Аннотация: Написано в соавторстве с Львом Вершининым
--
ГУМБИБУМ И ДВА ЭРНЕСТА
Когда гражданин Миленин Леонид Сергеевич, проживающий в квартире номер четыре дома девять дробь два по проспекту Космонавтов, наконец уяснил, что я не сон и не зеленьй чертик, он поинтересовался моим именем, услышал, вздрогнул и спросил, нельзя ли меня называть просто Гумбибумом. "Пожалуйста, пожалуйста", - ответил я. Дело есть дело. Хоть кулаком крестись, лишь бы деньги платил - так здесь, кажется, говорят. Кстати, не вижу смысла в обычае осенять себя крестом, но на Леонида Сергеевича я бы перекрестился. 0н был четвертым в моем списке и первым, кто еще не отбыл в отпуск, а только собирался. Поймите меня правильно:зона моих полномочий на этой планете ограничена данным городом. Конечно, и в отпуске клиента не оставят без внимания, но почему прибавку за прилежание должен получить не я? Тем более, дело наше тонкое, на каждой планете свой подходец, ночи напролет за литературой, а Пуппи тоже живая, ей в драной квичке ходить не xочется. Да и пай платить вот-вот, и то-сё, так что отступать от гражданина Миленина я не собирался. И хотите верьте, хотите - нет, но как только я оказался с клиентом наедине, так сразу понял - контракт будет. По интерьеру ощутил. Судите сами: на стене - всё ещё Че Гевара, но рядышком уже Хемингуэй. И при этом первыйвесь запыленный, а второй ещё не выгорел, хоть и напротив окна висит.
Вообще, конечно, планетка эта для фирмы клад, Первое дело, гуманоидами населена. А у гуманоидов всегда с эмоциями поярче. Порой даже готовый концентрат - пакуй, знай себе, и прямиком на склад. Плюс с развитием у них не вполне, все ещё социальные гармонии ищут. А раз гармонии нет, значит и скрытая социальная активность в избытке. Вам не понять, что такое "СОЦАК-Экстра", а вот на Курчане за это... да что там говорить: одним словом, золотое дно. Клиент оказался умницей. Понял не сразу, зато согласился, не раздумывая.
Условия стандартные:контракт на месяц с правом опровержения, работа по ночам, отдых днем. Ясное дело, днем и воспоминания. Все стрессы беру на себя. Конечно, есть риск. А я разве не рискую? Случись что с клиентом - расквалифицируют на составные. Но вообще-то для фирмы такие клиенты - клад. В курсе земной психологии не зря на интерьер нажимают. Ему ведь сколько лет? Тридцать. Уже все понял, а поверить страшно.
Ну,как дорогой, готовы? Как то у Вашего классика - "тварь дрожащая или право имею?"Имеете, милый, имеете, только права не даются, они покупаются. Сядьте поудобнее, не двигайтесь, я вас псиxопощупаю. Так. Щекотка сейчас пройдет. Ну, аванте, камарада!
***
...Взвизгнув на повороте, канули в ночь воющие машины черногвардейцев, а Лео всё не мог собрать силы, чтобы хоть бы приподнять голову из липкой жижи, затопившей кювет. Где ребята? Сквозь разорванную трассерами тьму всё бежал и бежал Артуро, прошитый очередями, но ещё кричащий. Артуро больше нет. Наверное, нет и Антуана. Но Абуль-Футух, но Моника, но Санчес - неужели тоже?...
Группа "8 сентября - Возрождение" перестала существовать. Видимо, и в Вальпарадисо явки провалены, Провокация? Или спецслужбам очень повезло? Какая разница? Лео медленно поднялся на ноги и бросив бесполезный "каскадо", побрел по дороге к окраинам, даже не стараясь прятаться. Один в поле не воин. Сейчас у него не было сил даже ненавидеть. Только невероятная пустота. Ещё утром он сидел дома у Санчеса и рядом была Моника. Ребята разошлись кто куда. Абуль-Футух, кажется, в мечеть, Антуан вспомнил, что давно не был в зоопарке. Когда некурящий Артуро засобирался в табачную лавку, Лео вдруг понял - они все давно догадались о том, что он таил даже от себя. И не нужны стали слова, когда они с Моникой остались вдвоем. А спустя два часа, деликатно постучав, появился Антуан. За ним - остальные. И вот тогда-то, за пять минут до выхода, когда Санчес уже подогнал джип и ребята начали в последний раз проверять оружие, Лео вдруг ощутил настоящее счастье.
По-прежнему было твердое знание: Черная Гвардия должна уйти, народ обязан стать свободным, дело Восьмого Сентября, втоптанное в грязь - победит. Но знание это, воплощенное в матовых стволах "каскадо", теперь укрепилось Моникой - не растворилось, а именно укрепилось. Революция стала Моникой, а Моника - Революцией. И никогда еще Лео не испытывал такой любви к угнетенному народу: ведь дочерью этого народа была Моника. И это было счастье! А когда ворота казармы оказались наглухо закрытыми и с вышек хлестнули тяжелые пулеметы, это все равно оставалось счастьем: стрелять, стрелять, стрелять и чувствовать, как дергается в руках надежный горячий "каскадо". И рядом была Моника. Сейчас Лео понимал, что до сумерек они смогли выстоять только на порыве; группы "Бета" и "Гамма" уже прекратили сопротивление, стрельба в Южном и Северном кварталах утихла, а они еще отстреливались - до самой темноты, пока все не сломалось: отход, затем бегство. И грязь на обочине дороги...
Когда он вошел в город, ему хотелось столкнуться с Черной Гвардией. Пусть нет патронов! Есть зубы и кулаки. Но это был его город. Добрый, большой Вальпарадисо-папа, и он пожалел своего сына. Плотная предрассветная мгла скрыла Лео, знакомые улицы привели домой. И дом открыл двери, не сказав худого слова. Мама кинулась разогревать индюшку, отец - большой, рыхлый, вышел из спальни и, не оказав ни слова, прижал к себе. Перстень-печатка больно впился в спину, тот самый перстень, который был так ненавистен сыну советника первого класса. Родители ни о чем не спрашивали, словно эти три месяца Лео провёл на лекциях в Институто-Нуэво, а вовсе не ушел из дома, хлопнув дверью и проклял напоследок гнусную буржуазную нору.
В гнусной норе было тепло. И отец, все также молча, положил перед Лео письмо от дяди Андриса. Глянцевый листок с датой недельной давности сообщал, что Лео успешно учится, готовится к сессии и передаёт маме привет. Да, отец заранее позаботился обо всём, словно знал. Очевидно, завтра у советника первого класса будет и вчерашний авиабилет, а стюардесса рейса заявит, что Лео приставал к ней во время полёта.
Отец улыбался мудро, спокойно. На груди его поблескивал значок 8 Сентября в венке из лавра. Святая дата, оскверненная такими, как он. А сыну хотелось только спать. Пустота в груди сбилась в плотный комок, опасный и бессмысленный, как динамит без запала...
Утром, открыв глаза, Лео увидел мать. Молча она протянула ему газету. "ЗАГОВОР РАЗГР0МЛЕН!" - кричал заголовок. Снимки: ворота казармы, трупы, изможденная женщина с искривленным от плача лицом. Подпись: "Мой Рамон был совсем мальчиком, его призвали только четыре дня назад". Молодой капитан-черногвадеец: "Матушка Анхелика! Ваш Рамон был нам братом. Теперь у вас сорок сыновей". А в центре полосы - два распластанных на асфальте тела: Санчес и Антуан. И - в правом нижнем углу, врезкой - улыбающаяся Моника в черной лейтенантской форме. "Я сделала это не ради ордена. Да здравствует Черная Гвардия!".
Если ударить по запалу - динамит взрывается. Наискось срублено было лицо Антуана и Санчес валялся, как тряпичная кукла, разбросав руки - а чуть ниже прямо в глаза Лео смеялась нелюдь, с которой лишь вчера ребята оставили его наедине. Мать вышла, вещи, выстиранные и отутюженные, лежали на стуле. Автомата, конечно, нет. Зато на столике, около лампы - кошелек. В нем, очевидно, двести аурелей, как обычно.
Может быть, и больше - отец человек широких взглядов и понимает, что мальчику надо расслабиться после переживаний. Ну что ж, за "каскадо" с полным боекомплектом в портовых притонах запросят не больше сотни. Ты смеешься, нелюдь?! Зря. Пока в поле хотя бы один воин, Революция не умирает...
***
Да, товар в этот раз был превосходный. Действительно экстракласс. Какая любовь, какая ненависть, какое стремление к цели... И как все социально! Правда, отрицательные эмоции доминируют, но это дело поправимое. А клиент - доволен так, что и мне приятно. Ну-ка, ну-ка, пощупаем. Ага, все-таки есть резервы. Понятно: ломать - не строить. Добавим позитива...
***
При всей своей расторопности и понимании с полуслова, капитан Гомес несколько раздражал президента. Дон Леопольдо, сам над собой подтрунивая, провозглашая молодую смену надеждой Движения, предпочитал все же полностью доверять только старым соратникам. Разумеется, молодые не виноваты, что родились слишком поздно, а все-таки пришли на готовенькое. Впрочем, рано или поздно тем, кто начинал, приходится уходить. Бессмертных нет, и слава Богу; а такие, как Гомес, продолжат и не подведут. И потому ничего, кроме искренней, пожалуй даже отцовской нежности, юный капитан в улыбке президента не обнаружил. Он шел к выходу по длинной ковровой дорожке и на его небольшой ладной фигурке даже мешковатый парадный комбинезон выглядел как-то по особому щегольски. Звякнули часы. За стеной мелодично проворковал звонок, извещающий персонал дворца о конце работы.
Дон Леопольдо подошел к окну. По широкой парадной лестнице спускались люди, большей частью молодые, в мундирах и тройках, с шевронами и без. Веселые ребята в черных форменках сгибались почти пополам, заигрывая со стенографистками и секретаршами, медсестричками и телефонистками. Президент усмехнулся: молодость! Многие ли из них уснут сегодня? А сколько из уснувших проснется в своей постели? Президент не ощущал своих лет - он хоть сейчас, не очень задумываясь, мог бы найти -доводы, которые, конечно же, убедили бы любое из длинноногих созданий зайти к нему в кабинет и выбрать книжку в знаменитой библиотеке Дворца. Но дон Леопольдо никогда не позволит себе этого именно потому, что президентам не отказывают.
А вот и старая гвардия. Боже, Боже, как сдал Рауль! Рауль-Торпеда, легендарный командир партизанской разведки. Когда-то все завидовали ему, а детишки из освобожденных районов играли в командора Рауля на улицах деревень. А сейчас... Неужели и я такой?! Видимо придется подумать о новом начштаба гвардейцев. А жаль. Но, впрочем, Рауль не будет в обиде: Колибрия - очаровательная страна и полномочным послам там совсем не тяжело. А вот и Серxио. Давно ли я крестил его сына?! Кстати, как там Лео? Надо бы поговорить о будущем мальчика. Скорее всего, Серхио захочет взять его к себе, в Комитет по делам молодежи. Не стоит. Сыну советника первого класса неплохо бы начать сначала, как все мы в свое время.
А все-таки, неплохая у нас молодежь. Толстяк Серхио знает толк в своем деле. Зачем далеко ходить, хотя бы эта девчушка... Моника! Совсем еще ребенок, а сколько смелости; действительно, стальной боец Движения. Покраснела, глупышка, когда орден вешали. Однако же, приятные размышления побоку, пора и делом заняться.
Дон Леопольдо задернул шторы, чтобы Вальпарадисо не подглядывал. Почти до утра будет тускло, намеком светлеть на темном фасаде окно. Прохожие не обратят внимания и только охранники поговорят минуту-другую о том, что Старик бдит, и может выйти проверить караул, и поэтому не стоит расслабляться. И, конечно, у каждого есть наготове свежий политический анекдот на случай, если президент вдруг вынырнет из полутьмы коридора. А город будет спать. Дон Леопольдо давно не ходил по улицам пешком. Столько работы! И все-таки это был его город, большой, старый Вальпарадисо-папа. Три десятка лет назад, эти самые улицы не выдали, спрятали, выпустили на окраины Леопольдо, Рауля, Серхио и похлопали по плечу, и подтолкнули в сторону сельвы. И встречали с музыкой спустя пять лет, когда славной Победой завершилось великое дело, начатое Восьмого сентября.
Сафьяновые папки, аккуратно рассортированные капитаном Гомесом, тремя стопками возвышались под зеленым абажуром. Дон Леопольдо привычно взял верхнюю, помеченную литерой "А". Ярко-алая буква на первой странице дела была погашена свеженьким, несколько часов назад оттиснутым штампом. Президент веером разложил фотографии. Боже, какие они молодые были! Чего же им не хватало? Глупая листовка: ДОЛОЙ ТИРАНА! Тирана?! Мальчики мои, вы ведь не помните генерала Добуниса. Вас еще не было, когда мы, ради вас же, еще не рожденных, дохли в сельве под пулями ищеек этой гориллы. Вы растете, зная что такое Парламент. Утром, на выбор, вы читаете одну из восемнадцати газет - и это только в столице. Что же вам еще нужно?
Только сегодня президент выступил перед новым составом Парламента, высказал некоторые соображения, понятые и принятые депутатами. Всего лишь советы, не более того; но дон Леопольдо умный и опытный, Парламент ценит его советы. А донести строгую логику президента и Парламента до широких масс - дело прессы. Всей прессы, а не только восемнадцати столичных газет! Фотографии, фотографии, фотографии: восемнадцать лет, двадцать, двадцать три - старше нет. Сын врача, сын бакалейщика, племянник покойного полковника Санчеса. Ах, мальчики... Зачем же вы все это затеяли? Глупая листовка: "СВ0Б0ДУ ТРУДЯЩИМСЯ!". Где же среди вас трудящиеся? Опросите рабочих - довольны ли они своим дотациями, своими домиками в рассрочку? Не поленитесь съездить в деревню, узнать - устраивают ли крестьян наследственная аренда и льготные семена?
Дон Леоподьдо чертыxнулся. Никуда уже не пойдут и ни у кого уже не узнают. Мертвы. Зачем?! Спросили бы у народа: кто ему милее -дон Леопольдо или новый Добунис? Офицерье долго не хотело смириться с победой Движения. Восемь путчей только в первый год! Но это в прошлом. Сегодня армия знает свое место. Черная Гвардия сила и слава народа, плоть от плоти его, не даст военщине поднять голову. Недаром цвет ее - цвет родной земли, в которую легли павшие герои.
Дон Леопольдо вздрогнул. Страшно все-таки. Надо отвлечься, а то не заснуть до утра. Что там по экономике? Так, понятно, возражений нет. Разумно. Отчего бы и не понизить?! Все равно перестали покупать. А это что? На хлеб? Ни в коем случае! Лучше слегка сманеврировать с тканями. И хорошо, и славно. Третья стопка - идеология и культура. Браво, Педро. Что значит школа! С полуслова понимает. Именно резкая критика, на всех уровняx. А с какой это стати меня не затронули? О-бя-за-тель-но затронуть! Скажем, намекнуть на годы. А я устрою пробежку в Национальном парке! Кому бы почин доверить? Пожалуй, "Фуэхито". Они теперь самые что ни на есть радикалы, с тех пор, как редактор Кортич получил подробный совет президента. Ну вот и всё.
И, как ни крути - от первой стопки никуда не деться. Дон Леопольдо быстро пролистал материалы. 0дно и то же, одно и то же, в который раз одно и то же. Эх, мальчики... Президент пожевал губу, достал сигарету из знаменитого неисправного портсигара и быстро, словно боясь передумать, написал: Хотелось бы посоветовать Ведомству Спокойствия заняться интенсификацией судопроизводства. Думается, не лишними были бы экстраординарные меры общественной изоляции террористов.
За окном спал город. Никогда президент не любил так свой народ, как в эти сумеречные часы, когда ему приходилось принимать на свои ослабевшие плечи груз ответственности за спокойствие тех, кто пашет землю, стоит у станков, торгует на рынках. Ради этого он и его ровесники вышли на улицы тридцать лет назад. Спи спокойно, Вальпарадисо. Революция не погибнет, пока есть тот, кому видна дорога...
***
Ну что ж, милейший, как вам такой образчик продукции? Думаю, неплоxо. Согласитесь: позитива хоть отбавляй - осуществленная мечта. Конструктивнаялиния. Строить не ломать.Ах, вам все же чего-то не хватает? Ломать больше нравится. Агрессивный вы, однако. Хотя, конечно, тридцать ближе к двадцати, чем к пятидесяти. Знаетс, что? Могу вам предложить любопытный вариант: и поломать можно, и построить,смотря по вкусу. Новинка, абсолютная новинка, можно сказать, на гурмана. Если угодно... Нет, нет, не беспокойтесь, такому контрагенту, как вы, фирма пойдет навстречу. Начнем?
***
Сублейтенант Миленнис придвинул к краю стола початую пачку "Эль гато негро" и машинально откинулся на спинку стула. Уже два года, едва ли не каждый день, он угощал сидящих напротив сигаретами, но сам так и не смог привыкнуть к омерзительно-сладкому дыму. Старые пеоны на табачной фабрике, обучавшие его рубке листьев, были все поголовно некурящими. Кто гнул спину над этими зелёными листиками, никогда не возьмет в рот сигарету. Слишком хорошо, с детства, помнит сублейтенант цену той зелени, чтобы пускать её на дым даже в сушеном виде. Но, впрочем, из всех прошедших этот кабинет, почти никто не отказывался от угощения. И уголовники из портовых притонов, и напуганные обыватели, спьяну ругавшие Движение, и холеные аристократы-армейцы хватались за "Эль гато негро", как за соломинку.
Работая в паре с Черным Вилли, сублейтенант неплохо освоил амплуа Доброго следователя - после Вилли нетрудно было казаться добрым. Да и внешность весьма и весьма располагала: открытый простак, что называется свой в доску, легко находящий общий язык. Ты уголовник? Тогда перед тем, как допрашивать, помянем пару раз маму Господа Бога нашего Иисуса Христа в слезу непорочную через Санто-Доминго восемь раз и покажем наколку. Обыватель? Очень хорошо, и я человек маленький, все под начальством ходим, и вообще, папу моего очень напоминаешь, тот тоже по пьяной лавочке невесть что нес... а, кстати, кто с тобой пил, не помнишь? Подумай, подумай. Горилла мятежная? Честь имею, ваше высокоблагородие, позвольте представиться! Поверьте, искренне сожалею: смею заверить, что эта дубина Вилли будет сурово наказан. Курите, курите, Бога ради, и давайте поговорим как военные люди. Честь прежде всего!.
Таких же, как сегодняшний клиент, сублейтенант Миленнис не переносил на дух, потому с ними работать было тяжко. Тем более, что этот слизняк с беленькими ручками попал непосредственно к нему, избежав - редчайший случай! - собеседования с Черным Вилли. И вместе с тем, сегодня сублейтенанту предстояла самая ответственная работа из всех, какими ему доводилось заниматься.
Миленнис не удержался и уже в третий раз скосил глаза на записочку шефа. М-да. Как только этого ублюдка взяли при попытке купить оружие в заведении Лысого Гальтиери и идентифицировали, сам командор Рауль соблаговолил спуститься в камеру и побеседовать с заключенным наедине. Как же, как же - сынок дона Серxио. Старичьё! Все они одним миром мазаны, рука руку моет. Как зашла речь, что мальчугану сделают бо-бо, так сразу - "никаких интенсивных методов". А то, что эта тварь стреляла в наших у казармы, уже не в счет? Деткам основоположников, выходит, всё можно?! А сами-то старички хороши! Превратили Движение в бесплатную кормушку. Где идеалы, где вера, где честь?
Никто из посвященных особенно не удивился, когда на собеседовании с Вилли давешний кретин из морской пехоты, взятый за дебош в бардаке, развязал язык и насчет делишек шефа с офицерьем. Что и говорить, дожили, Рауль теперь не торпеда, а пень трухлявый, Колибрия по нему плачет, а не хочется. Просить, ясное дело, бессмысленно, не он первый. Вот и решил поиграть в солдатики на старости лет. А солдатики и рады: дождались. Крысятник! Дон Рауль горилл тоже боится, но, надо думать, на нас надеется. А зря! Хватит из народа коврик делать.
Если кто-то и любил народ в огромном доме на площади Обновления, то это сублейтенант Миленнис, потому что он вышел из народа, потому, что в руки его навеки въелся табачный сок, а принципы Восьмого Сентября стали его жизнью. Итак, дано: дон Леопольдо - заслуженный маразматик с манией величия, шеф - продал честь революционера за радость так и подохнуть в своем кресле; "стальные лбы" - им бы только танки на перекрестки и второго Добуниса во дворец. И что против всего этого? Черная Гвардия и только она. Не из мраморных особняков вышли ребята в форменках; что ни анкета - то из крестьян, из рабочих, из тех очкастых, что гнили вместе с пеонами на окраинах, учили и лечили. Что ж, не так уж и мало. И, значит, вывод: Движение пора почистить, крепко и на совесть. Тем паче, что сама логика борьбы дарит "0бновлению Восьмого Сентября" редкий случай.
Белорукий ублюдок не был похож на слизняка. Уж слишком бешеные глаза. Что-то личное? Или, может быть, убежденный? Ни к чему гадать. Следует использовать. Ну, что ж, если по пунктам - ситуация такова: сегодня, в 20.00. этого "сынка" выведут на процесс. Быстро у них, однако, и без следствия практически. А как же? Уже все готово. Дон Серхио попросил, дон Рауль позаботился, дон Леопольдо не отказал - гуляй, Лео. Моника свидетелем выступит, она девочка толковая, вот только не на тот толк ставит, в невинность со старичками играет. Может и впрямь, в невестки к советнику нацелилась? Ну-ну. А дон Леопольдо - лично! - поручителем выступит в трибунале; охрану уже предупредили, чтобы смотрела в оба. Вот тут и стоит подключиться. Кого надо предупредить и если все будет, как хотелось бы, дона Леопольдо разыграем, как по нотам. Рауля сразу же - под суд! 0 чем это ты с террористами в камере беседовал?! "Стальные лбы"? Эти без приказа не рыпнутся. А мы главных горилл изолируем. Народ нам не простит, если мы не используем этот шанс. Нет времени ждать. Успеть бы раньше "стальных лбов"..
Все своё обаяние профессионального либерала сублейтенант Миленнис вложил в короткий и искренний разговор. Подними глаза, парень. Мы ровесники. Мы хотим одного. Неужели ты думаешь, что нам здесь неясно: старики предали дело Движения. Мы не слепы и не идиоты. Парень, я не вправе рассказывать многое, но через пару часов тебя поведут на процесс. Не надейся, тебя не расстреляют - тебя выставят шутом, а потом отпустят. Ты ведь знаешь Монику из вашей группы? Так вот, она покажет, что ты - сексуальный маньяк. Не дергайся! Психов не судят, твой папаша это отлично знает,
Теперь сублейтенанту было ясно: этот Лео на верном пути, он сделает всё. Сухими точными фразами, словно самому себе, Миленнис объяснил: публики в зале не будет. Только судьи, Моника и дон Леопольдо. Президент хочет взять крестника на поруки. Я не стану скрывать, парень, ты погибнешь - но погибнешь, как герой. И мы позаботимся, чтобы имя твое чтили, как имя героя. Если сами останемся живы и победим. Обыскивать тебя не станут.
Вальпарадисо-папа, весёлый, ветреный, суматошный, как будто ждал паузы. Он бросил в открытое окно песню, под которую любили танцевать оба юноши, сидящие в кабинете. И они на миг оттаяли, прислушиваясь, даже улыбнулись - одновременно. "Ах, моя сеньорита, ты цветок горного жасмина; я ищу тебя на полянах сельвы, но ты далека!".
Человек, сидящий напротив, был совсем не похож на слизняка. И сублейтенант Миленнис поднялся, расстегнул кобуру. Это единственная гарантия, которую я могу дать. Если мы проиграем, его опознают по номеру. Когда охранник выводил арестованного, следователь с удовлетворением отметил, что пистолет капитана Гомеса совсем не заметен под мешковатой робой. До суда оставалось недолго ждать. Движение Восьмого Сентября не должно умереть. Оно и не умрет. Революция живет, пока есть кому подхватить знамя...
***
Как, совсем не нравится? Понимаю, грязновато, интриги, маневры, альянсы... это не то. Хотя, знаете, как на чей вкус. Главное - идея. Но... хозяин барин. Я правильно выразился? Лучше всего первый образец? Извольте. В нем действительно наибольшая экспрессия: честь, доблесть, отвага - все высшего сорта, безусушки. Если хотите быть подпольщиком -будьте им, романтик вы мой. Желание клиента для фирмы закон, если фирма не в накладе...
***
Лео даже не оглянулся, когда с мерзким скрежетом захлопнулась дверь камеры. Коридор. Ослепительно белый свет. На полу почти нет теней. Лестница. Еще одна. И еще, и еще; Господи, не в рай ли ведут? А вот уже совсем другой коридор, стены выложены дубовыми плашками. Даже странно, замечать такой сейчас. Неважно, главное - впереди. Дверь. Охранник молод, безбород. На оголенной по локоть руке - татуировка: "Педро". Все равно, на апостола не поxож.
Открываются двери - совсем тихо. В нашей стране правосудие бесшумно. Шаг, еще. Лео не увидел, а почувствовал, что охрана, всю дорогу нависавшая над ним, замешкалась, отстала. Руку под робу! Никто не мешает. Значит, следователь не солгал. Лео не зря поверил ему; простое, славное лицо, обычный парень с мозолистыми руками, таким всегда завидовал сам Лео. А вот и они. Ну, здравствуйте, дон Леопольдо. Привет, Моника. Ну! Нет, пока рано. Со скамьи будет удобней. Лео посмотрел на судей. Судьи как судьи. Алые мантии, благородные седины. На столе - колокольчик и графин. А над креслами, на стене, в рамкаx...
***
И все! И ни премии, ни квички для Пуппи... Вместо всей радостичастичное расчленение, спасибо хоть на составные не расквалифицировали. Гражданин Миленин Л.С. расторг контракт и уехал в Сочи. Нет, я уговаривал, умолял, себя унизив, в конечностях у него валялся. Шиш с маслом! Расторг и уехал. Да как еще орал! Ни к каким доводам не прислушивался... Поскорей бы мне счлениться обратно, все отложу, найду консультанта по земной психологии и он у меня перенасытится отрицательными эмоциями. Абсолютно бесплатно! Нет, ну какая рыкля: о главном не подумал. А я-то, дурак, Леониду Сергеевичу - помилуйте, в чем дело? А он мне: портреты, портреты!... А что портреты! Что он, Че Гевару с Хемингуэем первый раз в жизни увидел?!