Эскалатор всё глубже увлекает меня в подземное чрево Москвы. Я выхожу на платформу станции метро Арбатская. Второй час ночи, едва успел до закрытия. На платформе пустынно.
Подходит поезд, вхожу в вагон и сажусь в углу. Мой путь долог, на самую окраину Москвы. В вагоне, помимо меня, только три пассажира. Мужчина, лет пятидесяти, который, изрядно приняв на грудь, перемещается в пространстве к жене и очередному скандалу и помятая парочка, вяло имитирующая нечто похожее на влюбленность. Пустая бутылка из-под пива, перекатываясь по вагону, безуспешно пытается завести беседу о превратностях ночной московской жизни.
Сегодня в моей судьбе произошел очередной крутой поворот. Я уволился с фирмы, на которой прогорбатился последние три года. Может быть, я и дальше бы гнил в этом болоте, но с утра у меня на душе была такая тоска, такая безнадега, а тут новый исполнительный директор со своими претензиями. Ему не фирмой управлять, а танец яблочко исполнять на детском утреннике. Салага совсем, а туда же, учить начал, то ему не то, это не так. Козел сопливый, самоутверждаться надумал. Ну, я и послал его туда, куда все его за глаза посылают, со всей той офисной плесенью которую он тут развел. После этого он побегал по конторе, видимо исполнил перед генеральным номер "Обидели маленького" ну и под вечер я узнал, что в моих услугах не нуждаются. Вопрос по мне был закрыт.
Закрыт, значит закрыт. Я не спеша собрал монатки, стер все свои файлы в компьютере, разослал всем респект и свалил. Деньги, которые мне фирма должна за две отработанные недели конечно жалко, да черт с ними, с деньгами, пусть подавятся.
Так как выяснение отношений происходило вечером, то отметить мое убытие с фирмы увязались два оболтуса, которые резонно рассчитывали на выпивку. И надо сказать они молодцы, честно отработали спиртное, беря на себя обязательства в том, что, так же как и я, собираются свалить. Врали, конечно, ну и на том спасибо. По ходу этого ритуала они не слабо приняли на грудь, подцепили каких-то девиц, и утонули с ними в мутно-неоновых клубных глубинах. У меня же не было настроения уходить в запой и потому поезд метро везет меня домой к любимому дивану.
Вынимаю из сумки кипу страниц, которую я зачем-то пару дней назад распечатал. Это мой дневник. Как же неожиданно и странно устроенная жизнь. Когда я начал его вести, то думал, что это будет веселая, необременительная игрушка. Но жизнь не предсказуема. И вот теперь, новость, которая обрушилась на меня вчера, все перевернула в моей душе, а возможно и в жизни.
Я пробегаю взглядом страницы, покрытые рябью мелкого текста. Почему я начал его вести, зачем? Я никогда в жизни не вел дневников, школьный дневник и тот велся мной кое-как. А тут чуть ли не ежедневно я стал записывать события своей жизни.
Если говорить откровенно, то я не знаю причины. Но ведь была же она? Ведь было же что-то? А что было? Скука была. Моя замечательная, обольстительная Скука. Она, знаете ли, очень обаятельная женщина, самая преданная и сладкая любовница, которую мне когда-либо приходилось встречать. У меня целый гарем таких подруг. Это и Тоска, и Грусть, и Апатия, и Меланхолия, и Раздражение, и пр. и пр. Но самая привязчивая их них Скука. Она всегда рядом, всегда готова прильнуть к моей душе и обнимать её страстно и искренне. Но порой, она становится просто невыносимой. И тогда я готов бежать от ее любви на край света, но как всякая истинная любовь, я знаю что, она не оставит меня даже там, на самом краю, и её опьяняюще-ядовитые поцелуи будут вновь и вновь штамповать огромные синие ордена на моем сердце. А она будет разглядывать их и ехидно хихикать.
Видимо сия дама и сподвигла меня на это предприятие. Я всего лишь обычный человек, который заблудился в нескошенном поле своих иллюзий, погряз в Интернете, а заодно опутал клубком колючей проволоки из амбиций и разочарований свою жизнь.
Что ни говори, а жизнь штука полосатая. До определенного момента мне здорово везло. Успешно прошедшие выставки, восторженные отклики зрителей, уважительные и завистливые взгляды коллег, интересные проекты, спонсоры, покупатели. И все это в том бардаке, который творился в конце девяностых. Что еще может желать молодой художник, которому, чуть больше тридцати и перед которым жизнь раскрывает все двери? Но видимо удача, как и человек, может устать и уйти в отпуск.
Как-то постепенно, исподволь, я стал ощущать, что те вопросы, которые раньше решались легко и как-то сами собой, требуют все больше сил и времени для своего решения. Уже подготовленные и согласованные проекты стали пробуксовывать, а потом и вообще отменяться. У спонсоров возникли проблемы по бизнесу и им стало не до искусства. Картины, которые должны были быть проданы, по разным причинам зависли в мастерской без движения. Я начал почти физически ощущать, что пространство вокруг меня приобретает иную плотность, оно становится вязким, липким. Портом грянул кризис 98 года и всем, вообще стало не до искусства. Но все бы было бы ничего, и я бы смог преодолеть эти трудности. Отсиделся, отлежался бы в стороне от бурных экономических потрясений, а там глядишь и опять все бы наладилось, если бы не ещё одна проблема, которая подспудно начинала оказывать все большее влияние на мою жизнь.
Со мной произошло то, что так нравится описывать искусствоведам в своих исследованиях. У меня случился творческий кризис. Да, да. Он самый. Для кого-то это событие больше похоже на легкую простуду. У меня же все вылилось в тяжелую и продолжительную болезнь.
Глядя на свои картины, я был доволен тем, что сделал, но это было удовлетворение пройденного пути. А что впереди? Я чувствовал, что тот волевой поток, который был источником моего творчества, уперся в непреодолимое препятствие. Передо мной стоял выбор - либо кататься на карусели бесконечных вариаций, повторяя приемы и сюжеты уже освоенные и опробованные мною, либо... А вот что должно было последовать за этим 'либо' я не знал. Я все отчетливее понимал, что моя воля бессильна перед этой тайной и что река моей жизни слабеет, рассыпается на тысячи робких ручейков и исчезает в песках бессилия и неудовлетворенности.
Во мне вселенской катастрофой стало разрастаться отчаяние. Конечно, можно было бы полистать западных журнальчиков по древнее и найти для себя темку по скандальнее. Сколько народу этим промышляло и промышляет. Занялся бы какой ни будь антропометрией в духе Ива Кляйна, благо, что женского тела вокруг было с избытком, бери и шуруй по полной программе. Выплескивай краску на нежную плоть, обворачивай ее грубой тканью холста и готово произведение. А уж как журналисты бы были довольны! Назвал бы я все это не как он 'Антропометрией синего периода', а скажем 'Андрогинным импрессионизмом' или же еще, какой ни будь чушью. Пересидел бы в этом окопе какое-то время, а там глядишь все само-собой и наладилось бы. Ан нет. Это не мой метод, мне либо все, либо ничего. А в результате и получается НИЧЕГО, ДЫРКА ОТ БУБЛИКА.
Хищное чудовище сомнений стало исподволь пожирать меня изнутри. Я корчился в судорогах. Но всем было наплевать. Ни друзья, ни женщина, которая тогда была со мной, не могли понять этого мутно-серого пессимизма. Для всех окружающих мое нытье и стенания казались глупым капризом, блажью, которая свойственна всем творческим личностям.
В конце-концов я полностью перестал писать. В какой-то момент краски и кисти стали вызывать во мне приступы глубокого отчаяния. Лечение этой болезни по-русски, крепким градусом, только усугубляло ситуацию. Вокруг меня стала разрастаться пустыня. Этот угрюмо-цементный цвет безысходности затвердевал во мне криком отчаяния, криком, который никто не слышал, или не хотел слышать.
Из последних сил я сделал картину, которую назвал довольно глупо, но ужасно пафосно: 'Манифест эстетического позитивизма'. Черный квадрат по фону рисунков каменного века. Искусство пещерного человека - вот где не было душевных метаний, а было животное желание застрять в этом мире, закрепить его, законсервировать. Сделать это грубо, объектно, осязаемо. И посреди этой настырности жизни черная дыра современного скептицизма, огромная антрацитная амеба моей безнадеги. В последнем порыве, вместо крика SOS я шлепнул вымазанной краской ладонью по черному квадрату, влепил пощечину всему тому, чем жил до этого. И все. А потом пустота.
Женщина, которая тогда была со мной, раздасадованная этим упадническим настроением, так же растворилась в этой пустоте. Причем это 'растворение' само по себе было в чем-то знаковым, прямо сцена из кинофильма 60-х годов.
Дело было так. Ноябрьский день, небрежно написанный в гамме грубо прерванного сна, лениво сползал в вечерние сумерки. Почти зима. Мы гуляем в центре Москвы. Ветра нет и потому, не смотря на сырость, гулять приятно. Разговор не клеится. Мы идем и молчим. Как-то незаметно пошел снег. Крупные хлопья медленно падали в густеющей темноте. Казалось, они чего-то ждут. Снежинки падают, падают, падают, и каждая из них смотрит на меня пристальным, вопросительным взглядом. А я иду и никак не могу понять, почему они так серьезны? В какой-то момент я замешкался и останавился завязать шнурок ботинка. Когда я разобрался со шнурком, то увидел, что моя спутница, как океанский лайнер медленно, но неуклонно удаляется, растворяясь в снежной пелене сумерек. Я подумал: 'Если она сейчас обернется то.....' - пока я придумывал, что должно произойти в моей жизни, если бы она обернулась, ее контур совсем исчез из виду и тем самым вопрос отпал сам собой. Присев на скамейку я стал вслушиваться в себя. Но единственное, что услышал, это был звук падающего в воду камня. 'Бульк' - и больше ничего. Именно 'Бульк'. Такой глубокий, просто бесконечный 'БУЛЬК'. И абсолютна тишина. Тишина внутри и тишина вокруг меня. Графически четкое понимание того, что я окончательно пошел ко дну. Она не обернется и не позвонит, и я не попытаюсь ее догнать и не позвоню. Все прежние дела окончены и теперь у меня есть только одно очень важное дело, ПАДАТЬНАДНО. И осознав, это я понял, почему снежинки были такими серьезными. Они не понимали, что этот бедолага тут делает, он должен был тонуть, а он все еще барахтается на поверхности...
Ночь, я стою посреди сквера, посреди города, посреди вселенной, глядя верх, в черную пустоту замерзающей бесконечности ночи. Снежинки целуют мои глаза, губы, превращаясь в обжигающие, ледяные слезы. И среди этой отрезвляющей нежности спряталась одна, горячая, обжегающе-тайная капля.
Я решил не нарушать уже кем-то определенный ход вещей. Я стал тонуть, делать то единственно важное дело, на которое был в этот момент способен. И падая, уже знал, что когда упаду, буду, занят другим важным делом - ЛЕЖАТЬНАДНЕ.
Я всецело отдался этому падению. Еще совсем недавно все казалось таким прочным, надежным. Каждый вечер я смотрел на одну из своих картин, которая называется 'Струны человеческой души', и фиксировал обрыв очередной из струн. Они лопались с неотвратимой последовательностью и мелодия моей жизни все больше становилась похожей на какофонию. Эти звуки-дни были прерывистым, судорожным, перемежались клубами и какими-то притонами, приступами глубокой депрессии и порывами всеобщей любви, метаниями в поисках общения и желанием вообще никого не видеть. Все это было посыпано липкой, прогорклой патокой из случайных встреч с какими-то потаскухами и задушевными разговорами с незнакомыми собутыльниками. Но по мере того как мои финансы все громче пели романсы, встречи становились все случайнее, амплитуда клубных метаний становилась все меньше, а периоды всеобщей любви все короче. В конце-концов бумажник потребовал от меня, чтобы мы объяснились по душам без всяких сантиментов, чисто-конкретно. Начались судорожные займы у друзей и знакомых, но, именно в это время, у всех возникли временные трудности с финансами. Все как всегда.
И вот однажды, темной-темной ночью, в пьяном угаре, сидя на кухне с бутылкой спиртосодержащей жидкости, заливая этой жидкостью, память о стальном коне, которого я только что в дребезги разбил, я запустил в тошноту ночи очередь из бронебойных, со смещенным центром тяжести вопросов, - 'В чем смысл жизни? В чем теперь смысл МОЕЙ жизни? Почему я сегодня остался жив? Почему и зачем мне подарили жизнь? Я не должен был выжить в этой аварии, но я жив. Почему и зачем?' Черная дыра окна, гулкой мембраной ухнула в висках и пули-вопросы срикошетили по всей кухне. А потом тишина, ответа нет и не может быть. Одиночество, оно настолько плотно опутало меня липкой паутиной беспомощности, что я почувствовал, как уже перестаю отражаться в зеркале жизни. Я вновь и вновь пытался пробиться через могильный гранит ночного окна, задавая безнадежные вопросы, ответы на которые, ищут либо алкоголики, либо философы, либо философы-алкоголики. И вновь слышал только гулкие удары от пульсирующей головной боли. Так в чем же смысл моей жизни?
А кто его знает. Спроси любого на улице, у каждого он свой, а что это значит? А это означает только то, что каждый сам себе придумывает заморочку, а потом как Сизиф катит этот камень в горку, напрягается. А все ради чего, а ради чего и сам не знает. Так привычка. Раньше для меня все было просто. Искусство - в этом был смысл моей жизни. И жить было очень удобно и выпить было всегда за что. А что теперь, унылая медитация над бутылкой? Какая там медитация, медитация - это красиво, это процесс духовного совершенствования. А чем занят я. Разлагаюсь, рассыпаюсь на атомы, превращаясь в НИЧТО.
Так что вопрос стал ребром, пить или не пить. И я принял решение. Выпил коктейль из водки с болью от разбитой головы и заложил крутой оверштаг потрепанному баркасу своей судьбы.
Вконце-концов, необходимо было выбирать. Либо опуститься на теплый песочек пошлого, мелкобуржуазного мещанства и устроиться хоть на какую-то работу, либо продолжить погружение в бездонные глубины маргинальности. Угадайте с трех раз, что я решил? Ну, ну? Пустое, я вас разочарую. Я решил остановиться на мелкой такой, мелкой-мелкой буржуазности, на этом теплом кораллом рифе, где среди офисных медуз плавают пестрые рыбки с напудренными носиками и где прозрачная голубая вода повседневности прогревается солнышком стабильного заработка. Писать эскиз своей судьбы в зеленовато-абсентных тонах в манере Модельяни мне показалось не актуально. Право, ну кого удивишь видом опустившегося художника, вечно пьяного и талдычащего всем о своей гениальности. Конечно история, страдающего, проросшего насквозь нищетой и одиночеством гения это довольно милый и ходульный сюжет, но вот мне как-то быть героем очередного эпоса не хотелось. Видимо, недостаточно я концептуален и альтернативен. И потом вся эта альтернативность... Почему-то если, к примеру, написать роман про облеванные факсимильные аппараты, которые становятся центром теллурических оргий с участием древнего седого колдуна и юной девственницы, с жертвоприношением цыплят, всеобщим пьянством и массовым совокуплением, при этом через слово употребляя мат и одному только автору известные сленговые словечки - то это альтернативно и концептуально. А что если описать такую же сцену в масштабах целого города, то, что тогда, будет еще концептуальнее и авангарднее, а если в масштабах целой страны, да что там мелочиться, если в мировом масштабе? Упс... А вот в мировом масштабе уже точно не получится, потому что это описание праздника под названием Новый год.
Увы! Все сразу же становится банальным и буржуазным. Да и как-то уж очень подозрительно быстро концептуальные и авангардные деятели, добившись успеха и признания, становятся гламурными и пафосными. Ну, это я так, к слову.
Короче, как бы там ни было, после раздачи всех долгов и урегулирования всех прочих проблем волею судеб я оказался в маленькой, однокомнатной квартирке на окраине Москвы. Это было дно, точнее нора, на том самом дне, куда я так долго падал и где спрятался со всеми своими гнойными ранами в надежде подлечить их под прохладным ветром повседневного однообразия.
В этой квартирке было что-то сюрреалистическое. Из ее окон открывался неожиданно контрастный вид. С одной стороны угрюмо-серые мегалиты теплостанции, уродливые, агрессивно пожирающие пространство, другая же часть этого вида тонула в бесконечности уходящей за горизонт, и когда ночь наползала на город, эта бесконечность превращалась в мерцающий океан и глыбы теплостанции как черные айсберги плыли в этом наполненном огнями океане.
Наверное, именно такое море светящихся огней видел Колумб, когда приближался к Америке. Ему повезло. Он имел счастье открыть новый мир. Я же не открывал новых стран, я просто вырезал небольшое жизненное пространство в безжалостно измятой ткани ХХ века и отправил себя в маленький бермудский треугольник на окраине Москвы.
Я как-то на удивление быстро устроился на неплохую работу, влившись в нестройные, ошалевшие от круговерти реформенных лет, ряды строителей светлого капиталистического послезавтра и мог вести вполне сносную мелко-пошло-буржуазную жизнь. Мне как крабу, удалось найти себе раковину и лежа на дне лениво пускать пузыри монотонных дней, разглядывая их самым пристальным образом. Возможно, именно поэтому я стал вести дневник. Уж больно хороши получались эти дни-пузырики. Они как-то изящно-легкомысленно поднимались к поверхности, исчезая там навсегда. Их жемчужная красота была столь обаятельна, столь сиюминутна, что мне стало их жаль, даже не столько жаль, сколько во мне появилась какая-то жадность. Так хотелось сберечь, эти маленькие драгоценности, но ничего другого кроме дневника, я придумать не смог.
Поезд неслабо тряхнуло на перегоне, и я вывалился из волшебной страны воспоминаний в мутную лужу реальности. Мои ежедневные поездки в метро. Час десять туда, час десять обратно. Таково движение маятника моей жизни, утром в одну сторону, вечером в другую...
Все приехали, конечная остановка. Но как же не хочется никуда идти. Жаль, что невозможно доехать на метро до теплого, ласкового моря, выйти на берег и раствориться в этой благодати. Очень жаль. Но я выхожу не к морю, а в суетливую московскую ночь. Останавливаю машину. Еще десять минут в пути и я у дверей своего дома. Поднимаюсь на лифте. Захожу в квартиру. Раздеваюсь. Иду на кухню. Ставлю чайник. Сажусь за стол. И так каждый вечер.
Чайник вскипел, надо выключить и заварить чай. Пропитанная воспоминаниями грусть пьянит меня эхом прожитых дней. Ну вот, и на лирику потянуло.
Я стою у окна, которое до краев переполнено моими иллюзиями и разочарованиями. И сквозь эти тающие витражи пробивается город. Он спит, нет, скорее дремлет, как огромный кот, готовый в любой момент проснуться. Сон его напряжён и тревожен. Сотни мерцающих огоньков и за каждым человеческая судьба, маленькая вселенная. Она вспыхивает и гаснет призрачной искоркой в океане времени. Может быть с другого берега, кто-то так же смотрит в мою сторону и видит мой мерцающий огонек, который в любой момент может погаснуть. Время, всё поглощающее время, в котором растворяется человеческая жизнь, как сахар в стакане горячего чая. И падая в этот океан, наши мечты и желания оседают донными отложениями, на огромной свалке, которая называется цивилизация.
И уже нет никакой возможности прочитать все книги, посмотреть все пьесы, услышать все песни. Текст этого безмерного архива из мути идей и песка слов сливается с потоком времени, поглощается им. И этот селевой поток несется уничтожая все на своем пути. Фаршируя людей унифицированными потребительскими ценностями, заставляя думать рекламными лозунгами и статусными категориями. Сколько сломано копий, сколько написано пафосно-протестных, концептуальных текстов обличающих язвы общества потребления. А сколько еще навояют, и представить-то сложно. Но тогда мне не хотелось протестовать, что-то там подрывать и обличать. Я так устал от своих сомнений и жизненных коллизий, что хотел только одного - утонуть в теплом, отупляющем, расцвеченным яркими красками глянцевых упаковок, потоке обычной жизни. Я жаждал раствориться в этой толпе, над которой так нежно и страстно глумился Ортега-и-Гассет. Плыть по течению жизни, не приближаясь ни к чему, но и не отдаляясь.
Я просыпался утром, шел на работу, где на пол года вперед было спланировано, что и когда я буду делать. Как в зыбучие пески погружался в офисную суету, с ее сплетнями, склоками, авралами и тому подобными бизнесс-радостями. Где-то с половины пятого, досиживал рабочее время, гуляя в Интернете по чатам и развлекательным сайтам. После работы шел в кино, или же в кабак. Но чаще просто шел домой и с остервенелым идиотизмом резался на компьютере с виртуальными гадами, засиживаясь до утра. И измученный этой бесконечной битвой, падал на несколько часов в забытьи короткого сна, который обрубался острым, как зубная боль, пиканьем палача-будильника. И так день за днем. Никаких сомнений, никакой живописи, никаких душевных мучений.
Но потом все изменилось. В пустоту моей жизни вошла она, а потом...
Чай остыл. Спать, устал я сегодня. Устал.
Мой дневник.
ЛЕТО.
Animate
Август в этом году дождливый, по-осеннему сырой и недружелюбный. Он то морщится колючими дождями, то его знобит от холодного, сырого ветра, а то, вдруг, погода вспомнит о том, что по календарю лето и вспыхнет жаркими, душными, как приступы горячки днями. Но они непродолжительны, эти приступы летней лихорадки, и вновь идет мелкий, липкий дождь.
В дюнах нагретых,
объят томленьем любви,
я незаметно,
под гудение пчел земляных
засыпаю и вижу сны.
Ёсии Исаму
7 августа.
Сегодня в моей жизни исторический момент. Август, седьмое число. Компьютер включен, монитор сияет, мышка и клава в полной боевой готовности. Гремят фанфары, флаги взмыли в небо и развеваются на ветру. Ракеты взлетают в воздух, приветствуя меня ослепительным фейерверком. Сегодня у всего человечества праздник. Правда, само человечество об этом ничего не знает. Ну и пусть, от этого столь замечательный день не становиться менее важным и значимым. По крайней мере, для меня. А событие поистине историческое - я приступил к ведению дневника.
С чего начнем сие удивительное повествование? Пожалуй, начнём с 9 00 наступившего дня. А именно с того, что проснувшись и вспомнив о том, что у меня выходной, я неожиданно оказался в постели с моей нежной и трепетной любовницей по имени Меланхолия. Она томно поцеловала меня и стала шептать ласковые, издевательские слова о том, что я неудачник, что я никому не нужен, что меня никто не ждёт и так далее, и так далее. Понежившись в её искренних и утомительных объятиях, я решил с ней прогуляться. Увы, я довольно ветреный любовник, поэтому цель подобной прогулки заключается в том, чтобы потерять ее где-нибудь по дороге.
Выглянув в окно и убедившись, что лето одолжило у осени пару самых промозглых и ветреных дней, я наполнился ехидным удовольствием от того, что устрою моей прилипчивой возлюбленной прогулку в слякотно-сырых тонах и оттенках. Но, пройдя в ванную и увидев своё отражение в зеркале, у меня случился мучительный приступ эмоциональной аллергии по поводу необходимости скоблить эту заспанную и отёкшую после вчерашнего рожу. Я даже начал несколько сомневаться, стоит ли затевать это путешествие, но нежный голосок моей неугомонной возлюбленной, который звал меня в объятия бессмысленного шараханья из угла в угол в пропитанной липким бездельем квартире, был ещё противнее, и я решился на этот подвиг.
Побрившись и кое-как одевшись, Эх! Заныриваю в отвратноветреномутнодождливонудный день. Моя Меланхолия вцепилась в меня как удав и не отпускает ни на шаг. Мелкими перебежками, безуспешно пытаясь скрыться от обстрела со стороны снайпера-дождика, добираюсь до остановки и просачиваюсь в автобус. Гусеница скотовоза медленно, с угрюмой неизбежностью поползла по улицам Москвы. Знать бы ещё, куда я еду, но, как правило, ответ на этот вопрос я нахожу уже по ходу своего путешествия.
После автобуса было метро, но и в процессе движения по внутренностям столицы у меня так и не возникло определённого мнения по поводу того, где же и каким способом я буду избавляться от своей Меланхолии. В конце концов, подчинившись интуитивному импульсу, выхожу на Тверской и иду по Бульварному кольцу. День все еще отвратноветреномутнонудный, но слово дождливо выпало из этого всеобъемлющего звукосочетания и потому я решаю прибегнуть к способу, которому меня невольно научила одна моя подруга. Когда у неё случались подобные приступы меланхолии, а это случалось с ней довольно часто, она устраивала пешие походы по московским улицам в неизвестном направлении. И мне приходилось тащиться за ней в эту бесконечность и выслушивать каждый раз до тошноты пресные истории, о ее подругах и их хахалях, а так же о том, что когда она курит травку, то потом у неё болит голова. От этих рассказов, голова начинала болеть у меня, но, видимо в этом и заключался глубокий сакральный смысл всего происходящего. И чем сильнее болела моя голова, тем очевиднее улучшалось настроение моей спутницы.
Однажды к нашей очередной прогулке присоединился мой приятель. И они нашли не только общих знакомых, но и общие темы для этой бесконечной словомолки. Не знаю, как там у них дальше развивались дела. Я их обоих уже сто лет не видел. Может быть они даже поженились. Чем черт не шутит! Хотя, мало вероятно. Мой приятель часто любил повторять, что супружеские обязанности столь тяжелы, что их лучше нести не вдвоем, а втроем, а может быть даже и вчетвером. Давненько я их не видел. Как знать, может сейчас они где-нибудь бродят по Москве между бутиками и клубами, пережёвывая бесконечную жвачку из светских сплетен. Может быть, но это не важно.
Важно то, что при всех недостатках этот способ обладает одним непременным преимуществом. После пары часов такой прогулки ноги гудят так, что ни до какой меланхолии уже нет дела. Стоит одна задача; забраться в какое-нибудь уютное кафе и, потягивая горячий кофе, смотреть на идущих по улице пешеходов, размышляя о том, что жизнь очень приятная штука, особенно тогда, когда ты не мучаешься сомнениями и не имеешь несбыточных надежд.
Я так и сделал. Зашел в первую, попавшуюся мне по дороге забегаловку где, сжигая минуты как спички, стал разглядывать водовороты людской суеты. Так не спеша, в ритме венского вальса, под аккомпанемент горьковатого аромата кофе, я стал перемещаться от одной незатейливой мысли к другой, от одной к другой. Раз, два, три. Раз, два, три.
Я сидел и думал о том, что последнее время я ощущаю себя Робинзоном. Судьба забросила меня на маленький клочок земли, потерянный в океане безбрежного города и вот я сижу на его самом высоком холме и разглядываю пустынные дали. Но как же здесь хорошо и спокойно. Мне не нужно копаться в себе и окружающем меня мире. Все умерло и все пустынно. И это хорошо.
А что касается моей Меланхолии то где и когда я ее потерял, не знаю. Да и не это главное. Прогулки по большому городу, когда ты идёшь, куда хочешь, чувствуешь себя исследователем и путешественником и никогда не знаешь, что тебя ждёт за углом, что может быть лучше? Ты становишься туристом в родном городе. В этом есть своя сюрреалистическая прелесть. И музыкальные интонации Стинга призрачным эхом отражаются в шуме толпы. Москва, Нью-Йорк, Лондон какая, в сущности, разница? Мегаполисы они все как родные братья.
9 августа.
Бесконечные, бескоооооонечные, бескоооооооооооооооонечные коридоры. Мрачные, покрытые противной плесенью. Сколько уже километров я отмахал по этим лабиринтам. И вот теперь, когда казалось, что цель, близка, такая неприятность. И откуда только эта тварь выползла. Еще немного и я бы выбрался на свободу и на тебе, приходиться, как зайцу петлять в поисках какого-то сверхчудодейственного оружия. Да и патроны на исходе. Но ничего, чай не в первый раз, выкарабкаемся. Я буду очень осторожным. Буду выверять каждый свой шаг. Коридор справа вроде бы пуст. Хорошо, начинаем движение. Какая-то гадость на стенах. Надеюсь, она не ядовита. Так, коридор заканчивается. Что-то мне здесь не нравиться. А не провести ли мне дезинфекцию гранатой. Так просто, на всякий случай. Размахиваюсь и со всей силы бросаю её за угол. Пламя обжигает стены. Взрывная волна, как табун диких лошадей, проносится по гулким коридорам здания. Стою и прислушиваюсь. Похоже, все тихо.
Я осторожно продолжаю движение. Этаж, ещё один этаж. Еще немного и я доберусь до выхода из лабиринта. Никого, тихо как в склепе. Куда все подевались? То невозможно было и шагу ступить бес того, что бы не наткнуться на какую ни будь пакость. Пауки, упыри, мумии, огромные жуки, роботы-бомбы и пр. и пр. Всех и не перечислишь. Пришлось повозиться. А сейчас все пропали. Тишина. Слышно как сердце гулко стучит в груди. Кажется, что его стук разносится предательским эхом по пустым коридорам, выдавая для врагов мое присутствие. Не удивительно, что это так. Когда долгий путь уже пройден, и остается сделать всего несколько шагов, то каждый шаг, каждый вздох становится на вес золота. А там, за этой злосчастной дверью, солнце, небо, легкие, как детские надежды, облака, ласковый, как поцелуй, ветер. Там ждет меня она, самая нежная и самая желанная. Я зажмуриваю на долю секунды глаза и вижу ее удивительную, искристую, как горный ручей, улыбку. Нет, нельзя думать ни о чем другом кроме врага. Это опасно, можно расслабиться, и тогда ничего не будет. Ни улыбки, ни ветерка, ничего.
Какое-то шевеление. Осторожно прохожу несколько метров и останавливаюсь у противоположной стены. Оборачиваюсь. Нет, показалось. Мерцающий аварийный свет создает причудливые агрессивные тени. Кажется, что это не тень, а какая-то очередная пакость. Ладно, нечего стоять и бес толку тратить время. Давай, давай, давай, поворачивайся.
Я бегу по пустым, бесконечным коридорам лабиринта в поисках неизвестно чего. Нет, я знаю, что где-то здесь, в одной из ниш, должно находиться устройство, которое станет ключом от заветной двери. Но где эта ниша и что это за устройство? А этот монстр, этот слизняк. Я всадил в него целую обойму гранат, а он даже не поморщился. Тупик. Ага, на левой стене панель приборов. По-видимому, в одной из стен замаскирована дверь. Разбиваю стекло рукой и нажимаю на зеленую кнопку. Черт возьми, это ловушка. Коридор за моей спиной начал быстро сужаться. Но нет, одна из стен пошла вверх. Да сколько же их здесь? Отчаянно жму на курок, весь оставшийся запас патронов исчерпан за несколько секунд. Теперь только гранаты. Но....
Все, убит. Увы, мне так и не удалось пройти этот уровень. На сегодня хватит, надоела мне эта компьютерная игрушка, все эти ходилки-бродилки, стрелялки-догонялки. Погряз по уши в виртуальной реальности, надо иногда и на свет божий выбираться, а то глядишь и сбудутся ужасные предсказания футурологов и виртуальный мир поглотит меня полностью и окончательно.
Но если посмотреть на данный вопрос в исторической проекции, то кликуши-футурологи во все времена были в почете. Каких только чудовищ не поселяли в Средние века в неведомых морях и странах, о каких только диковинных народах не рассказывали лживые путешественники, странствия которых заканчивались постоялым двором соседнего города. И цвела тогда вся эта виртуальность развесистой клюквой и сейчас та же фигня.
Все повторяется и ничто не ново в этом подлунном мире. Меняется только форма, а что такое форма - форма, форма это пыль, которую ветры времени уносят в пустыню прошлого.
14 августа.
Сижу и с тоской гляжу в экран монитора. Играть не хочется, надоело. Мне скучно. МНЕОЧЕНЬСКУЧНО. Я хочу себя чем-то развлечь. Только чем? Нууууууу..... Загляну-ка на какой-нибудь сайт знакомств. Всякий paз, когда я это делаю, у меня возникает ощущение, что нахожусь на выставке лошадей. Как опытный конюх, я осматриваю кобыл для своей конюшни. Здесь есть все необходимые параметры для нормальной селекции, за исключением родословной. Но мне это не важно, достаточно того, что все основные параметры рост, вес, возраст, личные пристрастия изложены достаточно подробно, и можно спокойно, не спеша выбирать. Посмотрим, что у нас сегодня новенького. Вот новая персона. Хорошо, посмотрим фотографию. Замечательно. А мордашка очень даже ничего, симпатичная. Не послать ли нам письмо? Что она там ищет - нормального мужчину? Наивная. Нет, я всегда поражался оптимизму женщин. Они ищут нормального мужчину. А задавались ли вопросом, сами то они нормальные? Я бы очень хотел посмотреть на нормальную женщину? А-у где вы, где??? Ну, да в чужом глазу соломинку, а вот в своем так целый склад пиломатериалов не замечают. Хорошо, спросим у неё о параметрах нормальности. Как её там зовут? неZнакомка. Очень оригинально, долго, наверное, думала, как себя назвать. Ладно, пусть будет неZнакомка.
Здравствуйте, неZнакомка!
Вы ищите нормального мужчину. У меня есть скромная надежда, что меня можно отнести к подобной категории, но ввиду отсутствия параметров нормальности судить об этом сложно. Я был бы очень признателен, если бы Вы обозначили таковые.
С нетерпением жду ответа.
ХудожНИК.
15 августа.
Привет, ХудожНИК!
Ну и задачка - определить параметры нормальности!
Они у всех разные, здесь, наверное, необходимо, чтобы два человека почувствовали себя комфортно и гармонично в обществе друг друга. Вообще ценю в мужчинах порядочность, присутствие каких-то моральных принципов, ум, силу, доброту....
Ну, в общем, если человек живёт-живёт, ставит перед собой какие-то цели, стремится к ним, добивается их своими силами, заслуживает уважение начальства и авторитет у коллег или подчинённых; любит своих родных, заботится о них; имеет хороших друзей и умеет беречь эту дружбу - такой человек чувствует себя уверенно и независимо. Такой человек ответствен и ценит такие вещи, как честность, верность, долг. Да, в общем, можно много перечислять, одним словом - богатый духовный мир. Желательно ещё, чтобы этот человек понимал, что он мужчина, а, следовательно, защитник и добытчик.
Но помимо этого он должен обладать чувством юмора, быть лёгким на подъём и т.д., и т.п.
Я ответила на вопрос?
неZнакомка.
Угу, и где же такого найти? Это прямо ангел воплоти. Эх, женщины, женщины, это в наш-то век, когда мужчина представляет собой вид вымирающий, занесенный во все красные книги, которые только существуют, вы хотите найти подобный образец. Завидую я вашему оптимизму. Ну да ладно, будем учтивыми, надо отвечать.
16 августа.
Добрый день, неZнакомка!
Отвечая на Ваше письмо от 15 августа сего года, высылаю технические параметры объекта ХудожНИК (оценка по 10-балльной шкале).
1. Порядочность - 10.
2. Присутствие моральных принципов (общее количество принципов - 26).
3. Ум - 100.
4. Сила - 1,5.
5. Доброта - не поддаётся оценке.
6. Наличие жизненных целей - главная цель покупка острова в Карибском море.
7. Уважение начальства - без комментариев.
8. Любовь родных - не поддаётся оценке.
9. Скромность - 99,999.
10. Уверенность - 10.
11. Независимость - 9,7.
12. Богатый духовный мир - не знаю, не мерил.
13. Добытчик - по случаю.
14. Защитник - при благоприятных обстоятельствах.
15. И т.д. - 150%.
16. И т.п. - 176 %.
17. Чувство юмора - отсутствует.
Полагаю, что приведённые мною сведения будут Вам интересны и помогут в процессе дальнейшего общения. Было бы любезно с Вашей стороны предоставить аналогичные материалы. С надеждой на дальнейшее плодотворное сотрудничество.
Какой всё это бред.
А почему бы нет?
18 августа.
Сижу и разбираю свои бумаги. Столько накопилось всякого мусора. И на тебе, приятная неожиданность, я наткнулся на несколько страниц, написанных от руки. Это наброски инсталляции, которые я когда-то задумал. Давно это было. Поначалу я увлеченно над ней работал, потом бросил, потом опять к ней вернулся, потом опять бросил. В результате этих метаний менялось содержание, дополнялись или удалялись отдельные элементы. Но в конце-концов все оказалось на дальней полке в пыли забвения. И вот, я держу в руках небольшой листок с одним из вариантов краткого технического описания инсталляции, который я когда-то набросал от руки и на который сегодня случайно наткнулся, разбирая бумаги. Поиски длинною в годы, а результат этих поисков - несколько рукописных строк.
Краткое техническое описание инсталляции.
Моя живопись - пепел моего сердца.
Ив Кляйн.
Пространство инсталляции '....' представляет собой прямоугольное помещение. На продольных стенах (?2 и ?4) экспонируются картины, написанные в технике масляной живописи.. На двух торцевых стенах (?1 и ?3) идет непрерывная, интерактивно-синхронизированная видео-трансляция.
Единственным персонажем инсталляции является 'Автор', лирический герой инсталляции.
Видео-инсталляция не имеет звукового сопровождения, только визуальный ряд.
На стене ?1 в режиме реального времени транслируется чат. Посетитель инсталляции (Зритель) имеет возможность подойти к компьютеру, который установлен напротив стены ?1. и начать общение с чатланами, а так же с Автором в режиме реального времени.
На стене ?3 транслируется видеоизображение типовой однокомнатной квартиры. Это жилая комната и кухня. В большой комнате только несколько вещей: мольберт, стол на котором стоит компьютер, стул. Стены комнаты и все предметы выкрашены в белый цвет. Пустота комнаты должна формировать ощущение лаборатории-кельи, в которой возможно только духовное существование героя инсталляции (Автора). В другой комнате (кухне), полный кавардак. Там собранно множество самых разнообразных, зачастую ненужных и бесполезных вещей.
Интерактивность инсталляции проявляется в тот момент, когда зритель подходит к компьютеру и начинает общаться в чате. В этот момент (Автор) выходит из кухни в комнату, тем самым, проявляясь на белом фоне комнаты-мастерской и садиться за компьютер. Общение Автора со зрителем происходит через чат в режиме реального времени. Когда Зритель отходит от компьютера, то Автор возвращается на кухню и растворяется в ее цветовой пестроте. Это движение, из комнаты в комнату, позволяет почувствовать, что....
Сколько за это время воды утекло, а незаконченная фраза, как звон буддистских колокольчиков вновь задает непостижимо-абсурдный вопрос коана жизни. И, кажется, что прошедшие годы и были этой инсталляцией, прошедшей рефреном сквозь заросли будничных дней.
19 августа.
Последняя декада лета - маленький кусочек черствеющего пирога, который нужно съесть и запить его вермутом настоянном на утренних туманах, первых желтых листьях и несбывшихся надеждах на отдых у теплого моря. Время сладостно-тягучих вечеров и звездопадов. Вот только звезды в небе сгорают не для всех, а для избранных, для тех, кто может себе позволить роскошь созерцать ночное небо. Жители же мегаполисов, увы, этой роскоши лишены. Ну это так, лирика.
Рабочий день окончен. Город как усталый алхимик, закутался в сумерки и медленно, нехотя ставит очередной опыт по выращиванию 'гомункула-клубного'. Он небрежно бросает в колбу ночной жизни порции актуальной молодежи, крутые тачки, кокс, шмотки, табак, гнилые понты, алкоголь, диджеевские миксы, похоть и пр., пр., пр. Я тоже участвую в этом опыте, я иду в клуб. Обычное, ни чем не примечательное деяние. Сколько уже было таких походов, и не перечесть. Подхожу к дверям клуба, охранник уныло смотрит сквозь меня. Захожу внутрь, медленно спускаюсь в клубное подземелье. Такое ощущение, что я вновь внутри компьютерной игры и мне пора достать оружие и начать палить из всех калибров.
Народу пока не так много. Я не очень люблю ходить в пафосные заведения, там полно знакомых и поэтому все время приходится отвечать на одни и те же вопросы. Вопрос ? 1, Ну ты как? Вопрос ?2 Чем занимаешься? Вопрос ?3 Картины пишешь? А так как на все вопросы приходиться врать, что бы не столкнуться с жалостливым презрением вопрошающего, то особого восторга от этих встреч я не испытываю. Поэтому я выбираю небольшие и не самые раскрученные заведения. Меньше знакомых - больше свободы.
Проведем рекогносцировку. В правом углу помещения за невысокими столиками затаились в засадах, яркие, блондинистые зомби. Эти гламурные пиявки, подвергшись глубочайшей лоботомии глянцевых журналов, жаждут яркой и роскошной жизни. Наступает их любимое время охоты. Они вальяжно сидят и плетут ядовитые сети. Но для большинства приходящих в клуб эти зверюшки безвредны, у местной фауны к этому яду стойкий иммунитет. Однако самому пострелять можно. Я выхватываю бластеры и палю с двух рук одновременно. Еще, еще. Выстрелы ложатся точно в цель. Их сотрясают конвульсии (это они увидели меня и машут ручками приветствуя). Привет, привет. Я как в вестернах кладу теплые от выстрелов бластеры в кобуру и иду дальше по узким коридорам лабиринта.
На встречу попадается другой вид - тусовщик-прилипала. Вертлявый, всегда пританцовывающий. Эти вообще неистребимы. Порой кажется, что их штампуют на подпольном китайском заводе и доставляют в Москву контрабандой, реализуя мелким оптом. На них можно не обращать внимания. Если начнут доставать, то достаточно использовать шокер, а патроны тратить не стоит.
А вот и зверь покрупнее. Огромный, бесформенный, заплывший жиром, слизнят-папик. Очень похож на зверюшку из компьютерной бродилки. Ползет, переливаясь яркими неоновыми оттенками похоти, поблескивая глазками под крепким кайфом. Прет не разбирая дороги. Это ловец девочек. Он выходит на охоту один-два раза в неделю, дела не позволяют чаще, и довольно тщательно выбирает жертву. От него за версту разит баблом и страстью к нимфеткам. Медленно, с достоинством он катит перед собой шарик из дерьма, наглости и сального цинизма. Знатная дичь. Я достаю базуку и палю в него со всей дури, почти в упор. Но его шар из кредитных карточек, домов на рублевке и проплаченых взятками связей, поглощает мою гранату. Он остается неуязвим. Я делаю еще один выстрел, еще, еще. Но все бес толку. Да, это чудо-юдо так просто не прошибешь. В компьютерной игре это намного проще. Так что придется отступить.
Есть, конечно, и другие виды, но заниматься клубной зоологией дело не благодарное, видовой состав небогат и уныло-однообразен. Иногда попадаются мутанты, но редко. А вооще-то, зачем я сюда сегодня притащился, чего я тут не видел? Привычка, наверное. Да, да всем привет, и пошли бы вы с этим приветом куда подальше. Но они никуда не пойдут, они тут живут, это их среда обитания, а вот где моя среда обитания, это вопрос?
Нет, чего-то, не катит мне сегодня клубная тусня.
Домой, домой, бомбилу мне, бомбилу.
20 августа.
Собрался сходить в кино и на тебе, встретил в торговом центре старую знакомую. Мы не виделись, наверное, года полтора или два. Мы даже с ней встречались, точнее сказать делали робкие попытки, но эти отношения не получили дальнейшего развития. Уж и не знаю почему. Потом она куда-то пропала и вот теперь неожиданная встреча. Поэтому кино я задвинул. Что может быть приятнее такой неожиданной встречи?
По началу возникла некоторая неловкость. Обычный набор вопросов о том, как дела, чем занимаешься и так далее. Но в этой, на первый взгляд, непринужденной беседе, я вдруг уловил такое количество самых разнообразных интонаций, что даже пришел в некоторое замешательство. Я не ожидал, что та симпатия, которую я к ней когда-то испытывал, вдруг оживет и неожиданной эмоциональной волной взбаламутит мою душу. Тогда я и не думал, что между нами было что-то серьезное и вдруг теперь эта тоска по тем беззаботным и светлым дням. Что это, осколки былой любви или отражение моего одиночества? Нет, нельзя войти в одну и ту же реку дважды, да и все эти чувства не более чем эхо былых дней, а прошлое всегда видится не таким, каким оно было на самом деле. Наша память очень мудро устроена, она отбрасывает все ненужное, оставляя только самое ценное и дорогое, лакируя и приукрашивая былые дни для того, что бы со временем прожитая жизнь не казалась такой уж бессмысленной.
Мы зашли в кафе, долго говорили о том, кто и как живет. В основном говорила она, а я сидел и слушал. Она собиралась стать дизайнером и просто светилась оптимизмом будущих свершений. У неё столько планов, идей, друзей. У неё даже есть спонсоры! Но за этим разговором я все прислушивался и прислушивался к себе. Эта первая волна, которая так удивила меня, она схлынула и обнажила мертвое, пустое дно. Нет, есть время разбрасывать камни, и есть время их собирать. Я не находил в себе сил собирать камни прежних дней. Пусть они лежат там, где их забыло время, пусть оно их шлифует, превращая в пыль, пусть.
Мы уже попросили счет и в этот момент, она сказала:
- Ой, что это я все о себе и о себе, а ты то как, как твоя живопись, что сейчас пишешь, над чем работаешь?
Возникла пауза.
- Я сказала, что-то не так? Что-то случилось?
- Нет, - ответил я - все нормально, просто я оставил живопись.
- Как это оставил, - удивилась она - но ведь это же .... она запнулась, пытаясь подобрать нужное слово - это, это не правильно. Так не должно быть. Ведь ты художник и ты должен писать, искусство тебе этого не простит!
- Простит, ничего с искусством не случится, не я первый, не я последний.
- Нет, нет, ты не прав, ты однозначно не прав и если бы я могла бы остаться, если бы я не должна была спешить, то я бы доказала тебе, что ты не прав. Ты должен понимать, что в этом мире все так устроено, что если человек перестает делать то в чем его призвание, то накапливается отрицательная энергия и потом эта энергия, оборачивается против него.
- Я уже получил свой удар током от судьбы, теперь отдыхаю, так что с искусством я завязал. Ну да не будем об этом.
Она замолчала. Потом долгим взглядом посмотрела в окно.
- Мне пора - сказала она.
- Да, нужно идти.
Мы вышли из кафе, совершили ритуал обмена мобильными телефонами и расстались. Как знать, возможно, когда-нибудь мы встретимся, но наши судьбы, я в этом уверен, уже не встретятся никогда. И от понимания этого обстоятельства стало как-то легко и просто. Куда-то ушла та тяжесть, та неловкость, которая возникла в конце беседы. И только горьковатый привкус хорошо выдержанного одиночества еще долго оставался на моих губах.
Как же нежен этот аромат светлой грусти.
21 августа.
Чувствую что, что-то не так. Настроение какое-то подозрительно воздушное и у меня начинаются легкие приступы болезни под названием живопись. Да еще и недавний разговор об ответственности перед искусством из головы не выходит.
Нужно честно сказать, что, несмотря на все мои усилия, у меня иногда случаются рецидивы прежней болезни, и меня тянет к кистям и краскам. Ну что тут поделаешь. Бывает. Стоит чуть-чуть расслабиться и вот уже летят первые кирпичи из моей самой китайской-раскитайской стены, которую я так упорно строил. Чую, чую, вот уже и Оправдания крадутся как ласковые кошки. О, это демоны-искусители. Я знаю, они будут мне шептать о том, что можно вернуться к живописи, но писать только для себя, для души. Искусство 'Для себя' и ничего более.
Ох уж эта сладкая, дурманящая ложь. Сколько людей на этом свете пытаются прикрыться этими фиговыми листочками. Этот лозунг 'Я занимаюсь искусством для себя', пожалуй, самая большая и светлая иллюзия, с которой человек может прожить всю свою жизнь. Если бы сшить все эти фиговые листики в один общий лист, то наверняка весь земной шар можно было бы упаковать в такую обертку. 'Искусство для себя' - это блеф, это интеллектуальный онанизм. Это как тот тренер, который после матча в беседе с командой говорит своим подопечным: 'Ребята выше головы, мы занимаем очень важное место в спорте. Если бы не мы, то кого бы сегодня обыграли наши соперники?'
Так и с искусством 'для себя', бред. Искусство не может быть 'для себя', оно всегда для кого-то, как и игра в спорте может быть только ради победы. Хорошо, пусть это так, тогда для кого я буду заниматься искусством? Ну, предположим, для моих потомков. О, это очень по-нашему, по-русски делать, что ни будь не для себя, а для потомков. При этом, как правило, потомкам всего этого добра нафиг не надо. Но это не важно. Когда-нибудь я женюсь, настрогаю детей и оставлю им в наследство проблему, - что же делать с моим искусством. И это то же по-русски наломать дров из самых лучших побуждений и оставить эту кашу расхлебывать потомкам. А почему бы и нет? Представьте себе. Лежу я на смертном одре, съезжаются все мои наследники и наследницы, а я говорю им о том, что обладаю несметными богатствами. Они внимательно меня слушают, у них разгорается алчный блеск в глазах, слезы их сострадания медленно высыхают и вот они уже грезят алыми Феррари, и кипельно-белыми яхтами, элегантными виллами и сногсшибательными нарядами. А я так просто, без лишнего пафоса говорю им, что бы они пошли в чуланчик и поискали там мое богатство. Они дружной толпой устремляются в самый захламленный угол дома и возвращаются с пыльными рулонами моих картин. На их лицах грусть и раздражение. Я вижу, как растекаются талой водой Феррари, как рассыпаются карточными домиками элегантные виллы, опадают пожухлой листвой роскошные наряды и исчезают утренним туманом кипельно-белые яхты. Каждый из них про себя думает: 'Надул старый хрен'. А я с жестом Цезаря говорю им - 'владейте и гордитесь' - и на сём, отправляюсь в мир иной, оставляя их в глубоком раздумье, что им теперь делать со всем этим богатством. Пусть они решают, что и как. И пусть они разбираются, для кого я старался, для ближайшей помойки или же для пафосного музея. Так что ко мне мои кошки-искусительницы. Давайте-ка почешу у вас за ушком и вы промурлыкаете мне нежную песенку об искусстве для моих потомков. Я не буду делать искусство 'для себя', я буду создавать наследство. Как знать, может быть именно моя новая знакомая станет той, которая подарит мне наследников? У-у-у, какие мысли меня посетили. Похоже, я совсем разнежился в своем теплом болотце. Нет, нет, и нет. Никакой живописи, никакого искусства, никаких потомков. Нет, и еще раз нет.
22 августа.
Вновь пробираюсь по коридорам мрачного виртуального подземелья. Вот уже почти два месяца я пытаюсь пройти через лабиринты, которые переполнены всякими омерзительными чудовищами. Только если раньше на моем пути попадались твари мелкие, то теперь попадаются исключительно твари крупные. Как говорится, редко, но метко. Вот только мне ни как не удается найти тот самый правильный алгоритм, который выведет меня из этого проклятого места. Сказать по правде, мне уже надоело это бесконечное блуждание по лабиринтам компьютерной игры. Чем-то эта игра напоминает мою жизнь...
Днем, гуляя по парку, мне почему-то припомнилась девочка, в которую я был влюблен в школе. Первая, совершенно платоническая любовь. Наверное, сейчас, современным продвинутым подросткам я бы показался ненормальным. Странно, но я даже не был с ней знаком. Я так боялся к ней подойти, что если неожиданно оказывался рядом, то мое горло сдавливала какая-то волна, и капли пота выступали на лбу. Забавно сейчас все это вспоминать. Я любил наблюдать ее издали. И когда смотрел, то мне чудилось, что какое-то сияние окружало ее. Она казалась мне совершенно необычной, нереальной, сотканной из воздуха и лучей света.
Но это очарование длилось не долго. На одной из школьных дискотек, я увидел, как она целовалась с парнем из старшего класса. Увиденное так потрясло меня, что я несколько дней пролежал в нервной горячке. Да, был весьма впечатлительным подростком. Родители подумали, что это простуда, и я не пытался разуверить их в этом. Когда же моя болезнь прошла, и я вновь ее увидел, то этот удивительный свет пропал. Она была так же красива и очаровательна, меня так же тянуло к ней неведомой силой юношеской влюбленности, но того сияния, того неуловимого манящего света, который окружал ее прежде, я уже не видел. И возможно именно эта причина, так и не позволила мне даже с ней просто познакомиться.
23 августа.
Порой мне кажется, что жизнь это один бесконечный забег к неведомой цели. Бежим, бежим, бежим. И уже по дороге каждый сам себе придумывает, зачем и куда он бежит. А некоторые не утруждают себя даже этим. Просто бегут и всё, бегут как все. Так проще. Бегут и поглядывают друг на друга. И смыслом этого бега становится количество всякого барахла, которое сумел нахватать по дороге. И чем больше его у тебя, тем лучше. И бежит народ, толкает впереди себя эту тачку, пыхтит, надрывается, расталкивает локтями бегущих рядом. А что в итоге, три метра на кладбище. Плохо так бежать или хорошо, кто его знает? Никто не знает, зато многие верят, в то, что это ПРАВИЛЬНО. Пусть себе верят, назло всем продвинутым интеллектуалам вместе взятым.
Но если как следует подумать, то на чьём бы фоне все эти интеллектуалы могли бы красоваться своей гениальностью? Как легко говорить об ограниченности, о непонимании, о нереализованности. А вот представьте, если бы не было бы их, милых, добрых обывателей? Тех, кто так хочет увидеть свой портрет написанный маслом и глядя на него наполнится собственной значимостью и важностью. Тех, кто оценивает художественное произведение по ценнику, который к нему прицепили в галерее, по размеру холста и размеру рамы. Что тогда? За чей счет бы тогда жило и пьянствовало бы развеселая художественная братия. За счет глубоких ценителей? Что вы? Кто эти ценители? Те же обыватели, которым кураторы рассказали, что этот художник хороший, и его нужно покупать, а вот этот плохой и его покупать не нужно. А дальше по той же схеме. Повесил на стенку, позвал соседей и наполняться важностью и собственной крутизной. А вот не будет этих приобщенных к искусству обывателей, что тогда? То-то, дырка от бублика. Так что нужно боготворить не очередного гения, а обывателя и его инструктора куратора, которому, кстати, наплевать на всех гениев вместе взятых. Он, именно он - куратор создает гениев, и на кого он укажет, того и будут покупать. А потому Ave истинному союзу, являющему собой фундамент современного искусства. Ave обывателю и куратору. И пока жив обыватель, для которого распальцовка перед соседом важнее всего на свете, до тех пор могут и будут появляться гении. Ave обывателю! Ave!
Конечное же, это ирония. Рынок - рынком, деньги - деньгами, но услышать и понять другого человека это ведь тоже талант, великий талант. И только когда талант творца и талант зрителя встречаются, только тогда происходит рождение такого удивительного явления, как искусство. Это как в любви, а скорее всего, это тоже любовь, только в другом своём обличье.
Зачем все это здесь, не знаю. Так, настроение. Это, наверное, усталость, которая накапливается в клетках на молекулярном уровне день за днем. И вот теперь, она как соль от пота, проступает на этих страницах зигзагами душевных метаний. Да это и неудивительно. Когда ты целыми днями как заведенный носишься по Москве с одной деловой встречи на другую. Когда портфель с горой макулатуры, которую приходится с собой таскать, превращается в каторжную гирю, а очередные переговоры в пытку. Когда ты изо дня в день лжешь самому себе в том, что такая жизнь тебя вполне устраивает, то не удивительно, что мир вокруг становится серым. И только ирония позволяет не задохнуться в этом смоге ежедневной суеты.
24 сентября.
Удачный вечер! Огромный компьютер под названием Москва, весело мигая огнями многоэтажек, переходит на ночной режим работы. Программа хорошего настроения запущена. Я спешу на свидание. Ей богу. Даже удивительно, настоящее свидание, с хорошим костюмом, галстуком, цветами и ужином в ресторане. Вся эта переписка через Интернет с девушкой под ником неZнакомка, неожиданно привела к тому, что мы решили познакомиться в реале.
Мы встретились, поужинали в ресторане, а потом поехали в бар играть на бильярде. Она совсем не умеет играть, но делает всё очень старательно, и поэтому выглядит это мило и забавно. Совершенно неожиданно я поймал себя на мысли, что начинаю подчиняться ей. Какая-то неуловимая сила вдруг подала во мне признаки жизни. Обычная девушка, довольно симпатичная, но если честно, то, как в той старой песенке 'Я смотрю ей в след, ничего в ней нет'. В общем-то, рядовой вечер в баре, и в то же время всё совсем не так, совсем иначе. Привычный мир, окружающий меня, претерпел неуловимую трансформацию. Он изменился, изменился в чём-то главном, но это главное странным и непостижимым образом ускользает от меня. Всё моё внимание сосредоточено на её шее. Потрясающе красивая шея. Удивительный, невероятно полнозвучный, рассыпающийся на сотни, тысячи цветовых градаций объект, от нежно розового, до нежно лилового. Эта цветность струится, изливается искристым, живительным потоком хрустальной свежести. Она манит меня, манит своей прохладой, своей восхитительной жизненностью и мерцающей призрачностью. Ее телесность разворачивается передо мной манифестацией миллионов цветовых проекций, которые одновременно синтезируются и в калейдоскопической феерии вновь и вновь воссоздают изумительную целостность. Влюбиться в шею, вот уж точно крыша поехала. Видать совсем оголодал, соскучился по женской ласке, коль возникают подобные видения. А почему бы нет, почему бы не вонзиться всей своей тоской в это теплое безбрежье нежности, скользя губами по хроматической гамме ее тела. И пить, пить ее тепло, погружаясь в аромат кожи, восторг дыхания, трепет прикосновения. Ощущать каждый импульс ее желания. Слиться в единую вселенную человеческой близости, простого человеческого счастья.
Ну ладно, размечтался. Надо будет это вырезать из дневника. А то наверняка, какая-нибудь юная читательница, блистая эрудицией в объеме пары случайно прочитанных книг, найдет, что-то подобное у Мураками или же еще у кого ни будь, и будет, повизгивая от удовольствия своей сопричастности с мировым художественным процессом, обвинять меня в плагиате. А с другой стороны, я же пишу дневник и пишу его только для себя. Но до чего же этот яд неистребим. Достаточно только раз вкусить божественную амброзию успеха и ты уже невольно думаешь о том, как это будет выглядеть со стороны, что об этом подумает публика. Да наплевать, что она там себе подумает. Это мое, это интимное. Да и потом, кому расскажи, что влюбился в женщину, влюбившись в ее шею, так ведь засмеют. Начнут ещё подкалывать и спрашивать, а не был ли моим прадедушкой граф Дракула. Так что, надо будет это убрать. А может не убирать. Или же все-таки убрать. Убрать или оставить? Вот заметался, как дамочка в бутике. Нет, всё-таки надо убрать.
Я влюбился в её шею. Именно от этой точки я двинулся к её глазам, губам, рукам, в это наркотическое путешествие в страну влюблённости.
26 августа.
Проснулся утром и неожиданно поймал себя на мысли, что думаю о своей неZнакомке. Это уже тревожный симптом. Когда утром встаешь не с мыслью о работе, а мечтами о женщине, и настроение бирюзово-ванильное, то нужно серьезно подумать о происходящем. А с другой стороны, зачем об этом думать? Пусть все идет, так как идет. И пусть бирюза превращается в нежные волны тропических морей, а ваниль в сладость поцелуев. Этот мир весь переполнен случайностями, и кто знает, что будет завтра? А сейчас я буду думать о ней, а вы не подсматривайте. Это, очень личное и очень неприличное.