегой-то осмелела у меня? Может хахаля себе завела? Я тя...- и давай материться.
Нюрка почувствовала себя усталой, да и на сериал хотелось успеть.
- На, обожрись своей водкой. Только боком тебе встанет моя десяточка!
- Давай, не томи, мымра! Пошла бы ты на...хуторок бабочек описывать.
Нюрка и пошла про Рафаелу смотреть. А с Кузьмичом тогда и вправду беда стряслась: паралик его разбил прямо около ларька. Хорошо ещё мужики уговорили мента, чтобы старика в больницу отвезти, а не в вытрезвиловку, не то пропал бы, или завалялся бы на улице, как дерьмо собачье - все стороной обходят.
Конечно, жалко его! Человек, всё-таки, землянин! А с другой стороны - что он, малой что ли, нянькаться с ним? Взрослый не пацан уже: жил как хотел и пил как хотел, без советов и жалости обходился! Так теперь и помирай, как сам выбрал - чего посеешь, то и пожнёшь. А Нюрка тогда хоть отдохнула малость от него и квартиру отмыла, а то и войти страшно было.
Стоим мы с ней во дворе, а она мне:
- Ой, Марфа! Сглазил меня красавец ентот, инапланетный! Сегодня гляжу в лифте на Нинку с одиннадцатого. И сама не знаю чего, говорю ей, чтобы она вечером в метро не возвращалась с работы, не то сгорит. Она на меня как на чумную посмотрела.
- А не бери в голову. У тебя стресс образовался. Это пройдёт. Надо молоко на ночь пить тёплое.
А вечером того же дня по телику сказали, что на нашей линии взрыв в метро террористы организовали. Во как! Нинка эта в банке работала, после работы сразу принеслась к Марфе, Нюрку увидела, аж задрожала от счастья: "Господи! Спасла ты меня! Я ж на той станции из вагона вышла, вдруг, думаю, старуха права! А тут и рвануло! Ты, прямо, наша Ванга отечественная!" Деньжищ ей отвалила - двести рублей и духи тоже. Подруга моя так вся и засветилась:
- Пойти, свечку поставить иномирцу, что ли? Какой дар мне дал! Я свому деду теперь и пить не дам не то что водку, а и пиво запрещу! Богоугодное дело!
- Нет, Петровна, ты лучше предсказания давай, как ясновидящая, тем и на сладкую жизнь зарабатывай.
Так и пошло у неё с тех самых пор. Бутылки не собирает по утрам, всё народ принимает. Нинка с одиннадцатого к ней всех своих родственников и сослуживцев переводила, те своих знакомых - так и пошла клиентура. Только потом уж к ней всё чаще крутые мужики наведывались, всё интересовались, куда им баксы свои вложить, (чтобы не пролететь) или, где тот чудак, что у них бабок обломал и свалил, или ожидается ли падение курса у валюты, или ещё чего-такого же мутного.
А Кузьмич выздоровел и стал у неё вроде секретарши. Они и ремонт в хате сделали, и домик в деревне купили, и пальто с сапогами справили. Только жалуется она, что надоело ей предвидеть всю эту муть фарцовую, уж тошнит от всех этих спекулянтов да фирмачей. Но с крутыми жить - по-волчьи выть.
Ходили мы с ней на заветный пустырь, да без толку - ни мужика того светящегося , ни посудины его.
- И чего мы этот космос так боимся? Раз они такие, то уж лучше под ними жить, чем под мафией нашей бескультурной. А то один недавно явился, всё узнать хотел, кто его подставляет. А сам собирался жену с тремя детями бросить. Хотя и папаша из него, как из меня балерина, а жалко...Надоть этим иномирцам нас всех прочистить, как я бутылки. Может получше бы жить стали...Они, небось, летают себе с одной планеты на другую, как пчёлки. Ищут тоже, где люди хорошие, им подстать, обитают. Чую только, что дар мой не навсегда, а с испытанием мне дан. Когда хорошему человеку помогаешь, так и тебе хорошо. А с крутыми этими свяжешься - сам в дерьме окажешься.
Анна Петровна теперь сама умная стала.
- Вот так, Лёшик! Будешь трудиться и к тебе инопланетяне заявятся. Жизнь-то какая пошла: у кого чахотка, а у кого дар открывается.
Лёшик после некоторого раздумья заговорил:
- Бабка твоя пусть книжку про себя напишет - денег заработает и клиентами разживётся нормальными.
- Ты мал ещё старых-то поучать. Да и зачем ей клиентура эта - маета одна.
- Эх, вы! Одно слово - калоши! Вот если бы они ко мне прилетели, я бы им показал!
- И чего? Чего тебе не хватает? Ешь, пьёшь как царь, мамка тебя балует.
- Я бы училку по математике загипнотизировал, чтобы двоек не ставила и к доске не вызывала.
- Ты лучше сам гипнотизируйся уроки делать как следует! А то всё из-под палки, словно балабон какой... И к тебе прилетят, коли надо будет.
На следующий день Марфу опять ожидал сюрприз: около школьного крыльца стояла скорая помощь. Сердобольная, она решила, что увозят какого-то мальца побитого и поинтересовалась у уборщицы. А та ей взволнованно и говорит:
- Как же! Держи карман! Разве этих архаровцев угомонишь? Училку повезли по математике. Кто-то ей то ли пороху, то ли ракету подсунул! А сердце и не выдержало - немолодая уже.