- Нашествие! Нашествие! - кричал бегущий мальчишка в пропылённой одежде. Звонкий, с юношеской хрипотцой голос проникал в добротные бревенчатые избы, спускался к огородам, где дымовыми отверстиями целились в хмурое небо каменные баньки, и тонул в дебрях тёмного леса полумесяцем окаймляющего приграничную деревню.
Из избы, над черепичной крышей которой зеленел флаг сторожевой службы, вышел ратник. С нарочитым спокойствием он поправил за спиной лук, пригладил еле заметные усы и, притушив жёстким прищуром синеву глаз, махнул юному глашатаю рукой.
Босоногий мальчик подбежал к ратнику и без сил опустился на землю. Тяжело дыша, он тыльной стороной ладони провёл по разгорячённому лицу:
- Бёг так, что думал, умру. На перевале обвал. Лахон сказывает, это магия Псов. Там пришлых придавило, чужаки с той стороны. Лаги для носилок нужны, раненых забрать. А на наш сигнальный костёр никто не ответил... - мальчик на мгновение смолк, и на его мордахе отразилось обида. И надоть уходить в пещеры. Сюда страхоходы с ездоками идут. Треть дуги и они здесь будут. Тропок не знают, по большаку топают.
- Началось, значит,- сказал ратник, стараясь не выдавать волнение. Подходили люди: бабы да старики. Мужиков всех как две луны назад в войско забрали. И вся надежда держалась на юном чародее Лахоне, да на нём и его десятке. А десяток смех, да и только. Парубки несмышленые.
- Ой, лихо то пришло! Избы наши пожгут. Над девками надругаются. Деток малых в огонь покидают... - заголосила румяная молодка.
Её отдёрнул сгорбленный дед с обвислыми усами:
- Цыц, дурёха. Голосить опосля будем. Стало быть, пора скарб собирать да хорониться.
"Устал малец, но придётся ему на перевал вернуться, - подумал ратник. - А сам на страхоходов пойду. Да и сигнальный костёр на большаке зажгу".
- Правильно, дед, говоришь, - сказал он вслух. - Уводи народ в пещеру. И нечего панику разводить. О грядущей беде все заранее знали. Ты вот, Салоя, Псам только стены оставляешь, от твоего добра в пещере и повернуться негде. А избы после войны заново отстроим. Лучше прежних.
- Твоими устами, Гвиор, да мёд пить. Добра мне не жаль. От ворогов бы уберечься.
- Вот и не хорони себя загодя. Поспешите, люди добрые, время у нас треть дуги. Да, быть может, и меньше осталось.
Гвиор склонился над мальчиком:
- Некого мне на перевал послать. Придётся, парень, тебе назад вернуться. Возьмёшь копья, что в сарае лежат для носилок сгодятся. И скажешь, чтобы шли в пещеры. Там решим, что делать будем. А что босиком? Все ноги камнями посёк.
- Так без лаптей бежать легче, - сказал мальчик. Виноватая улыбка тронула его губы. - Теперича, ноги болеть будут. Да я, давеча, и не так ранился, и ничего. У меня всё быстро проходит. Я страсть какой живучий.
- Вот подхватишь дурную кровь, тогда подругому запоёшь. Надень онучи, у печи в трапезной лежат. Велики будут, но ничего... затяни только потуже. Ну, Богиня Иссидра с тобой.
Гвиор уходил из деревни скорым шагом, по большаку дороге связывающей запад страны с востоком.
"Обрушив перевал, Псы разделили княжество Зеланд на две части. Почему князь оставил перевал без защиты? - размышлял ратник. - Отдать малое восток, чтобы сохранить большое запад? Нарочный от сотника намекал, что Князь собирался главное сражение дать у ворот западного Зеланда крепости Ревер. ...А твоё дело вовремя сигнал дымовой подать, говорил нарочный, да ежели под врага попадёшь, чинить ему препятствия".
Гвиор остановился перед узким ущельем и оглянулся на деревню охваченную суетой поспешного бегства. Вроде бы и знали, что этот день настанет, но всегда что-то откладывается на потом. Часть людей поднималась в горы, в суматоху вплетался и тоскливый вой собак.
Гвиор свернул с дороги и, используя крюк с верёвкой, взобрался на выступ нависающий над ущельем. В двухстах саженях, по другую сторону, чернела пирамида заготовленного загодя сигнального костра. Наладив лук и достав из колчана огненную стрелу, Гвиор зажёг обмотанную вокруг древка паклю.
"Небо больно низкое, - подумал он, пуская стрелу. - Может оттого, знак наш и не приметили"?
Вскоре, огромный чёрный столб дыма пополз к серой пелене туч, растекаясь и окрашивая небосвод в тревожный цвет.
Послышался гул, будто каменная лавина катилась с гор. Скупыми, неторопливыми движениями ратник выбрал из колчана стрелу с наконечниками срезень - лопатка с серповидной выемкой. Наложил на тетиву. Долго ждать не пришлось: выступ задрожал, отвесные скалы, принимая на себя звуковую волну, разразились многократным эхом, и в ущелье ворвались два страхохода.
Обломки скал соединённые магией амулетов в подобие человека. Опасные и разрушительные существа, но вместе с тем и уязвимые. Наездники погружённые в транс и были разумом каменных страхоходов. Убей наездника и чудовище обратится в обломки.
Ратник припал к скале, и как только страхоходы с шумом камнепада пронеслись под выступом, выпрямился, и сразу же ухватил взглядом наездника: чёрную фигуру распластанную подобно пауку на уродливой голове исполина. Сходство с насекомым дополняла и крупноячеистая сеть, с помощью которой держался наездник. Гвиор вогнал стрелу точно в середину "паука". Страхоход содрогнулся и повалился монолитом на впереди идущего собрата. Видимо наездник был ещё жив и не давал чудовищу развалиться. Голова заднего монстра таранила переднего, когда тот начал разворачиваться. Раненый Гвиором наездник оказался меж двух жерновов. Мелькнули кровавые брызги, и два страхохода обратились в катимую по ущелью неистовую лавину.
- Вот так выстрел! - изумился Гвиор. Он оглянулся по сторонам, надеясь, что какой нибудь вездесущий летописец прячется неподалёку и высекает столь эпическую схватку на скрижалях вечности.
Ущелье превратилось в непреодолимую для конницы Псов преграду. Если, конечно, поблизости не окажется обвешанный амулетами чародей и не соорудит из раскиданных тут и там скальных обломков другую парочку страхоходов. Приладив лук за спину, Гвиор спустился вниз и на одном камне прочитал надпись, выведенную гальской тушью: "Люблю Саймель - прекрасную мамзель..."
Похоже, вместе с надписью любвеобильного мужа, сюда перекочевала и небольшая часть перевала. Некий купец на протяжении десятка лет, проезжая перевал, украшал его подобными надписями, с той только разницей, что каждый год любовь его распространялась на разных женщин. И имена чередовались с завидным разнообразием. Всё же, надписи говорили и о постоянсве выбранных единожды торговых путях, и прочных связях сложившихся между Галией и Зеландом. Будет ли это в будущем? Галия захвачена Псами. И жив ли тот купец?
Гвиор попытался найти "своего" наездника. Не хотелось терять счастливую стрелу. После продолжительных поисков удача улыбнулась ему. Из останков, мало чем напоминающего человека - тёмно-бурая мешанина костей и мяса, он выудил магический амулет. Что по ценности с наконечником срезень, не шло ни в какое сравнение.
"Лахон будет сражён наповал", - подумал ратник.
Прекратив поиски, он отправился в пещеры. Единственное обстоятельство омрачало его путь - в хмуром небе западного Зеланда, так и не появилось ответного дыма.
К тайному укрытию Гвиор добрался к вечеру. Он вступил на плетённый из лозы подвесной мост, как его остановил дрожащий голос:
- Стой! Не то отправишься вместе с мостом в пропасть.
Обладатель голоса старался говорить басом, но скрыть юный возраст невидимого стража пещеры, это нисколько не помогало.
- Если ты будешь так басить, то в скором времени зашипишь, как рассерженный гусак. Леор, я знаю, это ты. Онучи не слишком велики? Ноги не болят?
После непродолжительного молчания раздался обычный мальчишеский голос, но недоброжелательность вовсе не исчезла, а только усилилась:
- Наш десятник погиб, изничтожая страхоходов. И теперь веселиться в небесных пещерах богини Иссидры, куда отправляются мёртвые герои. А ты - обыкновенная нежить, наколдованная чародеями Псов. Сейчас Лахон с тобой разберётся. Проваливай по-доброму!
- Похвальная бдительность, но с чего ты взял, что я погиб.
- Тётка Салоя сказывала про великий шум и возносящую в небо душу героя.
- Ох уж, это тётка Салоя! - Гвиор задумался. Близость бездонной пропасти изрядно щекотало нервы. - Вот, зри, я делаю святой круг Иссидры. Мертвяки от него падают замертво... Тьфу. В общем, отправляются в геенну огненную.
- Круг Иссидры сотворённый нежитью - богохульство.
В изречение мальчишки Гвеор узнал богословские поучения чародея Лахона.
Пронизывающий до костей ветер, покачивая мост, говорил Гвиору о незримой грани между жизнью и смертью. О тонкой нити могущей оборваться в один момент. Достаточно перепуганному мальчишке обрубить пеньковую веревку, и мост приведет его совсем в другую пещеру.
"Заворожить?" - Гвиор достал из кошеля амулет страхохода:
- Все правильно сказывала тётка Салоя. И шум великий стоял, и души возносились на небо. Но не к пещерам Иссидры, а... не важно, куда они там возносились. Главное, десятник ваш жив и здоров. И у него магический амулет страхохода. Тебе, небось, оттуда и не видать?
Из зарослей ревеня показалось чумазое и курносое лицо:
- Да вострее меня и в целой округе не сыскать. Я в дозоре самый глазастый.
- Ну, мне бы не знать, - усмехнулся Гвиор. - Просто, вечер любые очи туманит.
- Ух ты! Амулет то - страхоходный! Как в свитке Лахона. - Раздвигая руками ревень, на белый свет вылез понурый и смущённый страж. - Дядька Гвиор, не обессудь, не признал. Казни меня по уставу военного лихолетья.
Ратник перешёл мост и с видимым огорчением взглянул на мальчика:
- Ну сколько раз говорить, все дядьки остались в мирной жизни. Ты теперь, на военной службе у князя.
- Да, господин десятник, - Леор совсем сник. Он носком лаптя столкнул в пропасть округлый камешек. - А твои онучи я постирал. Тётка Салоя хотела их забрать, а я не отдал.
- Вот. За онучи и похоронили заживо. Ладно. Теперь, ежели увидишь ещё одного дядьку Гвиора, руби мост и не болтай попусту зря.
Ратник вошёл в пещеру. Длинный гранитный коридор венчал обширный зал с куполообразным потолком, затянутым дымкой чада. Смоляные факелы вырисовывали причудливые тени от бочек, мешков и прочего домашнего скарба. У противоположной от входа стены дышал огнём очаг. Рядом сидели дети и, будто завороженные, смотрели на женщину с деревянной лопаткой у закопчённого котла. Пахло гарью и капустой. В центре зала несколько людей вели степенную беседу. Из размеренного гула более похожего на жужжание пчел, чем на говор, выделялся тенор, и его обладатель был явным докой ораторского искусства.
Сопровождаемый удивленными взглядами, Гвиор приблизился к пещерным сидельцам. Тенор Лахона смолк на полуслове. Конический колпак и балахон до пят - с россыпью падающих звёзд. Широкие рукава, из которых можно с необычайной ловкостью доставать кроликов и голубей. Длинный крючковатый нос - поддерживающий увеличительные стёклышки из горного хрусталя. Седая борода - отращенная при помощи магии и благородством с лихвой возмещающая недостаток лет. Всё это делало чародея Лахона поистине знаковой фигурой. И если чародейство исчезнет, то образ, запечатлённый на лубочных картинках, окажется неподвластным ни времени, ни пространству.
Гвиор! Жив! - выдохнул Лахон, снимая стёклышки, как бесполезные для зрения, но столь необходимую для чародейского звания вещь. - Хм... мнимая и безвременная твоя кончина потрясла меня до глубины души. Восславим Иссидру, друзья мои, что доблестный десятник снова с нами. И для предстоящего великого деяния, смею уверить, это славное весть. Впрочем, - чародей нацепил на нос стёклышки, - отбросим патетику. И забудем досадное недоразумение, в коем виновата фантазия болтливых женщин и легковерность иных мужей.
Гвиор, не любя красноречивых извинений, с лёгким раздражением выслушал речь.
- Что ж, долго жить буду, - он оглядел обрадованных хлопцев из своего десятка, угрюмого чернобородого незнакомца в богатом кафтане - по виду торговца, и кивнул в знак приветствия, - Вижу молодцов своих в добром здравие. Но не дело чаи распивать. Сигнальный костёр дважды без ответа остался. Нужно другим способом весть о беде подать.
- Дороги конными разъездами перекрыты, - произнес Лахон. - На перевале Псы лагерем стоят. Ждут чего-то. Тропками через ледяную гору и за луну до крепости Ревер не добраться. Путь один - подземная дорога древних, через святилище Богини Иссидры.
- Тропа древних? - ратник с укором взглянул на чародея. - Кто-то сказывал мне, попивая крепкий эль, что это легенда и ничего более.
- В каждой легенде есть истина, - смутился Лахон.
- Дай мне слово сказать, достопочтимый чародей, - встрял в разговор угрюмый незнакомец. - Купец я. Невтором из Галии прозываюсь. Торговал гальской тушью... до недавних пор, - бородач протяжно вздохнул. - Залили моим добром весь перевал. Сорок бочек коту под хвост... Эх, да ладно. Перевал, отныне, чёрным прозываться будет.
Один из хлопцев засмеялся, проговорив скороговоркой:
- Люблю мамзель - прекрасную Салель.
- Не перевирай, отрок, поэзии, - Невтор из Галии окатил паренька снисходительным взором. - Любовь лжи не терпит.
- А чего её так много то было, любви то?
- Любви много не бывает - разъяснил Гвеор, поманив словоохотливого паренька пальцем. - Нечего народ здесь прибаутками развлекать. Отправляйся на мост, да смени на посту Леора.
Купец, одобрительно взглянув на ратника, продолжил:
- Гальская тушь, она такая, где прольётся - там навеки и останется. Ну вот. Скажите, чего это я попёрся с обозом, когда вокруг кровь и всяческая смута? - Невтор снова тяжко вздохнул. - Отвечу. Приходит ко мне как-то девица и молвит: "Отвези меня, купец, в горы северные, где Хозяйка Медных Руд проживает". По-вашему, по зеландски, значит, Богиню Иссидру у нас так величают. Ежели, исполнишь волю мою, девица говорит, то будет тебе великая награда! А тут, к слову сказать, префект - Псами поставленный, вызывает весь торговый люд к себе и приказывает, мол, торгуй честной народ, чем угодно и где угодно. Власть, супротив этого, мешать не будет. Дескать, любой власти торговля никакая не помеха, а токмо прибыль от всяческих налогов. Да, значит. Отчего ж не отвезти, говорю я девице, а сам любуюсь красотой неописуемой. Вот уйдёт она ни с чем, и всю жизнь корить себя буду. Вы там не подумайте чего плохого. У меня всё без принуждения, можно сказать, по воле взаимного согласия. Так-то. Раздумывать долго не стал. Собрал обоз. Девицу в лучшую повозку усадил. Любуюсь, разговорами развлекаю. Но к ухаживаниям моим она с прохладцей относится. Всё молчком сидит, токмо расписную шкатулку к груди прижимает. И имя у девицы под стать - и жёсткое, и мягкое - Горица. Вот значит. Попали мы под обвал Псами устроенный. Всё, думаю, отторговал купчишка. Да нет, рано о смертушке то подумал. Смотрю - девица то наша, удерживает силой магической каменья тяжёлые. По фигурке точенной сполохи огненные играют, а ей хоть бы хны. Ну и говорит мне: " Сдержи, купец, слово данное. Отведи меня туда, где Хозяйка Медных Руд проживает". И протягивает мне шкатулку, мол, она тебе путь укажет, и добавляет: "Скину я каменья тяжёлые, после чего засну мёртвым сном. Но ты, купец, слову то данному не измени!" А дальшё, вы всё знаете. Токмо, девицу то надо в святилище отнести.
- Позвольте, уважаемое собрание, - произнес чародей, поднимая с глиняного пола расписную шкатулку, - дополнить сие цветистое повествование Невтора из Галии. Как вы все изволите видеть, на шкатулке нанесена характерная роспись, подтверждающая принадлежность сего творения к артефактам Богини Иссидры. Золотой дракон в мифах древнего Зеланда одно из её воплощений...
- А мне бабушка сказывала сказку о каменной вазе, где она оборачивалась в обычную ящерицу, - раздался мальчишеский голос.
Всё посмотрели на Леора, отчего мальчик, недолгое присутствие которого до этого не замечали, стушевался и покраснел.
- Это только подтверждает многочисленные воплощения, - смягчил обстановку Лахон.
- А в шкатулке то что? - не стерпел Гвиор. - Не тяни, чародей.
Лахон молча откинул расписную крышку. И неудержимое восклицание вырвалось из уст всех присутствующих. Золотое яйцо в свете факелов казалось чем-то нереальным, непостижимым и волшебным.
- Вот он, символ божественного круга, - сказал Лахон. - Надеюсь, все понимают, что нам надлежит исполнить предначертанное. Яйцо явит миру золотого дракона - воплощение Богини Иссидры.
- Оно спасёт Зеланд от псов? - спросил Леор, склоняясь над шкатулкой. - Глядите, яйцо то в трещинах...
- Не только Зеланд, мой несмышленый друг, и это не трещины, - Чародей оттеснил мальчика в сторону и закрыл шкатулку. - Святое провидение начертало на яйце карту - путь указующий в святилище. Дабы не осквернять взглядами символ божественного круга, я перенес точную копию на пергамент. - Чародей развернул свиток. - Неизвестный нам подземный путь берёт начало под горой у студёного озера. Но как попасть в недра этой горы? Насколько мне известно, ни пещер, ни гротов там нет.
- Времени для дум не осталось, - сказал ратник. - Надо собираться и идти. Если ход существует, мы его найдём.
- Дядька Гвиор, да искать то и не надо, - произнес Леор, запинаясь от волнения. - Он в студеном озере, но без меня вы его ни в жизнь не найдёте. Я с тятькой ту гору исходил вдоль и поперёк, каменья самоцветные разыскивая.
- Вот всё и решилось, - Гвиор взъерошил мальчику светлые волосы. - С нами пойдёшь. Хорошо, что и ночь наступила. Скрытность нам, ох, как пригодится.
Горицу уложили на носилки слаженные из двух копий и дерюги, и укутали овечьими шкурами - мягкими, как лебяжий пух. Ратник, разглядывая спокойное и умиротворённое лицо девушки, не мог поверить - как она смогла удерживать многопудовый вес? Сколь мила она была, столь и хрупка. Чувственная женская округлость во всём; и в бровях дугой, и в нежных губках, и в плавном изгибе бёдер, и... Гвиор, раздосадованный как ему казалось ненужными мыслями, чуть резко приподнял носилки, отчего Невтор оглянулся и проговорил:
- Легче, ратник, легче.
Они бережно подняли носилки и маленький отряд, ведомый чародеем и мальчиком, тронулся в путь.
Кромешная Тьма опустилась на горы, и только над перевалом небо мерцало багровым цветом, говоря о неисчислимом враге, лагерем вставшем на чужой им земле.
- Горица с чудом этим схожая. Светлая, близкая, но в руки не даётся, - прошептал купец. И было непонятно, то ли он говорил это ратнику, то ли себе, словно сказанное вслух обретало другой, более понятный ему смысл.
Гвиор и не заметил, как отряд добрался до озера. Полоски вдруг разом ринулись в сторону, и он едва уловил серебристый их цвет, исчезающий в глубинах студёных вод.
- Змеек у воды не удержать. Сразу в лунный след обращаются, - сказал Лахон, и в интонации его голоса промелькнуло что-то мечтательное. Или ратнику это просто показалось.
- Надо факелы зажечь, чародей. Так вернее, - произнес купец. Помолчал и добавил: - Темнота душу колет.
- Факелы в подземелье нам пригодятся. И незачем под носом у ворогов огнями размахивать, - предостерёг Гвиор.
- Так мы уже пришли, - проговорил Леор? радуясь, что не подвёл и привёл отряд к намеченной цели. - Лаз под скалою, прямо в озере.
Ратник и купец опустили носилки. И тут же, что-то с шумом плеснулось. И берег слабо осветился.
- Ух, ты! Солнечный сом, - воскликнул мальчик.
Из воды высунулась гладкая морда: усы - хлысты, глаза - как два драгоценных камня, гибкое тело лучилось желтым светом.
- Вот вам и факел, - сказал чародей.
Гвиор взял Горицу на руки. Взглянул на купца:
- Не беспокойся, Невтор из Галий. Случалось мне и под водой раненных вести. Дело знакомое.
У скалы молча вошли в озеро. Солнечный сом, лениво шевеля хвостом, держался рядом. Мальчик показал на неглубокую расщелину:
- Надо к самому дну нырнуть, там лаз.
- Ну, Иссидра с нами, - осенил себя кругом Лахон и погрузился в озеро. Балахон вздулся, а потом опал - медленно и вяло, превращая костлявую фигуру чародея в неведомое существо. Все без раздумий последовали за ним.
Близкое дно в мелкой гальке, недолгий путь в каменном туннеле и вот - несколько рук потянулись к Гвиору, выхватывая Горицу. Купец наклонился над ней и облегчённо вздохнул - жива.
Лахон зажёг факел, и солнечный сом исчез.
От одежды путешественников пошёл пар и вскоре, словно бы и не было подводного путешествия.
- Волшебство, - пробормотал купец.
- Настоящее подземелье рудокопов, - Чародей, огляделся и достал из кожаного мешка свиток. - И так, это начало спирального лабиринта, окончание которого находится в святилище Богини Иссидры, - он задумался, оглаживая бороду.
- Дядька Лахон, тут окромя шахты ничего нет. Никакого лабиринта я не видел, - сказал Леор.
- Обвалы, мой друг. Горы не вечны, как и всё в этом мире.
- Может, это справиться с обвалами? - произнес ратник, протягивая чародею амулет страхохода.
Лахон нехотя посмотрел... встрепенулся и, выхватив амулет, поднёс его к глазам.
- Ну да, ну да... разумеется, - чародей суетливым движением вытащил из мешка стило, восковую дощечку и стал что-то быстро чертить. - Чары на крови способны явить миру весьма любопытных созданий. Гвиор, сей амулет не прожёг в вашем кошеле дырку?
- Да нет, чародей, - ратник ощупал кошель.
- Лахон улыбнулся:
- А мог! От той бесполезности, с коей прожигают жизнь некоторые столичные дворянчики. Ну что за амулет! Пол царства за подобное не жалко.
Чародей вдруг сорвался с места и, размахивая факелом, метеором пронесся по пещере, заглядывая в многочисленные норы, вырубленные в пещере.
- Замечательно, именно то, что вполне подходит для странного существа, на котором нам предстоит прокатиться. Друзья мои, все сюда! И Гвиор, позволь пролить немного твоей крови.
Чародей надрезал ратнику руку, сцедив в глиняную чашу кровь.
- И что за существо ты тут наколдовываешь, достопочтимый чародей? - спросил купец, осматривая каменную нору.
- Железный колчедан, - Лахон постучал по стене пещеры. - Человеческая кровь, истолчённая в порошок сороконожка, бесценный амулет, Гвиор в роли наездника и получаем страхохода.
- Да ему здесь и не развернуться, - засомневался ратник.
- Ой-ё-ё! - мальчик от восторга запрыгал. - Нет, дядька Гвиор! Нам без страхохода не обойтись.
- Пробивающая завалы сороконожка, - сказал чародей. Добавив в чашу порошок, он разбрызгал приготовленную смесь в норе, - Прошу во чрево сороконожки, друзья.
Когда все разместились, чародей смочил кровью амулет и, отдав его Гвиору, прочитал заклятье...
"...Я Гвиор", - думал страхоход, вгрызаясь и перемалывая скальную породу. Но мысль ускользала, и он гнался за ней по тесным галереям, и что-то другое касалось разума - странное и непонятное. Он замирал, опутанный обрывками чуждых инстинктов и видений, и снова продолжал бег, разыскивая ускользающие мысли. Поймать собственное сознание в тёмных лабиринтах, чтобы услышать истину...
Он услышал запах фиалки и своё имя.
- Гвиор, напугал ты меня, однако, - Лахон склонился над ним, благоухая цветочным запахом. Позади участливо смотрели на ратника Купец и Леор. - Мои весьма поспешные эксперименты с амулетом чуть не превратили тебя... в сороконожку.
- Что-то помню, но, позволь воспользоваться твоей прибауткой - весьма и весьма смутно, - поморщился ратник. - И, чародей, от тебя несёт, как от парфюмерной лавки.
- Что угодно, ратник. И пусть я пахну, как парфюмерная лавка, смею заметить - эликсир на фиалки вернул тебе собственное "я", но мы в святилище Богини Иссидры.
- С этого, и надо было начинать, - сказал ратник.
Они вылезли из чрева каменной сороконожки. Горица по-прежнему спала мёртвым сном. И купец протяжно вздохнул.
- Я исполнил твою волю, - сказал он тихо.
Легендарное святилище, описываемое многочисленными сказаниями, как подземный дворец полный тайн и чудес, оказалось обычной пещерой. И только посреди зала стоял алтарь, высеченный из куска кварца.
Чародей положил на алтарь яйцо и отошёл в сторону. Путешественники затаили дыхание, но ничего не произошло.
"Легенда остаётся легендой!" - Гвиор, оглянулся на Горицу. И утонул в синеве мудрых, открытых глаз. Но синева, словно подёрнулась дымкой и пропала, и Золотой Дракон проявился в солнечных радужках с удлинёнными рубиновыми зрачками.
- Увидеть Дракона и победить врага, - подумал ратник, оглядываясь на соратников. Он вздохнул, глубоко и свободно.