Толчок в спину. Полёт. В скрежете и содрогании горячего металла потонул хруст перемолотых костей. Тьма. А потом в ней возник прямоугольник, вычерченный синеватыми линиями. Наверное, это дверь, а за нею - светлое помещение, возможно, люди. Стало быть, помощь... Так почему Мария медлит? Скорее! Но тело не поддалось, будто рук-ног вообще не было. Не получилось моргнуть, открыть рот, коснуться языком нёба. Послышались шаги. Одна из вертикальных линий стремительно разрослась, и Марию ослепил поток мертвенного света. Вскоре можно было осмотреться. Оказалось, что она находится в небольшом помещении с низким потолком. Вдоль стен были сложены в два ряда длинные мешки. Над одним - с полурасстёгнутой молнией - склонились люди в балахонистой одежде, фартуках и перчатках.
- Ну ни фига! Глянь, Петрович, она будто вылезти собралась! - сказал мужчина, который со спины напоминал шкаф. - И набок повернулась, чтобы удобнее было...
- Каталка где? - строго спросил тоже не хрупкий Петрович, который годился в отцы своему напарнику. - Меньше, Санёк, болтай, живей поворачивайся.
Санёк двинулся к выходу, подчёркнуто равнодушно оглядывая ряды мешков. А Петрович растянул тонкие губы и облизнулся, словно в предвкушении. Знакомая ухмылка... Вот бы вспомнить... И Марии ничего не оставалось делать, как наблюдать. Загрохотала каталка. Здоровяки подняли на неё чёрный мешок. Вжикнула молния.
- Где так расколбасило труп? - не унимался любопытный Санёк. - ДТП, чё ль?
Петрович досадливо поморщился и показал рукой: стягивай, мол. Санёк хоть и проявил расторопность, быстро и без видимого отвращения стал освобождать тело из мешка, однако оплошал, и кроссовка с торчащей костью шлёпнулась на бетонный пол.
- Ёшкин кот! - рявкнул Петрович. - Поаккуратнее!
- Думаю, мадам не обидится, - попытался сострить Санёк, который отчего-то начал бледнеть с короткого толстого носа. - Поди, не хрустальный башмачок. И не на балу танцевать...
Мария не услышала, что ответил Петрович. Словно волной, накрыло странное ощущение, что обувь и одежда раньше принадлежали ей. Голову наполнило всё усиливавшееся гудение - вот-вот треснет череп. И тут помещение словно взорвалось чёрными брызгами. Через миг они слиплись в хлопья и траурным ковром осели на пол. Санёк и Петрович, похоже, ничего не заметили. Тупоносое лицо молодого санитара приобрело цвет молочной сыворотки, пока он безуспешно пытался отцепить край мешка от впившихся в него пальцев трупа. Петрович нахмурился, вытащил из кармана фартука ножницы и обрезал пластик. Мешок полетел в огромный бак. Каталка было двинулась, но раздосадованный своей неловкостью и от этого рассеянный Санёк вдруг словно очнулся и встал столбом:
- Петрович, как же так? Она реально пыталась из мешка вылезти? Но ведь... мёртвая же...
- Мож, в таком виде доставили, - буркнул напарник. - С какого перепугу нам голову ломать - как и почему? Врачи пусть докапываются. Покатили.
- Вчера в шестом часу привезли застёгнутый мешок, - возразил Санёк. - Сам видел.
- Хорош лясы точить, - вызверился Петрович. - Девять скоро, Лихой снова орать будет. Работаешь, или я говорю Ленке, чтобы сегодня часы тебе не ставила?
Мария увидела, что чёрная пелена с пола опутала Санькову обувь, раскинула "веточки" по штанинам, залезла особо длинным "ростком" за шиворот. Ражий детина задышал с трудом, будто на спину взвалили центнер картошки, покрылся испариной. Петрович тоже это заметил и, кажется, рассердился - сверкнул зло глазами, сжал кулаки.
Вечером, получив от бухгалтерши Ленки свою долю дневной прибыли, санитары зашли в кафешку - выпить с устатку, расслабиться. Но Санёк одним глотком хватил полфужера минералки и отодвинул стаканчик водки.
- Что с тобой? - спросил Петрович. - Пыхтишь, как туберкулёзник, глаза ввалились. Даже Лихой поинтересовался, не заболел ли ты.
После минутных раздумий Санёк вымучил из своего небогатого лексикона подходящие слова:
- Душно мне.
Петрович, непростой мужик, усмехнулся, потому что сказанное напарником оказалось цитатой. Однако тут же посерьёзнел и уточнил:
- Голова трещит? Ну, словно её мыслями распирает? Тело отяжелело. Дыхалку перехватывает. И страшно пить хочется...
- Точно! - оживился Санёк. - А ты откуда знаешь?
- Да уж знаю... - уклонился от ответа Петрович и вдруг резко и громко спросил: - Что за женщина рядом присела?
Санёк вздрогнул и закрутил головой. Справа краем глаза успел заметить худенькую заплаканную бабёнку. Но когда развернулся, то узрел только несвежий тюль и край подоконника.
- Ты чё, Петрович? Какая женщина? - спросил испуганно, хотя в кафешке, знакомой от скользкой плитки на полу до собак, дежуривших за кухонной дверью, бояться было совершенно нечего и некого.
- Точно не видел её? - докопался напарник. - Не скажешь - тебе же хуже будет.
- Петрович, ты, случаем, не спятил? - психанул Санёк и от злости даже чуток поздоровел.
Напарник ответил подозрительным взглядом, помолчал, а затем пробормотал:
- Ну да... Ты ж рассказывал про припадочного брата... Про вечный стыд и облегчение, когда он преставился. Для тебя лучше помереть, чем признаться в каком-либо отклонении... И ведь помрёшь. Твоя тётка уже купила чекушку. И не только купила, но и принесла к тебе домой, на стол поставила. Короче, слушай.
Петрович положил локти на стол, чуть привстал, чтобы приблизить своё лицо к ошарашенной Саньковой роже, и быстро проговорил:
- Цепанул ты сегодня. Подсадника. Точнее, подсадницу. Это душа человека, который внезапно, до времени, с жизнью расстался. Слышал, что утопающий за соломинку хватается? А спасателя может запросто с собой на дно утянуть? Так и отлетающая душа... Норовит ухватить живое... задержаться в этом мире.
Санёк энергично замотал головой, от чего в ушах начался противный звон.
- Не крути башкой, а запоминай. От подсадных не избавиться, но ужиться с ними можно. Коли не давать слабины, тянуть себя и эту нежить. Устанешь, обессилеешь - всё, хана... - выговорился Петрович и сел на место, закрыв ладонями глаза. Если бы Санёк был наблюдательным, то заметил бы, что Петрович смотрел на него сквозь щёлку между пальцами.
Санёк скосил глаза на то место, где ему померещилась грустная бабёнка, не увидел никого, но встревожился ещё больше. Преодолел удушье и подкатившую к горлу тошноту, спросил:
- Так ведь... души-то к Богу... Рай там или Ад...
Петрович отнял ладони от лица и посмотрел на Санька, как на ненормального:
- Бог, Рай, Ад... Ты всё это видел? Можешь не отвечать. А женщину справа от себя? То-то же...
Санёк решил не сдаваться и перешёл в наступление, хоть и плохо ему было как никогда:
- А ты, Петрович, сам видел её? Мож, на понт взять хочешь? Из трупарни выжить намереваешься? Надоело бармой* делиться?
Петрович даже зажмурился от досады, опрокинул в рот стаканчик, зажевал бледными листьями салата. Не глядя на Санька, заговорил, словно бы в пустоту:
- Я их вижу. С того момента, как осознал себя. Потом как-нибудь расскажу, если доведётся, конечно. Хочешь - верь, хочешь - посылай, но я знаю всё про женщину рядом с тобой - имя, характер, судьбу.
- А как эти подсадные к людям цепляются? - перебил Санёк, которому никогда не было дела до женских судеб.
Петрович презрительно усмехнулся:
- Через человеческое любопытство. Сколько раз наблюдал: сбегутся зеваки на ДТП, пожар ли, суицид ли... Глядь, подсадник уже к кому-то приклеился. А через некоторое время любопытствующий - клиент нашей конторы. Да и в ней подцепить подсадника - cущий пустяк. Редко кто из посетителей "пустым" уходит.
- Хочешь сказать, что живые люди таскают на себе мёртвых? Как лошади поклажу? - тяжело ворочая языком, проговорил Санёк.
- Или наоборот, - туманно ответил Петрович и снова выпил, а потом добавил, плутовато глядя напарнику в глаза: - Ни разу не задумывался, сколько всего вокруг от мёртвых? По городским улицам ходишь, в доме, который построили больше ста лет назад, живёшь... книги читаешь... Ну или в детстве читал. Вроде как должником покойникам приходишься.
Санёк выпучил глаза, потому что в этот момент ощутил холодное прикосновение к плечу. Будто кто-то опёрся, вставая. Послышался звук удаляющихся шагов, хотя все завсегдатаи кафешки прильнули к своим столикам. Петрович, отвернувшись, понимающе ухмыльнулся. А Саньку внезапно полегчало, и он с удовольствием потянулся к стаканчику с водкой. Из колонок грянул рэп и окончательно вынес из головы мысли, а из тела - непонятную и непривычную хворь.
Мария мчалась сквозь огни проспектов, темноту дворов и недоумевала, почему её занесло в кафе, где обретают вечернее пристанище городские алкоголики. А ей сейчас просто необходимо на окраину, туда, где сохранились двухэтажные деревянные здания. Вот и нужный дом, тёмные окна угловой квартиры. Неизвестные и притягательные одновременно.
Санёк приплёлся домой и сразу увидел чекушку на столе, хоть и бухой. Вот так тётушка Анна! Познакомились они совсем недавно, на похоронах брата, но тут же стали близкими, будто всю жизнь рядом. Санёк и запасные ключи ей отдал - зайти по-родственному, прибраться, хавчик сгоношить. Он же целыми днями на работе. Благодушие исчезло вместе с сюрпризной выпивкой. Санёк почуял неладное. В квартире завоняло, как в морге. Точнее, как в сыром помещении без окон, куда в случае недостатка мест в холодильнике клали невостребованных и всяких бомжей. Санёк безуспешно подёргал ручки форточек. Надо же, будто приклеились. Ничего, завтра проветрит, а сейчас пальцы точно скрючило. С водяры, должно быть. Санёк стянул одежду, рухнул на диван и захрапел. Во сне к нему явилась красивая девка - в полупрозрачном платьюшке, блестящих туфельках. Санёк облапил хрупкие плечи, скользнул ладонью по спине и крепенькой попке, прижался напрягшейся плотью к девкиному животу. Но она, видать, оказалась не из тех, к которым Санёк привык лет с четырнадцати. Чуток отстранилась и потянула танцевать. Ну да ладно, он ещё своё возьмёт. Пока можно и покружиться под странную музыку - словно метели в три голоса воют, то тише, то громче. Девка огладила его плечи, принялась щекотать шею. А пальцы-то какие холодные и скользкие! Не будь перед глазами спутанных тёмных локонов, не чувствуй он лакомые формы женского тела, так и подумал бы: по затылку ползают толстенные черви, а за ними тянется слизь. Чтобы избавиться от ненужных ощущений, Санёк закрыл глаза и ткнулся носом в партнёршины волосы. Он вообще любил такие прикосновения - пряно-возбуждающие, провокационные и нежные одновременно. Втянул ноздрями воздух, а вместе с ним что-то густое, липкое. Чуть не расчихался, а рот свело от тухлятины с привкусом железа. Санёк оттолкнул партнёршу и раскрыл зенки. Мать вашу! Девка сидела кулём на полу, а вокруг растекалась чёрная лужа. Откуда только явилась такая - и туда же, танцевать... Пошла отсюдова! Санёк пхнул ногой эту заразу, прикинул, как ловчее вышвырнуть её из комнаты. Но девка вдруг развалилась на куски, которые плюхнулись в лужу, и вся эта мерзопакость с пола плеснула ему на голые ноги. Санёк бросился к двери, но вонючая жижа затвердела, сковала, и он рухнул навзничь. А потом стало невозможно дышать...
Мария огляделась. Здесь ей бывать не приходилось. Иначе она выкинула бы хлам из углов. Пожалуй, ветхую мебелишку тоже. Уж лучше совсем без неё, чем среди облезлой рухляди. Соскребла бы "географические" разводы старой побелки, отмыла слепые от грязи окна. Гардины бы повесила, чтобы не подглядывал уличный фонарь. И всё же: что привлекло её сюда, в неряшливую неустроенность одинокого жилья? Настоящая помойка...
Меж тем запах пыли, немытой посуды и полного мусорного ведра стал сильнее.
Рассеянный свет померк.
А в ноздри вонзилась тяжёлая, сладковато-жирная струя тления.
К горлу сразу подкатил рвотный спазм. Мария зажала нос ладонями.
Наверное, в комнате кто-то недавно умер... а проветрить было некому.
Бежать отсюда, нестись, лететь, и скорее! И как только угораздило поддаться смутному порыву...
Ой!.. Груда шмоток на диване шевельнулась. Или показалось?
Пропастиной завоняло так, что сдержаться не было мочи, вывернуло прямо под ноги.
Чуть отдышавшись, Мария глянула на диван и похолодела. Затрясло так, что лязгнули зубы.
Тряпьё оказалось живым: сползало с дивана, выпрямлялось с утробным хлюпаньем...
Господь всемогущий, да это же... это забытый всеми мертвец. Пролежал в закрытой комнате, дождался того, кто первым войдёт...
Нет, не может быть! Мария хлопнула себя по щекам.
Покойник приближался - шаг за шагом. От колченогого движения заваливалась голова, рвалась кожа, пуская слизистые зловонные потёки.
Дрожь прошла, наступило оцепенение. По боли в груди Мария поняла, что снова не может вздохнуть-выдохнуть.
В фонарном призрачном свете она увидела глаза мертвеца, похожие на стухший яичный белок.
А ведь сейчас эта нежить бросится на неё!
В отчаянном порыве Мария преодолела скованность, схватила с пола какую-то плёнку, может, полиэтиленовый мешок и накинула на покойника. Пока он барахтался, рванула прочь. Уже на улице поняла, что до сих пор боится - а вдруг сочащиеся гнильём, теряющие плоть пальцы дотронутся до её спины...
Конечно, это была ловушка. Кто-то заманил её в логово неупокоенного мертвеца. С недоброй целью заманил. Только вот кто? Ни понять, ни догадаться... Как и обо всём остальном - кто она, где живёт, есть ли близкие люди... Впрочем, припомнился один человек, который не спит по ночам, в любую погоду сидит на лавке в заросшем клёнами сквере. Сосредоточенно глядит сквозь ветви на небо, словно ведёт с кем-то нескончаемую беззвучную беседу. Чем занимается днём, неизвестно. Но знает абсолютно всё. Вот Мария и поинтересуется, что творится с нею и миром. Да, нужно найти его... Андрея Петровича.
Андрей Петрович сгорбился на своей любимой лавке. Ночная майская теплынь плыла над понуренной головой, ласкала кожу, овевала мир ароматом начавших зацветать кустов. Но пустая пивная банка в руке Андрея Петровича была холодна, как лёд.
- Что стоишь за спиной, Машенька? - сказал Андрей Петрович, приглашающее хлопнул рукой по лавке и подвинулся. - Садись, проводим темноту и поприветствуем рассвет вместе. Как тогда, помнишь? Ты с мужем поругалась, убежала из дому. Не помнишь, конечно... А я тебя ждал. Вопреки всему.
Мария опустилась на скамью, уже покрывшуюся мельчайшими росистыми каплями. Только хотела спросить о своём, как Андрей Петрович заговорил, будто наперёд знал, что волнует его знакомую:
- Тревожно тебе, Маша. Понимаю. Человек живёт верой, надеждой, любовью. А потом вдруг оказывается, что он обманывался. Не было ничего. И не будет. Ты ведь сама удивлялась - отчего это всё хорошее обещано людям именно после смерти? Что справедливость, покой, вечная любовь достижимы лишь, как говорится, за гробовой доской? "Ей там хорошо", - уверяли соседки, поминая твою маму. Врали. Всё, чем наполняет эфир человек, - обман.
- Андрей Петрович, - перебила Мария, - вы сперва объясните, что сегодня со мной произошло. Представляете, оказалась в компании трупа, который чуть меня не схватил. Допустим, всё это я навоображала себе со страху. Но кто и для чего заманил меня в квартиру, где гнил никем не найденный мертвец? Ну не по своей же воле я туда отправилась - дай, подумала, найду какого-нибудь завалявшегося покойника?
- Вот именно что по своей воле, - заметил Андрей Петрович, явно недовольный тем, что его речи прервали.
- По сво-о-ей? - возмущённо выдохнула Мария.
- Да. При жизни этот труп был твоим вместильником. Но ты снова ошиблась, выбрала не того... Слабака выбрала, туповатого и грубого. Совсем тебе не нужного. Но! - Андрей Петрович поднял взгляд к светлеющему небу. - Фатум.
- Каким ещё вместильником? - спросила ошарашенная Мария. - Не знаю никаких вместильников, и покойника этого не знала. Так надеялась, что вы мне поможете...
- Вот сколько раз я тебе доказывал, что нет между людьми помощи, поддержки, участия и так далее. Всё, что делает человек, совершает исключительно для самого себя. За высокими абстракциями всегда прячется банальный эгоизм. Но не о том речь. Вместильника находит душа умершего человека, коли ей не хочется покидать мир, где всё-таки хоть что-то есть, в отличие от посмертной пустоты. Хотя для некоторых пустота милее... Нет в ней пределов и времени. Раз конец един, так уж лучше сразу выбрать её, - по обыкновению очень туманно ответил Андрей Петрович и вдруг сам задал неожиданный вопрос: - Хочешь ли остаться со мной?
- Андрей Петрович!.. - со слезами в голосе взмолилась Мария. - Не пугайте меня. Видите - я жива. Зачем мне вместильник?
Петрович вдруг сменил тон и тему разговора, ласково и отстранённо забормотал:
- Лучше послушай историю, Машенька. Жила-была девушка, которая не умела отличить реальность и выдумку. Чего ей не хватало в реальности, дополняла выдумкой. Навыдумывала себе любовь, семью, работу. Точнее, всё это было, но совсем не такое, каким ей представлялось. И вот однажды "любовь" толкнула девушку под электричку. У неё, у "любви"-то, оказались долги по кредитам, нерешённые проблемы с серьёзными ребятами, куча ответок за плохие поступки. А выход один - продать квартиру жены. Что гораздо удобнее сделать, будучи вдовцом. Девушка умирать не планировала, наоборот, собиралась продолжить род человеческий. И сопротивлялась пустоте до тех пор, пока в ней не обозначился Санёк, санитар морга. Почему именно он? Мозгов маловато, следовательно, внушаемый. Кто заговорил, уделил внимание, тот и друг. Кому понадобился, тот и родня. Но счастья он жаждал не меньше девушки. Верил и надеялся. А его родственница, троюродная тётка, положила глаз на холостяцкую халупу, подсунула племяннику чекушку с метанолом. Ничего не поделаешь, вечный квартирный вопрос. Так и встретились два одиночества, только совсем не в том виде, который ожидался. И путь им теперь... догадываешься?.. В грязь, тлен, пищеварительный тракт червей... Приятно быть питательной средой, Машенька?
Петрович посмотрел на скамью. На ней в рассветных лучах блестела нетронутая роса. Ускользнула подсадница. Легко играть судьбами живых - обморочить, заманить, купить, сломать. А вот души практически не управляемы. И в конечном счёте стремятся туда, куда ему, Петровичу, нет и не будет доступа. "Один, всегда один. Подумаешь... так даже лучше..." - пробормотал он, направляясь к первому автобусу, который домчит его до городского морга. А солнечный свет разглаживал морщины неба, вздымал над миром сияющие точки, не видные с земли, нёс их в бездонный эфир. Не мог расцветить только сгусток тьмы, передвигавшийся вместе с автобусом по пустынному в этот час проспекту.