Мах Макс : другие произведения.

Взгляд Василиска Iv

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.86*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    АИ триллер. Приключения ГГ продолжаются. Водка льется рекой, трельба из всех видов оружия, любовь земная, и Хазария на пороге 21 века :)


Часть вторая

По ту сторону Стикса

  
   ... и око мое смотрит на врагов моих, и уши мои слышат о восстающих на меня злодеях. Пс. 91-13
  
   Кто скажет льву (зверю), что его пасть зловонна?
   Хазарская поговорка
  
   Если мы проиграем эту войну, я начну другую - под фамилией моей жены.
   М. Даян
  
   Глава 9. Охотники в ночи
   Говорят, что римский софист, писавший по-гречески, Клавдий Элиан человека, который опасен даже на расстоянии, неизменно сравнивал с василиском.
  
  
   Петров, Русский каганат, 27-28 сентября 1991 года.
   1.
  
   Как легко, оказывается, превратиться из уважаемого законопослушного гражданина в убийцу-нелегала, человека, с необыкновенной легкостью нажимающего на спусковой крючок.
   "Легко, с легкостью ..."
   Слишком быстро, слишком просто, слишком жестоко.
   "Но ведь это война, - напомнил он себе, наблюдая, как медленно закипает вода в кофейнике. - А на войне ... как на войне".
   И Реутов вспомнил 11 мая 1958 года, свою первую настоящую войну, в которую вошел на рассвете того воскресного дня офицером мирного времени из вчерашних студентов и с которой, как теперь выяснялось, так никогда и не вернулся. День был солнечный, а после полудня стало и вовсе жарко. Совсем по-летнему. И небо голубое над головой... Но тогда ему было не до погоды. Принципиально важным являлось только то, что все время хотелось пить, а на убийство германского гренадера, которого он зарезал в рукопашной, Реутов даже внимания не обратил. Вспомнил об этом ночью. Вспомнил и пережил минутный приступ тошноты от внезапно всплывшего перед глазами необычайно яркого и богатого на мало аппетитные подробности образа. А сразу затем накатил ужас. И вот что важно. Корчило его тогда уже не от содеянного - куда там! - а от мысли, что точно так же могло случиться сегодня и с ним самим, и, наверняка, случится завтра, потому что это война. Однако уже в следующее мгновение Реутов спал. Усталость оказалась сильнее омерзения и страха. А потом ... Потом он втянулся, привык ... Война ...
   - Нам повезло три раза подряд, - сказал Вадим, возвращаясь к столу и разливая кофе по чашкам. - Три раза, Поля!
   Ему страшно хотелось погладить ее по волосам, обнять, прижать к себе, поцеловать, но делать этого сейчас, по-видимому, не стоило.
   - Это что-то значит? - Похоже, предел существовал даже у ее способности к адаптации. Усталость, страх, отчаяние, они способны сломать любого, а Полине, на самом деле, всего двадцать три, и она женщина. И значит, теперь одно из двух, или полное разрушение личности, или ...
   "У нее есть я, - напомнил себе Вадим. - И я этого не допущу".
   - Это значит, что теперь против нас начинает играть теория вероятности, - сказал он вслух, усаживаясь напротив нее. - А статистика, можешь спросить потом у Шварца, сильнее ангелов-хранителей.
   - Что же делать? - Кажется, его интонация заставила ее думать, и это было хорошо.
   - В пятьдесят восьмом ... - Сказал Реутов, закуривая. - Нас спасло только то, что мы все время контратаковали. При любой возможности, вопреки всему ...
   - Но мы даже не знаем, кто они. Кого контратаковать?
   - Ошибаешься, - усмехнулся Вадим. - Знаем.
   - Как так? - Удивленно подняла брови Полина, втягиваясь в разговор.
   - А так, что майор Кабаров дурак и фанфарон, - сказал Реутов тем голосом, каким когда-то ставил боевую задачу своим бойцам. - И через два часа мы будем знать, где он живет, а это уже кое-что.
   - Адресов и телефонов сотрудников МВД в адресной книге не публикуют, - возразила Полина и тоже потянулась к сигаретам.
   - А нам и не надо, - Реутов отпил кофе и вдруг вспомнил про еще один обязательный пункт тех своих наставлений.
   "Про батьку Суворова, ребята, взяли и забыли совсем. Смелые, которые думали, что их пуля боится, в земле лежат, а наша задача выжить и уложить туда германца. Компреву? Поэтому думайте, что делаете и не забывайте про осторожность ..."
   Мудрость эта была заемная, цельнопертая, так сказать, из короткой речи полковника Ракитина, которую тот выдал за полчаса перед тем, как панцергренадеры Ползнера ударили по 8-й бригаде, вставшей на их пути к Алитусу. Но чужая не значит неправильная. И вот об этом-то Вадим теперь и вспомнил. До сих пор они ведь всего лишь импровизировали, по ходу дела реагируя на чужие действия. И то, что им так везло, это просто чудо. Однако запас чудес невелик, и спонтанность хороша только на театре. Когда-нибудь везение могло и истощиться.
  
   2.
   Было шесть часов утра, когда, пройдя по одной из тихих и, по всей видимости, все еще зеленых - было слишком темно, чтобы сказать наверняка - улочек крепко спящего Сестрорецка, Вадим нашел дом номер девять и деликатно нажал на кнопку звонка, укрепленного рядом с калиткой, прорезанной в высоком - почти двухметровом - заборе. Прошло не более минуты, как за деревянным, крашенным зеленой краской забором раздались шаги - человек тяжело ступал по посыпанной по нынешней моде кирпичной крошкой дорожке - звякнул, откидываясь, запор, и калитка открылась. В желтоватом свете уличного фонаря перед Реутовым возник невысокий, но крепкий мужчина лет пятидесяти с простым лицом и уверенным взглядом умных темных глаз.
   - Доброе утро, Иван Фелоретович, - сказал Вадим, выбрасывая недокуренную папиросу. - Извините, что побеспокоил вас в такой ранний час, но мои обстоятельства ...
   - Знаю я ваши обстоятельства, - усмехнулся мужчина. - Доброе утро, Вадим Борисович, и перестаньте, пожалуйста, извиняться. Я же вам сказал тогда, я ваш должник.
   - Мне просто нужна помощь, - возразил Реутов, поднимая перед собой руки, как если бы хотел остановить собеседника.
   Оставалось надеяться, что он не переигрывает, но береженого бог бережет, а смелые ...
   "Смелые лежат в земле", - напомнил он себе.
   - Проходите, Вадим Борисович, - предложил Купцов, отступая назад и указывая дорогу.
   - Спасибо.
   Вадим вошел во двор и пошел за Купцовым к дому. Дом у Ивана Фелоретовича был каменный, двухэтажный, но впечатления ни своими размерами, ни тем более, внешним видом, не производил. Обычный дом обычного зажиточного обывателя. А, между тем, Купцов был не просто состоятельным человеком. Судя по тому, что писали о нем в газетах, он должен был быть как минимум миллионщиком. Да и простым обывателем он тоже не был. Глава василеостровских "Иванов"1 под это определение никак не подходил. Впрочем, доказать, что Купцов и есть тот, кого в криминальной среде Петрова знали под кличкой "Тадой", прокуратура так до сих пор и не смогла. А ведь ему приписывали не только руководство ватагой попрошаек. За ним числились и не характерные для "Иванов" марвихеры2, медвежатники и шниферы3. Однако только числились, а слухи, как известно, к делу не подошьешь. Реутову же до сегодняшнего дня, если честно, было глубоко наплевать, чем, на самом деле, занимается или не занимается Иван Фелоретович Купцов.
  
   #1Иваны - бродяги попрошайки, "Иваны, родства не помнящие".
   #2 Марвихеры - воры-карманники, совершающие "гастроли" за рубеж или в другие города, считаются элитой этой специальности.
   #3 Шниферы - взломщики, которые в отличие от медвежатников, взламывающих или взрывающих сейфы, подбирают коды и ключи.
  
   Пять лет назад, когда Вадим еще занимался частной практикой, Иван Фелоретович пришел к нему на прием со своей молодой женой. Ольге Купцовой было всего тридцать два года и она была диво, как хороша собой, но диагноз, поставленный в Биржевом госпитале, никаких шансов не оставлял. Короткая, полная страданий жизнь, или операция, следствием которой будет несколько более длинная жизнь, но уже совсем другого, непохожего на нее сегодняшнюю человека. Вот такая печальная история. Однако Реутов, который за свою жизнь видел не мало таких вот диагнозов, которые в связи с их характером правильнее было бы называть приговорами, от обследования не отказался. И не из-за денег - а Купцов сулил заплатить любую сумму - а просто потому что знал цену современной больничной диагностике. Знал и не ошибся. Повторные анализы, сделанные там, где их действительно умели делать, и, главное, могли правильно "прочесть", позволили Вадиму отменить прежний диагноз и поставить другой. Впрочем, от того, что опухоль оказалась не вторичной, а первичной1, положение Ольги Григорьевны легче не становилось. Астроцитому2 все равно следовало удалять, иначе она убила бы женщину, предварительно измучив ее болями и медленным разрушением психических функций. Но в том-то и дело, что удаление опухоли задача отнюдь не простая. Особенно если опухоль сидит глубоко в ткани мозга, и следствием операции явится неминуемое разрушение важных отделов Центральной Нервной Системы. Однако Вадиму и тут удалось найти выход из почти безвыходного положения. Томограмма3, сделанная по просьбе Реутова в лаборатории Нейрохирургической клиники Петровского университета, и его собственные разработки по триангуляции позволили локализовать астроцитому с той степенью точности, которая обеспечила профессору Оганесяну, несомненно, одному из лучших нейрохирургов каганата, возможность выполнить сложнейшую операцию без необратимой травматизации мозга. Разумеется, в деле были задействованные лучшие специалисты, но к большинству из них Купцов никогда бы не попал ни за какие деньги. Чтобы знать, к кому обратиться, надо было быть доктором Реутовым. И чтобы уговорить далеких от рутинной практики ученых выполнить какое-то сложное и непринятое еще в медицинской практике обследование, тоже надо было и самому быть частью этой, так сказать, корпорации. И с Герой Оганесяном, для которого Вадим выполнил феноменальную по сложности "штурманскую" работу, буквально шаг за шагом расписав уникальную по технической сложности операцию в трехмерной проекции мозга Ольги Купцовой, нужно было дружить и сотрудничать пятнадцать лет, чтобы тот согласился эту операцию провести. И надо отдать должное, Иван Фелоретович все это понял и оценил по достоинству. Поэтому, когда худшее было уже позади, он и сказал Вадиму, что тот всегда может рассчитывать на взаимную услугу. Всегда и во всем.
  
   #1Опухоли головного мозга подразделяются на первичные и вторичные. Первичные опухоли мозга, которые встречаются редко, зарождаются в ткани самого мозга и не очень часто образуют метастазы. Вторичные, которые распространены гораздо шире, исходят из других участков организма (например, легких или молочной железы), откуда распространяются раковые клетки с последующим образованием новых опухолей в головном мозге.
   #2Астроцитома - один из видов первичной опухоли головного мозга.
   #3Рентгеновская компьютерная томография - томографический метод исследования внутренних органов человека с использованием рентгеновского излучения и последующей обработкой результатов на компьютере.
  
   На самом деле, кто такой Купцов, Реутов тогда не знал. Да, если бы и знал, все равно взялся бы помочь. Ему просто понравилась эта женщина, и глаза Ивана Фелоретовича, которыми тот на нее смотрел, понравились тоже. Его вообще эта история по-человечески задела. И вдобавок, задача, которую он вдруг перед собой увидел, оказалась именно тем вызовом профессиональной состоятельности, на который он не мог не ответить. А деньги ... Что ж, и деньги оказались не лишними, потому что Реутов как раз собрался тогда купить квартиру. Но вот воспользоваться предложенной ему услугой - а Вадим в конце концов все-таки понял, с кем имеет дело - он совершенно не предполагал. Однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. И оказалось, что в нынешних обстоятельствах брезгливостью можно было и поступиться. На войне, как на войне ... А на ней, как известно, все средства - ну почти все - хороши.
   Когда несколько часов назад Реутов сказал Полине, что он знает, как найти Кабарова, он ее не обманывал, хотя уверенность его и основывалась всего лишь на предположениях. Прежде всего, за неимением других гипотез, Вадим предположил, что фамилия жандармского майора действительно Кабаров. На самом деле, этот пункт размышлений казался наиболее достоверным, тем более что подтверждался двумя независимыми источниками. Свою фамилию назвал сам майор. При том, назвал в ситуации, когда предполагал, что информация эта дальше баржи, на которой он допрашивал Реутова, не уйдет. А во вторых ее назвал тот раненый в живот ротмистр, которому Кабаров поручил следить за "контактами" Полины. Зато следующее предположение являлось уже насквозь умозрительным.
   Жандарм произвел на Вадима впечатление молодого, здорового и хорошо подготовленного физически человека. К тому же, Кабаров был парашутистом-спецназовцем, и это наводило на определенные мысли. Дело в том, что примерно полгода назад в Хазарском доме проходили окружные соревнования армейских команд по боевому дзюдо. Однако по старой имперской традиции флот в этих состязаниях не участвовал, но зато участвовали команды военизированных ведомств, относящихся совершенно к другим министерствам: пограничной стражи, жандармерии, пожарной охраны и финансовой гвардии. И значит, в администрации клуба до сих пор должны были оставаться личные карточки участников, содержащие отнюдь не секретные, но все же не подлежащие широкой публикации личные сведения. А у Реутова, так уж вышло, имелся собственный ключ от одной из дверей большого здания на Каменном острове, в котором, собственно, и размещался Хазарский дом.
   Поэтому, допив кофе, они с Полиной, прежде всего, поехали на Черную речку, где в старом, уже несколько лет не используемом по назначению гараже профессора Карпова хранились несколько ящиков со старыми бумагами Реутова. В новой квартире просто не нашлось места для огромного количества бумаги, скопившейся у Вадима после написания докторской диссертации и первых его самостоятельных исследований. А Карпову, с которым они даже друзьями, на самом деле, не были, гараж был уже не нужен, так как Георгий Васильевич последние годы серьезно болел и, не имея возможности водить машину, свой "Русобалт" продал. При этом была велика вероятность, что злодеи, устроившие на Реутова охоту, о существовании этого гаража узнать еще не успели или не смогли.
   Тем не менее, на этот раз Вадим действовал крайне осмотрительно, и к гаражу приблизился только после получасового наблюдения за местностью, не выявившего, впрочем, ничего подозрительного. Запасной ключ от карповского бокса, как и раньше, был глубоко засунут в узкую щель под крышей с задней стороны построенного из железобетонных плит гаража. Так что доставать его пришлось, глубоко засунув в щель кончик ножа, и это при том, что без лестницы дотянуться до "тайника" мог только очень высокий человек. Идея, хранить тут ключ, принадлежала самому Реутову, который при всей своей замечательной памяти, регулярно забывал ключи и записные книжки в самых неожиданных местах. Поэтому и внутри гаража кроме принадлежащих ему картонных коробок с рукописями, оттисками старых статей и огромными пачками протоколов экспериментов, имелась еще одна ценная вещь, которая, собственно, Вадиму теперь и понадобилась. Это была стандартная железная коробка для инструментов, внутри которой под лотком для всяких мелких вещиц, типа шурупов и гаек, лежали старая его телефонная книжка и связка запасных ключей "от всех на свете замков", к которым имел касательство Вадим. Был тут и тот самый заветный ключ от Хазарского дома, о котором Реутов так к стати сегодня вспомнил.
   За гаражом, как и предполагалось, никто не следил. И ключи, чего и следовало ожидать, оказались на месте. Так что в три часа ночи, Вадим уже бесшумно проник в здание спортивного клуба. Вскрыл захваченной из гаража фомкой дверь в помещение администрации и два стоявших в нем шкафа с документами, и совершенно не удивился, обнаружив в конце концов во втором из них личную карточку майора из бригады "Вой" Андрея Павловича Кабарова. Дело, таким образом, было сделано. Оставалась самая малость: пойти по указанному адресу и взять жандарма за жабры. Но, к счастью, Реутов искушению тут же помчаться на Староприходскую сторону, где жил Кабаров, не поддался. Майор ведь тоже был не дурак. Мог и сообразить, что Вадим, раз уж знает его настоящую фамилию, может придти по его душу. И вообще, одно дело отстреливаться, когда приперло - как это делается Реутов вроде бы не забыл - и совсем другое, захватить живьем хорошо подготовленного противника, и не где-нибудь в лесу или, скажем, в полевых укреплениях, а в городской квартире. Такой подготовки Вадим не имел, и поэтому в четыре часа утра позвонил Купцову и, как вскоре выяснилось, хорошо, что позвонил ночью. Ему опять повезло, но у этой импровизации имелась хорошо выполненная "домашняя заготовка".
   - Проходите, Вадим Борисович, - предложил Купцов, открывая перед Реутовым дверь в дом. - Попьем чаю, поговорим. Или вы кофе предпочитаете?
   - По времени суток, предпочел бы кофе, - Реутов вошел в прихожую и через открытую дверь прошел дальше, в ярко освещенную электрическим светом гостиную.
   - Тогда, подождите пару минут, - сказал, входя, вслед за ним хозяин дома. - Прислуги сейчас, как вы понимаете, в доме нет, так что придется мне самому похозяйничать.
   - Разумеется, - пожал плечами Реутов и сел в кресло, стоящее сбоку от высокой стеклянной двери на веранду. - Хозяйничайте, Иван Фелоретович. Или, может быть, вам помочь?
   - Нет, - отмахнулся Купцов, направляясь к двери, ведущей на кухню. - Что же вы думаете, я и кофе гостю сварить не сумею?
   - Я Ольгу Григорьевну, часом, не разбудил? - Спросил Вадим, прислушиваясь, между тем, к смутным шумам внутри дома. Возможно, это была паранойя, но так же, не исключено, что страхи, как тени духов ада, вставшие за его спиной, после засады в доме ломщика, были небезосновательны. Теперь могло случиться все, что угодно, но Реутов не желал больше наступать на одни и те же грабли.
   - Да, нет, - уже из кухни откликнулся Купцов. - Спит она. Дом-то у нас основательный, стены толстые. Наверху и не слышно ничего.
   - Ну и, слава богу, - сказал Реутов, шурша газетой, лежавшей перед ним на журнальном столике. Действовал он при этом одной левой рукой, потому что правой снимал в это время с предохранителя заранее перезаряженный марголин.
   - Можете говорить в полный голос, - сам Купцов говорил громко, чтобы его было слышно и в гостиной.
   - У вас хороший дом, - марголин лег под газету, а нож спрятался в рукаве куртки. Если что, уронить его в ладонь и швырнуть в цель можно было почти мгновенно. А с левой руки Реутов в свое время метал ножи ничуть не хуже, чем с правой.
   - Спасибо, Вадим Борисович, - сказал из кухни Купцов, позвякивавший там посудой. - Мне он тоже нравится, хотя некоторые находят, что бедноват.
   - Ну это дело вкуса, - Реутов поднялся из кресла и, подойдя к двери на веранду, отдернул штору и посмотрел в залитый предрассветными сумерками сад.
   - Вам покрепче? - Спросил Купцов.
   - Да, пожалуйста, - попросил Реутов, наблюдая за движением легкой тени, скользнувшей между деревьями. - Всю ночь, знаете ли, на ногах.
   Он дождался пока "тень" перебежит полосу света, падавшего из окна верхнего этажа, и скроется за ограждением веранды, удовлетворенно кивнул и вернулся в кресло.
   - Еще минута, - сказал Купцов, судя по раздающимся из кухни звукам, сервировавший пока суд да дело чайный столик.
   - Да я не тороплюсь, - успокоил его Реутов.
   Он перевернул газетный лист, скользнул невидящим взглядом, весь, уйдя в слух, по строчкам газетных статей и черно-белым фотографиям, снова перелистнул ... Ощущение было такое, что в доме они не одни. Но те люди, которые скрывались пока за закрытыми дверями, появляться в гостиной не спешили. Получалось, что или он все-таки ошибается, или это всего лишь охранники Купцова. Впрочем, как известно, охранники могут не только охранять.
   - Ну вот и кофе, - сказал Купцов, появляясь в дверях. Перед собой он толкал маленький столик на колесах, полностью сервированный к раннему завтраку на двоих.
   - Спасибо, - улыбнулся Реутов, рассмотрев, что кроме кофейника, сахарницы и чашек, гостеприимный хозяин разместил на чайном столике и большую серебряную конфетницу с бельгийским шоколадом, и вазочку с домашним печеньем, и даже бутылку арманьяка. - Здесь можно курить?
   - Курите, - разрешил Купцов. - Я потом проветрю.
   - Спасибо, - поблагодарил Реутов, достал из кармана пачку "Беломора", вытряхнул из нее папиросу и, пока хозяин наливал ему кофе, неторопливо закурил.
   - Итак, - сказал Купцов, не спрашивая Реутова, разливавший теперь по хрустальным рюмкам арманьяк. - Чем могу быть вам полезен, Вадим Борисович?
   - Видите ли, Иван Фелоретович, - осторожно сказал Вадим. - Мне требуется помощь весьма необычного свойства. Не знаю, в ваших ли силах мне помочь, но больше, если честно, мне идти не к кому.
   - Говорите, - предложил Купцов и взял со столика свою рюмку.
   - Мне нужно поговорить по душам с одним человеком, - объяснил Вадим, тоже беря в руку рюмку. - Я знаю его адрес, но человек этот не простой, и я не уверен, что смогу в одиночку заставить его говорить.
   - Понятно, - кивнул головой Купцов и пригубил арманьяк. - Кто он?
   - Жандармский майор.
   - Вообще-то мы с этими господами никогда не связываемся, - Реутову решительно не нравилось выражение глаз Купцова. И он был совершенно уверен, что с темой разговора это никак не связано. Ивана Фелоретовича тревожило что-то другое, но причина такого его состояния Реутову, разумеется, была неизвестна. - Но вам бы я в помощи все равно не отказал.
   - Но все-таки откажите, - закончил за него Реутов, начинавший понимать, что ощущение тревоги посетило его совсем не напрасно.
   - Вы правы, - согласился Купцов и вернул рюмку на место.
   - Что-то случилось? - Спросил Вадим, тоже возвращая рюмку на столик и освобождая, таким образом, правую руку.
   - Случилось, - Купцов наконец посмотрел прямо на Вадима, и выражение его глаз сказало Реутову все остальное, хотя подробностей при таком способе коммуникации узнать было и нельзя. - Видит бог, я вам обязан, Вадим Борисович так, как мало кому в мире. Ольга для меня все, но если меня не станет, кто позаботиться о ней?
   - И что это значит? - Спросил Реутов.
   - Я не знаю, во что вы, Вадим Борисович, оказались замешаны и, честно говоря, знать не желаю. Я только удивлен, что это случилось именно с вами ... Никогда бы не подумал ...
   - Не тяните, - усмехнулся Вадим, которому, на самом деле, было не до смеха. Растерянный, испытывающий страх Купцов производил странное и страшное впечатление.
   - Мне приказали вас найти и захватить, - с видимым напряжением сказал Купцов и отвел взгляд.
   - Чего же вы меня кофеем взялись поить?
   - Потому что не по-людски это ...
   - Не по-людски, - повторил за ним Вадим. - А если я сейчас побегу?
   - Поздно, - покачал головой Купцов. - В доме трое моих охранников и они вооружены. Вы и до двери-то добраться не успеете.
   - Понятно, - кивнул Вадим. - Значит, решили угостить напоследок и сдать.
   - Значит, так, - глухо ответил Купцов. - Мне просто некуда деться.
   - Звучит убедительно, - Реутов вдруг почувствовал, как уходят страх и напряжение. Голова была ясной, сердце спокойным, и он знал, что надо делать.
   - Иван Фелоретович, - спросил он. - А вы где в войну были?
   - Где и все, - удивленно поднял на него взгляд Купцов. - Я же сорок первого года, вот на второй год и призвали.
   - А служили где? - Как ни в чем не бывало, продолжил расспросы Реутов.
   - Тыловая служба мотострелкового полка, а почему вы спрашиваете?
   - Я потому спрашиваю, - ровным голосом объяснил Вадим. - Что я тогда тоже в армии был. Удивлены?
   - Признаться, удивлен, - нахмурился Купцов.
   Ну что ж, он, наверняка, не стал бы тем, кем стал, если бы не умел чувствовать, чем ветер пахнет.
   - Тогда я вас, пожалуй, еще раз удивлю, - усмехнулся Вадим, видя, что его спокойный тон заставляет собеседника нервничать.
   - Я, Иван Фелоретович, войсковой старшина в отставке. А служил я в 8-й казачьей бригаде. Черной. Приходилось слышать?
   - Старшина? - Ошарашено вскинулся Купцов. - Черной?
   - Сиди тихо! - Приказал Реутов, в руке которого уже появился марголин. - И слушай внимательно. Там, - он чуть повел головой в сторону двери на веранду. - Мой напарник с девятимиллиметровым автоматом. Если твои дурни сюда сунутся, пошинкуем в капусту и тебя и твоих телохранителей. А потом я с огромным удовольствием разнесу в дребезги череп Ольги Григорьевны, так что никакой Оганесян ей уже не поможет. Ты меня понял?
   - Понял, - тихо ответил Купцов, который, по-видимому, такой разговор понимал очень хорошо. Впрочем, судя по всему, то, что так заговорил с ним "добрый доктор Айболит", которого он совсем уже собрался сдавать какому-то своему пахану - "Ну не полиции же, в самом деле?!" - повергло Ивана Фелоретовича едва ли не в полное изумление. Тем сильнее оказался эффект.
   "Психология, однако".
   - Ну вот и славно, - снова усмехнулся Реутов, ощущая удивительный подъем, который ему, однако, совсем не понравился.
   "Революционный невроз ..." - но мысль эта лишь мелькнула на мгновение и исчезла, подавленная требованиями момента.
  
   #1 Революционный невроз (1906) - книга французских психиатров Огюстена Кабанеса и Леонарда Насса, рассказывающая среди прочего о том, как становятся способны на преступления и зверства самые обычные люди, охваченные страхом, паникой, ненавистью и другими сильными чувствами.
  
   - Вызовите своих людей и прикажите им сложить оружие, - сказал он вслух.
   - Решитесь стрелять? - Кажется, Купцов начал уже приходить в себя.
   - Даже не сомневайтесь, - предупредил Вадим, все еще надеясь, что возникшую ситуацию можно будет разрешить миром.
   - Степа! - Крикнул Купцов, но, по-видимому, Степа слышал их разговор из-за прикрытой двери, ведущей в глубину дома. И не он один.
   Вадим уловил движение в глубине кухни, дверь в которую так и осталась открыта, и в то же мгновение распахнулись еще две двери, та, что вела в прихожую и другая, к которой обернулся Купцов, обращаясь к своему Степану. Коротко ударила автоматная очередь, раздался звон бьющегося оконного стекла, и Реутов вылетел из кресла, стремительно смещаясь с линии огня, и одновременно кидая нож и стреляя из марголина. Все про все заняло считанные мгновения, но большего и не понадобилось. Один из нападавших - "Степа?" - был убит наповал. Второй - с перебитыми автоматной очередью ногами - жутко кричал на пороге гостиной, а третьему нож Реутова по рукоять вошел в правое плечо, так что тот выронил револьвер и теперь с удивлением пялился на свое плечо, вероятно, не до конца еще осознав, что же с ним случилось, и, не успев ощутить боль.
   - Поля, сюда! - Крикнул Вадим и, одним прыжком оказавшись около бандита, уже начавшего вытаскивать из раненого плеча нож, подхватил с пола его револьвер и двумя выстрелами добил обоих оставшихся в живых телохранителей Купцова. Сам Иван Фелоретович с ужасом смотрел в это время, на входившую с веранды сквозь оставшуюся без стекла дверь Полину, вооруженную автоматом с глушителем.
   - Еще мудаки в доме есть? - Спросил Реутов, оборачиваясь к Купцову, но, одновременно продолжая, следить за всеми тремя дверями.
   - Нет, - устало выдохнул Купцов.
   - Оружие есть?
   - За ремнем, под курткой.
   Реутов шагнул к Купцову, сдвинувшемуся на край кресла, задрал домашнюю фланелевую куртку и вытащил из-за ремня старенький потертый "браунинг".
   - Как полагаете, Иван Фелоретович, - спросил Вадим, отступая в сторону. - В соседних домах выстрелы слышали.
   - Навряд ли, - покачал головой Купцов. - Стены толстые. Разве что звон стекла ...
   - Ну-ну, - с сомнением в голосе сказал Реутов и, разломив револьвер, вытряхнул из барабана патроны. - Как скажите. Я это к тому, что если они вызовут полицию, то я уйду отсюда не раньше, чем прибью и тебя, и Ольгу. А вот, к стати, и она.
   Действительно, за оставшейся открытой дверью в глубине дома раздались быстрые шаги по лестнице и сразу за тем встревоженный голос Ольги Купцовой.
   - Иван! - Крикнула Ольга. - У тебя все в порядке?
   - Все в порядке, - ответил за Купцова Вадим. - Это я, Реутов. Ваш доктор.
   - Вадим Борисович? - Удивленно воскликнула Купцова, входя в гостиную, и только в этот момент увидела, что здесь произошло. - Что это значит?
   - Это значит, - спокойно объяснил Реутов, протирая револьвер носовым платком. - Что Иван Фелоретович решил, знаете ли, со мной расплатиться. От всей души, так сказать. Извольте ручку, господин Купцов!
   Зажав обмотанный платком ствол французского "Манухина" в руке, Вадим протянул его рукояткой вперед к по-прежнему сидящему в кресле Купцову.
   - Пальчики! - Приказал он, видя, что Купцов медлит. - А вы, Ольга Григорьевна, лучше вон на диван присядьте и, бога ради, не делайте резких движений. А то у моей девушки, знаете ли, нервы сейчас на взводе, неровен час, стрельнет ...
   Как ни странно, его слова сильнее всего подействовали не на Купцову, которая тут же, не заставляя повторять просьбу дважды, прошла к дивану и села, а на ее мужа. Купцов протянул руку и без колебаний сжал в пальцах рукоять револьвера.
   - Что-то еще? - Спросил он усталым голосом.
   - Ваня? - Тихо спросила Ольга. - Ты ...?
   - Молчи, - приказал Купцов.
   - Поля, - попросил Реутов. - Найди, пожалуйста, на кухне полиэтиленовый мешок. А вы, Иван Фелоретович возьмите бумагу, - он кивнул на блокнот-ежедневник, лежащий на лаковом телефонном столике. - И ручку и возвращайтесь в ваше кресло.
   - Так, - сказал Реутов, когда, вооружившись бумагой и цанговым карандашом, Купцов вернулся на свое место. - Пишите! Я, имя, фамилия, отчество, номер общегражданского паспорта ...
   - Зачем? - Спросил Купцов, поднимая на Реутова взгляд.
   - Без вопросов, - приказал Реутов. - Иначе, я начну стрелять по Ольге Григорьевне. Не верите?
   - Верю, - Купцов тяжело вздохнул, придвинул к себе блокнот и, наклонившись над ним, начал писать.
   - Правильно делаете, что верите, - кивнул Реутов. - Мне свою женщину надо спасать. Написали? Теперь пишите под мою диктовку. Являюсь агентом-осведомителем особого отдела жандармерии с 1987 года. Последние два года нахожусь на связи с майором Андреем Павловичем Кабаровым, служащим в аэромобильной бригаде Корпуса Жандармов "Вой". Написали? Подпишитесь.
   По-видимому, Купцов уже все понял, но деваться ему было некуда. Он подписался, вырвал страничку из ежедневника и протянул ее Реутову.
   - Держите.
   - Спасибо, - Реутов спрятал листок в карман, затем вложил револьвер, из которого были убиты двое из телохранителей Купцова, в принесенный Полиной целлофановый пакет и тоже убрал в карман. - Это, как вы понимаете, Иван Фелоретович, мои страховые полисы. Один для властей, другой - для ваших друзей.
   - Значит, мы можем договориться?
   - Естественно, - кивнул Реутов. - Мы сейчас уйдем, а вы решите проблему с трупами и захватите для меня этого жандарма. Записывайте адрес, - и Вадим продиктовал Купцову адрес, телефон и приметы Кабарова.
   - Отлично, - сказал он, убедившись, что Купцов все записал правильно. - Сегодня в полночь за старым казино "Ампир". Знаете, где это?
   - Знаю, - ответил Купцов.
   К сожалению, в этом пункте приходилось импровизировать, и Реутову, который не мог так сходу вспомнить ни одного подходящего места, пришлось воспользоваться литературной подсказкой. О "руинах" бывшего казино, которое никак не могли снести уже целых три года из-за разногласий между хозяевами земельных участков совсем недавно писали в "Петровских Ведомостях". Между прочим, автор статьи упомянул и о том, что в необитаемом пространстве между пустующим зданием и железнодорожными путями Новгородской линии возникло "слепое" пятно, в котором уже было совершено несколько преступлений.
   - В двенадцать, - повторил Реутов. - Связанным и с кляпом во рту. Со всеми документами и табельным оружием. И, разумеется, с сотовым телефоном.
   - Хорошо, - кивнул Купцов.
   - И последнее, - Реутов смотрел прямо в глаза Ивану Фелоретовичу. - Ольга Григорьевна должна в двенадцать ровно стоять на автобусной остановке около зоопарка. Если она там не появится, я на встречу не приду. Если попробует уйти раньше, чем я вам позвоню, ее убьют. Вы меня поняли?
   - Понял.
   - Тогда, самое последнее. Кто?
   - Оно вам надо? - Хмуро спросил Купцов.
   - Хотите сорвать сделку? - Вопросом на вопрос ответил Реутов.
   - Митрофан.
   - Кто это?
   - Смотрящий по Петрову.
   - У него есть гражданское имя?
   - Немеровский Аркадий Александрович.
   - Это который гастрономы Немеровского? - Уточнил Реутов.
   - Да, - подтвердил Купцов. - Он самый.
   - Прощайте.
  
   3.
   - Ты ему веришь? - Спросила Полина, когда они уже выехали из Сестрорецка и мчались по скоростному шоссе в Петров.
   - Ты проедешь мимо зоопарка в полночь, - ответил Вадим. - Движение там в это время оживленное, но ты поедешь не на машине, а на автобусе. Посмотришь, выйдешь через две остановки и позвонишь мне. Потом возьмешь извозчика и снова проедешь, но уже в обратную сторону.
   - А не очень ты круто? - Осторожно спросила Полина.
   - Нет, - покачал головой Вадим. - Я думаю, в самый раз. У нас нет другого выхода.
   - Но так нельзя, - возразила Полина, на которую, по-видимому, сильное впечатление произвел вид сломленной, "в дребезги разбитой" Ольги Купцовцовой.
   - А как можно? - Спросил Вадим. - Этот Купцов преступник, но когда он пришел ко мне за помощью, я его не спрашивал о том, чем он зарабатывает на жизнь. Я Ольгу не просто с того света ему вернул, я ее из ада вытащил. А он побоялся ослушаться приказа своего хозяина. И ведь он не мог не знать, что для меня это хорошо не кончится.
   - Наверное, ты прав, но все равно ... Все это ... Не знаю.
   - А ты не думай, - предложил Реутов. - Или думай, но смотри с другой стороны.
   - Знаешь, - сказал он через несколько секунд, разрушая воцарившееся в машине молчание. - В шестьдесят первом, в сентябре, я был в Кенигсберге. Ну смотреть там тогда было уже не на что. Одни развалины. И мы пошли на могилу Канта. Собственно, кафедральный собор тоже лежал в руинах, но северное крыло, как ни странно уцелело ... И вот стояли мы там, и я вдруг подумал, что уже три года сражаюсь с соплеменниками человека, сказавшего, " Всегда поступай так, чтобы максима твоего поведения могла стать всеобщим законом. Поступай так, как ты бы мог пожелать, чтобы поступали все". Представляешь?
   - Это была война, - тихо сказала Полина.
   - Война, - согласился Вадим. - А у нас с тобой сейчас что? Мир что ли?
  
   4.
   День выдался нервный, впрочем, ничего другого, если честно, Караваев от этих дней и не ожидал. Тут ведь любой салажонок юнкер догадается, что если крутить такого масштаба операцию в такой спешке, то оперативные вопросы запросто сожрут последние нервы. Тем более что, как достоверно знал Илья, за ту сторону тоже не дети играли. Однако не было забот, да купила баба парася. Около полудня позвонил Реутов и озадачил Илью совершенно неожиданным - во всяком случае, из его уст - вопросом.
   - Скажи, Марик, - спросил Вадим. - Ты не знаешь, где можно найти двух опытных людей на одну ночь? Ну, ты меня понимаешь, в нашем смысле опытных. Мне одно дело прокрутить надо ...
   - Какое дело? - Сразу же "взял стойку" Илья.
   - Я могу говорить? - Осторожно поинтересовался Реутов.
   - Вполне. Я же тебе говорил, по этой линии можешь.
   - Я нашел Кабарова.
   - Какого Кабарова? - Не понял Илья, голова которого была занята сейчас совсем другими делами.
   - Ну, того жандарма, который меня допрашивал, - объяснил Вадим. - Майор Кабаров из бригады "Вой".
   - Так, - сказал Илья, припомнив детали. - И как же ты его нашел?
   - Не важно, - отмахнулся Вадим, явно уходя от ответа. - Мне его в полночь должны доставить в одно место готовым к употреблению.
   "Н-да, - покачал мысленно головой Караваев. - Быстро же ты освоился ..."
   - Ну и зачем он тебе понадобился?
   - Как зачем?! - Удивился Реутов. - Он же моя единственная надежда распутать клубок. Баржа исчезла, а по фамилии я только его знаю.
   - А что знает он?
   - А он знает, кто тот полковник, который там, на барже, всем распоряжался.
   - Резонно, - согласился Илья. - Но если ты возьмешь этого майора, полковник поймет, что ты идешь по его следу.
   - А я о чем?! - Удивленно воскликнул находящийся в бегах Реутов. - Мне его должны передать в полночь. Ну, скажем, часа два на допрос, значит, за полковником можно будет отправиться еще ночью.
   - Есть шанс, - все больше поражаясь, адаптивной способности Реутова, сказал Илья. - Но тем людям ты не доверяешь.
   - Да, - сразу же подтвердил его догадку Вадим. - Во-первых, они могут попробовать меня захватить. Я ведь один ... А во-вторых, с ними я за полковником уж точно не поеду.
   - Хорошо, - ответил Илья, который успел уже все обдумать. - Где назначена встреча?
   - На пустыре за казино "Ампир". - С явным облегчением в голосе ответил Реутов. - Знаешь где это?
   - Нет, - ответил Илья, мысленно досадуя, что плохо еще знает город.
   - Это на Стрелецкой улице, - начал объяснять Вадим. - Там вся нечетная сторона идет вдоль полосы отчуждения Новгородской железной дороги. Задние дворы обнесены высокими заборами, но между заборами и насыпью идет техническая дорога. Казино - большое зеленое здание в три этажа. Оно закрыто ...
   - Достаточно, - остановил его Илья. - Встречаемся в десять у памятника Скуратову. Это ведь недалеко оттуда, я правильно понял?
   - Да, - подтвердил Вадим. - Опричная идет как раз параллельно Стрелецкой. Опричная, Новослободская, Стрелецкая ...
   - Ну вот и славно, - снова остановил его Илья. - Я буду там в десять. А пока скажи, ты знаком с Домфроном?
   - С кем? - Не понял Реутов.
   - С Филиппом Домфроном.
   - Нет. А кто это?
   - Не важно, потом объясню. Но этот тип тебя ищет.
   - Меня много кто ищет, - каким-то усталым голосом ответил Вадим, и тон этот Илье решительно не понравился.
   - А кто еще? - Сразу же спросил он.
   - Митрофан.
   - Кто это?
   - Митрофан? - Переспросил Реутов. - Ну как тебе сказать. Я и сам не знал. До сегодняшнего дня. В общем, мне сказали, что это "смотрящий" по Петрову.
   - Смотрящий? - Не понял Илья.
   - Ну типа, как крестный отец в Испании или Аргентине.
   - Вот как, - здесь было над чем подумать. В Петрове появился Домфрон и ищет Реутова. И Митрофан этот тоже ищет Реутова ... И что, спрашивается, им всем вдруг понадобилось от Вадима?
   "Интересно, они его вместе ищут или пораздельности?"
   - Ладно, до встречи, - сказал он, завершая разговор, но прошло еще, как минимум, минут пять, прежде чем он снова смог заняться насущными делами. Впрочем, возвращаясь к чтению записей ночных переговоров Домфрона, Илья сначала все же позвонил "Сигме" и поручил ему провести рекогносцировку на местности, имея в виду это сраное казино "Ампир", где ему предстояло ночью страховать Реутова.
  
   5.
   - Под ноги посмотри, - вежливо попросил Реутов и даже пальцем показал, на что следует смотреть.
   Долговязый посмотрел - а чего ему было волноваться, если его прикрывали двое напарников - и сразу же напрягся, увидев, как крошечное рубиновое пятнышко дрогнуло, переместилось на носок его ботинка и медленно поползло вверх по ноге, пока не замерло точно в центре ширинки.
   - Ты все понял?
   - Да, - хрипло выдохнул Долговязый и инстинктивно сделал шаг назад.
   - А вот двигаться не стоит, - остановил его Реутов. - Снайперы ведь могут подумать, что ты не понял.
   "Двое на втором этаже казино, один за насыпью, - голос Греча в ушном телефоне звучал отчетливо и, казалось, настолько громко, что его может слышать не только Вадим, но и все прочие, находящиеся в радиусе десяти-пятнадцати метров, тоже слышат его голос. - И еще у них машина на Стрелецкой".
   - Хорошо, - кивнул Реутов, видя, как замирают долговязый и его быки. - Теперь, аккуратно роняем оружие на землю и делаем пять шагов назад.
   "Звонила Полина, - снова ожила рация. - Купцова с остановки исчезла. Я приказал ей ехать к Опере, мой человек ведет извозчика".
   "Черт! - Выругался про себя Реутов, не выпуская, однако, бандитов из поля зрения. - Хорошо еще, что я к Марику обратился ..."
   С глухим звуком упали на землю два пистолета и автомат, и бандиты Купцова начали медленно пятиться назад.
   - Молодцы, - кивнул Реутов. - Теперь, прикажи своим мудакам выйти из казино и прийти сюда, и тому сукину сыну, что сидит за железной дорогой тоже. У тебя пять минут. Время пошло.
   - Мне мобилу вытащить надо, - угрюмо сказал долговязый, державший сейчас руки разведенными в стороны, хотя об этом его никто не просил.
   - Вынь, - предложил Вадим. - Только медленно и плавно. Ты меня понял?
   - Да.
   "За Полиной хвост, - сообщил Греч. - Две машины. Но ты не волнуйся, до Оперы еще минут двадцать ехать и все по оживленным улицам".
   - Кирпич? - Сказал в трубку долговязый. - Мы влипли. Ты под прицелом. Иди сюда, но оружием не балуй.
   - Казино, - напомнил Реутов.
   - Сейчас, - огрызнулся долговязый и стал набирать следующий номер.
   "Ольга в метро, едет по Московской линии".
   - Вася? Оба сюда, но медленно и без резких движений. Нас ведут.
   - Сейчас будут, - сообщил он Реутову, выключая телефон и собираясь спрятать его в карман.
   - Не торопись, - остановил его Реутов. - У тебя еще машина на Стрелецкой. Отправь ее, пожалуйста, на х-й.
   - У тебя здесь что, рота что ли? - Удивленно поднял брови долговязый и тут же стал набирать другой телефон.
   - Отбой! - Сказал он в трубку. - Уезжайте, и побыстрее. Куда хотите!
   - А теперь звони хозяину, - приказал Вадим, как только разговор был закончен.
   "Машина отъехала, движется в сторону канала".
   - Зачем?
   - Ты не спрашивай, а звони, давай! - Повысил голос Вадим.
   - Это я, - сказал долговязый в трубку через пару секунд. - Нет. Потому что он не один.
   "Ольга пересела на Выборгскую линию".
   - Сделали нас, - виновато сказал долговязый, а Реутов увидел, как появившаяся над плохо освещенной насыпью тень материализуется в жидком свете уличного фонаря, превращаясь в крепкого широкоплечего парня в рабочем комбинезоне дорожника. - Приказал вам звонить. Сейчас.
   - Хозяин на линии, будешь говорить? - Спросил долговязый, и как раз в этот момент без скрипа открылась одна из служебных - "заколоченных" - дверей казино, и на захламленный двор вышли еще двое людей Купцова.
   - Нет, - покачал головой Вадим. - Через тебя. Скажи, что я не люблю, когда мне врут, а еще больше не люблю, когда меня держат за дурака.
   - Он говорит ... Ах, слышали ... Он тебя слышит.
   - Ольга в метро, едет по Выборгской линии.
   - Чего ты хочешь? - Спросил долговязый через мгновение.
   - Первое, убери своих хвостов от моей женщины.
   - Да, понял, - сказал долговязый и посмотрел на Реутова. - Пара минут.
   - Хорошо, - кивнул Вадим. - Ждем. А пока прикажи своим сложить оружие и встать у машины.
   - Стволы на землю, - покорно продублировал его приказ долговязый, все время нервно кося глазами на свою ширинку. - Встаньте у машины.
   - Я тебя к стати не успел спросить, - сказал Реутов, наблюдая за бандитами. - Товар-то вы привезли или тоже фуфло?
   - Привезли, - сразу же ответил долговязый.
   - Живой?
   - Живой.
   - И где он?
   - В багажнике.
   - Ну тогда, пока суд да дело, прикажи двоим вынуть его и отнести вон туда, к тем ящикам.
   - Гера, Стасик! - Похоже, долговязый был сейчас готов на все. - Слышали, что сказано? Быстро!
   "Ольга вышла из поезда, идет к эскалатору".
   - Ольга Григорьевна решила подняться наверх, - сказал Вадим спокойным голосом. - У вас не больше минуты. В машину я ей сесть не дам.
   - Уже! - Выкрикнул долговязый.
   - Я жду подтверждения, - усмехнулся Вадим. - И рекомендовал бы ей постоять немного около машины.
   - Хорошо, - продублировал долговязый ответ Купцова.
   "Пусть откроют капот машины и вырвут кабели", - посоветовал Греч.
   - Так, - сказал Реутов вслух, наблюдая за тем, как двое бандитов несут к куче разбитых деревянных ящиков извивающееся связанное тело. - Осветите-ка ему лицо!
   Бандиты покорно свернули с маршрута и через несколько шагов оказались в полосе света, показав Вадиму лицо Кабарова.
   - Порядок, - кивнул он. - А ты прикажи пока кому-нибудь открыть капот машины и вырвать кабели.
   "Хвост отстал, но пусть дамочка еще постоит!"
   - Селим!
   - Один момент!
   - Хозяин спрашивает, женщина может ехать?
   - Нет пока, - ответил Реутов. - Это еще было только "во-первых", а у нас тут долг образовался.
   - Что еще? - Обреченно спросил долговязый.
   "Поторопись! - сказал в ухо Греч. - Время!"
   - Мой адрес Look622@pochta.kag, запомнил? Надо записать?
   - Еще раз, пожалуйста, и по буквам.
   - Эл, два раза о, кей, 622, кулич, почта, каг. - Продиктовал Реутов. - Записал?
   - Да.
   - Через час я хочу иметь все данные на того человека, о котором мы говорили.
   - Он спрашивает, ты уверен, что хочешь с ним связываться?
   - Все данные.
   - Твое право.
   "Карета подана".
   Реутов услышал, как за его спиной въезжает на пустырь автомобиль, и кивнул.
   - Все, - сказал он вслух. - Теперь все живо в свою машину и полчаса из нее не высовываться и никому не звонить. Ольга может ехать.
   Реутов отступил на пару шагов назад и, получив, разрешение Греча, повернулся и побежал к темной "Ладоге", остановившейся около лежащего на земле человека.
  
   6.
   - Хвоста вроде нет, - сказал Марик, когда, покрутившись по переулкам Чухонки, "Ладога" пулей вылетела на Радиан - новую скоростную дорогу, пересекавшую старый центр большей частью ниже уровня фундаментов - и понеслась на юго-запад.
   - "Вроде" или нет? - Спросил Реутов, догадывавшийся, что Греч говорит сейчас не о них, а о Полине.
   - Вроде, - повторил Греч и показал глазами на водителя.
   "Значит, не доверяет... Учтем".
   - Принято, - кивнул Вадим и, достав телефон, вызвал Полину.
   - Ты как? - Спросил он ее, как только она ответила.
   - Вроде нормально.
   "Да, что вас всех заело на этом "вроде"?!"
   - Тогда, действуй по плану "Бэ" и не спорь! - Сказал Реутов, опасаясь, что Полина будет возражать.
   Но, кажется, прошедшие сутки многое расставили по своим местам. И он снова был мужчиной, а она женщиной, со всеми вытекающими из этого последствиями.
   - Хорошо, - сразу же согласилась Полина. - Не волнуйся, я все сделаю, как договорились.
   План "Бэ" был прост и неоднократно описан в детективной литературе, но от этого менее эффективным Реутову не казался. Сейчас Полина находилась в районе Оперы, где было полно проходных дворов. А в кожаном рюкзачке у нее за спиной имелись куртка-ветровка, парик, очки, и две - разного цвета - матерчатых сумки, так что, войдя во двор с одной улицы брюнеткой в светлом плащике, она должна была выйти на другую улицу блондинкой в ветровке с простой сумкой на плече. После этого, не мешкая, следовало взять извозчика до Китай-города, где в одной из ночлежек еще днем был снят номер - регистрации в таких заведениях не делали - чтобы еще через полчаса выйти оттуда черным ходом в своем подлинном облике, сесть в припаркованный неподалеку "Дончак" и ехать "домой".
   - Отзванивайся каждый час, - не столько попросил, сколько приказал Реутов. - И будь внимательна. Доберешься до "точки" и жди меня.
   - А ты резкий, - хмыкнул Греч, когда Реутов закончил разговор.
   - Станешь тут резким, - усмехнулся в ответ Вадим, понимая, впрочем, что Марик прав. - При такой-то жизни.
   - Приехали, - сообщил водитель, не оборачиваясь.
   Машина вывернула со скоростной трассы и, проехав немного по пустынной в этот час улице, въехала под опоры нового моста через Неву.
   - Спасибо, - сказал Греч, открывая дверцу и выбираясь наружу. - Подожди, мы только груз заберем, и езжай себе.
   Вадим тоже вылез из машины, потянулся и подошел к распахнутому уже Гречем багажнику.
   - Дай мне, - сказал он, отодвигая Марика в сторону и наклоняясь над притихшим жандармом.
   - Как скажешь, - Греч отошел в сторону, а Реутов рывком достал из багажника крепко связанного Кабарова и взвалил себе на плечо.
   - Куда? - Спросил он Греча.
   - Погоди, - Греч захлопнул багажник и дважды стукнул по нему ладонью.
   Водитель понял, что называется, с полуслова и, не заставляя просить себя дважды, тут же отъехал. Еще несколько секунд, и габаритные огни "Ладоги" скрылись за поворотом.
   - Вот теперь можно, - кивнул Греч и первым пошел вперед, показывая дорогу.
   Впрочем, далеко идти не пришлось. И, слава богу, поскольку Кабаров оказался тяжеловат даже для Реутова, так что и те полсотни шагов, которые пришлось пройти с тушкой майора на плече, достались отнюдь не просто. А машина Марика - стального цвета "Майбах-Мистраль" - была припаркована на противоположной стороне широкого мостового перехода, в глухой тени за бетонным фундаментом первой опоры.
   - Давай его в багажник, - бросил Греч, открывая машину, и тут же остановился и с озабоченным видом сунул руку в карман.
   - Слушаю, - сказал он, включая свой телефон, который, видимо, был поставлен на вибрацию. - Да. Нет. Принял.
   - Что-то случилось? - Спросил Реутов, укладывая Кабарова в багажник и захлопывая крышку. Голос и выражение лица Греча ему решительно не понравились.
   - Не знаю, - ответил Марик, начиная набирать какой-то телефон. - Подожди, Вадик, я сейчас.
   - Доброй ночи, - сказал Греч в трубку. - Не надо подробностей. Вы где?
   Реутов огляделся, но под мостом они по-прежнему были одни.
   - А зачем вы туда поперлись? - Холодно спросил Греч.
   "Крут, - Реутов достал папиросы и, пока суд да дело, закурил. - Но, с другой стороны, что я о нем знаю? "
   - Нет, - сказал Греч в трубку. - Да. Напрасно! Я же предупреждал, что это может плохо кончиться. Для вас плохо. Впрочем, чего теперь! Заприте дверь и сидите, как мышь. Окна есть? Нет? Хорошо. Ее тоже заприте и никому кроме меня не звоните! Отбой.
   - Еще минута, - бросил Греч, набирая следующий номер.
   - Да хоть две, - пожал плечами Вадим и, кое-что, вспомнив, открыл дверцу "Майбаха" и заглянул в салон, разыскивая глазами оставленную тут с вечера сумку.
   - Твою мать! - Выругался Марик, которому никто так и не ответил.
   - Выпить хочешь? - Спросил Реутов, доставая сумку и извлекая из нее фляжку с коньяком.
   - Пей, - коротко бросил Греч, не отрываясь от телефона.
   - Это я, - сказал он вдруг. - Да. Как там у вас дела?
   - И на что это похоже? - Спросил Марик своего собеседника через несколько секунд. - А сам ты, как считаешь?
   - Спасибо. Продолжай наблюдение. До связи.
   - Что у тебя там? - Спросил он, пряча телефон в карман и поворачиваясь к Реутову.
   - Армянский коньяк, - ответил Вадим и протянул Гречу фляжку. - Что-то случилось?
   - Дай подумать, - лицо Марика было совершенно спокойно, но по ощущениям Реутова Греч спокойным только выглядел.
   - Вадик, - сказал Греч через минуту, возвращая фляжку, которую, сделав пару аккуратных глотков, так и держал все это время в руке. - Коротко. У меня тут проблема одна возникла еще до того, как мы встретились. У меня есть женщина, а у нее бывший муж. Из тех же кругов, что и твой Митрофан. Коллизию понимаешь?
   - Да, - коротко кивнул Вадим. - Это тот Домфрон, о котором ты меня спрашивал?
   - Быстро ты ... - Усмехнулся Греч, закуривая. - Впрочем, ты и всегда ... Проехали. Я сел ему на хвост, а он ответил, и, похоже, серьезно. А у меня сейчас, как назло, никого под рукой нет.
   Он мог не продолжать, Реутов его и так хорошо понял. У Марика Греча случился форс-мажор, а ресурсы ушли на помощь Вадиму. Да, если бы даже и не ушли, или ушли, но не к нему ...
   - Я в твоем распоряжении.
   - Спасибо, Вадик, но там, вполне возможно, придется стрелять.
   - Я сказал.
   - Тогда, поехали, - и, ничего больше не добавив, Греч полез за руль "Майбаха".
  
   7.
   - Оставайся здесь, - сказал Илья Реутову, когда они оказались в узком переулке между двумя старыми университетскими корпусами. - Держи выход, - кивнул он на оббитую железом дверь с кодовым замком метрах в ста от них на противоположной стороне довольно просторной площади. - И... Ну сам понимаешь, сейчас, хоть и ночь, но это университет. Тут и сторожа, наверное, есть, и полицию запросто вызвать могут.
   - Да знаю я, - кивнул Реутов, едва видимый в заполнявшей щель между двумя брандмауэрами полумгле.
   - И за спиной следи, - напомнил Илья. - Неровен час, сзади могут подойти.
   - А я вон на пожарную лестницу влезу, - указал рукой вперед и вверх Вадим. - Хрен, кто меня там заметит.
   - Хорошая идея, - согласился Караваев, сетуя на себя за то, что сам железную лестницу, повешенную всего в нескольких метрах от выхода из переулка, не заметил. - Надеюсь, что инфракрасной оптики у них нет.
   - А уж как я надеюсь, - усмехнулся в ответ Вадим и, достав из сумки свой "Чекан", снял его с предохранителя, а саму сумку перекинул за спину, чтобы не мешала. - Иди!
   - До встречи, - бросил Караваев и, развернувшись, побежал прочь.
   Ту дверь, что "держал" Реутов, Илья решил оставить на самый крайний случай. Все-таки отсюда было слишком далеко до выхода с территории университета, а он еще надеялся вывести Климова без стрельбы и погони. Но и без присмотра дверь эту оставлять не хотелось, поэтому он и привел сюда Вадима, а сам бегом бросился через сложный лабиринт старинного кампуса1 к главному входу в лабораторию, откуда сразу можно было выйти на Свевскую перспективу. Но все это было релевантно только в одном случае, если люди Домфрона до Мыша еще не добрались. Если же они уже были в лаборатории, то, судя по всему, о черном ходе или не знали, или просто не подумали второпях. И тогда, черный ход автоматически превращался в весьма ценный резерв.
  
   #1Основная группа зданий Петровского университета (в то время Зосимовской Академии) была построена в конце XVII века (1683-1699). Первоначально, учрежденная каганом Владимиром Третьим в 1671 году, Академия Любомудрия размещалась в так называемом Зосимовском стане, замке великого боярина Зосимы Нового, казненного в 1668 году во время мятежа "Невской старшины". От комплекса строений Зосимовского стана (или, как иногда называет его Ладожская Летопись, подворья), в котором работали великие ученые своего времени математик игумен Захарий Ростовский, лейб-медикус двора рав Давид Хазарянин и свевский рудознатец Иероним Свиделиус, в настоящее время сохранилась только "Крутобокая Татьяна" - низкая круглая в сечении башня, служившая боярину Зосиме жилым теремом. Ныне в ней размещается музей университета.
  
   Через десять минут Караваев был на центральной аллее кампуса, куда выходил парадный фасад лаборатории прикладной математики. Но, к сожалению, из двух вариантов развития событий на его долю выпал сейчас худший. Чистильщики уже были на месте, и Илья даже не знал, как давно они сюда прибыли. Однако ничего еще не кончилось.
   Он отошел в тень здания, стоявшего чуть в стороне от лаборатории и, держа в поле зрения открытые въездные ворота, за которыми прогуливались две невнятные личности в штатском, и машину, здоровенный черный "Коч", стоявшую прямо у лестницы, ведущей в лабораторию, набрал номер Климова.
   - Они взламывают дверь! - Даже не дослушав приветствия, заорал Мышь.
   - Возьмите себя в руки! - Приказал Илья. - Я вас вытащу, но вы должны мне помочь.
   - Они ...
   - Молчать!
   - Но они ...
   - Жить хочешь? - Холодно спросил Илья.
   - Да, - неожиданно успокоился Климов. - Что я должен делать?
   - Вынь жесткий диск с информацией и иди к черному ходу.
   - А если они ...?
   - Запри за собой дверь, сломай ключ в замке, и иди к черному ходу, но на улицу без моего приказа не выходи. Если что, звони. Вперед.
   Дав отбой, Илья побежал обратно, на ходу вызывая по телефону пожарную охрану. Звонить в полицию он не стал, так как предполагал, что у Домфрона там все может быть схвачено, но вот то, что сюда приедут пожарники, боевики Князя могли и не учесть. А зря, в каганате пожарники выезжают в общественно значимые места только в сопровождении полиции, причем не районной, а городского подчинения.
   - Але! Пожарная? - Закричал Илья в трубку "срывающимся от волнения" голосом. - Горим!
   - Успокойтесь, - попросил его приятный женский голос. - Скажите, где вы находитесь, и мы вам обязательно поможем.
   - В университете, - выдохнул Караваев, прибавляя скорость.
   - В каком университете? - Терпеливо уточнила дежурная.
   - В Петровском! Мы горим, вы, разве, не понимаете?!
   - Понимаю, - успокоила его женщина. - И мы вам обязательно поможем, но вы пока не сказали, что горит.
   - Лаборатория моя горит!
   - А как называется ваша лаборатория? - Спросила женщина, но Караваеву уже было не до нее, потому что он услышал выстрелы.
   - Прикладная математика, - крикнул он. - Ради бога!
   Дал отбой и прислушался. Впереди снова раздался выстрел, и тут же задрожал в руке телефон.
   - Да? - Уже тихим голосом сказал Илья, умеривший бег и теперь осторожно подбиравшийся к месту перестрелки.
   - Это я, - сказал Климов и добавил потрясенно: - Там стреляют.
   - Слышу, - вполне двусмысленно ответил Илья. - А как дверь в лабораторию?
   - Не знаю, я все двери по дороге позакрывал. А теперь я тут, а на "Блюдце" стреляют.
   Кажется, Климов совсем уже собрался впасть в истерику.
   - На каком "Блюдце"? - переспросил Илья.
   - Ну мы так площадь, которая ...
   - Понял, - остановил его Караваев. - Жди.
   Он наконец добрался до этого самого "Блюдца", но не в том месте, где оставил Реутова, а несколько сбоку, с другой стороны здания, образовывавшего одной из своих стен щель, в которой должен был прятаться Вадим. Однако, выглянув из-за угла, Караваев сразу же понял, что снова опоздал. Однако нынешнее его опоздание имело совсем другой, отличный от первого, характер. Судя по тому, что увидел Илья, Вадим решил возникшую здесь проблему самым кардинальным образом. У оббитых железом дверей лежал человек, вооруженный помповым ружьем с укороченными стволом и прикладом, не оставлявшими места для сомнений в отношении профессиональной принадлежности своего хозяина. А метрах в десяти от него виднелся еще один гражданин, который, вероятно, попытался от Реутова отстреливаться. Однако безуспешно, потому что лежал он, уткнувшись лицом в брусчатку старинной мостовой, далеко выкинув вперед руку с зажатым в ней пистолетом, и не двигался.
   - Это я, - сказал Илья, как только Реутов откликнулся на его вызов.
   - А это я, - тихо ответил Вадим.
   - Ты ...?
   - У меня тут гости образовались, целых трое.
   - Двоих вижу, - сразу же сказал Илья.
   - А третий здесь, в переулке. Я на него спрыгнул.
   - Больше никого?
   - Пока нет, - ответил Вадим.
   - Тогда, прикрывай дверь, я выпускаю своего человека.
   Илья дал отбой и сразу же позвонил Климову.
   - Выходи, - приказал он. - И сразу же беги в переулок напротив. Только дверь за собой закрой.
   - Я ... - Сказал Климов. - Да. Сейчас. Да, я уже ...
  
   8.
   - Ну и ночка, - выдохнул Реутов, когда, пропетляв с четверть часа по лабиринту старого кампуса, который он, слава богу, знал лучше собственной квартиры, они задами вышли на улицу Эйлера1 и разместились в "Мистрале" Греча.
   - Да, уж, - с трудом переводя дух, откликнулся, заводивший машину Марик. - Почитай с войны так не бегал.
  
   #1Леонард Эйлер (1707, Базель - 1783, Петров) -- выдающийся математик, внёсший значительный вклад в развитие математики, а также механики, физики, астрономии и ряда прикладных наук.
  
   "Майбах" тронулся, и Реутов посмотрел наконец на часы. Было всего лишь без четверти два, а по ощущениям выходило, будто всю ночь из боя не выходили.
   - Куда теперь? - Спросил он, имея в виду непроясненность ситуации со все еще лежащим в багажнике майором Кабаровым и новым персонажем истории, худым сутулым парнем лет двадцати пяти, трясущимся сейчас от пережитых в кампусе треволнений на заднем сидении машины.
   - Дай подумать. - Греч дышал по-прежнему тяжело, но машину вел уверенно.
   - Позвони пока девушке, - сказал он через минуту.
   "И то верно, - сообразил вдруг Вадим. - Она же, наверное, добралась уже до гостиницы".
   - Привет, - сказал он в трубку, когда услышал голос Полины. - Ты как?
   - У меня все в порядке, - говорила она напряженно, но при всем при том голос ее звучал вполне убедительно.
   - Ты где? - Приняв во внимание намек Греча, по имени Реутов ее называть не стал.
   - Уже в машине. Через полчаса буду дома.
   - Молодец, - похвалил Вадим. - И ... Ну, в общем, извини, что так вышло.
   - Дурак, - коротко ответила Полина. - Еще раз извинишься, уйду к другому.
   - Не надо, - сказал Реутов, пытаясь понять, чем он умудрился ее обидеть.
   - Как скажешь. - А сейчас он был уверен, что она улыбается.
   "Хрен их поймешь", - мысленно покачал головой Вадим.
   - Доберешься до дома, отзвонись, - сказал он вслух.
   - Слушаюсь и повинуюсь.
   - Мне не до шуток.
   - Мне тоже. Пока!
   - Пока.
   - Климов, - сказал Греч, когда Реутов отключил телефон. - Ты там как? Язык себе не прикусил?
   - Н ... нет, - раздалось с заднего сидения. - В ... вроде, нет.
   - Ну и ладно, - закрыл тему Марк. - Что ты делал в лаборатории?
   - Я ...
   - Только правду! - Жестко приказал Греч. - От этого теперь зависит, жить тебе или нет.
   - Я ...
   - Ну!
   - Я в сеть "Палаццо" вошел.
   - В какую сеть? - Греч явно не понимал, о чем идет разговор.
   - Во внутреннюю, - объяснил, почти перестав стучать зубами, Климов. - У них там есть закрытый контур ...
   - А разве можно зайти в автономную сеть? - Удивился Марк.
   Реутов тоже удивился. Как ни мало он знал о вычислительных сетях, все же такие вещи казались ему очевидными.
   - А они ее "распечатали", - охотно объяснил Климов. - Они же еще вчера договорились, что им будут какие-то данные сбрасывать, и время указали. Вот я с потоком данных и ...
   - Тебя кто-то об этом просил? - Вкрадчиво спросил Греч.
   - Нет, но ...
   - А они тебя тут же и сцапали, - холодно сказал Греч. - И если бы только тебя ...
   - Но я же не знал! - Начал оправдываться Климов. - Я только ...
   - Ты только провалил все дело, - жестко остановил его Греч. - Теперь ты или труп или до конца жизни будешь бегать.
   - Ой! - Кажется, до Климова начало доходить.
   - Ладно, - устало сказал Греч, не реагирую на невнятные всхлипы, доносившиеся с заднего сидения. - Проехали. Ты что-то добыл?
   - Не знаю, - сквозь всхлипы простонал Климов. - Там всего и было, что полторы минуты ...
   - Значит, и здесь пролет.
   - Нет, - возразил "ломщик", а Реутов уже догадался, кого они с Гречем вытаскивали из университета. - Информация шла... У меня там такая программа... Она все подряд гребет ...
   - Ну и что она могла за полторы минуты выгрести?
   - Теоретически много.
   - Диск ты взял?
   - Да.
   - Ладно, потом посмотришь. Может быть, хоть не зря ... - Сказал Греч и снова замолчал.
   Дергать его Вадим не хотел, хотя и понимал, что время уходит. Но, с другой стороны, Греч ведь и сам это знал.
   Однако долго ехать не пришлось. Минут через пятнадцать, как раз сразу после того, как Реутову позвонила Полина, доложившаяся, что уже добралась до квартиры, Греч неожиданно свернул в узкий переулок, немного проехал вперед и снова свернул направо, где за слабо освещенной подворотней оказался крошечный дворик, в котором массивный "Майбах" не смог бы даже развернуться.
   - Приехали, - сообщил Марик и, заглушив мотор, вылез из машины.
   Вадим тоже выбрался наружу и огляделся. С двух сторон треугольный дворик был замкнут глухими стенами брандмауэров, так что окна имелись только в стене дома, у двери в который они остановились. Однако на первом этаже здесь было лишь одно, закрытое фанерным листом окно, а из темных окон второго и третьего этажей увидеть можно было только часть крыши машины, да и то с самого верха, для чего, правда, пришлось бы по пояс высовываться наружу.
   - Бери нашего приятеля и пошли, - сказал Греч, открывая багажник.
   Помощи он, однако, не предложил.
   "Похоже, выдохся, - понял Реутов, склоняясь над сразу же затрепыхавшимся и замычавшим майором. - Оно и понятно. Пятьдесят три ... или больше?"
   Он выдернул Кабарова из багажника, взвалил на плечо, увидел обалдевшего при виде его действий Климова, усмехнулся снисходительно, и хотел было уже войти на лестницу, когда сообразил, о чем, собственно - но, главное, как! - он сейчас подумал.
   "Вот черт!" - Получалось, что о Грече, который был ему если и не ровесником, то, в любом случае, вряд ли много старше его самого, он подумал, как о старике.
   "А я, тогда, кто?"
   Но ответа на этот вопрос у Вадима по-прежнему не было.
   "Монстр, - подумал он с некоторой оторопью. - Монстр и есть!" - и шагнул на лестницу.
  
   9.
   Как оказалось, у Греча здесь была "конспиративная" квартира. Две комнаты, кухня, ванная и уборная вид имели совершенно не жилой. Обстановка была старая, как в трущобах каких-нибудь. А убирались здесь в последний раз хорошо, если меньше года назад. Везде, на полу и на "мебели", толстым слоем лежала пыль, валялись какие-то грязные тряпки и обрывки старых пожелтевших газет, и отчетливо пахло мышами и плесенью.
   - Н-да, - сказал Реутов оглядываясь. - Давненько я ...
   - Не брюзжи, - отрезал Греч и подошел к оторопело оглядывавшему дом "ломщику".
   - А вот тебе, парень, - сказал он, глядя тому прямо в глаза. - Придется здесь пару дней пожить.
   - Здесь?! - С ужасом переспросил Климов.
   - Или сразу на кладбище, - равнодушно пожал плечами Марик и, открыв принесенную с собой сумку, стал в ней что-то искать. - Да, не стой, как болван. Сними пиджак и закатай рукав!
   - Зачем? - Явно "поплыл" Климов.
   - Затем, - Греч нашел наконец то, что искал, и снова повернулся к "ломщику". - Ну!
   Реутов, между тем, свалил свою ношу на то, что когда-то, по-видимому, называлось софой и теперь, закурив папиросу, молча наблюдал за развитием событий. Дожатый до упора Климов послушно снял пиджак и начал было закатывать рукав рубашки, но тут сообразил наконец что делает Греч, и остановился.
   - Что это? - С подозрением и даже, пожалуй, ужасом спросил он, кивая на ампулу, из которой Марик, только что, отломив ей головку, тянул шприцем какую-то прозрачную жидкость.
   - Не бойся, герой, - хмыкнул Греч, не отвлекаясь от своего занятия. - Убить я тебя мог бы и более простым способом. Это снотворное. Сильное.
   - А зачем? - Спросил Климов, отступая назад.
   - Затем, - объяснил Греч, кидая, пустую ампулу обратно в сумку и оборачиваясь к собеседнику. - Во-первых, стресс снимет. Поспишь часов десять, и как рукой ... А во-вторых, мне сейчас лишние уши здесь ни к чему. Так что, выбирай. Спать будешь, или сразу шею свернуть?
   - Буду спать, - поспешно ответил Климов и с готовностью протянул у руку.
   - И правильно, - кивнул Марик, захватывая руку Климова. - От сна никто еще не умирал.
   - Доктор, - оглянулся он на Реутова. - Будьте любезны, наложите пациенту жгут.
   Реутов не стал спорить, подошел ближе, заглянул в сумку, и, найдя взглядом, резиновый жгут, принялся за дело. Через минуту все было кончено, и слегка обалдевший Климов сел на стул и закурил.
   - Вот это верно, - кивнул Греч. - Как раз минут через пять лекарство начнет действовать, а в кровати курить не стоит, а то можно и пожар устроить. А где кстати диск?
   - Вот, - Климов достал диск из кармана куртки.
   - Я его пока у себя подержу, - усмехнулся Греч, забирая у "ломщика" кусок железа. - Целее будет.
   - Клиент живой? - Спросил он, обернувшись к Реутову и кивая на притихшего Кабарова.
   - Вполне, - ответил Реутов, ища взглядом что-нибудь, что могло бы заменить пепельницу.
   - Ну и славно, - Греч открыл рассохшийся платяной шкаф с почти уже ничего не отражающим зеркалом и, достав оттуда грязную щербатую чашку, протянул ее Вадиму. - Держи! Вполне себе пепельница.
   - Спасибо! - Реутов бросил докуренную почти до гильзы папиросу в чашку и тут же достал новую. - А выпивки у тебя здесь случайно нет?
   - Случайно есть, - усмехнулся в ответ Греч. - Это же квартира "на всякий крайний случай".
   - А случай вот он и представился, - после короткой паузы, добавил Марк несколько другим голосом. - Ладно, что сделано, то сделано. Посмотри на кухне, там должна быть картонная коробка.
   Реутов кивнул и пошел искать кухню, а Марик сразу же взялся за телефон. Разговор Греча был слышен плохо - тот говорил тихо, да и стены в этом старом доме оказались, что надо - но все-таки Вадим разобрал, что пока он искал кухню и распечатывал заклеенную липкой лентой большую коробку, стоявшую прямо на кухонном столе, Марик успел коротко и невнятно пообщаться с двумя или тремя собеседниками. О чем шел разговор, Реутов, разумеется, не понял, но ощущение было такое, что ни о чем хорошем.
   Наконец, ему удалось раскрыть коробку, в которой были аккуратно сложены банки с консервами, пакеты с крекерами, плитки шоколада, банка растворимого кофе, сахар в пакетиках, блок сигарет и пара бутылок крымского бренди. Имелись тут, как ни странно, и маленький электрический чайник, и две стопки разовых стаканчиков, картонных - для кофе, и пластиковых для воды, которой было запасено, правда, всего три бутылки.
   "Предусмотрительный, - усмехнулся Вадим. - Но воды мог бы и больше приготовить".
   Он взял одну из двухлитровых бутылок, свинтил колпачок, наполнил чайник, и, найдя розетку, включил его в сеть. Есть он не хотел, но чувствовал, что кофе сейчас лишним никак не будет.
   - Хочешь кофе? - Крикнул Реутов через всю квартиру, услышав, что в разговорах Греча образовалась пауза.
   - Давай! - Сразу же откликнулся Марик. - Мне две ложки и ложку сахара.
   - Сейчас принесу! - Реутов споро распечатал пачку картонных стаканов, нашел в ящике пакет с пластиковыми ложками и быстро приготовил две порции кофе. Потом засунул в один карман куртки бутылку с бренди, а во второй - пару пустых стаканов, залил кофе кипятком - как раз и чайник поспел - размешал, и, подхватив два быстро набирающих температуру стакана, пошел обратно.
   В комнате за время его отсутствия произошли некоторые изменения. Во-первых, исчез "ломщик" ("Спекся голубь, - небрежно бросил занятый своей сумкой Греч. - Теперь сутки будет спать, как дитя малое"), а, во-вторых, рукав рубашки на правой руке Кабарова был распорот до плеча, и резиновый жгут уже был на месте.
   - А это для чего? - Спросил озадаченный Реутов.
   - А ты что, его пытать собирался? - Спросил Греч, набирая в шприц какую-то желтоватую жидкость.
   - У тебя есть сыворотка правды? - Начиная понимать, что к чему, вопросом на вопрос ответил удивленный Вадим.
   - Ну если у тебя есть автомат, почему бы и у меня чему-нибудь не заваляться? - Пожал плечами Греч и, подойдя к майору, очень ловко ("Ну прямо фельдшер квалифицированный!") всадил иглу во вздувшуюся вену.
   - Что это? - Спросил Вадим, подходя ближе. - Пентотал? Амитал?
   - Каллокаин1, - коротко бросил Греч, выдирая иглу и поворачиваясь к Реутову. - Ну что ж, минут через пять клиент будет готов к вдумчивому употреблению, а пока выпьем что ли с устатку?
  
   #1В романе-антиутопии классика шведской литературы Карин Бойе "Каллокаин", подозреваемым вводят вещество, называющееся каллокаин. Это сыворотка, заставляющая их говорить правду.
  
  
   Глава 10. Невыносимая сложность бытия
   Сие есть змей зело грозный. Перемещается с быстротою молнии, а из пасти его постоянно пар горячий извергается. Ежели укусит, человек распухает страшно и заживо гниет.
   Бестиарий Сапковского
  
   Петров, Русский каганат, 29 сентября 1991 года.
   1.
   Что уж там это было такое, каллокаин этот, Реутов, разумеется, не знал. И даже спрашивать не стал. Греч, судя по всему, в таких делах разбирался лучше, а Вадиму и знать, если честно, не хотелось. Однако как он и ожидал, зелье это тоже было той еще панацеей. Вернее, так. Не панацея, потому что не лекарство. Но и не волшебная палочка. Не золотой ключик от дверки, за которой сложены все секреты жандармского майора. Где-то так.
   Разумеется, Кабаров заговорил. И не просто заговорил - "запел". Его буквально несло, так что, казалось бы, всех дел, только слушать поющего бесконечную песню акына Кабарова, да вопросы, наводящие время от времени задавать. Но это только казалось. Чудес на свете не бывает, и вытянуть из майора требуемую информацию оказалось совсем не просто. Вообще, как выяснилось, допрос с применением химии - это искусство, которым Греч, возможно, и владел, но и жандарм был тот еще фрукт. Он ведь знал, что ему впрыснули. Был готов и, судя по всему, как мог действию зелья сопротивлялся. Он даже стихи им читать пробовал, и цитировал устав караульной службы, вызубренный, надо полагать, наизусть еще в кадетской юности. Так что, за два часа допроса всего и узнали, что имя полковника и его примерный адрес. Тоже не мало, потому что об остальном в их положении следовало забыть. Ни времени, ни возможности, сделать все, если и не по правилам, то хотя бы по уму, у них просто не было. Другое дело, что наблюдение за допросом навело Реутова на мысли о самом себе. Ему ведь тоже что-то такое кололи, знать бы еще, о чем при этом спрашивали! Но тайна сия пока так тайной и оставалась. Разве что полковник ...
   - Половина пятого, - задумчиво сказал Греч, опрокинув в рот очередную порцию "Карши". - В принципе, не поздно еще ...
   - Я за, - сразу же согласился Реутов, гася в импровизированной пепельнице очередную папиросу.
   - Не люблю я импровизаций, - Марик посмотрел на пустой стаканчик, потом на бутылку и покачал головой. - Эк, мы с тобой, друже ...
   - Что тебя беспокоит? - Спросил Вадим.
   - Не люблю, когда меня заставляют торопиться, - объяснил Греч. - Но с другой стороны, и выхода не вижу. У меня, как ты понял, форс мажор образовался. Придется сегодня пожар тушить... Но и полковника твоего так просто отпускать не хочется. Он ведь как только про Кабарова узнает, сразу же на "казарменное положение" перейдет.
   - Рискнем? - Предложил Вадим, которому и самому не слишком хотелось сейчас спешить. Поспешишь, людей насмешишь, не так ли?
   "Так, - кивнул он мысленно головой. - Да, не так, потому что как бы этот "смех" нам кровью не вышел".
   Но и он, на самом деле, понимал, что, если не сейчас, то, возможно, уже никогда. Этой ночью, ему впервые за все время гона удалось перехватить инициативу, но что случится завтра? И Давида, как назло, он услал в Итиль ...
   - Рискнем? - Спросил он.
   - А что нам остается? - Пожал плечами Греч. - Бери оружие, и поехали. "Авось" ведь тоже еще никто не отменил.
  
   2.
   "Интересные дела... " - Вадим сам не верил, что такое может случиться на самом деле, но факт. Или и впрямь кто-то на небесах забыл отключить пресловутое русское "авось", или сегодня был объявлен великий "день дураков", которым, как известно, везет, или ему, Реутову, начали подыгрывать такие силы, которые по иудейской традиции по имени не называют.
   Они приехали на Кронверкскую перспективу в 5.10 утра и заняли позицию среди деревьев Владимирского парка, откуда хорошо были видны те четыре особняка, в одном из которых, по словам Кабарова, возможно, проживал полковник Рутберг. На сколько удалось понять из витиеватых - с многочисленными отступлениями, перемежающимися то строками из Пушкина, то отрывками из Корана - объяснений жандармского майора, с Моисеем Ароновичем Рутбергом того связывали некие сложные, впрочем, так и оставшиеся не озвученными, отношения зависимости, связанные с еще менее проясненными обстоятельствами кабаровского прошлого. При этом, ни того, где точно служил полковник, ни того, какое звание он носил на самом деле, Кабаров, похоже, действительно не знал. Впрочем, создавалось впечатление, что боится он Рутберга не по-детски, и что возможностями таинственный Моисей Аронович обладает просто нечеловеческими. Однако один реальный факт - если не считать, разумеется, имени полковника, которое могло быть и вымышленным - майор все-таки сообщил. Пару раз он встречался с Рутбергом на Кронверкской перспективе, недалеко от дома балерины Лисневицкой, и полагал, что и полковник проживает в одном из близлежащих старинных особняков.
   И вот, не прошло и полутора часов ожидания, как открылась парадная дверь в одном из этих красивых и ухоженных домов, и на улицу вышел хорошо запомнившийся Реутову по первому их свиданию человек. Время для этого района было еще раннее. И если движение по Кронверкской и смежным улицам было уже достаточно интенсивным, то здесь лишь изредка проезжали случайные машины, а прохожих - если не считать, разумеется, подметавшего улицу дворника - не было вовсе. Невысокий и худощавый Рутберг, одетый в фетровую шляпу и темное, застегнутое на все пуговицы пальто, оказался, таким образом, здесь и сейчас едва ли не в полном одиночестве. Как ни странно, на улице его никто не ждал. Не было ни машины, ни охраны, и, закурив неторопливо, длинную сигару, полковник неспешным "прогулочным" шагом отправился в парк, прямо навстречу своей судьбе.
   Он прошел по аллее, остановился на мгновение на перекрестке, как бы решая, куда теперь направиться, и свернул направо, то есть именно туда, где находились Реутов и Греч.
   - Не нравится мне это, - тихо сказал Марик, снимая с предохранителя свой пистолет.
   Реутову все это тоже не нравилось, но никакого разумного объяснения происходящему, кроме идиотского "повезло", у него не было. Но и обострившееся за последние дни чувство опасности молчало.
   - Такое впечатление, что он сдаваться идет, - сказал он то, что пришло ему вдруг на ум.
   - Есть в этом что-то, - кивнул головой Греч.
   - Знаешь, что, - сказал он через мгновение, наблюдая за неспешно "гуляющим" Рутбергом. - Иди-ка ты один. А я прикрываю. Идет?
   - Пожалуй, что так, - Реутов тоже снял с предохранителя свой марголин и, опустив левую руку с пистолетом в просторный карман куртки, пошел навстречу полковнику.
   Рутберг заметил его, когда Вадим был уже метрах в пятнадцати от него, но не сделал никакой попытки избежать встречи. Напротив, он даже кивнул, но не Реутову, а как бы самому себе, своим мыслям, и сделал это так, как если бы был вполне удовлетворен увиденным.
   - Доброе утро, Вадим Борисович, - сказал он, когда расстояние между ними сократилось настолько, что можно было е говорить, не повышая голоса.
   - Доброе утро, Моисей Аронович, - ответил Вадим, рассматривая при свете дня спокойное худое лицо полковника.
   - Вы, я вижу, уже вполне адаптировались, - Рутберг рассматривал его с не меньшим интересом, не забывая между делом попыхивать сигарой, которую изо рта так и не вынул.
   - В каком смысле?
   - В прямом, - ответил Рутберг. - В самом, что ни на есть, прямом. Вам сколько лет?
   "Ловушка? Зубы заговаривает?"
   - Пятьдесят два, - сказал Реутов. - Или забыли?
   - Ни в коем случае, - спокойно ответил полковник. - Я ваше личное дело наизусть знаю.
   - Вот как ...
   - Вот так. И кстати, не извольте тревожиться, профессор, это не ловушка. Вернее, ловушка, но совсем не в том смысле, как вы думаете. Я здесь один. А у вас кто-нибудь ведь там есть?
   - Без комментариев, - ответил Вадим, пытаясь сообразить, что этот сукин сын имеет в виду.
   - Хорошо, без комментариев, - согласился Рутберг. - Но учтите, времени у нас в обрез. Полчаса, не больше. Потом придет машина с охраной, и вам придется ретироваться.
   - Вы так уверены, что я уйду один? - Едва сумев скрыть удивление, спросил Реутов.
   - Ну не дурак же вы, - усмехнулся Рутберг. - Вы что же думаете, вам с вашим аргентинским другом просто так удалось с баржи уйти?
   - Нет, разумеется, - усмехнулся в ответ Вадим. - Это же вы нас оттуда выпустили по доброте душевной.
   - О доброте не может быть и речи, - возразил Рутберг. - Одна прагматика и собственный интерес, но вы правы, я и выпустил.
   - Объясните, - предложил Реутов.
   - Объясняю, - по-прежнему спокойным ровным голосом сказал Рутберг. - Бессмысленный в обычном случае электрошок, половинная доза "вирумина"1, наручники на достаточно тонкой штанге, отсутствие охраны в трюме... Неужели недостаточно?
  
   #1Вирумин - название "сыворотки правды, очевидно, образованное от латинского verum (правда, истина).
  
   - Вы хотите сказать, что подстроили мой побег?
   - Ну подстроил, это, пожалуй, громко сказано. Я сделал его возможным, исходя из предположения, что вы именно тот, о ком я думал, и, следовательно, такой возможностью воспользуетесь. Я мог, разумеется, ошибаться, но жизнь показала, что риск был оправдан.
   - Как-то это у вас слишком хитро ...
   - А мы, евреи, вообще хитрые, - снова усмехнулся Рутберг.
   - Говорите, - предложил Реутов, у которого сейчас было слишком много вопросов, чтобы задать полковнику, если, конечно, он и в самом деле был полковником, хотя бы один.
   - Первое, - сказал, казалось, совершенно не удивленный Рутберг. - Моя фамилия Рутберг, и зовут меня, соответственно, Моисей Аронович. Я генерал-майор и моя официальная должность - заместитель начальника Третьего управления императорской канцелярии.
   - А не официальная? - Реутов вполне оценил интонацию полковника, оказавшегося, на самом деле, генералом, и задал именно тот вопрос, который тот хотел получить.
   - А не официально я член коллегии Инфармоционно-Аналитического центра при министерстве промышленности и технологии.
   - Никогда не слышал.
   - Не удивительно, - кивнул Рутберг. - Это секретное подразделение, которое подчиняется напрямую ... Впрочем, пока это излишняя информация.
   - Что, во-вторых? - Спросил Реутов, отметив, что позже, если это "позже" для него состоится, ему необходимо будет тщательно проанализировать этот разговор. Недоговорки Рутберга тоже были информацией и, возможно, даже более ценной, чем то, что он произносил вслух.
   - Вы слышали когда-нибудь о работе комиссии Ширван-Заде? - Вопросом на вопрос ответил генерал.
   - Нет, - не моргнув глазом, соврал Реутов.
   - Была такая сенатская комиссия в конце шестидесятых ... К сожалению, у меня нет сейчас текста отчета этой комиссии ... Так что вам я могу только пересказать ее содержание, но не сейчас, разумеется, а несколько позже, когда нас не будет поджимать время.
   - Но что-то вы же мне скажите и сейчас, не так ли?
   - Так, - кивнул Рутберг. - Речь там идет об очень серьезных вещах. Очень, Вадим Борисович, - подчеркнул Рутберг интонацией свои слова. - Настолько серьезных, что можно говорить уже не о государственных интересах, а о безопасности каганата в самом прямом смысле этого слова. Вы меня понимаете?
   - Нет, - сказал Реутов, закуривая. Действовал он при этом демонстративно одной правой рукой. - Вы же мне, по-существу, так ничего и не объяснили.
   - Вы правы, - согласился Рутберг. - Речь идет о психотронном оружии, которое было то ли создано, то ли почти создано еще в начале двадцатых годов. Такой, знаете ли, невероятный научный прорыв. В сороковые-пятидесятые годы работами в этой области занималась специальная лаборатория 3-его Главного управления, но там что-то случилось как раз во время войны, и тема зависла. А в шестьдесят восьмом лабораторию и вовсе закрыли, но к тому времени от нее мало что осталось. Одни слухи.
   - Как так? - Удивился Реутов, пытаясь не проговориться, что знает много больше, чем может предположить генерал. - Это же государственное учреждение было ...
   - Да, вот так, - спокойно ответил Рутберг. - Учреждение государственное, да еще и секретное. Казалось бы, все должно быть запротоколировано, пусть и под грифом. И люди ... Но, когда спохватились, ни людей, ни документов, ничего. Однако кое-что попало в отчет комиссии Ширван-Заде и, к сожалению, не только туда. Кое-что ушло за границу, кое-что зависло в разных имперских ведомствах.
   - А я тут причем? - Искренне удивился Реутов.
   - Да, вроде бы, совершенно ни при чем, - пожал плечами Рутберг. - Но дело в том, что по тем данным, которые просочились наружу, непосредственное отношение к проекту имел некто Людов. Приходилось слышать?
   - Нет, а кто это? - Спросил Реутов.
   - Это тот штатский, по приказу которого вас изъяли из нейрохирургического госпиталя 18 апреля 1962 года.
   - Ах, вот оно что! - Делать вид, что он все еще не знает про события шестьдесят второго года, было глупо. - Но все равно не понимаю.
   - И они не понимают, - согласился генерал. - Но вот какое дело. Существует записка генерала Уварова на имя покойного кагана, датированная сентябрем шестьдесят второго года, в которой он рассказывает историю вашей, так сказать, несостоявшейся смерти и высказывает между прочим подозрение, что вы, вероятно, были не случайным для Людова человеком. В смысле того, что между вами и Людовым существует некоторая, неизвестная Уварову, связь.
   - Час от часу не легче! - Почти искренне воскликнул Вадим и, отбросив в сторону окурок папиросы, полез в карман за следующей. - А почитать эту записку нельзя? Или она тоже пропала?
   - Почему же нельзя, - усмехнулся Рутберг. - Можно, разумеется. Тем более, что должен же я как-то завоевать ваше доверие. Сейчас мы закончим разговор и разойдемся. Во всяком случае, я на это очень надеюсь. Я вам на свободе гораздо полезнее, чем трупом в земле. А это именно и случиться, если вы меня попробуете захватить и допросить.
   - Подробнее не объясните? - Поинтересовался заинтригованный Реутов.
   - Нет, - отрезал Рутберг. - Но на меня допрос, любой допрос - хоть с химией, хоть третьей степени - действует одинаково. Остановка сердца, и концы в воду. Хотите попробовать?
   - Продолжайте, - предложил Вадим, уходя от прямого ответа.
   - Так вот, перед тем, как уйти, я передам вам несколько документов. Это копия записки Уварова, а она, на вашу беду, стала теперь известна не только тем, кому было положено такие секреты знать. И еще несколько бумаг с грифом "Совершенно секретно", которые проливают хоть какой-то свет на эту дерьмовую историю, но главное, письмо самого Людова, вернее, неполную копию этого письма, которую добыл в то время один из агентов военной контрразведки. Кому адресовано письмо я не знаю, как не знаю и того, дошло ли оно до адресата, но так получилось, что сейчас я единственный, кто знаком с его содержанием. Вы будете вторым.
   - Кто за мной охотится? - Спросил Вадим, почувствовав, что разговор подходит к концу.
   - Две независимые группы, - сразу же ответил генерал. - Во главе первой стоит граф Авинов1 ...
   - Военный министр? - Удивленно переспросил Реутов.
   - А что вас так удивляет? - Усмехнулся в ответ Рутберг. - Речь же идет об оружии и не только об оружии ...
   "Ну да, - сообразил вдруг Вадим. - Психотронное ... Это не только оружие ..."
  
   #1Авиновы (в старину и Овиновы), русский дворянский род, происходящий от новгородского боярина Иоанна Овина, построившего в XIV веке храм в Успенском (ныне Паисиевском) монастыре, близ Галича Костромского.
  
   - А вторая? - Спросил он вслух.
   - Вторая ... - Сказал задумчиво Рутберг. - Со второй сложнее. Я мало что о них знаю, но полагаю, что это мафия.
   - Мафия, - повторил Реутов, начиная понимать, что произошло вчера ночью в доме Купцова.
   "Бандиты ... Мать их ...!"
   - А вы, стало быть, с господином Авиновым не согласны ...
   - Я офицер и дворянин, - спокойно ответил Рутберг. - И служу только государству российскому. А временщики, они временщики и есть, тем более авантюристы.
   - Значит, у вас своя игра.
   - Так точно, - кивнул генерал. - Но я внутри интриги. Кабаров у вас?
   - Да, - не стал спорить Вадим.
   - Убейте его, - спокойно сказал Рутберг. - Это несколько спутает им карты, но мне в любом случае придется перейти на режим повышенной охраны, так что второй раз нам так просто встретиться уже не удастся.
   - Но у вас, разумеется, есть идеи, - Реутов вдруг почувствовал чудовищную усталость, однако расслабляться было не время.
   - Разумеется, - согласился Рутберг. - Пока вам удается выпутываться самостоятельно. Продолжайте в том же духе, и, чем черт не шутит, может быть, вам удастся уцелеть.
   "Я ему нужен, как приманка, - сообразил Реутов. - Но зачем он, тогда, пошел на контакт?"
   - Вы правильно поняли, Вадим Борисович, - Рутберг пыхнул сигарой и посмотрел Реутову прямо в глаза. - Но вы не только приманка. Как-то же вы со всей этой историей связаны? Вот и будем исходить из того, что это не случайно, и вы что-то сможете узнать. А пока так. Вот те документы, которые я вам обещал, - он достал из кармана пальто и передал Вадиму конверт из плотной желтой бумаги. - И вот еще, что. Воля ваша, Вадим Борисович, верить мне или нет. Но мы с вами в одной лодке, хотя цели у нас и различаются, Однако примите, как данное, что в моих интересах, особенно теперь, чтобы вы продержались, как можно дольше. Поэтому, езжайте сейчас же на Путивльскую улицу. Дом 7, квартира 12.
   С этими словами Рутберг вынул из кармана ключ и протянул его Реутову.
   - Там уже с неделю назад приготовлено для вас все необходимое. Два чемодана стоят в платяном шкафу. Берите их и сразу же уходите. За домом пока не следят, но сами понимаете, береженого бог бережет. И запомните связной телефон, 110-822-338. Вы "Прохожий", он - "Секретарь", а я - "Купец". Говорить лишнего не следует, но назначить встречу и обговорить детали можно.
  
   3.
   - Ну вот и все, - сказал Греч, высаживая Реутова около Новгородского вокзала, где человек с двумя чемоданами привлечь к себе внимания никак не мог. - Жучков в багаже нет, так что можешь брать извозчика и ехать домой. А у меня дела. До связи.
   - До связи, - автоматически бросил Вадим, и Марик дал газ.
   "Майбах" плавно отошел от тротуара и уже через несколько секунд совершенно скрылся из вида, растворившись, в потоке маши.
   "Ну дела, - произнес Реутов мысленно, оценивая тот сумасшедший марафон, который пришлось "пробежать" за последние 30 часов. - Ну дела! Ночь была! Все объекты разбомбили мы дотла!"
   Впрочем, судя по самоощущению, ему далеко было до "ушли, ковыляя во мгле ... на честном слове и на одном крыле". Чувствовал он себя как раз неплохо, хотя, разумеется, и устал и хотел, что не странно, спать. Другое дело, что все, произошедшее за эти тридцать часов, еще предстояло "переварить", и работа эта, как подозревал Реутов, простой не будет. Однако и без этого никак. Чтобы продолжать действовать, надо было сначала понять, что происходит, и решить, куда "бежать" дальше. Да и усталость следовало в расчет принять. Так что вывод был очевиден, ехать в "меблированные комнаты" госпожи Александровой, и никуда оттуда сутки не выходить.
   Вадим достал из внутреннего кармана куртки фляжку, отвинтил колпачок и, не стесняясь прохожих, в два глотка покончил с остатками коньяка.
   "Уже лучше, - решил он, возвращая фляжку в карман. - Теперь еще папироску и ..."
   - Собираетесь ехать? - Спросил сквозь опущенное стекло извозчик, останавливаясь рядом с ним.
   - Нет, спасибо, - покачал головой Реутов. - Я уже приехал.
   - А, ну ладно тогда.
   Извозчик отъехал, а Вадим достал папиросы и закурил. Брать извозчика он не собирался. Когда полчаса назад Реутов оказался в квартире на Путивльской улице один, он сразу же воспользовался случаем и позвонил Полине.
   - Через сорок минут около того места, где я впервые подарил тебе цветы. - Сказал он ей.
   - Буду, - сразу же ответила Полина.
   - Только не раньше, и только если я буду там один.
   - Поняла.
   Теперь оставалось только ждать и надеяться, что он все рассчитал верно, и что за ним действительно нет слежки. Однако, похоже, все именно так и обстояло, и генералу Рутбергу он нужен был живой и на свободе, а не наоборот. Во всяком случае, засады на конспиративной квартире не было, а чемоданы, о которых говорил генерал, были, и содержание их, как будто подтверждало дружеские намерения Рутберга. Как Реутов ни торопился, он все же их открыл и наскоро проинвентаризировал. В первом, оказались комплект документов на имя Артура Никифоровича Сивцова, несколько банковских упаковок с денежными знаками каганата и Орды, мощный переносной терминал фирмы "Телефункен", и два "Протазана" с полными комплектами дополнительных "аксессуаров", включая, глушители и лазерные целеуказатели. Были там еще и кевларовый бронежилет, армейский ночной бинокль, и армейская же полевая аптечка. А во втором чемодане - "Бердыш", разобранный снайперский комплекс, боеприпасы различного назначения и еще какие-то спецназовские штучки-дрючки в защитного цвета армейских чехлах и сумках. В общем "клад капитана Крузо", никак не меньше.
   "Он меня что, на войну снаряжает?" - подумал тогда Реутов.
   "А, пожалуй, что и так", - решил он сейчас, видя, как подъезжает к нему знакомый обтюрханный "Дончак".
  
   4.
   Реутов проспал до вечера. Вот, кажется, только что был, что называется, как огурчик, а потом раз, и все. Зашел в апартаменты, поставил чемоданы на пол, обнял Полину, и... Нет, в этот момент он еще был хоть куда и даже обрадовался, когда Полина предложила приготовить ему поесть, и сразу же побежал в душ, чтобы пока суд да дело, освежиться, смыть, так сказать, боевой пот, переодеться в чистое, и уже затем сесть к столу. Однако из ванной вышел уже никакой, только и хватило сил, что до койки дойти, а потом ... Потом он проснулся, и за окном был уже вечер.
   "Твою мать ..." - Без особых, впрочем, эмоций подумал Вадим и хотел уже встать, потому как твердо знал, что день, предшествовавший сну, выдался не только напряженным и богатым на события, каких и врагу не пожелаешь, но и "улов", что характерно, принес такой, что думать теперь над всем этим, не передумать. Он все это сразу вспомнил и действительно хотел встать. И даже подумал, что сварит себе сейчас кофе "по-молодецки", то есть такой, от которого глаза на лоб, и коньячку накапает, и папироску закурит, устраиваясь перед терминалом. Однако в следующее мгновение Реутов услышал тихое сопение за плечом и ощутил, как прижимается к нему спавшая рядом с ним Полина, и все его "добрые намерения" разом испарились.
   "А ну ее к черту, эту рыбалку!" - Подумал он, осторожно поворачиваясь к Полине и ловя губами ее губы. И все. Больше он ни о чем не думал. А когда снова оказался способен на это умственное действие, то первой его мыслью было, что он замечательно счастливый человек, потому что мужчина, которого любит такая женщина, как Полина, другим быть не может. По определению.
  
   5.
   В конечном счете, он все-таки сварил кофе. Правда варил он уже не для себя одного, и поэтому соблюдал некоторую осторожность в пропорциях. Однако кофе все равно вышел на славу, а обдумывание новой информации превратилось из монолога в диалог, что было ничуть не хуже. Возможно, даже лучше, потому что Полина все-таки была нетипичной блондинкой, с ней и поговорить было не только можно, но и приятно.
   "Что будет если скрестить блондинку с сибирской лайкой?" - Вспомнил вдруг Реутов старый анекдот.
   - Ты чего улыбаешься? - Спросила Полина, и сама, начиная улыбаться.
   - Да, ерунда, - отмахнулся Вадим.
   - Нет, не ерунда, - возразила она. - Раз улыбаешься, я тоже хочу знать.
   - Анекдот вспомнил про блондинок.
   - Который?
   - Про сибирскую лайку ...
   - А! - Совершенно не обидевшись, хохотнула Полина. - Тогда, я, чур, морозоустойчивая б-дь!
   Смеялись вместе, заражая друг друга, и начиная хохотать снова, когда, казалось бы, приступ смеха уже прошел.
   "Нервы выходят", - но мысль эта едва пробилась сквозь шквал совершенно идиотского, если подумать, ржания.
   - Кофе остынет, - наконец, взял себя в руки Реутов.
   - Тогда пей и рассказывай. - Предложила Полина.
   - Хорошо, - согласился он и, сделав глоток, стал рассказывать.
  
   6.
   - А почему, тогда, он живет в Петрове? - Спросила Полина, имея в виду Рутберга.
   - А почему бы ему тут не жить? - Удивился Реутов.
   - Так и каган, и министерство Промышленности находятся-то в Новгороде.
   - Точно! - Сообразил Вадим, который этот пункт как-то упустил из виду. - Черт! Неувязка получается! Хотя ...
  
   - Ты где теперь живешь? - Спросил Каменец.
   - В Петрове, - ответил Вадим.
   - В Петрове? - Удивленно поднял брови Семен. - Надо же какая удача! Постой, а ты часом не в министерстве Промышленности служишь?
   - Да, нет, я в университете ...
  
   "Черт! Черт! И еще раз черт!" - Сейчас Реутов наконец вспомнил, чем закончился тот странный разговор в Эдинбурге.
  
   - Я тут, видишь ли, застрял, - сказал Каменец, задумчиво глядя на Реутова. - А мне кое-что надо бы в Петров передать.
   - Так, давай, - предложил Вадим, который никогда никому в подобных просьбах не отказывал. - Считай, есть у тебя такая оказия. Я как раз завтра домой лечу.
   - Это хорошо, - все еще занятый какими-то своими мыслями, кивнул Каменец. - Ты, знаешь что, дай-ка ты мне свой электронный адрес. Я тебе завтра или послезавтра скину пару файлов, а ты передашь одному человеку. Лады?
   - А напрямую ты ему что, не можешь послать?
   - Да, я его адреса не знаю, - объяснил Семен. - Ну в смысле нового адреса. Но я тебе вместе с файлами телефоньчик сброшу. А там вы уж сами решите, как лучше. По почте, или еще как.
   - Хорошо, - пожал плечами Реутов и, достав из нагрудного кармана пиджака визитку, протянул ее Каменцу. - Вот, держи. Тут и адрес, и телефоны.
  
   Но никакого письма ему Каменец не прислал.
   "Не прислал ...Твою мать!"
   - Я был тогда в пиджаке, - сказал он, вставая из-за стола.
   - В каком пиджаке? - Не поняла Полина. - Причем тут пиджак?
   - При том, - Вадим взял вычислитель и вернулся за стол. - Каменец просил меня передать кому-то файлы, которые он пришлет мне на электронную почту. И он спросил меня, не работаю ли я в министерстве Промышленности!
   - Ну и что?
   - Понимаешь, - объяснил Реутов, настраивая терминал. - Он, похоже, считал, что я на какой-то секретной работе и, зная меня с войны, решил довериться. Теперь мне кажется, что он был сильно напряжен. Ну типа разведчик перед провалом, что-то такое.
   - Допустим, и что с того?
   - Он спросил, где я живу. Я сказал, что в Петрове. А он говорит, "Надо же какая удача". А ты, мол, случайно не в министерстве промышленности служишь?
   - Рутберг!
   - Ну да, - кивнул Реутов. - Я ему дал визитку, но он мне так ничего и не прислал.
   - А пиджак здесь причем?
   - Так я же пиджак этот, считай, и не ношу вовсе. Так, по случаю одеваю. И визитки там, в кармане у меня, старые, коричневые.
   - Ты что, сменил адрес? - Поняла Полина.
   - Ну да, - снова кивнул Реутов. - Повадился один придурок гадости писать ...
   На самом деле, это был не придурок, а дура, но объяснять это Полине Вадим счел излишним.
   - Вот!
   Действительно, в его старом почтовом ящике среди множества пришедших на него за полгода писем, нашлось и то, о котором он сейчас подумал. "Казаку от Казака. Эдинбург".
   "Привет, казак! - писал Каменец. - Надеюсь, обещание твое остается в силе. Посылаю тебе свернутый файл. Позвони по телефону 110-822-338, попроси Барсукова, и скажи, что у тебя для него весточка от Архивариуса. Не удивляйся, это у нас старая шутка такая. Он меня Архивариусом кличет. А фамилии моей он, скорее всего, и не помнит. Так что скажи, от Архивариуса. Надеюсь, что не забудешь. Мне это очень важно.
   Твой друг".
   - Выходит, Каменец работает на Рутберга, - сказала Полина, прочитав письмо через плечо Вадима.
   - Или работал ...
   - Что ты имеешь в виду?
   - Не знаю, - признался Реутов. - Но нехорошее у меня какое-то чувство.
   - Давай, посмотрим, что там за файл.
   - Давай, - согласился Вадим, но открыть файл они не смогли.
   - По-видимому, здесь нужна какая-то особая программа, - покачал головой Реутов. - И, скорее всего, файл зашифрован.
   - Возможно, но что же делать?
   - А это мы сейчас узнаем, - Реутов взял сотовый телефон, который дал ему Греч, и нажал на единицу.
   - Марик? - Сказал он, когда Греч откликнулся. - Я, наверное, не вовремя, но мне только один вопрос задать ...
   - Ну? - Поторопил его Греч.
   - Парень этот, "ломщик" он ...?
   - Жив и здоров. Тебе надо что-то вскрыть?
   - Да, - подтвердил Реутов. - Зашифрованный файл.
   - Диктуй свой адрес, - сказал Греч. - Я пришлю тебе свой. Пришлешь файл, попробуем с ним что-нибудь сделать.
   - Спасибо.
   - Не за что. Диктуй.
  
   7.
   Через полчаса файл Каменца ушел к Гречу, а Вадим и Полина, наскоро перекусив, и сварив еще одну порцию кофе, сели читать документы из желтого конверта.
   - Бред какой-то! - Сказал Вадим, прочитав бумаги Рутберга.
   - Ну не скажи, - возразила Полина. - В этом бреду прослеживается определенная логика.
   - Логика прослеживается и у шизофреников, - кисло усмехнулся Вадим. - Просто это другая логика.
   - Обрати внимание на два обстоятельства. Первое, Уварову показалось странным, что Людов явно знал, куда надо ехать и кого искать. То есть, похоже, Людов узнал о твоем ранении еще ночью с семнадцатого на восемнадцатое. Откуда? От кого? И почему его интересовал именно ты? Он ведь, по словам Уварова явно спешил, нажимал на все рычаги и своего в конце концов добился: прибыл в госпиталь, когда ты был еще жив и успел забрать тебя в свой институт. И вот смотри, - она взяла со стола еще один документ из тех, что находились в конверте Рутберга. - Твой призыв в армию был инициирован распоряжением штаба Войскового Круга, а подполковник Беркутов, оформлявший это распоряжение, в июле шестьдесят второго года сообщил человеку Уварова, что, во-первых, сделано это было по личной просьбе самого Уварова, о чем тот совершенно не помнил, а, во-вторых, в шестьдесят первом году твое личное дело, хранившееся в Итильском окружном комиссариате, было затребовано все тем же Беркутовым, и опять же, якобы, по телефонному распоряжению Уварова, и переслано на адрес института медико-биологических исследований. И Людов тебя, похоже, знал лично. Во всяком случае, такое у Уварова возникло впечатление.
   Ну что ж, Реутов ведь и не сомневался, что Полина умная. Из многих слов - а речь шла, как ни крути, о двадцати страницах машинописного текста - она сумела выжать главное.
   - Ты права, - кивнул он, соглашаясь. - Логика в этом действительно прослеживается, но какая логика? Ты посмотри на все это беспристрастно! Это же триллер какой-то получается, а не история. Научная фантастика!
   - А то, что ты жив, это не фантастика? - Тихо спросила Полина, заглядывая ему в глаза. - И где твой шрам?
   - Н-да.
   - Нам бы еще отчет комиссии Ширван-Заде получить, - вздохнула Полина. - Как там твой знакомый, он сможет помочь?
   - Черт! - Сказал Реутов, неожиданно вспомнив про Комаровского. - Вот же балбес!
   - Что? - Не поняла Полина.
   - Сейчас! - Остановил ее Реутов, хватая со стола телефон и набирая номер. - Алексей?
   - Да! - Откликнулся Комаровский. - Это ты, Вадим? С тобой все в порядке?
   - Да, все в порядке, - Реутов даже не представлял, как мог забыть о встрече в Архиве. - Понимаешь, я тут запутался слегка и не смог сегодня придти.
   - Не страшно, - успокоил его Комаровский. - Приходи завтра. Но только учти, завтра последний срок. Мне держать это в кабинете не с руки.
   - О чем речь! - Обрадовался Реутов. - Завтра, как штык.
   - Ну тогда, до завтра.
   - Уф! - Вытер Вадим испарину со лба. - Представляешь, Поля, я про него просто забыл. А ведь он мне отчет достал!
  
   8.
   Полина заснула прямо за столом. Реутов на секунду отвлекся, проверяя в сети, добытые еще в Риге, данные на Каменца, потом взглянул на нее, чтобы поделиться очередным разочарованием, и увидел, что она спит, положив голову на сложенные на столе руки.
   "Укатали сивку ..." - Вадим взглянул на часы, было без четверти одиннадцать. - Детское время, в сущности ..."
   Он встал из-за стола, осторожно поднял Полину со стула и на руках отнес в спальню. Уложил в постель, укрыл одеялом и, вернувшись на кухню, где они с вечера устроили себе кабинет, скептически осмотрел заваленный бумагами и заставленный посудой стол. Спать не хотелось. Напротив, в крови ощущалась некоторая "хищная" бодрость. Вот так бы и рванул сейчас куда-нибудь, неизвестно куда, но обязательно в полную силу.
   "Занятно ... Как он сказал? Адаптировался?"
   Трудно сказать, что именно имел в виду Рутберг. Его слова можно было интерпретировать и так, и эдак, но слово это, "адаптироваться", всплыло сейчас в памяти, и, как вдруг подумалось Реутову, неслучайно. Было в этом что-то. Что-то такое, о чем он и сам вроде бы уже думал, но, судя по всему, не додумал.
   "Адаптировался", - повторил Реутов про себя, как бы пробуя слово на вкус, и, взяв со стола заварочный чайник, в два глотка выпил всю остававшуюся в нем заварку.
   Ароматная, чуть вяжущая, горечь наполнила рот, напомнив ему те времена, когда, отправляясь в поиск, он наполнял фляжку крепкой, почти чифирной консистенции, заваркой, сдобренной каким-нибудь алкоголем - что уж там и тогда удавалось добыть. Лучшими вариантами были, разумеется, коньяк и ром, но и чача, сливовица или арак тоже для такого дела годились.
   "Кашу маслом не испортишь", - Вадим выплюнул в раковину набившиеся в рот чаинки и, вернувшись к столу, взял в руки "письмо Людова".
   "... всему, должна проходить в несколько этапов, - писал таинственный Людов своему неизвестному адресату. - Однако следует иметь в виду, что характер процесса будет зависеть от множества привходящих обстоятельств, учесть большинство из которых заранее, не представляется возможным. Я бы рекомендовал ..."
   Черт его знает, что за обстоятельства помешали агенту контрразведки снять полную копию письма, но факт оставался фактом, текст, переданный Вадиму генералом Рутбергом, представлял собою серию отрывков, которые правильнее, наверное, было бы назвать обрывками. Возникало впечатление, что Людов писал инструкцию или описывал некий ожидаемый эффект эксперимента. Знать бы еще, что это был за эксперимент, но было очевидно, что Рутберг склонялся к мысли, что разговор в "письме" идет именно о Вадиме. Возможно, так все и обстояло, однако никакой уверенности в этом у Реутова не было.
   "... я бы назвал адаптацией, но, разумеется, характер протекающих при этом процессов свести единственно к адаптации в духе идей фон Манакова или Пиаже нельзя. Все гораздо сложнее ..."
   "Сложнее некуда", - Реутов вернул листок с текстом на стол, вытряхнул из пачки папиросу и, не торопясь, закурил.
   " ... неравномерная регенерация тканей не должна удивлять. Впрочем, как я полагаю, вопросы эстетики вряд ли озаботят тебя настолько, чтобы забивать этим голову. Поэтому позволю себе напомнить главное. Период адаптации занимает от трех до восемнадцати дней. Точнее, предсказать, как будет развиваться процесс, сейчас невозможно. Однако нельзя исключать и парадоксальной реакции организма на некоторые внешние факторы: аминоглюканы, например, эндогенные опиаты, или электромагнитное стимулирование. В этом варианте, можно ожидать и лавинообразного протекания процесса адаптации. Но я не стал бы полагать такой исход статистически значимым, хотя - подчеркиваю специально для тебя - теоретически он вполне возможен. В любом случае ... "
   "Галиматья! Или нет ... Зависит ..."
   И тут зазвонил телефон.
   - Да, - не называясь, сказал Реутов в трубку.
   - Привет! - Голос Давида звучал, как всегда ровно. Иди, знай, что у него сейчас на душе!
   - Привет! Вы как? - Осторожно ответил Вадим.
   - Так, сяк, - усмехнулся Казареев. - Ни шатко, ни валко.
   - Тебя, что на ридну мову пробило? - Поинтересовался Реутов, которого и всегда-то раздражал обмен бессмысленными "фольклорными" репликами вместо содержательного разговора.
   - В детство впадаю, - ответил Давид. - Но ты и сам можешь представить. Впечатлений море.
   - Рад за тебя, - усмехнулся Вадим, пытаясь представить, как бы реагировал он сам на посещение Хазарии, в которой не был ни разу с тех пор, как ушел на войну. - А как жена?
   - Она прекрасна, - явственно улыбнулся Давид.
   - Я знаю.
   - Ну тогда, ты меня понимаешь.
   - Она рядом?
   - Да.
   - Передавай привет!
   - Обязательно. А как у вас?
   - Тоже нормально.
   - И жена?
   - Она прекрасна, - ответил Реутов, решив ни в чем не уступать Давиду. - Но сейчас спит, а привет от тебя я передам ей утром.
   - Заметано, - как ни в чем, ни бывало, сказал Давид. - Не хотите к нам присоединиться?
   - А стоит?
   - Думаю, что да.
   "Даже так?!"
   - Хорошо, - сказал он после короткой паузы, вызванной необходимостью проверить список неотложных дел. - Завтра мы заняты, а вот послезавтра вполне.
   - Позвони перед вылетом, - попросил Казареев. - Или вы на колесах?
   "А что, - подумал вдруг Реутов. - Совсем не плохая идея".
   - А что, имеет смысл? - Спросил он вслух.
   - Вообще-то да, - ответил Давид. - И имущество нам не помешало бы. А тут и ехать-то всего ничего.
   - Ну да!
   - Две тысячи верст. Выйдешь через Тверь на стратегическое А98, и жми до самого Царицына по прямой. А там уже, действительно, рукой подать. Без остановок сутки, с остановками - чуть больше.
   - Ладно, - обдумав предложение Давида, согласился Реутов. - Если все будет хорошо, выезжаем послезавтра.
  
   9.
   Всю оставшуюся часть дня Илья гасил пожар. Впрочем, это слишком громко сказано - пожар. К тому времени, когда они расстались с Реутовым, огня в сущности уже не осталось. Он погас сам за неимением физической возможности распространяться дальше. Люди Домфрона зацепили Мыша и, догадавшись, что сам он "сесть" на их линии связи не мог, вычислили группу Механика. Тревогу поднял Бета, видевший, как берут наблюдателя из группы Типунова, и Караваев успел предупредить остальных, но от судьбы не уйдешь. Почему Механик промедлил? Теперь об этом могли бы рассказать только костоломы полковника Постникова, но вряд ли они будут так любезны.
   "Или будут?" - Задумался Илья, прокручивая в голове все детали создавшейся ситуации и стараясь не упустить при этом ни одной мелочи. Получалось, что могут и рассказать, если, разумеется, знать, как спросить.
   Однако подробности гибели группы Типунова Илью не интересовали. Все равно он ничего уже не мог изменить, и, следовательно, все это являлось неважным. А вот система охраны господина Домфрона интересовала Караваева по-прежнему. И время для этого, кажется, пришло.
   - Здравствуйте, Карл Иванович, - сказал он, соединившись с Альфой. - Как поживаете?
   - Благодарствуйте, - ответил Альфа, говоривший по-русски правильно, но с сильным ирландским акцентом. - Божьим промыслом, все идет хорошо.
   - Ну и слава богу, - поддерживая, заданный "Карлом Ивановичем" стиль разговора, сказал Илья. - А у меня к вам просьба образовалась.
   - Я весь внимание, уважаемый Григорий Матвеевич.
   - Надо бы познакомиться с одним человеком и обсудить с ним вопросы взаимовыгодного сотрудничества. Экспорт - импорт, сами понимаете.
   - Понимаю, - не стал спорить Альфа. - Жду подробностей.
   - Уже, - ответил на это Караваев, сбрасывая на электронный адрес "Карла Ивановича" файл со всеми полученными им от своих источников данными на Ивана Силовича Постникова. - Сейчас будет.
   - Секунду, - попросил Альфа и после короткой паузы подтвердил получение: - Есть. Не извольте беспокоиться, сегодня же и займусь.
   - Ну бог вам в помощь! - Вполне искренне пожелал Илья и выключил телефон.
   Решив, таким образом, главную задачу дня, Караваев переключился на другие срочные дела. Группа Механика из игры выбыла, это, к сожалению, являлось медицинским фактом. Но охота на Домфрона продолжалась. И хотя в рядах загонщиков образовались прорехи, которые, разумеется, следовало как можно скорее закрыть, вырваться за линию флажков Князю уже удастся вряд ли. А функции Механика возьмет на себя Каппа. Вот введением в игру резервной группы Гюнтера Паля по кличке Фельдфебель Илья теперь и занялся.
  
   10.
   "Нет, - решил наконец Реутов. - Рутберг был со мной искренен ровно настолько, насколько это выгодно для него самого".
   Однако Вадим себя иллюзиями не тешил с самого начала. Возможно, на данный момент генерал и являлся союзником, но только сейчас и ровно настолько, насколько это соответствовало его собственным - до конца Реутову, к слову сказать, неизвестным - планам. И вытекало это отнюдь не из общих соображений, а становилось вполне очевидным, если правильно проанализировать все имеющиеся факты. Помог ли Рутберг им бежать с баржи? Вполне возможно. Но что это была за помощь? А была она такой, чтобы, с одной стороны, уровнять шансы жертвы и преследователя, а, с другой, не дай бог не подставиться самому. Ну а дальше, как бог рассудит. Сможет Реутов сбежать - хорошо, не сможет - кисмет. По крайней мере, так все это выглядело, если посмотреть на события того дня беспристрастно. Но именно это Вадим сейчас и делал. Сидел на кухне, пил крепкий кофе, листал полученные от генерала документы, и думал. Анализировал факты, сопоставлял, искал противоречия и пытался при этом построить непротиворечивую модель событий. И получалось, что Рутберг передал Реутову весьма ценные документы, которые, несомненно, позволяли продвинуться вперед в поисках ответов на те вопросы, которые из просто интересных давно уже превратились в жизненно важные. Но при этом, что-то важное и, судя по всему, принципиальное для понимания известных Реутову фактов, Моисей Аронович все-таки придержал. Дело в том, что из тех бумаг, которые Реутов уже выучил едва ли не наизусть, совершенно невозможно оказывалось вывести, почему Рутберг приготовил для Вадима свой "клад капитана Крузо". Вернее, в данном случае, правильнее было бы говорить о "посылке капитана Немо", которую однажды обнаружили на морском берегу обитатели "Таинственного острова". Но капитан Немо знал, что может понадобиться Сайресу Смиту и его спутникам, чтобы выжить на необитаемом острове. Содержимое же двух чемоданов, найденных Вадимом на конспиративной квартире, наводило совсем на другие мысли. Закладка, судя по слою пыли на полу и самих чемоданах, была сделана как минимум за несколько дней до того, как Реутов встретился с "полковником". Даты на банковских упаковках тоже были не свежие. Деньги были получены через два дня после ночного заплыва в Неве. То есть даже если предположить, что собирали чемоданы не в тот же день, а несколько - но все равно ненамного - позже, то и тогда, оставалось непонятным, откуда Рутберг знал, что понадобиться Вадиму могут не только паспорт и деньги, но и оружие. Как он вообще мог предположить, что Реутов сможет - да еще в таком состоянии - сбежать с баржи? Ведь не мог же этот обер-шпион не знать, что Вадиму в любом случае придется рвать цепь, снимать часового и плыть ночью через холодную реку. На что он надеялся? На Давида? Возможно. Однако должен был понимать, что один Казареев двоих не вытащит. Но тогда получалось, что генералу заранее было известно, что электрошок и нервный стресс способны или даже должны помочь Реутову не только вспомнить прошлое, но и восстановиться физически.
   "Адаптироваться, - вспомнилось Реутову использованное Рутбергом слово. - Сукин сын сказал, адаптироваться!"
   Но в документах если и содержался намек на такое развитие событий, то это был действительно всего лишь намек. И понятен он становился только в контексте тех событий, которые произошли в последние десять дней. Но если так, то у Рутберга должны были быть веские основания предполагать именно такое развитие событий, и, следовательно, он рассказал Вадиму отнюдь не все, что знал.
   "Сукин сын!"
   Впрочем, имелся тут и еще один шов, шитый - и, вероятно, не без умысла - белыми нитками. Само это противоречие между реальными действиями генерала и той информацией, которой он "столь щедро" поделился с Вадимом, являлось столь очевидным, что наводило на мысль, что Рутберг продолжает с ним играть в какую-то свою, совершенно непонятную пока игру. Помогает и тут же дает понять, что мог бы помочь и большим, но этого не делает. Ведь не мог же он, в самом деле, надеяться, что Реутов этого противоречия не заметит!
   "Он или за дурака меня держит, что на правду не похоже, - подытожил Вадим свои размышления. - Или намеренно подталкивает меня к каким-то выгодным для себя действиям".
   Второе выглядело куда как правдоподобнее.
   "Я ему нужен всего лишь, как приманка ... Самостоятельной ценности у меня в его глазах нет!"
   Ну что ж, если разобраться, это было уже кое-что. Своих врагов, как и своих друзей, предпочтительнее знать если и не в лицо, то хотя бы по именам.
  
   11.
   В половине второго неожиданно позвонил Греч. Реутов все еще сидел за столом на кухне и продолжал собирать из имеющихся в его распоряжении деталей сложноустроенную модель реальности, когда дернулся вдруг лежащий рядом с рукой чудо-телефон Марика и двинулся куда-то, лихорадочно подрагивая, по гладкой поверхности столешницы.
   "Это кто еще?! - Удивился Вадим, взглянув на шалтер терминала. - Ночь ведь уже ... Давид?"
   Но это был не Казареев.
   - Доброй ночи! - Сказал в трубку Марик. - Разбудил?
   - Ни в коем случае, - ответил заинтригованный неурочным звонком Реутов. - Случилось что?
   - Как посмотреть, - не слишком вразумительно объяснил Марик. - Ты... Ты не мог бы отлучиться на час-два?
   - Отлучиться? - Переспросил Вадим, лихорадочно соображая, что из подарков Рутберга следует с собой прихватить. - Да, конечно. Автомат брать?
   - Нет, - усмехнулся в ответ Греч. - Не в этом смысле. Я просто хотел тебе предложить посидеть где-нибудь. Выпить ...
   "Дела!"
   - Приезжай к нам, - предложил Вадим, решивший вопрос доверия еще накануне. - Полина спит, квартира большая.
   - Ты серьезно?
   - Вполне.
   - Спасибо. А выпить-то у тебя ...
   - Есть у меня, что выпить, - остановил Греча Вадим. - И закуска найдется. Приезжай.
   - Давай адрес, - не стал ломаться Греч.
   Он приехал очень быстро - вероятно находился недалеко - но при том успел где-то отовариться по полной программе. На освобожденный по такому случаю кухонный стол были торжественно водружены две бутылки марочного перевара1, палка беловежской казы2, лепешки из белой муки, и картонные судки с горячими еще кукломой3, такошем4 и шарбином5.
   - Ну ты даешь, Марик, - усмехнулся Реутов, рассматривая этикетку на бутылке. - Двенадцать лет выдержки ... Однако! Это мы же с тобой упьемся вусмерть.
   - Не гони! - Отмахнулся Греч. - Что тут пить?
  
   #1Старинный русский термин, означавший крепкий напиток, приготовленный путём варки готового варёного мёда невысокого качества с готовым пивом. В данном случае имеется в виду водка сходного приготовления, тройной выгонки, выдержанная - согласно стандарта, принятого в Русском каганате - в дубовых бочках не менее шести лет. Рекомендуемое содержание чистого алкоголя 54,2 %, однако, учитывая тот факт, что речь идет о марочном переваре двенадцатилетней выдержки, вполне вероятно, что содержание алкоголя в данном случае было выше 60%.
   # 2Конская колбаса.
   # 3Конина тушеная с овощами и салмой (тип лапши).
   # 4 Баранина в виноградных листьях.
   # 5Пирожки с фаршем из конины, жареные в масле.
  
   - И в самом деле! Ты что думал, у меня и угостить тебя нечем?
   - Но кукломы-то у тебя нет, - улыбнулся Греч.
   - Ну разве что, - согласился Реутов, который на самом деле, бог весть, сколько лет не пробовал настоящей хазарской кухни. - Ты где это все раздобыл?
   - Места надо знать, - хмыкнул в ответ Греч, срывая с бутылки сургуч. - А посуда у тебя имеется или из горла, как на фронте?
   - Имеется, - Реутов открыл настенный шкафчик и стал выставлять на стол тарелки, чашки и рюмки.
   - Ну вот, - удовлетворенно подвел итог его трудам Марик, разливая перевар по граненым восьмидесятиграммовым рюмкам. - Это и называется семейный уют.
  
  
   Глава 11. Как вас теперь называть?
   Случается в Африке, что змеи собираются на пир возле издохшего мула. Вдруг они слышат жуткий вой василиска и поспешно уползают прочь, оставляя ему падаль. Василиск же, насытившись, снова издает страшный вой и уползает восвояси.
   Элий Стилон
  
   Петров, Русский каганат, 30 сентября 1991 года.
   1.
   - Скажи, Вадик, - спросил вдруг Греч, подняв на Реутова совершенно трезвые глаза. - Сколько Полине лет?
   - Эк тебя разобрало, Марик! - Вадим даже головой покачал, испытывая неприятное ощущение от того, что этот вопрос настолько заинтересовал старого друга. - Даже перевар не берет!
   - А все-таки? - Настаивал Греч.
   - Двадцать три, - нехотя ответил Реутов.
   - А Зое двадцать семь ...- С какой-то странной, совершенно ему неподходящей интонацией сказал Марик.
   - Ну и что? - Удивился Реутов, неожиданно забыв, что и сам этой дурью маялся, и не так чтобы очень давно.
   - А что, считаешь нормально? - Прищурился Греч.
   - Ты ее любишь? - Спросил Вадим, сообразивший наконец, чем был вызван так непонравившийся ему вопрос.
   - Да.
   - А она... То есть, прости, конечно. Не хочешь ...
   - Не знаю, - ответил Греч и потянулся к бутылке. - Вернее, никак не могу понять.
   - А ты не головой ... - Предложил Реутов.
   - А чем? - Усмехнулся Греч, разливая перевар. - Хером что ли?
   - А вот пошлить не надо, - поморщился Вадим. - Ты ведь так не думаешь. Тогда, зачем?
   - Не думаю, - согласился Марик. - Я ее ... Ладно, проехали. Твое здоровье!
   - За мое здоровье уже пили, - возразил Вадим, кивнув на пустую бутылку. - Давай, за то, чтобы ты перестал дурью маяться!
   - Думаешь, поможет?
   - А когда это водка русскому человеку любить мешала? - Пожал плечами Реутов. - Давай! За любовь!
   Греч на это ничего не сказал, опрокинул молча рюмку, зажевал неторопливо шарбином, вытер губы и снова посмотрел на Реутова.
   - Иногда мне кажется, что любит, - сказал он тихо. - И тогда, особенно если я нахожусь рядом, я совершенно схожу с ума. Ты такое можешь представить?
   - Могу.
   - А я нет, - покачал головой Греч. - Начинаю думать, анализировать ... Может быть, ей просто одиноко и страшно? А тут я ... И мужчина ей, наверное, нужен. Все-таки не соплюха, двадцать семь лет ...
   - А почему бы не предположить, что она тебя любит? - Осторожно спросил Реутов. - Какие у тебя, собственно, причины сомневаться?
   - Понимаешь, Вадик, - Греч неторопливо закурил, выпустил дым, как бы держа паузу, чтобы собраться с мыслями. - Понимаешь, я тут прикинул на досуге, и вышло, что никто меня никогда не любил. И я никого.
   - Ну и что! - Вскинулся Реутов. - Я вообще тридцать лет себя настоящего не помнил!
   - Это другое.
   - Ладно, - не стал спорить Вадим. - Пусть другое. Но представь себе, меня тоже никто не любил. Во всяком случае, я о таком не знаю. Была одна девушка ... Еще до войны, так она замуж вышла, не дожидаясь моего возвращения. Потом еще одна, в университете. И тоже, представь, вышла замуж за другого ...
   - Ты мне потом, Вадик, составишь полный список, - голос Полины прозвучал на кухне настолько неожиданно, что оба, и Реутов, и Греч одновременно вздрогнули. - Мы к ним потом ко всем съездим. Пусть локти кусают.
   - Э ... - сказал Реутов, пытаясь сообразить, не сболтнул ли по пьяному делу чего лишнего. - Познакомься, Полина, это Марк ... Э ...Маркиан ...
   - Маркиан Иустинович Греч, - пришел ему на помощь Марик и встал. - Честь имею.
   - Мы с вами, Маркиан Иустинович, уже встречались, - улыбнулась Полина, подходя к столу. - Не помните?
   - Помню, - кивнул Греч. - Я к вам на дачу ...
   - Ну вот и славно, - снова улыбнулась Полина. - Я только не понимаю, почему мне не наливают?
   - Сей минут! - Вскинулся Реутов и только в этот момент сообразил, что перевар это не коньячок сорокаградусный и что выпили они на двоих с Гречем едва ли не литр, что совсем немало. Тем не менее, на ногах он стоял вполне уверенно, только голова от резкого движения немного поплыла.
   Стараясь тщательно контролировать свои движения, Вадим достал еще одну рюмку, поставил ее на стол, и Греч тут же наполнил ее темно коричневой жидкостью.
   - Просимо, пани, - улыбнулся Греч. - Закуска вот только остыла ...
   - Ничего, - усмехнулась Полина, принимая рюмку. - Я и колбасой обойдусь.
   - За вас! - Сказал все еще стоявший на ногах Греч.
   - За нас, - поправила его Полина. - Как вы сказали, ее зовут?
   - Зоя.
   - Вот за Зою и за Полину! - Сказала Полина и медленно выпила перевар.
   "Показушница ..."
   - Ох! - Выдохнула вдруг Полина, глаза которой буквально полезли на лоб. - Что ...
   - Закуси! - Протянул ей кусок колбасы Реутов.
   - Ч ... то ... это ... было? - С трудом пропихивая слова, сквозь ожесточенно работающие челюсти, спросила Полина.
   - Перевар, - виновато объяснил Реутов.
   - К ... какой перевар? Я думала ...
   - Вы думали, что это коньяк, - понял Греч. - Многие ошибаются. Это водка такая ...
   - Ох! Предупреждать надо!
   - Я не успел, - развел руками Реутов.
   - Ладно, - махнула рукой Полина. - Не умерла, а вкус приятный. Только крепко очень.
   Она взяла со стола пачку своих сигарет и закурила.
   - А вы, - сказала она через секунду, обращаясь к Гречу. - Не мучайте голову, Маркиан Иустинович. Любите, так и любите. Мы, женщины, это всегда чувствуем.
   - Это точно? - Неожиданно серьезно спросил Марик. - А если я не умею показать?
   - А и не нужно, - возразила Полина. - Вот Вадик вообще полгода делал вид, что я ему совершенно безразлично. А я все равно знала, любит. Глаза не врут.
   - Ну мои глаза ...
   - Это вы только думаете, что они у вас какие-то особенные, а на самом деле, все, как у всех. Сейчас пьяные, а рядом с ней, наверное, влюбленные.
   - Вот, как ... - задумчиво протянул Греч. - А я все гадал, почему Вероника не боится ...
   - Какая Вероника? - Не понял Реутов.
   - У Зои есть дочь ...
   "Дела", - подумал Реутов, даже сквозь алкогольный туман оценивший интонацию Греча.
   - Ну вот! - Торжествующе улыбнулась Полина. - Детей не обманешь!
   - А у тебя, Вадик, дети есть? - Без перехода и, не меняя интонации, спросила она.
   - Да, нет вроде, - опешил Вадим.
   - Значит, будут! - Решительно заявила Полина, подводя черту разговору, и посмотрела на Реутова таким взглядом, что у него мурашки по спине побежали.
  
   2.
   - Давай кого-нибудь сделаем! - Сказала Полина, когда, неожиданно размякший к концу разговора, Греч наконец распрощался с ними, предварительно обоих перецеловав, и ушел.
   За окнами набирал силу рассвет, а в крови Реутова плескался чуть ли не литр перевара, да еще и дагестанским бренди в конце концов усугубили. Но это уже под кофе, "Кто же пьет кофе с переваром?"
   - Давай кого-нибудь сделаем! - Сказала Полина.
   - Кого? - Спросил Реутов, подходя к ней.
   - Не знаю, - улыбнулась она, глядя на него шалыми, полными пьяного золота глазами. - Кто получится. Мальчика или девочку, мне все равно.
   - Тогда, мне придется раскрутить эту историю еще до того, как у тебя округлится живот, - его охватило возбуждение, всегда возникавшее, стоило Вадиму оказаться в "опасной" близости от Полины, но какая-то часть Реутовского сознания все еще бодрствовала, заставляя соотносить свои действия с реальными обстоятельствами.
   - Раскрутим! - Отмахнулась от его опасений Полина и, привстав на цыпочки, потянулась к нему полураскрытыми губами.
  
   Шоссе А98, Русский каганат, 31 сентября 1991 года.
   3.
   - Добро пожаловать в Хазарию, моя госпожа, - объявил Реутов, автоматически переходя на "высокий штиль", каким в Саркеле его юности изъяснялись одни только "сельские интеллигенты" из местных.
   - Далеко еще до Саркела? - Деловито поинтересовалась Полина, никак не реагируя на его "напыщенный" тон.
   - Километров восемьдесят, - ответил Вадим, прикидывая, между делом, стоит ли рвать жилы, чтобы добраться до Итиля еще сегодня, или ну его, и заночевать в Саркеле. - Позвони, пожалуйста, Давиду. Если ничего срочного нет, то мы, пожалуй, переночуем в городе, а к ним приедем завтра.
   Но с ночевкой ничего не вышло, потому что Давид настоятельно рекомендовал не задерживаться, и в Саркел они в конце концов даже не заехали. Проскочили через Дон по новому мосту и ушли на юг к сороковому шоссе, которое выводило прямо на Итиль, минуя все крупные города, включая Царицын, в котором Вадим хотел побывать даже больше, чем в Саркеле. Дороги здесь были хорошие, широкие и если уж не "бетонки", то вполне прилично асфальтированные, так что гнать можно было на ста двадцати, не опасаясь ни рытвин, ни дорожной полиции. Так Реутов и поступил, остановившись один только раз - в Кабаровом стане, небольшом селе, выросшем рядом с развалинами крепости Кабара Когена - чтобы сходить в туалет и перекусить в деревенской чайхане. Ни то, ни другое лишним не оказалось, но когда Реутов выворачивал с местной - гравийной - дороги на стратегическое шоссе, солнце уже зашло, и на неосвещенных участках трассы стало совершенно темно. Но Реутову это совершенно не мешало, нервировали лишь возникавшие изредка из-за низкой разделительной стенки фары встречных машин, больно бившие по глазам. Впрочем, и к этому он вскоре приспособился, угадывая их появление по желтоватым искрам, появлявшимся по краям полей зрения и успевая прищуриться.
   - Получается, что Рутберг тебе не соврал, - нарушила молчание Полина.
   - Возможно, он предполагал, что я в конце концов доберусь до отчета комиссии, - ответил Вадим. - Да и в любом случае, если я нужен ему живым, то что-то же рассказать мне про создавшуюся ситуацию он должен был.
   - Я понимаю, ты ему не доверяешь, но ...
   - Я ему доверяю настолько, насколько можно доверять случайному союзнику. У него свои резоны, у нас свои.
   - А этому Комаровскому ничего не будет за то, что он тебе показал папку Ширван-Заде?
   Вопрос был неслучайный. Правильный вопрос. Но Реутов сложившуюся ситуацию уже обдумал и пришел к выводу, что Алексей вне игры. Максимум, поговорят, скормив доверительно какую-нибудь душещипательную историю, спросят, не знает ли, где скрывается "непутевый" профессор Реутов, и это все. Потому что те, другие, не сильно заинтересованы, на самом деле, привлекать к себе излишнее внимание непричастных к "большой игре" людей. Они и так уже наследили где только могли, и теперь должны были бы действовать куда как осмотрительнее.
   - Нет, - решительно ответил он Полине. - Ничего ему не будет. Официально раздувать историю с нарушением должностных полномочий, им не с руки, а неофициально, грохнуть заместителя директора госархива, значит здорово засветиться. Я думаю, им и твой папенька уже боком вышел, но тогда они хоть спешили, а что теперь? Мы ведь уже десять дней от них бегаем.
   Вчера, выйдя из здания Государственного Архива на Ослябьевскую улицу, Реутов сразу же почувствовал недоброе. Вот, вроде бы, и не заметил еще ничего подозрительного, а нервы уже сами собой напряглись, и организм отреагировал привычным, хотя и забытым за тридцать лет, образом. Когда-то, во время войны, для самого себя Вадим называл это состояние "боевым трансом", быстро заметив, что в бою или опасном поиске с его организмом происходит какая-то необъяснимая в терминах привычной логики метаморфоза: успокаивается сердце, не смотря на то, что он буквально физически ощущает напряжение нервов, приходит удивительная ясность и стремительность мысли ...
   - Черт! - Сказал он вслух, неожиданно сообразив, что с ним только что произошло.
   - Что? Что случилось? - Моментально подхватилась Полина.
   - Случилось, - медленно ответил Реутов, вглядываясь в ночь. - Кое-что ... случилось ...
   - Да, что такое случилось? Ты можешь объяснить или так и будешь тень на плетень наводить?!
   - Не заводись, - мягко остановил Полину Реутов. - Я тебе сейчас все объясню, только дай с мыслями собраться.
   - Собирайся! - Буркнула обиженная Полина и замолчала, надув губы.
   "Ну чисто ребенок малый, - подумал Реутов, бросив на нее быстрый взгляд. - Впрочем, ребенок и есть".
   - Я вот думаю, - сказал он через мгновение, все еще не отойдя, на самом деле, от того всплеска эмоций, который вызвало сделанное им только что открытие. - Мне за совращение малолетних ничего не будет?
   - Раньше надо было думать, - бросила все еще "дующаяся" на него Полина. - Как юбку задирать ...
   - На тебе были джинсы.
   - Я фигурально.
   - А вот фигура в джинсах была - пальчики оближешь.
   - Там темно было ...
   - Вот об этом и речь, - сказал Реутов, окончательно взяв себя в руки.
   - Что ты имеешь в виду? - Насторожилась Полина, почувствовавшая, верно, по его голосу, что он возвращается к серьезному разговору.
   - На Неве было темно, - объяснил Вадим. - Но я видел и Давида, и тебя.
   - Ну и что? Вода фосфоресцировала ...
   - И когда мы были вдвоем, я сейчас это точно помню, даже стрижку твою различил.
   - Какую стрижку?!
   - Такую.
   - Ты ... Пошляк! - Прыснула Полина, сообразившая наконец что он имеет в виду.
   - Ты что сейчас видишь? - Спросил он, оставляя щекотливую тему "за скобками".
   - Дорогу ... машины.
   - Ты видишь машины или габаритные огни?
   - Ну огни.
   - А я вижу машины, - объяснил Реутов. - И дорогу, то есть не только ту часть, которую освещают фары, но и дальше.
   - Что, серьезно? - Обернулась к нему Полина.
   - Вполне, - подтвердил Вадим. - Ночное зрение, как у неясыти какой-нибудь или рыси.
   - Ты мне про это не рассказывал.
   - А я внимания не обратил, - если бы мог, Реутов руками развел, но он вел машину. - Я только сейчас сообразил. Вспоминал вчерашнее, и вдруг понял.
   Он помолчал мгновение, понимая, что испытывает терпение Полины, но не в силах так сразу все это сформулировать.
   - Понимаешь, - наконец, сказал он. - Вчера, когда я вышел от Комаровского, я ведь ничего не заметил. Да и не должен был заметить. Они же свои прежние ошибки учли и все делали по правилам. А я все равно их почувствовал.
   - Ну и что, - возразила Полина. - Чутье, интуиция ... У многих людей такое бывает. Да ты и сам, наверное, читал.
   - Читал, - подтвердил Реутов. - Только тут все было несколько иначе. Я их почувствовал, и организм сразу же перешел на "боевой режим".
   - Какой режим? - Не поняла Полина.
   - Боевой, - усмехнулся Реутов. - Во время войны я называл это "боевым трансом". Сил становится больше, как будто организм мобилизуется, подстраиваясь под ситуацию. Сердцебиение ровное, но при этом такое ощущение, что нервы натянуты, как стальные ванты, на которых мосты весят. И голова ... Голова ясная, мысли быстрые и точные, реакция мгновенная, и кажется, что видишь и слышишь все вокруг одновременно.
   - Да ты просто этот, как его ...? Ну фильм еще такой аргентинский был ...
   - Супермен, - подсказал Вадим, хотя сам он этого фильма не видел.
   - Точно! - Обрадовалась Полина.
   - Ну где-то так и есть, - не зная, то ли радоваться, то ли печалиться, согласился Реутов. - Но во время войны я молодой был, да и ситуация, согласись, экстремальная. И кроме того, вокруг меня и других таких же, как я - во всяком случае, мне так казалось - было немало. Вот хотя бы Марика взять. Греч в то время тот еще псих был, особенно когда его убеждения затрагивали, но в бою был хладнокровен и надежен, как танк.
   - А какие у него были убеждения?
   - А я разве тебе не рассказывал?
   - Нет. Про убеждения ты мне ничего не рассказывал.
   - Марик был коммунист тогда, - рассеянно, все еще занятый своими мыслями, ответил Реутов.
   - Коммунист? - Искренно удивилась Полина. - Но компартия же была тогда под запретом. Или это раньше случилось?
   - Нет, ты права, КПР была запрещена в пятьдесят втором и так под запретом и оставалась. Но Марик ведь и не говорил никому, что он член партии. Это он мне как-то рассказал, но мне он доверял, знал, что в контрразведку стучать не побегу.
   - Ничего себе! - Восхитилась Полина.
   - Да, ничего особенного, - поспешил объяснить Вадим. - Это только в нынешних фильмах все казаки, как один, консерваторы и держиморды. Я сам однажды слышал, как кто-то из старших офицеров упрекнул твоего отца, что он в пятьдесят седьмом за социалистов голосовал. А что касается Греча, так он в батальоне был не единственный коммунист. Они даже ячейку создали. А еще имелись у нас троцкисты, анархо-синдикалисты, фашисты ... националисты хазарские. Да кого только не было!
   - Интересно, я и не знала об этом.
   - Так ведь теперь об этом, считай, и не пишут. Не модно.
   - Так у тебя, значит, еще и ночное зрение? - Возвращаясь к прежней теме, спросила Полина.
   - Да, - подтвердил Вадим. - Я это еще тогда отметил. А потом забыл, и вроде бы никогда ничего такого ... Но вот сейчас думал о вчерашнем, и вдруг понял, что уже дней десять вижу в сумерках и темноте. И очки... Я ведь последнее время очки для дали одевать начал. В театре, кино, за рулем иногда. А теперь ... В общем я про них забыл за ненадобностью.
   - Вообще-то такое, кажется, бывает ... - Неуверенно сказала Полина.
   - Не бывает, - отрезал Реутов. - Есть люди, которые в темноте видят чуть лучше остальных, но чтобы настолько лучше ... Видишь ли, Полина, есть во всем этом пара другая вещей, которые на современном уровне науки необъяснимы. Не может пятидесятилетний мужчина вдруг стать молодым.
   - Но ты, Вадик, и не выглядишь молодым.
   - Не выгляжу, - согласился Вадим. - А в остальном?
   - Не знаю, - хихикнула Полина. - Я с молодыми не пробовала.
   - Кто о чем, а вшивый о бане! - Усмехнулся Реутов.
   - Можно подумать, тебе баня не понравилась! - Едва справляясь со смехом, парировала Полина.
   - Баня ... - Веско сказал Реутов, радуясь в душе, что разговор на эту щекотливую тему окончен. - Баня мне очень понравилась.
  
   Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
   4.
   В Итиль въехали уже в первом часу ночи. Промчались через вымершие по ночному времени заводские районы правобережья, пересекли судоходный канал по мосту Джебукагана Зиевила1 и, проплутав с четверть часа по Ал-Бейде2 в поисках названного Давидом адреса, нашли наконец Беньяминовскую набережную3 - забранный в гранит отрезок южного берега острова Должик - и остановились перед домом Нестерова. Давид и Лили ждали их на улице, так что чемоданы и сумки с весьма своеобразным "имуществом" туристов из Петрова были моментально подняты на третий этаж, а Вадим и Полина попали, что называется, с корабля на бал, за ожидающий их, по словам Казареева "еще с вечера", стол. Естественно, ни Ли, ни Давид за плитой не стояли. Разве что разогрели перед приездом друзей готовые блюда, но, в любом случае, с угощением постарались на славу. Реутов устал и был голоден, и при виде расставленных на большом обеденном столе яств, слюну пустил не хуже собачек академика Павлова.
  
   #1Джебукаган Зиевил ("Джембуху, Ябгу-каган, Тчепетух")
- Наместник западно-тюркского кагана. Правил хазарами во время ирано-византийской войны, 626--630.
   # 2Ал-Бейда (Белый город) - старинный район Итиля.
   # 3По имени кагана Вениамина (880-е-900-е годы).
  
   - Прошу вас, хэзэрлер4, - Давид сделал широкий жест рукой и радушно улыбнулся. - Кушать подано.
   - Может быть, ты еще на чанге5 сыграешь, - усмехнулся Вадим, с удовольствием и едва ли не с вожделением рассматривая блюдо с куармой6 и выложенные на деревянный поднос вак-балеши7. - Или Ли нас шелковыми цветами8 закидает?
   - Не дождетесь! - Засмеялась Лили. - Садитесь жрать, пожалуйста, дорогой абуфадл9 и ты ханум тоже.
   - Ты что, по-хазарски тоже говоришь? - Удивилась, севшая уже за стол Полина.
   - Абисэлэ10, - едва сдерживая смех, ответил за Ли Давид. - Она прочла когда-то школьный учебник по истории Восточной Европы.
  
   # 4 Хазары (мн.ч.).
   # 5Чанг - Струнный инструмент у хазар во времена княгини Ольги.
   #6Баранина, нарезанная узкими ломтиками и обжаренная на бараньем сале, подается с зеленью и жареным луком.
   # 7Пирожки-сочни с начинкой из баранины, картофеля и лука.
   # 8По преданию шелковыми цветами осыпали посетителей Кубы (золотой юрты кагана, находившейся внутри дворца), сидящих на коврах.
   # 9Отец знания и достоинства.
   # 10Немного (идиш).
  
  
   - Не ври! - Запротестовала Лили. - Я читала "Историю хазар" Григория Дарханова11.
  
   #11Григорий Дарханов (1897-1971) - русский историк, выходец из знатного хазарского рода, который, по преданию, ведет свое начало от Чорпан-дархана, хазарского воеводы VII века, известного, в частности, тем, что в конце 629 / начале 630 попытался захватить Армению.
  
  
   - Ну тогда, ой! - Развел руками Давид. - Но дело в том, милая, что обращение "ханум" у нас не принято. Хазары говорят, хатун, что в дословном переводе означает, госпожа, леди, или даже королева.
   - Ну что, по маленькой для согреву? - без перехода предложил он.
   - А то ж! - Согласился Вадим. - Что пьем?
   - Чачу.
   - Чача не хазарское слово, - возразил Реутов, пытаясь вспомнить, как называется по-хазарски виноградная водка, но кроме русского "водка", так ничего и не вспомнил.
   - Есть разница? - Поднял бровь Казареев, разливая водку в армуды12. - Извините, господа, но рюмок у нас нет. Не озаботились как-то, а хозяин не предусмотрел. Но он, сдается мне, магометанин, так что ему это как бы по барабану.
   - Да, брось ты! - Остановил приятеля Реутов. - Вполне себе подходящая посуда.
  
   #12Специальные узенькие стаканчики для чая грушевидной формы, напоминающие миниатюрные вазочки.
  
   - Ну тогда, за встречу!
   - За встречу! - Поддержали и остальные.
   Водка была крепкая и ароматная. Пахла она, как и положено, виноградом, и оставляла тонкое послевкусие того же происхождения.
   - Хм! - Покачал головой Вадим, не спеша разрушать закуской возникшее у него во рту вкусовое чудо. - Хороша!
   - Ох! - Выдохнула Полина.
   - А ты вот этим закуси! - Поспешила ей на помощь Лили.
   - Вкусно! - Объявила через секунду Полина. - А что это?
   - Тутовый бекмес, - объяснил довольный произведенным эффектом Давид. - Ну типа нашего местного мармелада. Ты потом еще арбузный попробуй. Сказка!
   - Ладно тебе, - усмехнулся Реутов. - Можно подумать, сам его варил. И потом, бекмес на десерт надо оставить. Ты, Поля, вот куармы покушай или буркив1 возьми, - указал он на блюдо с пирожками. - С утра же не ела ничего. Развезет!
   - Можно подумать, что ты против!
   - Я не против, но за таким столом одной рюмкой не обойдешься. Так что закусывай, давай, и без разговоров!
   - А с чем они?
   - Кто? - Спросил Давид.
   - Ну бураки эти ваши?
   - Во-первых, не бураки, а буркивы, - наставительно сказал Давид. - А, во-вторых, эти вот с творогом и зеленым луком, а эти с бараниной.
  
   #1Печеные на листе крупные пирожки в форме полумесяца с творогом и зеленым луком или другой начинкой.
  
   - Бери с бараниной, - посоветовал Вадим и сам взял буркив.
   - Я лучше накрепок2 возьму, - решила Полина, пододвигая к себе фарфоровое блюдо. - Как-то привычнее, и потом я рыбу люблю.
   - Тогда, попробуй кулебяку с осетриной, - предложила Лили. - Здесь ее очень хорошо готовят.
  
   #2Пирог с рассыпчатой кашей и солёной красной рыбой поверх.
  
  
   Петров, Русский каганат, 31 сентября 1991 года.
   5.
   "Значит, - подытожил Илья результаты двух, нечаянно совпавших расследований, своего и Реутовского. - Значит, Домфрон в Петрове действительно не из-за Зои или Вероники, а из-за Реутова. Вот уж, во истину, неисповедимы пути господни".
   И в самом деле, поди, предугадай подобный оборот! Но, если Князь приехал в Россию не из-за Зои, то и искать ее, следовательно, будет совсем не с тем рвением, которого Илья от него в тайне ожидал. Это с одной стороны, а с другой ...
   "Оно и лучше", - решил Илья, еще раз прокрутив все привходящие обстоятельства. - Чем дольше он будет ловить Вадика, тем больше времени никуда отсюда не двинется. Такой куш, как психотронное оружие, Домфрон мимо не пропустит. Теперь, Главное, чтобы комбат, - самое странное, что про себя Караваев по-прежнему чаще звал Реутова комбатом, чем как-нибудь иначе. - Главное, чтобы комбат не сплоховал".
   Однако по поводу Реутова Илья был теперь почти спокоен. Вадик, судя по всему, был сейчас в форме, и, соответственно, способен был на такое, что в мирное время никому и в голову не придет. И были это отнюдь не общие рассуждения. Заплыв через Неву тоже, разумеется, кое-чего стоил, но у Караваева имелись и другие факты. То, как положил Реутов сегодня вечером пятерых людей Постникова в проходных дворах на Ослябьевской улице, это вам не показательные выступления учениц младших классов. Это нечто иное, и, слава богу, что так, потому что у Ильи - и сейчас он это очень хорошо понимал - просто не хватило бы сил на двоих. Он и так уже чувствовал себя, как загнанная лошадь, которую легче пристрелить, чем выхаживать.
   Последние два дня дались ему очень тяжело. Мало, что нервов ушло немеряно, так еще и физически устал, как собака.
   "Возраст, - он впервые подумал об этом с печалью, почти с тоской, каких от себя, если честно, совершенно не ожидал. - Возраст, гори он ясным пламенем! Пятьдесят три ..."
   Илья встал из-за стола и прошелся по комнате, пытаясь восстановить душевное равновесие, но все оказалось напрасно. Он буквально физически ощущал, как рушатся тщательно - за годы и годы - выстроенные стены равнодушного спокойствия, с которым хорошо было быть Аспидом, но оказалось совершенно невозможно снова стать Маркианом Гречем.
   "Bordel de merde!" 1
  
   #1Буквально "сраный бардак", по смыслу "полный пи-ц" (квебекский французский).
  
   Возвращение собственного имени ему не понравилось. Не было в этом ничего хорошего: перед отцом стыдно, да и Зоя никогда такого человека не знала. Вадик знал, но Вадик умер тридцать лет назад. А за ним - спустя всего десять лет - в небытие ушел и Марик Греч. И что теперь?
   Илья - все-таки он все еще предпочитал называть себя так - прошел на кухню, открыл холодильник и с сомнением осмотрел его содержимое. Ему предстояло немудреное решение, но Караваев вдруг почувствовал, что от того, что он выберет - сок или водку - зависит и все остальное.
   "Поставим проблему раком!" - Илья достал из холодильника пакет яблочного сока, баночку газировки Лагидзе и бутылку водки. Затем смешал все это в граненом стакане в пропорции "каждой твари по паре" - то есть по трети каждого ингредиента - и, не останавливаясь, выпил получившийся сидр в несколько сильных глотков. Но вышло только хуже.
   "Вот же дерьмо!" - самодельный сидр напомнил о детстве, проведенном на правобережье Дона, и у Ильи даже сердце сжало от нахлынувших вдруг воспоминаний.
   Хутор Гречей располагался совсем недалеко от Белой Вежи и Саркела1. И вот вроде бы крупный промышленный центр, мегаполис, и все такое, но там, где родился и вырос Илья, весной цвели яблоневые сады, а осенью в тех садах стоял такой оглушительный яблочный дух, что голова кружилась не хуже, чем от первых поцелуев, меж тех деревьев как раз и испытанных.
  
   #1 Белая Вежа - крупный промышленный и торговый город в нижнем течении Дона (население по переписи 1988 года - 735 тыс.). Саркел - крупнейший промышленный и культурный центр в нижнем течении Дона, расположен на восточном берегу реки несколько выше по течению. В настоящее время городские границы этих древних городов почти слились, образовав мегаполис с населением свыше двух млн. человек.
  
   Илья заглянул в шкафчик для посуды, но чистых стаканов там не оказалось, одни чашки. Тогда он всполоснул под краном стакан и, наполнив его на четверть водкой, хотел уже выпить, но ему помешал телефонный звонок. Звонили по мобильнику. Его собственному.
   - Я слушаю, - сказал Караваев, зная уже, кто звонит.
   - Это я, - голос Зои был, тих и снова, как два дня назад, показался ему каким-то неуверенным, едва ли не робким.
   "Да, что же это такое! "
   - Здравствуй, Зоя.
   - Ты ... У тебя все в порядке?
   - Да, - твердо сказал Илья. - У меня все в порядке. Не волнуйся.
   - Ты говоришь неправду.
   "Черт!"
   - Почем ты знаешь? - "Удивленно" спросил он.
   - Знаю, - сказала она. - Чувствую.
   - Тебе ... - Он хотел сказать, что все это ей только кажется, но не сказал.
   "Жена ... Плоть от плоти ..."
   - Ты можешь вызвать Риту? - Спросил Илья.
   - Могу. - Показалось ему, или она действительно обрадовалась?
   "Решайся! - Приказал он себе. - В конце концов, если не доверять даже ей, то кому?"
   - Вызывай, - сказал он вслух. - Выйдешь через черный ход. На второй параллельной улице возьми извозчика до метро "Заячий остров". Я тебя встречу. В десять подойдет?
  
   6.
   Она приехала ровно в десять. Вышла из машины, такая красивая, что несколько мужчин, случайно оказавшихся в это время у станции метро, непроизвольно повернули головы в ее сторону. Однако Илью они не интересовали. Он искал хвост, и потому позволил ей прождать себя целых пять минут.
   - Привет, - сказал он, подходя к ней. - Извини, что задержался. Срочный звонок.
   Он лгал, разумеется, но не говорить же любимой женщине, что он просто не смог отключить свои боевые рефлексы.
   - Пойдем, посидим где-нибудь? - Предложил он, поцеловав ее в губы.
   - А к себе ты меня не пустишь? - Спросила Зоя, подразумевая, судя по интонации, гораздо большее, чем посещение его временной квартиры.
   - Пущу, - ответил Илья, удивленный собственной решимостью. - Правда апартаменты у меня не блеск, да и не убрано.
   - Пойдем, - сказала она в ответ, разом отметая все его сомнения.
   "Ну что ж ..."
   - Мое настоящее имя Марк, - сказал он, чувствуя, как исчезает, растворяясь в тумане прошлого, Илья Константинович Караваев, которому не осталось больше места в душе Греча. - Вообще-то Маркиан, но это совсем длинно получается.
   - А Мареком тебя называть можно? - Черт его знает, задала ли Зоя этот вопрос вслух, или Марк прочел его в ее синих глазах, но она спросила, и он ответил.
   - Тогда уже лучше Мариком.
   - Хорошо, Марик, - улыбнулась Зоя. - Тут есть где-нибудь магазин? Страшно хочется горького шоколада и белого мозельского.
  
   Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
   7.
   - Просто триллер какой-то, - покачал головой Давид, закуривая очередную сигарету. - Бумаги твои я, ты уж прости, Вадик, потом прочту. На трезвую голову, - кивнул с усмешкой на пустые и ополовиненные бутылки. - Но вообще-то закрученная выходит история, дальше некуда.
   - Вот и мне все это тоже не слишком нравится, - охотно согласился Реутов. - Мало хвороб, так еще и какое-то сраное - простите, девочки! - оружие это, психотропное.
   - Психотронное, - поправила его Полина, у которой и у самой глаза уже косили, но, надо признаться, как-то хорошо это делали, а не просто так.
   - Один хрен, - махнул рукой Вадим. - Психотропное, психотронное!
   - Ну не скажи, - возразила Лили. - Психотронное, это, значит, дистанционное. Правда, Дувид?
   "О! - Отметил Вадим, который, хоть и "расслабился", мыслил все еще достаточно ясно, так что и оговорился не столько по "пьяному делу", сколько нарочно. - А Ли уже на идиш пробило!"
   - Точно! - Подтвердил Давид и, потянувшись за бутылкой, стал разливать. - Инфразвуковую пушку еще, когда придумали. Но тут, как я понимаю, не об инфразвуке речь.
   - Если верить отчету Ширван-Заде, - Реутов взял стаканчик, понюхал водку, которая, кажется, начала еще сильнее пахнуть виноградом, и выпил ее залпом.
   - Они там с модулированием какого-то поля работали, - сказал он, возвращая пустой армуд на место. - Я полагаю, с электромагнитным. Вот только, что там еще можно найти, никак не соображу.
   - Да, уж ... Задачка! - Согласился Давид.
   - Теперь вы рассказывайте! - Потребовала Полина, перешедшая после первой же рюмки водки, на местное красное вино.
   - Эдак мы до следующей ночи просидим, - почесал затылок Давид.
   - Что, так много? - Удивился Вадим.
   - А чего бы вас взялись высвистывать? Тут такая, прости господи, каша, что даже не знаю с чего начать, и как тебе это все рассказать.
   - А ты не бойся, - предложил Реутов. - Ты рассказывай.
   - Рассказывай! - Передразнил его Давид. - Впрочем, и то правда, чего тянуть?
   - Ну?
   - Баранки гну! Нашли мы твоего брата. Он, однако, под колпаком. Следят за ним. - Объяснил Давид. - Не так, чтобы очень уж плотно, но приглядывают. Так что пришлось повертеться, но мы до него добрались.
   - Я добралась, - вставила Лили, когда Казареев сделал паузу. - Давид прикрывал, а я с Александром Борисовичем говорила.
   - Два раза, - добавила она, вероятно, полагая, что это существенно.
   - Вот ты и рассказывай, - предложил Давид.
   - И расскажу, - ответила Лили и, оглядев собеседников, тоже закурила. Теперь за столом дымили все.
   - Твой брат очень симпатичный человек, - сказала Лили после паузы. - Я сказала ему, что собираюсь писать книгу о 8-й бригаде. Художественную. И он ... В общем он был рад, что я к ним пришла. Он ... Он тобой гордится, Вадик, и сына младшего назвал в честь тебя. Такое дело.
   - Продолжай, - веселое настроение, как ветром сдуло, и комок в горле встал.
   - Для них ты погиб 17 апреля 1962, - продолжила рассказывать Лили, настроение которой теперь тоже изменилось. - Александр Борисович ездил в Вену, искал могилу, но не нашел, у тогда они поставили тебе памятник здесь, в Итиле. На 2-м хазарском кладбище есть участок ... Он сказал, как он называется по-хазарски, но, ты уж извини, я не запомнила. Что-то вроде места героев или еще как-то.
   - Проехали, - Реутов и сам не ожидал, что его так заденет. Но накрыло, что называется, не по-детски. С головой.
   - Часть твоих фотографий исчезла еще в шестьдесят третьем. У них воры побывали ...
   - Ясно, - кивнул Вадим.
   - Теперь вот что, - Лили явно начала нервничать, но старалась держать себя в руках. - Ты Вадик, оказывается, не родной, а приемный.
   - Что?
   - Но любить-то они тебя от этого меньше не стали, - положил ему руку на плечо Давид.
   - И? - Спросил Вадим, беря себя в руки, потому что, судя по всему, это еще не был конец истории.
   - У твоего деда Эфраима был брат - Булчан ... И кстати, Реутов это новая фамилия. Александр Борисович сказал, что не знает, что там произошло и почему, но настоящая твоя фамилия - Хутеркинов. Почему поменял фамилию Эфраим неизвестно, но Булчан так и оставался Хутуркиновым.
   - Э ... - осторожно включился в разговор Давид. - Я тут навел справки в архиве и в библиотеке. Похоже, Вадик, ты из тех самых1 ...
  
   #1Хутуркиновы (или Хутурхиновы) - русско-хазарский дворянский род, ведущий начало от Итаха (Тахи) Кашкара (? - 1653) по прозвищу Хутуркин (по-хазарски, военачальник со счастливой судьбой) бывшего воеводой в армиях каганов Ивана II и Владимира IV. Род Хутуркиновых известен именами Ивана Х. (1632-1681), возглавлявшего Великое Посольство в Персию и Орду, Реувена Х. (1743-1795) - одного из сподвижников генералиссимуса Суворова, генерала Георгия Х. (1779-1812) - героя Первой Отечественной Войны, и Дмитрия (Давида) Х. (1859-1923) - министра иностранных дел в правительстве Русского Каганата.
  
   - А разве их род не прервался? - Чисто автоматически спросил Реутов, помнивший еще кое-что из школьного курса истории.
   - Темная история, - развел руками Казареев. - Но только, если это не те Хутуркиновы, то совершенно непонятно откуда вы взялись.
   - Постой! - Сообразил вдруг Вадим. - А мать? Про мать что-то известно?
   - Александр не знает, - покачал головой Давид. - Он только помнит смутно один давний разговор между Эфраимом и Борисом, ну в смысле, твоим отцом. Что-то весьма мелодраматичное. Типа замужняя дама из столицы, чуть ли не аристократка какая-то. Скандал замяли, и ... и все. Больше он ничего не знает или не помнит. Булчан привез тебя в Саркел, и твой отец - он только что женился - взял тебя к себе, в смысле усыновил.
   - Час от часу не легче, - совершенно искренне вздохнул Реутов. - Давайте выпьем, а то у меня сейчас мозги от напряжения из ушей полезут.
   - Выпьем, - с готовностью согласился Давид и сразу же взял в руку бутылку с вином, чтобы налить дамам. - Тут только две вещи добавить надо и можно эту тему пока оставить.
   - Какие две вещи? - Насторожился Вадим.
   - Понимаешь, - сказал Давид. - У Булчана, вроде бы был домик где-то в Ярославовом городище. И еще. Уезжая в Новгород, он оставил брату свою фотографию с подписью. Для тебя оставил. Но до войны рассказать тебе не успели. Ну сам понимаешь. А потом стало поздно. Так что фотография сперва перекочевала к твоему отцу, а теперь она хранится у Александра.
   - Взглянуть бы ...
   - Взглянешь, - пообещал Давид, наполняя ормуды водкой. - Лили ее сфотографировала. Вот завтра проявим пленку, и посмотришь.
  
   8.
   - Как по-хазарски сказать я тебя люблю?
   - Я тебя люблю.
   - Нет, не по-русски, а по-хазарски! - Потребовала Полина.
   - А черт его знает, - пожал плечами Вадим и улыбнулся. - Я по-хазарски едва поздороваться умею.
   - Жаль ...
   - Эп, - неуверенно сказал Реутов, напрягая память. - Да, точно! Эп ... э ... сана? йорадап.
   - Эп сана йорадап! - Повторил он, хотя и не был уверен, что то, что он сказал, можно считать объяснением в любви.
   - Еще раз! - Потребовала Полина, стягивая через голову кофточку.
   - Не подходи! - Остановила она Реутова, шагнувшего к ней, и хитро улыбнулась. - Ну!
   - Ты сразу скажи, сколько раз повторять? - Спросил он, пытаясь понять, зачем ей это надо.
   - А вот сколько тряпочек найдется, столько раз и повторишь. Ну!
   - Эп сана йорадап! - Громко сказал Реутов.
   - Можно тише, - разрешила Полина, одновременно расстегивая джинсы. - Но с чувством.
   - Эп сана йорадап. - Сказал Вадим с чувством, хотя говори он это по-русски, чувства явно вышло бы больше.
   - Так, - Полина отбросила джинсы в сторону и завела руки за спину. - Я жду!
   - Эп сана йорадап! - Выдохнул Вадим.
   - И еще раз ...
   - Можно я уже подойду?
   - Не можно! Я сама к тебе подойду. А пока ... Ну!
   - Эп сана йорадап!
  
   Петров, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
   9.
   - Марик ...
   - Что?
   - Ничего, - улыбнулась Зоя. - Это я просто привыкаю.
   - Марк, - сказала она через секунду. - А знаешь, тебе Марком лучше.
   Он лежал на спине, а она сидела рядом и внимательно изучала его лицо, чего, по мнению Греча, делать сейчас никак не следовало. Тем не менее, он лежал, а она смотрела.
   - Ну, вообще-то, я Маркиан, - возразил Марк, пытаясь справится с внезапно пришедшим к нему ощущением конца.
   - Маркиан - это что-то Римское, - подумав сказала Зоя, которая то ли не замечала его состояния, то ли просто не желала его "замечать".
   - Тогда уж Византийское, - усмехнулся Греч, вспомнив про своего тезку императора1, но как-то так, "вторым планом". - А вот Марк самое, что ни на есть Римское. Молот, по-латински.
  
   #1 Маркиан, Флавий - Византийский император в 450-- 457 гг.
  
   - Филолог! - Еще шире улыбнулась Зоя. - Марк - имя греческое, а римляне его у греков переняли. Ну а Маркиан означает сын Марка, его потомок.
   - Ну извини, - пожал плечами Греч. - Мы люди темные, землепашцы, стало быть, в академиях не обучались.
   - А где обучались? - Совершенно другим тоном спросила Зоя и посмотрела ему в глаза.
   - Новочеркасский казачий кадетский корпус, - ответил Марк, как в омут нырнул. - Потом Ивановское офицерское училище, а потом все сам как-то ...
   - Марик, - сказала Зоя, наклоняясь к нему. - Ну что ты, в самом деле! Ты же не мальчишка какой-нибудь.
   - Вот именно.
   - Дурак! - Сказала она, и Греч едва не вздрогнул и от того, что она сказала, и особенно от того, как это было сказано.
   "Дурак? Возможно ..."
   Больше она ничего не сказала, а просто нагнулась быстро и плавно, поцеловала в губы и легла рядом, уткнувшись лицом в его плечо. Ни встать - чтобы погасить, например, свет - ни повернуться, Марк теперь не мог. Просто не решился бы. Закрыл глаза и медленно - самым "естественным" образом - выровнял дыхание, имитируя сон. Делать это Греч умел, если не безукоризненно, то, во всяком случае, неплохо. Лежал, дышал, думал. Вернее, не думал даже, а тяжело ворочался, занятый одной и той же тяжелой и неотступной мыслью, в сузившемся до ничтожных размеров пространстве своего личного Я, до предела заполненного невразумительными, но от того не менее мучительными переживаниями.
   Растерянность, страх, едва не переходящий в отчаяние, обида, гнев ... Чего тут только не оказалось намешано! Вот только ни счастья, которое он уже начал было в себе ощущать, ни покоя, ни уверенности там не было.
   - Если ты не перестанешь об этом думать, - тихо (ее шепот был похож на шелест песка в пустыне, и таким же горячим) сказала вдруг Зоя. - Я на тебя обижусь.
   - Глупости, - через силу выдавил из себя Марк. - Я ни о чем и не думаю вовсе. Я сплю.
   - Ты не спишь, - все так же ему в плечо, прошептала Зоя. - Хочешь я ...?
   - Не хочу.
   - Почему?
   - Потому что ... - Но то, что он хотел ей сказать, произносить вслух не следовало.
   Потому что все должно быть естественно, так, наверное. Потому что Зоя не проститутка, а еще потому что ему не нужны ни одолжения, ни подачки. Где-то так. Но попробуй, объясни это словами!
   - Тогда, налей мне вина, - сказала она, не меняя при этом позы.
   Марк осторожно освободил плечо, сел, задумался на мгновение, не стоит ли что-нибудь одеть или во что-нибудь завернуться, но в конце концов решил, что это будет глупо, и, встав с кровати пошел в гостиную, которую они покинули так быстро, что даже пары бокалов вина с собой не захватили.
   "Вот именно, - подумал он, наливая в бокал мозельское вино, которое так нравилось Зое. - Поспешишь, людей насмешишь. Насмешил ..."
   На самом деле, ничего страшного в общем-то не произошло, и, по большому счету, придавать значения инциденту, не стоило. С кем не бывает? А он к тому же, которые сутки на ногах и на нервах. Однако его это ударило неожиданно больно. Как по не успевшей затянуться ране ...
   Себе Греч вина наливать не стал. Достал из буфета бутылку коньяка, плеснул в стакан и, закурив, хотел уже пойти назад, но в последний момент передумал и выпил коньяк залпом. Как ни странно, полегчало. Не то, чтобы вовсе, но тяжести на сердце поубавилось.
   "Ин вино веритас ... Эрго бибамус1. Так что ли?"
  
   #1In vino veritas, ergo bibamus! - Истина в вине, следовательно - выпьем! (лат.)
  
   Он все прекрасно понимал, знал, что не в возрасте дело, но отогнать назойливую мысль не мог.
   Марк вздохнул, как никогда не позволил бы себе в присутствии Зои, налил в стакан еще коньяка, и пошел в спальню.
   Свет здесь, как был включен вечером, когда, оставив Зою в гостиной - накрывать на стол - Греч бросился, по-быстрому перестилать постель, так и горел. И в этом желтоватом, очень "домашнем", свете кожа Зои казалась золотистой. Женщина лежала на боку, подперев голову рукой и смотрела на Марка. Глаза ее показались ему сейчас темными, и было в них что-то такое, что неожиданно для себя он встал прямо посередине комнаты, держа в руках "посуду" и зажав в зубах дымящуюся сигарету.
   - Ну вот, - сказала Зоя с улыбкой, возникшей на ее губах так быстро, что он даже не успел заметить, как это произошло. - А говорил, что старик! Трепло ты, Греч, вот и все.
   - Я, - сказал Марк, но продолжения не последовало, потому что время говорить прошло.
   - Да брось ты ... - Но и она, по-видимому, говорить уже не могла.
   В следующее мгновение - во всяком случае, Марку показалось, что все это произошло именно так - он сжимал ее в своих объятиях, а куда при этом делись ее вино и его коньяк вместе с недокуренной сигаретой, он узнал только утром.
  
   Итиль, Русский каганат, 1 октября 1991 года.
   10.
   Проснулся Реутов рано. Ну, то есть все в мире относительно, и для кого-то девять утра - это уже позднее утро, но, учитывая вчерашнее ...
   "Три часа сна, - бросил взгляд на часы Вадим. - Но, судя по всему, мне теперь и этого достаточно".
   Мысль была спокойная. Без эмоций. Просто констатация факта. И именно это, как ни странно, Вадима и удивило.
   "К хорошему быстро привыкаешь ..."
   Где-то так.
   Он тихо оделся, хотя разбудить Полину с не смогла бы, пожалуй, и артиллерийская канонада, и так же тихо - "скрадывающим" шагом таежных охотников, которому он научился 30 лет назад - вышел в коридор. В доме было тихо, только с улицы долетал шум немногих проезжающих мимо машин, да с кухни доносились тихое позвякивание, шуршание, осторожные шаги.
   "Похоже, я не единственный, - Подумал Вадим, направляясь туда. - Давиду не спится что ли?"
   Но, как ни странно, это оказался не Давид, а Лили.
   - О! - Сказала она, поворачиваясь к Вадиму. - А я думала, придется пить кофе в одиночестве.
   - А зачем нам возиться, - Реутов быстро обдумал ситуацию и пришел к выводу, что идея, мелькнувшая у него при словах Лили, не лишена смысла. - Давид, надеюсь, не обидится, если я приглашу тебя в кафе?
   - В кафе?
   - Найдем фотомастерскую, - сказал Реутов, закуривая. - Должна же здесь быть где-нибудь поблизости фотомастерская? Сдадим твою пленку, да и у меня кое-что есть, и, пока суд да дело, посидим где-нибудь рядом в кафе. Как тебе идея?
   - А что! - Оживилась Лили. - Хорошая идея. Я мигом! Только переоденусь.
   Пока Лили переодевалась, Вадим успел и лицо всполоснуть, и зубы почистить. А бриться не стал.
   "Бог с ним, с бритьем, - решил он, взглянув на себя в зеркало. - Вернемся, побреюсь, а пока Ли меня и таким потерпит".
   И уже через полчаса они сидели в уютном армянском кафе в двух улицах от Беньяминовской набережной, и пили крепкий, сваренный по всем правилам - то есть в турке, поставленной на горячий песок - кофе и ели свежайшие, что называется, с пылу - с жару, крохотные пирожки с медом и черной смородиной.
   - Согласись, - сказал Реутов, прожевав очередной пирожок. - Идея была богатая. И фотографии скоро будут готовы, как раз наши засони встанут.
   - Я не спорю, - улыбнулась Лили, но улыбка у нее вышла так себе, и Вадим вдруг сообразил, что не у него одного кошки по сердцу скребут.
   Дело в том, что сегодня ночью Реутову снова приснился тот странный сон про Итиль, который он уже дважды, а возможно, и трижды видел раньше. Только сегодня сон выдался еще более "реалистичным", если так, разумеется, можно выразиться. Он был полон множества конкретных примет и подробностей, таких, например, как запах сирени, догнавший Реутова на проспекте Манасии, или скрип собственных сапог, который он отчетливо услышал, спускаясь по ступеням Штаба Войскового Круга. Но гораздо существеннее оказалось другое. Тягостная атмосфера сна, которая осталась с Вадимом и после того, как он проснулся. Он даже сам не отдавал себе отчета, насколько гнетет его это нехорошее, вполне "бредовое" по сути, настроение, сопровождавшее все утро. И возможно, именно из-за этого он пропустил нечто важное, существенное в настроении и поведении Лили.
   - Что случилось? - Подсознательно Вадим уже чувствовал, что дело отнюдь не в личных отношениях Лили и Давида, а в чем-то другом.
   - Вчера Давид говорил с Робертом ... - Тихо ответила Лили. - Ты помнишь? Роберт заместитель Давида. Мы просто не хотели портить вам настроение ...
   - Что он сказал? - Вадим сразу потерял аппетит, потому что понял: ничего хорошего он от Лили не услышит.
   - Положение даже хуже, чем думал Роберт, - лицо Лили заливала бледность, а в глазах ...
   "У нее слезы на глазах", - Осознал Вадим и очень этому удивился. Допустим, положение их, и в самом деле, представлялось не блестящим, но это ведь еще не повод, чтобы плакать. Да и Лили вроде бы была не из тех "нежных созданий", которые по любому поводу "глазами писают" и норовят - чуть что - грохнуться в обморок.
   - Э ...
   - Подожди! - Попросила она. - Роберт он ... Они служили вместе с Давидом, и ... Ну ты должен понимать. Его не просто испугать, и в панику впадать он не склонен. Но Роберт сказал, все очень плохо. Такое впечатление, что кто-то, обладающий невероятным влиянием и возможностями, обкладывает "Холстейн Биотекнолоджис" со всех сторон. Я понимаю, это звучит невероятно, однако это правда. Роберт ... - Она явно споткнулась сейчас на этом имени. - Он не стал бы врать, и сгущать краски не стал бы. Он ... В общем, Роберт говорил с моим отцом, и отец перевел ... Вадим, ты знаешь, что такое "черный нал"?
   - Какие-то неучтенные деньги?
   - Ну это финансовое преступление, разумеется, - сказала Лили. - Деньги не учтены и, значит, не облагаются налогом. И проследить их нельзя. Такое делают везде. И у отца тоже есть. Вот он и перевел почти все, что у него было в Лихтенштейн. На мой номерной счет. 11 миллионов.
   - Так, что в этом плохого? - Не понял Вадим.
   - Размер перевода, - объяснила Лили. - Отец перевел туда все свои фонды. И это значит, что он не уверен, что ситуацию можно разрешить легальными средствами, и не знает, сможет ли он перевести деньги позже, - голос ее звучал ровно, но какие при этом обуревают женщину эмоции, догадаться было можно. - Этот план называется "Черный день", и до сих пор он существовал только, как теоретическая и крайне маловероятная возможность. Роберт всех деталей плана не знал, он просто передал мне, что задействован план "Черный день", и все. Но я-то знаю, что это означает. Отец боится, что концерн съедят, и он уже ничем не сможет мне помочь.
   - Плохо дело, - согласился Реутов, закуривая и одновременно пытаясь понять, что это для них всех означает. - Ты из-за этого и расстроена?
   - Да, - ответила Лили. - То есть нет. Это плохо, но не смертельно, к тому же Роберт сделал нам с Давидом доступ - под нашими теперешними именами - к еще одному счету, а это триста тысяч золотых гульденов Новой Голландии, и "окно" пробил через Орду и Китай в Гонконг ...
   - Тогда ...
   - Утром позвонил ... Впрочем, неважно. Позвонил доверенный человек отца. Роберт убит ...
  
   11.
   "Домой", в квартиру, снятую Лили и Давидом, возвращались молча. Все, что можно было друг другу сказать, было уже сказано, пока коротали время в кафе. Разумеется, Вадим постарался, как мог, успокоить Ли, но насколько хорошо это у него вышло, сказать было трудно. Лили взяла себя в руки, но она и до этого разговора не то, чтобы в истерике билась. Так что, иди, знай, о чем она теперь думала, но Вадиму новости "оттуда" оптимизма не прибавили, хотя и в отчаяние не вогнали. Пожалуй, наоборот. Настроение настроением, но от всех этих бед, рушившихся на голову вот уже вторую неделю подряд, в душе Реутова возникло то давнее, много лет уже - с самой войны - не испытываемое чувство ожесточения, бешеного, "бычьего" желания победить любой ценой.
   "Всех урою!" - как говаривал в те времена комвзвод-2 Татаринцев. Где-то так.
   Забрав в мастерской отпечатанные фотографии, сложенные в конверты из плотной серой бумаги, и пленки, они их даже просматривать сейчас не стали - не то было настроение - а сразу же пошли обратно. Тем более, что и обеспокоенный их отсутствием Давид успел позвонить.
   - Ну? - спросил Казареев, когда Вадим и Лили вернулись в апартаменты. - Посмотрел?
   - Нет, - покачал головой Реутов. - Домой торопились.
   И он подмигнул выглянувшей из двери ванной комнаты Полине.
   - Доброе утро, сударыня, как спалось, почивалось?
   - Вашими заботами, сударь, - с бесстыжей улыбкой на пол-лица ответила Полина.
   - Э ... - Сказал Давид. - Ничего если я вам помешаю?
   - Валяй, - разрешил Реутов.
   - Давай, я тебе твоего папу покажу, что ли, - предложил Казареев. - Или желания нет?
   - Да, пожалуй, что и нет, - пожал плечами Вадим. - Для меня мой папа это Боря, а этот ... Впрочем, изволь. Давай посмотрим.
   Они прошли в гостиную, и Реутов, вытряхнув фотографии из конверта, помеченного цифрой "1", повернулся к Лили. - Давай, Ли, показывая, где тут и что.
   - Да вот он, - сказала Лили, подходя к столу и вытаскивая из кучи беспорядочно рассыпавшихся снимков один. - Булчан Хутуркинов собственной персоной.
   Реутов взглянул на фотографию. Булчан Хутуркинов был запечатлен в полный рост. Он стоял в каком-то хорошо - со вкусом - обставленном помещении и сам выглядел под стать окружающей его обстановке. Стройный, широкоплечий, в дорогом, по-видимому, и хорошо сидящем на нем костюме-тройке, белой рубашке с галстуком, и с дымящейся сигарой в руке. Реутов, если верить зеркалу, на своего отца был совершенно не похож. Другие, хотя и привлекательные черты лица, другой разрез глаз ... все другое.
   - Хорош! - Сказал Вадим, чтобы что-нибудь сказать. Как ни странно, никаких особых чувств он при виде отца не испытал. Впрочем, не так. Кое что он почувствовал, но это оказалось совсем не то, что он ожидал. Это было какое-то совершенно необъяснимое ощущение дежавю. Возникало впечатление такое, что человека этого он знал, и знал, что совсем уже странно, очень хорошо, но потом забыл, а теперь, стало быть, пытается вспомнить.
   "Бред какой-то".
   - Откуда это у вас? - С неподдельным удивлением спросила Полина, тоже подошедшая к столу.
   - Ну я же вчера рассказывал, - ответил Давид. - Это фотография Булчана Хутуркинова, настоящего отца Ва ...
   - Но это же Зимин!
   - Какой Зимин? - Опешил Вадим.
   - Алексей Николаевич Зимин, - объяснила Полина. - Профессор Петровского университета, о котором рассказывали Давид и Ли. Ну! Он еще в тридцатом под поезд попал!
   - Стоп! - Холодным каким-то голосом остановил ее Давид. - Где ты видела фотографию Зимина?
   - Так мы вам еще рассказать не успели, - Полина выглядела совершенно растерянной. По-видимому, до нее наконец дошло, что происходит. - Мне Грач, ну, то есть "ломщик" знакомый помог взломать сервер университета. Вадим был потом занят, а я материалы из университетского архива успела просмотреть ...
   - Ты уверена?
   - Сам посмотри! - Полина метнулась в спальню, по-видимому, чтобы принести свой мобильный накопитель или весь терминал, но Вадим за ней не пошел. Он взял второй конверт и вытряхнул на стол снимки, сделанные им в рабочем кабинете Комаровского. Разумеется, переснять весь отчет Ширван-Заде нечего было и думать, да и Алексей бы ему этого не позволил. Но, когда Комаровский вышел в туалет, Реутов все-таки отснял несколько страниц текста и особенно страницы с личными данными на сотрудников "шарашки". Он их даже не рассматривал тогда, экономя время, и объем своей и без того загруженной памяти, но сейчас его вела не память, а интуиция.
   "Эккерт сказал ... Вот!"
   Это было личное дело Петра Григорьевича Людова - научного руководителя института медико-биологических исследований.
   "Твою мать!" - с крошечной, но вполне четкой фотографии, приклеенной в правом углу учетного листа, на него смотрел все тот же Булчан Хутуркинов.
  

114

  
Оценка: 4.86*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"