Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к ее престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой...
И пышный пир как будто дремлет,
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но вновь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит:
-- Оставьте полные посуды,
Вином пропитанный бокал,
В Аид ступайте, лизоблюды!
Подите прочь! Покиньте зал!
Вмиг, унося свои объедки,
Бежали подлые рабы,
И опустевшие кушетки
Стоят, как белые гробы.
И свет погас. Полночным глазом,
Одна над миром, холодна,
В окно струилась желтым газом
Неправославная Луна.
Свой пошлый пир едва закончив,
Гостям желая рухнуть в АдЪ,
Царица вышла на балкончик
И устремила в море взгляд.
Над ним, как символ тирании,
(Но в царстве темном светлый луч),
Горел маяк Александрии,
Непозволительно могуч.
Она стояла на балконе,
Пред нею волны Нил катил.
Но тут ворвавшийся Антоний
Ее в объятия схватил:
-- Узнай, что в сумрачной дубраве,
Ведя на битву легион,
Погиб заносчивый Октавий,
Тракийским воином сражен!
Он мертвым пал на поле брани,
И Мойры оборвали нить,
Внучатый Цезарев племянник
Не сможет больше нам грозить.
Она, однако, отстранилась.
-- Ты невозможно бестолков.
Зачем двоим, скажи на милость,
Такое множество врагов?
Он мертвым пал... А что с Агриппой?
И где коварный Меценат?
А что парфянские наибы,
Не перешедшие Ефрат?
Погиб юнец... А как же Ирод,
Что жизнь грозился взять мою?!
-- Ему приют последний вырыт --
Могила в западном краю.
А что до прочих... Нет причины
Нам беспокоиться о них.
Пойдут имперские дружины -
И покорят от сих до сих!
-- Моя прекрасная принцесса! --
Добавил славный триумвир,
-- По воле грозного Зевеса
Мы этот изменили мир!
Она молчала, не рисуясь,
И мыслей наблюдала бег.
Шумел тростник. Деревья гнулись.
И волны падали на брег.