О мой элгэ. ты нашёл своего человека!
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
О мой элгэ, ты нашел своего человека!
В Железногорск весна приходила поздно. С каждым теплым днем на баскетбольной площадке гимназии увеличивалась лужа. К понедельнику она уже походила на маленький пруд.
Но пятиклассники Гера и Мира предпочитали идти домой именно через баскетбольную площадку. Во-первых, путь к дому короче; во-вторых, можно поспорить, сколько места лужа захватит завтра. А ещё интересно: куда исчезал гравий, который завозили каждый год, когда всё подсыхало и дворники убирали мусор.
Ребята подошли к воде. Пронзительный ветер гнал бурые волны, которые "у берега" норовили лизнуть носки кроссовок.
Мира заметила бумажную лодочку, которую кто-то отправил в плавание по грязным волнам:
-- Лодочка! А в ней мышонок!
-- Вот гад тот, кто так развлекался! - выругался Гера. - Лодка размокнет, и он потонет.
-- Мыши плавают. Но такие маленькие... не знаю... - сказала Мира, у которой уже покраснели глаза и нос.
Увы, подогнать лодочку ветками тополей, которые так и валялись после обрезки, не удалось. Корма судёнышка уже погрузилась в бурую воду, а мышонок уцепился лапками за нос "плавсредства".
Пока Гера мрачно размышлял, что делать, Мира уже расшнуровала кроссовки.
-- Стой! - гневно прикрикнул друг на Миру, чем очень напомнил ее бабушку. - Ты же девчонка, простынешь!
-- Сам стой, -- буркнула Мира и сняла вязаные пестрые носки. - За три шага не успею простыть.
В этот момент ветер развернул почти размокший нос лодки, и на ребят глянули круглые от ужаса глаза мышонка. Его кожица под слипшейся белой шерстью оказалась совсем синей.
-- Стой, я сказал! -- рявкнул Гера и разулся почти за секунду.
Они бросились в воду вместе. Показалось, что лужа цапнула их ноги ледяными зубами.
-- Вон из лужи! - ещё раз крикнул на подругу Гера, но она даже опередила его на несколько шагов.
Плотные тучи, как занавеской, закрыли и без того неяркое солнце, ветер обнаглел и взметнул подол Мириной форменной юбки, а потом принялся стегать по лицу ледяной крупкой, и наконец повалил снег. Мир вдруг стал темным и совсем не весенним.
Но самым странным показалось то, что оказалось невозможно пройти несколько шагов в буро-снежном месиве: дно уходило вниз и всасывало ступни не меньше, чем болото. Хорошо, что ноги онемели и уже не чувствовали давящей пасти холода.
Вода уже намочила край Мириной юбки, добралась до Геркиных коленей.
-- Назад! - скомандовал он.
Тем более что мышонка уже не было видно. То ли снегу навалило, то ли помощь запоздала...
И тут случилось небывалое: ребята ухнули в воду по самые макушки, а потом и вовсе скрылись в жиже с головой. Гера наугад протянул руку и схватил Миру за курточку, подтянул ее к себе. Хотел рвануться вверх, но не смог. Лужа стала куском льда с вкраплениями пузырьков, мусора и кусочков гравия.
Лед сдавил тело, но Гера теперь мог хоть что-то разглядеть: безвольно поникшую подругу и тьму внизу, настоящую пропасть. Мелькнула мысль, что нет ничего глупее на свете, чем потонуть в луже. А потом навалилось жуткое удушье. Гера попытался подтянуть Миру ближе, начать барахтаться, чтобы разбить лед, да где там!..
Какая-то сила дернула его за подмышки, поволокла, и вот его глаза снова увидели солнечный свет и яркую Мирину курточку. Он схватил подругу за плечи, попытался глянуть в ее лицо.
Раздался хохот:
-- Смотрите-ка, недоумки чуть в луже не захлебнулись и тут же обниматься стали!
Гера глянул вверх. Перед ним стояла компания восьмиклассников, которая наводила ужас на младших, поколачивала их и глумилась, если хулиганам не отдавали карманные деньги. А еще провоцировала всех на драки.
Но Гере было плевать на старшаков. Он бережно похлопал Миру по щеке. Она закашлялась, изо рта вытекла бурая струйка.
Предводитель хулиганов Платон Хмыльков присел на корточки рядом с Герой.
-- С ней все в порядке, просто воды хлебнула. Зачем в лужу полезли, придурки, если плавать не умеете?
Компания снова загоготала.
Мира открыла серые глаза, особенно яркие на бледном лице, и тихо сказала:
-- Мышонка хотели спасти...
Старшаки снова было заржали, но по Мириной щеке потекла слезинка.
Хулиганье замолчало.
Тут заговорил самый злобный, и, по словам своей же компашки, тупой Кострюков Витька по прозвищу Кастрюля:
-- От этих грызунов в старых кварталах избавиться не могу, травят-давят, а шнурье сопливое спасать взялось. А я мышей вот так...
И Кастрюля сделал вид, что давит берцем кого-то на земле.
-- Завали хлебало, Кастрюля, -- спокойно сказал Платон. - А вы, мокропузые, марш домой сушиться. Я б на месте ваших родаков всыпал вам за заплывы по луже.
Ребята, трясясь от озноба, обулись и помчались к Герке. У Миры дома бабушка с очень слабой нервной системой, полупарализованный двоюродный дед. Да и мама может в любой момент нагрянуть. А Герман почти самостоятельный - родители в командировке, тетушка контролировала племянника звонками и эсэмэсками, появлялась только для стирки, уборки и приготовления еды сразу на три дня.
-- И что это было? - спросила Мира, когда все, что можно, было развешано по батареям и полотенцесушителям.
-- Нас чуть не сожрала лужа, -- ответил Гера. - Чуть не сделала частью себя. И стали бы мы как мухи или мусор, застывший в куске янтаря. Сколько бы веков минуло, пока нас наши, а может, и не нашли...
Мира удивилась его словам: друг отличался отсутствием воображения и нежеланием использовать слова в переносном значении. На уроках литературы ему здорово доставалось от учительницы, которая любила, чтобы солнышко смеялось, дождик плакал, а вьюга злилась. Однажды Любовь Андреевна, обвинительно помахивая указательным пальцем, прочла Геркино сочинение по картине, чтобы все узнали, как не нужно писать.
-- Вот только послушайте, ребята: "Мне не нравится вид деревьев, которые гнет и ломает ветер. Ведь от этого плохо прикрепленная к стволу ветвь может свалиться на голову туристу или охотнику".
- Ну что это такое, а? - спросила возмущенная учительница и добавила, обращаясь к Герке: -- Где ты увидел туриста или охотника на картине "Утро в сосновом бору"?
Класс захихикал, послышались шуточки про медведей, но Гера невозмутимо ответил:
-- Там же, где Мира увидела тишину, притаившуюся в тени стволов.
И вот - "нас чуть не сожрала лужа". Мира поинтересовалась, что значили Геркины слова.
-- Все напоминало охоту на подсадного мышонка. Кто, кроме тебя, Мирка, полез бы его спасать? И кто, кроме меня, не оттащил бы тебя за волосы от лужи? А потом нас поместили в глыбу льда. И если бы не банда Платона, случилось бы несчастье. Мы были нужны этой луже, утянувшей нас к линзе вечной мерзлоты.
-- А Любовь Андреевна говорила, что у тебя нет воображения... -- вздохнула Мира.
Гера хмыкнул, проверяя сухость джинсов на батарее, и попросил:
-- Попробуй объяснить все при помощи здравого смысла.
-- Легко! - сказала Мира, не совсем уверенная в своих словах. - Полезли в воду, ноги свело от холода, мы упали, чуть не захлебнулись. Потом нас вытащили.
-- А как же ледяная бездна? - тихо спросил Гера.
-- Не помню никакой бездны... -- ещё тише и неуверенней проговорила Мира.
Ребята уставились друг на друга, силясь найти ответы на все вопросы в глазах друг друга. Они умели общаться взглядами еще с детского сада. И никогда не ошибались.
-- Дед Сергей, -- раздумчиво произнесла Мира.
Гера кивнул.
Пока ребята торопливо шагали к Мириному дому, они почему-то думали не о хищной луже и пропавшем мышонке, а о деде Сергее.
Он угодил в нехорошую жизненную историю после своего девяностолетия. Будучи двоюродным братом родного Мириного дедушки, с родней не общался, жил в областном городе, имел докторскую степень и до семидесяти лет участвовал в бесконечных экспедициях. А потом чуть не погиб, пытаясь сплавиться по Енисею в глухую таежную заимку. И заболел, обезножел. Он отвадил родственников, которые нагрянули к нему: да посмотрите, сколько вокруг меня народу! "Народ", наверное, студенты и преподаватели, устроили в его пятикомнатной квартире настоящее общежитие. Но за стариком хорошо присматривали, а он был счастлив общением с коллегами. И родня скрепя сердце отстала. Тем более что Мирины родители строили северные города и сами были в постоянных разъездах.
А потом пришло письмо, чтобы деда забрали родственники: он подарил свою квартиру университету. Новый ректор подал в суд на выселение. Мама и бабушка покричали друг на друга, а папа сказал: везите деда, места хватит. И ошибся, потому что к деду прилагалась гигантская библиотека. Мама с бабушкой пристроить книги не смогли. Только часть очень редких и старых изданий разобрали новые коллеги деда, которым даже учиться у него не пришлось из-за их молодых лет. Остальное вывезли на свалку.
Дед прищурил полуслепые глаза, счастливо улыбнулся и спросил: "Ну что, расхватали книги-то? За сборник Афанасьева, поди, драка была!" Мама покивала: да-да, конечно! Хотя этот сборник уже давно не был редкостью из-за изданий в электронном виде.
Вот такой был у Миры дед. Но друзья его все равно полюбили. Несмотря на жизнь, отданную этнографии, он очень много знал. Можно сказать, знал все на свете. Однажды он услышал спор ребят из-за задачи и вызвался помочь. Все объяснил в нескольких словах, да так ловко, что Мира и Гера сразу поняли свои ошибки. Потом потребовал все их учебники и красным маркером кое-что вычеркнул, что-то дописал и за три дня составил новый задачник. И вот чудеса - с его исправлениями ребята стали чуть ли не лучшими учениками в классе!
Но не в учебе дело. Дед Сергей мог так увлекательно рассказывать, что его слова переносили ребят в другой мир. Чудились густые леса и порожистые реки, дым над таганками, странные пляски вокруг костра. А еще дед был мудр и неизменно добр, каждый день говорил комплименты бабушке Наталье Дмитриевне, совавшей ему под нос комковатую кашу.
-- Да, дед Сергей все объяснит, -- провозгласил Гера, глядя на дверь Мириной квартиры. - Дед - это сила!
Мире пришлось открыть дверь своим ключом. Это означало, что бабушки и мамы нет дома. Ребята радостно переглянулись и сразу прошли в дедову комнату.
Он спал, уронив на грудь седую голову. А на столе перед ним сидел мышонок и жадно поедал крошки с блюдца.
-- Это же наш мышонок! - воскликнул Гера.
Мира недоверчиво покачала головой и подошла ближе. Кажется, Гера был прав: шерстка подсохла, но была еще влажной; под ней просвечивала порозовевшая кожица, и глаза - эти глаза невозможно забыть! Отчаяние еще не покинуло их, но они живо блестели.
-- Ваша это мышь, ваша, -- сказал дед, не поднимая головы.
-- А как ей удалось спастись? - удивился Гера.
Дед поглядел на ребят, и стало ясно, что он не спал, а плакал. Вытерев глаза, он сказал:
-- Ей нельзя было утонуть. Ни в коем случае. Это было бы преждевременно. И если бы не Эхна...
Дед помотал головой.
Эхной он называл облачение шамана какого-то северного народа, которое висело на стене, растянутое жердочками-распялками: треугольную шапку с хвостами, что-то вроде кафтана, наплечник, расшитый узорами, штаны из оленьей кожи и сапоги. К облачению прилагался бубен, обсыпавшееся чучело, кажется, совы и целая связка костей на веревке.
Ребята глянули на стену: она пустовала там, где должен был находиться Эхна.
-- А где сейчас Эхна? - спросила Мира, радуясь, что в доме будет меньше скандалов из-за старого меха и кожи, которые регулярно устраивала бабушка.
-- Он еле вырвался из льдов Нижнего мира и навряд ли вернётся, -- печально ответил дед. - Зато спас ваш элгэ.
-- Что такое элгэ? - спросила Мира.
-- Садитесь, расскажу. - Голос деда обрёл твёрдость.
Гера и Мира присели на диван, или на ту часть дедовой мебели, которую можно было назвать диваном.
-- Элгэ переводится как промежуток, часть, которая отпущена всем на жизнь, судьбу. Элгэ у вас один на двоих, -- сказал дед и улыбнулся. - Думаю, вы уже это почувствовали.
-- Не совсем понял, -- сказал Гера.
-- Это трудно понять современному человеку, -- мягко сказал дед. -- Есть очень длинное слово, которое обозначает бесконечное существование мира как единого целого. И в нём -- элгэ каждого человека. По сути, его жизнь -лишь миг, но он входит в бесконечность. На земле элгэ не просто время. Это овеществлённое или одушевлённое время.
-- Эта теория древняя, так? - спросила Мира. - Может, она не подходит для нашего мира.
-- Вы сам видели, подходит или нет, -- улыбнулся дед.
-- Ничего не сходится, -- заявил Гера. - Вы говорили, что Эхна был злым, оставил своё племя умирать. А тут вдруг подобрел и спас меня с Миркой.
-- Молодой человек, -- наставительно ответил дед Сергей. - Эхна не был хорошим или плохим, он поступал так, как требовалось. Могу рассказать ещё раз в надежде, что вы выслушаете внимательно.
Ну кто ж откажется от рассказов деда! И он начал говорить:
-- Племя Эхны жило очень, очень давно в гиблых местах. Не разводило скот, только охотилось и собирало то, что росло на земле. А она вдруг стала плохой, люди начали умирать. Эхна выбрал несколько подростков и молодых людей, которые уже выглядели пищей для плохой земли, и сказал: "Уходите. Я спущусь под землю и стану бить в бубен. А вы слушайте и идите за мной."
Эхна спустился под землю. Долго шёл, и его бубен грохотал для тех, кто должен был выжить.
А когда поднялся наверх, то увидел, что его уже никто не слушает. Подростки и молодые охотники слились с другим племенем, родили потомков, состарились и умерли. Его никто не знал и не понимал. И вообще приняли за неживого.
Тогда Эхну похоронили на помосте между деревьев. Хищные птицы растерзали его тело. Осталась только одежда, бубен и несколько костей. Я нашёл их, когда помост развалился и то, что осталось от Эхны, упало на землю.
Но ничто не должно исчезнуть. Эхна спас ваш элгэ и с радостью слился с бесконечностью. Это достойный путь.
-- Так связка костей... -- начала Мира и не закончила, скривившись.
-- Да, -- усмехнулся дед. - Но кости прошли радиоуглеродный анализ, все виды дезинфекции и абсолютно безвредны. И, увы, никому не нужны. Но повторюсь: в мире ненужного нет.
Мире стало неловко.
-- А вот про ту маску мы ничего не знаем, -- сказала она и указала на мощные рога, покрытые полустертой краской, которые крепились к верхней части кости какого-то горного животного; рубашку из сухой травы. -- Ты, деда, никогда ничего не рассказывал про неё.
-- А... -- поморщился дед, -- это Куулат. Найдена в верховьях Енисея. Она моя ровесница. Ни слова не сказала о себе. Ее элгэ на земле, седая синица, поведала мне историю духа.
Ранее дед попросил ребят устроить кормушку на балконе в его комнате и часто любовался на кормившихся птиц. Среди них действительно была синица, словно присыпанная пеплом.
-- Деда, что за сказочки для детсада? - спросила Мира. - Птицы не способны к речи.
-- Но узнать о ком-то или чём-то можно и без слов. По поступкам или повадкам. Птицы вполне способны передать историю своими движениями. Налей-ка мне чайку, пожалуйста. Вон в том мешочке возьми заварку - только щепотку, -- попросил дед.
Мира бросилась исполнять поручение, думая о том, как было бы хорошо, если бы задержалась бабушка. Она терпеть не могла запах чая из трав, веточек и коры. Кричала: "Вениками тухлыми пахнет!" В этом она была права. Но ведь можно и потерпеть, правда?
-- Куулат родилась от гнева гор, -- начал дед, прихлебывая чай. - На их склонах водились очень редкие животные. Их рога красиво смотрелись в интерьерах, были дороги из-за немногочисленности животных. А еще их кровь была темной, почти черной. Кто-то из охотников попробовал ее и сказал, что она бодрит, как кофе. Увы, все, кто ощутил действие крови, становились одержимыми. Во снах они видели каменные кручи, ощущали ружье в руках и видели подпрыгнувшего после выстрела козла, который потом валился вниз.
Людская страсть к убийству привела к тому, что животные исчезли. Однажды лесохрана, совершая плановый облет, заметила козла, который обитал на пике скалы. Ему было просто суждено стать добычей. И в него стали стрелять с вертолета. Верхушка скалы упала вниз. И никто даже не подумал, что достать козла будет невозможно, ибо вертолету негде сесть.
Но люди через три дня нашли это место, поставили палатки. А ночью в свете костров все увидели Куулат - козлиный череп с раскрашенными рогами, сухую траву вместо одежды. Все замерли без звука от гипнотизировавшего взгляда глаз, горящих ненавистью. В её руке был клинок. Она отрубила охотникам черепную кость с волосами и исчезла.
Никому, кроме синицы, меня и теперь вот вас, неизвестно, что произошло и где лежат останки охотников. Маску Куулат и ее одежду я нашел далеко от того места, передал знакомым криминалистам на исследование. Они сказали, что вещи никогда не надевались человеком, не имеют следов соприкосновения с телами животных.
-- Бр-р-р, какой ужас! - сказала Мира. - И вещи этой злодейки в нашем доме. Зачем они тебе?
-- Ради ее элгэ, седой синицы, которая помогла мне спастись в моей последней экспедиции, -- ответил дед. - Она вывела меня к людям. Это означает, что кровавый миг пребывания на земле Куулат не был злодейством. И сейчас этот дух в сиянии бесконечности.
Ребята застыли в молчании: "кровавый миг" с гибелью людей - не злодейство?! Или он таков только в этой бесконечности?
-- А где найти элгэ? - спросил Гера.
-- Элгэ всегда сам находит своего человека, -- ответил дед и улыбнулся.
Ребята даже не заметили, что бабушка пришла из магазина и открыла дверь в комнату деда.
-- Ааа! - закричала она. - Мышь в доме!
-- Прелестная Наталья Дмитриевна, ваш голос можно услышать из-под земли! - вступился дед. - Мышь скоро убежит и не станет тревожить вас.
-- Ну уж нет, -- ответила бабушка. - Ее нужно поймать и отравить.
-- Я могу унести мышонка к себе, -- сказал Гера. - Будет жить в клетке.
-- Ну так лови ее скорее и вон с моих глаз! - отрезала бабушка.
Мышонка не пришлось ловить. Он сам прыгнул в Геркину ладонь.
Нужно сказать, что его семья была необычной. Мама позволяла ему все, что запрещалось Мире: читать почти всю ночь, если очень хотелось; пропускать урок литературы, если намечалось сочинение. Герка с двух лет мыл посуду, причём разбивал достаточно тарелок и кружек; с трех лет сам покупал хлеб; ходил в походы туристического клуба, участниками которого были родители. С первого класса оставался дома один, если родители уезжали в командировки. Запрещалось несколько вещей: врать, не соблюдать правила уличного движения и драться.
Папа никогда не ругал его за двойки; мама не ходила в школу, полагая, что справляться с детьми должны сами педагоги. Это ведь их профессия. Она говорила Мириной маме: "Любочка, да не пойду я на это собрание. Ни дворники, ни продавцы, ни стилисты, ни врачи не просят, чтобы я помогла им сделать их работу. Вот если наш Филин (начальник проектного бюро) призовёт меня к выполнению какого-либо заказа или соберется отругать за что-то - я тут как тут".
Казусы, конечно, случались: первоклассник Герка, оставшись на неделю без родителей и тети, сразу потерял деньги. Он позвонил папе, который сказал: "Сиди голодным". Герка не связал это событие с тем, что Мирина бабушка стала кормить друга внучки обедами и ужинами и по три раза на дню заходить в гости. Когда родители вернулись, Герка объявил: "Сидеть голодным очень просто". Папа сказал: "В следующий раз посиди голодным без Натальи Дмитриевны". Герка ответил: "Обязательно. Она мне надоела за неделю".
Вот в какую удивительную семью попал мышонок.
Гера и Мира на следующий день надели резиновые сапоги и снова пошли через баскетбольную площадку с длинными ветками тополей. Они хотели измерить глубину лужи и выяснить, есть ли под водой ледяная бездна. Очень осторожно, только с краю, они прощупают, где начинается Нижний мир.
Им преградил дорогу наглый Платон. Несколько парней из его компании стояли возле лужи. Ребятам стало тревожно: совсем рядом отчаянно скулил щенок.
-- Куда претесь, мелкие? Дороги другой нет? - по-хамски спросил их Платон.
Мира вежливо ответила:
-- Мы просто хотим измерить глубину лужи и понять, как мы могли в ней захлебнуться.
-- Повторить заплыв хотите? Становитесь в очередь, -- осклабился Платон.
-- Нет, в заплыв не хочется, -- угрюмо молвил Гера. - Мы можем просто обойтись информацией: вы вытащили нас из воды или изо льда?
Платон захохотал:
-- Информация денег стоит.
Скулеж перешел в визг.
Мира торопливо вытащила из карманчика рюкзака розовую купюру. Ее дала мама на подарок бабушке ко дню рождения:
-- Столько хватит?
Платон схватил деньги и сказал:
-- Ну вы совсем тормозные. Лужа эта глубиной до колена. На дне - гравий. Все ясно? А сейчас валите отсюда.
Но Гера и Мира разбежались в стороны, обогнули монументальную фигуру Платона и рванули к луже.
На ее волнах кофейного цвета покачивалась фанера. А на ней плакал лобастенький щенок.
С воплями ребята бросились на старшаков, но были тотчас схвачены сзади за локти.
Кастрюля, помахивая длинной палкой, издевательски посмотрел на Геру и Миру, и сказал:
-- Снимаем кино! Кадр номер один!
И надавил концом палки на край фанеры. Лапки щенка поехали вниз к воде.
-- Кадр номер два!
И Кастрюля перевернул фанеру.
Через миг под плач Миры рыжий лобик щенка с прижатыми ушами вынырнул из воды. Собачий малыш отфыркался и забил лапками.
-- Чего орете, тормозные? - спросил подошедший Платон. - Собаки плавать умеют почти с рождения.
В этот миг что-то ударило Кастрюлю в глаз, оставив царапину. Изверг отмахнулся, и рядом с лужей шлепнулась вверх лапками птичка.
-- Серая какая-то, -- сказал Кастрюля. - Вроде синица. Сдохла на лету и врезалась в меня.
Щенок выбрался из воды, два раза встряхнулся и... подбежал к Кастрюле. Стал крутить хвостиком, даже попытался лизнуть его берцы.
-- Ишь ты какой, -- сказал мучитель. - Будет у тебя кликуха -- Моряк.
-- Заберешь, что ли? - спросил Платон. - Тетя Маруся-то что скажет?
-- А ничего не скажет. Нам на дачу все равно пес нужен, -- ответил Кастрюля. Собакен привязался вчера, не отогнать. В школу меня проводил, из школы встретил.
-- В плавание сходил, -- заржали старшаки и пошли прочь, не обращая внимания на Миру и Геру.
За ними семенил щуплый, голенастый щенок.
-- Вот тебе раз! - сказала Мира. - Кастрюля стал хозяином.
-- Думаю, мы не найдем на стене маски Куулат, -- ответил Гера. - Понимаешь связь? Элгэ кровавого духа взамен жизни щенка. Кто бы мог подумать...
Мира рванула домой. Следом понесся Герка.
Их предположения оправдались. Маска Куулат исчезла. Более того, со всех стен испарились коряги, карандашные рисунки под стеклом, карты каких-то мест, бубны нескольких видов, колотушки, деревянная и чугунная посуда неизвестных племен.
Дед был подавлен, сидел, уронив голову на грудь, и не отвечал. Перед ним стояли его завтрак и обед.
Из глаз Миры брызнули злые слезы. Она помчалась в кухню, где Наталья Дмитриевна мыла посуду и, преодолевая комок в горле, попыталась накричать на бабушку.
Наталья Дмитриевна сначала ничего не поняла, а потом обиделась:
-- Ты считаешь, что это я отобрала все, чем старик жил раньше? Ну спасибо тебе, внуча. Воплощенное зло твоя бабка, да?
И заплакала:
-- Дед еще неделю назад просил родителей все вывезти. Папа переписывался с этнографическими музеями, они взяли только посуду и карты. А ты на меня... Вот я какая в твоих глазах!
Мира прищурилась:
-- Зачем бы ему это делать, а?
Бабушка сначала промолчала, а потом сказала:
-- Вы только не пугайтесь, детки... Он, наверное, чувствует, что уйдет... Навсегда. Вот и не ест уже ничего.
Мира и Гера посмотрели друг на друга. И, как всегда, без всяких слов приняли решение.
Ребята тихонько вошли в комнату деда. Запах в ней стал еще более неприятным, чем раньше.
Мира опустилась на диван рядом с креслом и сказала, глотая слезы:
-- Деда, любимый, поговори с нами.
Старик сидел недвижно. Только по редкому дыханию можно было понять, что он жив.
-- Деда, скажи, что мы можем для тебя сделать? - спросила Мира, и в ее мысли затесалась одна очень странная, явно ей не принадлежавшая: "Не мешать".
-- Мы бы хотели узнать побольше об элгэ. Ведь неясно, какое место он занимает в жизни человека. Он должен быть обязательно животным? И потом, получается, что, если есть плохие люди, есть и плохие элгэ? - Герка неожиданно разразился вопросами, и Мира с негодованием посмотрела на него.
-- Как так, человек собрался умирать, а тут к нему лезут с тупыми вопросами! В конце концов, у каждого своя сказка или вера, зачем допрашивать умирающего? - словно говорил ее взгляд.
Веки и руки старика дрогнули. Шевельнулись губы. Чаще стала подниматься и опускаться грудь. Старый ученый не мог умереть, пока звучали вопросы, которые вели его по жизни.
-- Элгэ прекрасен... как та бесконечность, частью которой он является... Сам человек... он может быть всяким. Подлецом. Убийцей. Но его элгэ не такой. Если человек вдруг осознает свои ошибки, в свое время он засияет в бесконечности. Если нет... элгэ все равно будет сиять... как неосуществленная возможность, -- дед говорил все четче, быстрее. И непонятнее.
-- Деда, а элгэ всегда животное? - Мира заметила то, о чем дед промолчал, и настойчиво намекнула на ответ.
А еще она пришла в восторг от того, как Герке удалось разговорить деда.
Старик с большим трудом перевел на нее взгляд. Его губы чуть растянулись, словно в улыбке.
-- Как правило, животное. В некоторых племенах - это отан. Любая вещица. Или что-то вообще не из ряда предметов. Я тебе отдаю твой отан... -- Старик было полез в карман жилета, но рука не справилась, задрожала и опустилась.
Герка помог ему вытащить что-то маленькое, завернутое в мягкую ткань, передал "отан" Мире.
Дед посмотрел на него благодарным взглядом, оживившим почти недвижное лицо.
Старика увезли в больницу. Он пробыл неделю в реанимации. Мирины и Геркины родители, люди уважаемые и известные, привозили к нему медицинских светил.
Ребята часто сидели возле клетки с мышонком. Думали: как странно, ведь он - это они сами.
А потом стало плохо Наталье Дмитриевне. Всего лишь сломался лифт, и энергичная бабушка совершила скоростное восхождение на двенадцатый этаж. "Тромб, наверное, оторвался", -- сказали врачи и увезли ее в больницу. В тот день, когда она была спасена, умер дед.
А мышонок исчез.
Мира принялась реветь и не могла остановиться. А Герка не стал ее утешать. Он погрузился в долгие и упорные размышления. Наконец он сказал ей: "Всё правильно. Помнишь синицу? Чужой элгэ может спасти. Мышонок - элгэ нашего деда. А он был одним на двоих, словно мы брат и сестра".
Мира перестала реветь и сделала вывод:
-- Теперь нам нужно искать свои элгэ!
-- А у тебя уже есть отан. Дед подарил, -- отозвался Герка. - Это мне нужно найти элгэ.
-- Ой, правда, -- спохватилась Мира и вытащила из кармана школьного пиджака ткань с чем-то твердым.
Это был крупный белый камень, местами прозрачнее воды, а частью мутный от мелких трещинок. Она показала подарок отцу. Он повертел его, посмотрел на свет, царапнул им по стеклянной вазе и сказал: "Предположительно, алмаз. Возможно, особый вид шпинели, которая тоже царапает стекло. В любом случае, камень редкий".
Герка не позавидовал Мире, наоборот. Он ждал появления своего элгэ и верил, что это будет животное. Но оно должно было само найти его, своего человека. Как назло, ни кошка, ни собака не привязывались к нему так, как щенок к Кастрюле. Герка стал плохо спать, ночами он размышлял о будущем элгэ.
Квартира его родителей, которые, кроме своей работы, писали диссертации, не была такой ухоженной, как у Хомутовых, ведь в ней не командовала Миркина бабушка. Водились в большой трешке и тараканы.
Однажды Герка заметил за шторой в углу под самым потолком темное пятнышко размером с шарик для пинг-понга. Внезапно пятнышко ринулось вниз и исчезло где-то на полу.
Герка спросил Миру:
-- А может элгэ быть насекомым?
Мира ответила:
-- Конечно. Ты забыл естествознание, которое изучали в прошлом году?
-- И тараканом?
Мира передернула плечами, сморщилась и сказала:
-- Да! Он тоже животное.
Герка вздохнул:
-- Тогда мой элгэ - таракан.
Мира сказала:
-- Пошли к тебе. Покажешь.
Однако на привычном месте ребята никого не обнаружили.
Герка уехал на три месяца в Петербург с родителями. Они выполняли какую-то работу в связи с диссертациями, а Герка с картой метро города в кармане знакомился с русской культурой. Наконец он вернулся. Подруга не сказала: "Здравствуй, Гера, я рада тебя видеть", а сразу же спросила:
-- Нашёл элгэ?
Герка только помотал головой. Он привел подругу домой, показал ей новые книжки. Мира наклонилась к стопке старых на подоконнике и вдруг взвизгнула:
-- Что это?
Герка немного растерялся и спросил:
-- Где?
-- Вот!
Мира держала двумя пальцами сухую шкурку паука.
Герка чуть не заплакал:
-- Мой элгэ был пауком! А я уехал и бросил его! Он умер!
Мира лучше знала естествознание, поэтому утешила:
-- Да он просто линял. То есть сбросил старую шкуру. А ну зови его!
Герка уселся на пол, позвал:
-- Паучок, элгэ мой, иди сюда.
Через минуту ожидания шевельнулся край шторы, и к Герке вышел... паук-птицеед средних размеров. В квартире с тараканами пропасть с голоду невозможно.
Герка подставил ладонь, и паук забрался на неё.
Бледная, как полотно, Мира отошла подальше.
А Герка сказал:
-- О мой элгэ, ты нашел своего человека!
Как ни странно, паук всегда слышал, когда Герка звал его. Если звучали шаги взрослых, прятался. На Миру он не реагировал вообще, даже когда она привыкла к его устрашающему виду.
Но нужно было все же представить элгэ родителям. Герка долго думал, как это лучше сделать, а потом просто сказал:
-- Папа, мама, у меня живёт паук-птицеед.
Родителей это совсем не впечатлило.
-- Сбежал, наверное, от того, кто их разводит, -- сказал папа.
-- Надеюсь, ты в курсе, как с ним нужно обращаться, -- добавила мама. - И ещё нужно купить террариум.
-- Но я хочу иногда носить его с собой в какой-нибудь прозрачной коробочке, -- сказал Гера.
-- Найдём, -- ответила мама, не отрываясь от отчета.
И вот настал тот день, когда Геркин элгэ вышел в свет.
Первого сентября возле школы стояла компания Платона. Хулиганы так выросли, словно тоже пережили линьку.
Гера и Мира смело прошли мимо них.
-- Эй, водоплавающие! - окликнул их Платон.
-- Утопленники! - заржала компания. - Гроши давайте. Дяденькам на пивко.
Герка снял рюкзак, достал высокую пластиковую коробочку, открыл ее.
-- Что у тебя там? - подошел поближе Платон.
-- Паук породы Голиаф. Прыгает на четыре метра. Кусается больно, после могут палец отрезать, -- с восторгом, достаточно присочинив, как сделал бы это чрезмерно любящий родитель, сообщил Герка.
Элгэ поднял вверх педипальпы.
Платон побежал в школу впереди своей компании.
Герка показал паука одноклассникам, но коробочку не стал открывать, побоялся, что страх помешает тому восхищению, которое заслуживает его элгэ.
Увы, после второго урока пришёл директор и отправил элгэ и Герку домой. Выход в свет не удался.
-- Элгэ не для посторонних глаз, -- решили ребята.
Гера всё равно носил Голиафа с собой в коробочке. И вскоре произошли события, в которых проявилась вся мощь элгэ.