Аннотация: Андре Массон - французский художник, сюрреалист-экспрессионист. Было интересно узнать, что случится, если автору картины "Битва рыб" попадётся рисунок Гитлера :)
Тьму заполнила мешанина запахов и разноголосица. Чьи-то жёсткие пальцы раздвинули веки, и оранжевое солнце резануло по глазам.
- Мсье Массон, вы меня слышите? - спросила одна из белых теней. Голос отозвался в голове скрежетом и визгом.
- Третий день в беспамятстве, но лихорадки нет, - прогудела ещё одна тень.
- Как себя чувствуете, мсье Массон? - не отстал пронзительный голос.
Язык тяжело шевельнулся:
- Подвально...
- Что?.. Как вы сказали?.. Мсье Массон? Он бредит.
- Незабудки... Спасите!.. - хотел крикнуть Андре, но язык прилип к нёбу, и слова застряли во рту.
- Однако, не жилец. Чисто умереть не сможет. Наверное, морфий?
- Два миллиграмма. Через четыре часа - ещё два.
- Столько не протянет. Отходит.
- Тогда камфару! Да шевелитесь, чёрт бы вас побрал!
В руку впилась сталь, и мир сузился до оранжевого солнца. Оно потускнело, погасло, и через миг не стало ничего.
... Поле курилось сизоватыми струйками, которые быстро исчезали в разогретом воздухе. Андре долго смотрел на них, потом уткнулся лицом в траву, пропитанную горько-кислыми запахами пороха и гари. Он слышал глухие удары под воронками, развороченными окопами и уцелевшими пластами дёрна. Скорее всего, шумело в ушах после вчерашнего боя, но Андре казалось, что подземное эхо отвечало биению сердца.
- Андре, чудак, поднимайся. Чего разлёгся-то? Смотри, что я нашёл, - раздался голос Жиля.
Андре не ответил.
- Красота какая... Сразу дом вспомнился, луг перед мельницей. Ты только глянь, незабудки как живые, - с хрипотцой сказал Жиль, присел возле товарища, зажав в руке листок бумаги с обугленными кромками.
Андре оторвался от колючей травы, протянул тонкие нервные пальцы к рисунку. Кашка, гравилат и незабудки. Отдых в обвеянных ветрами лугах. Семейный ужин под сводами узорчатой веранды. Свежевыглаженное полотно и острый аромат сырной закуски с зеленью. Блики от стеклянной вазочки с незамысловатым букетиком на льняной скатерти. Под рисунком в объеденных огнём краях - подпись: "... с изъявлением глубочайшего почтения и восхищения - Адольф..." Тьфу, бош... Жиль ведь не знает немецкого языка. Андре отдёрнул руку, и рисунок бабочкой порхнул по ветру. Друг еле ухватил его, бережно расправил и сунул за пазуху.
- Зачем тебе эта сентиментальная мазня? Видно, что с открытки срисовано, - недовольно проговорил Андре. - Да ещё немецким офицеришкой. Адольф выводил лепестки-тычинки, а потом макал штык в нашу кровь.
- Может, он сейчас кормит жуков в общей могиле. А его душа жива. Здесь, Андре, жива - вот на этом клочке. И знаешь... да, он враг... завтра протопаю по его могиле. Или убью. Или он меня. Но когда вижу эти незабудки... - Жиль вытащил листок и ещё раз любовно оглядел рисованное сокровище - букет полевых цветов, - помолчал и добавил: - Я понимаю его...
Андре прищурился, глядя на пыльное небо. Низкое, мутное - фронтовое - солнце всё же опалило радужку. Андре что есть сил зажмурил глаза. Под веками вспыхнули сочные, чистые тона незабудок. Рисовальщик - художником не повернулся назвать язык - явно попытался передать краски и форму. Но где фактура лепестков, где жизнь в переменчивых отблесках света? Для кого эти манерные, с искусственной грацией цветы? Пустячок, подарок-сюрприз чувствительному начальнику? Ну что ж, хороший ход. Ясно, что окопный песок из мешков, рваных от пуль, никогда не засыплет глазницы и ноздри предприимчивого Адольфа. А вот им судьба отвалила песка и шрапнели вдосталь.
Почти три года Андре и Жиль срывали подмётки сапог в маршах и отступлениях. Срывали пупок, вытягивая танки из болотистого подола земли. Срывали глотку в атаке. Срывали пулями немецкие каски. Срывали зелёные ветки и клали на могилы. А жизнь теряла форму и цвет, рассыпалась. Мысли, которые заставили идти добровольцем на фронт, были поглощены бесконечными болотами вместе с телами солдат из его роты. Идеи легли в яму рядом с расстрелянным своими же капралом Брюнелем, восемнадцатилетним героем. Жиль всё чаще доставал рисунок, на котором к следам огня добавились бурые пятна. Андре пытался разглядеть, что скрывается за развалинами этого мира.
Солдатская судьба берегла друзей. Только однажды взрывная волна швырнула Жиля на пологий каменный уступ - один из отвалившихся позвонков пилкемского хребта. Чуть выше него сползало по алому, гладкому боку тысячелетнего валуна тело с обрывками артерий, которые торчали из шеи. Как будто обезглавленный мертвец тянулся к Жилю: вот же угораздило меня, брат, помоги. Сначала пшеничные волосы товарища превратилась в безумно-красные клоунские пряди, а потом всё лицо показалось лакированной кровавой маской. Андре оглох - часть мира словно бы исчезла, - но преодолел лёгкую контузию и вскарабкался на камень. Приподнял Жиля, перевернул на бок, чтобы друг не захлебнулся рвотой. Вечером Жиль смог выпить три ложки воды, достал рисунок и впервые с начала их знакомства заплакал. На листке с истончёнными сгибами и крошащимися краями остались бурые следы. Андре подумал, что кровь невозможно смыть ни с тела, ни с души.
... Вечером пятнадцатого августа наконец-то иссякла трёхдневная морось. Ветер разодрал рыхлое слоевище туч, отогнал клочки к северу и принялся свистеть в безлистных верхушках ближайшей рощи. Малокровное солнце впрыснуло в блёклое небо покойницкие жёлтые тона. Сквозь дощатую обшивку окопов, сооружённых бошами год назад, сочилась тёмно-коричневая жижа с резким запахом тухлятины. Андре чувствовал, как под досками зыбко колышется земля. Он тихо окликнул друга, но Жиль не отозвался. Андре понимал: перед наступлением всегда нужны минуты, когда хочется побыть наедине с собой. Такое мало осуществимо в окопе, где людей как сельдей в бочке.
Над головой радостно и бодро прозвучало:
- Держите паёк! Консервы - мясные! - на двоих, вода на пятерых. Пируйте! Завтра британцы начнут, ну а мы поддержим! Поддержим же?.. Эй, чего молчите? Ладно... Принимайте довольствие!
Ни Андре, ни Жиль не шевельнулись, хотя рядом зазвучали оживлённые голоса. Сорокалетний капрал из "однонашивочных" жадно принял мешок и пристроил его на обломках ящика, бормоча привычные ругательства о дьявольском месте и втором потопе. Посмотрел на разводящего и предупредил:
- Не подходи близко, края жидковаты. Свалишься - назад не выпустим.
Сверху от быстрого движения шлёпнулся торфяной ком с хиленьким зелёным хохолком и послышалось чавканье грязи под удаляющимися шагами. Андре вырвал водянистый стебелёк со скрученными бледными лепестками, сунул зачем-то в карман, приподнялся и швырнул ком вверх и назад. Не глядя. По тихому ругательству понял, что попал.
И вдруг с диким рёвом лопнуло небо. А потом его заслонила земля.
Андре успел движением, которое стало привычным за три года бомбёжек, обхватить товарища за плечи, бросаясь с ним вниз, к скользкому плесневелому нутру окопа, но тверди не почувствовал. Наоборот, под ними разверзлась пустота. Через неопределённое время полёта, может, минуту, но не исключено, что больше, их приняла вода. Побултыхала и выплюнула на каменную щетину. Андре с мучительным спазмом отрыгнул бурую взвесь и отдышался. Жив... Щека стала скользкой и горячей, но боль от порезов - ничто по сравнению с удушьем. Спустя какое-то время, которое можно было определить только по растекавшемуся красному пятну у щеки, Андре смог приподнять голову и осмотреться. Надо же, обе винтовки целы. Жиль?.. Но с другом было всё в порядке. Он лежал в нескольких шагах, спина в синем пальто вздымалась от тяжёлого, рывками, дыхания.
- А... нре... - раздался его слабый голос.
- Я здесь, брат, - ответил Андре и поразился натужному хрипу, вырвавшемуся из глотки вместе со словами.
С трудом удалось повернуться и сесть. Мокрые пальто, вещевой мешок и патронные сумки через плечо оказались крепче всяких пут, а копчик взорвался болью. Андре попытался избавиться от обузы, но упал на бок. К счастью, камни на этом месте оказались пологими, но совсем рядом угрожающе топорщились настоящие шипы. Жиль было пополз к нему, но наткнулся на один из таких шипов и вскрикнул.
- Лежи... Ползти нельзя - порежешься... Я сейчас... - сказал Андре и рискнул встать на четвереньки.
После бесполезных попыток обойтись без ран они, наконец, поднялись чуть выше и уселись рядом между валунами, как бобы в стручке.
- Где мы? - спросил Жиль, рассматривая своды гигантской пещеры, настоящее подземное озеро внизу. Его фосфоресцирующая поверхность была спокойна, но уши улавливали гул, какой слышится из водной бездны, когда её разбивают мощные потоки водопада.
- Под землёй. Кажется, в пещере... Снаряд, наверное, пробил купол. Вот мы и ухнули вниз, - ответил Андре, удивляясь своему спокойствию.
- Какие пещёры? До ближайшей не одна сотня лье, - возразил Жиль, но как-то безжизненно и равнодушно. - Нет возле Лангемарка пещер. Может, мы... того... убиты?
- Разве ты мало убитых видел? - попытался усмехнуться Андре. - Вряд ли они будут сдирать задницу и руки в клочья, чтобы первый раз за неделю посидеть на сухом.
Он повернул голову и прикинул расстояние от гудящего озера до стен, заметил следы, похожие на застывшую пену для бритья. Похоже, здесь тоже бывают приливы. Жиль заладил о своём:
- А душа, Андре? Может, наши тела утонули в воронке от снаряда или завалены в окопе, а души начали путь в Чистилище? И боли нет... и есть не хочется...
Андре задумался. В самом деле, измученное, покрытое ранами тело блаженно молчало. Не было голодной рези в желудке. Ушла боль из простуженного уха. Он поднёс к глазам руку: глубокий порез, разваливший ладонь чуть ли не до кости, затянулся, покрылся тусклой коричневой коркой. И ещё этот свет... Он не изливался сверху, от свода, наоборот, вместо "потолка" была тьма. Его не излучали каменные стены. Только над озером искрилась дымка, но какое от неё освещение... Однако видно абсолютно всё! Уж не прав ли Жиль со своими средневековыми сказками? Андре гордо именовал себя материалистом и поэтому нахмурился, подыскивая объяснение.
Жиль удивлённо охнул. Андре проследил его взгляд и сам еле сдержался. Подземное озеро пришло в движение. Тысячи, нет, десятки тысяч гладких серебристых спин колыхали сияющую водную гладь.
- Андре, это что? Рыбы?.. Или звери? - со смесью любопытства и страха спросил друг. - Откуда они здесь?
- Ну... раз есть вода, значит, есть и рыбы, - только и смог ответить Андре.
Занятное зрелище словно притянуло друзей к озеру. Они стали пробираться между ершистыми камнями, натыкаясь на иглы, оскальзываясь с голышей. Снова поранились, но боли не почувствовали. Кромка слюдянистой воды мягко покачивалась над обрывистым донным спуском, и озёрные обитатели плотными стаями мелькали почти у самых ног Андре и Жиля. От мерцания воды, блеска серебристых шкур зарябило в глазах, пошла кругом голова. Андре заметил, что непроизвольно покачивается из стороны в сторону в такт движению стай. С трудом собрался, сунул руку в карман в надежде найти табачную крошку, ведь позавчера ему перепало от капрала на несколько затяжек. Хоть понюхать для бодрости... Но пальцы сжали что-то неприятно-скользкое. Оказалось, это давешний болотный стебель. Андре поморщился, кинул в воду жёлто-зелёный комочек, взял Жиля за плечо и потащил от воды.
Но внезапно произошло что-то странное. Брошенное растение скрылось под водой. Одна из стай распалась, мерное и гармоничное скольжение сменилось хаосом. Создание, действительно похожее на рыбу, заметалось, резко ушло вглубь и вдруг стремительно выскочило из воды. На миг мелькнули полыхавшие яростью багровые глаза и круглая пасть с акульими зубами. А потом житель подземного озера набросился на сородича, стал рвать серебристую шкуру. Жертва высунула из воды голову, и раздался звук, похожий на крик подстреленного зайца. По воде пошли бурые круги, и вскоре всё исчезло: и охотник с добычей, и стаи.
Друзья онемели от удивления, переглянулись и заспешили к своему укрытию. Острый камень рассёк и без того обветшалый сапог Андре, обнажился повреждённый палец с содранным ногтем. Андре обернулся на кровавые горошины и только пожал плечами. Впрочем, кровотечение тут же иссякло. Жиль беспрестанно что-то бормотал, но его слушали, похоже, только каменные "ежи", "щётки" и валуны.
- Я понял, что всё это значит: озеро, твари, похожие на рыб; камни... Есть путь наверх, в небо, к Создателю, но мы его не заслужили... Нас бросило вниз, в преисподнюю, но что-то пошло не так. Или Всевышний промахнулся, или война напутала. Мы задержались на полпути в Ад. Андре, не молчи... - Жиль потёр лоб и продолжил: - Знаешь, а я хочу закончить свою жизнь там, где мне предопределено. Я виноват. Поверил, что смерть бошей нужна Франции. Но разве их трупы нужны моему отцу? Или шестерым сёстрам? Мне точно нет. Или моя семья - не Франция?.. Грех всё это, грех. А теперь нужно собраться с силами - и вперёд, то есть вниз. В Ад, где нам и место.
Жиль долго молчал, надеясь, что друг разделит горечь его дум. Но Андре неожиданно буднично и спокойно ответил:
- Довольно, брат. Довольно премудростей. Наверное, давным-давно землетрясение отрезало эту пещеру от внешнего мира. Жизнь на земле менялась, а здесь застыла. В одной форме застыла, понимаешь? Заметь, тут нет боли и увечий, и смерти, наверное, тоже нет... То есть не было, пока я не бросил травинку в воду. Наверное, на ней осталась кровь. Она ведь не смывается...
- Ты считаешь, что мы будем везде сеять смерть, пока, наконец, по-настоящему не умрём? - с тихим отчаянием спросил Жиль.
- Солдат ты или проповедник? - шутливо прикрикнул Андре и почти передразнил друга: - А теперь нужно собраться с силами - и вперёд, то есть вверх! К людям!
- А кто ты, Андре? Студент или ... - Жиль не смог подобрать слова, но передал мысль взглядом - обиженным и растерянным. Почти так же он недавно смотрел на лейтенанта, который читал перед строем приговор трибунала о расстреле солдат, отказавшихся идти в атаку под прицельным огнём бошей.
- Я художник, Жиль, - молвил Андре.
- Художник? Но... Никогда не видел тебя с карандашом, - удивился друг.
- Иногда ничего и не требуется, чтобы сделать набросок или написать картину, - загадочно сказал Андре.
Озадаченный Жиль полез за пазуху и вытащил разбухший бумажник, достал листок с почти размытыми незабудками и спросил:
- Раз ты художник, то почему назвал эту красоту мазнёй? Я подумал, что ты ничего не понимаешь в искусстве.
Андре улыбнулся: он оценил деликатность боевого товарища и посочувствовал его заблуждению. Вдруг Жиль затрясся так, что зубы выбили чечётку. Листок ходуном заходил в вытянутых руках.
- Что... что... это такое? Боже, ты лишил меня рассудка! За что?.. - еле выговорил он.
То же самое ощутил Андре, потому что изображение медленно теряло контуры и цвет, а сквозь него проступала кровавая мешанина из частей человеческих тел.
Друзья оцепенели: и это Жиль носил на груди более трёх лет?
В мягкий и влажный воздух пещеры откуда-то проник жирный запах палёной плоти.
Барабанные перепонки чуть не лопнули от неслышных взрывов, а тела содрогнулись от невидимых пуль.
От вселенского горя остановились сердца.
А кровавый лист, жадно пульсируя, поглотил души.
Друзья очнулись. Рисунок лежал перед ними на округлом камне. Живительная сила лилась в лёгкие с каждым вздохом. Безмятежно светились воды озера.
- Проклятье!.. Больше не возьму эту мазню в руки, - с облегчением выдохнул Жиль. - Ты говорил: вперёд - и вверх? Тогда идём!
Он поднял свою винтовку, поправил патронные ленты. Взял свой мешок и вопросительно посмотрел на Андре. Товарищ стоял истуканом.
- Не думаю, что это, - проговорил Андре и кивнул на листок, - нужно оставлять здесь, в мире древнем и чистом. Кажется... мне только кажется, Жильбер, что это родовое гнездо всей жизни на земле. Здесь всё такое, как должно быть... По идеалу, созданному природой. Тут проявляется самая суть вещей и людей. Почему раны сразу затягиваются? Просто мы молоды и должны жить. А вот рисунок несёт скрытое зло - ты же сам видел. И его должно уничтожить.
Андре достал из нагрудного кармана жестяную коробочку со спичками. Они сухо трещали, стреляли искрами, дымились, но отказывались зажигаться.
- Порвать, и все дела! - сказал нетерпеливый Жиль и выхватил у друга рисунок.
Прежде чем Андре успел остановить его, мелкие обрывки усеяли камни. Последний Жиль энергично скатал в шарик и щелчком ногтя пульнул прямо в воду.
- Всё! Идём, брат, искать дорогу вперёд и вверх.
Андре ничего не ответил, покачал головой, но пошёл за товарищем.
Они, не сговариваясь, двинулись вдоль стен пещеры, чтобы найти ход в рукав или трещину. Но вскоре остановились: монолитные громады убили надежду выбраться отсюда. Кратковременная бодрость сменилась унынием.
- Ты сказал, что здесь нет смерти и жизнь может быть вечной? - первым начал обсуждение Жиль. - Вечно смотреть на камни или воду... Наверное, это и есть Ад. Из него не выбраться.
- Ну вот, снова ты проповедуешь... Глупо искать выход там, где его не может быть. Иначе как бы пещера сохранила свою первозданность. Наверное, мы свалились из отверстия в куполе.
Жиль задрал голову и посмотрел в густой мрак над ними, прислонился к стене с беловатыми наслоениями и простонал:
- Добро пожаловать в Ад...
- Уже оплакиваешь нас? Погоди. Видишь, следы от воды? Я ещё раньше подумал о приливах. Дед рассказывал мне об острых камнях, о морских иглах... Только не вспомню, что они значат. Умеешь плавать? - Андре постарался говорить бодро, и в глазах товарища появился блеск.
- Ты хочешь сказать, мы поднимемся наверх вместе с приливом? - воодушевился было Жиль, но потом снова приуныл: - Когда он ещё начнётся... И насколько будет высок уровень воды...
Друзья привыкли к гулу со дна озера и сначала не заметили, что он усилился. Но звук перешёл в дрожь каменных уступов, а воды забурлили. Посередине озера забил коричнево-чёрный фонтан, быстро вырос до чудовищных размеров.
- Это не прилив... - прошептал Андре, но друг его не услышал.
- Почему? - крикнул Жиль.
Его голос потерялся в диком грохоте.
Мерзкий запах вывернул нутро едкой рвотой. Раны и порезы закровили. Приступы удушья резанули грудь. Вместо чудесного света содрогавшийся мир заполнила мгла.
Пожилой усталый санитар выкатил коляску во двор. Он любил гулять с мсье Массоном, жалел тяжело раненного солдата, которого чудом нашли спустя неделю после Лангемаркской битвы. Думали, не выживет. А мсье - настоящий герой. Врачи говорят, что ходить будет, и речь восстановится со временем. Вот только с головой у бедняги не всё в порядке. Однажды врач дал ему карандаш и бумагу, а мсье Массон изобразил клыкастый цветок, который раздирал человеческие тела, и очень взволновался. И чем ему досадили милые незабудки?..