Гриша Широков только в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году отправился в первое путешествие, если так можно назвать путь до школы в захолустье, куда его направили на педагогическую практику. Однокурсники шустро нашли места в городских школах, осталось лишь пять путёвок в самые отдалённые районы. Вторая досталась Антону Платонову, секретарю институтского комитета комсомола. Его задержал наряд милиции во время скандала в ресторане, и теперь ему предстояло искупить вину. Так решил его покровитель, какой-то важный чин в областном комитете КПСС.
Антон похрапывал, закинув голову на подголовник кресла Ракеты . А Гриша на прогулочной палубе не мог оторвать взгляда от свинцовых волн Байкала, которые мощно разрезал теплоход на подводных крыльях. Тёмные тучи неслись над головой навстречу, и от этого разнонаправленного движения казалось, что Гришка попал в очередную петлю судьбы. Одно утешало: можно было потрогать внутренний карман куртки, заколотый булавкой, где лежала астрономическая сумма - сто пятьдесят рублей, полученных в Управлении образованием. Её удостаивались лишь те, кто согласился ехать на практику в тмутаракань.
На палубу выполз Антон, подставил помятую рожу ветру, поёжился и хрипло, с перепою на проводинах , спросил:
- Узкий... ты чего здесь дрогнешь? Айда в салон, там тепло.
В институте Широков получил прозвище, противоположное по смыслу фамилии, за тёмные монгольские глаза. А в школе его называли подкидышем . Он и на самом деле им был, а фамилию-имя-отчество ему дал главврача Дома малютки.
- Я первый раз на Байкале, - ответил Гриша.
Антон сделал постное лицо, захотел сплюнуть за борт, но при таком ветре поостерёгся - как бы по роже не размазало - и ушёл в салон. Гриша простоял на палубе почти до причала Северобайкальска, хотя продрог больше, чем в общаге до начала отопительного сезона.
Они как раз успели на автобус до Нижнеангарска, который оказался не рейсовым, а неизвестно каким, набитым самым разным людом. Потом удачно угодили на Пазик , вёзший народ в село Буаяр, где и находилась школа.
Антон дико страдал оттого, что нигде не смог найти пива, а бутылки в его импортной спортивной сумке перестали звякать ещё до Северобайкальска. Что поделать, дефицит, народ ящиками закупается , - проконсультировал его один из разговорчивых граждан. Зато в любой торговой точке грудами стояли продукты, которые давно были редкостью в области - сгущёнка, тушёнка, пачки сухого молока, фруктовые консервы. В отделах для бамовцев вообще чего только не было - от дублёнок до невиданных стиральных машин с круглым окошком.
Гриша разорился на пятьдесят пять копеек, купил баночку сгущёнки. Он решил сэкономить на практике, чтобы не голодать потом. От расчётливых размышлений его отвлекла мощь и красота покрытых лесом гор.
Закатные лучи солнца золотили кору гигантских сосен, лиственницы сияли нереальным лимонным пламенем, скальные уступы играли оттенками байкальской волны. Он так и не отлип от окна, пока Пазик не застыл, фыркнув, возле широкой лавки, которая, видимо, обозначала местную автобусную остановку.
Пассажиры разошлись, и практиканты остались вдвоём, ожидая встречавших. Быстро темнело. Но ими никто не заинтересовался, кроме пяти злющих собак. Гришка подобрал палку, и стая побежала себе дальше.
Антон сказал начальственным тоном, к которому примешивались растерянность и обида:
- Нас были обязаны встретить. Из Управления образования телефонограмму прислали, Иван Кузьмич обещал в сельсовет позвонить.
Гриша необдуманно ответил:
- Значит, не прислали и не позвонил.
Антон пришёл в ярость, разразился речью о разгильдяйстве в этой дыре , пообещал, что все за это ответят. Он энергичным шагом рванул по центральной улице, оглядывая глухие дощатые заборы. Показалось, что село забаррикадировалось от самых нужных людей - практикантов, чьё призвание - восполнить недостаток педагогического состава в глубинке. Только длинный барак был без забора. Из форточек доносились пьяные голоса: кто-то пытался петь, кто-то выяснял отношения. Внезапно распахнулась дверь, и на улицу вытолкнули мужика с разбитым носом. Изгнанный с матом стал ломиться назад.
На маленькой аккуратной избе, окружённой штакетником, с вывеской на бурятском и русском - Библиотека - висел огромный замок. Такая же картина наблюдалась и на здании сельсовета. Осталось только дойти до школы и прилечь на крыльце.
Гриша остановил женщину, которая вышла с пустыми трёхлитровыми банками из калитки:
- Здравствуйте. Мы на практику приехали, а переночевать негде.
Женщина оглядела их оценивающе и ответила чуть наигранно:
- Да в бараке для сменных рабочих всегда место найдётся. Заходите и ночуйте, никто слова не скажет.
- Нет, нам бы в дом на одну ночь устроиться, - сказал Гриша.
Он прекрасно понял и взгляд селянки, и слова про барак. Сейчас она предложит свою избу. Так и вышло.
- Ну коли на одну ночь, могу вас приютить. Пятистенок пустой, одна живу. Три рубля с носа, - зачастила она. - Тишина, покой, бельё чистое, чаем напою.
Антон запустил руку за пазуху, но Гриша сказал сурово:
- Рубль с носа. В селе дворов много.
Женщина помялась и согласилась:
- Пошли уж. Меня Машей зовут. Я молоко приезжим-бескоровным продаю.
Машин двор действительно был ухожен, скотный двор отделён забором, а дом словно только что покрашен. Ребят устроили в маленькой комнатке с диваном и кроватью, предложили чаю с сушками. Гриша вытащил было свою сгущёнку, но Маша сморщила нос:
- Ой, убери эту гадость. У нас в магазине её никто не берёт.
Ничего себе гадость, - подумал Гриша. - Перед Первым мая полтора часа в очереди стоял, по пять банок в руки давали . И вообще мысли оказались самыми гадкими: в автобусах не выдали билеты, значит, к отчёту приложить нечего, и проезд им в бухгалтерии не оплатят. И эту ночёвку тоже. А на рубль целый день прожить можно, даже с шиком: купить на обед шницель в институтской столовке. Антону-то хорошо: он кайфовал в своей квартире, а родаки работали в Монголии, слали деньги и продукты. Вот и сейчас вытащил сыровяленую колбасу, угостил его и Машу.
Хозяйка обрадовалась и щёлкнула пальцем по скуле, подмигнула ребятам: может, по стопочке? Практиканты дружно замотали головами: завтра встреча с директором школы.
Лампочка на кухне вдруг потухла, и хозяйка достала свечу со словами:
- Электричество часто отключают. Зимой после бури вообще неделю без света сидели.
Свечка горела красноватым колеблющимся пламенем, при таком освещении Маша казалась то совсем девчонкой, то старухой, хотя ей было лет сорок. Антон внезапно разговорился, впал в раж, стал трещать без умолку о родителях, о своей секретарской работе в комитете, о знакомстве с самим Иваном Кузьмичом, о планах вступить в партию, после выпуска перейти на работу в городской аппарат КПСС. Только Гриша не захотел ничего о себе рассказывать: во-первых, нечего; во-вторых, он ощущал всё большее недоверие к хозяйке. Неизвестно почему.
Три раза кто-то стучал в калитку, Маша впотьмах выходила и возвращалась. В четвёртый с кем-то поскандалила: сначала расплатись, потом новую проси.
Антон усмехнулся:
- Самогонкой торгует. Так и запишем.
- Зачем записывать? - удивился Гриша.
В каком-то странном приступе словоохотливости Антон ответил:
- При пятке состою. В партию готовлюсь.
Гриша ничего не понял, но тут вошла Маша, и Антон стал соловьём заливаться о своих планах переехать со временем в столицу. А бывший детдомовец поинтересовался, какой праздник отмечает народ в бараке.
- Поминки, - ответила хозяйка. - Одного деревом задавило, другой ещё в марте в тайгу убежал и не вернулся. Полгода прошло, стало быть, тоже помер.
Гриша удивился:
- Как это убежал? Охотиться что ли?
Маша в свете свечи померцала глазами и сказала:
- Поживёте здесь подольше, сами узнаете. А что же ты, Узкий, о себе ничего не рассказываешь?
Гриша напрягся. Антон ни разу не назвал его институтское прозвище. Откуда же Маше о нём знать? Но товарищ этому ничуть не удивился. И тогда Гриша ответил грубо:
- Хотите знать обо мне? Почитайте, как живётся в детдомах. Нового я вам ничего не открою.
Маша сказала: Пора спать! На Платонова сразу навалилась зевота. Хозяйка проводила их в комнату. Гриша положил пиджак с деньгами под подушку. Он из синтетики, дешёвый, не очень помнётся. Сразу вспомнилась учительница географии из школы, которая постоянно отдавала ему одежду сына. От этого на сердце потеплело, и жутковатая тревога из-за хозяйки и её дома улеглась.
Утром практиканты отправились в школу с вещами. Гриша спросил товарища:
- Ну как, записал, что хозяйка самогоном торгует?
Платонов вытаращил глаза:
- Сдурел что ли? Дебильные у тебя шуточки.
Он ничего не помнит , - решил Гриша и ещё спросил: - А что такое пятка?
И тут же оказался схваченным за плечо сильной, тренированной рукой институтского комитетчика.
- Что ты сказал? - прошипел он, сдавливая плечо так, что Гришка чуть было не застонал от боли.
Да ты во сне что-то бормотал , - ответил он, но понял, что Антон ему не поверил.
Во дворе школы стояли покрашенные парты. Их протирали два мужичка и три женщины в синих рабочих халатах. Антон упругим, энергичным шагом, с широкой улыбкой подошёл к ним и громко отрапортовал, как на пленуме:
- Здравствуйте! Студенты исторического факультета пединститута на практику прибыли! Где можно увидеть директора...
Он замялся, заглянул в пластиковую папку и продолжил:
- Думбдолхоеву Даяну Базаржаловну?!
- Зачем вам директор? - спросила миловидная женщина средних лет. Она явно была гуранкой, в её жилах текла русская и бурятская кровь.
- Нам нужно отдать направления, характеристики из вуза и горкома ВЛКСМ, оформить документы и договор на предоставленное жильё, - бодро выдал Антон, хотя приём его обескуражил.
- Я директор, - вздохнула гуранка. - Пройдёмте в кабинет.
А в тесной комнатке с почти пустыми шкафами и шестью стульями она объявила:
- Нам не нужны практиканты.
В глазах Антона сверкнули молнии, он расправил плечи. Но тут же зазвонил телефон.
Директор взяла трубку и мягко сказала:
- Слушаю, Кырмен Мантыкович...
Потом она подскочила и стала внимать собеседнику стоя. Её лицо пошло пятнами. Неведомый Кырмен долго наставлял её, и директор согласно кивала своему столу. Наконец сказала: Всё сделаем .
Лицо Даяны расцвело хорошенькими ямочками на щеках, а голос просто зажурчал. За несколько минут практиканты узнали всё о школе: она восьмилетняя, классы небольшие, есть и семь человек, получающих вечернее образование. Протарифицировать на два месяца практики их не смогут, поставят в табелях замещение уроков, но леспромхоз выдаст премию. Жить можно в бараке, для них освободят комнату, это бесплатно. Широков Григорий Петрович будет вести историю и русский язык; Платонов Антон Константинович - обществознание и литературу. Коллектив педагогов маленький, но очень дружный. Все будут рады не только помочь, но и поучиться у коллег из области. С высшим образованием лишь директор.
Антон сурово спросил, как обстоят дела с приёмом школы к новому учебному году: завтра тридцать первое августа, а кабинеты ещё без мебели.
Даяна с видом ученицы успокоила: роно заочно приняло школу, а парты занесёт и расставит Пугалов Вова. Ещё она попросила Антона выступить на общей линейке первого сентября. А может, молодые коллеги предложат что-нибудь оригинальное к празднику?
- Нужно для старших ребят зажечь Огонь Знаний, что-то типа пионерского костра. Мы с Григорием Петровичем выберем в лесу место, и вечером вспыхнет костёр. Конечно, со всеми правилами безопасности. Споём песни, поговорим о будущем.
Лицо директора вдруг налилось покойничьей желтизной.
- Нет-нет, это нам не подходит, - сказала она.
- Почему? - удивился Антон.
В институте он с успехом каждый год проводил факельное шествие на набережной Ангары в честь посвящения в первокурсники. Газеты взахлёб хвалили его инициативу, да и ребята были неподдельно довольны.
Директор замялась, помолчала, а потом вымолвила: Это против народной традиции. Исключено .
Антон бросил на неё острый взгляд, а Гриша вспомнил слова товарища: Так и запишем . И тут его озарило: он понял, про какую пятку говорил комитетовец. Это же про пятое отделение КГБ - борьба с диссидентством, сектантством, помощь местным органам госбезопасности по предотвращению антиобщественных проявлений, всё такое...
Но Платонов не стал противоречить директору, только попросил, чтобы сельсовет составил договор о съёме частного жилья. К примеру там, где они ночевали. Даяна гневно сверкнула глазами, но пообещала жильё у Кравец Марии.
Во дворе небритый увалень двухметрового роста длиннющими обезьянними руками хватал парты и тащил их в школу. Гриша приподнял тяжёлую крышку одной из них и со стуком опустил.
- Цельный листвяк, - сказал один из мужичков. - До двухсот лет сносу не будет. Но тяжёлый, зараза. Ничего, Пугало всё быстренько перетаскает. Один толк от третьегодника - любую неподъёмную работу провернёт.
И практиканты впервые задумались, с кем же им предстоит работать целую учебную четверть.
Ещё у Машиного забора они учуяли запах свежей выпечки. Калитка открылась, едва они к ней подошли. Посвежевшая и похорошевшая хозяйка в лёгком платье, но безобразном клеёнчатом фартуке поверх него, с улыбкой сказала:
- Явились, квартиранты? А я как раз с пирогами успела, проголодались, поди.
Гриша удивился: она явно ждала их возвращения. И откуда ей было знать, что они теперь её квартиранты? Но Антон воспринял всё как должное и рассыпался в комплиментах хозяйке, которая по-девичьи легко и радостно смеялась на каждый из них. За столом она спросила:
- Ну, как вас встретила Базаровна?
Гриша сначала не понял, про кого это она, но коллега Платонов радостно заржал шутке и пустился во все тяжкие критиковать начальство, школу, старомодные парты, хотя даже в отсталой Монголии в учебных заведениях столы.
- Представляете, Маша, Базаровна сказала, что практиканты не нужны, хотя нам придётся вести сразу два предмета. Но я не в обиде: больше заработаем.
Хозяйка хмыкнула:
- Так у неё все учителя родственники: три племяшки после училища, правда, одна, математичка, в декрете, трудовик и физкультурник - дальние родственники, они вообще без образования. Зачем вы ей, такие учёные и важные?
В калитку постучали.
- Вот, Мандыкович, наверное, приглашает по поводу вашего проживания.
Сняла фартук и вышла.
Гриша заметил:
- Неплохо бы Маше сделать замечание об уважительном отношении к должностным лицам. Нехорошо это. Сама-то она кто такая?
Антон рассмеялся и съязвил:
- У тебя, Узкий, совершенно нет чувства юмора. Да ты вообще привык приседать перед всеми, от техничек до преподов.
Гриша на самом деле с почтением и даже угодливо относился ко всем взрослым в детдоме и институте. Да, это была привычка, возможно, постыдная, потому что Подкидышу и Узкому требовалось покровительство. Его пытались цеплять все, кому не лень.
Он спросил:
- А ты не заметил, что излишне разговорчив с хозяйкой? И она как будто всё знает заранее, что будет. Моё прозвище узнала откуда-то.
Антон набил рот пышной шаньгой, потянулся к солёной рыбе и отмахнулся.
Маша вернулась нескоро, довольно помахивая сложенным листком бумаги. Похоже, она нагрела сельсовет на приличную сумму , - подумал Гриша. С лица хозяйки исчезла полуулыбка, и она сказала:
- Если хотите у меня столоваться, то по сто пятьдесят рублей с носа. Продукты свои, свежайшие, готовить умею, поваром работала.
Антон сыто отвалился на спинку стула, а Гриша напрягся. Он хотел сэкономить минимум половину практикантских .
- Ну... если чай, сахар будете в магазине брать, рыбку свежую - у рыбалей, то по сто, - добавила Маша.
Антон глянул на товарища и сказал:
- Не жмотничай. Нам же замещёнку заплатят, по-всякому при наваре останешься.
Маша присела к столу и похлопала ладонью по клеёнке.
Практиканты потянулись к внутренним карманам пиджаков.
Хозяйка сгребла купюры и ехидно сказала:
- Ваша Базаровна в магазине продавщицу заставила перерыть склад из-за надувных шаров. Захотела, видно, школу украсить, а нечем - нашли всего пять штук. Выпендриться ей нужно перед городскими, дескать, у нас всё, как везде.
Антон после обеда засел за подготовку речи к линейке, а потом достал Гришу предложением в воскресенье сводить ребят к одному из двух озер вблизи села. Отправим по воде бумажные кораблики с записанными мечтами о будущем! - объявил он. Буйная фантазия комитетчика всегда обеспечивала успех мероприятиям.
Первого сентября практиканты пришли на работу пораньше, но лавки во дворе уже оказались занятыми курящими мужиками с опухшими лицами. Мамаши прихорашивали деток помладше, старшеклассники кучковались за углом деревянного двухэтажного здания школы.
Гриша икнул от зрелища, а товарищ хихикнул: над парадным входом был натянут выцветший плакат: Да здравствует великий праздник трудящихся Первое сентября! Причём последнее слово было выведено свежей краской на яркой красной заплатке, которая закрывала прежнюю надпись мая . Под плакатом болтались шары голубого цвета.
Вскоре из проигрывателя, поставленного на подоконник открытого окна, зазвучала музыка, директор сказала пару фраз и предоставила слово Антону Константиновичу Платонову. И он постарался на славу: скандирующим слогом выдал передовицу из Учительской газеты , разбавил материалами Съезда КПСС. Оглушённые ребята и взрослые замерли. Директор первая захлопала выступавшему, и вся линейка поддержала её. Антон выглядел вполне довольным: таких оваций он нигде ещё не срывал.
Ему досталось классное руководство в восьмом классе, Гришу приставили к пятиклассникам. Ребятишки оказались застенчивыми, молчаливыми, даже восьмиклассники, украшением класса которых была мощная туша третьегодника Пугало.
За праздничным обедом в честь первого рабочего дня Антон нажаловался Маше на Базаровну: она не разрешила зажечь Огонь Знаний, мол, против народных традиций. Надо отметить косное влияние пережитков прошлого на воспитательный процесс , - озабоченно сказал он и потянулся к блокноту.
К удивлению, Маша поддержала директрису, к которой явно питала неприязнь:
- Онгоны, духи предков, будут недовольны. В прошлом году наш шаман помер, а нового нет. Никто не может жертву скормить духу огня. А без этого пожары начнутся.
- А почему нового не выберут? - живо поинтересовался Гриша под презрительным взглядом Антона.
- А кто их знает, - ответила Маша. - Шаманка на четырёх нападала, но ни один не выдержал, трупы в тайге нашли.
И мгновение спустя пояснила:
- Шаманка - болезнь, когда человек с ума сходит и бежит куда глаза глядят. Если он её сдюжит, может сам шаманом стать.
Разговор оборвал Антон, который на общественных началах читал лекции в школах и предприятиях на темы атеизма и материализма:
- Да хватит вам о всякой ерунде болтать. Лучше посоветуйте, Маша, на какое из озёр сводит ребят на экскурсию.
Тут уже вмешался Гриша:
- Мы же не спросили разрешения у Даяны Базаржаловны!
Антон отмахнулся:
- Завтра воскресенье, нерабочий день.
У Маши в серых глазах появилась мерцающая зелень, и она охотно рассказала:
- Ближнее озеро - мы так его и называем - ручьями с хребтов питается, берега его топкие, по колено можно провалиться. Там иногда скот застревает. А Дальнее пополняется ключами со дна. Вода вонючая, тухлым яйцом отдаёт, но берега каменистые. Эжины, бурятские покровители того места, его воду сделали лечебной. Ломоту костей можно вылечить, кожные болячки. Но ходить туда нужно с жертвенными подношениями.
Антон радостно воскликнул:
- Я читал, что в районе строительства БАМа обнаружены полезные источники! Вот мы и исследуем один из них! Дорога-то к ним есть?
Маша кивнула:
- По ней вахтовка людей на лесоповал возит.
И снова пояснила, что валят лес и готовят место под магистраль сразу с двух сторон, навстречу друг другу.
Хозяйка выглядела чрезвычайно довольной. Антон ничего не заметил, а Гриша встревожился. Что-то было неправильным, но вот что?
Воскресным утром практиканты встретились с желающими пускать кораблики желаний. Из оказалось до обидного мало: пять девочек из Гришиного класса, в котором было двадцать человек, и четверо из пятнадцати учеников Антона. Один из них стоил всех - это был Пугало.
Антон прихватил свой японский магнитофон с новыми записями группы Бони Эм, и ребятишки, радостно переиначивая припев из песни Daddy Cool - Варвара жарит кур! Жарит, жарит кур! - двинулись по дороге к тайге.
Пугало внушал опасения: у него на поясе болтался охотничий нож, он то и дело забегал в придорожный подлесок и появлялся оттуда в облаке табачного смрада. Антон не смог уговорить его отдать холодное оружие, хотел уже прогнать недоумка, но заступились одноклассницы: Вова с десяти лет бегал с ножом, который ему подарил отец. В школу не брал, в ход не пускал и вообще был мирным и добрым.
Дорога в подъёме на хребет быстро утомила, но тут раздался рёв мотора, и рядом с экскурсантами остановилась вахтовка, правда, пустая, звякнула открытой дверцей. Шофёр с надвинутой на нос кепкой сказал:
- На озёра собрались? Залезайте, подвезу.
Пугало первым ринулся в дверцу, но был остановлен Антоном: сначала в транспорт пропускают девочек. Как только последняя из них шмыгнула в автобус, а Пугало занёс ногу над ступенькой, шофёр дал по газам, и вахтовка помчалась вперёд. Сначала Антон и Гриша остолбенели, им показалось, что водитель решил пошутить. Но это оказались вовсе не шуточки. Вахтовка на полной скорости удалялась.
- Пугало! За ним! - крикнул Платонов и сам припустил вперёд.
Гриша отстал от тренированного атлета Антона и Вовки Пугалова, который, несмотря на телосложение и вес, обогнал своего учителя. От бега страшно резало в боках, а сердце, казалось, билось в самом горле. Дорога сделала поворот, и Гриша увидел товарища, который, согнувшись и опершись руками в колени, восстанавливал дыхание.
- Побежали... - не то сказал, не то простонал Гриша.
Но бежать не было никакой возможности. Ноги налились тяжестью, всё тело сотрясала дрожь. Не только у слабака Широкова, но и у могучего комитетчика. К тому же небо стало тёмным, как в сумерки, лес возле дороги вовсе почернел. Синеватое пятно солнца не освещало, а казалось потусторонним зловещим глазом, который наблюдал за неудачливыми практикантами.
- Гриша, друг... - начал Антон.
А почему не Узкий? - удивился Широков, но промолчал, ожидая продолжения. Хотя уже было ясно, о чём пойдёт речь.
Антон продолжил:
- Ты знаешь, я в партию готовлюсь... Мне никак нельзя быть завязанным в этой истории... Друг, сделай одолжение, скажи, что это было твоим решением - тащить детей на озёра. Тебе-то что? Из института не выгонят - ты детдомовский. Ну, выговор по комсомольской линии дадут. А я прикрою. Практику не зачтут - на другой год пройдёшь. Или лучше так: у меня в Управлении образованием знакомая родителей работает. Она походатайствует, чтобы ты в течение семестра часы отработал.
Какая же ты сволочь, Платонов, - подумал Гриша. - А если всё плохо обойдётся, меня посадят . Но осторожно ответил:
- Нужно сначала детей найти.
Антон вдруг уселся на дорогу и схватился за голову:
- Тайга... есть нормальные отряды, передовики... А есть и отребье, преступники... Кого только на БАМе не встретишь... Девчонки... В живых бы оставили... Иван Кузьмич не поможет... Сразу открестится...
Грише захотелось пнуть носком резинового сапога комитетчика в поясницу. Но он положил руки на вздрагивающие плечи Антона и сказал:
- Хорош ныть. Надо найти детей. Маша говорила, что ребятня здесь ушлая, к лесам привычная, всё облазила. Не пропадут. Вставай, пошли.
Ему показалось, что только имя хозяйки привело товарища в чувство.
И они двинулись по дороге, всё убыстряя шаг.
Вдруг дорога оборвалась странной низиной. Посреди чёрной блестящей грязи торчали обугленные остовы деревьев. Остро пахло гарью. На краю притулилась разрушенная избушка без крыши, дверей и оконных рам. Она тоже явно побывала в огне. К дверному проёму были приколочены обломки: полукружья со свисающими обрывками кожи. Бубны! - вспыхнуло у Гриши в голове. Судя по количеству полукружий, это были семь разломанных бубнов.
Над грязью словно пронёсся ветер, колышущий сухие травы и ветви: Пришшшёл... Но шелестеть явно было нечему. И сразу же в развалинах избы зашептались голоса. Очень тихо, на грани слышимости.
Антон сказал:
- Что за ерунда? В тех деревянных обломках точно кто-то прячется.
И зашлёпал сапогами по грязи. Сам он ничего, видимо, не заметил, но Гриша увидел, что с каждым шагом товарищ погружается в трясину.
- Стой! Увязнешь! - крикнул он.
Но Антон, как зачарованный, уже по пояс в чавкающей жиже, двигался к горелой избушке. Он попытался поплыть, раздвигая чёрную трясину руками.
Гриша подумал, что если даже если сломить тонкое деревце и протянуть товарищу, он просто не обратит внимания на спасительную хворостину. Инстинкт самосохранения пропал, и практикант Широков бросился на верную гибель. Он сразу, ступив в грязь, почувствовал смертельный холод, охвативший его ноги; сделал несколько шагов - и ощутил властную силу, тянущую его вниз. Рванулся вперёд и успел схватить Антона за ворот.
Гриша потерял равновесие, упал и тут же был всосан жадной субстанцией, которая на деле, наверное, вовсе не была болотом. Ему удалось повернуться на спину, не выпуская куртки товарища из сведённых судорогой пальцев. Тягучая жижа без вкуса и запаха сразу полезла в рот и ноздри. Гриша понял: сейчас он захлебнётся. Удушье уже подступило, но он успел заметить, как рядом вспучились и лопнули несколько пузырьков. Пришла мысль: Это последний воздух из лёгких Антона. Он умер .
Гриша, смаргивая грязь, заливавшую глаза, уставился в тёмное небо, которое низко навалилось на топь, и почувствовал, как затихает биение сердца. Оно несколько раз трепыхнулось и застыло. Почему я ещё жив? - спросил себя он. - Или вот так и выглядит смерть: ты не дышишь, не двигаешься, сердце не бьётся, но всё равно видишь мир?
Вдруг в небе, которое рваными, лохматыми краями облаков уже касалось топи, появился силуэт, напоминавший птицу. Она покружилась, и вот их уже стало четверо. Внезапно они сложили крылья и спикировали на Гришу. Жгучая боль обожгла бёдра и предплечья. Птицы потащили его вверх. Гриша потянул за собой Антона.
Очнулся он на земной тверди, бросил взгляд в сторону топи. Близко к избе кружилась большая воронка, и из неё еле слышался шум, похожий на голоса: Ушшшёл... Упуссстили... А может, это только показалось. Зато птицы сидели на дверной перекладине и глядели на него провалами в головах, откуда виднелось багровое свечение. Гриша сомкнул залепленные грязью ресницы.
- Узкий! Вставай, Узкий!
Обидное прозвище из уст товарища, которого Гриша ранее счёл мёртвым, заставило открыть глаза и присесть. Спортивные штаны и рукава штормовки были в крови, раны под ними нещадно мозжили. Гриша пошевелил пальцами - они двигались. Комки чёрной массы быстро становились серыми и осыпались пылью, которая тотчас исчезала на рыжеватой колее дороги. И она была прежней, без всяких поворотов. Чёрная топь исчезла, как сон.
Живой-здоровый товарищ крепко стоял на ногах. Рядом валялся магнитофон. Антон расчихался от серой пыли, и вновь стал прежним - румяным здоровяком в импортной куртке из шелковистого материала, которую он называл ветровкой, американских потёртых джинсах, предметом зависти половины института.
- Узкий, что это было, а? - спросил он. - Дорога вдруг кончилась, и наступила полная ночь. То ли загнали себя бегом, то ли получили солнечный удар и без сознания свалились. А ты где поранился-то? Идти сможешь?
Гриша понял, что товарищ ничего не помнит, встал, отряхнулся и молча зашагал по дороге. Его переполняло счастье, что эта топь оказалась лишь видением, что Антон жив. И ещё откуда-то он знал, что они сейчас найдут детей.
И в самом деле, скоро они услышали девичьи голоса, припустили им навстречу. Трое восьмиклассниц прикрикивали на пятерых хнычущих пятиклашек:
- Харэ ныть, соплюхи! Поножовщины не видали что ли?
- Да заткнитесь вы, и без вас тошно!
Девчонки обрадовались учителям, окружили стайкой, заверещали. Оказалось, что шофёр, никому не знакомый, помчал их куда-то. Они кричали, грозились, но он даже не поворачивал головы. Потом внезапно остановил вахтовку и крикнул:
- Выметайтесь!
Девчонки выскочили из автобуса, но он не уехал, поэтому они бросились прочь. Встретили Пугало, рожа которого была как спелый помидор. Он пообещал начистить морду шутнику и ринулся к автобусу, который словно дожидался мстительного восьмиклассника. Что там случилось, девчата не разглядели. Увидели только, что Пугало вытащил шофёра за ноги, нагнулся над ним, схватился за голову, потом заорал: Мама! Сиганул в подлесок, раза два мелькнул на склоне хребта и пропал. Шофёр лежал неподвижно, его рубашка краснела всё больше. И девчонки решили бежать в село.
Антон строго сказал:
- Стойте здесь, держитесь кучкой. Мы с Уз... Григорием Петровичем пройдём к вахтовке. Там и решим, что делать. Милиция-то в селе есть?
Девчонки наперебой рассказали, что отдел УВД в соседнем Майске, один на четыре села. А у них есть участковый Ружников Гена, его дом самый первый от дороги в лес. Но он уехал на свадьбу, когда вернётся, никто не знает.
- А Народная дружина ? - напомнила статная русоволосая Катя, которую Антону рекомендовали как отличницу и гордость школы. - Правда, её ещё собрать нужно...
У вахтовки практиканты впервые почуяли, как воняет огромная лужа крови, которая на солнце уже свернулась сгустками. Антона вырвало остатками завтрака. Гриша внимательно рассмотрел рану: живот покойника вместе с ремнём был развален вертикальным прямым разрезом. Вспучившийся кишечник уже заветрился. А в сердце торчал нож. Для чего бедолагу угробили двумя смертельными ранениями? Хватило бы и одного... Но Гриша не успел поделиться с товарищем своими мыслями.
Антон снова заныл:
- Зачем, ну зачем я взял с собой этого недоумка? Отвечай теперь за него... Нет, это родители виноваты, которые позволили ему с десяти лет ходить с ножом. Гришка, ты ведь подтвердишь, что мы не видели у этого придурка холодного оружия?
- Дети видели и слышали, как ты уговаривал его отдать нож, - ответил Гриша.
- Девок я беру на себя, - заявил Антон.
- Ты заставишь ребятишек врать? - удивился Гриша.
- Нет, я позволю им донести на нас, подставить под статью о халатности, - съязвил Антон. - Короче, ты оставайся здесь и охраняй место преступления до прибытия кого-нибудь, а я уведу детей в село. Ничего не трогай, в вахтовку не лезь.
- От кого охранять-то? - спросил Гриша. - Воскресенье, в село никто с лесоповала не поедет.
- Ну ты дурень, Узкий. А если зверь до тела доберётся? Или у этого шоферюги подельники были? Сказал же: будь здесь и охраняй.
Антон быстро развернулся, чтобы Гриша не смог возразить, и зашагал к детям.
Спасибо, друг , - подумал вслед ему Гриша.
Прежние обиды на комитетчика почему-то исчезли. Что поделаешь, слаб человек... У самого Гриши не было ни родителей в Монголии, ни блата, ни знакомств с кем-нибудь из обкома КПСС. Не было денег и своего жилья. Но он был свободнее и сильнее Платонова. Он мог говорить правду, мог спасти того же Антона по велению сердца. Что стало бы с комитетчиком, если бы Гриша отцепился от его ветровки и оставил слабака в чёрной топи?
Гриша наломал веток и устроился на другой стороне дороги так, чтобы видеть труп, на который уже слетелись разнокалиберные насекомые. А прикрыть его нечем. Штормовку не снимешь - зажалит гнус. Благодаря почти летнему солнышку он ожил и ринулся на съестное. Веток накидать? А не повредит ли это картине преступления? В конце концов Гриша ободрал с ближайшей ели молодые лапы и сначала хотел положить на лицо мертвеца, но решил повнимательнее разглядеть раны. Вдруг его наблюдения пригодятся?
Пугало всё же засветил шофёру в глаз, из-под вспухшего века которого обильно сочилась светло-жёлтая муть. Вот в этот удар Гриша поверил, вспомнив длинные руки и пудовые кулаки третьегодника. Да и всадить нож по самый по ограничитель на рукояти - парнишке вполне по силе. Но откуда недалёкому, с умственными отклонениями переростку знать, в какое место нужно бить, чтобы не наткнуться на кость? Вряд ли у Вовки были нужные навыки. А вот прямой разрез... Это уже не похоже на дело рук Вовки. Сомнительно, что у него возникло желание поглумиться нал убитым, а потом в страхе звать маму.
Гриша закрыл еловыми лапами живот убитого и медленно огляделся. В нарядной, разомлевшей под солнышком тайге было тихо. Но ему показалось, что это опасная тишина. Что-то назревало в душистом, со сладковатой осенней прелью, воздухе. Практикант уже хотел было вернуться на выбранное место, но чуть не упал. Потому что в голенище его резинового сапога вцепилась рука покойника.
После чёрной топи в Грише что-то изменилось. Раньше он бы побежал прочь с воплями прямо в носках, подарив мертвецу сапоги. А сейчас принялся хладнокровно размышлять. Шофёр ещё жив? Но нет признаков дыхания. Может, посмертные движения, о которых он как-то слышал от знакомого студента-медика? Какая-нибудь чертовщина вроде топи и дьявольских птиц, которые его спасли? Похоже на то...
Пальцы покойного с уже тёмными ногтями разжались, ладонь с наколотыми перстнями и корявым круговым шрамом на запястье упала на землю. Но тут же раздался низкий утробный звук:
- Освободи... Вытащи... нож...
Причём слова донеслись не из глотки: отвисшая нижняя челюсть не шевельнулась, недвижен был и вывалившийся синий язык.
- Осво...
И звуки прекратились.
Гриша выговорил, еле одолев сушняк во рту:
- Прости, не могу. Нож - это улика.
Развернулся и пошёл на другую сторону дороги, уткнулся лбом в колени и стал размышлять, время от времени зорко оглядывая склон хребта. Вскоре тени от него закрыли вахтовку и труп. Гриша глянул на часы: уже половина третьего. Неужели все их приключения заняли полдня?
Практикант повернул голову в правую сторону. Не было слышно ни звука, но он знал: сюда кто-то идёт-торопится. И он не опасен, не то что молчаливая тайга.
Действительно, с радостными криками к вахтовке подбежал незнакомый человек, крикнул Грише:
- Спасибо, брат, посторожил! А я... - Водитель присел на корточки. - Вчера со смены народ привёз, в баньку сходил к зятю. Вахтовку возле барака оставил по привычке. Проспался, глядь - увели! Хорошо, что Михеевна увидела, куда гад погнал...
Он скользнул взглядом по убитому:
- А кого тут вальнули-то?
- Угонщика, - ответил Гриша.
- Так ему и надо, сволоте грёбаной!
Шофёр ещё долго крыл матом убитого, а потом утомился и спросил:
- А кто вальнул-то?
Гриша пожал плечами.
- А чего ты тут сидишь? Давай оттащим его с дороги да в село поедем.
Когда Гриша забормотал о месте преступления и необходимости дождаться милицию, шофёр только махнул рукой:
- Участковый Гена только к вечеру приедет со свадьбы. А мы председателю сельсовета скажем, он в Майск позвонит, пусть оттуда выезжают.
Он сам быстренько оттащил труп, протёр пол кабины, достал из-под сиденья топорик, срубил четыре осинки, воткнул их крест-накрест возле тела. Подумал и для верности привязал к кольям куски ветоши для обтирки. Гриша ещё подбросил еловых лап и засомневался: а вдруг зверь найдёт труп прежде милиции?
- А тебе-то что? - удивился шофёр. - Залазь, поехали!
По дороге Гриша поинтересовался, есть ли поблизости чёрная топь.
- Сроду не бывало! - ответил радостный водитель.
По-видимому, ему бы здорово досталось за потерю вахтовки.
- Странно, я сам её... видел. И избушку, разрушенную пожаром. К её остову были приколочены сломанные пополам бубны, - сказал практикант.
- Избушка такая есть, - сообщил водитель. - Только она по другую сторону хребта. Шаман в ней жил, очень сильный - седьмого круга. Когда помер, люди бубны сломали. Такой обычай. А топей никаких не упомню.
Про птиц Гриша смолчал. Они не были видением - их клювы его поранили. Наверное, чудесное спасение должно остаться его тайной. Уж очень не хотелось прослыть чокнутым.
Он вышел из вахтовки у Машиной калитки. Хозяйка, сияя улыбкой, сказала, что Антон приболел от огорчения, она напоила его успокоительной настойкой. Теперь он спит. И тут же доложила, что произошло в селе.
Антон Константинович привёл детей на двор к Ружникову Гене, где вошкалась в огороде только его тёща, семья-то на свадьбу уехала. Антон поднял панику: случилось убийство, а преступник, восьмиклассник Пугало, пропал в тайге. Что делать без представителя правопорядка?
Тёща тотчас побежала консультироваться по соседям, и скоро в её дворе собралась толпа любопытных и родителей детей. Но они были озабочены отнюдь не смертью неизвестного угонщика и пропажей Вовки. Даяна Базаржаловна привела единственного в селе буддиста - сморщенного старца. Он позвенел колокольчиками и сказал, что дети и их учитель чисты. Родители погнали девчонок домой, толпа разошлась, а Антон поплёлся к Маше.
Хозяйка тоже предложила Грише стакан травяного успокоительного настоя и желтоватые крошки на блюдце, которыми непременно нужно было заесть целебное питьё. Гриша подумал-подумал и согласился. Настой оказался терпким, но приятным. А крошки - сухим кислейшим творогом, таким вонючим, что он в рот не лез. Как ни странно, после лечения голова стала ясной, мысли чёткими. И даже сил прибыло.
В калитку кто-то так затарабанил, что забряцали запоры. Маша вышла открыть, и Гриша решил, что это подъехала милиция из Майска. Увы, он ещё не был знаком с медлительными действиями местных властей.
Перед Машей стояла огромная женщина. В такую жару на ней были сапоги, прорезиненный плащ, а на голове - тёплая шаль. А за спиной - ружьё.
- Машка, позови сюда учителя, который дитёв в тайгу свёл. Спрошу с него, где мне своего искать.
Гриша рассказал историю, которую услышал от девчонок.
- Ты мне место назови, - потребовала женщина.
Гриша пожал плечами.
- До озёр-то дошли, нет? - грозно спросила Вовина мать. - Значит, совсем рядом. Покедова, Машка.
И похожая статью на медведицу, поднявшуюся на задние лапы, женщина вышла.