1. Июнь в начале.
Июнь что лунь
растопырил глаза
желтые
как паровозный гудок
вцепился в платье распухшей ивы
стирая рытвины от слез
от невозможной пахучести сплина
платком в ромашках
как пива оспа
за небольшую плату девушку слизнул
июнь
тенясь в приятных частностях ивы -
охочий и таясь прохладой
примкнул к молоденьким наядам...
Иду, помахиваю веточкой,
как бы мошек-мух расстраиваю.
Присматриваются создания прелестные,
кругами водятся, как водится у баловней,
когда назначены торжественные
сигналы к ручке быть подпущенными.
Потешный повод быть расстрелянным...
Кусают крашеные губы
творения - предел творца в тени сияния! -
за загородкой тайных бдений
в исходных, - крест столпотворения...
Заплечных мастера веселья,
гоняются за жертвой бедной
создания -
на языке святые вертятся
в нездешний адрес: Москва, Амурская...
Ага?
Ах, вольница, - царица, цаца -
без содержания
прикованная к месту рабства!
За пленными дорог есть слабость -
привязанность столбов без всякой связи,
как на иголках, мнутся в травах.
Уж, больно
хреново!
Я - в отпуске...
иду, размахиваю веточкой,
дорога час, должно быть, бедрами крутит
от станции, где все приветливые
и кушают...
На самом интересном месте
не терпится:
волна красивых бедер топит
в ведре приятностей растения
эскиза к будущей работе -
цветные маечки и шорты
жары.
А встречный дух, похоже, крестится
ужаленным прохладным местом
трубы -
мычит отхожим чувством мести
под сводом арочным, где сходятся
мой путь и Ундолка,
журчащий труп ее воды -
суть человечьей нечисти
грешу над грешницей: молись
о вечном...
Она все о своем журчит
немного от тебя мне надо
а надо ли? мне надо Надя
звонила четверть лет назад
нашла! нашла! и звонкой ночью
запутались в словах и локонах
стихии млечных рек и звезды
горели жарко до утра
в ее глазах янтарных комнат.
Авось, догонит, бедный лунь,
пропащий от нужды охотник...
привет вам рыжие покои
между добром и злом
июнь
зажег поляны коз и прочит
разгульным быть - а впрочем
в маечке голубенькой
в шортиках цветов
гоняю мух... А вот и домик!
Вторая улица налево - в горку
прогулочкой собрался...
о, нет, она сама спускается!
только бы не упала,
только бы не упала!
косички две упали мне на шею,
обнимают...
в Ла-Скала не был,
там, наверное, страдают и аншлаг...
Жасмина разбухала пена
от бледного - как акварель в начале
на левой стороне отметина не в счет
пронзенное каленым жалом
либидо
как тесто размечталось через край
и тянется к чужим пределам
расчувствовался ветреник калитки:
раскачиваться некогда!
неделя пострадает от начала...
не все так плохо как привидится
июнь в раскрасочках завис
и видятся
края края края без края
синей изоленты
куда бы взгляды босиком ни мчались
даль не достать
из пресноводных умо-
заключений...
нарвусь
на грусть
теней развалин звездной ночью
в дождях ее расставлю сети плавней
в расчете, что не все закончилось
и в черных дырах пропадут следы
полуночных миров...
Эйяфьядлайёкюдль спит...
2. Июнь провинциальный.
Лопатой скребу края лопаток
дух сопатый пристает и точит
сторонник полупьяных обществ
в чулках от крови
крови сторонник
зуд
и тело просится в пожарный пруд
на дно, где раненное царство
нарядных рясок - в теле платья
разбой и щуки
нет средств свести концы на нет -
пруд как прут
заброшенный на полувздохе
скорее полумертвый пруд
чем схожий с ним мертвец
в тиаре проходной фигуры.
Миттельшпиль
доха жары
из синевы торчит на козьей ножке
кувырком камыш через голову
"Мышь, мышь!" - переполошились
скорой помощи звали повозки
зрачки
выступали впереди статистами с горнами.
Тихо только выше крыш и ливней
а ливни идут своим чередом
втыкая колья в цветные крыши
вполне практичных и мирных граждан
стереотипы внешней святости
в тиши одиночеств от забот
влетают как ледяные яйца
в окно - в копеечку влетают!
Июнь! ты что,
очумел мозгами?
несешь спозаранок густые плоды
как чушь эшелонами в серые дали
пустые рты стиральных машин
не умещают столько яиц
твоих даров и черных птиц
в разнообразных перышках гриппа
провинциальное крепко в подмышках
упертых в твердь киселя костылем!
А ты его, июнь,
что лунь,
охочий до барышень!..
Запаниковали было стрелки
тоской зеленые покойники
за горло взятые веревочкой
пустые вздохи
роскошных в прошлом вин
ох, вольности "кулацкой слободы" -
в понтах охотников
не к ночи упомянутыми пусть.
На поле брани крики -
ики перевыборов правленья
мельтешили пятки сосен
через пых железки на
Нижний Новгород
она
странно скалилась на вид
из окна господ с Ильинки -
в бедрах вижу, то есть
в круглых скобочках отмечу
се веселые спода
из современной нам глубинки
вчера прописанные на...
базарная московская шпана!
"Права, что власть -
бери и пользуй!"
"Вдруг, покосят?"
"И так хреново..."
"Да, ну-у-у...
ну, в общем, да..."
Спиленная в дрова легла
слобода...
Три дня лежали отпускные
от ягодиц стена крапивы
сожгла веревку позвонков
болит спина
больной спиной
не до ума влеченье
к хорошеньким ромашкам
в кудряшках белых предложений -
кому как повезет!
Лежу как горизонт на свечках
берез с расчетным счетом
успеть за головным убором с видом
на Хреново
надвинув на глаза прищур вождя
все складочки пространств и откровений
возьму из забытья
под кукареканье о первородном грехе -
ни богу свечка, ни черту кочерга!
Преспоко-о-ойненько
плывет провинциальность через хлам
и дышит пряностью и хмелем
на стеклышки в сосновых берегах
гламурной масти
через семя очистителя
и только через раз
снимая в сливках капельку расчета -
ни так, ни этак не поймет что вышло
и преспокойно повернуло взад...
Унылый дол...
в чернильных пятнах пальчики
оставили без сновидений синегривый
тракт в тюремные сибири
и преспоко-о-ойненько
меняется в словах букашек масть
запрусь в стенах богадельни обещанной
где камни слез роняют ивы
в вечерних платьях и вздохи вальса
скользят на месте разбитой мачты
алых мечт
причинно-следственные выскочки
из слезников - тринадцатого года
растущее число разбросанных камней
как дождь
из бездны бедности на лицах
в патриархальных спальнях светятся
жучки столиц
жизнь не стоит -
скрипит зубами...
3. Законченный июнь.
Не нравится, июнь?
И мне не нравится,
когда расчетливый в потемках серый плут
скребется в складочках последней ночи
дыханий, шорохов и мутных фонарей
на тросточках -
прохладный нимб походочки
не властной над пространствами ночей
в стесненных рамочках
отрезками веревок для завесей
от порчи ли
ли страху натерпевшись от
пришельцев ископаемых и ереси
столичной...
ломаю рук вишневые суставы
и берегусь навязчивых ромашек:
останься, станься - танца белый лунь!
В окне дымятся звезды -
ночь-не-ночь
заверченная лошадь горит огнем
растрепанный начес разглаживает ветер
и гробит эмбрионы с белым хохолком
не властных и стесненных на отрезке времени
невинностей беспечные разбеги
вниз головой.
Июнь и лунь
задумчивость и грешность
и ночь - не ночь
распластанная вечность
над чередой последних молний
бессонницы...
в Москву!
Законченный июнь без слез - хоть тресни!
И запотевшее пенсне Антона Палыча
упало на жилетку
а попросту повесилось
на шнурке
на том же самом месте -
в отрезке времени завесей и лакун.
2013