Мы были знакомы девять часов. У него была своя жизнь, у меня - своя. Моя подруга с новоиспечённым бой-френдом, я и Алексей возвращались со странного дачного свидания, которое разделили на четверых.
Как добрались от дачи до цивилизации - история достойная отдельного рассказа. Главное - добрались. Если пунктирно, то это происходило так. Неработающий в одиннадцать часов вечера паром... Наше с Юлькой удивление, переходящее в страх, когда до нас дошло, что сегодня мы можем не попасть домой и ещё большее удивление мальчиков, рассчитывающих на нечто большее... Какие-то припозднившиеся друзья-знакомые-дачники наших кавалеров... И вот нас ждёт машина... Четверо на заднем сидении плюс двое на переднем - итого шесть человек, отправляющихся в двенадцать часов ночи куда-то в неизвестность... Моя ладонь в его руке... Лужи... Ветки... Нога разгорячившегося соседа водителя вывалившаяся из стекла, как непослушный язык изо рта... Наконец-то - Рассказовское шоссе... Знакомый "кривой мост"...
Алексей всю дорогу держал меня за руку: и в машине, когда мы ехали под адский рёв давно забытого "Сектора газа", и когда вышли-таки в "свет". Огни цивилизации: а именно заправки и далёкой-далёкой набережной грели мне душу. Мой голубоглазый провожатый всё никак не мог согреть мою руку. А я шла и думала, что есть в моей жизни человек, который согревает, умеет согреть мои всегда холодные ладони. Думала о том, что уже давно нашла своё второе крыло и научилась летать.
Я шла и смотрела на Алексея - мальчика с глубокими грустными глазами, детской кожей и чувственными губами - на мальчика не из моей жизни. Именно это ощущение и радовало и расстраивало - он не из моей жизни, из другого теста, но наши линии почему-то пересеклись на плоскости этого дня.
Алексей всё сжимал мою руку. И я знала, что это была не страсть, и уж, тем более, не любовь с первого взгляда. Это было что-то другое. Спокойствие, особенное умиротворение... будто меня, точно нитку, просунули в ушко иголки старой швеи - Судьбы...
Я шла и думала о невероятной случайности этого знакомства. Воскресный день по всем определениям начинался отвратно. Вот уже вторые сутки дома не работал телефон, видимо, что-то произошло на станции. Кудрявый говорун просто объявил мне и всем домашним бойкот, и квартира осиротела. День России дефис города и сопутствующие два дня выходных обрекли меня на эту раздражающую тишину.
Я всегда считала себя особенной, необычной девушкой. С этим чувством я жила-взрослела. Мне казалось, что я никогда не стану обычною: как все и с двумя глазами, с одной предсказуемой личностью, левой и правой руками. Но когда кудрявый говорун замолк, внутри меня прорезался другой голос. Снова в моей голове опухолью начала давить навязчивая мысль о том, что мы - рабы вещей: не мы их покупаем - они нас. А я - самая что ни на есть обычная, урбанизированная и заурядная, подхватившая в период переходного возраста, точно ветрянку, комплекс Бога; строящая из себя личность, а любая раздражающая мелочь - повод для глубочайшей вселенской депрессии... В тот немой день я, быть может, действительно поняла-осознала, что я такая как большинство и вещи мне помогают жить, точнее упрощают жизнь. Компьютер, радио, пылесос, телевизор, даже банальный тостер, радующий меня каждое утро хрустящими хлебными корочками, наконец, флакон духов, который превращает меня в желанную и особенную.
Если бы не эта кричащая тишина в квартире, я бы сегодня не выпросила у брата сотовый и не назначила бы Юльке встречу в пиццерии. А она, быть может, не позвонила Андрею и Алексею, с которыми вчера и познакомилась. А те в свою очередь не пригласили бы нас на шашлыки. Вот так разматывая клубок всех этих совпадений и несовпадений, можно связать себе совсем другую жизнь.
В этот вечер, чувствуя Алёшкину сильную руку, я знала, что мы можем больше и не увидеться никогда. За эти девять часов я почему-то узнала о нём многое: что он работает в Москве, которая выталкивает его, любит читать философского Харуки Мураками, что он козерог по знаку зодиака, и если бы знал свой час и день смерти, то забрался бы на самую высокую точку мира и прожил последнюю секунду в полёте.
...И почему моя рука не согревалась?
Юля с Андреем шли впереди и постоянно дожидались нас, когда мы исчезали в ночной пасти. Козырёк Алёшкиной кепки играл со мной в прятки светотенями, но когда я всё же улавливала его взгляд, чистые и тёплые глаза смотрели на меня очень нежно и вопросительно. "Я не знаю, почему моя рука не согревается..." - отвечала я, но не ему, а самой себе, про себя.
Я не любила его, он не любил меня, но нам было так хорошо и уютно друг с другом, будто мы сто лет уже знакомы. Было даже ощущение, что у нас где-то в далёком прошлом что-то отыграло и вот теперь, спустя столько лет, мы встретились, ни о чём не спрашивая просто шли вдоль дороги и мысленно благодарили друг друга за незабываемую прохладу ещё парящей памяти-бабочки.
Моя рука в его руке, проезжающие мимо машины, посеянное в синь небесной земли зерно луны и наше непонятное счастье...
Люди живут своей жизнью - налаженной, с чётким расписанием оправляющихся поездов. И вдруг щёлк - и неожиданная, вроде бы несуществующая остановка. Где ты, с кем ты? Так и сейчас я шла и знала, что где-то меня ждёт мой любимый человек, и я иду-лечу к нему навстречу, но сейчас в моей руке Алёшкина горячая ладонь, которая меня не держит, но и не отпускает. Что-то крепко соединило в этот вечер нас: может, то, что мы были очень похожи, как загнанные толпой в угол одинокие, но счастливые в своей странности зверьки, может, эта самая луна, которая всегда странным образом распускала мою душу, точно бутон? Не знаю.
Мы были знакомы всего-то девять часов. На даче я и не присматривалась к Алексею, разве что черкнула в своей памяти: милый, весёлый мальчик, душа компании, но с грустинкой в глазах. Я всегда при новом знакомстве даю людям характеристики и, как правило, редко ошибаюсь в своих прогнозах. И вот когда на даче мы с Юлькой поняли безысходность ситуации, а я вспомнила и мой неработающий дома телефон, который мог бы сообщить, где я проведу ночь, - всё пошло наперекосяк. Андрей, на чьей фазенде мы и отдыхали, засуетился, ища машину. А Алексей оказался мне в эти минуты как-то неожиданно близок. Взгляд стал по-особенному выразительным, и в его глазах я прочитала, что он хочет быть сейчас со мной. Напоминание о моём кольце на правой руке и о том, что оно собой несёт-знаменует, выстрелили вхолостую, хотя точно в сердце. Так началось наше странное с Алексеем сближение.
Помню, как в машине он мне сказал: "Купил бы тебя..." А его глаза уточнили-перевели: "Выкупил бы тебя у судьбы и обстоятельств". Мы сидели в машине, будто мочёные яблоки в банке, как говорится, в тесноте, да не в обиде: прикасаясь друг к другу коленками, локтями, кожей, мои пряди змеились у него на плече - ближе и быть не может. И я думала: "Зачем мне эти испытания?" А его глаза, казалось, всё смеялись: "Я почти купил тебя..."
Холодные руки...
Мальчик, которого я не звала, вошёл в мою жизнь так просто: без стука и спроса. Именно мальчик - почти кукольный. Он был моложе меня на два года, но в тот момент, когда мы шли, взявшись за руки, время будто приплюсовало мне ещё лет десять. Роли были розданы, и спектакль проходил на ура.
Мы проводили Юлю домой, правда, перед этим час продрогли (и зачем?) около её подъезда, погружаясь в размышления о том, кем мы были в прошлой жизни. Потом в окружении двух молодых рыцарей я отправилась в свой полуночный и одинокий дворец. Алексей так и не отпускал мою руку. А если бы отпустил, наверное, потерялась и эта связь. Повествование нашей с ним сказки не прерывалось, пока мы держались за руки - это было главным условием выживания СИТУАЦИИ, точно она буквально за несколько секунд превратилась в живой организм. Действительно - сказка, да и только!
Этот мальчик был не для меня, не мне он предназначен! Именно эта мысль бунтовала в моей голове. И я была не для него. Но кому-то было угодно нас столкнуть ради эксперимента. Но он так и не удался: мои руки не согрелись...
Разбитая коленка... Слёзы так и прорываются через оцепление детской силы воли. Подружка Галька смеётся - больно уж смешно я упала - на ровном месте, как обычно. В детстве я часто собирала углы. Но в этот раз, будто весь двор открыл все свои сто чудовищных глаз и смотрел на мои унижения. Даже деревья, казалось, не шумели-сплетничали, а молча глазели, каждым листком, каждым выступом. И Галька зачем-то смеётся... Дура, эта Галька! Не понимает она, как мне сейчас нужна её поддержка. Всё смеётся и смеётся, до слёз, до судорог мышц... И Игорёк - моя первая серьёзная любовь (ведь в одиннадцать лет она серьёзней привязанности в детском саду), как назло возвращается откуда-то и видит меня - беззащитную, униженную, плачущую... Все и всё против меня! Если бы в детской голове могли блуждать-готовиться мысли о суициде, именно они бы сейчас червились в моём ноющем сердце и гудящей голове. А коленка горит, и за белые гольфы (теперь уже не белые) дома мне получать по полной...
2
"Давай останемся друзьями..." Это было самое страшное, что Вадим мог сказать мне. Почти год мы были вместе и вот обрыв - крутой и бесконечный, а рядом с ним указатель в ад - холодный и пустой взгляд моего жестокого и честного Вадика. В это мгновение я перестала гореть, чувствовать - жить. Я понимала, что сердце его заняла другая - Алька - моя бывшая подруга, его первая любовь, а я выселена, и теперь мне остаётся бомжевать среди других одиноких и ненужных людей. Я готова унижаться, биться, как голубь, в стекло, только бы он посмотрел на меня, как смотрит на неё. И вот я сломалась окончательно: "Вадим, я не могу без тебя, пусть в твоей жизни будет Алька - я согласно делить тебя с ней..." И он, подлец, согласился. Только через год я поняла, что подлец, потому что заставил меня это сказать и согласием ещё больше унизил. Но в тот самый июльский вечер я не знала, что такое унижение - я умирала и умерла, потому что сломала себя, раз и навсегда...
3
На дискотеке мы с подружками веселились, как могли. Танцпол переливался лучами прожекторов, как бы подгоняя нас, мол, двигайтесь, дёргайтесь, ритмичнее, веселее. Какая-то деваха наступила мне на ногу, я посмотрела на неё злым взглядом, но ничего не сказала. Но эта мужеподобная атлетка, видимо, оскорбилась от моей визуальной ремарки, мол, можно и поосторожнее. Не успела я опомниться, как она вытащила меня на улицу, на мороз, в одной тонкой блузочке и лёгкой юбочке. Подбежали другие полудевушки-полумужчины. И вот я уже на снегу и бок ломит от чьих-то громадных ботинок. Разбитая губа... Бедные курсантики смотрят, но не встревают. Во зрелище! Страшно не от того, что умру, а останусь живой, но искалеченной, облитой взглядами-помоями... Провалиться бы сквозь землю, но вокруг белый снег и даже не холодно. Как убежала - не помню, как плакала дома в подушку - не забуду никогда!
4
Конец декабря. Ещё два дня и Новый год. Жизнь спокойно совершает одни и те же обороты, что вчера, что сегодня, что завтра - всё одно. Сейчас пойду с Олькой гулять - разнообразие в моей жизни - праздник, подарок судьбы. Сижу на работе - скучно: сплошные отчёты, заскрепование очередной чепухи-шелухи шефа. Ничего не радует. Правда, не так давно в нашей организации появился один новый сотрудник - мужчина моей мечты, но не обращающий на меня внимание. Однако сегодня всё было иначе: я была - само очарование - по-особенному лучезарная. И вот я решилась зайти к нему в кабинет с какой-то глупой очередной просьбой... Тук-тук.
- Да-да... Заходите.
- Здрасьте, можно?
Сажусь напротив него, и вот он, кажется, замечает, что я сегодня другая и что я вообще - женщина! Только это успело меня обрадовать, как новый ток по всему телу - запретная тема: мужчина и женщина... Но и не это последний электрошок. Первое прикосновение ладоней - позвоночник изогнулся от накатившей волны. И вдруг я вспоминаю, что меня ждёт Олька в кабинете, которая, наверное, уже кипит, как чайник. Но мне не до этого. И всё же я пойду, ухожу, почти ухожу... Нет, остаюсь... И всё же ухожу... Ладно, ещё немного посижу... Уже встаю со стула... И он встаёт - меня проводить. Вспышка и... его губы касаются моей руки, плеча и вот уже почти губ... Вселенская нежность наливается в меня. Но нет, нельзя. Ведь есть же в моей жизни Вадим но, кажется, уже ненадолго... Я отлетаю, как пинг-понговый мячик от ракетки. Шарахаюсь, как ненормальная, от человека, ставшего за последний час роднее того же самого Вадика. Всё слишком серьёзно, красиво, сказочно и неожиданно... Ещё мгновение и я его - полностью, если он захочет. Лена, что ты делаешь? Но, кажется, он и сам рад моей необычной и глупой защите. Настоящий поцелуй будет через несколько дней, но пока я этого не знаю. Пока же всё слишком стремительно и быстро развивается. Ну что ж...
- С Новым годом, Александр Александрович!
- С Новым годом, Елена Львовна! Желаю вам с подругой приятно отдохнуть!
- Спасибо...
Спектакль провалился, такая роль загублена!
5
И всё-таки я прожила эту жизнь не впустую...
6
Безумно красивый берёзовый лес. Точно белым ровным мазком божественной кисти каждая берёзка соединяет землю с небом. Боже, как хочется всегда хранить это мгновение в памяти. Оно спасёт, должно спасти даже, когда на душе совершенно гадко и невыносимо. Только ради этих минут и стоит жить! Господи, спасибо за тот предновогодний вечер, спасибо за то, что я есть, люблю и любима!..
7
Его голубые глаза смотрят в меня... Что же я делаю?
8
Холодные ступеньки... Всё кружится... Не чувствую ни рук, ни ног... Хотя, нет - вот моя рука рядом лежит, но она будто не моя, по крайней мере, я не могу ею пошевелить и она в крови - черничной-черничной. Что произошло? Киноплёнка памяти оборвалась. Последний кадр - я пошла забирать почту из ящика - большого железного конверта. Там что-то блестело-светилось. Поворот ключа. Бах! То ли взрыв, то ли тело проконвульсировало отчего-то... Пустота... Слышу чьи-то эхообразные шаги. Темнеет. Мутное пятно... Меня переключили, будто ненужный канал. Только крики где-то вдалеке ещё улавливаются, но уже слабо:
Без трех двенадцать... Нетронутое шампанское, салаты с непременным оливье, сияющие лица, болтливый телевизор, бедная елочка, утяжеленная всем чем можно; в лучшем случае, снежок за окном... Обычная домашняя предновогодняя атмосфера. К этому времени уже умолкают телефоны. Наконец-то мы забываем о вещах. И вот уже недовольное шампанское в фужере дразнит своим досрочным салютом.
Время иллюзий. Все сбудется, оживет камень, расцветут цветы на засохшем дереве... И ты уже Золушка, мчащаяся в карете на бал мечты. Но скоро часы пробьют двенадцать, и только жёлтая тыква и хрустальная туфелька, "как фига в кармане", будет напоминать тебе о том, что на засохшем дереве больше никогда не распустятся цветы. Но пока без одной минуты двенадцать, и фея держит свои обещания.
Двенадцать. Двенадцать зачаровывающих ударов. Но где они? Фужеры готовы к бою, но часы раздражающе молчат. Молчат все часы мира, молчит планета, а минуты капают сосулькой с крыши мирозданья. Пытающие взгляды, недоумение, но волшебство продолжается, фея хихикает в часовой пружине.
Золушка выбежала на улицу, а там - карета и лакеи... Что делать? Сказка теряет смысл, герои растворяются в новом повороте сюжета, а автор, бедный автор, он рвет на голове волосы от подаренной ему возможности - все изменить...
Пять минут первого. Телевизору "закрыли рот". Человек - заложник чуда. Философский момент. Кап-кап-кап - капает время. Золушка и принц сидят на лестнице и... курят. В эти минуты все курят, даже тот, кто никогда не собирался и не пробовал.
Мечта каждого - остановить время. Оно остановилось. Но никто не пользуется щедростью чуда. Все курят... Засохшее дерево цветет... Но что из этого? На столе оливье и невыпитое шампанское. Просроченный старый год...
Она любила меня, эта странная, безумная девушка! Когда за окном начинали шуршать красные осенние шарфы, на моей щеке замирало её дыхание и слова: "Я люблю тебя!" Мы жили вместе с ней долго, она не покидала мои стихи и знала все входы и выходы сомневающейся души. Ни с кем мне не было так хорошо и уверенно, как с ней! Она была моей всецело и безраздельно. И что ещё более важно - любила моих мужчин. Точнее мы вместе выбирали их. Но тогда я была глупа и не понимала, что мужские шаги могут затихнуть, а с её божественными ножками я могу уйти хоть на край света, и гори оно всё синим пламенем! В этом незнании и была моя беда!
Эта девушка учила меня любить: кричать от боли, задыхаться от нежности, выходить из берегов своей Инь-реки. Теперь я умею уступать, не боюсь делать шага назад. Ведь, ей-богу, расстояние до цели измеряется не скоростью, а силой наших желаний. Ещё она научила меня забывать - забывать свои страхи. Это вроде как идти по дороге с рюкзаком за плечами и вдруг забыть его на привале, просто захотеть забыть. И каково же облегчение оттого, что теперь можно лететь: у всех на глазах распечатываются твои крылья, рюкзак больше не давит и не обязывает его нести. Столько ненужного мусора эта юная дева сжигала для меня каждый день.
Она была щедрой, самой щедрой из всех женщин, что я знала! Её поцелуи заставляли меня плакать! И я плакала от счастья! Она владела мной, владела моим телом, мыслями... Мы ни на миг не расставались. Мне до сих пор в каждом смотрящем на меня зеркале грезятся её губы... Их влажный след - в каждой моей строчке! Если бы не она, если бы не она... Ну да ладно с этим "если бы". Ведь было же, к чему сослагательное наклонение! А как боготворили её мои мужчины! Такого не забыть!
И всё было прекрасно до тех пор, пока в один отвратительный день она не ушла из моей жизни! Просто оставила меня! Этим мерзким осенним утром постель остыла, как горячий кофе в холодильнике. Ни записки, ни "прощай", просто теперь её нет рядом со мной! Где искать, кому писать? Не знаю... Но знаю, что без неё осиротело моё сердце. И всё же есть пути, которые она показала однажды. Они есть, и я буду идти. Свесить ноги в пролёт окна - не мой выбор. Она научила меня быть сильной и честной перед самой собой, и ушла любить других юных дев. Я им завидую! Впрочем, нет, не завидую, она же была и со мной. Всё когда-нибудь проходит, и вот это прошло! Один великий муж человечества сказал, если не можешь изменить обстоятельства, измени своё отношение к ним! Я меняю - она ушла и, значит, так было надо! Остался один мужчина. Самый нужный и нежный. Она предсказала и это, выполнила свой долг и ушла. Она сделала меня женщиной, для него - для единственного.
И вот опять за окном шуршат красные осенние шарфы, но уже не слышно её дыхания и голоса на моей щеке, но я всё помню... Где ты теперь, моя странная, безумная женщина: Маяковский в короткой юбке и Цветаева в широких штанах?! Я люблю тебя, слышишь! Знаю, что другим твои поцелуи нужней. Ты часто приходишь ко мне во сне, и постель, кажется, до сих пор пахнет тобой. Я сейчас пишу эти слова, но ты даже не знаешь, как я безумно скучаю, как мне больно признавать, что всё в прошлом! Вспоминай обо мне, помогай!
О, я помню, как долго ты прятала меня от мелочей, которые мешают работать. Как заставляла садиться за стол и писать. И я пишу, не обращаю внимания на мелочи и думаю о вечности. Стопками ношу домой книжки, что ты расписала мне, кажется, на жизнь вперёд. Ты живёшь в каждой клеточке моего бытия! Я не держу обиды на тебя, хотя в сердцах и не раз злилась. Спасибо тебе за всё, любимая! Пришло время собирать камни: простить и прощаться... Может, ещё и увидимся, мы обязательно увидимся! Я кое-что должна тебе: назвать тебя по имени... Раньше я боялась этого сделать. Теперь мне ничего не страшно, я боюсь только одного - забыть твои ласки!
Услышь! Я так долго слушала тебя, теперь послушай и ты! Мой мужчина ждёт сейчас меня, но он просил не спешить. Исповедь - дело святое! Он тоже любит тебя и каждый день благодарит за все твои поцелуи. Ты целуешь совсем не так, как он. Но от его губ я горю - ты же не раз это видела. Всё ни как я не могу подобраться к самому главному, что хочу наконец-то написать и сказать. Я так долго готовилась и теперь, когда слова льются и щекочут память, кажется, очередной рюкзак оставлен на привале, случайно и ненамеренно. Я захотела его оставить. Мы не расстались, просто пришло время идти разными дорогами, но цель одна. И мы дойдём до неё вместе! Ведь дело не в расстоянии, а в силе желания! И я хочу!!! Хочу снова встретиться! И пусть ты ушла, но ты навек принадлежишь мне! Никто не отнимет тебя, моя юность!