Поляков Михаил Сергеевич : другие произведения.

Десять:один - в пользу Баночки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    W

  
  
  Баночка пришла к нам на заставу с Хейробада, сама. Вернее - пришёл. Вообще-то Баночка это он - туркменская овчарка - алабай. А точнее смесь.
  
  Толи мама его где-то согрешила, толи папа был скор и неотразим, но уши и хвост у него были не купированы, а шерсть длинная, мягкая и густая. Его лохматый хвост качался в приветствии, как перо будущего мушкетёра на шляпе, прибывшего в Париж Д'артаньяна. Жаль, что наш "ЧаЕк" не Париж, а высокогорная пограничная застава "Потешных Войск Комитета". Порода, конечно, получилась поменьше кавказской злюки и чистопородного алабая, но не маленькая.
  
  Вот, только рожа у него, а вернее морда, у Баночки, была добрая, большая и пушистая. Целые уши не стояли торчком, как у немецкой породы, а раздольно висели слоновьими мягкими лопухами по бачкам. Широкий лоб и мощная челюсть делали собаку добродушной, щекастой и смешной, как китайский божок неваляшка. Цвет шерсти у пса был, такой же, как и азиатские просторы - рыже-тигрово- пегий. А если протянет вам Банка, здороваясь свою сердечную левую лапу, то подняв её вертикально вы увидите его отличительный личный знак. На внутренней, чёрной, самой крупной подушке передней левой лапы отчётливо просматривалась окрашенная в белый цвет большая запятая. Что вместе c чернотой остального цвета подушки делало её похожей на печать китайского знака бесконечности. Этакое единство и борьба двух противоположностей вселенной - энергий Инь и Янь на которых ходит Банка.
  
  Пёс пришёл на заставу с трудом, вечером, своим ходом, вслед за офицером с Хейробада - соседней заставы, которая справа от Чаека. Он прошагал за лошадью, на которой ехал старший лейтенант оба фланга. И Левый Хейробадовский - 8 километров вверх -вниз по сопкам. И правый Чаековский - 4 километра волнообразного подъёма, и двухкилометровый, и горбатый многоразово спуск. Баночка пришёл на Чаек усталый, голодный с ввалившимися боками.
  
  Грустные глаза собаки молили о заботе, хотя бы минимальной, у незнакомых ей, но так же одетых в афганки, как и на Хейробаде, людей в зелёных погонах ...
  
  А офицер, с которым пришёл пёс, должен был на сутки заменить начальника заставы капитана Костина Виктора Фёдоровича, которого заслали в редкую командировку, аж на комендатуровский Гермаб. Начальника заставы, вызвали туда на партийную конференцию. И он, целые сутки должен был поучаствовать там в прениях, голосованиях, слушаниях и выступлениях.
  
  Прибывший офицер слез с лошади. Лошадь, тут же попала в заботливые руки дневальных по конюшне. Её завели в стойло, сняли седло и мокрую попону. Тщательно растёрли грудь, спину и ноги, шею - жесткой конской щёткой. Сняли оголовье, одели недоуздок. Протёрли трензеля и кожу ремней и седла. Накрыли спину коняги сухой попоной. И дневальный, только тогда, выдержав минимальные 40 минут, после такой пробежки по горкам, повел животное к водопою. Лошадь с жадным удовольствием тянула в себя чистую и холодную артезианскую воду из колоды, вздрагивая и всхрапывая от желания напиться. Не смогла утолить жажду за один раз. Отдышалась, и снова припала к воде, но уже не так энергично. Её отвели в стойло, насыпали замоченного овса и набросали сена из брикетов, погладили и похлопали - поощряя.
  
  Пока, четырёхкопытный транспорт прибывшего начальника получал своё обслуживание и у-довольствие, собака полакала водички из лужи у колоды. Затем, тяжело и медленно поднялась на холм к зданию заставы. Она здесь никого не знала, и будущее было туманно, и голодно. Потомок алабаев лёг на нагретый солнцем бетон дорожки возле пулеулавливателя. Прислонился спиной к теплой кирпичной стене казармы и прикрыл глаза отдыхая.
  
  Когда Марк прошёл впервые мимо пса на конюшню, к своей лошади, то он не заметил развалившегося, за углом казармы, на дорожке - шерстяного косматика. Зато, когда он возвращался назад, от колоды с водой, то он разглядел Баночку во всей его обаятельной красе. Баночка положил утомлённые лапы друг на дружку и увенчал их сверху своей умильной мордой. Лапы слегка подрагивали, освобождаясь от каменистого напряжения флангов. Пёс давно нюхом срисовал Марка и его интерес к его лохматой персоне. Поэтому, при приближении человека, мохнатый чуть шевельнул хвостом туда-сюда. Марк улыбнулся и показал собаке зубы. Подошёл ближе. Хвост забился от удовольствия, что друг человека, похоже, стал одному из людей интересен и не безразличен.
  Собак чуял, что в руках у Марка только что - был хлеб. Судя по запаху, он отдал его своему коню, губами и мордой которого и пахла ладонь пограничника теперь, смешиваясь с ароматами сушёных трав и замоченных зёрен овса. Солдат подошёл ближе, но протянуть руку не рискнул. Собака, хоть и помахивала хвостом, но смотрела коричневыми глазами, из - под широкого лба, настороженно и внимательно,- изучая незнакомца.
  
  - Хороший! Лохматый какой! Большой! Как же тебя зовут? Уши то уши!- нараспев проговорил Марк, восторгаясь, и присел на корточки рядом с уставшим и голодным собаком.
  - Откуда дровишки? Есть, небось, хочешь? - алабай грустно посмотрел на Марка и, понимая и унюхивая, черным носом то, что у объекта съестное отсутствует напрочь, снова их закрыл, погружаясь в дрёму.
  
  А, чтобы у солдата не возникло детских желаний, Баночка взял, да и предварительно зевнул, показывая зубы и ярко красный язык. Облизнулся и закрыл клыки толстыми, но плотными губами - с обеих сторон своей пасти, смешно шевеля усами и ушами на морде.
   - Ух, ты!- Удивился Марк клыковооружению челюстей лохматого собака, и, улётной мимике догообразной морды. И встал в полный рост, отступая к входу на заставу. Народ начинал строиться на боевой расчёт. Надо было торопиться.
  
  "- А ты думал,- удовлетворённо пронеслось в мозгах у Баночки,- Чай поболее твоих огрызков. - Эх, пожрать бы,...а то так с водой в животе надолго и не заснёшь. Эххр! Оборррржраться и помереть от переедания"
  
  Пёс, лёжа, строил планы и запоминал запаховую конфигурацию нового, для него, пространства, дав отдых натруженным лапам и закрыв глаза. А Марк, после боевого расчёта пошёл на ужин, чтоб заступить первым дозорным по комнате связи, к: Азбуке, аппаратуре "Клён -75" и ЗАС, радиостанции, фас-фонарям и зарядным устройствам. Но про нового знакомца не забыл.
  
  Перед ужином, Марк пошептался с Бадьёй - поваром Валеркой Черновым. А после ужина, подождал, пока уйдут в оружейку часовой с дежурным. Затем вытащил из кармана газету "Красная звезда", - выложил на неё остатки пищи со всех тарелок, покрошил сверху двумя кусками черного хлеба. Свернул в пакет и, поблагодарив Бадейкина за помощь, проворно выскочил в окно кухни, игнорируя нормальный вход в дверь.
   - Спасибо Бадья! - крикнул он перед прыжком.
  - Пожалуйста! А за спасибо - дрова сами не колются! Кури,- Паучара! - Намекнул Кастрюлькин на долг со стороны просящего, и им же осчастливленного ефрейтора, который был уже в воздухе. А затем принялся готовить русскую печь к выпечке хлеба.
  
  Баночка резко поднял голову, услыхав хлопок, от удара подошв о землю, выпрыгнувшего из окна кухни системщика. Окно кухни было за углом. Самого Марка, глазами, алабай видеть не мог. Но собачий Н О С учуял запах. Учуял и идентифицировал знакомца, и аромат человеческой пищи, завернутой в газету.
  
  Собака встала на ноги и выжидающе повернула голову так, что левое ухо,- весело и смешно,- перешло из вертикального лежания вниз, в почти, не менее вертикальное и залихватское состояние вверх. А правое ухо, телепалось над бетонкой под прямым углом. Перископ подводной лодки лопнул бы от зависти, если бы мог видеть так, как видела Баночка своим носом, не высовываясь, из-за угла казармы.
  
  Марк вышел из-за угла и увидел косматого гостя заставы уже готового к приёму пищи. Хвост Баночки радостно сообщал, что слюна только не фонтанирует, приветствуя заслуженную трудным переходом награду. Глаза собаки, с кустиками жестких волосков над ними, как бы поднялись вверх и радостно расширились приглашая к диалогу. Из улыбающейся Пасти вывалился здоровенный, красный язык. Весь облик четвероногого друга говорил о том, что он восторге от инициативы пограничника. И всячески готов, оказать ему помощь и пример, в уничтожении остатков пищи, завернутых в невкусную бумажную газету с запахом краски.
  
  У Марка отсутствовало желание, как есть газету, так, и её содержимое. Он развернул пакет и просто положил своё дароприношение - на чистый бетон дорожки. Алабай не смотрел на вкусно пахнущую горку. Он и так знал, что это съедобно. И ещё и как съедобно для него. Пёс ждал, когда начнёт есть двуногий охотник, который принёс добычу и вывалил её у своих сапог. А Шею подставлять, даже за угощение, алабай не привык. Марк сообразил, что собака не ест - по его причине. И сделал два шага назад от горки с едой. Не успел он сделать второй шаг кирзовыми полусапожками, как голодное животное набросилось на еду, осторожно вскидывая голову вверх - глазами на него, между глотками.
  
  Приём пищи длился целых пять секунд. Как будто пылесос включился и тут же выключился сам, из-за недостатка во всасываемом материале. Баночка облизнулся и глянул на Марка снизу вверх.
  
  "А ещё есть? Где!?" - говорил взгляд хвостатого - солдату, а язык, облизывал щекастые и толстые верхние губы, походя, полностью закрывая чёрный и настороженный нос. Хвост Банки выписывал в воздухе благодарности.
  
  - Ну, теперь только утром, - ответил собаке Марк вслух и, присев, протянул руку. Баночка сел мохнатой попой на цемент. Отворил пасть, как бы обдумывая и вывалил красный галстук изо рта почти на грудь. Потом, протянул левую лапу... И, когда Марк взял её в руку, то откровенно лизнул солдата в нос, прихватив длинным слюнявчиком заодно и губы, и щёку, и подбородок пограничника.
  
  - Ну, ты даёшь! - восхитился Марк, вытираясь от выражений эмоций Баночки.
  - Давай, мне на службу пора. Завтра увидимся, - и убежал оставив Баночку наедине с наполненным животом.
  
  "А они тут не совсем потерянные. Приручить что-ли? Это надо обмозговать, - решил собак, - и с удовольствием пошёл обследовать новое место для своей жизни. "
  
  -Серый ? А он чей? - интересовался Марк у Хейробадского связиста.
  - Да ничей, или от пастухов отстал на Душаке, или потерялся и пришёл с Гермаба, а может и иранец. Хотя вряд ли, -отвечали соседи.
  - А почему Баночка? - любопытствовал Марк.
  - А ты ему дай баночку из под фарша колбасного, и узнаешь . - Смеялся Хейробадовец, вспоминая собаку.
  - А чё там вообще у вас?-спрашивал Марк .
  - Да жрать нечего! Снова каптёрщик перерасход устроил. Вот сидим и экономим! Банка видно и убёг от этого, кормить то его перестали. Безотходное производство на кухне, даже крошек лишних не остаётся.
  - Ну всё,- кури братишка! - попрощался связист соседей.
  - До связи - брат ! -пожелал ему Марк и отключил связь на правом.
  
  *Бадья, Кастрюлькин, Ложкин, Тарелкин - шуточное прозвище повара на заставе
  *Паук - сленг Потешных Войск Комитета - связисты и системщики.
  
  На Чаеке - каптёрщик был хохлом. Поэтому с продуктами проблем не было. Да и шеф, нет-нет да и подстреливал барана или козу в горах, для мясного изобилия и разнообразия меню на заставе.
  
  Ночным нарядам повар варил кашу с колбасным фаршем. Почти целую кастрюлю-бачок. Наряды кашу не ели. И она оставалась на утро нетронутой. Обычно, это была пшёнка, перловка или дробь шестнадцать. Но сегодня, Кастрюлькин получил гречку. Наряды, кашу, как обычно - проигнорировали. Быстро заправлялись сладким чаем со сгущёнкой, и намазывали ночные шайбы масла на горячий, только что из печи хлеб. Лопали, получали приказ и уходили в ночь, щелкая на заряжании металлом оружия.
  
  Баночка внимательно изучал заставу в темноте. Сначала, Обошёл территорию несколько раз, вместе с часовым, радуя того своим присутствием. Время с таким напарником летело быстрее, а темнота была не такой уж загадочной.
  
  Затем, алабай посвятил своё внимание каждому строению в отдельности. Иногда, появляясь возле часового, чтобы с эскортом прибыть к очередному месту исследования.
  
  Карта заставы, с личными пометками на торчащих предметах, уложилась в голове пса вместе с идеями по использованию, и далеко идущими планами...Особенно собачник, с лисьей мордой овчарки Дэзи за стальной занавесью сетки.
  
  К утру Баночка вернулся на своё место уставший, но наполненный свежей и важной информацией о заставе, на которой он так неожиданно появился. После, перешёл, нюхая утреннюю свежесть и запахи нового дня. Он прилёг на бугре между окнами столовой и кубриком связистов-системщиков. Именно туда, утренние лучи весеннего солнца посылали своё первое тепло и ласку.
  
  Марк подождал, когда разойдутся наряды по флангам. Затем прошвырнулся в столовую. Притащил Бадье зашитые им ночью рваные подменочные сапоги повара, в которых тот работал, оберегая новенькие полусaпожки для торжественного выхода на боевой расчёт. Бадья засветился довольный и совсем не возражал, когда Марк уволок всю кастрюлю с нетронутой кашей. При этом, всё также десантируясь наружу, через вечно открытое окно кухни.
  
  Кастрюлю надо было вернуть. Поэтому, вместо посуды для кормления, Марк притащил обычный тазик из баньки. Каша, сдобренная вкраплениями кубиков фарша, заняла более его половины. Едва не вывалившись на неровном бетоне дорожки в наклоне.
  
  Баночка мчался к ефрейтору молча, спотыкаясь и швыряя тело в разгон прыжками. Аромат каши сводил с ума. И действия солдата не требовали пояснений. Марк предусмотрительно отошёл от шайки. Но по молодости, перебрал в своём желании накормить голодное животное.
  
  Баночка не ел. Он судорожно глотал, захлёбываясь. Трясся от того, что вдруг это ему снится во сне, и сейчас всё исчезнет. И этот добрый солдат. И целый тазик каши, сдобренной сливочным маслом, фаршем, лаврушкой и чёрным перчиком в шариках. И то, что зима закончилась, и весна наступила. И овчарка на собачнике смотрела на его крепкую фигуру с интересом, обнюхивая новичка своим носом. И, главное , если так лопать каждый день... то....- чавкал и хлюпал языком пёс, не останавливаясь. Путался в мыслях и благодарностях.
  
  Уничтожил, как всосал, половину тазика. Живот сытно и заметно провис. Ноги задрожали от неожиданно привалившего счастья. Больше Банка съесть не мог. Но бросить ещё целых полтаза вкусной еды было невозможно в принципе.
  
  "А вдруг шакалы? А вдруг овчарки вылакают с собачника? А вдруг единственный боров выхрюкает богатство, спрыгнувшее из окна кухни? А эти лошади? Вон их сколько! Дармоеды! А вдруг заберут вместе с тазиком в баньку?!!! Кошмар как вкусно и много, а его съесть не могу! Не лезет! У-уу, вдруг завтра не дадут!? Снова шакалами питаться? БРРРР!Какая гадость! - нет, он никуда не уйдёт от его каши в тазике. Да и идти-то уже было невозможно. Живот требовал покоя, неподвижности и отдыха." - Так, Баночка и свернулся мохнатым клубком, буквально обняв, вспухшим животом шайку с ночным доппайком. И, положив широкую морду на край таза, свесил нос к пище которую есть хотел, но был не в состоянии пропихнуть её дальше в глотку.
  
  Марк, наблюдая за Баночкой, хохотал уже молча, сидя на дорожке и с трудом выдавливал из себя звуки смеха. Живот и грудь сокращались в ржачке, а вот воздуха в лёгких у пограничника уже не было. Все мысли пса отчетливо отражались в движениях, позах взглядах, дрожи и порыкиваниях. А когда лохматый окружил кашу своим телом, Марк уже одной рукой держался за живот, а второй вытирал слёзы выдавленные неудержимым хохотом из глаз. Мимо пролетела птичка. Собака грозно посмотрела на пернатого нарушителя спокойствия, привстала чуть-чуть и, пугаясь от одной мысли об утрате своего клада, взрыкнула. И если бы глаза хвостатого могли стрелять, то от птицы осталась бы только пыль. Собак разрешал себя гладить, бил хвостом в восторге. Но стоило двинуть руку в сторону пространства над кашей, как вместо улыбки алабай поднимал в оскале губы. Глаза Банки наливались зрачками в ярости. Он с опасным рычанием предупреждал, вздыбливал шерсть на загривке и пытался резким движением напугать Марка, вынужденного быстро отдергивать свою личную кисть руки от имущества и сокровища алабая. Всем своим видом собак показывал, что даже стихийное бедствие не разлучит его с банным тазиком и кашей в нём. Банка с подозрением смотрел на муравьёв пробегавших мимо шайки и пытался, клацая зубами, раздавить в воздухе летящую и появившуюся откуда-то муху. При этом он ни на миллиметр не отдалялся от тазика.
  
  - Эк тебя голод -то довёл. Ну ладно - отъедайся! А я спать пошёл! - сказал Марк и пошёл сдаваться по смене в помещение узла связи.
  
  "УУхррр-хр-хоррр! Хррорррошо! ООбрржрался! ООО!!Остаюсь! ССССобачку-подружку и всссёёёооо и померрреть можно! ОООххрррошо!О!...! Хотя не - вначале ещё почавкать! " - думал Баночка, кряхтя и отрыгивая съеденное и снова заглатывая, в тяжёлой и сытой дрёме обретённого блаженства.
  
  Хейробадовский офицер уезжал с заставы один. Баночка даже не попытался встать от бачка с доппайком, который охранял. Он был не в силах подняться от навалившейся на него истомы. Истомы обретённого, долгожданного и блаженного чувства счастья - полного отсутствия голода и даже наоборот. И главное, даже у животного, это не пища, а внимание и доброе отношение. А он: - бездомный, лохматый, голодный ничей-одиночка, и вдруг, - стал почему-то и кому-то нужен. Необходим настолько, что с ним поделились самым важным в стае - добычей. А это д о р о г о г о стоит. И слово такое есть - любовь называется. По понятиям оно конешно не про нас - суровых самцов, но что-то в нём наверное всё-таки есть вкусное, и без чего жизнь пронзительно скрипит, как пресный песок на зубах времени. От этого теплого и сладкого "почему-то" в голове спящего собака, медленно и неуклонно, зрела мысль о достойной отработке, полученного им аванса человеческого участия. Баночка был в душе романтиком. Только вот беда - романтики обычно живут меньше прогматиков...зато и любят их больше, не в пример скукоте обыденности догм и постулатов черствого и скучного естества прагматизма, переходящего порою в "пёсссимизм".
  
  Так, на Чаеке появилась новая и полезная достопримечательность. Достопримечательность, поспорившая с самой Светланой Борисовной, здоровенной першеронихой, в своей популярности среди пограничников и гостей заставы...
  
  И очень, заставскОй народ, любил держать, эти мягкие, теплые и неимоверно нежно-пушистые, с непреодолимой силой ласки, спрятанной внутри, уши собаки - в своих руках. Осторожно поглаживая, пробуя на меховую негу и волшебство домашнего уюта.
  
  От собаки веяло домом, куда все стремились попасть скорее.
  Баночка околдовывал своим босяцким видом пограничников. Таким же дворкняжеским мастерством, как и те собаки, которые остались у нас по домам. Которых, мы хотели завести в детстве, да не выходило по разным причинам. А тут, свалилась, одна на всех, - не служебная овчарка, которую надо держать в строгости, а просто - Б А Н О Ч К А.
  
  Псина, с которой можно посидеть рядом, погладить, поиграть, бросив палку, которую Банка из принципа не приносил, но бегал проверить, "что там бросили?" - обязательно. А когда Банка клал голову на колени сидящему парню, подставляя свою шею и отдаваясь на милость, как Белый Клык, в рассказе Джека Лондона... О! Это было мгновение единения, с чем - то огромным, и великим, как небеса над Чаеком и горы вокруг. Правда, удостаивал такой чести Баночка не всех.
  
  Не успев освоиться, Банка устроил противостояние с самым сильным из пограничников осеннего призыва - Сашкой Назаруком. Сашка привык ходить так, чтоб ему все уступали дорогу. И немножко вразвалочку, бо спина у Шурика иногда очень даже болела, особенно на смену погоды. И хоть Шурик был всего лишь ефрейтором, но последнее слово на заставе всегда было за ним. "Як Шурык скажэ - ото так воно и будэ", - шутил иногда он над теми, кто родился, вырос и призвался из городских джунглей.
  
  Баночка расположился со своим тазиком точно на бетонной дорожке, которая была самым удобным путём, для наряда, от места заряжания оружия к воротам системы. Обойти Баночку по дорожке, с вожделенным тазиком на ней, - было невозможно. Узкая была дорожка. С одной стороны стена казармы с древней кладкой полуметровой толщины, а с другой - склон. А тазик с кашей, широко и добротно, обтекало алабаевское тело, хоть взлетай, или обходи по каменистому и пыльному склону... ну, еще можно было туннель прорыть... После долгих и продолжительных матов Шурик вынужденно, обошёл тазик со стоящим над ним, в позе камикадзе - псом. Собак увеличился вдвое, охраняя своё будущее. Шурик порывался стрельнуть, или хотя бы треснуть прикладом собаку, плевался и ругался с красным, как свёкла лицом. Но время, приказ и дежурный - заставили его обойти неприступный бастион с кашей по неудобному и каменистому склону...
  
  - Ну, я тэбэ накОрмлю! Колы звэрнуся ! - ругаясь и махая руками, пообещал он и запустил в косматика обломок щебня, выплёскивая своё огорчение вынужденной уступкой... Банка увернулся. Обломок хрястнул и бессильно разлетелся в мелкую крошку, после удара о стену заставы. Банка помахал Шурику хвостом и, улёгшись,снова обнял полученное пищевое довольствие
  
  Ночью Сашка попал на службу часовым по заставе. Баночка ходил за Шуриком вокруг заставы, как привязанный. Слушал, как он ведал ему то, что в казарме сильно-то и не расскажешь. Зевал пёс, но молчал до конца смены. Сашка "разрядился". Почистил и сдал оружие. Пришёл на кухню глотнуть чая перед сном. И вдруг, жуя и запивая, отложил в сторону смачный и толстый кружок колбасного фарша, предназначенный ему по доппайке. Он положил кругляш фарша на хлебный ломоть и накрыл другим куском и завернул в газету. Зелёная фуражка Дежурного по заставе сама съехала в в предутренней темноте кухни и в свете Фас-фонаря на затылок. Шурик не съел Фарш!!! Этож всё равно, шо хохол безвозмездно подарил сало еврею, без оговорок и условий. Перечить Шурику было накладно. Затем, Сашко допил чай. И отнёс бутерброд Баночке, который провожал наряды уходящие на фланги возле пулеулавливателя...
  
  -Йыж! А то слухав мэнэ, аж чэлюсти трохи нэ зломав! - Баночка завилял хвостом, слопал бутер и посмотрел на Шурика снизу -вверх, выжидающе показав ему язык...
  
  - Ты дывысь, зъйыв! Ну, я пишов! - Шурик засунул руки в карманы штанов,и, ещё не понимая сам, зачем он отдал этой приблуде свой доппаёк, улыбнулся. Затем, довольный и насвистывающий песенку, он пошёл досыпать свои часы перед службой. Шурик "пишов спать" и ему снились дом и папа с мамой. Любимая девушка и друзья за большим столом под орехом. И ещё ему снилась эта молчаливая собака, с которой так быстро и незаметно прошло время самого, самого, что ни на есть, собачьего времени часового.
  
  С лошадьми Баночке не повезло. А точнее с одной лошадью. Света - лошадь для тяжёлых работ, которую он попытался не подпустить к бочке с овсом, налетела на этого гнома с клыками, клацая зубами и топая копытищами. Алабай ощетинился и рванул к Светкиным ногам с оскаленной пастью. Может и достал бы. Но Ссссссссссссветка ухватила его зубами за шиворот сверху и подняв, просто вбросила в колоду с водой... От такого позора и визга, гордыня Баночки превратилась в слепую ярость предков. Если раньше пёс крутился и свирепел под ногами у хитрой кобылы, то теперь, в колоде, собака стояла вровень со Светкиной мордой и точно напротив отверстия бочки с овсом. Сунуть голову в бочку, и подставить рассвирепевшей собаке шею, уши и гриву Света не решалась. Дневальный угрожающе приближался с вёдрами. Баночка в веере брызг вертелась юлой, по сгиб на лапах в воде, и клацала в ответ зубами. Едва не вцепившись в Светкины губы отпрыгивала, в брызгах воды, и снова кидалась на огромную конскую морду, норовя вцепиться в уши... От такого бесстрашного и неожиданного отпора Борисовна тоже рассердилась, но дневальный отогнал воровку и с удивлением смотрел, как Банка, с чувством добросовестно исполненого долга, вытряхивала тучу водяных капель из своей шкуры, спрыгнув вниз, на землю из бетонной колоды с водой... Лошади, наблюдавшие скоротечную схватку, Банку, враз зауважали. И обходили, если что, не зарываясь. Светка затаила злобу. А дневальные притащили и нарезали, и отдали псу полбанки вкусного, нежного и лакомого колбасного фарша. И застава наблюдала, как Баночка, слопав фарш, нянчился с консервой, таская её с собой целый день, вместо игрушки, и засыпая, держал лапами, положив сверху мохнатую большую голову ...
  
  - О, хлопци! - сказав Сашко Назарук, покуривая приму на крылечке, - Тэпэр е кому овэс охранять.
  
  Следующим пунктом своей "заботы" Баночка выбрал местных шакалов. Одного просто загрыз и порвал, в туче пыли, напав сразу на свору из четырёх падальщиков. Шакалы притаились возле коровника, чтобы попытаться добраться до поросят. Днём, нагло, слились с местным фоном, незаметно для человеческого глаза, но только не для собачьего носа. Банка разогналась от начала конюшни, и, как ледокол врезалась вдруг в, до этого невидимую, пачку местных завывал. Шакалы полетели в разные стороны, как разбитый паковый лёд под тараном.
  
  Больше, ни один из них не рисковал подойти до той границы где оставил свои метки пёс, обозначая пределы своей и заставской территории. Ковкузнец задумчиво скурил сигарету, сходил в баньку, порылся в загашнике и притащил вполне сносную миску. Поставил её возле колоды с водой так, чтобы миска всегда наполнялась доверху водой, а сдвинуть её с места было невозможно.
  
  - Ото-так, - сделал вывод Назарук, - И свыни будуть цили, та й кони з коровою тэж, - одобрил он обустройство водопоя для лохматого охранника.
  
  А вот этого, не ожидал никто. Свиньи устроили на Баночку облаву. Ловили долго, почти месяц. За то, что шустрый пёс всегда раньше успевал получить лакомые кусочки из отходов кухни. Порой, собака лезла в свинское святое святых - корыто для помоев, нагло пробежав по боку, дрыхнувшего в грязи борова.
  
  Банка стоял, прижатый свинским полукольцом к каменному забору летней конюшни. Двадцать годовалых поросят и огромная свиноматка окружили Баночку. И они, хрюкая и почти ревя, угрожающе укорачивали дистанцию до собачьего тела. Народ на крыльце, даже привстал, чтобы лучше видеть то, что будет дальше.
  
  Пёс поднял голову, как мог- выше. Стоял, напряжённо, неподвижно, не шевелясь, и, пока, не издавая ни одного звука. Даже уши собаки всегда лежащие по бачкам поднялись, как у немецкой овчарки. Только самые кончики ушей свисали вниз болтаясь, как язычки мягких, но упругих колокольчиков. Марк, схватил двухметровую антенну со связи и натягивая её тросиком на ходу, рванулся бегом, чтобы выручить лохматого и хвостатого друга. Численное превосходство поросячьего свинства, размеры каждого, решительный настрой и неумолимость сближения не на шутку испугали Марка и заинтересовали остальных пограничников на крыльце заставы.
  
  - Сожрут! Вона как выросли! Да и много их, а он один! - раздался голос Валерки Чернова - нашего повара, всегда болеющего за свежие продукты.
  
  - Их, конечно, много, Бадья! Только это свиньи! А перед ними алабай - горный овчар! Ему наплевать на размер и количество противника. Вон, как он Свету держал, не подпуская к бочке! - возразил Серёга Рязанов, наш каптёр, который всегда болел за победившую команду.
  Спор разрешил сам виновник торжества. Свиноматка, чуть не вдвое больше пса по габаритам, подошла к собаке почти в упор: морда к рылу. С каждым хрюком-рёвом свинство-банда делала маленький шажок, всхрюкивая с яростью шакальей стаи. Шум нарастал с приближением пятачков к шкуре стоящей собаки. Баночка поднял верхние губы, оголил клычары и сделал единственный выпад пастью, как удар шпагой сверху вниз. Будто воздух загустел на траектории "укола". Скорость была такая, что никто и не заметил. Просто секунду назад стая свинтусов хотела и была близка к тому, чтобы порвать собаку. А в следующую секунду дикий визг перепуганного животного огласил заставские окрестности, вместе с топотом позорно убегающего прочь от Баночки свинячьего стада. Баночка даже с места не сдвинулся, только мотнул головой сбрасывая с клыков грязь, которую сорвал полосуя ухо свиноматки в кровь клыками, от основания и до края .
  - Ну вот! Стой, Марк! Четыре - один в пользу Баночки! - остудил победным криком, вылетающего из дверей, с антенной в руках связиста - Бадья.
  
  Банка гордо удалился с поля битвы на любимый им, бетон дорожки. Где его и нашёл взволнованный Марк и хохочущий Шурка Назарук.
  
  - А шо один?-Спросил Марк Шурика.
  - Аты нэ бачив? Так Буян йёго навчил конэй уважать. Вождь табуна як дав копытом, шоб нэ гоняв по пид нымы, так вин мэтр злэтив та впав до зэмли. Ото и е одын.
  
  -Шо мене дуже интересно, так цэ, - хто у нёго следующий? Собачник, чи може хтось другый? - спросил сам себя и всех остальных пограничников Александр .
  
  Баночка не заставил пограничников долго гадать и установил свой контроль также и над коровой с бычком. С коровой у него проблем не было вообще. A вот молодой и строптивый бычок, просто обожал сгонять Баночку с пригретого им места для отдыха, обдуваемого ветерком. Вот он и стал следующим. При очередном налёте хулигана Баночка встал. Сделал прыжок в сторону и пропустил триста кило глупостей и молодой говядины мимо себя. Потом догнал бычка и ухватил его за хвост зубами. Упёрся четырьмя лапами в грунт создавая контрбаланс бегущему и уже вертящемуся рогатому бездельнику. Вы пробовали бычка за хвост ухватить? Так это самое безопасное место, если держишь крепко и не даёшь себя достать. Банка держал так, что на помощь сыночку кинулась его мама - корова и два дневальных по конюшне. А Бычок, обходил после этого Баночку - десятой дорогой.
  
  - Пять: один! - отметил Шурик счёт Баночкиных побед.
  
  Банка начал ходить в наряды. Сам. Просто вставал и шёл за тремя пограничниками после заряжания оружия. Шёл честно, со всеми, чуть сбоку. Отдыхал в конце, на стыке. С удовольствием мчался вниз на спуске к воротам заставы, требовательно лая, если нет дежурного с ключами...
  И в тот наряд, на дальние подступы с Марком, Шуриком Назаруком и Железным Никитой он пошёл сам. Старшим был Шурка и пилил вторым, как положено старшему пограннаряда. Первым шёл Железный Никита внимательно вслушиваясь и осматриваясь перед собой. А Марк шёл предпоследним, перед Баночкой, автоматически вертя головой назад после каждого пятого шага, контролируя тыл и замыкая короткую цепочку. Тёмная ночка выдалась, небо в облаках. А тропа по карнизу стелется, а над ней горка невысокая, так, чуть больше роста среднего.
  
  Вначале и не понял никто ничего. Слишком быстро всё произошло. Шорох, топот лёгкий и черная масса над тропой, с рогами, взлетела и понеслась вниз на пологий склон над головой у Марка. Ударилась рогами об землю, кувыркнулась и провернувшись в пыли рванулась дальше, тая в темноте. Тут же, удар в спину буквально вбил последнего пограничника в землю. Что-то тяжёлое и живое придавило плечи к земле, рвануло когтями разрывая бушлат на спине, рыкнуло, как дьявол в ухо, яростно и коротко открывая пасть.
  
  Горный леопард, в запале преследования, поскользнулся и сорвался в прыжке, догоняя убегающего архара. И вместо того, чтобы перелететь через Марка, он со всего своего разбега влепился живым тараном в прикрытую бушлатом спину. В ярости рванул когтями ткань на спине пограничника и раскрыл пасть, прицеливаясь в захват клыками ниже стриженного затылка солдатика..
  
  Баночка не думал. Инстинкт трёхтысячелетней породы сработал мгновенно,пружиной лап, выбрасывая собаку в рычании и оскале, на большую и разгорячённую погоней кошку. Алабаям всё равно, какой размер клычар у противника и высота в холке. Поэтому у пастухов в горах они в особом почёте. Преданный пёс сбросил ударом своего тела леопарда со спины у Марка и широкой пастью вцепился бы ему в шею...Но рванул только шкуру на плече у горного хищника. Леопард был быстрее и сильнее вооружён природой. Кошка упала на бок , перевернулась на спину и ударила когтями задних лап в мягкое и пушистое подбрюшье собаки. А передними лапищами нанесла сильнейший скользящий удар по морде от основания шеи и до носа располосовав добрую морду Баночки кровавыми рядами рваных ран с двух сторон и разорвав кровеносные сосуды на шее. Баночка всхлипнула и отлетела подброшенная сначала вверх. Затем тихо и тоскливо ударилась всем телом о землю.
  
  Леопард подпрыгнул, встал на ноги, оценил свою победу, и тут же помчался прочь по неостывшему следу архара, убегая от слепящего света ФАС-фонаря, который успел включить обернувшийся Шурик. И спасаясь от жесткого щелчка предохранителя на автомате Железного Никиты, хищно предвещавшего чавкающий кряк затвора загоняющего патрон в патронник. Марк тяжело отжимался на руках, поднимая туловище с рваным бушлатом на спине и тряся ушибленной головой. Баночка страшно и неподвижно лежал темным комом в двух шагах левее и позади Марка... Он его так и понёс, в руках, взяв, как лежал, закинув автомат за спину и прижав, металом оружия рваную материю бушлата к лопаткам и позвоночнику. Лапы собаки
  бессильно и мёртво висели в воздухе. А с веера пушистого хвоста и кончика чувствительного носа собаки капала на землю теплая ещё кровь...
  
  Пёс, в последний раз обнимал своего спасителя, равномерно покачиваясь на руках пограничника тяжёлым и мохнатым телом. Марк похоронил Баночку в щели, за заставой. Обложил последний привал собаки валунами и камнями внутри и снаружи, чтоб шакалы не навредили. А вокруг вбил кувалдой в грунт четыре стальных арматуры. И в их прямоугольник поставил почётный караул из пустых баночек, которыми так любила играть собака. Проткнул каждую ёмкость стальной трехмиллиметровой проволокой, увязал в ряд. И потом, когда приходил, снова и снова - добавлял в жестяную цепь всё новые и новые баночки, этажами, вытирая рукавом слёзы и вздрагивая плечами в горечи об ушедшем друге...
  
  Бадья пустые банки из под фарша и сгущёнки не выбрасывал, а ставил в сторонку, в уголок, под стол, вздыхая и вспоминая Баночку, перед тем, как замесить новое тесто для хлебной и душистой выпечки ...
  
  Семь :один!- сказал сам себе Шурик и системщику, раскуривая приму возле каменного надгробия и, подавая Марку очередную консервную баночку.
   - А шо семь? - автоматически переспросил Марк.
  - Та мы все и ты - ото и есть семь, - вроде закрыл счёт Сашка Назарук
  
  А весной следующего года овчарка Дэзи родила двух щенков. Малыши имели строгий, немецкий классический окрас и экстерьер. Вот только на большой тёмной подушке левых передних лап у обоих стояла белая, весёлая запятая...Что вместе чернотой остального цвета подушки делало её похожей на печать китайского знака бесконечности, единства и борьбы двух противоположностей и основ вселенной - энергий Инь и - Янь.
   - Ну, блин, да когда ж он успел-то! Мы ж глаз с неё не сводили! - образно и обиженно удивился командир эсэсовского отделения, когда тайное стало явным.
  
  - Десять:один, в пользу Баночки, - подвёл итог Шурик Назарук и долго хохотал, играясь со щенками под бдительным присмотром Дэзи и, скептически-возмущённым, поглядыванием, проведенного смекалистой хитростью Баночки и Дэзи, - инструктора эСэС.
   - А шо восемь , девять , десять? - пролюбопытствовал инструктор и сам же ответил,- Дэзи и два щенка! Хм! Точно - десять:один в пользу Баночки.
   - А можэ и больше,- подумав Шурик, с трудом вырывая палец из неокрепшей пасти одного из наследников алабая. Второй последыш самым наглым образом рычал, пытаясь оторвать упрямую и пришитую нитками пуговицу с рукава афганки ефрейтора.
    [] * Эсэсовское отделение - Отделение "Службы Собак", или Служебного Собаководства на пограничной заставе. А инструктора и проводники, для пограничного народа, попросту - "Эсэсовцы". Потому, как рвут их немецкие собачки учебных нарушителей при задержании жёстко и беспощадно. А настоящих и подавно.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"