Ричард Бёрвелл из Нью-Йорка никогда не перестанет сожалеть о том, что французский язык не стал частью его образования. И вот почему.

На второй вечер после приезда Бёрвелла в Париж, чувствуя себя одиноким вдали от жены и дочери, которые всё ещё гостили у друзей в Лондоне, он поймал себя на том, что мысли его естественным образом обратились к театру. А потому, сверившись с расписанием, он решил посетить "Фоли-Бержер"[1], о котором слышал как о весьма примечательном заведении. Во время антракта Бёрвелл вышел в прекрасный сад, где среди цветов, огней и фонтанов прогуливались весёлые толпы гостей. Он только что сел за маленький столик на трёх ножках, чтобы насладиться новой сценой, когда его внимание привлекла очаровательная женщина, ярко одетая, хотя и с безупречным вкусом. Она прошла мимо, опираясь на руку джентльмена, и единственное, на что Бёрвелл обратил внимание, так это то, что тот носил очки.

Бёрвелл никогда не считал себя пленителем женских сердец и едва ли мог поверить глазам, когда леди покинула своего сопровождающего и, обернувшись, будто что-то забыла, подошла к нему, ловко положив на столик карточку. На карточке было несколько слов на французском, написанных фиолетовыми чернилами, но, не зная этого языка, Бёрвелл не мог понять их значения. Не обращая на него больше никакого внимания, леди присоединилась к джентльмену в очках и вышла из зала с грацией и достоинством принцессы. Бёрвелл же продолжал рассматривать карточку.

Излишне говорить, что он теперь и не думал ни о представлении, ни о чём-то другом, что окружало его. Всё казалось пустым и незначительным по сравнению с прекрасным видением, которое так таинственно возникло перед ним и исчезло. Теперь единственным желанием Бёрвелла было узнать смысл слов на карточке.

Вызвав фиакр, он поехал в отель "Континенталь". Пройдя к стойке регистрации и отозвав служащего в сторону, Бёрвелл спросил, не будет ли он так любезен, перевести с французского на английский несколько слов. Всего двадцать слов, не более.
- Разумеется, месье, - сказал с вежливостью служащий и бросил взгляд на карточку. Пока он читал, его лицо замерло от удивления, и, пристально посмотрев на своего собеседника, он воскликнул, - где вы это взяли, месье?
Бёрвелл начал объяснять, но тут же был прерван:
- Пожалуйста, вы должны покинуть отель.
- Что вы имеете в виду? - удивлённо спросил человек из Нью-Йорка.
- Вы должны покинуть отель... этим же вечером... немедленно, - взволнованно потребовал служащий.

Теперь настала очередь Бёрвелла возмутиться и гневно заявить, что если его не желают принимать в этом отеле, то в Париже найдётся множество других, где ему будут рады. Уязвлённый, но не утративший собственного достоинства, он оплатил счёт, забрал вещи и поехал на Рю-де-ля-Пэ в отель "Бельвю", где и провёл ночь.

На следующее утро Бёрвелл встретился с управляющим отеля, который показался ему хорошим человеком. Рассматривая произошедшее предыдущим вечером как нелепое недоразумение, он объяснил, что с ним случилось, и был рад найти понимание.

- Да, тот человек просто глупец, - заявил управляющий. - Позвольте мне взглянуть на карточку, и я скажу вам, что она значит.
Но, когда он прочёл написанное на ней, его лицо и манеры мгновенно переменились.
- Это очень серьёзно, - строго сказал он. - Теперь я понимаю, почему мой confrère[2] отказался обслуживать вас. Сожалею, месье, но я вынужден поступить так же.
- Что вы имеете ввиду?
- То, что вы больше не можете оставаться здесь.

С этими словами он повернулся к возмущённому гостю спиной, так что тот не смог добиться от него никаких объяснений.
- Мы ещё посмотрим, - сказал Бёрвелл, побагровев от злости.

Был почти уже полдень, и ньюйоркец вспомнил о приглашении на обед от друга из Бостона, который вместе со своей семьёй остановился в отеле "Де л'Альма". Погрузив вещи в экипаж, он велел cocher[3] везти его прямо туда, решив посоветоваться с соотечественником, прежде чем искать новое жильё. Тот был крайне возмущён, услышав приключившуюся с Бёрвеллом историю, и его утешил этот факт, поскольку друг привык к чужим нравам за время долгого проживания за границей.

- Это какое-то недоразумение, мой дорогой друг, я бы не стал придавать ему никакого значения. Просто оставьте свой багаж здесь и располагайтесь. Это хорошее, уютное место, и нам будет очень весело всем вместе. Но прежде позвольте мне унять ваши тревоги "особым средством".

После того, как эти двое провели некоторое время за манхэттенскими коктейлями, друг Бёрдвелла извинился и вышел к дамам. Вернувшись, он сделал несколько шагов по комнате и сказал:
- Давайте взглянем на вашу таинственную карточку, ставшую причиной всех неурядиц.

Едва он взял из рук Бёрвелла карточку, как тут же отшатнулся и воскликнул:
- Господи боже! Вы хотите сказать... это просто...
Затем, схватившись рукой за голову, он вышел из комнаты.

Когда он возвратился спустя пять минут, его лицо было бледным.
- Мне ужасно жаль, - нервно произнёс он, - но дамы сказали мне, что у них... то есть у моей жены... у неё ужасно разболелась голова. Вам придётся простить нас за то, что мы не сможем остаться на обед.

Поняв, что это всего лишь неубедительная отговорка, глубоко задетый поведением друга и озадаченный, Бёрвелл тут же встал и ушёл, не проронив ни слова. Теперь он был полон решимости разгадать тайну слов на проклятом куске картона любой ценой.

Учитывая урок, извлечённый из своего унизительного опыта, Бёрвелл позаботился о том, чтобы не показывать карточку никому в отеле, где он теперь остановился - уютном маленьком местечке, недалеко от Большого оперного театра[4].

Весь день Бёрвелл не мог думать ни о чём, кроме карточки, и перебирал в уме разные способы узнать её значение, не навлекая при этом на себя новых неприятностей. Тем же вечер он снова отправился в "Фоли-Бержер" в надежде отыскать загадочную женщину, потому что теперь ему больше, чем когда-либо, хотелось знать, кто она такая. Ему даже пришло в голову, что она могла быть одной из тех прекрасных заговорщиц-нигилисток или, возможно, русской шпионкой, о которых он читал в романах. Но Бёрвелл не нашёл её, ни тогда, ни в три последующих вечера, которые провёл в "Фоли-Бержер". Тем временем карточка пылала в его кармане, словно раскалённый уголь, и он боялся даже мысли о встрече с кем-то из своих знакомых, пока над ним нависло это тяжёлое бремя. Он купил французско-английский словарь и попытался подобрать значение каждого слова, но потерпел неудачу. Для него всё это оказалось также сложно, как если бы текст был написан на греческом. Впервые в жизни Бёрвелл пожалел, что не изучал французский язык в колледже.

После всех тщетных попыток разгадать, либо забыть мучившую его тайну, он не видел другого выхода, кроме как обратиться с этой задачей в детективное агентство. Поэтому он передал своё дело в руки agent de la sûreté[5], которого рекомендовали как компетентного и заслуживающего доверия сотрудника. Они переговорили в отдельной комнате, и, конечно же, Бёрвелл показал карточку. К его облегчению агент не выказал никаких признаков неприязни, но не объяснил и не желал объяснять, что означают написанные на ней слова.

- Лучше, чтобы месье пока не знал сути этого документа, - сказал он. - Я навещу месье завтра в отеле, и тогда он всё узнает.
- Значит, это действительно серьёзно? - спросил несчастный.
- Очень серьёзно, - последовал ответ.

Остаток дня Бёрвелл провёл в лихорадочной тревоге. Его разум порождал одно ужасное предположение за другим, и он глубоко сожалел, что не разорвал на куски эту проклятую карточку с самого начала. Он даже схватил её, приготовившись сделать это и покончить со всем, но типичное упрямство янки снова взяло над ним верх, и Бёрвелл решил довести дело до конца, чего бы это ни стоило.

- В конце концов, - рассуждал он, - для мужчины не преступление взять карточку, которую дама оставила на его столике.

Преступление это или нет, но всё выглядело так, будто он совершил что-то очень серьёзное, когда на следующий день нанятый им детектив прибыл в сопровождении жандарма и попросил изумлённого американца проехать вместе с ними в главное полицейское управление.

- Для чего? - спросил Бёрвелл.
- Это всего лишь формальность, - ответил детектив.
- Вам лучше пойти по своей воле, месье, - добавил человек в форме, не обращая внимания на протесты Бёрвелла. - Вам всё равно придётся это сделать.

Час спустя, после сурового допроса другим жандармом, спрашивавшим о возрасте ньюйоркца, месте его рождения, жительства, роде занятий и прочем, растерянный Бёрвелл оказался в тюрьме Консьержери. Почему это произошло и что должно было случиться дальше, он не знал, но ещё до конца дня ему удалось отправить сообщение в Американскую миссию[6], в котором он потребовал немедленной защиты как гражданин Соединённых Штатов. Однако только к вечеру в тюрьму явился секретарь миссии, весьма влиятельный человек. Последовала продолжительная беседа, в ходе которой заключённый употреблял крайне резкие выражения, французские офицеры говорили очень быстро и оживлённо жестикулировали, а секретарь спокойно выслушивал обе стороны, мало говорил и курил дорогую сигару.

- Я изложу ваше дело американскому министру, - сказал он, собираясь уходить, - и передам вам решение завтра.
- Но это возмутительно! Вы хотите сказать... - однако прежде чем он успел закончить, секретарь, бросив на него подозрительный взгляд, повернулся и покинул комнату.

Ту ночь Бёрвелл провёл в камере.

На следующее утро его снова посетил секретарь, который сообщил, что всё улажено и Бёрвелл будет немедленно освобождён.
- Однако должен вам сказать, что мне было очень трудно этого добиться, - добавил он. - Вы освобождаетесь только при условии, что покинете страну в течение суток и никогда, ни при каких обстоятельствах не вернётесь.

Бёрвелл злился, ругался и умолял, но это ничего не дало. Секретарь был непреклонен, он также самым решительным образом отказался пролить свет на причины этой чудовищной несправедливости.
- Вот ваша карточка, - сказал он, вручая ему небольшой конверт с печатью миссии. - Советую вам сжечь его и никогда больше не вспоминать об этом.

В ту ночь злополучный путешественник сел на поезд до Лондона, его сердце терзала ненависть ко всей французской нации и жажда мести. Он телеграфировал жене, чтобы та встретила его на вокзале, и долго сомневался, следует ли рассказать ей всю правду. В конце концов, Бёрвелл решил, что лучше хранить молчание. Однако едва жена увидела его, как женская интуиция подсказала ей, что супруг пребывает в сильном умственном напряжении. И он сразу понял, что не сможет ничего от неё утаить, особенно когда зашёл разговор о поездке, которую они планировали совершить через Францию. Конечно, никакое банальное оправдание не объяснило бы его отказ от этой поездки, поскольку они с нетерпением ждали её много лет, и всё же теперь для него было невозможно ступить на французскую землю.

Поэтому Бёрвелл рассказал жене всю историю, а она смеялась и плакала, слушая его. Ей, как и ему, казалось совершенно невероятным, что такие страшные бедствия могли возникнуть по такой незначительной причине, и, свободно владея французским, она потребовала показать ей роковой кусок картона. Напрасно супруг пытался отвлечь её, предлагая поездку по Италии. Женщина не желала соглашаться ни на что, пока не увидит таинственную карточку, которую, по убеждению Бёрвелла, ему давно следовало уничтожить. Сперва отвечая отказом, он, наконец, был вынужден уступить ей. И, хотя Бёрвелл научился остерегаться последствий демонстрации этого проклятого предмета, он совершенно не был готов к тому, что за этим последовало. Жена прочла написанное на карточке, побледнела и стала задыхаться, чуть не лишившись чувств.

- Я же просил тебя не читать это, - сказал Бёрвелл, а затем, смягчившись при виде её состояния, взял за руку и прижал к себе, стараясь успокоить. - Хотя бы скажи, что это значит? Мы сможем разобраться во всём вместе, ты можешь довериться мне.

Но жена, словно объятая яростью, оттолкнула его от себя и заявила, таким тоном, какого Бёрвелл никогда прежде от неё не слышал, что больше не желает оставаться с ним.
- Ты чудовище! - воскликнула женщина, и это были её последние слова.

Потерпев полную неудачу во всех попытках примирения и настрадавшись за эти две недели больше, чем за всю свою жизнь, отчаявшийся Бёрвелл сел на первый же пароход до Нью-Йорка. Весь его отдых был испорчен, поездка сорвана, ему не удалось заключить важные деловые договоры, и теперь ко всему его семья разрушена. Во время путешествия он почти не выходил из каюты, пребывая наедине со своими переживаниями. Единственное, что поддерживало Бёрвелла в этом чёрном унынии, была мысль о встрече со своим компаньоном Джеком Эвелитом, другом детства, разделившим его успех, самым смелым и преданным человеком в мире. Он чувствовал, что даже перед лицом всех ужасных обстоятельств, здравый смысл Эвелита найдёт какой-нибудь способ вырваться из чудовищного кошмара. Прибыв в Нью-Йорк, Бёрвелл едва дождался, когда спустят трап, прежде чем броситься на берег и пожать руку Эвелита, который ждал на причале.

- Джек, - были его первые слова, - я в ужасной беде, и ты единственный, кто может помочь мне.

Час спустя Бёрвелл сидел за обеденным столом, обсуждая со своим другом сложившуюся ситуацию. Эвелит был сама доброта, и, пока он слушал рассказ, его глаза несколько раз наполнялись слезами.
- Подобное кажется невозможным, Ричард, - сказал он, - но я буду рядом с тобой и помогу преодолеть все невзгоды. Однако я не смогу сделать этого, если не узнаю всего. Позволь мне взглянуть на карточку.
- Вот эта проклятая вещь, - сказал Бёрвелл, бросив конверт на стол. Эвелит распечатал его, вынул карточку и уставился на размашистые фиолетовые буквы.
- Ты можешь прочесть, что там написано? - взволнованно спросил Бёрвелл.
- Разумеется, - сказал его компаньон. В следующее же мгновение он осёкся и побледнел, а затем крепко сжал руку несчастного.
- Ричард, - медленно произнёс он, - если бы я узнал о смерти моего единственного ребёнка, это не причинило бы мне большего горя. Но ты принёс мне худшие вести, какие только один человек может сообщить другому.
Его волнение и искренность подействовали на Бёрвелла как смертный приговор.
- Говори же, - крикнул он, - не щади меня. Я могу вынести всё, что угодно, но только не эту ужасную неопределённость. Скажи мне, что означает эта карточка.
Эвелит сделал глоток бренди и сел, обхватив голову руками.
- Нет, я не могу этого сделать. Есть вещи, которые человек не должен делать.
Затем он снова замолчал, нахмурив брови. Наконец он изрёк:
- Нет, я не вижу другого выхода. Мы были преданны друг другу всю нашу жизнь, мы работали вместе и надеялись никогда не расставаться. Я бы предпочёл потерпеть неудачу и умереть, чем увидеть, как это произойдёт. Но нам следует расстаться, старый друг. Мы должны расстаться.

Они сидели и разговаривали до поздней ночи. Но ничто из того, что сделал или сказал Бёрвелл, не могло повлиять на решение друга. Ему не оставалось ничего, кроме как уступить Эвелиту свою долю в их общем деле или самому выкупить долю компаньона. Тот был справедлив в сделанном финансовом предложении и щедр как всегда, но непреклонен в своей решимости - эти двое должны расстаться. Так они и поступили.

С уходом старого друга Бёрвеллу показалось, что весь мир ополчился против него. Прошло всего три недели с того дня, как он получил таинственную карточку, но за это время он потерял всё, что ценил в жизни - жену, друзей и бизнес. Что делать с роковой карточкой, вот тот непростой вопрос, который теперь овладел им.

Бёрвелл никому не осмеливался показать карточку, и не смел уничтожить её. Он ненавидел этот проклятый предмет, и всё же не мог избавиться от него. Вернувшись домой, он запер конверт с карточкой в сейфе, как если бы это была связка динамита или бутылка со смертельным ядом. Однако не проходило и дня, чтобы он не открывал сейф, и не посматривал с отвращением на таинственные фиолетовые каракули.

В отчаянии он, наконец, решил заняться изучением языка, на котором были написаны слова на ненавистной карточке. И всё же он боялся приближения того дня, когда ему откроется их ужасный смысл.

Однажды, менее чем через неделю после прибытия в Нью-Йорк, когда по дороге к своему учителю французского языка Бёрвелл переходил 23-ю улицу, он увидел катившийся по Бродвею экипаж. Лицо пассажира привлекло его внимание словно вспышка, он сразу узнал женщину, которая была причиной всех обрушившихся на него несчастий. Тотчас же запрыгнув в кэб, он приказал извозчику следовать за экипажем. Бёрвелл нашёл дом, где жила женщина, и несколько раз стучался туда, но всегда получал один и тот же ответ - хозяйка слишком занята, чтобы кого-то принимать. Затем ему сказали, что она больна, а на следующей неделе служанка заявила, что ей стало намного хуже, и были вызваны три врача. Бёрвелл разыскал одного из них и убедил, что ему крайне важно увидеться с этой женщиной. Доктор оказался добрым человеком и пообещал помочь. Благодаря ему получилось так, что в ту самую ночь Бёрвелл стоял у постели таинственной незнакомки. Она была всё также красива, хотя болезнь и оставила свой мучительный след на её лице.

- Вы узнаёте меня? - дрожащим голосом спросил он, склоняясь над кроватью и сжимая в руке конверт с таинственной карточкой. - Вы помните, как видели меня в "Фоли-Бержер" месяц назад?
- Да, - слабо ответила женщина, внимательно всмотревшись в лицо Бёрвелла, и он с облегчением отметил, что она говорит по-английски.
- Тогда, ради бога, скажите мне, что всё это значит? - выпалил он, дрожа от волнения.
- Я дала вам эту карточку, потому что хотела, чтобы вы... чтобы...
Ужасный приступ кашля сотряс всё её тело, и она без сил откинулась на подушку.

Мучительное отчаяние сжало сердце Бёрвелла. Судорожно вытащив карточку из конверта, он поднёс её к лицу женщины.
- Скажите! Скажите мне!
С огромным усилием бледная женщина медленно приподнялась, вцепившись пальцами в покрывало.

Затем её веки затрепетали, она открыла запавшие глаза, в немом изумлении уставившись на роковую карточку, пока дрожащие губы беззвучно шевелились в попытке вымолвить какие-то слова. Задыхаясь от нетерпения, Бёрвелл медленно наклонился, на лице женщины промелькнуло подобие улыбки. Её губы вновь задрожали, Бёрвелл наклонялся всё ближе и ближе, его взгляд был прикован к её губам. Затем, словно желая помочь ей раскрыть тайну, он перевёл взгляд на карточку.

С криком ужаса Бёрвелл вскочил на ноги, его глаза расширились. Женщина в тот же миг тяжело упала на подушку. Все следы надписи исчезли с карточки, она оказалась пуста!

Женщина же была мертва.

Перевод: Алексей Лотерман, 2022
Издательство Тиафат

Примечания переводчика:
Рассказ "Таинственная карточка" (The Mysterious Card) Кливленда Моффета впервые опубликован в "Short Stories" 1895 года, впоследствии перепечатан в февральском выпуске "Black Cat" за 1896 год вместе с продолжением "Разоблачение таинственной карточки" (The Mysterious Card Unveiled).
[1] фр. "Folies Bergère" - популярное в 1890-1920-х годах парижское варьете и кабаре.
[2] фр. "собрат", "коллега"
[3] фр. "кучер", "извозчик"
[4] В оригинале "Grand Opera House", от фр. "Grand Opéra" - она же Опера Гарнье (Opéra Garnier), главный оперный и балетный театр Парижа вплоть до 1989 года.
[5] В переводе с французского буквально "агент [службы] безопасности", здесь имеется ввиду детектив или сыщик.
[6] В оригинале "American Legation", от фр. "légation" - "ми́ссия", что значит дипломатическое представительство более низкого ранга, чем посольство.